Фридрих-Вильгельм Берхгольц. Дневник. Часть 4. Отделение 2.

ФРИДРИХ-ВИЛЬГЕЛЬМ БЕРХГОЛЬЦ

ДНЕВНИК

1721-1725

Часть четвертая

Май

1-го погода не очень-то благоприятствовала первому гулянью, которое иностранные купцы обыкновенно устраивают здесь в этот день в Семеновской роще, потому что не только шел дождь, но даже около полудня в первый раз гремел гром. Так как его высочеству сказали, что вся императорская фамилия также приедет в Семеновскую рощу, да и погода начала проясняться, то он в 5 часов отправился туда с своею свитою верхом и вскоре имел удовольствие встретить императрицу и обеих императорских принцесс, которые выехали из Головинского сада и направлялись к роще Его высочество слез с [220] лошади, подошел сперва к императрице, потом к принцессам и целовал им руки; потом сел опять на лошадь и ехал возле кареты принцесс до самой рощи, при чем дорогой несколько раз имел удовольствие разговаривать с ними. Приехав на обыкновенное сборное место в роще, они нашли там почти всех слободских с их женами и детьми; но императрица тотчас же проехала к другому месту, где кроме нее, принцесс, его высочества, нашего герцога, и его свиты не было никого. Здесь она оставалась не выходя из кареты и поджидала императора, который скоро приехал водою на верейке. Герцог сошел с лошади и присоединился к свите принцесс. Тотчас по приезде государя он подошел и к нему с реверансом, и был очень милостиво принят. Побыв несколько времени с императрицей и принцессами, его величество пошел к доктору Бидлоо и к купцам; но его высочество остался с государыней, или, лучше сказать, с принцессами, потому что она сама велела ему идти к ним, зная очень хорошо, что для него ничего не может быть приятнее такого позволения. Ее величество несколько раз подносила ему по стакану вина. Так как герцогские валторнисты находились также в роще, то она (после своих, игравших несколько времени) потребовала их к себе и заставила играть довольно долго. Те прилагали все старание, чтобы отличиться, и получили хороший куш на водку. После по приказанию его высочества они должны были играть перед принцессами во все время, пока мы там оставались. Императрица хотя и собиралась скоро уехать домой, однако ж по желанию государя не уехала до 9 часов, потому что его величество был в отличном расположении духа и не хотел еще уезжать. Но долгое сидение наскучило наконец ее величеству, и она вышла из кареты, чтобы пройтись немного с своими дамами; принцессы же совсем не выходили из кареты, потому что все время постоянно шел мелкий дождь, отчего и его высочество ни на минуту не оставлял их, когда не был с императрицей. Ее величество незадолго пред тем, как решилась выйти из кареты, прислала ему с Монсом прекрасный букет, за который он тотчас пошел поцеловать ей руку, а она тут опять поднесла ему стакан своего превосходного венгерского вина. Во время пребывания царской фамилии в роще доктор Бидлоо, его жена и дети пришли туда с кофе и сластями, которые подносили сперва императрице, а потом и принцессам. Наконец часов в девять, когда императрица еще гуляла, император подошел к ней и затем, побыв с нею несколько времени, уехал сухим путем в город; после чего скоро поехала домой и ее величество с принцессами. Его высочество хотя тут и простился с ними, поцеловав им всем руки, однако ж все-таки провожал принцесс до самой Немецкой Слободы, где опять сошел с лошади и еще раз распрощался с ними. Так как при отъезде нашем из рощи почти все приехавшие туда верхами присоединились к нашей свите, то за каретой принцесс [221] скакало по крайней мере 40 или 50 человек. Его высочество во все это время ехал возле кареты (то с той, то с другой стороны) и разговаривал с принцессами. В этот день положительно уверяли, что коронация назначена в будущий четверг, т. е. 7 мая, но что великий князь, вопреки бывшим здесь слухам, к этому времени сюда не приедет.

4-го камер-паж императрицы Гольштейн уверял, что коронация будет непременно в будущий четверг, 7 мая, хотя ее величеству и хотелось бы, чтобы ее отсрочили до воскресенья; но император никак не соглашается на это, желая, чтобы поскорей все было кончено. Так как государыня в день коронации будет причащаться Св. Тайн, то она теперь уж начала поститься. Сначала говорили, что ее величество в этот день со всею процессиею торжественно будет ехать из Головинского сада (где живет в настоящее время) до Кремля; но теперь уверяют, что ничего этого не будет и что императрица уж в среду приедет в Кремль, чтоб ночевать там. Говорят также, что завтра непременно будут трубить на улицах о коронации.

5-го. Я забыл сказать, что 1 мая прибыли сюда оба последних батальона, остававшихся еще в Астрахани. Они принадлежали к дивизии императора и выступили из Астрахани 20 февраля. Свое крайне затруднительное путешествие они совершили частью сухим путем, частью водою. Сегодня начали трубами возвещать о короновании императрицы, назначенном на 7 мая.

6-го, поутру, продолжали извещать во всем городе о предстоявшем на другой день короновании ее величества. После обеда посланник Штамке опять был приглашен к г. Остерману, с которым имел уже несколько конференций касательно церемониала при коронации. Он возвратился с достоверным известием, что герцог будет вести императрицу к трону и потому оттуда в церковь. Его высочество был очень доволен церемониалом. Около 5 часов вечера императорские принцессы проехали мимо нашего дома, отправляясь в Кремль, где они должны были ночевать, чтобы на другой день быть уже на месте церемонии. Вечером, позднее, проехала и императрица, которая очень милостиво отвечала на поклон его высочества и внимательно смотрела на триумфальные врата, устроенные им в честь ее к завтрашнему дню под руководством поручика барона Ренне (сына знаменитого генерала Ренне и обер-гофмейстерины герцогини Курляндской), который и проектировал их. Девизы с надписями сочинял посланник Штамке. Врата эти задуманы и исполнены очень хорошо и возбуждают всеобщие похвалы. Стоили они его высочеству много, потому что он для императрицы не жалел денег.

7-го, в день коронования императрицы, его королевское высочество в 7 часов утра отправился в Кремль в следующем порядке. Впереди всех ехали верхами два драгуна в новых мундирах, за ними дорожный фурьер (Reisefourier) Любкен, потом два конюха, за которыми [222] следовала первая карета в шесть лошадей. В ней сидели граф Вахтмейстер, полковник Брюммер, камеррат Негелейн и камер-юнкер Берхгольц. Далее ехали опять два конюха перед другою каретою в шесть лошадей, в которой сидели конференции советник Альфельд и маршал Плате; затем снова два конюха перед третьего каретою, в которой сидели г. Измайлов (состоящий, по распоряжению здешнего двора, при особе его высочества) и обер-камергер граф Бонде. За этою каретою ехали сперва два гвардейских гренадера Преображенского полка, потом прапорщик Цеге фон Мантейфель, шесть лакеев верхами и два скорохода, и затем следовала карета герцога в шесть лошадей, в которой его королевское высочество сидел один. Спереди на ней стояли два маленьких пажа, именно молодой Чернышев и Бре-даль, а на запятках четыре лакея. Шесть кавалеров ехали верхами по сторонам ее, а именно с правой — капитан Шульц, капитан Бассевич и секретарь Гюльденкрог, с левой — гоф-интендант Миддельбург, гоф-юнкер Тих и молодой барон Адлерфельд. Непосредственно за каретою его королевского высочества ехали верхами оба камердинера Классен и Пель, потом оба каммер-пажа — Геклау и Петерсен и наконец оба камер-лакея его высочества и два егеря. Все костюмы были новые и роскошные, а всадники имели прекрасных лошадей с вышитыми чепраками. На его королевском высочестве, нашем герцоге, были зеленый бархатный кафтан с камзолом и отворотами из парчи, шляпа с белым пером и прекрасною кокардою, алмазная звезда на груди, золотая, осыпанная бриллиантами шпага и бриллиантовые пряжки на башмаках и у колен. Все это было надето им в первый раз. В вышеописанном порядке его высочество ехал до Кремля и далее внутрь его, насколько это было возможно; но кавалеры его и провожатые следовали туда за ним пешком. На дворцовой площади стояли в строю находившиеся здесь батальоны гвардии с шестью еще другими, всего около 10 000 человек. Когда его высочество подъехал к тому месту, где должен был выйти из кареты, он был встречен временным церемониймейстером, бригадиром Шуваловым, который повел его и всех наших кавалеров вверх по большой, устланной красным сукном дворцовой лестнице (Т. н. Красному Крыльцу, ведущему с Царской площади в Грановитую Палату.), где на верхней площадке стояли в строю гренадеры обоих гвардейских полков. Они отдали честь его высочеству. Церемониймейстер провел нас в большую коронационную залу, в которой потом должны были обедать и в которой обыкновенно бывают аудиенции. Тут мы нашли только нескольких депутатов и немногих русских господ. Через полчаса в эту залу пришел генерал-прокурор Ягужинский, который повел его королевское высочество в комнату, где обыкновенно бывают заседания Сената и где теперь собрались все сенаторы и другие русские вельможи; но из [223] наших кавалеров никто не сопровождал туда его высочество, кроме обер-камергера и г-на Измайлова. Все мы, прочие, остались в вышеупомянутой зале. Она очень велика, и стены в ней были обиты попеременно красным бархатом и персидскими коврами, а окна и своды красиво расписаны и вызолочены. Расположение ее можно видеть из следующего простого чертежа (чертеж не приводится):

А. большой зал (Грановитая Палата.).

В. передняя комната, в которой стояли кавалергарды (die Chevallier-Garde).

С. двери.

D. галерея, где стояли гренадеры обоих гвардейских полков.

Е. большое дворцовое крыльцо (Вышеупомянутое Красное Крыльцо.).

F. окна в зале.

G. трон с императорским столом, стоявший на возвышении о нескольких ступенях. Он был обтянут или покрыт красным бархатом, и над ним возвышался большой красный бархатный, обложенный широким золотым галуном балдахин, под которым кушали их величества.

Н. стол, за которым сидел его королевское высочество совершенно один.

I. стол для духовенства, о 20 приборах.

К. стол для сенаторов и знатнейших вельмож, о 28 приборах.

L. стол для дам, о 36 приборах.

М. стол для генералов, депутатов и других лиц, о 30 приборах.

N. галерея для императорских принцесс, откуда они incognito смотрели на обед.

О. большой столб в средине залы, на который опираются своды, украшенный со всех четырех сторон, сверху донизу, большими серебряными вызолоченными и золотыми сосудами.

Р. оркестр императорских, герцогских и других музыкантов, всего 60 человек, которые играли во время обеда. [224]

Зала эта обращена фасадом к дворцовой площади и находится в той части дворца, которая называется Грановитою Палатою (Granit-Pallast). В ней прежние цари давали аудиенции иностранным министрам. Большой столб О, стоящий в середине залы для поддержки свода, был со всех четырех сторон, от пола до самого этого свода обставлен серебряными вызолоченными и некоторыми золотыми сосудами, между которыми особенно замечательны были: большой золотой бокал, кругом с изображениями древних римских императоров, искусно вырезанными на восточных камнях, большой серебряный вызолоченный бокал вышиною с лишком в рост человеческий — подарок королевы Христины (Дочери знаменитого Густава-Адольфа.), бокалы с изображениями всех горных городов Саксонии, из чистого серебра, могущие служить для стола, и другие Буфет этот по справедливости мог считаться одним из превосходнейших и богатейших в свете. На месте G был трон с большим красным бархатным, богато обложенным золотыми галунами балдахином, под которым стоял стол для их императорских величеств; трон возвышался от пола только на одну ступень (Выше Берхгольц говорит, что трон стоял на возвышении о нескольких ступенях; след., где-нибудь ошибается.), но был также весь обит красным бархатом. На спинке его по широким половинкам бархата, спускавшимся от балдахина, был богато вышит золотом русский орел, а под самым балдахином красовался соединенный именной шифр их величеств, также шитый золотом. Прочее уже объяснено. После 9 часов мы, прочие, пошли в собор или кафедральную церковь Успения Пресвятой Богородицы, где должно было совершиться коронование, и когда отдали там полученные нами билеты, младший церемониймейстер провел нас на место, которое мы должны были занимать, а именно на балкон, где стояли иностранные министры. Они в церкви хотя и присутствовали при короновании, но их, во избежание споров о местах, не пригласили ни на процессию, ни в залу к столу. Балкон этот в середине, между ими и нами, разделялся проходом, так что трон мы могли видеть почти прямо перед собою. Он стоял посредине церкви, в среднем ее проходе, между большими столбами и прямо против алтаря или хора и находящихся в нем так называемых святых врат. Это было очень широкое возвышение, окруженное вызолоченными перилами, на которое вели 8 или 10 ступеней такой же ширины, как и верхняя площадка, и с балюстрадой по обеим сторонам. Ступени были в середине с уступом. Над всем этим висел большой великолепный четырехугольный, богато обложенный золотом балдахин, который в середине свода был прикреплен веревкою в руку толщины, обвитою парчой, и четырьмя золотыми шнурами, протянутыми от его углов. Возвышение это, сделанное в форме [225] четырехугольника, занимало средний проход церкви во всю ширину. Под балдахином стояли для их императорских величеств два стула (из которых помещенный с левой стороны, именно для императрицы, был с ручками), оба богато обделанные драгоценными камнями. Один из них когда-то привезен был в подарок из Персии. Направо от них стоял четырехугольный стол, на котором потом лежали императорские регалии и который накрыт был великолепной золотой ширинкой с вышитыми по ней коронами. Как самый трон, так и ступени были кругом обиты красным бархатом с золотыми галунами по краям. У уступа, с правой стороны, помещались обе императорские принцессы и обе герцогини в особой ложе, обтянутой золотыми и серебряными материями. С этой же стороны, немного ближе ко входным дверям, позади обыкновенного императорского кресла, устроено было отдельное место для его королевского высочества, нашего герцога, а по обеим сторонам церкви тянулись балконы для дам, которые не были в робах. В параллель с нами, несколько наискось и против алтаря, находился балкон для дам в робах, участвовавших в процессии, также для депутатов, генералов и прочих здешних вельмож, не имевших никакой особой должности при церемонии коронования. Балкон этот, как и наш, в середине был разделен на две половины Внизу размещены были вокруг все прочие лица, имевшие билеты для входа в церковь. Внутренность церкви была освещена множеством восковых свечей, и великолепная большая серебряная люстра особенно сильно бросалась в глаза. Около 10 часов прибыли в церковь обе старшие императорские принцессы и обе герцогини; но сестры последних, принцессы Прасковий, не было по причине нездоровья. Наконец, часов в одиннадцать, началось шествие их императорских величеств при звоне всех колоколов и музыке всех полков, расположенных на дворцовой площади. Их величества шли пешком от дворца до церкви, и не только весь этот путь, но и большая дворцовая терраса (Красное Крыльцо), по которой шла процессия, были устланы красным сукном. Перед входом в церковь государь и государыня были встречены и приветствованы всем духовенством в богатейших облачениях Шествие из дворца в церковь открывала половина отряда сформированной недавно лейб-гвардии в сапогах со шпорами и с карабинами в руках. Составляющие этот отряд 68 человек имеют все офицерские чины; сам император состоит в нем капитаном, генерал-прокурор и генерал-лейтенант Ягужинский капитан-поручиком, генерал-майор Мамонов старшим поручиком, и т. д. После того шли под предводительством своего гофмейстера 12 пажей императрицы, все в зеленых бархатных кафтанах, парчовых камзолах и проч., в белокурых париках и с белыми перьями на шляпах. За ними следовали четыре взрослых пажа или денщика императора. Затем шел церемониймейстер Шувалов во главе [226] лифляндских, эстляндских и прочих депутатов от провинций, также бригадиров, генерал-майоров, всего генералитета и других должностных лиц; потом — теперешний государственный маршал Толстой с своим большим серебряным маршальским жезлом (на верхнем конце которого красовался двуглавый российский орел, осыпанный драгоценными камнями) и в сопровождении двух герольдов — обер-герольдмейстера Плещеева и графа Санти. Далее следовали господа, которые несли регалии, а именно прежде всего тайный советник барон Остерман, тайный советник и сенатор князь Дмитрий Михайлович Голицын и еще двое несли на большой подушке коронационную мантию императрицы. Мантия эта была из парчи с вышитыми по ней двуглавыми орлами и коронами, подбитая горностаем и весом, как говорили, в 150 фунтов. Один аграф, которым она застегивалась спереди, стоил будто бы около 100 000 рублей (вещь эта была та самая, которую недавно похитил в С.-Петербурге несчастный ювелир Рокентин). Потом несены были на богатых подушках три собственно так называемые регалии: держава — князем Долгоруким, бывшим российским послом в Дании и Франции, скипетр — старым сенатором графом Мусиным-Пушкиным и новая великолепная императорская корона — генерал-фельдцейхмейстером графом Брюсом. За ними шел его величество император в летнем кафтане небесно-голубого цвета, богато вышитом серебром, в красных шелковых чулках и в шляпе с белым пером. Подле него шли генерал-фельдмаршал князь Меншиков и князь Репнин, который, как старший генерал, был в этот день произведен в фельдмаршалы. Вслед за государем шествовала ее величество императрица в богатейшей робе, сделанной по испанской моде, и в головном уборе, осыпанном драгоценными камнями и жемчугом. Платье на ней было из пурпуровой штофной материи с богатым и великолепным золотым шитьем, и шлейф его несли 5 статс-дам, а именно княгиня Меншикова, супруга великого канцлера Головкина, супруга генерал-фельдцейх-мейстера Брюса, генеральша Бутурлина и княгиня Трубецкая. Его королевское высочество, наш герцог, вел государыню за руку; возле них в качестве ассистентов шли еще великий адмирал Апраксин и великий канцлер граф Головкин, а немного позади — генерал-лейтенант и генерал-прокурор Ягужинский и генерал-майор Мамонов, как капитан-поручик и поручик лейб-гвардии ее величества. Непосредственно за ними следовали 6 статс-дам императрицы: г-жи Олсуфьева, Кампенгаузен, Вилльбуа (сестра княгини Меншиковой), Волынская и сестра ее — девица Нарышкина, все в богатых робах. Затем шли попарно прочие дамы, принадлежащие к свите императрицы, именно 13 замужних и 12 незамужних, за ними — некоторые придворные кавалеры и, наконец, в заключение — другая половина лейб-гвардии. Все духовенство шло в церковь впереди процессии, и [227] его высочество, наш герцог, вел императрицу за руку до самого трона. Здесь император принял ее и взвел по ступеням на возвышение; его же высочество после того прошел в особо устроенную для него ложу в сопровождении лишь обер-камергера графа Бонде и русского камергера Измайлова. Когда император взвел императрицу на трон и оба весьма милостиво поклонились всем присутствовавшим, он взял скипетр, лежавший вместе с другими регалиями на упомянутом выше столе, отдал свою шляпу князю Меншикову, стоявшему позади его, и подал знак императрице сесть на приготовленный для нее стул; но она не хотела исполнить этого до тех пор, пока его величество наперед сам не сел на свой стул по правую сторону. На троне остались и все те, которые несли государственные регалии, также 5 статс-дам и 3 знатнейшие придворные дамы. На верхней ступени стояли по сторонам капитан-поручик и поручик лейб-гвардии, на середине ее — два вахмистра той же лейб-гвардии, а на нижней ступени — оба герольда. После того на трон приглашено было духовенство, к которому император обратился с краткою речью, и архиепископ Новгородский, как знатнейшее духовное лицо, после ответа от имени всего духовенства обратился к императрице с благословением, которое она приняла, преклонив колена на положенную перед ней подушку. Затем он взял императорскую корону и передал ее императору, который сам возложил ее на главу стоявшей на коленях императрицы; после чего придворные дамы прикрепили корону как следовало. У ее величества в это время по лицу скатилось несколько слез. Когда она, уже с короною на голове, опять встала, вышеупомянутые три дамы надели на нее большую императорскую мантию, в чем и сам император усердно им помогал. После того архиепископ вручил ее величеству державу и несколько времени читал что-то из книги. Государыня вслед за тем обратилась к его величеству императору и, преклонив правое колено, хотела как бы поцеловать его ноги, но он с ласковою улыбкою тотчас же поднял ее Во все время коронования звон колоколов не умолкал, а когда император возложил на императрицу корону, по сигнальному выстрелу из пушки, поставленной перед церковью, раздался генеральный залп из всех орудий, находившихся в городе, и загремел беглый огонь всех полков, расположенных на дворцовой площади, что после обедни повторилось еще раз, когда императрица приобщилась Св. Тайн и приняла миропомазание. По окончании обряда коронования духовенство сошло вниз и удалилось в алтарь (in das Chor), a их величества император и императрица, отдав обратно скипетр и Державу, спустились с трона и прошли к своим отдельным седалищам, между которыми до сих пор находится старое патриаршее место и которые устроены перед иконостасом, по обе его стороны. Там пробыли они во все продолжение обедни. Между тем на троне не [228] оставалось никого, кроме старого сенатора графа Пушкина при регалиях и 6 офицеров лейб-гвардии по обеим сторонам ступеней. После обедни великий адмирал Апраксин и великий канцлер граф Головкин провели императрицу от ее великолепного седалища к алтарю, где она перед так называемыми святыми (царскими) дверьми стала на колени на парчовую подушку и приняла святое причастие, а потом была помазана архиепископом Новгородским. Когда после этого священнодействия те же господа отвели ее величество на прежнее место, архиепископ Псковский там же, перед алтарем, где совершилось миропомазание государыни, начал говорить проповедь, которая продолжалась добрых полчаса. Он превозносил необыкновенные добродетели императрицы и доказывал, как справедливо Бог и государь даровали ей российскую корону. Проповедь свою архипастырь заключил поздравлением от имени всех сословий российского государства. По окончании литургии и всего вообще богослужения обер-маршал Толстой и церемониймейстер объявили приказание, чтобы все участвовавшие в процессии шли в другую соборную церковь. Тогда его королевское высочество подошел опять к императрице и повел ее к другой церкви, находящейся напротив, на той же дворцовой площади, и известной под названием собора Архангела Михаила, где погребены все цари и где гробницы их видны за решетками вдоль стен. Там, по здешнему обыкновению, императрица должна была еще выслушать краткий молебен. Лейб-гвардия между тем прошла вперед и заняла дорогу туда, которая также была выложена досками и обита красным сукном. Государыня шла по ней с короною на голове и в тяжелой императорской мантии и ведена была его королевским высочеством под богатым балдахином с золотым шитьем и такою же бахромою, который держался на шести серебряных столбиках и несен был шестью генерал-майорами. Четыре флотских лейтенанта придерживали его еще с боков, чтоб он не подавался ни в какую сторону. За ее величеством следовали здесь только 5 статс-дам, обязанных нести шлейф, б придворных дам и наконец — все прочие дамы, которые были в робах, 12 пажей и придворные кавалеры императрицы (которые, впрочем, шли впереди) да еще великий адмирал Апраксин и великий канцлер Головкин, шедшие вместе с обоими старшими офицерами лейб-гвардии по сторонам возле государыни. Император же во время этой процессии прошел из большой церкви, где совершилось коронование, во дворец, где назначался коронационный обед. Князь Меншиков бросал в народ маленькие золотые и серебряные медали и ходил в сопровождении статс-комиссаров Принценштиерна и еще другого, по фамилии Плещеев, носивших эти монеты в больших красных бархатных мешках, на которых вышит был императорский орел. Обе императорские принцессы вместе с обеими герцогинями, [229] Курляндской и Мекленбургской, отправились еще прежде императрицы из церкви во дворец и оттуда смотрели из своей галереи на шествие в другую церковь. После того как и там несколько духовных лиц в богатых облачениях встретили императрицу и провели ее во внутренность храма, его высочество с дамами остался вне церкви и ждал окончания молебна. В это время по данному сигналу в третий и последний раз раздался генеральный залп из орудий с городских стен, смешанный с батальным огнем полков, стоявших на дворцовой площади. После краткого молебна его высочество повел императрицу из церкви к великолепной парадной карете, которая между тем подъехала туда. Это была огромная машина с богатой позолотой и живописью. Делали ее, говорят, в Париже, и она в середине, на верху кузова, украшалась серебряною вызолоченною императорскою короною. Императрица своею большою мантиею заняла почти всю внутренность этой машины и поехала еще в третью церковь, находящуюся у самого въезда в Кремль, в одном знаменитом женском монастыре, где похоронены все царицы и царевны и куда во время коронации цари и царицы из благочестия всегда имели обыкновение также заезжать (Здесь говорится о Вознесенском монастыре.). Карету везли 8 прекрасных лошадей, и составился опять великолепный поезд. За императрицею следовала другая карета в 6 лошадей, в которой сидели великий адмирал и великий канцлер, долженствовавшие вести императрицу в монастырскую церковь вместо его высочества. Генерал-лейтенант Ласси ехал верхом возле императорской кареты и бросал в народ и в войско золотые и серебряные медали, в чем ему помогали в качестве ассистентов еще двое — майор и капитан. Через полчаса государыня в том же порядке возвратилась во дворец, где его высочество, наш герцог, высадил ее из кареты у большого крыльца (Красного); тут же стояли опять наготове и 5 статс-дам, чтобы нести шлейф императорской мантии. Отсюда ее величество под тем же балдахином и в сопровождении всех дам пошла вверх по широкому дворцовому крыльцу, и шествие это подвигалось вперед очень медленно, потому что она вследствие тяжести своего одеяния несколько раз останавливалась отдыхать. Его высочество, проводив ее до комнаты, где она должна была снять корону и мантию, отправился опять в большую залу и оставался там до тех пор, пока церемониймейстер не пригласил его вести императрицу к столу, куда ее величество шла уже только в робе. Как скоро герцог провел ее под балдахин, под которым стоял императорский стол, их величества сели за последний — император с правой, а императрица с левой стороны; его же высочество сел один за поставленный близ трона маленький стол, за которым ему прислуживали офицеры императорской гвардии. [230]

Прочие столы были затем также заняты, а именно: ближайший к герцогу духовенством в числе только 19 знатнейших пастырей, другой, ближайший к императору, сенаторами, генералами и прочими знатными должностными лицами, в числе которых находился и младший принц Гессен-Гомбургский, третий — дамами, наконец четвертый, и последний, ближайший к духовенству, — депутатами и офицерами. Перед императорским столом стояли с правой стороны — обер-маршал, с левой — гоф-маршал, а по обеим сторонам возле трона — генерал-лейтенант Ягужинский и генерал-майор Мамонов. Обер-щенк Апраксин разрезывал кушанья при императорском столе; два генерал-адъютанта, Нарышкин и Волынский, прислуживали императору, а оба камер-юнкера, Монс и Балк, императрице. Большой оркестр, состоявший из сорока с лишком музыкантов под управлением герцогского первого скрипача Гюбнера, тотчас же начал играть. Столы были два раза уставляемы кушаньями. После первой подачи князь Меншиков встал со своего места и из красного бархатного мешка, который нес за ним статс-комиссар Принценштиерн, начал раздавать всем сидевшим за столами золотые медали весом от 10 до 12 червонцев. В это время обе принцессы и обе герцогини вышли из своей ложи и отправились, без сомнения, также кушать. После того за всеми столами пили первый тост — за здоровье императора. Во второй раз на столы поданы были одни сласти, при чем на столах императора и его высочества переменили скатерти (которых накрыто было две, одна на другую), салфетки, ножи и вилки. В то же время отдан был народу большой жареный бык, стоявший перед дворцом среди площади на высоком, обитом красным холстом помосте, на который со всех сторон вели ступени. По обеим сторонам его стояли два фонтана, которые били вверх красным и белым вином, нарочно проведенным посредством труб с высокой колокольни Ивана Великого под землю и потом прямо в фонтаны для сообщения им большей силы. Народ и солдаты веселились при этом на славу, и его величество император сам несколько времени с большим удовольствием смотрел на них из окон, радуясь в то же время случаю, который позволил ему наконец встать на несколько минут и освободиться от долгого сидения. Он сам обнаружил это, сказав, что продолжительное и уединенное сидение за обедом, должно быть, выдумано в наказание большим господам. Когда государь сел опять в свое кресло, начали пить и за здоровье императрицы. После того их величества встали, и все сидевшие за столами последовали их примеру. Весь обед продолжался около двух часов. Через полчаса их величества в прежнем порядке вышли из обеденной залы, и герцог провел императрицу до ее комнаты. Его высочество, поговорив после того несколько времени с некоторыми из русских господ, воротился в залу и затем в описанном уже мною [231] порядке отправился с своею свитою домой в Слободу. Вечером весь город был иллюминован.

8-го, в час пополудни, его высочество поехал в Кремль на торжественную аудиенцию, назначенную для принесения официального поздравления императрице по поводу совершившегося коронования. Кроме герцога, поздравляли ее со многими церемониями и многие другие. Государыня сидела на троне, окруженная с одной стороны сенаторами, генералами и другими знатными лицами, а с другой дамами. После его высочества и его свиты подводимы были к трону и целовали руку ее величеству сначала все иностранные министры, потом принцессы, за ними все знатные дамы и кавалеры и наконец также некоторые иностранные купцы. В числе поздравителей находился и сам император. Он, как генерал и полковник гвардии, по порядку старшинства, принес свое поздравление императрице, поцеловав ее в руку и в губы. По окончании этой церемонии ее величество оставила Кремль и проехала через весь город назад в занимаемый ею загородный дом, который недалеко от Немецкой Слободы. Она провела в Кремле две ночи; но император уехал оттуда еще вечером в день коронации.

10-го, вечером, происходило большое торжество позади Кремля, на площади, называемой Царицын луг (Zaritzalu) (?), где в заключение в честь коронации сожжен был великолепный фейерверк. Перед тем в кремлевском дворце императрица принимала поздравления от лиц, не успевших исполнить это в первый день; потом был обед и наконец упомянутый фейерверк, который продолжался более двух часов. Не думаю, чтобы бывало на свете много подобных ему. Глядя на совершившееся коронование, нельзя было не дивиться Промыслу Божию, возведшему императрицу из низкого состояния, в котором она родилась и прежде пребывала, на вершину человеческих почестей.

11-го, поутру, повещено было с барабанным боем, чтобы к полудню все верейки и боты собрались на назначенном месте, потому что императору хотелось со всем двором и некоторыми вельможами повеселиться за городом и предпринять поездку водою вплоть до старого царского увеселительного дворца в селе Коломенском, до которого, если ехать по реке, считается верст двадцать. 12 числа его королевское высочество также отправился туда и был там с визитом у императорской фамилии. Старый дворец снабдили совершенно новым фундаментом и вообще поправили, так что он теперь долго еще может стоять; изменений однако ж в нем никаких не сделано, напротив сохранено все в первобытном виде.

14-го, в день Вознесения, императорская фамилия после обеда возвратилась из Коломенского в Москву. Шведский капитан Сивере, много лет находившийся здесь в плену, теперь, после смерти [232] шведского агента Книперкроны, должен будет оставаться в Москве, чтобы заботиться о тех пленных шведах, которые все еще проживают в России, и доставлять им паспорта для возвращения на родину. В самой Москве много еще офицеров и рядовых (не говоря уже о тех, которые рассеяны в провинции), хотя император неоднократно и строго подтверждал, чтобы все шведские пленные были отпускаемы и выдаваемы. Их утаивают и укрывают дворяне и лица других сословий.

17-го. Сегодняшние письма из Швеции извещали, что тайному советнику Бассевичу придется пробыть там еще несколько времени, потому что назначена комиссия для устройства дел по наследству, доставшемуся его высочеству от покойной вдовствующей королевы.

21-го. Его высочество во время прогулки узнал от одного из камер-пажей императрицы, что императорские принцессы непременно выедут отсюда обратно в Петербург в будущий вторник. Это было ему очень неприятно, потому что как сам он, так и почти вся Москва считали за верное, что в день рождения императора, т. е. 30 мая, будет сделано что-нибудь в пользу его высочества. Теперь все наши надежды разрушатся этим внезапным отъездом, если только слух о нем подтвердится.

22-го. Сегодня мы, к сожалению, уверились, что императорские принцессы действительно уедут отсюда еще до рождения императора. Весь наш двор был этим огорчен. Отъезд императора, говорят, последует 31 мая, а императрицы — дня два спустя после того. Нынче утром фельдмаршал князь Репнин в первый раз присутствовал в Военной коллегии, где займет теперь место князя Меншикова, бывшего ее президента. До сих пор он все еще надеялся, что его избавят от этой обязанности, и гораздо охотнее остался бы по-прежнему губернатором в Риге; но недавно вышел наконец императорский указ, назначающий его президентом Военной коллегии на три года. Кроме президента там присутствуют еще два генерал-лейтенанта, один генерал-майор, два бригадира и два полковника, которые впредь от времени до времени будут сменяться; но президент, как сказано, назначается на три года.

23-го. Сегодня после обеда все члены Военной коллегии были у князя Меншикова и благодарили его за расположение, которое он оказывал им во время своего президентства. Теперь он не будет иметь никакого дела ни с армией, ни с Военной коллегией; но говорят, что ему покамест поручат управление крепостными работами в Кронштадте.

24-го, в первый день Св. Троицы, его высочество поехал в Старо-Преображенское, чтобы поздравить с праздником императора, императрицу и обеих принцесс Но они возвратились из церкви [233] только около 12 часов. Император был опять одет очень щеголевато, т. е. был в красном с серебряным шитьем кафтане, который хотя и украшался, по французской моде, большими отворотами, но сверху, около шеи, все-таки имел маленький шведский воротник, необходимый для всех кафтанов его величества. Государь собственноручно поднес всем присутствовавшим по рюмке водки. Ее величество императрица прошедшую ночь нарочно провела в Старо-Преображенском, чтоб поутру не иметь уже надобности приезжать туда. Из иностранных министров там не было никого, но между здешними вельможами находился приехавший недавно в Москву калмыцкий князь, сын — — (Так в подлиннике.), который и сидел с ними в своем калмыцком костюме. Говорят, что он не лишен природного ума и что желает здесь креститься. При нем по приказанию императора находится переводчик. Его величество вышел после 6 часов и вскоре после того отправился в сад, куда последовало за ним и все общество. Он водил везде его высочество, нашего герцога, и прочих господ и сам показывал все, что там было замечательного. Сад этот в самом деле стал очень приятен, в особенности после того, как многое в нем изменили: теперь там видишь кусты, острова, каналы, пруды, фонтаны и тому подобные затеи. Местоположение его прекрасное и грунт хороший. Все деревья принялись очень хорошо и в короткое время разрослись значительно. Между тем как император водил всюду гостей, во многих местах от времени до времени разносили вино, которое стояло наготове везде, где его величество должен был останавливаться. Поводив все общество до 9 часов вечера, государь позволил затем всем и каждому веселиться как кому вздумается, а сам в сопровождении лишь немногих удалился. Все старания и надежды его королевского высочества увидеть здесь императорских принцесс остались тщетными.

26-го, на третий день праздника, к обер-камергеру поутру приходили два студента для приглашения его высочества на диспут, который должен был происходить после обеда между русскими и некоторыми иноверными духовными лицами. Наш придворный проповедник был приглашен в оппоненты. Его королевское высочество с большею частью своей свиты отправился в большое училище (Славяно-Греко-Латинскую Академию, существовавшую с 1679 по 1815 год и помещавшуюся, как известно, в Заиконоспасском монастыре.), которое в то же время и монастырь для лиц греческого исповедания (ein Kloster von Nationalgriechen), чтоб послушать этот диспут, назначенный в честь коронования императрицы; но там не было никого из царской фамилии, потому что император узнал, что спорить будут на латинском языке. Мы были приняты ректором, отцом Гедеоном, всеми архиепископами, епископами и многими [234] архимандритами, и проведены в аудиторию, которая хотя и находилась в старом здании, однако ж внутри была довольно хороша и украшалась обоями и живописью. Над кафедрой висел портрет императрицы, убранный множеством лент. Приезд наш приветствован был звуками труб и литавр, и когда все присутствовавшие сели по своим местам, респондент, монах и профессор богословия, начал говорить речь на русском языке, по окончании которой позади кафедры заиграла довольно хорошая музыка. Затем, когда она умолкла, выступили два педелля и стали приглашать обоих оппонентов, именно нашего придворного проповедника и одного монаха-капуцина, начать диспут, или, лучше сказать, возражение. Начался диспут. Наш придворный проповедник опровергал учение об исхождении Святого Духа только от Отца (de precessione Spiritus Sancti a solo patre), известный догмат греческой церкви. Ректор, отец Гедеон, президент диспута, не стоял на кафедре, а сидел подле нее на стуле. По окончании диспута внизу, у ректора, его королевское высочество угощали вином и сластями, и он пробыл еще часа два в обществе духовенства.

27-го, в 4 часа после обеда, его королевское высочество поехал проститься с императорскими принцессами, которые, как все думали, уедут уж на другой день. Вскоре после его приезда они вышли, и тут он имел случай поговорить с ними. Спросив о здоровье императрицы (ее величество вдруг занемогла, так что ей вчера же пускали кровь и немедленно послали за императором, который где-то был в отъезде), его высочество получил в ответ, что ей немного лучше, но что по причине этой болезни они, принцессы, вероятно, останутся здесь до дня рождения императора и успеют еще его отпраздновать. Они будут ждать государя в Вышнем Волочке, откуда отправятся вместе с ним водою до— — (Так в подлиннике.), а потом сухим путем до Шлюссельбурга, и наконец опять водою уже до самого Петербурга. Путешествие это следовательно, по всей вероятности, будет для них весьма скучно.

28-го. После обеда ко двору приезжал ректор большой русской школы и просил его королевское высочество пожаловать вечером на комедию, которую должны были представлять ученики. С приглашением этим еще поутру являлись два монаха. Герцог отправился туда после 4 часов. Пошлая латинская комедия продолжалась часов до 11, после чего его королевское высочество против его воли был еще угощаем вином и сластями, так что мог уехать оттуда уже после 12 часов.

29-го, вечером, отправлен был вперед багаж императорских принцесс, которые скоро и сами последуют за ним. [235]

30-го, в день рождения его величества императора, его высочество около 10 часов утра отправился с своею свитою в Старо-Пре-ображенское, чтобы по окончании богослужения поздравить государя. Он нашел там всех иностранных министров, в числе которых были также г. Вутгенау и саксонский полковник Крюгер. Часов в одиннадцать герцог пошел с Бонде и Измайловым в церковь, чтобы повидаться с императорскими принцессами, которых ему иначе не пришлось бы увидеть. Там он и поздравил его величество императора с днем рождения. По окончании обедни его высочество проводил принцесс до их кареты. Император вошел на несколько времени в дом, где иностранные министры и многие из вельмож принесли ему с реверансом свои поздравления, и пригласил всех к себе к четырем часам после обеда. В назначенное время его высочество поехал в сад императора, где собрались все здешние вельможи и иностранные министры. Император однако ж вышел только в 6 часов, а скоро после того явились и принцессы. Герцог сначала прогуливался с ними до 10 часов, и потом сел с императором за стол. В 11 часов был зажжен небольшой фейерверк, который продолжался часов до 12, после чего все разъехались по домам. Его королевское высочество получил в этот день в подарок от императора очень хорошенькую лошадь.

31-го. Говорили, что и нынче в церквах молились за императрицу, потому что ей опять стало несколько хуже.

Июнь

1-го, перед обедом, часть свиты и багажа его высочества отправилась вперед в С.-Петербург.

2-го, поутру, гессен-кассельский генерал-майор Вутгенау объявил чрез своего секретаря всем иностранным министрам, что назначен от своего государя министром при здешнем дворе. Поэтому кажется, что прежние рассказы его, будто он приехал сюда только для того, чтобы волонтером участвовать в походе против турок, служили ему лишь предлогом; однако ж он, говорят, уверяет, что это действительно было причиною его приезда и что назначение его министром при здешнем дворе последовало только теперь и совершенно неожиданно.

3-го. С нынешнею почтою мы получили приятное известие, что тайный советник Бассевич с своим семейством благополучно прибыл в Ревель и что обратный его путь был столько же приятен, сколько отправление отсюда было неприятно и затруднительно. Император отправился в этот день с небольшою свитою на железные заводы обоих Мюллеров, где, говорят, открыли превосходный минеральный источник, который будто бы оказался лучше олонецкого. Его величество именно за тем и поехал туда, чтобы [236] попробовать эту воду. Железные заводы Мюллеров находятся в 90 верстах от Москвы, и место это называется Уголкой (Ugolka) по имени протекающей там небольшой речки.

5-го. Сегодня перед обедом Преображенский полк выступил в С.-Петербург, а Семеновский последует за ним в воскресенье, почему еще третьего дня у его высочества поставлен был караул от Ингерманландского полка. Императрице, как говорили, было гораздо лучше, вследствие чего принцессы непременно выедут отсюда в воскресенье. Все коллегии должны были дать подписку, что к 25 июня будут в С.-Петербурге. Дня за два генерал-майор Лефорт был лишен всех чинов и должностей за то, что не довольно скоро переслал в Украину некоторые указы из Военной коллегии, — обстоятельство, которое возбудило сильные на него жалобы (Действительно ли постигла генерал-майора Лефорта такая участь — мы не имели возможности дознаться.).

7-го. Хотя дня за два говорили за верное, что императорские принцессы уедут сегодня, однако ж отъезд их не состоялся.

8-го, около 10 часов утра, императорские принцессы выехали в С.-Петербург.

10-го, в три часа пополудни, его королевское высочество ездил прощаться сперва к герцогине Курляндской, а потом к герцогине Мекленбургской; первая уезжает завтра, последняя послезавтра; но принцесса Прасковия остается еще здесь, потому что чувствует себя не совсем здоровою.

12-го, после обеда, император благополучно возвратился с железных заводов. Говорят, что он остался очень доволен тамошним минеральным источником.

13-го, в 2 часа утра, уехали в С.-Петербург конференции советник Альфельд и Фрей, а в половине десятого последовал за ними и посланник Штамке.

16-го, рано утром, император неожиданно выехал при пушечной пальбе из Москвы в С.-Петербург; но императрица останется еще здесь несколько времени, чтобы оправиться немного после своей болезни.

18-го. Император оставил здесь денщика Древника, который получил от него приказание дождаться отъезда императрицы и тогда только отправиться вперед для извещения о том его величества. Этот Древник рассказывал между прочим, что поутру обер-шенк Апраксин присылал к нему и просил его уговорить здешнего коменданта, чтобы он не принуждал его, обер-шенка, ехать отсюда в С -Петербург, тем более что император позволил ему остаться здесь еще несколько времени. Дело в том, что обер-комендант велел объявить ему, что если он в положенный срок не отправится в С.-Петербург, то будет выслан из Москвы с драгунами. Государь, говорят, отдал [237] строгий приказ, чтобы в назначенное время все знатные русские господа, даже вдовы и незамужние дочери их, выехали в С.-Петербург; в противном случае вся ответственность за неисполнение этого повеления будет лежать на коменданте. Все здешнее дворянство и было предуведомлено о том. Древник поэтому должен был удостоверить коменданта, что император действительно дозволил обер-шенку остаться здесь еще несколько времени, вследствие чего дело наконец уладилось к удовольствию последнего.

19-го, в 10 часов вечера, его высочество выехал из Москвы в С.-Петербург. Так как мы три раза проезжали по этой дороге и я уже описывал ее, то не считаю нужным опять говорить в своем журнале о нашем путешествии, тем более что на сей раз мы ехали на почтовых. Скажу только вкратце, что мы спешили, насколько то позволяли нам нынешние дурные дороги, потому что его высочеству очень хотелось быть в Петербурге к Петрову дню, т. е. к 29 июня, и хотя при отъезде нашем из Москвы многим казалось это невозможным, однако ж герцог все-таки достиг своей цели, решившись не жалеть издержек и оставить в стороне все удобства, лишь бы только не иметь остановок.

29-го, в день тезоименитства императора, на рассвете, он в самом деле благополучно прибыл в С.-Петербург и мог участвовать в празднестве по случаю этого дня.

30-го. Прибыв вечером в С.-Петербург, я узнал, что тайный советник Бассевич с супругою и обеими дочерьми уже возвратился из Швеции. Увидеть их опять после столь продолжительного времени, особенно любезную тетушку и милых кузин, было мне очень приятно.

Июль

7-го. Сегодня вся флотилия буеров должна была отправиться к Александро-Невскому монастырю для встречи ее величества императрицы и потом для сопровождения ее сюда. Его королевское высочество также поехал к назначенному месту на своем торншхоуте, но прибыл туда только около полудня и затем тотчас перешел на большую свою яхту, которая еще прежде нас была отправлена к монастырю. Вскоре после того к нам явился старый адмирал Крюйс. С нашей яхты он подал носовым платком знак своей, и с нее тотчас раздались 5 выстрелов, на которые мы немедленно ответили. Почтенный адмирал остался у нас после того обедать и был очень весел. Императрица в этот день еще не приехала, но принцессы и прочие члены царской фамилии прибыли из С.-Петербурга после обеда и ночевали в одном из принадлежащих монастырю домов; мы же провели ночь на своей яхте.

8-го. Поутру подан был сигнал становиться под паруса, после чего адмирал буеров со всею флотилиею поплыл вверх по реке к [238] Шлюссельбургу; наша же яхта подала свой собственный знак к пальбе точно так же, как возвестила особым выстрелом в этот день утром утреннюю, а накануне, вечером, вечернюю зорю. Скоро к нам на борт пришел командор Бредаль, который и оставался с нами все время, до самого возвращения нашего в С.-Петербург. Последовав за флотилиею буеров вверх против течения реки, мы плыли до тех пор, пока не встретили императрицу. Вся флотилия приветствовала ее прибытие пальбою, и когда ее яхта поравнялась с нашею, мы снова начали салютовать, на что она отвечала нам таким же числом выстрелов. Монастырю однако ж, из которого также палили, ее величество отвечала только 7 выстрелами. Около 12 часов мы прибыли наконец со всею флотилиею в С.-Петербург, и здесь ее величество приветствована была 101 выстрелом. Она вышла на берег у Сената и прошла в церковь, но пробыла там менее часа и затем отправилась в летний дворец императора. Его королевское высочество хотя тотчас по прибытии нашем поехал с своей яхты на фрегат императрицы, чтобы поздравить ее с благополучным приездом, однако ж опоздал, потому что яхта наша, по причине безветрия, шла слишком медленно. В 5 часов после обеда герцог со всею своею свитою в параде отправился в императорский сад, где, по случаю благополучного прибытия императрицы, назначено было празднество и где мы нашли уже многих знатных особ. Вскоре после нас пришел туда император, а через полчаса после него пожаловала и императрица с императорскими принцессами и другими членами царского семейства в сопровождении дам. Его королевское высочество поздравил ее с счастливым прибытием и благополучным избавлением от болезни. Тайная советница Бассевич была представлена двору. Государыня, еще очень слабая после болезни и усталая от дороги, не садилась за стол, который был накрыт только для дам и на сей раз уставлен одними лишь сластями. Кавалеров угощали только вином. За танцами, которые продолжались недолго, следовал фейерверк. Во время его подле императора стоял один старый голштинский корабельщик по фамилии Дейт, который давно был ему знаком, потому что много лет совершал поездки в С.-Петербург, и который пользовался необыкновенною милостью его величества.

9-го его королевскому высочеству прислали от императорского двора большого осетра, двух лососей, двух стерлядей и несколько прекрасных щук, которые, как говорили, пойманы были в Неве.

12-го император тотчас по окончании богослужения уехал в Петергоф, откуда, как я слышал, он намеревался отправиться еще дня на два в Дубки. В этот день хотя и было рождение молодого великого князя, однако ж никто из иностранцев не получал приглашений.

14-го, после обеда, император возвратился из Кронслота, куда также заезжал. [239]

17-го император был в Адмиралтействе и смотрел там, как смазывали корабль, назначавшийся через день к спуску со штапеля; после того его величество всходил на прибывший голштинский корабль.

19-го, в 8 часов утра, оба батальона Преображенского полка прибыли сюда обратно из Москвы и выстроились на большом (Царицыном) лугу, откуда потом были распущены. В 3 часа пополудни сигналом из 3 пушечных выстрелов возвещено было собираться на спуск со штапеля корабля в Адмиралтейство, куда и его королевское высочество отправился со свитою на своей барке. Корабль при пальбе из пушек в Адмиралтействе благополучно сошел на воду и получил название “Св. Рафаил”. Он был 54-пушечный. Лишь только он стал на якоре, вся знать отправилась на него, чтобы поздравить императора, и вслед за тем началось обыкновенное угощение. Императрица с принцессами и знатнейшими дамами также была на корабле; но из иностранных министров туда никого не приглашали. Тайный советник Бассевич получил в этот день в подарок от императора большую золотую коронационную медаль и с своей стороны подарил императрице привезенное им из Швеции превосходное шитье Штремлинга (?), которое император рассматривал перед тем с большим удивлением. Говорили, что в этот же день здесь получена была из Турции ратификация заключенного мира (Т. е. трактата с Портою Оттоманскою относительно земель, завоеванных обоими государствами у Персии. См. у Голикова, Дополн. к Деяниям Петра В., ч. XIV, стр. 337—347.). Находившийся в немилости и в ссылке князь Долгорукий (Здесь, вероятно, говорится о бывшем фельдмаршале князе Василии Владимировиче Долгоруком, впавшем в немилость в 1718 году за приверженность к царевичу Алексею Петровичу.) получил на корабле от императора прощение и шпагу и теперь, вероятно, поступит опять на службу, но едва ли скоро достигнет снова до прежних своих должностей.

21-го, около 8 часов утра, император и императрица вместе с обеими императорскими принцессами отплыли отсюда в Петергоф, и здесь думают, что вся флотилия буеров также скоро последует туда за ними.

26-го. В 3 часа после обеда подан был сигнал, приглашавший к катанью по реке на парусных или весельных судах, а спустя несколько времени подняли настоящий флаг весельных судов, после чего его королевское высочество, часа в четыре, отправился на своей барке на ту сторону реки и вышел на берег у “Четырех Фрегатов”, где у моста увидел императорских принцесс, сидевших в барке императрицы. Сама государыня оставалась дома. Сделав мимоходом реверанс принцессам, герцог, наш государь, прошел с нами в дом “Четырех Фрегатов”, где находился уже император со всеми [240] вельможами и министрами; но дамы все оставались в своих барках. Вскоре после нашего приезда император пошел на барку принцесс и стал на ней позади, вне палубы, у руля. Затем началось катанье; но государь пробыл недолго на этой барке: он сел в свою верейку и отправился в свой сад, откуда потом с галереи вместе с императрицею все время смотрел на наш поезд, который с берегу гораздо лучше бросался в глаза, чем на самой реке. Катанье наше продолжалось до половины седьмого. У Почтового дома адмирал буеров спустил свой флаг, и флотилия была распущена.

27-го, в день Гангутского морского сражения (бывшего в 1714 году), в котором Эреншильд был взят вместе с его кораблем и за которое князь-кесарь Ромодановский произвел императора в вице-адмиралы, — в крепости, как всегда бывает в большие праздники, выкинули государственный флаг. В 3 часа пополудни три пушечных выстрела из крепости подали сигнал к сбору в Адмиралтейство, где, как говорили, в этот день опять назначено было спустить со штапеля линейный корабль, вмещавший в себе от 64 до 66 пушек. Строил его один из известнейших здешних корабельных мастеров по фамилии Коссенс, родом англичанин, очень любимый императором. Спуск со штапеля этого чрезвычайно красивого корабля совершился благополучно, и он назван был “Дербентом” по имени покоренного персидского города, который император сам занял. Его величество был в отличном расположении духа, и потому на новом корабле страшно пили. Все общество оставалось там до 3 часов ночи; но императорские принцессы получили позволение уехать домой еще до 9 часов вечера. Когда они уехали, даже и дамы должны были сильно пить; почему многие из них завтра будут больны, хотя между ними и есть такие, которым добрый стакан вина вовсе не диковинка. Между мужчинами, когда вино начало оказывать свое действие, возникли разные ссоры, и дело не обошлось без затрещин. Из иностранных министров на корабле не было никого, кроме голландского резидента и шведского посланника Цедеркрейца, которого император во время спуска просил приехать после на корабль. Государь предложил ему там очень приятный тост, который потом лично приглашал пить всех и каждого, а именно — за вечную дружбу и доброе согласие между Швециею и Россиею. Его величество уверял при этом, что насколько они во время войны были ожесточены одна против другой, настолько теперь будут любить и уважать друг друга. До спуска корабля граф Бонде представил императору шведского генерал-лейтенанта Банниера, которого его величество пригласил во дворец и с которым весьма милостиво возобновил прежнее знакомство, бывшее между ними 25 лет тому назад.

29-го. Все дамы, вопреки приказанию императора не явившиеся к спуску корабля, должны были нынче собраться на него. Их [241] угощал и принуждал сильно пить капитан Шереметев. Император, говорят, накануне вечером уезжал в Екатерингоф и там ночевал; но в этот день утром опять уж возвратился назад.

30-го, в 7 часов утра, полицеймейстер отплыл с прибывшими сюда португальскими графами в Петергоф, чтобы показать им все здешние окрестные места, как-то: Петергоф, Кронштадт, Стрельну-мызу, Дубки и другие. Так как они отправились на так называемой прусской яхте, то из крепости салютовали ей, на что она, с своей стороны, отвечала тремя выстрелами.

31-го. Часов около 5 я видел императора, проезжавшего мимо крепости на новом торншхоуте, который только в этот день был спущен со штапеля. С него его величество приветствовал крепость 5 выстрелами, и оттуда ему отвечали тем же.

(пер. И. Ф. Аммона)
Текст воспроизведен по изданию: Юность державы. М. Фонд Сергея Дубова. 2000