ШЕВАЛЬЕ ДЕ РАЗИЛЛИ

МЕМУАР

НЕЗАСЛУЖЕННО ЗАБЫТЫЙ ИСТОЧНИК

Наша публикация не ставит своей целью ознакомить читателя с неизданным источником: интереснейший документ — мемуар Исаака Разилли — почти три четверти века назад уже нашел своего издателя в лице Леона Дешана и появился в «Географическом обозрении» (L. Deschamps. Un colonisateur du temps de Richelieu Isaac de Razilly. Biographie, memoire inedit.— «Revue de Geographie», Paris, 1886, p. 273-285, 374-383, 453-464). Но этот небольшой мемуар, адресованный кардиналу Ришелье с целью побудить его увеличить число колониальных экспедиций, не получил того признания, которое он заслуживает. Мы остановимся вкратце на причине этого, а затем и на вопросе о том, чем же интересны его образно написанные страницы. В них очерчена не только колониальная политика, но и картина французского общества, увиденная глазами мелкого дворянина. Уже с этой точки зрения мемуар Разилли заслуживает внимания широкого круга читателей.

Шевалье де Разилли ¹, младший сын небогатой дворянской семьи из Пуату, который (как и один из его братьев ²) в течение двадцати лет много плавал по всем морям, обратился в 1626 г. к Ришелье с призывом развивать мореплавание, и особенно колонизацию, которые он считал необходимыми для Франции. Этот мальтийский рыцарь, плававший как по Средиземному морю, так и в Атлантическом океане, был отнюдь не бескорыстен в своих увещеваниях: он сам предложил свои услуги, которыми Ришелье не пренебрег, поскольку в 1630 г. отправил его в Марокко (В 1631 г. Разилли опубликовал описание этой экспедиции (J. Аrmand. [ed.] Voyage d'Afrique faite par le commandement du roy sous la conduite de M. le commandant de Razilly. Paris, 1631)), а в 1632 г. — в Канаду. Наш моряк хорошо знал Францию, ее побережья и порты; и у него были собственные идеи о международной торговле и о богатстве наций. Разумеется, он не был человеком ученым и писателем (чего он и не скрывал); тем более интересны его рассуждения. В области политической экономии, равно как и общественной жизни, Разилли высказывает мысли, распространенные в той социальной среде, к которой он принадлежал; во всем же, что касается колониальной политики,— еще шире — мнение тех французов, которые были [326] заинтересованы в экспедициях во вновь открытые земли. Словом, можно сказать, что это надежный свидетель.

Разилли — человек одной страсти — страсти завоевания вновь открытых земель, основания «Новых Франций». Как и другие его современники, как и Боден за пятьдесят лет до того, он очень чувствителен к успехам соседей. Им владеет ощущение, что самый удачный момент Францией упущен: Вильганьон ³ и Шамплен ⁴ прибыли на американский берег слишком поздно, когда все лучшие места были уже захвачены. Разилли понимает также, что удача Испании не составляет исключения; он ссылается на пример Англии, которая при Елизавете I столь блистательно разбила Армаду Филиппа II, столь успешно пиратствовала на иберийских побережьях и основывала колонии. В особенности же он ссылается на голландцев: придя на смену португальцам, они в несколько лет приобрели громадные владения в Индийском океане. Но, рассуждает пуатевинский моряк, и для Франции ничто еще не потеряно: у нее хорошие порты и достаточно моряков, нет пока недостатка и в свободных землях в Африке, Америке и Азии. Мемуар является обоснованием морского и колониального призвания Франции и адресован министру, который не остался равнодушным к убедительной аргументации, сотканной из констатации исторических фактов (достижений Испании и т. п.) и обычных для той эпохи меркантилистских идей.

Одобренный министром-кардиналом, мемуар без большой натяжки может считаться одним из важных источников по истории колониальной политики времени Людовика XIII. Наилучшее тому доказательство находится в «Мемуарах» кардинала, где (по меньшей мере в одном месте) имеется дословное воспроизведение текста Разилли (Memoires du cardinal de Richelieu publics par la Societe de l'hisfcoire de France, t. VII, Paris, 1926, p. 26-29) Основанная через несколько лет компания «Ста пайщиков» была учреждена именно по тому плану, какой был предложен нашим автором. Значительно позже, в 1664 г., Кольбер заставил города и знать вступить в Индийскую компанию на тех же условиях, за которые ратовал Разилли (Ср. ниже, стр. 338). Не удивительно, что тарой ярый сторонник французской колониальной экспансии в эпоху расцвета империализма, как Леон Дешан ⁵, в 1886 г. обратил на него внимание. Он намеревался не только познакомить ученый мир с важным источником и выявить неизвестного дотоле колонизатора эпохи Ришелье; по его мнению, мемуар Разилли должен был послужить своего рода примером для французов, когда они как будто колебались, стоит ли им завоевывать Африку. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть введение и примечания Дешана (например, о Марокко как двери в Алжир) («Revue de Geographiе», Paris, 1886, p. 280 (прим. перев.)). Прагматические — чтобы не сказать политические — интересы первого издателя нашего «Мемуара» вполне объясняются обстановкой, в которой появилась его публикация. Они же явились причиной его невнимания к социальным и экономическим взглядам шевалье де Разилли, на которых мы и собираемся остановиться, не пренебрегая и колониальной программой, которая, впрочем, не столь уж оригинальна (Ришелье получил тогда же другие мемуары, написанные в том же духе. В статье, озаглавленной «La question coloniale en France au temps de Richelieu et de Mazarin», появившейся в 1885 г. в журнале «Revue de Geographie», Л. Дешан комментирует некоторые из них; ср. ibid., p. 367).

О колониальном призвании Франции (что и было прямой целью мемуара) скажем лишь несколько слов. Доказательства Разилли на этот счет [327] не очень убедительны и объяснения неглубоки, что и позволяет особо о них не распространяться.

Рассуждения Разилли состоят из четырех пунктов, и все они кончаются одним и тем же выводом: необходимо основывать колонии.

1. Меркантилистский аргумент: опровергая «старые басни», согласно которым французы якобы производят все, для себя необходимое, и не нуждаются в получении чего-либо со стороны (старая иллюзия 1626 г. которая, однако, оказалась очень живучей), и считая их предрассудками, Разилли выдвигает соображения о золоте и серебре. Получение необходимых для Франции драгоценных металлов — в ней самой они не добываются — связано с господством на море. Разилли понимает военное значение золота и серебра: они нужны для оплаты солдат, для укрепления безопасности государства, для завоевания «королевств и империй, как это сделал испанский король». Но в своей основе это — меркантилистская идея, уже принятая правительственными кругами предшествующего царствования, в особенности Лаффема и его единомышленниками (Доказательством служит чисто меркантилистский пассаж на стр. 342).

2. Морские успехи соседей Франции: для нашего моряка (как и для людей XVI в. в целом) исторический опыт являлся основным доказательством. Испания до Христофора Колумба — это лишь «апельсины и лимоны», т. е. не учитываются ни ресурсы полуострова в течение средневековья, ни ремесленники Кордовы и Барселоны. Почему обогатилась Англия при Елизавете? У нее был хороший флот. Почему обеднела при Якове I ? Она пренебрегла «морскими делами». Благодаря своим морякам голландцы заставили бояться себя повсюду, вплоть до Восточной Индии. Разилли хорошо знает голландские компании, статуты которых были опубликованы в «Mercure francois» в 1623—1624 гг. (Тем не менее он о них умалчивает: его стесняет то, что эта компания состоит из купцов (ср. стр. 344 — его мысли о французских купцах)) На ум ему приходит много других примеров: Венеция, Тунис, Мальта, Сале...

3. Однако огромные морские ресурсы Франции не используются: чтобы убедиться в этом, стоит лишь перечислить удобные для устройства портов места, которые имеются на всех побережьях от Средиземного моря до Ламанша. Многие из указанных нашим автором портов так и остались с той поры небольшими гаванями для каботажных и рыболовных судов (например, Камаре, Бовуар, Морнак). Нет недостатка не только в портах, но и в древесине, пеньке и холсте, а также в мужественных людях, из которых выйдут настоящие моряки.

4. Наконец, последний пункт, помещенный после рассмотрения французского общества и его ресурсов (к чему мы сейчас обратимся): Разилли обозревает те части света, где французы могли бы обосноваться; в первую очередь Африку (что, вероятно, объясняется принадлежностью автора к Мальтийскому ордену и его длительным знакомством с побережьями этого еще мало заселенного тогда материка); затем, после отступления, посвященного европейской торговле,— Азию, по его мнению, гораздо менее пригодную для колонизации, чем Африка; и, наконец, Америку. Под его пером Гвиана становится земным раем: мираж, которым обольщались еще столетие спустя современники Лоу при мысли о Луизиане.

Доказательства завершаются, как и следовало ожидать, предложением своих услуг. Однако в строго логичном изложении обойден главный вопрос: почему же Франция, столь богато одаренная природой и людьми, не стала такой крупной торговой и колониальной державой, о которой мечтает автор? Все, говорит он, ее к этому толкает и призывает, но она ничего не делает. Правда, о причинах этого «упущения» сказано: [328] когда наш моряк поносит дворян, духовенство и купцов, он дает верные объяснения отставанию и пассивности французов. Но оставим колониальные неудачи Франции в 1626 г. (Мы обойдем молчанием также и технические рассуждения о формах и качествах судов — они не оригинальны) и посмотрим лучше, как изображает французское общество человек, который, возвратившись после долгих странствий, судит о своих современниках подлинно с позиций своего класса.

У этого мелкого дворянина нет положительного мнения ни о знати, ни о духовенстве, ни о чиновниках, ни о купцах. Он игнорирует народ (За исключением жалостливых слов о «бедном народе», «угнетаемом» откупщиками (см. стр. 339)) (во всяком случае умалчивает о нем), но зато умеет похвалить доблесть обедневших дворян, которые из-за отсутствия подобающих их званию поместий, покидают фамильные замки, чтобы искать счастье в королевской армии или на море. По его мнению, этот ищущий себе применение класс и должен обеспечить будущее Франции.

Разилли не очень уважает знать и придворных; похвальная откровенность приводит его к прямому выпаду против злоупотреблений (См. стр. 336), содеянных самими королями. Эта острая критика имеет в виду Генриха IV и Людовика XIII (до 1624 г.). Но наш автор презирает также и тех «кумовьев и кумушек» (Там же), которые нахватали себе должности и привилегии и думают только «об одежде, охоте и ловчих птицах». Это окружающее короля придворное дворянство, которое принимало участие во всех не прекращавшихся в 1610-1624 гг. интригах и заговорах, следует либо добровольно, либо силой заинтересовать мореплаванием. Но достаточно ли убедительна перспектива «сделать свои имена бессмертными», чтобы они отдали свои пенсии и людей на создание королевского флота? Это дело «королевского авторитета», думает наш автор, который твердо верит в желание короля и его советников покончить со злоупотреблениями и верит также — эту черту стоит отметить — в силу руководителя, умеющего заставить себе повиноваться (См. стр. 344 — выпад против слишком большого количества начальников во французских экспедициях).

Презрение его распространяется и на духовенство, точнее, на высшее духовенство, у которого он требует пятую часть годового дохода для обращения несчастных язычников, населяющих заморские страны (См. стр. 339). Ясно, что в этой формулировке, такой же смелой, как и в помещенном несколько выше резком высказывании о короле и его советниках, термин «многие» — эвфемизм. Подавляющее большинство архиепископов, епископов, аббатов и приоров вели образ жизни крупных сеньоров. Интересно, что этот общеизвестный факт подтверждает человек, который совершенно не был причастен к религиозным распрям и не занимался никакими реформами в области идеологии. Может быть, говоря о его мнении насчет уменьшения благочестия, следует подчеркнуть, насколько оно противоречит обычным представлениям о католическом возрождении первой половины XVII в. и об основании бесчисленных монастырей и организаций белого духовенства.

Нужно ли говорить об откупщиках, которые спекулировали деньгами? Похоже, что у Разилли в этом проглядывает унаследованное отвращение человека, родившегося в деревне, ко всему, что связано с торговлей и денежными операциями: он едва упоминает об откупщиках. Не [329] лучше охарактеризованы и чиновники (См. стр. 343). Люди мантии «портили государство» тем, что отвратили стольких купцов от их призвания. Это зло хорошо известно, и Разилли разоблачает его задолго до Кольбера. Он ясно видит процесс, который издавна влечет торговую буржуазию к государственной службе, и видит его в момент, когда он усиливался благодаря королевской власти, желавшей улучшить администрацию и выпутаться из своих финансовых затруднений.

Примечательно, что самые острые стрелы Разилли приберег для крупных негоциантов, этих зачинателей колониальной экспансии, ибо в ту эпоху купеческие экспедиции предшествовали завоеваниям. Однако наш моряк недоволен именно характером их деятельности; в основном он корит купцов за то, что они не практикуют вложение капиталов на долгий срок (См. стр. 344). Стремясь немедленно получить наибольшие прибыли, они не становятся основателями колоний. Заинтересовать их в длительных торговых операциях можно путем пожалования им дворянства после нескольких лет такой деятельности, но рассчитывать на них при основании колоний следует лишь в случае принуждения (Речь идет о предписанном городам принудительном участии в основании колоний (см. стр. 338); Кольбер применил эту систему без большого успеха).

Таким предстает перед нами состояние господствующих классов французского общества. Стоит принять во внимание эти резкие суждения человека, убежденного в своих словах: они точно воспроизводят классовую психологию определенного социального слоя — мелкого дворянства, разоренного войнами и экономическими процессами предыдущего века. Не следует пренебрегать и суждениями, обнаруживающими скрытые глубокие социальные противоречия. Ведь после борьбы на Генеральных Штатах 1614 г. в заговорах и волнениях последующих десяти лет участвуют лишь вельможи и их клиентела; но вот на заднем плане оказываются мелкие дворяне, которые требуют себе места в крупных экспедициях и пытаются опорочить других претендентов.

Не менее примечательна проницательность этого честолюбивого моряка: от него не ускользнули ни злоупотребления в системе распределения пенсий и во всем придворном аппарате, ни «капиталистическая» слабость делового мира, ни вред от продажности должностей. Ни на минуту не теряя из вида главную цель своего мемуара, он вскрывает основные черты французского социального строя той эпохи. Правда, в большинстве случаев — идет ли речь о тяге к должностям, или о злоупотреблениях знати — он, как правило, подтверждает то, что мы уже знали. Однако ценность подобных суждений от этого не уменьшается. Французское общество переживало в начале XVII в. один из наиболее глубоких в своей истории кризисов роста, и интересно обнаружить его главные черты в нашем мемуаре, посвященном колониальной экспансии.

Р. Мандру

Комментарии