ПРЕДИСЛОВИЕ

1270 год знаменует новую эру для Абиссинии не только в ее истории, но и литературе. Укрепление власти за ”Соломоновой династией”, возводящей себя к царю и поэту Иерусалима, содействует политическому и духовному возрождению. Уровень просвещения повышается благодаря более регулярным сношениям с Египтом, и литературная традиция уже не прерывается впоследствии так резко, как это произошло в предшествующий период. Достаточно сказать, что за все время от падения старого аксумского царства до 1270 года не сохранилось почти ни одного памятника письменности, нет ни одной эфиопской рукописи старше этой даты. Соломонова династия застает расцвет христианско-арабской литературы в Египте, и с этого времени эфиопская письменность подпадает ее исключительному влиянию. Переводы с греческого, существовавшие в древнем периоде, уступают свое место переводам с арабского. Арабский язык становится настолько обычным в литературных кругах, что иногда в основе даже оригинальных эфиопских произведений лежит арабский набросок, составленный самим автором. Воздействие на форму и тип произведений сказывается, конечно, еще сильнее, и, может быть, не без арабского влияния начинают появляться исторические произведения. Одно из первых по времени посвящено внуку основателя династии, царю Амда Сиену (1314 — 1344) и борьбе его с мусульманами.

Имя царя хорошо известно и так называемой «краткой эфиопской хронике», хотя там фигура его рисуется не совсем в таком же свете, как в переводимом памятнике. Начало его царствования ознаменовалось резким конфликтом с духовенством; причиной были условия семейной жизни царя, несколько необычные даже для Абиссинии, стоявшей в этом отношении на довольно низком уровне. Духовенство тщетно протестовало против укоренившегося в знатных родах многоженства, но Амда Сион вышел за пределы даже этого, по-видимому, сильно распространенного обычая. По разноречивым показаниям краткой хроники, он взял себе в жены наложницу своего отца и вступил в брак с одной или двумя родными сестрами. Митрополит Онорий предал его анафеме, за что был подвергнут истязаниям и навлек преследование на монахов Дабра Либаносского монастыря, знаменитого центра духовной жизни Абиссинии. Впоследствии примирение, по-видимому, состоялось, — на каких условиях, неизвестно, — и сам царь выступает в одном из своих произведений в роли поборника и устроителя церковной жизни. Ко второй половине его царствования относится [12] победоносная борьба с мусульманами, о которой говорит не только переводимая хроника, но даже и народные героические песни, созданные впервые около. Этого же времени — уже не на обычном литературном языке эфиопском, а на распространившемся с Соломоновой династией более молодом его отпрыске — амхарском. В противоположность этому, краткая эфиопская хроника о войнах Аида Сиона ничего не говорит. Очевидно, мы имеем дело с двумя литературными течениями, двумя категориями памятников. Полуофициальная летопись отметила неоднократно повторявшуюся и впоследствии борьбу двора с духовенством, народная память увековечила» в Амда Сионе своего героя, защитившего страну от порабощения исламом все грознее с каждым веком надвигавшимся на Абиссинию.

С этого момента начинается рассказ хроники, переносящий нас в 1332 год. После обычного воззвания к троице о помощи в своем труде, автор картинно изображает замыслы Сабрадина отложиться, безуспешные увещания Амда Сиона своему непокорному вассалу. Начинается новый поход в ту же провинцию, происходит ряд сражений там и в других областях; все заканчивается победоносным шествием Амда Сиона к себе в столицу в молитвенном обращение составителя к читателям и слушателям.

Хронику неизвестного автора нельзя назвать строго-историческим произведением. Это, конечно, не значит, что она не основана на действительных фактах. Другие источники, как арабские, так и европейские, в большинстве случаев подтверждают описываемые в ней события с неизбежным, конечно, разногласием в деталях. В смысле исторической концепции она стоит под несомненным влиянием современной ей арабской историографии наивно-субъективного характера; она не ставит себе целью летописное механическое накопление фактов, но и не возвышается до критического анализа или сопоставления данных. Превосходя, как исторический источник, сухие страницы краткой эфиопской хроники, она является чисто литературным произведением с определенными задачами, которые себе ставит автор, и с определенными приемами, которыми он хочет достичь своей цели. Он не перечисляет факты ради них самих, не придерживается строго-хронологической канвы, а стремится к литературной стройности по-своему и дает рассказ, имеющий целью подействовать на слушателя и наставить его на путь веры. [13]

Автор, конечно, духовное лицо; среди них только и сосредоточивалась литературная деятельность в эту эпоху. Как все абиссинцы, он в совершенстве знает священное писание, постоянно пользуется библейскими цитатами, намеками и иногда злоупотребляет ими с нашей точки зрения. Языком литературным он владеет еще в совершенстве, пишет очень чисто без всякой примеси амхаризмов, которые впоследствии в большом количестве проникли именно в слог исторических произведений. Хроника, таким образом, — труд книжный, далеко стоящий от безыскусственного народного творчества, но в некоторых приемах автора, как будто, чувствуется влияние эпоса, может быть, тех самых песен, которые прославляли Амда Сиона в народе. Систематически повторяющиеся переходы — «ныне послушайте, поведаю вам», «еще послушайте, что я вам расскажу» как бы закругляют грань между отдельными частями своим ритмом напоминая интродукции народных певцов. Часто приводимое в одних и тех же выражениях перечисление стран или войск тоже дает повод думать о сознательном приеме. Один раз в списке войск, не оказавшихся с Амда Сионом в момент опасности, такое перечисление производит даже сильный драматический эффект.

Вообще, весь этот рассказ, когда царь, больной и без войска, провожаемый плачущими царицами, идет в бой с окружившими его врагами принадлежит едва ли не к лучшим в литературном смысле местам хроники. Плач оставшейся царицы, конечно, было бы смело сравнить с плачем Ярославны в «Слове о полку Игореве», но все же он проникнут таким же глубоким чувством и говорит об умении автора выражать его в слове. И другие части хроники свидетельствуют о литературной таланте составителя; грозная речь царя к недовольным воинам, конечно, продукт личного творчества историка.

Точная дата составления хроники неизвестна; по-видимому, автор был не только современником, но даже и очевидцем событий. Неоднократно он описывает происходящее в первом лице, и традиция абиссинской историографии не позволяет видеть в этом простой литературный прием. До последнего времени существовало в науке предположение, что хроника написана значительно позже Амда Сиона, в XV веке и даже в XVI. Вызывалось оно тем, что в ней в одном художественном сравнении упоминаются какие-то герои-воины Федор и Клавдий, в которых хотели видеть абиссинских царей значительно более позднего времени (1411—1414 и 1540—1559). Как справедливо указывает в переводе Б. А. Тураев, под этими именами разумеются скорее воины-мученики Федор Восточный и Клавдий Антиохийский, жития которых были хорошо известны коптам христианского Египта, а значит и их духовным вассалам абиссинцам. Это позволяет не отодвигать дату написания до XVI века, а видеть в хронике произведение первой половины XIV века, первое по времени в абиссинской литературе историческое сочинение большого объема.

1. В эфиопском тексте все эти мусульманские имена передаются в несколько искаженной абиссинцами форме.

Текст воспроизведен по изданиям: Абиссинские хроники XIV-XVI вв. АН СССР. М-Л. 1936