ПРЕДИСЛОВИЕ

Бедна оригинальными произведениями литература горной страны абиссинцев. Конечно, народное безыскусственное творчество и у них самобытно, но следов его мало сохранилось до нашего времени. Литература книжная, с самого зарождения проходит под знаком стороннего влияния, слагаясь в большинстве случаев из переводов произведений греков и может быть сирийцев в древнем периоде, арабов-христиан в более позднем. Только область религиозной поэзии и житий святых богата продуктами оригинального творчества; также богата ими литература историческая, в своих лучших произведениях имеющая право на внимание со стороны не только одних абиссиноведов.

Следы зарождения этой литературы можно было бы искать еще в древнем аксумском периоде, в тех надписях, которыми увековечивал свои военные подвиги царь, современник Константина Великого. Называя себя сыном бога войны Махрема, он перечисляет свои походы, войска, убитых, раненых, состав добычи. В благодарность за успех им воздвигается “трон" богам-покровителям. В последней надписи место Махрема заступает уже господь небес; видно, что совершился переход в сторону монотеизма и, может быть, христианства. Абиссиния вступает в новую эру, отразившуюся, конечно, и в литературе, но об этом периоде мы, к сожалению, не можем судить. Для нас Эфиопия почти с VII века погружается в полный мрак, и дальнейшее литературное развитие этих надписей, которые иногда так ярко напоминают страницы позднейшей краткой хроники, окутано туманом; он начинает рассеиваться лишь к концу XIII века с переходом власти к так называемой ,,Соломоновой династии". [4]

Этот переворот дает толчок именно историческому творчеству: требуется обосновать новую государственную идеологию, закрепить права новой династии и притязания клира, вменяющего себе в заслугу возведение ее на трон. Создается одно из оригинальнейших произведений, самая национальная книга Абиссинии — “Слава царей". Эфиопы до наших дней считают ее историческим трудом высокого авторитета; для нас она смесь легенд и романтического материала. Основная цель ее — доказать происхождение новой династии от Соломона путем искусно подобранных легендарных сказаний, связывающих воедино нити истории от Адама до Никейского собора и конечных судеб мира. Произведение в высшей степени показательно для абиссинского вкуса с ограниченным кругозором, болезненной страстью ко всему чудесному, язычески-суеверным почитанием иудейского ковчега завета, который по преданию был перенесен в Абиссинию. “Слава царей" пользовалась большой популярностью, и различные связанные с ней сюжеты обрабатывались неоднократно. Значительно позже ее появилось примыкающее к тому же циклу легенд “Богатство царей", — одна из многочисленных форм мирового-сюжета о том, как съевший голову чудесной птицы становится царем, что и случилось с основателем Соломоновой династии.. Новой династии скоро приходится вступить во многовековую борьбу с мусульманскими государствами, стремящимися поглотить христианскую страну. С двумя периодами особенного обострения этой борьбы в XIV и XVI веках можно связать хронологически зарождение истоков обоих течений эфиопской историографии, которые почти до наших дней идут в Абиссинии параллельно — летописей отдельных царствований и, так называемой, краткой хроники. Первое известное нам произведение посвящено как раз победоносному походу против мусульман царя Амда Сиона в 1332 г. Основой краткой хроники послужило описание борьбы с нашествием на Абиссинию мусульманского правителя Харара Ахмеда Граня (1527—1543). Впоследствии к этому ядру были прибавлены списки абиссинских царей до этого времени и перечень важнейших событий после него, постепенно пополнявшийся следующими поколениями до начала XX века.

Историк в этих хрониках увидит, конечно, не историю, а только собрание материала — материала обыкновенно очень важного, так как в большинстве случаев он исходит от современника описываемых событий. Центром изложения, как и естественно, ожидать, является царский дом и приближенные к нему. Сообщения посвящены войнам, смене чиновников, церковным делам, участию в них царя, его законодательной деятельности. Феодальный строй Абиссинии и частое ослабление центральной власти вызывают почти постоянно восстания вассалов. Непрерывные походы для борьбы с ними истомляют страну, привлекая особое внимание летописца, тщательно отмечающего в связи с этим, где царь проводил лето и где зиму.

Однако, если краткая хроника представляется действительно в большинстве случаев собранием сухого летописного материала, то пространные хроники отдельных царствований, несмотря на тот же сюжет и материал, нередко возвышаются до степени чисто литературного произведения. Все они обыкновенно — продукты личного творчества, и начиная с XVII века нам известны даже имена почти всех придворных историографов. Они, конечно, были связаны во многих отношениях и формой и традицией, но это обстоятельство не помешало проявиться их индивидуальности гораздо больше, чем можно было бы ожидать. Описание походов Амда Сиона звучит эпическими мотивами, быть может, отражающими посвященные ему народом героические песни; хроника Клавдия принимает форму похвального слова, заканчивающегося оригинальным подражанием плачу Иеремиину. Более крупные исторические личности всегда отчетливо выделяются без ложной летописной [6] объективности: Зара Якоб затеняет своих преемников, в хронике Сарца Денгеля царствование трех его предшественников служит только как бы предисловием.

Характерно, что даже в смысле языка хроники нередко принимают более “светский" характер сравнительно с другими произведениями эфиопской письменности, почти исключительно-религиозной. В то время как в последних нераздельно господствует древне-классический эфиопский язык, он оказывается не вполне подходящим для рассказа о событиях, повседневной жизни. С другой стороны, и распространившийся теперь язык амхарский еще не поднялся на степень литературного настолько, чтобы на нем можно было составлять обширные произведения. Хронисты прибегают к некоторому компромиссу: пишут языком эфиопским, щедрой рукой заимствуя из амхарского слова. И здесь индивидуальность их сказывается в полной мере: в то время как одни продолжают писать на совершенно чистом эфиопском, другие создают, благодаря примеси амхарского элемента, настолько своеобразный язык, что даже у самих абиссинцев он получает специальное название “лесана тарик" (язык истории). Только в XIX веке при царе Федоре II (1855—1868) традиция позволила заменить этот “исторический" смешанный язык чистым, амхарским.

Горизонт составителей хроник редко выходил за пределы узкой придворно-духовной среды; их идеология очень устойчива и определенна, не выходит за границы своего народа. Однако, в абиссинской исторической литературе есть одно произведение, которое во многих отношениях можно рассматривать как параллель к “Германии" Тацита. Первая половина XVI века для Абиссинии ознаменовалась мусульманским нашествием; во второй она испытала натиск негритянского племени галласов, настойчиво распространявших свои завоевания с юга и окончательно подточивших политическое могущество Абиссинии в эту эпоху. Один придворный монах, по имени: Бахрей, чувствуя надрыв национально-религиозной идеологии, раз неверные побеждают христиан, подошел к вопросу с рациональной точки зрения и занялся изучением Галласов. Зимой 1595 года им была написана “История галласов" — памятник хотя и стоящий особняком, но в высшей степени важны» для характеристики духовной жизни Абиссинии. Это [7] сравнительно небольшой компендий, дающий сведения о генеалогии галласских племен, их предводителях и походах, обычаях и жизни. Важны, конечно, сообщаемые данные, но еще важнее общий тон произведения, совершенно лишенный той узко-конфессиональной религиозности, которой пропитана почти вся эфиопская литература. И поражение абиссинцев автор объясняет совершенно естественными причинами: между прочим, большей сплоченностью галласов и стремлением абиссинцев под разными предлогами уклоняться от военной службы. Он, совершенно здраво, отмечает даже чрезмерное развитие духовенства в Абиссинии.

Если сочинение монаха Бахрея не может притязать на включение его в число художественных произведений, то абиссинские исторические хроники смело выдерживают анализ и строгого литературного критика. Этим и объясняется, что именно с них решил начать ознакомление русских читателей и с эфиопской литературой покойный Б.А. Тураев, единственный за XX век у нас знаток прошлого Абиссинии.

Он предполагал дать переводы всех больших хроник XIV — XVI веков, но этот план за его смертью оказался выполненным только отчасти. Начав с описания подвигов Амда Сиона, Тураев успел подготовить еще хроники Зара Якоба с его преемниками и предшественников Сарца Денгеля. Таким образом, осталась непереведенной именно хроника последнего, которая, по мнению большинства абиссиноведов является лучшим произведением в этой области. Но и без нее том дает очень яркое представление об этой отрасли абиссинской литературы, благодаря помещенным в нем переводам таких выдающихся памятников, как хроники Амда Сиона и Клавдия.

1. Не все оставленные Б. А. Тураевым материалы были подвергнуты им окончательной обработке в деталях и многое за его смертью пришлось оставить недоделанным. Подготовлявший их к печати в настоящем издания должен предупредить, что возможные промахи обязаны своим происхождением ему, а не покойному великому ученому.

Текст воспроизведен по изданиям: Абиссинские хроники XIV-XVI вв. АН СССР. М-Л. 1936