Джон Белл. Путешествия.

ДЖОН БЕЛЛ

ПУТЕШЕСТВИЯ ИЗ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА В РАЗЛИЧНЫЕ ЧАСТИ АЗИИ

TRAVELS FROM ST. PETERSBOURGH TO DIVERSE PARTS OF ASIA

БЕЛЛЕВЫ ПУТЕШЕСТВИЯ ЧЕРЕЗ РОССИЮ В РАЗНЫЕ АЗИАТСКИЕ ЗЕМЛИ

Джон Белль (1691—1780 гг.) был шотландским врачом и прибыл в Россию в 1714 г. по своему желанию, с целью удовлетворения своей страсти к путешествиям. Запасшись рекомендательными письмами к придворному врачу Петра Первого доктору Орешкииу, он сообщил ему о причине приезда в Россию и при его посредстве скоро получил возможность отправиться в 1715 г. в Персию в качестве врача при посольстве Артемия Петровича Волынского. Второе путешествие в Персию Белль совершил в 1722 г. при главной квартире Петра, во время походя его на Дербент. Кроме того, он сделал еще два путешествия: одно в Пекин, а другое в Константинополь. Описание своих путешествий в виде дневных записок Белль издал в Лондоне под заглавием: “Travels from St. Petersbourgh to diverse parts of Asia”. Сочинение это переведено M. Поповым на русский язык в 1776 г. под вышеприведенным заглавием. Здесь помещаются выдержки, касающиеся Астрахани, из 1-й и 3-й глав “Беллевых путешествий”, взятые нами из “Астраханского сборника” (Астрахань, 1896).

ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ САНКТПЕТЕРБУРГА В ИСПАГАН, ПРИ ОТПРАВЛЕННОМ ПОСОЛЬСТВЕ ПЕТРА I, К ШАХУ ГУССЕЙНУ, ПЕРСИДСКОМУ СОФИ, В 1715 ГОДУ

(Джон Белль выехал из Петербурга 15 июля 1715 г. В первой главе он описывает в кратких выражениях свой путь через Москву до Казани, в которой ему пришлось зазимовать; во второй главе содержится описание Казани и окрестных народов. 4 июля 1716 года посольство выехало из Казани вниз по Волге, останавливаясь в приволжских городах на самое короткое время для перемены гребцов)...

* * *

“...Мы проплыли многие города и многие деревни, лежавшие у нас вправе, и пристали в Саратове, городе великом и лежащем на той же стороне около 850 верст от Казани. Он просто окружен рвом и деревянною стеною с башнями, снабженными пушками, и защищаем гарнизоном из казаков, из которых составлены разные полки.

На завтра обедали мы у губернатора, который представил нам изобильный стол, и у коего мы ели наилучшую говядину и баранину.

После обеда поехал я с некоторыми из наших людей за реку, чтоб посмотреть ярмарку, на которую съезжаются туда калмыки для продажи своих лошадей. Было их тут от пяти до шести сот человек и стояли они станом со множеством лошадей, которые паслися по воле, выключая тех, на коих они сами сидели. Кибитки их расположены были вдоль реки. Они имеют коническую фигуру. Построены они из шестов, наклоненных один к другому, у коих вверху оставлено отверстие для принятия света и для выпущения дыма. Сии шесты укреплены поперек [150] пробоинами, длиною от четырех до шести футов, кои приколочены гвоздями; а все сие прикрыто толстым войлоком и сукнами. Они мне показались лучше всех, сколько мне ни случалось видывать, ибо способны ко скорому поставлению, и столь легки, что один верблюд может их свезти пять или шесть. Сии калмыки собою коренасты, и чрезвычайно сильны. Лицо имеют широкое, нос плоский, глаза маленькие черные, но весьма острые. Одежда их очень проста; она состоит в кафтане из бараньей кожи, который подпоясывают они кушаком; в малой круглой шапке, подбитой мехом, с шелковою красною кистью; в кожаных, либо в холщевых портах и в сапогах. Все они бреют голову, выключая одну прядь волос, которую заплетают и носят назади.

Они вооружены стрелами, саблями и копьями, коими действуют с великим проворством. Они храбры и отважны, но боятся пушки, ибо она пугает у них лошадей и приводит их в беспорядок. Как они с утра до вечера на лошади, то и неудивительно им быть хорошими ездоками.

Женская их одежда мало различествует от мужской. Кафтаны их несколько только подлиннее, и опушены лоскутками разных цветов. Они носят серьги и волосы заплетают. Знатнейшие их женщины носят летом шелковое платье. Они чрезвычайно целомудренны, неспособны к ветреничеству и не знают что такое есть прелюбодейство. Из калмыков бывают весьма хорошие служители и нет таких трудов, коих бы они не снесли, лишь только б поступали с ними ласково. Жизнь вольная и странственная, каковую они ведут, вселяет в них отвращение ко всему тому, в чем хотя малый есть знак принуждения и неволи. Нет у них других богатств, кроме стад, чем они уподобляются первым праотцам. Стада их состоят в верблюдах, конях и овцах. Лошади их хорошего роста и очень сильны. Как начинают они их обучать на шестом годе, то бывают они чрезвычайно упрямы и бешены. Продаются они на сей ярмарке по шестнадцати рублей и больше, ежели они высоки ростом и ходят иноходью. Обыкновенных верблюдов у них мало, а великое множество так называемых дромадеров (Род верблюдов, которым я не знаю особливого имени на российском языке; однакож заподлинно уведомился я, что дромадеров совсем у них нет, а есть три рода верблюдов, из коих один другого поменьше.), которые имеют два горба на спине. Коровы их среднего роста; овцы их очень велики и вместо хвостов имеют курдюки, так как и турецкие; но шерсть их хуже бараньей.

Повествуют, что в прошедший век некоторый калмыцкий владелец, именуемый Торгоут Орлюк, пришел от Аларк-Уллы, что знаменует Пеструю гору, лежащую между Сибирью и Индиею, на российские границы, и привел с собою около 50000 семей или кибиток, как они их называют. Во время пути своего в [151] западную сторону Волги, разбил он изрядною битвою некоторого татарского владельца, называемого Ейбал-Учика, который кочевал на другой стороне реки Ембы. Подалее того нашел он еще трех татарских владельцев, а именно: Китта-Гапсая, Малебаша и Ечана, которых он также разбил; после чего расположился на восточной стороне Волги, под покровительством России. Орлюк имел шесть сыновей, но правление досталося старшему, который назывался Данчин.

Ныне владеющий хан называется Аюка. Он считается четвертым владетелем по Орлюке, и во всем Востоке похваляют способность его и любовь ко правосудию. Я уведомился, что причиною, для коей Орлюк оставил свою землю, была распря, восставшая при избрании ему преемника. Нашед себя слабейшим и проиграв по несчастию битву, не хотел он более изведывать счастия и оставил по своей воле ту страну. Вообще называют сей народ черными татарами, хотя они только что смуглы.

Нет у них других денег, кроме тех, кои получают они от россиян и их соседей, в промен за великое число рогатого скота, который им продают. Сии деньги употребляют они на покупку хлеба, а наиболее всего сукон и шелковых материй для одевания своих жен. Нет у них других ремесленников, кроме делающих оружие их; ибо работу почитают они наилютейшим невольничеством. Все их упражнение состоит в пасении стад, в обучении лошадей и во звериной ловле. Когда они хотят пожелать кому зла, то посылают такого жить инуду, и чтоб он работал, как россиянин. Нет у них в языке ни одной из тех ужасных клятв, каковые весьма обыкновенны между просвещенными народами. Они верят, что добродетель делает человека счастливым, а порок бедным; и когда кто станет их побуждать на какую-нибудь несправедливость, то ответствуют они такому пословицею, что “и острый нож не может резать без черена”.

Сколь долгие ни предпринимают они путешествия, однакож не возят с собою других припасов, кроме сыра или скиснувшегося и высушенного молока, из коего делают они небольшие катышки, кои распускают в воде и пьют оную. Когда изойдет у них сей припас, тогда находящихся у них в запасе лошадей убивают и едят. Мясо их жарят на решетке или взоткнув на стрелы; никогда не едят они его сырого, так как думают многие, разве принуждены бывают к сему крайнею нуждою. Правда, что они возят с собою большие части лошадиного мяса, которое сушат они на солнце, или коптят в дыме; но сего не можно называть сырым мясом. Я его отведывал, и оно не столь неприятно, как о том думают.

Не могу я много сказать об их законе. Сей народ погружен во мрак идолослужения. Находится у них множество ламов, или попов, которых все знание состоит во чтении и письме, и различаются они от прочих желтою своею одеждою. Первосвященник их называется далай-лама и живет далее на восток. [152]

Из Саратова выехали мы 1 июля 1716 г., и проехали 2, 7 и 9 чисел города Камышинку или Дмитриевск, Царицын и Черный Яр; все три лежат на западном береге, и также укреплены, как Саратов. В первом нашли мы капитана Перри, родом англичанина, со множеством работников, прокапывающих ров между Волгою и Доном, чрез что учинилося бы сообщение с Черным морем; но как земля была очень жестка и неровна, то оставили сию работу, хотя расстояние не более как на пятьдесят верст простиралось.

Дорога от Черного Яра до Астрахани, по западному берегу Волги, обитаема кубанскими татарами, явными врагами россиян, так что сии не могут тамо ездить с безопасностию. Но совсем инакова оная на другом береге, на коем кочуют калмыки, и с которыми они живут в мире. На островах реки Волги нашел я множество дикого солодкового корня.

13 числа прибыли мы живы и здоровы в Астрахань, и стали в крепости. Сей город завоеван у татар в 1554 году царем Иваном Васильевичем, который утвердил сим все свои завоевания на Волге и отворил россиянам путь распространять свою державу на полдень и восток; что они и учинили потом со многим успехом.

ПРЕБЫВАНИЕ НАШЕ В АСТРАХАНИ; ОТТУДА ПРИЕЗД НАШ В ШЕМАХИЮ

Астрахань лежит около шестидесяти верст от Каспийского моря, на острове реки Волги, коей главнейший рукав течет на запад. Сей город укреплен кирпичною стеною с бойницами и четвероугольными башнями по некоторым расстояниям. Соборная церковь, губернаторский дом и магистрат заключается во крепости. Находится тамо небольшой залив для судов, плавающих по сей реке и по Каспийскому морю. Дома там почти все деревянные. Лес, употребляемый для строения в Астрахани, сплавливается туда по реке; ибо окрестная ее страна не иное что есть, как пространная степь, необработанная и бесплодная. Надлежит проехать многие мили на запад, чтоб сыскать воду. Однакож, ближние острова к городу чрезвычайно плодоносны и рождают преизрядный виноград, который туда привезен для рассаживания из Персии и от инуду. Также растут там арбузы, которые почитаются наилучшими во свете; также мскусовые дыны, персики, вишни, груши, яблоки и абрикосы.

В окрестностях тамошних находятся многие изрядные виноградные сады; из которых иные принадлежат императору, а другие разным частным людям; оные взяты на откуп некоторым французом. Виноградные тамошние вина очень хороши на месте, но нельзя их так перевезти, чтоб они не смутились; и если бы не сие обстоятельство, то могла бы Россия ими снабжать всю [153] остальную часть Европы: сие худое свойство приписывают селитряным частицам, которыми та земля наполнена; а наиболее побудило меня сему верить то, что я сам видел в одном жолобе, каковые употребляются для орошения земли, что его подернуло солью. Впрочем тамошний виноград очень сладок и не имеет никакого знака кислоты.

Около мили пониже города великое множество добывают обыкновенные соли: вырывают большие ямы, кои наполняют водою, и когда она от солнечного жара высохнет, то остается на дне соль; сбирают ее таким образом и отправляют водяным путем в ладьях от пяти до шести сот бочек.

Пороховая мельница находится немного повыше города; и сей завод, присоединенный к селитряному, близ оного стоящемy, упражняет множество работников, кои получают себе плату от правительства.

Климат там очень жарок, но чрезвычайно здоров: погода там бывает обыкновенно тихая, что и производит сие множество комаров и мошек, наполняющих страну. Сия гадина прогоняется однакож иногда северным ветром, восстающим с моря, и который место сие делает весьма приятным. Сии насекомые рождаются на мелях, находящихся подле моря, и по которым нет проезда, по причине множества растущего там камыша.

Татары мухомеданцы живут вне города, и пользуются такими же вольностями, как и в других местах. Я видал многих татарок на улице с кольцами в носу, различной цены по состоянию и знатности тех, которые их носят. У иных были золотые, а у других осыпаны дорогими камнями. Мне захотелось узнать причину толь отменного обыкновения и мне сказано, что носящие сии кольца были посвящены богу; что родители их обрекали иногда оных на то еще во чреве их матерей и, коль скоро они рождалися, то и вздевали им во правую ноздрю такое кольцо, и что они носили его до самой смерти. Я видал, что иные из них носили по два кольца.

Астрахань производит знатную торговлю с Персиею, Хивою, Бухариею и Индиею. Купцы сих различных народов имеют там общий караван-сарай или гостинный двор, где они живут и продают свои товары.

Армяне производят величайшую часть персидской торговли; ибо персы весьма редко выезжают из своей земли. В Астрахани находится несколько индиян или баниан, которые красят себе лоб шафраном, либо соком другого какого растения. Они весьма добрые люди, просты и человеколюбивы, и питаются одними почти плодами.

Городской рынок чрезвычайно изобилен съестным, и в нем рыбы гораздо более находится, нежели в каком ином городе, где бы это ни было. Коль скоро продажа кончится, что обыкновенно случается в десять часов по утру, то всю оставшую рыбу кидают в удаленное место, в пищу свиньям и птицам, что [154] придает их мясу рыбный запах. Я бы не дошел до конца, если бы вздумал исчислять всю находящуюся здесь рыбу; но не могу не упомянуть о карпах (сазаны), которых величина превышает все то, что я ни слыхал об оных. Мне случалось видеть, что иные из них тянули до тридцати фунтов, и были чрезвычайно жирны и сочны. Которые из них ловятся осенью, тех отправляют заморозя в Москву, и где их расходится, так как и в окрестностях, превеликое множество.

Также видел я тамо разного рода гусей весьма редких, из коих опишу я наидостойнейших примечания.

Первый, коего россияне именуют баба-птица, перьем сер, и больше гораздо лебедя. Нос имеет очень широкий, а под ним: подзобок, в который уляжется с пинту и больше (Пинта — французская мера жидкости, равная в среднем одному литру.): сия птица держится при берегах, и когда усмотрит она мелюзгу рыбу, то, распространив свои крылья, гонит ее ко траве, и хапает ее столько, сколько ей угодно; и после, как наполнит свой зоб, выходит на берег оную есть, или относит ко своим птенцам. Я думаю, что эта самая птица есть пеликан.

Другой весь бел, кроме лап, кои у него черного цвета. Он поменьше несколько цапли, и нос имеет очень долгий и широкий. Немцы называют его Loeffel-gans; а россияне колпиком. Третий такой же почти величины и такого же цвета, выключая лап, кои у него долгие и красные; нос имеет круглый и крюковатый и столь красный, как коралл; на крыльях есть у него несколько красных перьев такого же яркого цвета.

Я видел также некоторого рода утку, называемую турпан, которая несколько поболее обыкновенной. Ловить ее легко, и не менее она удивительна красотою своего перья, как и некоторым родом пения, кое отменно у ней от прочих. Всех сих птиц я ел; но все они имеют рыбный запах, что мне всегда не нравилось.

Также находится там множество куропаток и дрохв; но сии птицы столько уже известны, что бесполезно будет их описывать. Калмыки весьма искусны во птицеловстве, а особливо в ловле соколов, что они знают в совершенстве. Дрохв убивают они стрелами, улучая то время, когда сии птицы едят, и скачут к ним во всю прыть. Как они очень тяжелы, и не скоро поднимаются, то сии охотники имеют время приблизиться к ним и застрелить их.

На берегах Волги водится некоторый род диких коз, которые несколько побольше серны, и шерстью рыжеватее; рога имеют зеленые, ровные, длиною около девяти дюймов, и покрыты они множеством кругов, которые идут умаляяся до самого конца, который чрезвычайно остр. Сей зверь очень быстро бегает, и мясо имеет преизрядное. Рыло у него хрящеватое и [155] простирается почти до самых глаз, чего я не приметил еще ни в каком другом звере.

Еще видел я малого зверька весьма быстрого, величиною подобного почти белке, и цвета рыжего, которому астраханские жители дают имя зайца. Передние его ноги гораздо короче задних; хвост у него длинный и оканчивается кисточкою из волосов. Живет он в земле и я видал некоторых из них в клетке. Калмыки великие охотники их есть.

Во время пребывания в Астрахани, прибыл туда от хивинского хана посол, который ехал через сие место в Петербург. Прислал он несколько малых подарков к нашему посланнику, которые состояли в одной паре перчаток для ловли соколов, в небольшом ноже, в вышитом кошельке и некоторых плодах.

Хива есть весьма пространная земля, лежащая на два или на три дня езды на восток от Каспийского моря. На полдень граничит она с Персиею, а на восток с Бухариею. Столица ее, имеющая то же имя, очень велика и многолюдна и управляется ханом, которого избирает народ. Сей народ столько же опасен для путешествователей, как и для соседов своих, ибо питается одним воровством и грабежами. Хива весьма укреплена, но когда б и укрепления не имела, то песчаная и бесплодная степь, в каковой она лежит, защитила бы оную сама собою от нападений ее соседей.

Некогда, прогуливаяся в Астрахани по улице, увидел я весьма пригожую татарку, едущую на воле. В носу у нее было кольцо; вола своего управляла она веревкою, коя служила вместо узды. Она была лучше одета, нежели обыкновенные женщины и была исследуема служителем. Не меньше поражен я был ее красотою, как и отменностию ее экипажа. Не должно смешивать мухомеданских татар с калмыками; первые гораздо просвещеннее последних.

Нахожу я за пристойное, прежде оставления Астрахани, открыть здесь некоторое заблуждение, которое почасту примечал я в описателях сего народа, повествующих о редкостях сия страны. Объявляют они, между прочим, что растет подле Астрахани некоторое деревцо, называемое от россиян татарский барашек, с коего кожа употребляется от армян, персиян, татар и проч. вместо меха. Они присовокупляют, что сие растение частию есть животное и частию былие, и что оно ест растущую около его траву. Сие мнение, сколь оно ни безрассудно, вселило вероятность во многие разумы особ рассудительных и я знавал некоторых, кои ни мало не сомневалися об истине сего обстоятельства.

Я ездил на несколько миль от города с некоторыми татарами, чтоб увидеть сие чудесное растение, но не сыскал я ничего в сих степях, кроме нескольких сухих кустов, рассеянных там и сям по полю, коих верхушка, которая собою густа и темного цвета, стоит на простом стебле. Вышиною сии кусты около осьми [156] дюймов, и кончаются верхушкою, коей кисти ограждены иголками. Это правда, что не растут травы в том месте, где простирается тень сего прозябания; но сие свойство есть общее ему со многими другими. Я наведывался о сем у многих смысленных татар, и все они насмехалися над сею толь вздорною баснею.

В Астрахани находится множество ягнячьих овчин серых и черных; иные из них волнистые, другие курчавые и такой имеют глянец, что никакой табин (Некоторый род волнистой тафты. (Прим. ред. сборника)) не может с ними сравниться. Они в великом употреблении; персы и россияне покупают их на опушку шуб и шапок. Наилучшие из сих овчинок выходят из Бухарин, из Хивы и соседних земель. Достают сии мехи таким образом: прежде нежели объягнится овца, закалают ее и выпарывают из нее ягнят; или убивают их тотчас по их рождении. Такая кожа столько ж стоит как и целая овца.

Калмыки и другие татары, обитающие в находящихся вкруг Астрахани степях, имеют также ягнячьи овчинки и употребляют их на такое же дело; но только оные гораздо ниже бухарских и хивинских. Шерсть на них жестче, не столько имеет глянца, а при том и выделка их не так хороша, чего ради и нестоль они ценны. Я видал, что одну такую бухарскую овчину продавали от 25 до 30 рублей, а калмыцкие покупаются около пятидесяти копеек.

Из Астрахани отправилися мы 5 числа августа, на пяти судах, из которых три были плоскодонные, и груза имели сто пятьдесят бочек, каждое о трех мачтах и о десяти пушках; прочие два судна были простые барки. Выехали мы около полудня и под вечер прибыли к рыбному заколу, называемому Учуг, где мы кинули якорь. Речные берега чрезвычайно тут пологи; на запад лежат песчаные и бесплодные долины, а на восток отмели, покрытые камышом, кои производят множество насекомых; так что, какие ни взяли мы предосторожности, невозможно нам было ни есть, ни спать спокойно. Признаюсь, что сие место вселило в меня ужас, да и не станет никто удивляться сему, если примет в рассуждение, что не включая печальный и страшный вид, каковой представляют окрестности, увлекается там судно быстриною течения в больший залив, на котором плавание чрезвычайно опасно на многих местах, и коего берега населены народами жестокосердыми и варварскими, ежели исключить из сего числа россиян и персов.

На другой день рано отправились мы опять на рассвете и в десятом часе вошли мы в Каспийское море, в которое вливается Волга седмью или осмью великими устьями, не включая множество небольших. Но из них только два, по коим могут ходить корабли всякие величины. Под вечер остановилися мы у трех песчаных насыпей, произведенных морем и называемых Четыре бугра, которые отстоят верст на тридцать от устья [157] Волги. Нет более как от шести до седьми футов глубины во все”” сем расстоянии, и то в некоторых токмо местах; и сие то делает сей проход чрезвычайно опасным во время непогоды.

7 числа пустились мы очень рано при помощи хорошего с берега ветра, который отдалил нас на такое расстояние, где вода была глубиною сажени на три и земля пропала у нас из вида. Погода была не менее холодна, как и прежде. К половине дня ветер, обратясь на юг, принудил нас остановиться и мы простояли в сем месте недели с три, по причине тишины и противных ветров.

Никаких не видали мы судов во все сие время, выключая одного российского корабля, ехавшего из Гилани в Персию с некоторыми армянскими купцами. С корабля сего подарили нашему посланнику корзинку апельсинов, дынь и других плодов, что было нам тем приятнее, что мы их более уже не имели. Мореплавание наше начинали мы снова всякий раз, когда только позволяло время, дабы достигнуть в Терки, небольшой укрепленный город, принадлежащий россиянам и лежащий в северо-западе на берегу (Между протоками реки Терека на небольшом острове. (Прим. ред. сборника)) Каспийского моря, где мы имели намерение запастися съестными припасами; но тишина воспрепятствовала нам в том.

Августа 26 числа под вечер ветер подул на северо-запад; мы распустили все наши парусы, и склонили наш путь на юг-юго-восток, и до наступления ночи проехали мы Тюлений остров, прозванный так потому, что водится вкруг оного великое множество тюленей. Ветр продолжался во всю ночь с такою же силою, и на завтрее рано поровнялися мы с Шафкальскими горами, которые отстоят на пятнадцать миль отсюда. Мы продолжали наш путь весь сей день, приближался помаленьку к берегу.

Под вечер 28 числа погода совсем утихла, так что мы принуждены были остановиться за шесть миль от берега. На другой день, когда ветер сделался нам способен, прибыли мы после полудня перед Дербент.

Текст воспроизведен по изданию: Исторические путешествия. Извлечения из мемуаров и записок иностранных и русских путешественников по Волге в XV-XVIII вв. Сталинград. Краевое книгоиздательство. 1936