ВВЕДЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Последнее десятилетие XV в. и первые два десятилетия нового, XVI века ознаменовались величайшими географическими открытиями, сыгравшими совершенно исключительную роль в дальнейшем социально-экономическом развитии европейских стран. 12 октября 1492 г. Кристобаль Колон (Христофор Колумб) бросил якорь у берегов острова Сан-Доминго и тем положил начало исследованию и завоеванию стран Нового Света. Португальский адмирал Васко-де-Гама, в погоне все за тем же волнующим воображение западноевропейских купцов морским путем в Индию, обогнул южную оконечность необозримого “черного” континента (Африки) и установил с 20 мая 1498 г. непосредственные морские сношения Западной Европы с Индией, избавляя таким образом страны Западной Европы от тяжелого и дорогого посредничества арабов в торговле пряностями европейских купцов с Востоком.

Изменения торговых путей оказали колоссальное влияние на экономику всей Западной Европы: “. . . революция мирового рынка с конца XV столетия стала уничтожать торговое преобладание северной Италии . . .” (Маркс, Капитал, т. I, ч. I, изд. 4-е, 1929 г., стр. 574, прим. 189.).

Установление прямого морского пути из Западной Европы в Индию нанесло страшный удар торговой мощи Венеции, базировавшейся на монопольной торговле пряностями, получавшимися из Индии и проходившими через руки арабских купцов, Египет и Сирию. С укреплением испанских хищников-конквистадоров на необъятных просторах Нового Света и с расцветом португальской грабительской торговли в Индии уже в первой четверти XVI в. большие массы ценных заморских товаров появляются на рынках Западной Европы, минуя посредничество богатейших венецианских купцов. Уже в первые годы XVI в., как отмечает венецианец Джироламо Приули в своем дневнике, паника и уныние царили на венецианской бирже: корабли с пряностями стали приходить из Египта все реже и реже, и венецианские цены на восточные пряности совершенно не могли конкурировать с ценами на те же товары, установившимися в Лиссабоне. Старой левантийской торговле, так долго служившей источником обогащения венецианского купеческого патрициата, наступил конец. “Теперь-то уж можно оценить и признать, какой великий вред нанесли португальские каравеллы, — восклицает Приули в своем [8] дневнике. — Они забрали все пряности в Индии, которые не привозятся поэтому в Сирию. И с каждым днем все будет хуже и хуже, если эти каравеллы будут повторять это путешествие и будут собирать все пряности и ничего не будет привозиться в Сирию” (Хрестоматия по социально-экономической истории Европы в новое и новейшее время, М.—Л, 1929 г, ГИЗ, стр. 44.).

Стали быстро расти новые центры торговли. Не столько порты Испании и Португалии сделались средоточием этой зарождающейся заокеанской торговли, сколько города северо-западной Европы, лежащие около устья Рейна, — Антверпен, Амстердам, Брюгге я др. Здесь на базе уже мощно развитого ремесла и торговли начинают складываться новые формы торговли. В 1531 г. возникает в Антверпене биржа, где купцы и их агенты начинают вести торговлю, только показывая образцы тех товаров, которыми они торгуют. Старая средневековая ремесленного характера торговля начинает уступать новым ее формам, характерным для эпохи первоначального накопления. “... Великие революции, происшедшие в торговле в XVI и XVII веках после географических открытий и быстро подвинувшие вперед развитие купеческого капитала, составляют главный момент в ряду тех, которые содействовали переходу феодального способа производства в капиталистический” (Маркс, Капитал, т. III, ч. I, гл. 20, стр. 317.). Открытие больших залежей серебра в Новом Свете стало наводнять Европу большим количеством благородных металлов: в 1521—1540 гг. доля американского серебра по отношению ко всему серебру, добытому в Западной Европе, была 13300 кг (17,9%), в 1545—1560 гг. 199000 кг (75,5%), в 1581— 1600 гг. 305000 кг (88,1%).

Все эти явления привели к так называемой “революции цен”, которая, с одной стороны, очень больно ударила по всем трудовым слоям населения и, с другой — содействовала страшному обогащению купеческих и феодальных верхов, с зверской жестокостью эксплуатировавших феодального крестьянина и ремесленника. Самое типичное явление всей эпохи первоначального накопления — экспроприация крестьянства, “когда Значительные массы людей внезапно и насильственно отрывались от средств своего существования и выкидывались на рынок труда в виде поставленных вне закона пролетариев” (Маркс, Капитал, т. I, 4-е изд. 1929 г., стр. 574.). Экспроприация земли у сельского населения совершилась в классической форме в Англии, что и обусловило предпосылки для более быстрого роста капиталистических отношений в этой стране в дальнейшем. В своем экономическом развитии Англия к средине XVI в. не только стала догонять другие страны Западной Европы, но и значительно опережать даже такие страны, как Португалии и Испания, которые в итоге колониальных грабежей эпохи первоначального накопления превратились в огромные колониальные империи, на территории которых никогда не заходило солнце, как кичливо хвастались паразиты-феодалы, испанские гранды и португальские “cavolheiros”.

В Англии развитие овцеводства привело к быстрому росту товарных отношений внутри страны и к сильному расширению внешнеторговых связей.

Уже в последние годы XV в. в Англии имели место попытки организовать экспедиции с целью открытия и исследования новых земель. Особенно большую активность в организации таких экспедиций в Англии проявили бристольские купцы. Еще в 1480 г. крупный [9] бристольский купец, местный шериф Джоя Джэй (Jay), был инициатором целой экспедиции для отыскания острова Бразилии; но два корабля по 80 т вместимостью каждый, снаряженные смелым бристольским шерифом, постигла катастрофа. Выйдя 15 июля 1480 г. из Бристоля, Джон Джэй уже в сентябре был вынужден вернуться обратно, так как его корабли были пригнаны назад бурей. Венецианский моряк Джон Кабота на средства бристольских купцов отплывает из Бристоля в 1494 г. в составе целой экспедиции, которой удалось 24 июня 1494 г. в 5 часов утра достичь берегов Северной Америки. Карта Парижской национальной библиотеки, приписываемая Себастиану Каботе, называет эту землю Prima Uista (“первая увиденная”), а ближайший, примыкающий к ней, остров — островом святого Иоанна. В 1496 г. Кабота отправился уже в новое путешествие на корабле “Матвей”, снаряженном на его собственные средства, предварительно получив от короля Генриха VII грамоту на монопольную торговлю с землями, которые им будут открыты. После трехмесячного путешествия, во время которого ему, очевидно, удалось достигнуть берегов Северной Америки, Джон Кабота возвратился в Англию, где он сделался в итоге этого путешествия необычайно популярным. Современник — венецианский писатель Л. Паскуалиго — так рассказывает о нем. “Ему (Д. Кабота) оказывают большие почести: он одевается в шелк, и эти англичане бегают за ним, как помешанные, так что он может навербовать их столько, сколько ему вздумается”.

В 1498 г. сын Джона Кабота Себастиан отправился во главе новой экспедиции в составе пяти кораблей и открыл остров Нью-Фаундлэнд; ему даже впоследствии казалось, что он нашел путь через северо-западный проход, который через Север соединил бы Англию с заманчивыми для купеческого воображения Молуккскими островами и другими странами Востока; особенно чувствуется настойчиво проявлявшаяся инициатива английского крупного купечества (У. Кеннингэм, Рост английской промышленности и торговли, М. 1904 г., стр. 430—432.).

Если в XIV и XV вв. Англия главным образом вывозила во Фландрию шерсть для удовлетворения спроса со стороны местной суконной промышленности, которая не могла уже работать только на местном сырье, то уже с начала XVI в. организация английских купцов-суконщиков, так называемая “merchant adventurers”, окончательно оформляется в особую компанию с монопольными правами. Компания “merchant adventurers” уже в 1505 г. получила от Генриха VII Тюдора хартию, сильно содействовавшую, превращению этой организации английских купцов-суконщиков в компанию с широкими монопольными правами. Последняя уже переходит от вывоза шерсти в Нидерланды к вывозу английского сукна, и вскоре почти весь экспорт английских товаров сосредоточивается в руках этой компании на обширном пространстве побережья Северного моря от реки Соммы во Франции до Дании. В 1564—1565 гг. размеры английского экспорта выражались в сумме 1 097 035 ф. ст., из которой на сукно падало 896 079 ф. ст. Английские “купцы-предприниматели” наносят окончательный разгром ганзейской торговле в Северном море и начинают завязывать торговые сношения с другими странами. Известный рост английской экономики к этому времени не мог не вызвать в Англии к жизни самых разнообразных конкистадорских планов в духе эпохи [10] первоначального накопления. Крайне ограниченный запас географических сведений у людей того времени тем более содействовал созданию самых смелых по своим задачам и даже фантастических по своей неразрешимости для того времени географических экспедиций.

Не имея еще сил открыто потягаться с военно-морской мощью Испании в середине XVI в., англичане пока ограничивались дерзкими пиратскими нападениями на бесконечно длинное побережье испанских владений, грабили возвращавшиеся домой с грузом серебра испанские галеоны. В этих пиратских операциях принимали живейшее участие моряки английского “королевского” флота и очень многие из “благородных” представителей английской земельной аристократии, даже и сама королева Елизавета имела “паи” в этих чрезвычайно доходных “предприятиях”. Такие люди, как Уольтер Рэли (“the great Raleigh”), Фрэнсис Дрэк, Мартин Фробишер и другие менее известные английские моряки XVI в., были яркими представителями типа английских конквистадоров, которые представляли собой поочередно то самых откровенных морских разбойников, то адмиралов королевского флота, то смелых мореплавателей и энергичнейших агентов английской купеческой верхушки по изысканию новых торговых путей и неведомых стран, могущих сулить сказочное обогащение. Для людей этого склада очень типичен девиз У. Рэли — “tam Marti quam Mercurio” (в одинаковой степени преданного богу войны Марсу и покровителю торговли Меркурию), который без всякого преувеличения мог бы быть назван девизом правящих классов “доброй старой Англии”.

После путешествия Гаукинса в 1530 г. англичане начинают делать попытку утвердиться в Гвинее и в Бразилии: саутгемптонские купцы начинают развертывать в этих местах свою торговлю. В 1536 г. некий Гор из Лондона, “человек. . . большой отваги и преданный изучению космографии”, организует экспедицию, которая в итоге привела к основанию английской колонии на Нью-Фаундлэнде и к открытию знаменитых местных рыбных ловель. Придя в разочарование после этой цепи Экспедиций, стремившихся открыть во что бы то ни стало северо-западный проход в сказочные страны Восточной Индии и Китая, английские мореплаватели начинают обращать свои взоры на северо-восток. Идея возможности установления морского пути из Западной Европы в Китай и Индию и через северо-восточной проход возникла впервые в Англии в средине XVI в., когда на нее обратил внимание английского купечества Себастиан Кабота около 1553 г. Эта мысль стала оформляться еще ранее в ряде стран и у путешественников, попадавших в Московское государство с начала XVI в.

Так, еще Павел Иовий в 1525 г., со слов члена русского посольства Дмитрия Герасимова, говорит о возможности установления водного пути через Московское царство и Каспийское море в Иран и Индию. В 1527 г. возникает целый проект через отыскание северо-восточного прохода установить морской путь в Китай и Индию. Почти одновременно с организацией английской экспедиции Хью Уиллоуби возникает аналогичный проект у шведского короля Густава Вазы (1523—1560 гг.), который хотел поставить во главе целой экспедиции довольно известного в то время гуманиста — французского писателя Юбера Лангэ. Хотя этот проект шведского короля и не вышел за пределы предварительных переговоров об [11] организации экспедиция, но самый факт возникновения такого проекта чрезвычайно симптоматичен для всей Западной Европы эпохи первоначального накопления: усиливающийся рост товаризации сельского хозяйства, возникновение мануфактуры, рост городов и расширение внешнеторговых связей — все это не могло не толкать к попыткам нахождения морских путей, связывающих каждый из городов Западной Европы с далекими странами юга и юго-востока Азии, о богатствах которых ходили в Западной Европе XVI в. самые фантастически-преувеличенные рассказы, разжигавшие алчные аппетиты английских, французских, итальянских и шведских купцов, испытывавших глубочайшую зависть к пресловутым “героям” испанской и португальской конкисты — Кортесу, Писсаро, Альбукерку, Альмейде и другим типичным представителям грабительских колониальных “подвигов” эпохи первоначального накопления.

II.

Таким образом в средине XVI в. английские купцы особенно настойчиво начинают искать новых рынков для расширения своей торговли Возникает идея по инициативе Себастиана Каботы, окончательно к этому времени (1548 г.) осевшего в Англии, организовать специальное общество “общество купцов-предпринимателей для открытия стран, земель, островов, государств и владений, неведомых и даже доселе морским путем не посещаемых”. Ряд лондонских купцов во главе с лорд-мэром Лондона Джорджем Барнсом и одним из шерифов (aldermen,) Уилльямом Гарретом (Гаррард) при ближайшем участии Томаса Грешема, основавшего впоследствии (в 1566 г.) первую Лондонскую биржу, собрали капитал в 6 тыс. ф. ст., сложившийся из паев по 25 ф. ст. Ни эту сумму было снаряжено 3 корабля: “Добрая Надежда”, “Благое Упование” и “Эдуард — Благое Предприятие”; последний в 160 т вместимостью и с экипажем в 28 человек. Во главе всей экспедиции был поставлен сэр Хью Уиллоуби, в главные кормчие был выбран Ричард Ченслор, опытный моряк и знаток механики и астрономии (См. текст, стр. 48.). Английским морякам предстояло путешествие в далекий и незнакомый морской путь: до экспедиции Уиллоуби ни один английский корабль не огибал Норвегии и едва ли мог попасть восточнее Вардехуса. Только наши русские моряки, заинтересованные в установлении морских сношений с Норвегией через Белое море и Мурманский берег, огибали на небольших ладьях северные берега Скандинавии и хорошо знали Нордкап, называвшийся ими Мурманским Носом. Эти сведения о северном морском пути, которые были почерпнуты С. Герберштейном из показаний Григория Истомы, Василия Власьева и Дмитрия Герасимова, были им так сильно искажены, что совершенно не могли служить для ориентировки английским морякам во время их экспедиции в поисках северо-восточного прохода. 11 мая 1553 г. с рейда у Детфорда снялась с якоря экспедиция Хью Уиллоуби и после небольшой остановки у Гринича отправилась в свое плавание, мечтая через обнаружение северо-восточного прохода установить правильные торговые сношения с Китаем и Восточной Индией. Этими мечтами буквально пронизаны все параграфы той инструкции “для управления предположенным путешествием в Китай”, которая была составлена Себастианом Каботой и была вручена [12] Хью Уиллоуби. “... Вы не можете не знать, — говорятся в § 32 этой инструкции, обращенной ко всем участникам экспедиции, — сколь много лиц, в том числе его королевское величество, лорды его досточтимого совета, вся компания, а равно ваши жены, дети, родственники, свойственники, друзья и знакомые горят желанием узнать ваше положение, условия, в которых вы находитесь, и ваше благополучие, и в какой степени вы имеете надежду успешно осуществить это замечательное предприятие, которое, как все надеются, будет иметь не меньший успех и принесет не меньшую прибыль, чем та, какую Восточная и Западная Индии принесли императору и королям Португалии” (См. текст, стр. 36.).

Крупные лондонские купцы, ставшие во главе компании, очевидно, очень боялись каких-либо попыток параллельной торговли за свой страх со стороны мелких купцов, участвовавших в экспедициях: “Каждый из мелких купцов должен предъявлять свои расчеты купеческому старшине по первому требованию, — сурово гласит § 20 инструкции. — Без согласия указанных выше лиц мелкие купцы не имеют права производить какой-либо обмен” (См. текст, cтp. 33.).

Во всей этой инструкции купцы-монополисты угрожали всем своим соотечественникам, которые попытаются отнять хотя бы часть награбленных ими торговых барышей.

Во главе экспедиции, по существу, стоял не столько сам Хью Уиллоуби, сколько целый совет из 12 человек под его непосредственным председательством. Сюда входили два купца — Джордж Бэртон Кейн и Томас Лэнгли, дворянин Джэмс Дэйлэбир, англиканский пастор, 3 штурмана с 3 своими помощниками. Из “достоверной записки”, найденной на “Доброй Надежде”, видно, что из общего количества всех 116 человек участников экспедиции 11 были помечены, как “купцы”, очевидно, никаких прямых обязанностей по морской службе не имевшие. Среди матросов этих кораблей были такие люди, которые в истории дальнейших путешествий англичан к северным берегам Московского государства сыграли известную роль. Среди таких в особенности надо отметить Артура Пэта и Уилльяма Бэрроу.

Началось длительное и тяжелое путешествие, закончившееся трагической гибелью двух кораблей экспедиции. Еще 2 августа вся эскадра шла вместе с Вардехуса, в гавань которого ей не удалось войти из-за сильного ветра. Вскоре буря разбросала по морю утлые парусные суда XVI в., которые потеряли из вида друг друга. Главный кормчий экспедиции Ричард Ченслор на своем корабле “Эдуард — Благое Предприятие” сумел войти в Вардехус, как гавань, назначенную Уиллоуби местом встречи кораблей. Простояв целую неделю в Вардехусе, Ричард Ченслор так и не дождался остальных своих спутников по экспедиции и решил отправиться дальше один по намеченному для экспедиции маршруту. 24 августа 1553 г. он приплыл в устье Северной Двины к монастырю “святого Николая”. “Того же лета, — повествует Двинская летопись,— августа в 24-й день, прииде корабль с моря на устье Двины реки и обослався: приехали на Холмогоры в малых судех от английского короля Эдварда посол Рыцарт, а с ним — гости” (Двинская летопись, изд. Титова, стр. 10). [13]

В то время как Ченслор с 23 ноября двинулся в путь на Москву, где он, выдавши себя за посла короля Эдуарда, был торжественно принят Грозным, который “королевенного посла Рыцарта и гостей английский земли пожаловал, в свое государство российское с торгом из-за меря на кораблех им велел ходить безопасно и дворы им покупать и строить невозбранно” (Двинская летопись, изд. Титовым, стр. 11), остальные два корабля из экспедиции X. Уиллоуби, начиная со 2 августа и вплоть до 18 сентября, блуждали в южной части Баренцева моря, когда, уже будучи затерты льдами около “Святого Носа”, вынуждены были стать на якорь у гавани при устье Арзины реки. Английские моряки, не имевшие понятия о всех тягостях экспедиции в суровых условиях Арктики, были совершенно не готовы к тому, чтобы перенести трудные условия полярной зимовки. Не имея соответствующего снаряжения и необходимых для полярной зимовки запасов продовольствия, англичане были обречены на верную гибель. X. Уиллоуби, имевший не малый боевой опыт, не растерялся и в этой трудной обстановке и проявил достаточную энергию в борьбе с условиями, сложившимися неудачно для первой английской экспедиции, поставившей себе целью открытие северо-восточного прохода. Последняя запись дневника, который вел сам X. Уиллоуби, чрезвычайно в этом отношении показательна. “Пробыв в этой гавани с неделю, — пишет X, Уиллоуби, — и видя, что время года позднее и что погода установилась плохая — с морозами, снегом и градом, как будто бы дело было в середине зимы, мы решили тут зимовать. Поэтому мы послали троих человек на ю.-ю.-запад посмотреть, не найдут ли они людей; они проходили три дня, но людей не нашли; после этого мы послали еще четырех человек на запад, но и они вернулись, не найдя никаких людей. Тогда мы послали троих человек в юго-восточном направлении, которые таким же порядком вернулись, не найдя ни людей, ни какого бы то ни было жилища” (См. текст, стр. 46.). Как видно из завещания, найденного на корабле, X. Уиллоуби и большая часть его спутников были еще живы в январе 1554 г. Лишь на следующую зиму корелы обнаружили на Мурманском море два корабля — “стоят на якорях в становищах, а люди на них все мертвы и товаров на них много” (Двинская летопись, изд. Титовым.).

Итак, как будто бы с точки зрения интересов лондонских купцов, снарядивших дорогую экспедицию, последняя потерпела полную неудачу и все затраченные на нее средства погибли безвозвратно.

Попав вместо далекого Камбалика (Пекина), манившего к себе жадного до торговых барышей английского купца, в самое сердце Московской Руси XVI в., Ченслор оказался на высоте всех тex требований, которые ставила перед составом экспедиции инструкция лондонских “купцов-предпринимателей”. Опытный моряк показал себя не менее опытным, пронырливым купцом-разведчиком, быстро сумевшим оглядеться вокруг себя и собрать все те сведения, которые могли более всего заинтересовать его лондонских хозяев. В форме живого рассказа-письма, адресованного своему дяде К. Фрозсингэму, Ченслор сумел дать в сильных и образных фразах все те наиболее характерные черты экономики, общественно-политического строя, быта и религии Московии, которые заинтересовали его как купца. Он сразу схватил то, что было для [14] него новым характерным явлением в экономике Московской феодальной Руси XVI в.: рост связей с рынком и довольно сильное для того времени развитие внутренней торговли ярко выступают в его кратком, но очень насыщенном фактами описании Московии. Очень живо интересует Ченслора, кто из западных купцов уже проник в Московское государство XVI в. и какое сумел занять положение во внешней торговле Москвы с Западом. Давая характеристику Новгорода и Пскова как поставщиков ряда товаров (льна, конопли, воска, меда и кож), Ченслор тут же указывает на наличие в Новгороде досадливых для англичан конкурентов: “У голландских купцов есть там свои склады”, — замечает он.

В марте 1554 г. Ченслор и сопровождавшие его лица отправились из Москвы в обратный путь в Англию, проделав морскую часть пути на “Эдуарде — Благом Предприятии”, увозя с собой грамоту Ивана IV на право свободной торговли с Московским государством. Намереваясь начать большую войну с Ливонией за часть побережья Балтийского моря, Иван IV был очень заинтересован в установлении постоянных торговых сношений с одним из крупных государств Западной Европы, откуда он мог бы получать не только нужные ему для организации большой военной борьбы предметы вооружения и хороших мастеров, в которых так нуждалось Московское государство XVI в., но и в котором он в случае нужды мог бы найти политического союзника в своей борьбе за Ливонию. Во время обратного путешествия в Англию Ченслор попал в руки голландцев, которые дочиста ограбили весь корабль, после чего английские моряки с трудом добрались до Лондона.

Информация Ченслора о вновь открытых возможностях для английской торговли настолько была убедительна, что общество “купцов-предпринимателей” поскорее постаралось получить особую хартию от королевы Марии на исключительное право торговли с Московским государством. Хартия 6 февраля 1555 г. положила начало образованию “Московской компании” (“Moscovy company”), сыгравшей такую исключительную роль в англо-русских отношениях второй половины XVI и XVII вв. Капитал этой компании был определен в 6 тыс. ф. ст. и составлялся из акций по 25 ф. ст., размещенных в 1555 г. между 207 акционерами. Во главе компании находилось правление, состоявшее из 1 или 2 губернаторов, 4 консулов и 24 ассистентов губернатора и консулов. Все эти должностные липа компании избираются сроком на один год, за исключением Себастиана Каботы, который был выбран первым губернатором общества пожизненно, после же его смерти губернаторов обычно бывало по два. По большей части должностные лица компании переизбирались и занимали свои должности по несколько лет подряд. Так, известный Уильямс Гаррард занимал должность губернатора в продолжение 10 лет (1561—1571 гг.). Правление общества обладало большими правами: отмеряло старые правила, выпускало новые, следило за их выполнением, принимало новых членов общества, налагало наказания на провинившихся. Проводили в жизнь решения и постановления общества особые сержанты (sergeants). Кроме заседаний правления или совета общества существовали еще годичные собрания членов, где голосовали обычным поднятием рук. Годичные собрания обычно приурочивались к началу весны или лета, когда уже развертывались торговые дела компании с Московским государством. Из списка членов “Moscovy company”, относящегося [15] к маю 1555 г., можно составить себе известное представление о социальном составе этого акционерного общества. Кроме одного “еаrl’а”, список членов компании возглавляют 6 лордов, 22 человека с титулом “knight”, (из них 5 ольдерменов), 13 “esquires”, 8 ольдерменов и 8 “gentlemen”, остальные члены компании состояли из представителей верхушечных и средних слоев английского купечества. Из этого одного уже можно судить, насколько сильное влияние могли оказывать на дела компании представители английского высшего дворянства, тесно связанного с двором королевы (И. Любименко, История торговых сношений России с Англией, Юрьев 1912 г., гл. I и II.).

Члены правления компании сами непосредственно торговлей в Московии не руководили, а назначали для этой цели особых лиц, носивших название агентов (agents). Полномочия агентов за удаленностью места их деятельности на деле были очень широки — обычно бывало 2 или 3 агента, один из которых являлся главным. Он носил название “губернатора” (governor), точнее “правитель”, или “управляющий”. В обязанность агентов входило управлять в Московском государстве всеми делами компании: агентам же были подчинены и слуги компании, делившиеся на более привилегированную часть — стипендиатов — и остальную массу — подмастерьев, положение которых очень напоминает быт подмастерьев старых средневековых гильдий. Над подмастерьями агенты обладали всей полнотой своей власти, вплоть до наложения самых различных наказаний, стипендиатов же они должны были отправлять для наложения взысканий в Англию. Такова в самых кратких чертах была организация “Moscovy company”, жадно стремившейся к захвату в свои руки всей торговли Англии с Московским государством во второй половине XVI в. (Studies in the History of English Commerce in the Tudor period. A. J. Gerson, The organization and Early History of the Moscovy company. New York 1912, pp. 116—120.).

III.

“Открыв” дорогу в Московию, лондонские заправилы “Moscovy company” стараются, с одной стороны, как можно скорее укрепиться на московском рынке и поискать новых многообещающих сухопутных путей, а с другой стороны, не бросают и мысли о возможности открытия северо-восточного прохода. Вот почему мы видим, как в одно и то же время часть английских моряков настойчиво продолжает свои поиски в области изыскания путей на русском севере и в своем обследовании заходит далеко за о. Вайгач, а Стифен Бэрроу делает интересные открытия в направлении р. Оби.

Не успел еще А. Дженкинсон прибыть со своей небольшой флотилией к берегам Белого моря, как уже двое англичан — Томас Соутэм и Джон Спарк — в 1556 г. тщательно обследуют возможность для провоза товаров пользоваться путем, ведущим от Онежской губы до Сумского посада и от Сумского посада до Новгорода через Онежское и Ладожское озера, т. е. приблизительно в направлении нынешнего Беломорско-Балтийского канала (См. текст, стр. 81—88.). Суховатый, деловитый отчет этих двух английских торговых разведчиков показывает, с каким вниманием относились [16] англичане ко всякой возможности установить торговые пути и связи между Белым и Балтийским морями, которые для их кораблей были сравнительно так мало доступны в это время, в особенности в связи со сложной борьбой за Балтику, разгоревшейся между Данией, Швецией, Польшей, Ливонией и Московией. Соутэм и Спарк внимательно обследуют складочные возможности в промежуточных пунктах на том пути, по которому они мечтают перебрасывать товары из Новгорода к стоянке английских кораблей в Онежском устье. Они указывают, например, что “в Повенце можно нанять немало складочных помещений: если бы товаров было столько, сколько могут увезти девять кораблей, то и на это складов хватило бы”. Соутэм и Спарк кропотливо вычислили, во сколько может обойтись перевозка товаров с пуда на всем протяжении исследованного ими пути. Оказалось, что перевозка пуда товара от Новгорода до Сумского посада может стоить 8—9 пенсов, а от Сумского посада до рейда у Св. Николая “не более, как по 3 пенса с пуда. Таким образом... перевозка товаров будет стоить 2 алтына с пуда или по 23 алтына с бочки” (См. текст, стр. 87, 88.). Но розовые надежды на большие торговые барыши и сбыт больших партий товара иногда терпели фиаско: целая партия товара, захваченная Соутэмом и Спарком из Холмогор, не могла быть продана: “очень уж бедно повсюду население страны”, добавляют угрюмо авторы этого отчета, давая тем самым еще лишний штрих для характеристики экономики Московской феодальной Руси XVI в.

Одной из наиболее ярких страниц в истории изучения нашего Севера иностранными мореплавателями в XVI в. являлись, безусловно, записи Уилльяма и Стифена Бэрроу, впервые попавших в Баренцево море на “Эдуарде — Благом Предприятии”. Старший штурман Стифен и скромный рядовой матрос Уилльям внесли солидный вклад в ознакомление Западной Европы с нашим Севером. В итоге многочисленных путешествий 1553—1588 гг. Уилльям Бэрроу составил крайне интересную карту побережья Баренцева моря, которую Гаклюйт в заглавии посвятительной записки к этой карте, представленной Елизавете, называет “точной и замечательной”. Не меньший интерес представляют его “показания”, касающиеся Нарвы, Кигора и других местностей.

В истории попыток открытия северо-восточного прохода до путешествия Баренца, безусловно, первое место среди западноевропейских мореплавателей принадлежит Стифену Бэрроу. Его плавание в 1556 г. в Баренцевом море на небольшом судне-пинассе “Серчсрифт” не может не вызвать огромного интереса у каждого, кто занимается вопросами истории географических исследований. Стифен Бэрроу сумел на своем маленьком, даже по масштабам XVI в., судне проделать очень большой путь от Лондона вдоль норвежских берегов к берегам Новой Земли вплоть до широты 70° 42', почти к ней приблизившись около острова Междушарского на широте 70° 20'; отсюда Бэрроу направился к острову Вайгачу, обследовал его северные берега, увидел своими глазами необозримую панораму сплошного льда на Карском море и, повернув назад, огибая с юго-востока остров Колгуев, направился в Чешскую губу, оттуда, минуя Канин Нос, пришел на зимовку в Двинское устье. “Купцы-предприниматели” придавали, очевидно, большое значение экспедиции С. Бэрроу, [17] о чем свидетельствует описание проводов, устроенных Бэрроу Себастианом Каботой (См. текст, стр. 97.).

Насколько хорошо Баренцево море было известно русским поморам, даже в восточной своей части, еще в XVI в., показывает одно интересное место из описания путешествия С. Бэрроу. Идя на юг от Междушарского острова, английский мореплаватель встретил целую экспедицию из 4 больших лодок русских поморов, ладьи которых были отнесены ветром от Капица Носа к Новой Земле. Сам С. Бэрроу должен был признать, что русские моряки дали ему целый ряд ценных указаний относительно пути к Оби, которой интересовался английский мореплаватель: англичане за эти ценные сведения “подарили” русским морякам стальное зеркало, 2 оловянных ложки и пару ножей в бархатных ножнах, получив “в подарок” от русских 17 диких гусей. Подарки были типичнейшей меновой торговлей в духе эпохи первоначального накопления. Так же интересны у С. Бэрроу данные о ценах, по которым русские “промышленники” продавали свои товары: клык моржа оценивался в рубль, шкура белого медведя — в 2—3 рубля.

При изучении истории ненцев никак нельзя обойти молчанием те данные, которые сообщает о них С. Бэрроу (См. текст, стр. 119.).

Заслуживают известного интереса в заметках шкипера Ричарда Джонсона сведения о религии ненцев. В описании путешествия Стифена Бэрроу в 1557 г. из Холмогор в Вардехус, которое им было предпринято в целях поисков английских судов “Благой Надежды”, “Благого Упования” и “Филиппа и Марии”, встречаются любопытные сведения о лопарях. “Они составляют общество или орду в 100 человек, — пишет он,— не считая женщин и детей, и живут неподалеку на реке Иеконге (впадающей в Святоносскую Губу). Они сказали мне, что ходили искать еды по скалам, добавив, что если они ее не находят, то ничего и не едят”. Эти рассказы английских моряков XVI в. впервые познакомили благодаря сборнику Р. Хаклюйта Западную Европу с народами Севера нашей родины, о которых на Западе до того имелись самые скудные и часто полуфантастические сведения из сочинений М. Меховского, С. Герберштейна и других иностранцев, писавших о Московском государстве. Описание этого путешествия любопытно еще и в том отношении, что оно дает очень ранние сведения о той нарастающей конкуренции со стороны голландцев, которая впоследствии нанесла такой сильный удар английской торговле с Московским государством (См. текст, стр. 123, 124.).

Интересные сведения о раннем развитии голландской торговли, хотя еще и не в очень больших размерах, значительно пополняют паши сведения о первых шагах русско-голландских отношений в XVI в., которые в имеющейся исторической литературе принято относить к несколько более позднему времени.

Во время пребывания посла Елизаветы к Грозному Т. Рэндольфа в Москве была составлена в 1С68 г. особая инструкция на имя Бэссейдайна, Удкока и Броуна, которых посол английской королевы вместе с агентом “Moscovy company” Т. Беннистером хотел направить в новую экспедицию на поиски северо-восточного прохода. Хотя экспедиция эта [18] и не состоялась, однако это несомненно показывает, что, несмотря на неудачи экспедиции Стифена Бзрроу в 1556 г., англичане и не думали отказываться от мысли отыскать северо-восточный проход в Китай.

Насколько, действительно, возможность открытия северо-восточного прохода будоражила умы английских купцов, лучше всего можно почувствовать, когда читаешь длинные и чрезвычайно обстоятельные наставления и инструкции, которые сопровождали подготовку новой экспедиции, отправленной “Moscovy company” на поиски северного морского пути в Китай в 1580 г. Шкиперам кораблей, отправлявшихся в новое далекое плавание — Артуру Пэту, плывшему на “Джордже”, и Чарльзу Джэкмэну — на “Уилльяме”, даны были инструкции не только от компании, но они были снабжены и целым рядом ценных практических указаний от Уилльяма Бэрроу, причем им особенно рекомендовалось пользоваться его картой. Подготовка к новой экспедиции на поиски северо-восточного прохода вызвала к себе огромный интерес не только в Англии: Гергардт Меркатор обратился с особым письмом к Р. Хаклюйту, в котором высказывал очень оптимистическую точку зрения на легкость плавания в северо-восточном направлении, считая этот путь наиболее коротким.

Для того же, чтобы понять, что собой представляла по своему характеру вся экспедиционная деятельность “Moscovy company”, необходимо внимательно вчитаться в те “письменные замечания”, которые даны были Ричардом Хаклюйтом Пэту и Джэкмэну. В этих подробных и охватывающих решительно все задачи экспедиции советах и указаниях, принадлежащих перу кабинетного собирателя географических сведений из среды английских клириков, чувствуется биение пульса экономической жизни Англии второй половины XVI в. В этих подробных указаниях есть такие любопытные разделы, как например: “каким образом можно устроить, чтобы дикари приобретали наши материи”, — “следует собрать сведения о их морских и сухопутных силах”. Кроме длинного списка товаров, которые Хаклюйт рекомендовал везти с собой, он особенно советовал Пэту и Джэкмэну взять специальный ассортимент товаров для устройства выставки английских товаров во вновь открытых странах, прежде всего — в Китае. Из всех указаний Хаклюйта чувствуется, что он, отражая настроения английских купцов, только и думал о том, как бы найти сбыт ряду тех товаров, которыми стала богата Англия; в числе последних упоминаются маститым географом свинец, железо, железная и медная проволока и сера.

Путешествие Пэта и Джэкмэна, на которое возлагалось столько надежд “купцами-предпринимателями”, мечтавшими о скорейшем открытии северо-восточного прохода, также не принесло ничего нового в этом отношении, хотя и сыграло известную роль в обогащении Западной Европы новыми географическими сведениями. Пройдя за Вайгач, Пэт и Джэкмэн убедились лишний раз в невозможности на парусных судах XVI в. двигаться в Карском море, покрывшемся льдами уже в конце июля. Английским морякам пришлось повернуть назад, ограничившись, таким образом, только более обстоятельным обследованием Баренцева моря: обогнув о. Колгуев с юга, Пэт и Джэкмэн прошли вдоль мурманского и норвежского берегов обратно в Англию.

Попытка Пэта и Джэкмэна найти северо-восточный проход, который мог бы сделаться торной морской дорогой в Китай для английских [19] купцов, заканчивает собою всю серию английских путешествий, предпринимавшихся с этой целью в XVI в. Изучение истории этих неудачных попыток установления Великого северного морского пути представляет интерес не только для советского специалиста-историка и географа, но и для каждого гражданина нашей великой социалистической родины: то, что оказалось несбыточной мечтой для Англии XVI в. и всех последующих периодов в изучении Арктики, стало реальной возможностью в итоге планомерной борьбы за освоение Арктики, проводимой нашими героическими моряками-полярниками и летчиками под победоносным руководством партии и великого вождя народов СССР товарища Сталина, поднявших нашу чудесную страну до небывалого уровня развития техники и культурного роста.

Быстро добившись права на монопольную торговлю с Россией и получив привилегии от Ивана IV в 1555 г. и в 1569 г., компания “купцов-предпринимателей” этими успехами в развитии своей торговли не удовлетворяется. С развитием своих коммерческих операций Московская компания начала вводить в жизнь акционерный принцип в своей организации, торгуя на общий капитал своих членов, число которых с 207 в 1555 г. выросло до 400 к 1565 г. Раннее развитие формы организации московской компании типа “joint stock company”, значительно ранее возникновения акционерных компаний в других странах, делало организацию английских “купцов-предпринимателей” гораздо конкурентно-способней в ее борьбе за рынки и торговые пути по сравнению с ганзейскими и некоторыми другими купцами. Закрепив свои позиции на московском рынке, сулившие особенно благоприятные перспективы в связи с новыми возможностями для английской торговли на Балтике после захвата Иваном IV Нарвы в 1558 г., англичане пытаются использовать волжский путь, только что попавший в руки Московского государства, для установления непосредственных торговых связей через Среднюю Азию и Иран с Индией.

Начинает организовываться ряд путешествий в этом направлении: на протяжении с 1558 по 1581 г. было снаряжено 7 путешествий на Восток: 1 — в Бухару и 6 — в Иран. Описание путешествия Антония Дженкинсона в Бухару в 1558—1560 гг., хорошо известное специалистам по изучению истории торговли Московского государства со Средней Азией и истории народов Средней азии, проникнуто большим разочарованием в возможности завязать усиленные торговые сношения с узбекскими государствами XVI в., вследствие напряженной борьбы за власть между различными группами феодалов (О торговых сношениях Москвы с Средней Азией в XVI—XVII вв. см. Материалы по истории Узбекской, Таджикской и Туркменской ССР, ч. I. Материалы по истории народов СССР, вып. 3. Акад. Наук СССР. Л. 1933.). Смелый путешественник и ловкий торговец А. Дженкинсон не упустил случая во время пребывания в Бухаре собирать сведения о путях, ведущих в Китай. Не только много в списании этого путешествия А. Дженкинсона фактов, пополняющих наши сведения по истории Средней азии в XVI в., но оно содержит также ценные наблюдения очевидца жутких приемов расправы русских феодалов-крепостников над населением новой колонии Московского государства — Астраханского ханства. “...Мертвые тела (татар и ногайцев, умерших от голода) кучами валялись по всему острову. . . многих из [20] оставшихся в живых русские продали в рабство, а остальных прогнали с острова. — Когда я был в Астрахани, я мог бы купить много красивых татарских детей, целую тысячу, если бы захотел, у их собственных отцов и матерей, а именно мальчика или девочку за каравай хлеба, которому цена в Англии 6 пенсов” (См. текст, стр. 172.).

Начиная торговлю с Ираном, агенты Московской компании не очень обнадеживали себя перспективами продажи большого количества сукна и каразеи.

В своей инструкции А. Дженкинсону губернаторы, в том числе Гарард и Мерик, указывают на то, что они не решились дать ему товара больше чем 80 тюков с 400 кусками каразеи, прибавляя при этом: “Тем не менее, если нам посчастливится найти им хороший сбыт в Москве, то мы думаем, что хорошо было бы продать часть их там и взять с собой поменьше, ибо мы совсем не знаем, какой сбыт вы найдете в Персии или в других местах, куда вы поедете”. Успех для компании первого путешествия в Иран был несомненен: А. Дженкинсону удалось получить торговые привилегии от иранского шаха Тахмаспа и специальную привилегию от его Ширванского вассала Абдалла-хана. Привилегия последнего была особенно ценна для “купцов-предпринимателей” — “...чтобы вышесказанные английские купцы и их компании не платили никаких пошлин за товары, которые они будут покупать или продавать в наших владениях”.

Во время второго путешествия в Иран Томаса Олкока, Джорджа Ренна и Ричарда Чини в 1563—1564 гг. выяснилась на деле несколько менее благоприятная обстановка для расширения англо-иранской торговли, хотя Олкоку с товарами уже удалось добраться до самого Казвина, в Шемахе же главным потребителем английских товаров была местная феодальная знать. Возникшие недоразумения между шемахинским ханом и русскими купцами отразились неблагоприятно и на этой поездке служащих английской компании. Тем не менее Ричард Чини, описавший это путешествие, указывает: “Такие путешествия следует продолжать. Гилянский король, с которым вы до сих пор не вели торговли, живет только товарами. Гилян лежит близко от Казвина и не более чем в шести неделях от Ормуза, куда привозят все пряности. Там (я подразумеваю в Гиляне) можно учредить торговлю” (См. текст, стр. 218.).

Во время третьего путешествия в Иран, проведенного в 1565— 1567 гг. Ричардом Джонсоном, Александром Китчином и Артуром Эдуардсом, уже появились у служащих компании розовые перспективы захватить в свои руки вывоз шелка-сырца и шелковых тканей из Ирана, “Я, однако, не сомневаюсь, — пишет в своем письме правлению компании Эдуарде, — что раз привилегия будет приобретена и получена, мы будем жить в спокойствии. . . и скоро вырастем в большую торговлю шелком-сырцом и шелковыми материями, всякими сортами пряностей и москательных товаров, а равно и другими здешними товарами”. В следующем письме А. Эдуардса из Персии от 8 августа 1566 г. дается крайне интересное описание разговора этого английского агента с шахом Тахмаспом при получении от последнего грамот с торговыми привилегиями. “Шах спросил меня, будете ли вы в состоянии ежегодно доставлять ему по сто тысяч кусков каразеи и сукна. Я ответил, — пишет Эдуардс в своем [21] письме, — что вы можете снабдить его страну двумястами тысяч. Этому его высочество был очень рад, так как турецкий посол в прошлом году привел его, как мне передавали разные лица, в отчаяние, сказав, что великий турок (турецкий султан) не позволит провозить никакого сукна в его страну” (См. текст, стр. 228.).

Все это письмо Эдуардса особенно богато насыщено нужными для Московской компании сведениями: оказавшись ловким коммерческим агентом, А. Эдуарде собрал самые обстоятельные сведения о всей торговле в Иране, уделив исключительное внимание торговле конкурентов — венецианцев. Обычные представления о резком и быстром упадке венецианской торговли не совсем верны, если их относить ко всему XVI в. в целом. Совершенно бесспорно то, что венецианская торговля потерпела сильный урон после великих географических открытий; тем не менее морская купеческая республика еще продолжала господствовать в торговле на всем пространстве восточного Средиземноморья. Недавно опубликованные результаты исследования американских историков над архивными материалами Венеции показывают, что в средине и во второй половине XVI в. в Венеции усиливается строительство морских судов и весь венецианский торговый морской флот вырастает довольно значительно в своем тоннаже. Рост венецианского флота зависел, конечно, не от большого количества лесов в Истрии, как это склонны думать американские буржуазные ученые, а определялся всеми линиями развития венецианской торговли в это время (Fred. Chapin Lane, Venetian Shipping during the Commercial Revolution. The American Historical Review, vol. XXXVIII, № 2, 1933, pp. 219—237.). А. Эдуарде в своем донесении компании очень ярко характеризует этот размах венецианской торговли в Малой Азии и Иране через Алеппо и Диарбекир (См. текст, стр. 229—230, 241.).

Англичане в лице венецианцев столкнулись с очень серьезным конкурентом в Иране при первых своих поездках туда. Благоприятное отношение иранского шаха Тахмаспа к английским купцам, выразившееся в даровании им ряда торговых льгот, только и могло создать некоторые благоприятные предпосылки для развития английской торговли в Иране. “Благосклонность” иранского шаха Тахмаспа к английским купцам вытекала целиком из соображений прямых экономических и политических интересов Сефевидов. В сильной степени экономическую основу политической силы иранского шаха определяла торговля шелком: первый иранский феодал-крепостник в итоге жесточайшей феодальной эксплуатации крестьян Ирана отнимал от последних большую часть возделывавшегося в их хозяйствах шелка-сырца и являлся, таким образом, главным поставщиком шелка и на иностранные рынки. Английские агенты не раз указывают в своих донесениях из Ирана, что главный и единственный товар, который имеет шах, — это шелк. В силу этого шах Тахмасп и был очень заинтересован в установлении прямых торговых сношений с Западной Европой, минуя территории враждебных себе турецких феодалов: отсюда тот интерес, который проявил Тахмасп к торговым путям, шедшим через Волгу и Северную Двину в Англию. Эти факты еще ярче подчеркивают чисто феодальную природу торговли в XVI в. и роль иностранного торгового капитала как агента крупных феодалов-крепостников. [22]

Во время четвертого путешествия в Иран А. Эдуардса в 1568 — 1569 гг. последний был принужден признать, что позиции венецианцев и других купцов на иранском рынке очень крепки и подорвать их для англичан будет стоить большого труда. Поэтому внимание английских агентов не ограничивается шелком-сырцом, и они принимаются за осуществление самой заветной своей мечты — установление торговли пряностями через Иран и Ормузд, чего им удалось добиться только в правление шаха Аббаса.

Наиболее удачным обещало быть пятое путешествие в Иран, проделанное агентами Московской компании Томасом Бэннистером и Джеффри Дэкетом в 1568—1574 гг. Англичане провели ряд удачных сделок, но на обратном пути в Каспийском море на них напали казаки и завладели всем кораблем. Хотя услужливый астраханский воевода и снарядил погоню за казаками, но удалось вернуть лишь часть товаров. И все же, не смотря на эти потери, англичанам удалось привезти в Лондон товаров на сумму от 30 до 40 тыс. ф. ст. В результате этого путешествия Д. Дэкет составил интересные “Заметки о состоянии Персии”.

Шестое путешествие в Иран в 1579—1581 гг. протекало в обстановке очень неблагоприятно сложившегося для англичан внешнеполитического положения Ирана. Оттоманская империя, чрезвычайно раздраженная захватом волжского торгового пути Иваном IV Грозным, организовала целый поход с помощью Крыма на Астрахань в 1569 г. После неудачи этого похода турки начали решительное наступление на Азербайджан и Дербент и завладели после смерти Тахмаспа всем Закавказьем, включая Каспийское побережье вплоть до Дербента. Это появление Турции на берегах Каспия и ослабление Ирана в период борьбы феодалов после смерти Тахмаспа не могло не нанести серьезного урона видам английских купцов на развитие их торговли не только в Закавказье, но и в Иране в целом, во всяком случае вплоть до начала XVII в., когда при шахе Аббасе опять начинается укрепление позиций английского купечества в Иране. В 1580 г. к Астрахани подошли вновь ногайцы и крымские татары. Все эти события не могли не сказываться отрицательным образом на английско-иранской торговле. Поэтому шестое путешествие англичан ограничилось главным образом небольшими торговыми операциями на Кавказском побережье Каспийского моря.

Вся история английских путешествий в Иран представляет собой одну из ярких и интереснейших страниц из истории торговли эпохи первоначального накопления. Донесения агентов английской компании содержат ряд очень ценных штрихов и отдельных фактов, внимательное изучение которых несомненно обогатит наши представления по отдельным вопросам истории Московской феодальной Руси XVI в. и которые смогут представлять немалое значение наряду с публикациями документов Н. И. Веселовского по истории сношений Московского государства с Ираном в XVI—XVII вв. и “Материалами по истории Узбекской, Таджикской и Туркестанской ССР, ч. I. Торговля с Московским государством и международное положение Средней Азии в XVI—XVII вв.”.

Г. Новицкий.

ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

Все рассказы о путешествиях англичан, собранные в настоящем издании, помещены в английских подлинниках в известном собрании Гаклэйта: “The principal navigations, voyages, traffiques and discoveries of the english nation”, впервые изданном в 1598—1600 гг.; перевод был сделан о предпоследнего издания 1902 г. и сверен с последним изданием 1927 г. Все описания путешествий и отдельные документы, помещенные у Гаклэйта и вошедшие в настоящее собрание, написаны на английском языке, за исключением письма Гергарда Меркатора по поводу путешествия Пэта и Джэкмэна, написанного на латинском языке. Оригинал рассказа Климента Адамса о путешествии Ченслора был написан также на латинском языке, у Гаклэйта же он приведен только в английском переводе XVI в. Предлагаемый в настоящем издании перевод части сочинения К. Адамса сделан с латинского текста, напечатанного в издании “Rerum moscoviticarum scriptores varii” под заглавием “Anglorum navigatio ad moscovitos auctore Clemente Adamo” (Francf. 1600, стр. 142—153).

В основу настоящего перевода английских текстов положены следующие принципы: переводчик добивался прежде всего возможной близости к оригиналу и возможной точности передачи мысли автора. Стремление передать текст как можно ближе заставляло переводчика иногда, может быть, отступать от соблюдения всех требований современного русского литературного языка; вместе с тем казалось, что при переводе было необходимо сохранить колорит старинного английского языка XVI в., сильно отличавшегося в оборотах речи и в отдельных выражениях от современного английского языка.

Именно это последнее стремление переводчика было одним из оснований, почему для предлагаемого издания были сделаны новые переводы рассказа самого Ченслора, дополнений к нему, взятых из сочинений Кл. Адамса и рассказов Дженкинсона о его путешествии из Англии в Москву, из Москвы в Бухару и из Москвы в Иран.

Язык русских переводов сочинения Кл. Адамса, появившихся в 20-х и 30-х годах XIX в. (В “Отечественных записках” за 1826 г., ч. XXVII, стр. 368, и ч. XXVIII, стр. 83 и 177, и в “Журнале Мин. Народн. Просвещения” за 1838 г., октябрь.), сильно устарел; этому, может быть, способствовало то обстоятельство, что самый оригинал написан на тяжеловесном, вычурном и мертвом латинском языке XVI столетия. [24]

В сделанном в 80-х годах XIX в. профессором С. М. Середониным переводе рассказа Ченслора (С. М. Середонин, Известия англичан о России XVI в. (Чтения Общ-ва Ист. и Др. Росс 1884 г., и отдельно)) английский язык того времени заменен гладким русским изложением, в котором колорит старины вовсе не сохранен, что, по нашему мнению, умаляет достоинство перевода и недостаточно выявляет присущие некоторым страницам рассказа Ченслора яркость и красочность.

Еще с большим основанием можно утверждать это о середонинском переводе путешествий Дженкинсона. К сказанному надо добавить еще одно существенное обстоятельство, оправдывающее в наших глазах появление новых переводов Ченслора и Дженкинсона. В переводе рассказа Ченслора Середонин сделал несколько пропусков, правда, небольших, оставив, например, без перевода заключительные фразы с посвящением рассказа дяде, что отнимает у памятника его оригинальный и интимный характер. При переводе путешествия Дженкинсона в Иран Середонин оставил совсем без внимания чрезвычайно важную памятную записку или инструкцию, данную Дженкинсону компанией, без которой не все в его рассказе делается понятным. В рассказе о путешествии из Англии выпущено все, что относится к морскому плаванию до устья Двины, на том проблематичном основании, что эта часть рассказа будто бы утомительна и неинтересна; пропущены также и добавления о путях в Азию. Из рассказа о путешествии в Бухару по тем же сомнительным основаниям выпущен рассказ о плавании по Каспийскому морю от Астрахани до Мангышлака, хотя рассказ об обратном пути от Мангышлака до Астрахани сохранен в переводе.

В настоящем издании текст Ченслора и Дженкинсона переведен полностью и вместе с тем устранены, как нам кажется, и те отдельные неточности, которых довольно много в середонинском переводе.

Очень многие из личных имен и названий местностей норвежских, русских, среднеазиатских и кавказских передаются английскими авторами очень своеобразно и часто неправильно. В переводе, как правило, в тех случаях, когда удается точно определить по историческим и географическим источникам, дается название, принятое в русских памятниках. В сомнительных случаях переводчик считал себя обязанным давать просто транскрипцию имен и названий, как они передаются в английских оригиналах, относя толкование этих названий в примечания.

Английские имена и названия переданы возможно ближе к современному английскому произношению. Во всех случаях для поверки и возможной поправки при первом упоминании названия или имени приводится в скобках английская транскрипция.

В настоящем сборнике помещены только путешествия и те отдельные документы, которые имеют прямое и непосредственное отношение к путешествиям. Совершенно устранены документы, относящиеся к общим дипломатическим сношениям между Россией и Англией, и документы, касающиеся чисто торговой деятельности английской компании в России (О публикациях этих документов см. ниже список литературы.).

При размещении памятников на первом месте поставлены документы, относящиеся к неудачной экспедиции Уиллоуби, которые в основном не были переведены до сих пор на русский язык. Последним по времени [25] в ряду печатаемых в переводе памятников стоит рассказ о путешествии англичан на Кавказ в 1580 г. Этим путешествием заканчиваются на некоторое время упорные попытки англичан развить торговлю с Ираном. Сношения с Московским государством также несколько меняют свой характер после смерти Ивана Грозного в 1584 г. Время с 1553 г. до начала 1580-х годов составляет таким образом определенную и как бы законченную эпоху в истории сношений Англии и России и, в частности, в истории путешествий англичан по Московскому государству и далее на Кавказ и в Иран. Эта до некоторой степени законченная эпоха соответствовала более или менее тому объему издания, который был в распоряжении переводчика.

Передвижения англичан по территории Ирана ограничились дорогой через Ардебиль в Казвин, эпизодическими поездками в Тавриз и одной поездкой в Кашан. Все остальные путешествия относятся к территории, входящей в настоящее время в состав Советского Союза; да и так называемые путешествия в Иран имели целью прежде всего Азербайджан. Рассказы о путешествиях некоторых из англичан в Казвин и другие города современного Ирана не были исключены из перевода во избежание нарушения цельности памятников, а также потому, что их место в составе всего издания невелико.

Публикуемые в настоящем издании путешествия англичан дают в первый раз полное объединение в одном издании путешествий, свидетельствующих об упорных попытках англичан освоить в XVI столетии северный морской путь и проложить сухопутную дорогу в направлении Индии; они принесут также свою долю пользы при изучении истории народов и территорий, составляющих теперь неразрывные части СССР.

Текст воспроизведен по изданию: Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке. М. Соцэкгиз. 1937