Иоанн Фоккеродт. Россия при Петре Великом. Предисловие.

ИОГАНН-ГОТТГИЛЬФ ФОККЕРОДТ

РОССИЯ ПРИ ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ

Немецкие источники о России первой четверти XVIII века

Споры о Петре Великом продолжаются вот уже три века. Еще при жизни реформатора одни современники уподобляли его Богу, а другие называли Антихристом, глумящимся над Церковью и народными традициями. Историки тоже не пришли к единому мнению. Одни видели в Петре творца прогрессивных реформ, которые вывели Россию на путь ускоренного экономического, политического и культурного развития. По мнению других, он насильственно изменил образ жизни русского народа, исказил самобытную отечественную культуру насаждением западных образцов, навязал стране чуждый и губительный для нее путь. Но объективные и компетентные исследователи петровской эпохи, независимо от различий в концепциях, обычно сходятся в одном: все они признают величие первого императора и грандиозность масштабов его деятельности.

Петровские преобразования носили поистине всеобъемлющий характер. В 1841 г. историк М. П. Погодин в эссе “Петр Великий” привел впечатляющий перечень тех сторон государственной, общественной и частной жизни, которых коснулись нововведения Петра I: “Место в системе европейских государств, управление, разделение (административно-территориальное. — В.Н.), судопроизводство, права сословий, Табель о рангах, войско, флот, подати, ревизии, рекрутские наборы, фабрики, заводы, гавани, каналы, дороги, почты, земледелие, лесоводство, скотоводство, рудокопство, садоводство, виноделие, торговля внутренняя и внешняя, одежда, наружность, аптеки, госпитали, лекарства, летосчисление, язык, печать, типографии, военные училища, академии — суть памятники его неутомимой деятельности и его гения” (Погодин М. П. Историко-критические отрывки Т. I. М., 1846 С. 341—342.).

Вопрос о необходимости реформ в жизни России того времени в целом не подлежит сомнению. В новейших работах отечественных историков отмечено, что во второй половине XVH века страна переживала всеобъемлющий внутренний кризис, проявления которого были опасны для ее будущего (Каменский А. Б. Российская империя в XVIII веке: Традиции и модернизация. М.: Новое литературное обозрение, 1999. С. 129; Анисимов Е. В. Петр Великий// Царь Петр и король Карл: Два правителя и их народы. М.: Текст, 1999. С. 14.). Экономическая и военная отсталость государства грозила потерей национальной независимости. Планы колонизаторской экспансии в отношении России вынашивались в Англии и Польше, не говоря уже о Швеции. Знаменитый немецкий ученый Г.-В. Лейбниц, приветствуя победу Карла XII над русскими под Нарвой в 1700 г., высказывал пожелание, чтобы “юный король установил свою власть в Москве и дальше вплоть до реки Амур” (Молчанов Н. Н. Дипломатия Петра Великого. 4-е изд. М.: Международные отношения, 1991. С. 18.). Существовала также опасность раздробления русских земель в результате захвата их несколькими завоевателями. Законы выживания государственного организма настоятельно требовали ускоренного экономического и культурного развития, улучшения [504] системы управления, укрепления обороны страны. Радикальные нововведения Петра Великого явились откликом на сложившуюся ситуацию.

Никогда прежде в России преобразовательная деятельность не осуществлялась с таким размахом и настойчивостью. В то же время, по выражению В. О. Ключевского, у Петра I замечался “недостаток суждения и нравственная неустойчивость при гениальных способностях и обширных технических познаниях” (Ключевский В. О. Русская история: Полный курс лекций в трех книгах. Кн. 2. М.: Мысль, 1993. С. 491.). Ему не хватало гуманитарного образования, которое могло бы дать верное представление о соотношении российского и европейского быта, позволило бы выбрать наиболее рациональные способы осуществления реформ. К тому же неуравновешенность натуры и кипучая энергия Петра подталкивали его к поспешным и неизбежно насильственным мерам. “Вся преобразовательная его деятельность, — отмечал В. О. Ключевский, — направлялась мыслью о необходимости и могуществе властного принуждения: он надеялся только силой навязать народу недостающие ему блага и, следовательно, верил в возможность своротить народную жизнь с ее исторического русла и вогнать в новые берега. Поэтому, радея о народе, он до крайности напрягал его труд, тратил людские средства и жизни безрасчетно, без всякой бережливости” (Там же. С. 492.).

Достижению европейской культуры и декларируемого Петром I “общего блага” должны были служить кнут и топор, доносы и застенки, пытки и казни во всех вариациях средневековой дикости. Таковы противоречия петровской эпохи, на которые обращают внимание современники. В то же время от вдумчивых наблюдателей не укрылось основное ее содержание — колоссальная созидательная работа, осуществленная всего за четверть века в тяжелейших условиях войны с могучей европейской державой — Швецией.

Петровскому времени посвящено большое количество сочинений иностранцев, которые с любопытством изучали загадочную страну, ставшую полноправной и влиятельной участницей европейских дел. Многое осталось для них непонятным, кое-что было истолковано неверно. Но тем не менее записки иностранных современников сохранили для нас уникальные подробности российской жизни в один из самых важных моментов нашей истории.

В числе источников иностранного происхождения своей информативной насыщенностью выделяется сочинение, введенное в научный оборот под названием “Россия при Петре Великом, по рукописному известию Иоганна-Готтгильфа Фоккеродта”. Это произведение в двух тождественных списках было обнаружено марбургским профессором Эрнстом Германном в 1871 г. в Тайном королевском государственном архиве Пруссии. Один из списков имел более пространное заглавие: “Исследование некоторых вопросов относительно совершившейся перемены в России в царствование Петра I”. Из пометок на обложках обеих рукописей видно, что сочинение Фоккеродта было создано или завершено в сентябре 1737 г. (Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1874. Кн. 2. Отд. 4. Материалы иностранные.).

К сожалению, об авторе этого замечательного источника известно не много. Фоккеродт родился в саксонском городе Галле, окончил Галльский университет и в 1712 г. был приглашен в Россию известным сподвижником Петра I Я. В. Брюсом в качестве учителя для его племянников. Фоккеродт работал по контракту с ним три года, а затем был принят в дом князя Д. К. Кантемира на положении учителя его сыновей и личного секретаря. В 1718 г. Фоккеродт получил место секретаря прусской миссии в России и занимал эту должность до 1737 г. Из донесений прусского посланника Густава [505] Мардефельда своему двору за 1721 и 1724 годы видно, что Фоккеродт овладел русским языком и составлял переводы документов с русского на немецкий. Впрочем, на свое знание языка исследуемой страны указывает и сам автор сочинения о России при Петре Великом.

Записка Фоккеродта представляет собой систематическое изложение петровских нововведений с экскурсами в историю и довольно подробными сведениями о России прежнего и нового времени. Автор опровергает распространенные в Западной Европе представления о “дикости” русского народа допетровского времени. При этом он апеллирует к событиям российской истории XVII века, которую, как видно, знает весьма основательно. В период Смуты “поляки овладели Москвой, а шведы — Великим Новгородом”. Но “русские очистили свое отечество от двух таких сильных врагов, снова восстановили свою монархию” и вскоре добились новых территориальных приобретений. Фоккеродт подчеркивает, что “все это сделали они под управлением таких государей, которые не отличались ни особенной храбростью, ни умственным превосходством”. К тому же законность власти первых Романовых по европейским понятиям была сомнительна. Фоккеродт остроумно замечает, что Михаил Федорович “не мог бы доказать своих прав ни в одном немецком учреждении”.

Автор оценивает способности “московитов” достаточно высоко. По его мнению, “русский вообще во всех делах... владеет очень здравым природным умом и ясным суждением”. В то же время секретарь прусского посольства повторяет распространенное среди тогдашних европейцев ошибочное мнение, согласно которому “русские впервые получили правила порядка и некоторую образованность от татар Золотой Орды и заимствовали у них все свои старинные гражданские и воинские учреждения”.

Систематическое описание петровских преобразований Фоккеродт начинает с подробного изложения обстоятельств церковной реформы. Предпосылки ее он не без основания усматривает в противоборстве светской и духовной властей, которое, как известно, достигло своего апогея во время патриаршества Никона. Нужно заметить, что предпринятые Фоккеродтом экскурсы в историю России XVII века грешат неточностями. Он утверждает, что Никон (почему-то не названный по имени, в отличие от предшествующих патриархов) был выдвинут духовенством “во время малолетства царя Алексея Михайловича”. Так, по мнению автора, на патриаршем престоле оказался “хитрый и предприимчивый муж с высоким и гордым духом”, способный противостоять власти царя. В действительности же Никон появился в Москве в 1646 г. и сразу обратил на себя внимание 17-летнего Алексея Михайловича. Между ними началась тесная дружба. Шесть лет спустя, после смерти патриарха Иосифа, Собор избрал Никона патриархом по предложению царя. Но вскоре, как правильно отмечает Фоккеродт, иерарх “присвоил себе неограниченную власть во всех церковных и многих гражданских делах”. Следует добавить, что Никон взял титул “великого государя” и осмелился открыто говорить о превосходстве духовной власти над светской. По инициативе Алексея Михайловича в 1666—1667 гг. в Москве состоялся Собор с участием вселенских патриархов Паисия Александрийского и Макария Антиохийского, которых Фоккеродт пренебрежительно называет “какими-то низложенными восточными патриархами”. Он прав в своем указании на то, что они весьма способствовали осуждению Никона. Но вряд ли можно согласиться с довольно циничным заявлением автора о том, что они лишь отрабатывали деньги, потраченные на них царем.

“Потом, — пишет Фоккеродт, — царь Алексей возвел на патриарший престол одного простоватого старичка, от которого не мог опасаться никакого беспокойства”. Имеется в виду Иоасаф II, являвшийся к моменту своего [506] избрания глубоким старцем Он и последующие патриархи Питирим и Иоаким, как отмечает автор, действительно “вполне подчинялись воле своих государей” Но патриарх Адриан, подобно Никону, заявлял о превосходстве духовной власти над светской и порицал петровские новшества в быту. Не мог он и “смотреть спокойно”, как Петр I “брал колокола с церквей для возобновления потерянной при Нарве артиллерии”, поскольку скончался в октябре 1700 г., за месяц до Нарвской битвы, а не в 1702 г., как полагает Фоккеродт Тихое, но упорное противодействие Адриана петровским начинаниям явилось одной из предпосылок отмены патриаршества Петром I.

Фоккеродт касается одной важной стороны церковной политики преобразователя, на которую недостаточно обращали внимание современники и историки “Петр I, — пишет он, — ни в чем не прилагал столько стараний, как в том, чтобы вывести свое духовенство из прежнего невежества”. Впрочем, мемуарист допускает преувеличение, утверждая, что “в начале его царствования духовенство было гораздо грубее, чем оно было в Европе в самые темные столетия папской власти”. Вообще нужно иметь в виду, что церковную политику петровского времени Фоккеродт характеризует с позиций протестантизма. Именно поэтому старое русское духовенство он именует “полупапистским” и считает “тайным папистом” даже известного ревнителя Православия Феофилакта Лопатинского.

Глава о перемене “в образе правления Русского царства” также включает в себя историческую справку, в которой объясняется традиционный характер русского самодержавия Примечательно категоричное заявление Фоккеродта о том, что “весь русский народ по справедливости можно разделить на два разряда рабов и свободных людей”. К первой категории он относит не только крестьян, но и горожан, обязанных “платить поголовную подать”. Автор подчеркивает относительность “свободы” привилегированных сословий, подчиненных “неограниченной самодержавной власти”, прослеживает постепенное наступление государей на дворянские “льготы”. Победу юного Петра над Софьей Фоккеродт объясняет, в частности, тем, что тот “наобещал дворянству, чего только оно хотело”. Весьма необычна его оценка Петра “в искусстве притворяться он мало имел себе подобных”. Это мнение современника, противоречащее стереотипным представлениям о преобразователе, крайне редко учитывается историками.

Утвердившись на престоле, Петр I “отнял у всех дворян, от высшего до низшего, и самую малейшую тень их старых преимуществ”. После констатации данного факта Фоккеродт останавливается на законе о единонаследии, отметив, что “это постановление… со временем необходимо должно было доставить дворянству богатство и силу, стало быть, прямо противно было принятым до сих пор правилам двора”. Автор объясняет указанное противоречие желанием Петра I подготовить подданных к замышлявшемуся устранению царевича Алексея Петровича от престолонаследия. Эта версия кажется правдоподобной. Далее Фоккеродт характеризует основные нововведения в сфере внутреннего управления создание Сената и коллегий, учреждение должности фискалов. Он касается также областной реформы, о которой, впрочем, имеет весьма неполные представления.

Зато военные преобразования описаны со знанием дела. Остроумно замечание автора о том, что Карл XII оказал Петру I “существенную услугу, сняв у него с шеи большую часть старых, несведущих генералов”, взятых в плен под Нарвой и отправленных в Стокгольм. Интересно суждение о русских драгунах, которые названы “пехотой на лошадях”.

Особое внимание Фоккеродт уделяет обстоятельствам создания российского военно-морского флота. Справедливо отмечено горячее увлечение великого преобразователя этим родом деятельности. В целом сообщаемые [507] сведения по данному вопросу хорошо известны по другим источникам. Неожиданным является лишь тот факт, что в детские годы Петр I “обнаруживал чрезвычайное отвращение к воде”. Зато весьма интересны скептические и довольно аргументированные суждения автора о том, нужен ли России большой флот. Они позволяют лишний раз убедиться, насколько смелой была идея Петра I о превращении нашей страны в морскую державу. Особое место в сочинении отведено галерному флоту, роль которого в Северной войне, кажется впервые, удалось оценить Фоккеродту.

В следующей главе рассмотрено состояние российской торговли, описаны энергичные меры по переводу ее в Петербург из Архангельска Справедливо отмечено, что новая столица имеет “положение самое удобнейшее для торговли изо всех пристаней в России”. Автор касается также вопроса об учреждении российского торгового представительства в Голландии и весьма положительно характеризует русского комиссара в Амстердаме О. А. Соловьева: “это, действительно, был человек способный и прямодушный”, который своим честным поведением приобрел “большую любовь и уважение всего голландского купечества”. Его неожиданный арест Петром I в 1717 г Фоккеродт объясняет происками “каких-то наушников”, чью жадность комиссар якобы “не хотел удовлетворять”. В действительности же царю стало известно, что Осип Соловьев вместе со своим братом Дмитрием (обер-комиссаром Архангельска, ведавшим отпуском товаров за рубеж) развернул в Западной Европе невиданную по масштабам контрабандную торговлю запрещенной к частному вывозу продукцией - в первую очередь хлебом (Серов Д. О. Региональный администратор в борьбе с международной преступной группировкой: А. А. Курбатов и дело братьев Соловьевых (1713—1721 гг.)//Проблемы истории местного управления Сибири XVII—XX веков Новосибирск, 1996. С .10—14.). Секретарь прусского посольства не мог знать этих обстоятельств, поскольку дело братьев Соловьевых не получило широкой огласки.

Далее Фоккеродт описывает основные гидротехнические, фортификационные и архитектурные сооружения петровского времени Вышневолоцкий и Ладожский каналы, пристани, крепости, дворцы. Он полагает, что Петр I “имел очень плохой вкус в архитектуре”. Тема градостроительства продолжена в следующей главе Фоккеродт упрекает царя в том, что он начал возводить здания в Петербурге без заранее составленного плана. Сетования на неудобство и непрочность многих сооружений новой столицы подкреплены горькой шуткой какого-то русского генерала: “В других землях время делало развалины, а в России их строят”. Весьма интересно предпринятое Фоккеродтом сравнение географического и экономического положения Петербурга и Москвы с выводами в пользу последней. В рассказе о градостроительстве автор отвлекается, чтобы дать нелицеприятную оценку личных качеств Петра I “он смотрел почти на всех людей так, будто они были созданы только для его потехи”.

Следующая глава посвящена вопросам науки и образования в России, состояние которых автор оценивает весьма скептически. Затем он переходит к описанию изменений в нравах, обычаях и одежде русских. По его мнению, городское население в большинстве своем настолько избавилось от привычки к старому платью и к бороде, что не захотело бы вернуться к ним даже в том случае, если бы вдруг восстановился “старинный образ правления”. В то же время Фоккеродт отмечает у русских “неодолимое отвращение к тем правилам, которые при Петре I введены в государственное управление, и пламенное желание освободиться от карательного бича иноземцев”. Последняя формулировка, несомненно, отражает уже русское общественное мнение периода [508] пресловутой “бироновщины”. Но другие высказывания русских, собранные и обобщенные автором, представляют немалый интерес для характеристики петровской эпохи и отношения значительной части населения к реформам. Можно выделить следующие характерные доводы противников петровской политики: 1) содержание постоянной армии более разорительно для страны, чем опустошения по вине самого лютого врага; 2) завоевания Петра I “не дают России ничего такого, чего бы не имела она прежде”, обходятся в своем содержании дороже приносимых ими доходов, не прибавляют безопасности государству, а, наоборот, побуждают “мешаться в чужие ссоры”. Фоккеродт при этом отмечает, что с такими людьми бесполезно заводить разговор о славе и чести — “изо всех иноземных выдумок для русских нет ничего смешнее”, чем подобные понятия. “От того-то, — констатирует автор, — Петр ни при одном своем указе не нашел такой охотной покорности, как при запрещении поединков”.

Три последние главы сочинения прусского дипломата содержат данные о численности и составе населения и о доходах России. Приводимые цифры довольно точны, что свидетельствует о хорошей информированности добросовестного исследователя.

В целом Фоккеродт оценивает петровские преобразования довольно скептически, но немецкая педантичность не позволяет ему скрыть колоссальный размах созидательной деятельности первого русского императора и достигнутые им успехи. Записка секретаря прусского посольства содержит обширный и выверенный фактический материал. Что же касается концепции автора, то она, возможно, далеко не безупречна. Фоккеродт пишет о том, как “тяжело лежат на сердце у народа теперешние порядки его двора (Анны Иоанновны. — В.Н.), а с ними неограниченная власть иноземцев”. Более того, он выражает надежду, что в России отыщется “друг отечества”, который захочет покончить с таким положением. Не слишком ли это странно звучит? Почему вдруг немец взялся обличать “немецкое засилие” в России?

Попытаемся ответить на этот интересный вопрос в контексте тогдашней европейской ситуации. Проавстрийское правительство Анны Иоанновны во главе с Э.-И. Бироном и А. И. Остерманом было враждебно Франции, а значит и ее союзнице Пруссии. У французской дипломатии в то время не было более заветной мечты, чем “обрезать России крылья”, лишить ее влияния на европейские дела, вернуть ее к “прежним основным взглядам” допетровского времени, чтобы “флот остался в пренебрежении”, двор переместился из Петербурга в Москву, а вельможи предались хозяйственным занятиям и потеряли интерес к внешней политике (См.: Империя после Петра. 1725—1765. М.. Фонд Сергея Дубова. С. 450.). Эта позиция во всех пунктах соответствует концепции Фоккеродта.

Сочинение секретаря посольства сразу попало в научный оборот. В том же 1737 г. знаменитый просветитель Вольтер обратился к своему другу по переписке, прусскому кронпринцу Фридриху (ставшему три года спустя королем Фридрихом II) с просьбой обеспечить его материалами по истории России. Кронпринц послал ему записку Фоккеродта (Павленко Н. И. Петр Великий. М.: Мысль, 1994. С. 558.). Может быть, она даже была составлена для Вольтера. А спустя 15 лет ее использовал в своих “Записках о России” адъютант Фридриха II Христофор-Герман Манштейн. В его сочинении имеется несколько прямых заимствований из произведения Фоккеродта (Ср.: Перевороты и войны М.: Фонд Сергея Дубова, 1997 С. 250, 252, 256, 263, 269—272.).

Текст воспроизведен по изданию: Неистовый реформатор. М. Фонд Сергея Дубова. 2000