82. Говоря о соединении войск И. Болотникова и И. Пашкова под Москвой (в конце октября 1606 г.), Буссов указывает самостоятельный маршрут движения Болотникова к Москве (через Комарицкую волость и Калугу), отличный от того маршрута, по которому шел И. Пашков. Анализ записок Буссова, относящихся к первому периоду восстания Болотникова, и сопоставление их с такими источниками, как “Иное сказание”, разрядные записи, дневник Диаментовского, записки Паэрле и др., дали возможность И. И. Смирнову установить, во-первых, два пути продвижения восставших армий на Москву и, во-вторых, разновременный их приход к столице (7 октября — Пашков, 28 октября — Болотников). Точка зрения И. И. Смирнова — о “двух путях” и о двукратном приходе восставших к Москве — встретила ряд возражений в литературе. А. А. Зимин и В. Р. Овчинников считают, что армия восставших, шедшая под командованием Болотникова с юга, включала в себя и те войска, которые участвовали в сражении под Ельцом. Присоединение Пашкова с отрядом тульско-рязанских дворян к армии Болотникова произошло в Коломне. Отсюда единая армия восставших двинулась на Москву и достигла ее 28 октября. Точка зрения А. А. Зимина и Р. В. Овчинникова на начальный период восстания Болотникова, аргументированная менее убедительно, чем противоположная точка зрения И. И. Смирнова, тем не менее нашла отражение в новом издании вузовского учебника истории СССР (А. А. Зимин и Р. Г. Королева. Документ Разрядного приказа. Истор. архив, т. VIII, 1953, стр. 22; Р. В Овчинников. О начальном периоде восстания И. И. Болотникова; История СССР, т. I, M., 1956, стр. 285 — 286).

83. Буссов сообщает значительно больше данных из биографии И. И. Болотникова, чем другие источники, в том числе и иностранные. Это объясняется тем, что Буссов, как уже указывалось выше, находясь вместе с восставшими в осажденной Калуге, а затем Туле, мог наблюдать Болотникова лично, а также слышать о нем от его ближайшего окружения. Несомненно в результате близкого знакомства с деятельностью Болотникова у Буссова сложился образ вождя восстания как блестящего военачальника, хорошего организатора, как человека, верного своему слову и долгу, — благородного витязя. Описание встречи Болотникова с лицом, выдававшим себя за Димитрия (вероятно с М. Молчановым), имеется только у Буссова. Конечно, длинные речи действующих лиц, приводимые Буссовым, являются лишь характерной для него манерой изложения, но сам факт свидания Болотникова с “мнимым Димитрием” вполне вероятен. Так, тот же Буссов, описывая осаду Тулы, сообщает, что Болотников неоднократно писал в Польшу письма, прося помощи у “своего государя”, который его “прислал”. В этом свидании и в последующих обращениях Болотникова “к царю” нашел свое выражение тот факт, что “царистская” идеология, характерная для крестьянского восстания Болотникова, не была чужда и вождю восстания. Дана ли была грамота Болотникову от имени Димитрия о назначении его “большим воеводой” или нет — вопрос второстепенный. Ясно, что Болотников стал вождем восстания не по “грамоте”, а благодаря своим индивидуальным качествам. Беглый холоп самим фактом побега зарекомендовал себя как враг крепостнического угнетения. Умудренный опытом жизни, полной приключений, в частности военным опытом казацкой вольницы, Болотников проявил себя как верный борец за свободу крестьянства от феодальной эксплуатации.

84. Буссов изображает столкновение Болотникова и Пашкова в плане личного соперничества их как военачальников. В действительности же противоречия в лагере восставших были результатом неоднородности классового состава армии восставших, осаждавшей Москву. Как было отмечено выше (см. примеч. 77), к восстанию Болотникова присоединились частично служилые люди окраинных городов. Именно из этой среды и вышел И. Пашков. При движении армии Пашкова к Москве к ней присоединились помещики Тульско-Рязанского района, выступившие против боярского царя Шуйского и надеявшиеся использовать крестьянское восстание в своих интересах. Руководителями отрядов тульско-рязанских служилых людей были такие политические дворянские лидеры, как П. П. Ляпунов и Г. Ф. Сумбулов. Классовая борьба внутри войска Болотникова между столь разнородными в социальном отношении группами, как крепостные крестьяне и холопы и дворянско-помещичьи отряды, была неизбежна. Она обострялась с каждым шагом армии восставших к Москве. Социальная программа Болотникова — уничтожение крепостнического гнета — была, конечно, неприемлема для дворянских элементов. Поэтому дворянско-помещичьи элементы войска Болотникова отказались от политики борьбы за власть против правительства В. Шуйского как боярского царя и перешли к политике блока с ним против восставшего крестьянства. Это нашло свое выражение в переходе в правительственный лагерь сначала отрядов рязанцев, а несколько позднее, 27 ноября, отрядов И. Пашкова. Сообщение Буссова о тайных переговорах Пашкова с Шуйским, в ходе которых Пашков получил “знатные подарки в золоте и серебре”, показывают усилия правительства, направленные на раскол лагеря восставших, на отрыв от Болотникова тех военачальников, которые стояли во главе дворянско-помещичьих отрядов. Правительство не останавливалось перед прямым подкупом неустойчивых элементов.

85. Сообщенный Буссовым эпизод о приходе из Москвы к Болотникову делегации с требованием показать Димитрия невозможно проверить по другим источникам. Диалог между москвичами и Болотниковым, приводимый Буссовым, а также текст письма Болотникова к Шаховскому вряд ли достоверны. Скорее, как указывалось ранее, это является литературной манерой Буссова как писателя. Однако тот факт, что Буссов, очевидец осады Москвы, допускает возможность подобных делегаций из Москвы в стан Болотникова для переговоров, говорит достаточно красноречиво о положении внутри Москвы в период осады. Часть московского населения не верила в устойчивость правительства Шуйского и искала путей для соглашения с Болотниковым. Кроме Буссова, данные об этих попытках соглашения имеются в дневнике В. Диаментовского. 3 сентября 1606 г. Диаментовский сообщает, что через Ярославль “провезли в Сибирь в тюрьму боярина Ивана Томолчана за то, что он советовал послать и разузнать, действительно ли Димитрий спасся и жив, и, что в таком случае лучше отдать ему государство, не губя людей” (A. Hirschberg, стр. 77). Сообщение Буссова о попытках Болотникова снестись через князя Шаховского с тем человеком, который в переговорах с Болотниковым в Польше выдавал себя за Димитрия (т. е. с М. Молчановым), вполне вероятно. Болотников, являясь политическим вождем восстания, понимал значение имени “царя Димитрия” для восставших как мобилизующего лозунга.

86. В рассказе Буссова события, относящиеся к сражениям 26 — 27 ноября и 2 декабря, объединены вместе. В результате этого Буссов измену И. Пашкова относит к бою 2 декабря и считает переход Пашкова к Шуйскому основной причиной поражения Болотникова в этом сражении. В действительности И. Пашков перешел в правительственный лагерь в ходе сражения 27 ноября. В решающем сражении 2 декабря, в результате которого восставшие вынуждены были отступить и снять осаду Москвы, тульско-рязанские отряды уже сражались в рядах армии Шуйского. Большой интерес представляет сообщение Буссова о том, что из отряда в 40 тысяч человек, которым командовал Пашков, к Шуйскому перешло лишь несколько тысяч. Это свидетельствует о расколе внутри отряда Пашкова. Дворянско-помещичья часть его войска переметнулась к Шуйскому, тогда как холопы и крестьяне, входившие в состав отряда Пашкова, остались верными Болотникову. Упоминание Буссовым об окружении войсками Шуйского 10 тысяч казаков относится к заключительному этапу сражения, начавшегося 2 декабря, — к осаде Заборья. Заборье наряду с Коломенским было укрепленным опорным пунктом восставших под Москвой. После поражения Болотникова в битве 2 декабря часть его войска отступила к Коломенскому, часть закрепилась в Заборье. По данным “Нового летописца”, заборские казаки сдались правительственным войскам лишь тогда, когда Шуйский, взяв Коломенское, “со всеми ратными людьми приступаху к Заборью” (ПСРЛ, т. XIV, стр. 319).

87. О намерениях Болотникова укрепиться в Серпухове другие источники ничего не сообщают. По разрядам, Серпухов был одним из городов, куда отступило войско Болотникова, разбитое под Москвой (С. Белокуров, стр. 43). Серпухов, вероятно, был взят войсками И. И. Шуйского, выступившими следом за отрядом Д. И. Шуйского, который был направлен под Калугу в погоню за Болотниковым (там же).

88. После снятия осады Москвы и до мая 1607 г. Калуга представляла собой главный фокус борьбы между Болотниковым и Шуйским. По сообщению Буссова, жители города Калуги оставались верными восстанию Болотникова. Это выразилось не только в их согласии принять Болотникова и его войска, но и в несомненной помощи, которую они оказывали Болотникову в период пятимесячной осады Калуги правительственными войсками. Характерная для Болотникова как военного руководителя инициативность проявилась со всей очевидностью в факте строительства укреплений вокруг Калуги. По свидетельству Буссова, в короткий (полумесячный) срок восставшие возвели частокол и вырыли два рва — внешний (за частоколом) и внутренний (в городе). Трудоемкость этих работ увеличивалась тем, что они производились в зимнее время. Возведенные укрепления позволили Болотникову выдержать длительную осаду и отразить все атаки правительственных войск Паническое бегство царских воевод из-под Калуги, после того как они узнали о поражении войск Шуйского в битве на Пчельне (см. примеч. 92), было вызвано также мощным ударом войск Болотникова, которые вышли из Калуги и напали на стан царских воевод, осаждавших город.

89. Сообщение Буссова о посылке Г. Шаховским грамоты к “царевичу” Петру подтверждается показаниями самого “царевича” Петра (ААЭ, т. II, № 81). В показаниях говорится, что грамота была получена “царевичем” на Донце еще до наступления зимы (когда казаки “Донцом вверх погребли верст со сто”) и, следовательно, отправлена Шаховским не в период осады Калуги (как это следует из рассказа Буссова), а ранее. Вообще появление “царевича” Петра в Путивле относится к декабрю 1606 г., т. е. еще ко времени осады Болотниковым Москвы. Тот факт, что грамота Шаховского была получена царевичем Петром на Донце, на пути в Путивль, показывает, что инициатива объединения сил Болотникова и “царевича” Петра исходила не от Шаховского, а скорей от восставших казаков. Главную роль в установлении единства действий играла, конечно, общность социальной и политической платформы обоих военачальников. Буссов правильно раскрывает честолюбивые авантюристские планы Шаховского, который с помощью “царевича” Петра стремился к власти.

90. Буссов имеет в виду посольство шведского короля Карла IX, предлагавшего летом 1606 г. военную помощь Шуйскому. Обострение внутренней обстановки и ослабление политической власти в России шведский король надеялся использовать в своих целях. За военную помощь шведы просили от России города: Ивангород, Ям, Копорье, Корелу, Орешек и Колу. Но это предложение шведского короля встретило отказ. Отклонены были и другие попытки Карла IX навязать свою помощь России в 1606 — 1607 гг. Лишь в августе 1608 г. Шуйский, напуганный силой “Тушинского вора” и размахом крестьянского восстания в стране, обратился к шведскому королю с просьбой о незамедлительной присылке военной помощи (Очерки истории СССР. Конец XV в. — начало XVII в., стр. 564 — 565).

91. Эпизод с Фридрихом Фидлером показывает, что в классовой борьбе царское правительство не останавливалось перед использованием услуг и иностранцев-авантюристов. Брикнер считает этого Фидлера лицом, тождественным с лейб-медиком Бориса Годунова. Однако это неправильно, так как лейб-медик Бориса Годунова, по Буссову и по сохранившейся опасной грамоте, назывался Каспаром. Известно также, что Каспар Фидлер умер в Стокгольме в 1613 г. (см. примеч. 18). Текст присяги для Фридриха Фидлера написан пастором М. Бером (Д. Цветаев, стр. 53).

92. Сражение у Пчельни (село Михайловского уезда) произошло в мае 1607 г. Здесь войска “царевича” Петра, посланные им из Тулы на выручку осажденной Калуги, разбили армию Шуйского и освободили Калугу. Поход “царевича” Петра из Путивля на Тулу относится к концу февраля — началу марта 1607 г. Передвижение армии восставших, действовавшей в южных районах страны, в центральные уезды — в главный район восстания — имело несомненно благоприятное влияние на ход восстания Болотникова. В частности, в результате удачных военных действий армии “царевича” Петра была ликвидирована осада Калуги. Описание Буссовым сражения у Пчельни дает мало по сравнению с другими источниками. Лишь для определения даты сражения важно указание Буссова на то, что войско из Тулы на помощь Болотникову было отправлено 13 мая 1607 г. (по новому стилю). Следовательно, сражение на Пчельне относится к началу мая. Запись расходной книги Разрядного приказа свидетельствует, что уже 9 мая в Москве в городских воротах стояли дьяки и “записывали дворян и детей боярских, и стрельцов, и всяких ратных людей, которые разбежались из под Калуги” (А. А. Зимин и Р. Г. Королева. Документ Разрядного приказа, стр. 51). Эта запись уточняет данные Хроники Буссова. Однако совершенно точно дата битвы у Пчельни устанавливается по “Списку надгробий Троице-Сергиевского монастыря”, опубликованному А. В. Горским. Здесь приведено надгробие боярина Б. П. Татева: “Боярин князь Борис Петрович Татев, преставился 7115 году, мая в 3-й день” (А. В. Горский. Историческое описание Троице-Сергиевы лавры, ч. II. М, 1879, стр. 86). Указание даты смерти Б. П. Татева определяет и точную дату сражения у Пчельни, так как из других источников известно, что в этом сражении он и был убит (ПСРЛ, т. XIV, 1-я половина, стр. 74). Буссов не указывает точно время, когда Болотников перешел со своими силами в Тулу к “царевичу” Петру. Вероятно, это произошло вскоре после снятия осады Калуги. Во всяком случае, уже 17 мая в Разряде отпускались деньги лазутчикам, которым поручалось разведывать, “Ивашка Болотников из Калуги на Тулу пришел ли, и сколько с ним из Калуги людей пришло. И что у вора у Петрушки и у Ивашки у Болотникова умышления” (А. А. Зимин и Р. Г. Королева. Документ Разрядного приказа, стр. 51).

93. Имеется в виду битва на р. Восьме 5 — 7 июня 1607 г. около г. Каширы, в которой Болотников, выступивший из Тулы навстречу армии Шуйского, потерпел поражение. Буссов сообщает, что поражение Болотникова в этом сражении было результатом измены четырехтысячного отряда Телетина, перешедшего в ходе боя на сторону правительственных войск. И. И. Смирнов считает, что факт измены вполне возможен, так как и на этом последнем этапе восстания Болотникова в его войске могли находиться дворянско-помещичьи элементы, которым были враждебны интересы крестьян и холопов. И. И. Смирнов находит косвенное подтверждение этому сообщению Буссова в царской грамоте по поводу битвы на р. Восьме (ААЭ, т. II, № 14). В ней сообщается о 5 тысячах пленных, взятых правительственными войсками. Можно полагать, что в данном случае в число пленных включены и те 4 тысячи, о переходе которых говорит Буссов, как в свое время в грамотах Шуйского пленным считался и отряд Пашкова, перешедший в ходе сражения в правительственный лагерь. Имя изменившего воеводы — Телетин — трактуется в литературе (Соловьев, Костомаров) обычно по созвучию как Телятевский. Однако И. И. Смирнов считает, что связывать факт измены с личностью Андрея Телятевского совсем не обязательно, так как в 35-тысячном войске Болотникова, участвовавшем в сражении при Восьме, имелось несколько отдельных отрядов (И. И. Смирнов, стр. 441).

94. Имеется в виду сражение 12 июля 1607 г. на р. Вороньей, в 10 верстах от г. Тулы. В этом сражении Болотников потерпел поражение от подошедших к Туле войск царя Шуйского и вынужден был отступить в город и сесть здесь в осаду. Так началась оборона Болотниковым Тулы, длившаяся до октября 1607 г. Представляет интерес сообщение Буссова о том, что Болотников, отступив в Тулу после поражения на Восьме, за несколько дней (“в спешке”) сумел пополнить свою армию. Это показывает, что армия Болотникова создавалась не всегда в порядке стихийного притока людей, но и путем организованного набора. В данном случае, вероятно, Болотников набрал в армию жителей г. Тулы.

95. Положение внутри осажденной Тулы описано Буссовым весьма подробно. Это вполне естественно, так как Буссов находился сам среди осажденных. Из записок Буссова видно, что в осажденной Туле находился сын Буссова Конрад. Взятый в плен, он был отправлен с другими пленными немцами в Сибирь. Важные сведения сообщает Буссов о деятельности Болотникова. Сам Болотников в изображении Буссова выступает как стойкий и убежденный борец. Изложение Буссовым речи Болотникова о верности долгу, если она и не была произнесена, все же отражает то, как представлялось положение Болотникова в этой сложной обстановке постороннему наблюдателю. Несмотря на “недовольство” в армии осажденных против Болотникова, о котором пишет Буссов, он сумел сохранить власть и влияние до последнего дня осады. Напротив, в результате того же недовольства авантюрист Шаховской был схвачен “горожанами и казаками и посажен в тюрьму”. Попытки Болотникова получить помощь для осажденных в Туле не увенчались успехом. Из Польши ответа не было. Посланный Болотниковым Заруцкий также не смог организовать помощь.

96. Буссов связывает появление Лжедимитрия II с поляками. В исторической литературе вопрос о причинах появления в 1607 — 1610 гг. второго самозванца, претендовавшего на русский престол, решается по-разному. Многие из дореволюционных историков (М. М. Щербатов, Н. М. Карамзин, В. О. Ключевский, С. Ф. Платонов и др.) правильно ставили появление Лжедимитрия II в зависимость от агрессивных целей польско-литовских панов и шляхты. Напротив, такие историки, как С. М Соловьев, Н. И. Костомаров, М. Н. Покровский, считали, что Лжедимитрий II появился независимо от поляков, что выдвинули его определенные круги русской общественности, прежде всего казачество и служилый люд, ненавидевшие Шуйского, поляками же Лжедимитрий II пользовался лишь как наемной силой. Советские историки видят в Лжедимитрий II польского ставленника, с помощью которого польско-литовские паны думали начать свою вторую интервенцию в Россию с целью лишить ее национальной независимости. Буссов говорит, что кандидатуру в самозванцы выдвинули друзья воеводы Сандомирского. Исследованием И. С. Шепелева установлено, что основными соучастниками Лжедимитрия II были польско-литовские паны: Меховецкий, Зеретиновский, Тышкевич, Рогозинский, Харлинский, Трабчинский, Бернардин (И. С. Шепелев. Освободительная и классовая борьба в Русском государстве в 1608 — 1610 гг. Пятигорск, 1957, стр. 42; в дальнейшем: И. С. Шепелев). Польско-литовские паны воспользовались чрезвычайно благоприятной для выдвижения нового самозванца обстановкой в Русском государстве. В стране шла острая классовая борьба, всколыхнувшая все слои населения. Крестьяне и холопы выступали под руководством Болотникова против боярско-крепостнического правительства В. И. Шуйского. Несмотря на исключительную по размаху и мощи силу крестьянского восстания Болотникова, ему были присущи все те черты стихийности, бессознательности, наивной веры в хорошего царя, которые вообще характеризуют крестьянские движения “Царистские” настроения, как уже указывалось (см. стр. 358, 360), нашли свое выражение в лозунге, выдвинутом восставшими: “за царя Димитрия”. В 1606 — 1607 гг. этот лозунг играл большую мобилизующую роль в антифеодальном крестьянском восстании, хотя в тот период еще не было даже лица, которое приняло бы на себя имя Димитрия. С появлением самозванца, выдвинутого польско-литовскими панами, вера в хорошего царя обусловила ту легкость, с которой народные массы восприняли известие о вторичном спасении царя Димитрия. Политикой Шуйского, искавшего опору в родовито-княжеской боярской знати, были недовольны многие служилые люди, дворяне и дети боярские. Шуйский не пользовался авторитетом и среди боярства. Указанные выше классовые и внутриклассовые противоречия облегчили широкое признание Лжедимитрия II русским царем. Объявление самозванца царем Димитрием произошло в Стародубе в “десятую пятницу после русской пасхи” (Будила. Дневник событий, относящихся к смутному времени — 1603 — 1613 гг. РИБ, т. I, стлб. 123), т. е. 12 июня 1607 г. Сообщение Буссова о том, что самозванца “нашли у одного белорусского пана в Шклове” (местечко Могилевской губ.) и что он был учителем, является одной из версий, которых много бытовало в то время. Эти версии встречаются в разных источниках (о них см.: С. М. Соловьев, т. VIII, стр. 167). Устрялов, ссылаясь на Петрея, предполагает, что буссовское “Sloba” означает местечко Сокол Витебской губ. (Н. Устрялов, ч. I, стр. 390). В литературе социальное и национальное происхождение Лжедимитрия II до сих пор не выяснено. Факт пребывания Лжедимитрия II с паном Меховецким в Путивле до того момента, как он попал в Стародуб, другими источниками не подтверждается. В “Новом летописце” говорится лишь: “Нача ево все почитати царем и писаху грамоты в Путивль, в Чернигов, в Новгородок” (ПСРЛ, т. XIV, стр. 76), в результате чего эти города признали самозванца царем. На тесную связь Лжедимитрия II с паном Меховецким указывают Краевский (И. С. Шепелев, стр. 42) и Маскевич. Последний в своих записках пишет. “Этого Димитрия воскресил Меховецкий, который, зная все дела и обыкновения первого Димитрия, заставил второго плясать по своей дудке” (Н. Устрялов, ч. II, стр. 21). Большинство источников (“Новый летописец”, Будила и др.) подтверждают сообщение Буссова, что первоначально Лжедимитрий II в Стародубе назвался царским родственником со стороны Нагих и даже сыном Андрея Александровича Нагого — Андреем Андреевым. В “Новом Летописце” говорится лишь об одном из спутников Лжедимитрия, который “сказался” московским подьячим Олешкой Рукиным. Рассказ о пытке, во время которой произошло объявление Лжедимитрия 11 царем, повторяется с меньшими подробностями, чем у Буссова, во многих источниках (“Новый летописец” и др.). Признание И. М. Заруцким Лжедимитрия II царем можно объяснить авантюристическими планами самого Заруцкого и тем, что он понимал мобилизующее значение лозунга “за царя Димитрия” для народных масс и в особенности для осажденных в Туле.

Факт прибытия Меховецкого с несколькими эскадронами в Стародуб в день объявления самозванца царем подтверждается и конкретизируется письмом пана Харлецкого к своему приятелю от 9 октября 1607 г. В письме говорится, что Меховецкий прибыл в Стародуб с “5000 поляков, из коих впрочем только немногие были порядочно вооружены” (Д. Бутурлин. История смутного времени в России в начале XV11 века, ч. II. СПб., 1841, стр. 90; в дальнейшем: Д. Бутурлин). Сообщение Буссова об отправке Лжедимитрием II Меховецкого для освобождения Козельска, по-видимому, ошибочно и другими источниками не подтверждается. Об испытании верности самозванцу жителей Стародуба рассказывается только в записках Буссова. Хитрость, описанная Буссовым, психологически вполне объяснима — новоявленный царь хотел убедиться в народном признании его.

97. Начало военных действий Лжедимитрия II против Шуйского освещается в других источниках и в литературе несколько иначе, чем у Буссова. По хронологии Будила самозванец из Стародуба выступил 10 сентября 1607 г. в направлении города Почепа, 15 сентября его занял, а 20 сентября из Почепа пошел к Брянску. По подсчетам И. С. Шепелева Лжедимитрий II должен был занять Брянск 24 — 25 сентября (И. С. Шепелев, стр. 47). 1 октября из Брянска Лжедимитрий двинулся к Карачеву, достиг его 2 октября и только из Карачева 4 октября (там же, стр. 47) послал Меховецкого и Будилу захватить Козельск. 8 октября, после боя, в котором потерпели поражение русские войска, Козельск был захвачен интервентами (РИБ, т. I, стлб. 126). Как указывалось выше, сообщение Буссова о посылке Меховецкого из Стародуба освобождать Козельск не соответствует действительности. Во-первых, на пути к Козельску находились такие города, как Почеп, Брянск, которые в тот момент были за Шуйским; во-вторых, у Лжедимитрия было всего 5000 плохо вооруженных поляков, тогда как в распоряжении Мосальского, который защищал Козельск, было 8 тысяч ратников (Д. Бутурлин, ч. II, стр. 90). Через пять дней после захвата Козельска Лжедимитрий II двинулся к Белеву, прибыл туда 16 — 17 октября. От Белева Лжедимитрий II пошел назад к Карачеву, а оттуда по направлению к Путивлю, где первоначально думал зимовать (РИБ, т. I, стлб. 127). На этом заканчивается первый этап борьбы Лжедимитрия II с Шуйским Отход Лжедимитрия II к Карачеву источники объясняют успехами Шуйского под Тулой в борьбе против Болотникова (И. С. Шепелев, стр.48). О взятии в это время Шуйским городов Белева, Волхова и Ливен см. примеч. 99. Село Самово, в направлении которого, по словам Буссова, “повернул назад” Лжедимитрий II, находится в Орловской губернии, южнее Карачева.

98. В главе XIII своих записок Буссов обращается вновь к описанию осады Тулы в связи с движением Лжедимитрия II. Взятие Шуйским Волхова, Белева и Ливен Буссов объясняет некой хитростью царя, думавшего с помощью переговоров склонить жителей этих городов на свою сторону и с помощью их захватить Лжедимитрия II. Однако из разрядов известно, что в эти города из-под Тулы посылались войска. Взяв указанные города, Шуйский удерживал их вплоть до октября 1607 г. и тем самым обеспечивал себе свободу действий под Тулой. Важно сообщение Буссова, что Болотников надеялся выйти при первой возможности из затопленного города и прорваться со своими силами через кольцо осаждающих войск.

99. Так как плотина на р. Упе была причиной затопления города и бедствий жителей, то несомненно возникали различные планы ее разрушения, ходили всякие слухи. Одну из легенд — о чародее, хотевшем разрушить плотину, — Буссов и записал.

100. В изображении Буссова сдача восставшими Тулы явилась результатом соглашения между Болотниковым и Шуйским, по условиям которого царь обязывался сохранить жизнь осажденным в Туле войскам и их руководителям Расправу с Петром и Болотниковым Буссов справедливо рассматривает как акт вероломства со стороны Шуйского. Только так можно понимать ироническое высказывание Буссова, что царь сдержал свое слово по отношению к руководителям восстания, “как имел обыкновение держать его человек, подобный Шуйскому”. Рассказ Буссова о выезде Болотникова из Тулы и его диалоге с Шуйским не соответствует действительности. Судьба Болотникова была другой. Он был схвачен агентами Шуйского в самый момент сдачи Тулы. “Карамзинский хронограф” в рассказе о падении Тулы, составленном, вероятно, участником событий, изображает сдачу города как предательство “тульских сидельцев” в отношении руководителей восстания — Болотникова и “царевича” Петра. Переговоры, о которых сообщает “Карамзинский хронограф”, происходили тайно, видимо с какой-то группой осажденных, враждебных Болотникову. Следствием этих тайных переговоров было то, что, когда после заключения Болотниковым официальной капитуляции об условиях сдачи, подтвержденных клятвой Шуйского, Болотников открыл ворота Тулы, он и другие руководители восстания были схвачены агентами Шуйского из числа осажденных и выданы ему (И. И. Смирнов. Краткий очерк восстания Болотникова. Приложения. Госполитиздат, 1953, стр. 149). Дата сдачи Тулы, по Буссову (день Симона-Иуды), — 28 октября по новому стилю, 18 октября по старому стилю, — не поддается разъяснению. Эту же дату встречаем в рукописи Филарета (см. сборник Муханова, изд. 2-е, СПб., 1866, стр. 276). Однако несомненным является, что Тула пала 10 октября 1607 г. (СГГД, ч. П, № 154). В автобиографическом плане представляет интерес сообщение Буссова о нахождении среди осажденных в Туле его сына Конрада.

101. Сообщение Буссова о ссылке немцев в Сибирь в одних списках его Хроники сопровождается указанием на пребывание их там еще в 1612 г., в других списках говорится о прекращении ссылки в 1617 г. (см. варианты, стр. 278). В ряде списков в рассказе о пребывании немцев в Сибири никаких хронологических дат не приводится. Все это дает основание предполагать существование нескольких редакций Хроники Конрада Буссова, две из которых могут быть точно датированы: одна — 1612 г., другая — 1617 г. Последняя редакция 1617 г. была подготовлена Буссовым к печати незадолго до его смерти в Любеке, но так и не была напечатана.

102. Князь Шаховской действительно остался жив, он был сослан Шуйским в монастырь, откуда он вскоре бежал к Лжедимитрию II.

103. Co взятием Тулы продолжалось сопротивление отдельных очагов восстания. Сообщение Буссова о Калуге и Козельске как городах, которые не подчинились Шуйскому, подтверждается другими источниками. Помимо этих городов, в источниках упоминаются также Псков, Астрахань и Брянск, упорно сопротивлявшиеся правительственным войскам (И. С. Шепелев, стр. 35). О попытках Шуйского склонить на свою сторону калужан, использовав для этого авторитет одного из сторонников Болотникова — Юрия Беззубцева, — а также о восстании четырехтысячного отряда казаков против бояр и переходе их на сторону калужан имеются сведения только у Буссова.

104. В “Новом летописце” говорится, что под Волхов был послан брат царя, князь Димитрий Иванович Шуйский “с товарыщи”. “Он же прииде и ста в Волхове и стоял в Волхове до весны” (ПСРЛ, т. XIX, стр. 79). Из рассказа Буссова вытекает, что зимой 1607/1608 г. Лжедимитрий находился в Самове, — это сведение не точно. Выше уже говорилось, что Лжедимитрий II из Карачева, который он покинул 22 октября 1607 г., направился к Путивлю, где думал зимовать, однако Путивля не достиг. 23 октября в селе Лабушеве Комарицкой волости он встретился с Самуилом Тышкевичем, который вел с собой 700 человек конницы и 200 человек пехоты (у Буссова всего указано 700 всадников). Как сообщает Будила, 29 октября к нему прибыл пан Валавский и с ним 500 человек конницы и 400 человек пехоты (РИБ, т. I, стлб. 128). Мархоцкий называет еще, кроме Тышкевича и Валавского, Адама Вишневецкого, Мелешку и Хруслинского с их ратниками (И. С. Шепелев, стр. 50). Полковник же Лисовский, о котором пишет Буссов, присоединился к Лжедимитрию II несколько позднее, по-видимому, в ноябре, когда последний был в Стародубе (ПСРЛ, т. XIV, стр. 77). Получив это подкрепление, Лжедимитрий II решил вернуться к Брянску, который, по словам Будила, “успел изменить, когда царь находился в Карачеве” (РИБ, т. 1, стлб. 128).

105. Буссов ошибается, относя военные события под Брянском к 1608 г. По сообщению “Нового летописца”, подтверждаемому другими источниками, Лжедимитрий II осадил Брянск осенью (Будила указывает дату — 9 ноября) 1607 г., причем шел он из Комарицкой волости через Трубчевск и Стародуб (А. Попов. Изборник, стр. 339). Что касается сообщения Буссова о неоднократных перебежках из одного борющегося лагеря в другой некоего Ганса Борка, определявшего свои политические интересы, по-видимому, в зависимости от военных успехов и материальной выгоды, то эти сведения скорее всего могут относиться к периоду борьбы Шуйского не с Лжедимитрием II, как ошибочно пишет Буссов, а с Болотниковым. Это подтверждается и сведениями самого Буссова, которые будут противоречить установленным фактам, если их связать с именем Лжедимитрия II. Во-первых, перебежки Ганса Борка имели место в 1606 — 1607 гг. (на один год ранее осады Брянска), когда Лжедимитрий II еще не был официально объявлен царем, а крестьянская война под руководством Болотникова была в разгаре. Во-вторых, Тула никогда не была под властью Лжедимитрия II, как пишет Буссов, но именно с Тулой связан заключительный этап восстания Болотникова. С другой стороны, в своих записках Буссов связывает крестьянское движение в эти годы с именем “царя Димитрия” и, по-видимому, в данном сообщении точно не разграничивает событий крестьянской войны и польской интервенции. Между тем, измены Ганса Борка в той последовательности, как указывает Буссов, можно связать хронологически с ходом событий крестьянской войны Болотникова с Шуйским. Вначале Ганс Борк изменил Шуйскому, вероятно, в октябре — ноябре 1606 г., когда Москва была осаждена Болотниковым и положение в Москве было неустойчивым. Он бежал в Калугу, которая находилась в руках Болотникова (декабрь 1606 — май 1607 г.). Прельщенный “ценными подарками” Шуйского, Ганс Борк идет на предательство по отношению к Болотникову и бежит из осажденной Калуги к Шуйскому. Однако после того, как осада Калуги была снята, он вновь перешел на сторону восставших и оставался в течение нескольких месяцев в лагере Болотникова. В июне — июле 1607 г. он вместе с восставшими попал в осаду в Туле, которую и пытался, по словам Буссова, сдать Шуйскому (10 октября 1607 г.). Поскольку доставляемые Гансом Борком сведения из лагеря восставших, как сообщает Буссов, хорошо оплачивались Шуйским, можно предположить, что его перебежки из одного лагеря в другой с самого их начала имели определенные разведовательные цели (см. также введение, стр. 22 — 26). На основании фактов, приводимых Буссовым о Гансе Борке, Тоннисе фон Виссене и других немцах — перебежчиках из одного борющегося лагеря в другой, можно сделать вывод, что многие иностранцы, нанимавшиеся на русскую службу за деньги, использовали в своих корыстных целях временно сложившуюся обстановку “смуты” в Русском государстве. Указание на убийство в Калуге И. И. Нагого имеется в ряде списков Хроники Буссова. В переводе Устрялова вместо И. И. Нагого поставлен И. И. Годунов. Перевод Устрялова в данном случае соответствует факту, так как в Шереметевской боярской книге указано, что окольничий И. И. Годунов был действительно убит в 1610 г. в “Калуге от вора” (Др. Росс. Вифл., ч. XX, М., 1791, стр. 84).

106. Сведения о результатах сражения Лжедимитрия с войсками Шуйского за Брянск в источниках крайне разноречивы. В “Новом летописце” говорится, что “они же (войска Василия Шуйского, — М. К.) с ними бьющиеся беспрестанно и бою бывшу велию и разыдошась”. Безрезультатность битвы под Брянском подчеркивает и “Карамзинский хронограф”. Будила, находившийся в войсках самозванца, говорит, что успех был на стороне войск Лжедимитрия II. Так же как и Буссов, Мархоцкий утверждает, что Лжедимитрий II не смог взять Брянск и отступил к Орлу. По сообщению Будила, Лжедимитрий II прибыл в Орел 6 января 1608 г. и “там зимовал” (РИБ, т. I, стлб. 130). Сообщение Буссова о количестве войска, которое привел с собой Адам Вишневецкий и Роман Рожинский в Орел, не совпадает в цифрах с сообщениями других источников. Как указывалось выше, Мархоцкий присоединение Адама Вишневецкого к войску Лжедимитрия II относит к тому моменту, когда последний был в селе Лабушеве, не указывая количества воинов, пришедших с Адамом Вишневецким. По сведениям Немцевича, Роман Рожинский привел с собой в Орел 1000 коней, но, кроме того, в Орел пришли Зборовский и Стадницкий с 1600 конями, а также Млоцкий, Виламовский, Рудский и др. По подсчетам Бутурлина, в Орле у Лжедимитрия собралось только поляков 7000. Кроме того, под командованием Заруцкого было 8000 донских и запорожских казаков (Д Бутурлин, ч. II, стр. 109 — 110). И. С. Шепелев количество войск у Лжедимитрия в Орле определяет в 27 тысяч Будила подтверждает сообщение Буссова о том, что князь Роман Рожинский был “избран гетманом всех войск царика”.

107. Сведения, сообщаемые Буссовым, о переходе еще до боев у Волхова многих князей, бояр и немцев на сторону Лжедимитрия II весьма интересны. Известно, что Лжедимитрий II с момента прибытия в Орел начал рассылать грамоты по разным городам с целью дополнительной мобилизации ратных сил. В этих грамотах он объявлял себя настоящим царевичем Димитрием Ивановичем, сыном Ивана Грозного, и убеждал всех переходить к нему на службу, обещая пожаловать тем, что у них “и на разуме нет” (Д. Бутурлин, ч. II, Прилож. № VII, Грамота в Смоленск от 14/24 апреля 1608 г.). Земельные пожалования Лжедимитрия II перебежчикам от Шуйского привлекали к самозванцу многих русских помещиков, а также иностранцев. Сам Буссов по предположению исследователей (см. введение, стр. 18) возможно получил некоторые из своих поместий в качестве награды за службу от Лжедимитрия II. По подсчетам Г. И. Бибикова (Земельные пожалования..., стр. 194) в одном только Арзамасском уезде, который долгое время был территорией, подвластной самозванцу, Лжедимитрий II пожаловал земельными угодьями 47 человек. Из них 12 человек были тушинскими придворными, 8 — представителями нерусских народов, 5 — иногородцами и 1 — стрелецким головой. Пожалования происходили в основном за счет местных детей боярских. Земли 55 помещиков были розданы как изменничьи, земли 33 — без указания на измену бывшего владельца. Лжедимитрий II раздавал своим приближенным в полную собственность не только земли, но, как правильно указывает Буссов. и крестьян. В жалованной грамоте Лжедимитрия II ногайскому князю Иль-Мурзе Юсупову от 20 августа на вотчину в Романовском уезде отчетливо проявился крепостнический характер политики второго самозванца: “Да крестьянам же из-за них за бояр наших, за окольничих, и за дворян, и за детей боярских, и за патриарха, и за митрополита и за владык, и за монастыри не выходить и никому их не вывозить. А буде кто учнет их вывозити, или учнут за кого выходити, и бояром нашим и воеводам крестьян сыскивали, а сыскав велели за ними жити по-прежнему” (О роде Юсуповых, ч. II. СПб., 1867, стр. 122). Правительство царя Михаила Федоровича аннулировало все пожалования Лжедимитрия II. Указ 10 июля 1623 г. признал незаконными все земельные раздачи, произведенные в Тушине (А. И. Копанев. Указная книга поместного приказа. Памятники русского права, вып. 5, М., 1959, стр. 436 — 438, 488 — 489). Факты, приводимые Буссовым и свидетельствующие об использовании Лжедимитрием II в своей политике социальной демагогии с целью привлечения на свою сторону простого народа, можно дополнить замечанием В. И. Татищева: “Стоя в Орле, посылал (Лжедимитрий II, — М. К.) от себя по всем городам грамоты с великими обещании милостей, междо протчим, всем крестьянем и холопам прежнюю вольность, которую у них царь Борис отнял, и тем почитай весь простой народ к себе привлек, и через то во всех городех паки казаков из холопей и крестьян намножилось и в каждом городе наделали своих атаманов” (И. И. Смирнов, стр. 458).

108. См. примеч. 11.

109. Называемое Буссовым место боя — Каминск — установить точно невозможно. И. С. Шепелев считает, что битва происходила в районе рек Каменки (приток Оки) и ее притока Сухой и не 23 апреля, как указывает Буссов, а 30 апреля, причем продолжалась в течение четырех дней. Факт измены и перехода во время боя к Лжедимитрию II 200 немцев под начальством капитана Ламсдорфа, по всей вероятности, правдоподобен. Вызывает сомнение лишь сообщение Буссова о поголовном избиении тушинцами немцев. Это не согласуется с постоянным стремлением Лжедимитрия II заманить в свой лагерь перебежчиков.

110. Буссов прав в том, что поражение под Болховым крайне отрицательно сказалось на положении правительства Шуйского. Растерянность и паника охватили бояр, дворян и детей боярских как в Москве, так и в других городах. “Бояре же приидоша к Москве и бысть на Москве ужасть и скорбь велия”, — сообщает “Новый летописец”. И далее: “Дворяне ж и дети боярские слышаше такие настоящие беды покиня свои домы, з женами и з детьми приидоша к Москве” (ПСРЛ, т. XIV, стр. 79). Волховская битва, показавшая несостоятельность и слабость как армии, так и правительства Шуйского, вызвала волнения и среди народных масс, свидетельствовавшие об обострении классовых противоречий в стране.

111. После битвы под Болховым Лжедимитрий II направился к Москве и остановился сначала, как сообщает “Новый летописец”, в селе Тушине, а затем по тактическим соображениям перешел в село Тайнинское. В селе Тайнинском Лжедимитрий II встретил активное сопротивление войск Шуйского и вернулся назад в Тушино. Мархоцкий видит основную причину перехода в Тушино в том, что войска Шуйского зашли в тыл его рати и перерезали дороги, идущие из Северной Украины и Польши (И. С. Шепелев, стр. 81). Буссов ошибается, говоря, что Ян-Петр-Павел Сапега появился в Тушине в июне 1608 г. В дневнике самого Сапеги прибытие в лагерь Лжедимитрия датируется августом 1608 г. (там же. стр. 90).

112. Упоминая о нападении Лжедимитрия II на войска Шуйского 24 июня, в ночь на Иванов день, Буссов, по-видимому, имел в виду Ходынское сражение, которое “Новый летописец” описывает следующим образом: “В той же день вместися на Москве слово, что будто с посланники с литовскими помирихомся. Людие ж на то слово оплошишась и начаша нощи тое спати просто, и стражи пооплошахусь. Те же литовские люди и руские воры тое же нощи приидоша на полки руския и их побища и коши все поимаша; и бежаша все, едва образумляхуся под городом и обратишася на них и начаша с ними битися и их столкнута и гоняху их до речки до Ходынки и побиваху их на пятнадцати верстах, едва в таборах устояху: такой оторопь на них прииде” (“Новый летописец, стр. 80”). Судя по приведенному отрывку из “Нового летописца”, Буссов в своем рассказе умолчал о второй, менее удачной для тушинцев половине боя, когда войска Шуйского перешли в контрнаступление. Именно это контрнаступление сорвало захват Москвы интервентами и показало тушинцам, что невозможно Москву захватить лобовой атакой. После боя на Ходынке поляки стали укреплять свои позиции и более серьезно готовиться к борьбе за Москву. Поэтому сообщение Буссова, что Лжедимитрий II не занял Москву якобы лишь потому, что не хотел разрушения столицы, не соответствует исторической действительности. Лжедимитрий II фактически не мог тогда взять Москву.

113. В рассказе о захвате Марины Мнишек и сопровождавших ее поляков Буссов не указывает, что Марина и остальные поляки, задержанные в России в 1606 г., были отпущены в Польшу согласно перемирию между Польшей и Россией, подписанному 25 июля 1608 г. Договор был заключен на три года и 11 месяцев, с 20 июля 1608 г. по 20 июня 1612 г. По этому договору польский король обязан был немедленно отозвать всех поляков, служивших у самозванца, а Юрий Мнишек и “его приятели” обязывались не называть самозванца царевичем Димитрием Ивановичем, а Марину “государыней московской” (Д. Бутурлин, ч. II, Прилож. № VIII, стр. 69). Трудно сказать, сознательно или по незнанию фактов Буссов умалчивает также о тех интригах, которые вели воевода Сандомирский и его ближайшие сторонники с Лжедимитрием II. Источники свидетельствуют о предварительной договоренности, которая имела место еще до заключения перемирия между воеводой Сандомирским и Лжедимитрием II, — о том, что поляки, получив возможность выезда из России, должны попасть не на родину, а в Тушино. Преследуя авантюристические планы утверждения на русском престоле, Марина Мнишек, по сообщению Стадницкого, вступила в тайные переговоры с Лжедимитрием II о приезде ее в Тушино “в качестве его законной жены”. Она просила Лжедимитрия выслать ей проводника, “знающего окольные пути”, и вооруженную охрану. Для Лжедимитрия подобная сделка была крайне выгодна в политическом отношении, так как признание его Мариной своим настоящим супругом должно было способствовать всенародному признанию Лжедимитрия II законным царем. Марина и Юрий Мнишек, а также один из польских послов Олесницкий, как только были окружены воинами Лжедимитрия II, без сопротивления согласились свернуть с дороги в Польшу на дорогу в Тушино. Глава же польского посольства Гонсевский избрал другой путь и беспрепятственно доехал до родины. (История Димитрия царя Московского и Марины Мнишек. Дневник Мартына Стадницкого. “Русский Архив”, 1906, кн. 6, стр. 180 — 181; СГГД, ч. II, № 160).

114. После захвата Марины и Юрия Мнишек они были препровождены в Царево-Займище, где находился Ян-Петр Сапега, направлявшийся из Литвы с семитысячным войском в Тушино. 1 сентября Сапега, в отряде которого находилась Марина, подошел к Тушину и остановился в одной версте от стана. 5 сентября Лжедимитрий II имел первое тайное свидание со “своей супругой”, и только 10 сентября состоялся торжественный въезд Марины в Тушино. Польский посол Олесницкий и Ю. Мнишек, последний после четырехмесячного пребывания в Тушине, уехали в Польшу. Перед отъездом Юрий Мнишек выторговал у Лжедимитрия II в вечное владение Северское княжество, включив в него 14 городов, и 300 000 рублей, как только Лжедимитрий вступит в столицу (Д. Бутурлин, ч II, Прилож. №№ IX и X). Признание Мариной Лжедимитрия II способствовало осуществлению агрессивных планов самозванца в отношении городов Поволжья.

115. Сообщение Буссова о колдовстве Шуйского, если не является выдумкой самого автора, объясняется его легковерностью к подобного рода слухам, которые на страницах его записок встречаются не один раз. Следует отметить вообще, что для Буссова, лютеранина по вере, характерно тщательное собирание слухов, порочащих веру и обычаи русского народа. Факт измены князя В. Ф. Мосальского и переход его от Шуйского к Лжедимитрию II, а затем возвращение “со многими боярами” в Москву подтверждается дневником Сапеги. В записи от 31 августа там говорится: “Из того же села Глухова Мосальский убежал с несколькими знатными боярами в Москву к Шуйскому” (A. Hirschberg, стр. 184).

116. Широкое признание летом 1608 г. Лжедимитрия II царем и переход к нему на службу многих служилых людей, детей боярских и даже бояр крайне тяжело сказались на положении правительства Шуйского. У правительства не хватало войск для борьбы с интервентами и обороны Москвы. Шуйскому нужны были также силы и для подавления классовых выступлений крестьян и низов городского населения на подвластной ему территории государства. Стремясь найти выход из создавшегося положения, Шуйский обратился за военной помощью к шведскому королю Карлу IX. Для переговоров со шведами был послан Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, который выехал на Москвы в Новгород 10 августа 1608 г. (С. Белокуров, стр. 254). Переговоры закончились в Выборге 28 февраля 1609 г. Карл IX обязался прислать на помощь 5000 воинов за жалование 100000 ефимков (по Петрею — 32000 рублей) в месяц и за уступку Швеции Корелы (СГГД, ч. II, стр. 376).

117. О политической беспринципности иностранцев, находившихся во время “смуты” на русской службе, см. примеч. 105.

118. После прихода Сапеги в Тушино был принят новый план военных действий, состоявший в том, чтобы блокировать Москву кругом и оккупировать в то же время замосковные и северные уезды. Тушинцы разделились на две части. Одна часть интервентов под начальством самого Лжедимитрия II и Рожинского оставалась в Тушине и должна была оттягивать на себя главные силы Шуйского. Другая часть во главе с гетманом Сапегой была выделена для оккупации замосковных городов и направлена была прежде всего на овладение Троице-Сергиевским монастырем, который прикрывал северный путь к Москве. Сапега, согласно дневниковой записи, двинулся к Троице-Сергиевскому монастырю 19 сентября с 16000 ратников (И. С. Шепелев, стр. 105), а не с 15000, как указывает Буссов. Русские войска, посланные Шуйским в помощь Троице-Сергиевскому монастырю под начальством И. Шуйского, в своем распоряжении имели, как донесли Сапеге лазутчики, 15000 воинов, а не 30000, как указывает Буссов. Буссов пишет, что неприятели “сразились” при селе Воздвиженском. Это неточность: войска поляков остановились при селе Воздвиженском, бой же, окончившийся так плачевно для русских, происходил при деревне Рахманцове (ПСРЛ, т. XIV, стр. 81). Троице-Сергиевский монастырь не был захвачен интервентами, но поражение русских войск в битве при Рахманцове окончательно подорвало авторитет боярского правительства Шуйского и усилило разложение в его войсках. “Бояре же приидоша к Москве не с великими людьми, а ратные люди к Москве не пошли, разыдошася вси по своим домам” (ПСРЛ, т. XIV, стр. 82). 11 марта 1609 г. из Выборга к русской границе выступил во главе наемного войска, согласно договору, заключенному со Швецией 28 февраля 1609 г, шведский генерал Яков Делагарди (И. П. Шаскольский. Шведская интервенция в Карелии в начале XVII в. Петрозаводск, 1950, стр. 52). Буссов ошибается, называя его Понтусом Делагарди: последний, шведский фельдмаршал, был отцом Якова.

119. Сообщение Буссова о переходе Переяславля на сторону Лжедимитрия II и о захвате и разгроме Ростова поляками 11 октября 1608 г. подтверждается другими источниками. И. С. Шепелев объясняет отказ Ростова от добровольного признания Лжедимитрия II “особым социальным обликом города”. Ростов был резиденцией митрополита, который считался в городе верховным лицом. В городе на 400 дворов посада было 70 церквей. Большая часть дворов принадлежала духовенству, которое сумело “удержать население от перехода к самозванцу, но оказалось не в силах организовать активное сопротивление интервентам” (И С. Шепелев, стр. 282). За отказ от добровольного признания самозванца царем тушинцы жестоко расправились с населением города. Митрополит Филарет (поставленный митрополитом Лжедимитрием I) был действительно отправлен в Тушино и наречен там патриархом. Сведения Буссова о ценностях, в частности о фигуре св. Леонтия из чистого золота, которые были расхищены интервентами в Ростове, из-за отсутствия других сходных известий проверить невозможно. Однако факт существования в православной русской церкви — преимущественно с иконной, плоскостной живописью — манекенного изображения святого, характерного для западной церкви, вызывает серьезное сомнение в достоверности этого сообщения.

Если и было разграблено золото, лежавшее в раке, то скорее всего речь идет не о фигуре святого, как по слухам мог предположить Буссов, а лишь о золотой ризе святого.

120. Рассказ Буссова о захвате Ярославля и других городов Замосковья очень красочно рисует грабительские цели польской интервенции в Русском государстве. Даже те города, которые добровольно целовали крест Лжедимитрию II, захватчики облагали непосильными налогами продовольствием и деньгами, а также военной повинностью. Поляки вели себя в городе, как завоеватели. Не считаясь с данными обещаниями, они грабили, оскорбляли, убивали невинных жителей. Швед, о котором упоминает Буссов и который был назначен в Ярославль воеводой, по словам Петрея (П. Петрей, стр. 272), был капитан Биугге, взятый в плен во время войны Ивана IV с Ливонией и живший в России лет 30.

121. По всей вероятности, факты, изложенные в сообщении Буссова о попытке нидерландца Даниила Эйлова организовать сопротивление полякам, вполне достоверны, хотя нельзя сказать, что в трактовке их автор объективен. Буссов, находившийся в лагере интервентов, называет ярославского воеводу Иоакима Шмита — крупного немецкого купца, предательски настаивавшего на открытии ворот города без боя, — “благородным человеком” (Л. Б. Генкин. Ярославский край и разгром польской интервенции в Московском государстве в начале XVII века. Ярославль, 1939, стр. 70).

122. К рассказу Буссова о разгроме Лисовским городов Ярославского края близок рассказ Петрея. Петрей указывает ту же цифру войск Лисовского, что и Буссов, — 5000, но число конных копьеносцев на 300 человек меньше — 600. В переводе Устрялова указано, что в отряде у Лисовского 500 казаков, и отмечено, что, кроме Костромы и Галича, поляки разграбили Даниловский монастырь (Н. Устрялов, ч. II, стр. 101).