ПРЕДИСЛОВИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Настоящая публикация включает документы по истории внешней политики Франции в 1547—1548 гг., в первые годы правления Генриха II, когда международные отношения в Западной Европе отличались большой напряженностью. Взяты эти материалы из собрания рукописей, претерпевшего поистине удивительную судьбу.

В середине XIX в. во Франции была начата систематическая и планомерная публикация самых разнообразных источников по отечественной истории, для чего понадобился просмотр огромного архивного материала, в ту пору еще далеко не полностью заинвентаризованного и описанного. Много было при этом сделано интересных находок, но пришлось убедиться и во многих утратах. В частности, не удалось найти знаменитой в XVII — XVIII вв. коллекции первого президента Парижского парламента Ламуаньона.

Составитель обширной публикации документов по экономическим и дипломатическим отношениям Франции со странами Ближнего Востока (главным образом с Турцией) Шарьер, 1 обследовав все архивы, не смог обнаружить подлинников материалов, опубликованных Гийомом Рибье еще в XVII в., 2 которые касались истории 1530—1550-х годов и представляли исключительную ценность. Это была официальная переписка французского правительства со своими послами и агентами в Италии, Турции и Германии. Шарьер искал не только оригиналы, послужившие для этой публикации; он надеялся найти и другие, аналогичные материалы. В этом он потерпел неудачу. Однако, изучая данную публикацию XVII в. и работы историков XVII—XVIII вв., он установил один любопытный факт. Иезуит Даниэль в своем обширном труде по истории Франции в главах, посвященных внешней политике 1540—1550 гг., не раз ссылался на документы из собрания президента Ламуаньона, и, хотя ссылки имели очень неопределенную форму (например: «diverses lettres du recueil de M. le President de Lamoignon» 3), Шарьер смог установить, что как составитель публикации XVII в. Рибье, так и Даниэль имели дело с одними и теми же документами. Рибье опубликовал их в середине XVII в. (без указаний, откуда они взяты), а Даниэль пользовался ими в конце XVII — начале XVIII в. Дальше следы этой коллекции терялись. [4]

Произведя сличение и убедившись в бесплодности поисков оригиналов, Шарьер пришел к выводу, что публикация Рибье была исчерпывающей. Следовательно, о пропаже коллекции Ламуаньона уже не стоило, по его мнению, особенно сожалеть. 4

В начале XX в. на основании составленных к тому времени подробных инвентарей французских архивов Анри Озе отметил в справочнике по источникам XVI в., что большая часть подлинников напечатанных у Рибье документов хранится в музее Конде (в Шантильи), в составе фонда Монморанси (serie L, t. XVI), и что сличение публикации с оригиналами позволяет убедиться в достаточной точности передачи текста рукописей. 5 Так же как и Шарьер, Озе очень высоко оценил источниковедческое значение публикации Рибье, назвав это издание драгоценным. Действительно, без использования материалов Рибье нельзя было обойтись при исследовании международных отношений середины XVI в., и ссылками на эту публикацию пестрела (как и сейчас пестрит) любая работа по данной теме. В двух огромных фолиантах были опубликованы сотни документов. Озе установил, что подлинники их частично находились во Франции, частично были утрачены. В фондах Национальной библиотеки обнаружились еще кое-какие материалы, дополняющие публикацию Рибье. Словом, как будто не было причин для поисков коллекции Ламуаньона.

Однако наличная во Франции документация по данному периоду (главным образом для правления Генриха II, 1547—1559) оказалась недостаточной. В те же годы первого десятилетия XX в. исследованием итальянской политики Генриха II занялся Люсьен Ромье, один из крупных французских историков, изучавших историю так называемых религиозных войн во Франции. Отыскивая истоки длительной междоусобицы в политической обстановке предшествующих лет, Ромье чрезвычайно детально рассмотрел внешнюю политику Генриха II, особенно его дипломатию и войны в Италии. 6 В этом плане Ромье почти не имел предшественников. Опубликованные источники были недостаточны для обширного исследования, пришлось привлечь огромный архивный материал. Тут-то и обнаружилась относительная скудость французских архивных фондов. Ромье пришлось работать в архивах не столько Парижа и Лиона, сколько Турина, Милана, Венеции, Мантуи, Пармы, Генуи, Болоньи, Сиены, Рима, Неаполя, не говоря уже об архивах мелких городов Пьемонта и Тосканы. В итоге огромный аппарат цитат в труде Ромье в подавляющей своей части взят из итальянских документов. Лишь изредка в этой массе встречаются ссылки на рукописи французских архивов (реже, чем на издавна известную и незаменимую публикацию Рибье). Иными словами, при исследовании французской политики в Италии Ромье вынужден был опираться преимущественно на итальянский материал, хотя естественно было бы ожидать по крайней мере равного богатства французской и итальянской документации. Как будет видно из дальнейшего изложения, именно отсутствие обильного и авторитетного французского архивного материала привело Ромье ко многим неверным или необоснованным выводам. После него никто за данную тему не брался в таком широком объеме.

Французские историки XIX—XX вв. не знали и не знают, что на деле из богатейшей коллекции Ламуаньона Рибье взял едва ли одну десятую часть, что Даниэль использовал ее лишь самым ограниченным [5] образом, что в этой коллекции, включающей более 4500 документов, скрыты подлинные сокровища неопубликованных исторических источников, первоклассных по своему качеству, и что хранится она в СССР.

* * *

История коллекции Ламуаньона может быть обрисована в настоящее время следующим образом.

В основе ее лежит какая-то (по-видимому, весьма значительная) часть архива коннетабля Анн де Монморанси (Anne de Montmorency, 1492— 1567), крупнейшего политического деятеля Франции середины XVI в. При Генрихе II в руках коннетабля находились почти все нити управления и к нему направлялись все депеши и донесения из-за границы. Эти, по нашим понятиям государственные, бумаги в XVI в. (отчасти и в XVII в.) оставались в руках адресата и составляли его частную собственность, такую же, как и его личный архив. После смерти владельца эти бумаги могли остаться в семье у наследников, могли быть проданы, подарены и т. д. Концентрация правительственной документации в государственном архиве началась лишь при Кольбере, но она не коснулась прежних вельможных архивов. Бумаги коннетабля Монморанси после казни герцога Генриха II де Монморанси в 1632 г. перешли к принцу Конде, женатому на сестре этого последнего представителя старинного аристократического рода; поэтому некоторая их часть (та, что не попала к Ламуаньону) хранится ныне в музее Конде.

По-видимому, именно в это время, т. е. после 1632 г., Гийом Рибье, президент президиального суда в Блуа, просвещенный представитель среднего провинциального чиновничества, смог ознакомиться с архивом Монморанси и частично использовать его, подготавливая свою публикацию. Первая привилегия на издание его труда датирована 1650 г.; следовательно, работа Рибье над рукописями протекала между 1632 и 1650 гг. Публикация была выпущена в 1666 г., уже после смерти Рибье (умершего в 1663 г.), его племянником, предпославшим ей предисловие и краткую биографию составителя. О принадлежности публикуемых документов автор предисловия выразился — вероятно, не без причины — весьма туманно; 7 ясно, однако, что к моменту выхода книги в свет документы еще не перешли к Ламуаньону.

Первый президент Парижского парламента (с 1658 г.) Гийом де Ламуаньон (Guillaume de Lamoignon, 1617 — 1677) был известен как компетентный и страстный коллекционер рукописей и книг. О размерах собрания Ламуаньона можно получить некоторое представление из того факта, что составленный тогда его библиотекарем Адрианом Байе (Adrien Baillet) рукописный каталог этой коллекции насчитывал 35 томов. Пока еще не удалось установить, когда именно и при каких обстоятельствах Ламуаньон оказался владельцем части документов из архива Монморанси. Упоминавшийся выше Даниэль, использовавший документы коллекции Ламуаньона, выпустил свою «Историю Франции» лишь в 1713 г., но несомненно, что работа над этим большим трудом заняла много лет. Автор мог воспользоваться коллекцией как при жизни Ламуаньона, так и после его смерти; поэтому из этих сведений нельзя сделать вывода о времени приобретения Ламуаньоном материалов из архива Монморанси. Возможно, что Ламуаньон воспользовался помощью известного коллекционера Роже Геньера (Roger Gaignieres, 1644—1715), а может быть, он [6] был как-то связан и с другими коллекционерами XVII в., в частности с членами семьи Арле. 8

После смерти Ламуаньона коллекция перешла к его потомкам и в конце концов оказалась в руках Кретьена-Франсуа де Ламуаньона (Chretien-Francois II de Lamoignon de Basville, 1735—1789), бывшего также президентом Парижского парламента и затем хранителем печати. От своего зятя, морского министра и хранителя печати Беррие (Веrrуеr, 1703— 1702), он получил великолепное собрание книг. Таким образом, у Кретьена-Франсуа де Ламуаньона соединились две большие и ценные коллекции, которые он затем значительно пополнил. 9

На рукописи был составлен особый каталог, насчитывавший 357 номеров. Среди них имелось весьма ценное собрание регистров Парижского и провинциальных парламентов, доведенное до 1776 г., и большое количество (около 80 томов) подлинных писем французских королей, министров, послов и военачальников за 1493—1560 гг.

После смерти Кретьена-Франсуа де Ламуаньона в 1789 г. вся его библиотека была куплена известным тогда парижским книготорговцем Мериго-младшим (Merigot-le-jeune), который собирался продать ее с аукциона, по возможности также целиком, и для этой цели издал в 1791 г. каталог, из предисловия к которому взяты изложенные выше сведения об этой коллекции. 10 Впрочем, как объявил он в каталоге, если такой покупатель не явится, библиотека будет продана по частям. 11 Оставим в стороне судьбу книг из библиотеки Ламуаньона 12 и займемся ее рукописями.

В конце 2-го тома каталога Мериго помещен список рукописей («Catalogue particulier des manuscrits»), среди которых числится 10 комплектов (№№ 231—240 каталога) документов, составляющих вместе 70 томов. 13 На томах имеется нумерация (№№ 167—238), сделанная арабскими цифрами Ламуаньоном (или его библиотекарем). Это собрание и было приобретено П. А. Строгановым в Париже в 1791 г. 14 Однако, судя по рукописному каталогу библиотеки Строгановых, составленному в 1819 г. в Петербурге, 15 было куплено лишь 66 томов. 16 С 1791 по 1917 г. коллекция составляла частную собственность Строгановых; в печати о ней не было упоминаний и никто о ней ничего не знал. В 1929 г. она была передана в Государственный архив, как часть фонда графов Строгановых, [7] и хранится ныне в Центральном государственном архиве древних актов (ЦГАДА). Неразборчивые французские документы XVI в. не сразу привлекли к себе внимание исследователей. В середине 1950-х годов автору этих строк удалось установить состав коллекции и ее происхождение, а также определить большой источниковедческий интерес входящих в нее документов. Была начата работа по подготовке их к опубликованию. Следовательно, с начала XVIII в. и до середины XX в. коллекция Ламуаньона практически была исследователям неизвестна. Ученые не знали об этих документах, не могли их использовать или опубликовать.

* * *

В настоящее время эта коллекция еще не имеет научного описания. 17 В 1956 г. в ЦГАДА была составлена на нее лишь краткая опись с обозначением заголовков томов и количества листов в каждом томе. Предлагаемой публикацией начинается научное использование данных материалов. Она должна, по нашему мнению, конкретно показать источниковедческую ценность всей коллекции, так как по публикуемым документам 1547—1548 гг. можно до известной степени судить о фонде в целом.

Во-первых, он очень велик: в 66 больших переплетенных томах насчитывается 17 949 листов. Число документов не подсчитано; оно примерно в четыре раза меньше. Следовательно, в коллекции около 4500 документов. Поскольку на период до 1547 г. (1521—1546) приходится около тридцати документов, все остальные относятся к двенадцатилетию правления Генриха II (1547—1559), т. е. в среднем на год приходится по 350—360 документов. Для истории XVI в. это очень большое собрание.

Во-вторых, подавляющее большинство документов зашифровано, что свидетельствует о преобладании в коллекции секретных материалов.

В-третьих, почти все они адресованы лишь двум лицам — Генриху II и Монморанси. Имеются также черновики писем короля и коннетабля. Следовательно, уже a priori можно сказать, что перед нами бумаги государственной важности.

В-четвертых, лица, отправлявшие данные письма и инструкции, принадлежат к числу французских послов в Константинополе, Венеции, Риме, французских прелатов на церковном соборе в Болонье и Триенте, пребывавших в Риме французских кардиналов, французских наместников в Пьемонте и т. д., т. е. к числу самых высокопоставленных особ, осуществлявших в Италии и Турции политику французского правительства. Их письма не только наиболее многочисленны; они, кроме того, сохранились почти от каждой декады каждого месяца на протяжении 12 лет. Это придает коллекции Ламуаньона редкую для частного собрания систематичность в подборе материалов. Письма итальянских государей и кардиналов к Генриху II и Монморанси также очень многочисленны.

Следовательно, даже самое первое впечатление таково, что эта коллекция способна заинтересовать исследователя и побудить его затратить немало времени и усилий для более детального ознакомления с этим материалом. По мере работы над ним это впечатление еще более укрепляется.

* * *

Для выяснения вопросов, какие новые сведения содержат публикуемые документы, какие выводы предшествующей историографии они опровергают или подкрепляют, какие новые проблемы позволяют ставить и т. п., в данном случае наиболее целесообразно обратиться к двум уже [8] упоминавшимся трудам — публикации Рибье и книге Ромье. Сравнение с Рибье покажет, какие новые материалы вводятся в научный оборот; сравнение с Ромье даст возможность наметить пути дальнейшего исследования проблемы.

Для периода с апреля 1547 г. по май 1548 г. Рибье опубликовал около 60 документов. Интересным является вопрос: по каким соображениям он отбирал для публикации из обширного материала те или иные письма?

Прежде всего легко можно установить, что его ничуть не интересовала военная и административная сторона дела. Из многочисленных писем принца Мельфийского он отобрал преимущественно те, где речь шла о дипломатии. Состояние крепостей и оборонительных укреплений городов, оплата войск, подготовка к новой военной кампании, которую все считали неизбежной, — все это почти не нашло отражения в его публикации.

Затем Рибье не издал письма, по которым можно установить состав французской клиентелы в Италии. Французское правительство опиралось на довольно значительную группу лиц — от важных персон до самых незаметных личностей. Оно везде имело своих людей, оказывавших ему различного рода услуги. Эту клиентелу и группу шпионов необходимо знать для учета политики Генриха II в Италии и Турции.

Но самым главным нам представляется следующее соображение. Публикация Рибье подготовлялась и была издана в 40—60-х годах XVII в., при Мазарини и Людовике XIV, когда заканчивалась война с Империей, еще тянулась война с Испанией, весьма важны были хорошие отношения с Римом. Общая политическая обстановка, т. е. война с Габсбургами, была прямым продолжением войны между Карлом V и Генрихом II. Острые международные противоречия середины XVII в. в той или иной степени уходили своими корнями в предшествующие столетия. Злободневность самой публикации продиктовала принцип отбора для нее материала.

Племянник Рибье Мишель Бело (Michel Belot) в предисловии к публикации подчеркивал особую важность печатаемых документов: по его мнению, они показывают, с одной стороны, «искренность и справедливый образ действий наших королей» («sinceres intentions et juste procede de nos roys»), с другой — «честолюбивые намерения и замыслы» («ambitieux desseins et entreprises») Австрийского дома. Эта формулировка хорошо определяет принцип отбора материала для издания, осуществленного Бело.

Вся совокупность публикуемых ныне документов рисует французскую политику в Италии в ее истинном виде, и на основании их не приходится говорить ни об искренности, ни о справедливости. Франция соревновалась с Испанией в одном и том же деле — в захвате (любым путем) еще незахваченных частей Аппенинского полуострова.

Следовательно, публикация Рибье была сугубо выборочной, причем отбор был произведен преимущественно с учетом обстановки середины XVII в. и для вящей славы французской короны. Издание документов, опущенных Рибье, дает не только более полную и детальную, но и более объективную картину исторической действительности.

При анализе материалов и выводов Ромье и при сопоставлении их с нашей публикацией необходимо, разумеется, ограничиться лишь охваченным в последней периодом, т. е. 1547 г. и началом 1548 г. Но даже для этого ограниченного срока бросаются в глаза следующие обстоятельства.

Как было сказано выше, Ромье пришлось в основном опираться на итальянский архивный материал. Для истории итальянских государств; он вполне хорош. Однако для обрисовки всей дипломатии французского [9] правительства он оказался недостаточным и главное не всегда достоверным. Французские дипломаты середины XVI в. уже могли потягаться в тонкости и в искусстве обмана со своими итальянскими коллегами. Ученики кое в чем превзошли своих учителей. Публикуемые письма дают немало примеров того, как систематически и умышленно вводили французские послы в заблуждение всех, кого рассчитывали использовать в своей дипломатической игре. Здесь не место входить в детальное рассмотрение этих тем; историк, занявшийся данными вопросами, установит без труда немалые разногласия между теми секретными сведениями, что шли (в шифрованных депешах!) от французских послов из Рима или из Венеции в Париж, и теми, что слали в письмах к своим государям тосканские, венецианские и иные резиденты, используя порой при этом слухи, разного рода сообщения третьих лиц, а иногда и умышленно преподнесенную им французскими дипломатами дезинформацию.

Затем не выдерживает критики выдвинутое в книге Ромье положение о миролюбивых тенденциях короля и Монморанси и об агрессивных планах Гизов. Совершенно бесспорно, что не Гизы толкали Генриха II на захват Неаполя, а что это была продуманная и систематическая линия самого правительства; колебания касались лишь способа действий (захват ничем не прикрытый или же захват через подставных лиц — Гиза или Фарнезе). С полной ясностью пишет об этом кардинал дю Белле в своих письмах от октября 1547 г.

Совершенно такая же ситуация сложилась в те годы в связи с планами захвата Генуи. И в этом случае дело было отнюдь не в честолюбии Гизов. Депеши французских дипломатов из Рима и Венеции детально рисуют всю подготовку этой операции, продиктованной из Парижа королем и Монморанси, так что от версии Ромье — будто это делалось без ведома коннетабля — ничего не остается. В сотнях документов перед исследователем раскрывается дипломатия без всяких прикрас. Франция борется в Италии против сильного и искусного врага — Карла V Габсбурга, борется, не имея верных и надежных союзников. Венеция, папа, (мелкие государи вынуждены лавировать между равно для них опасными соперниками. Несчастную страну рвут на куски, она уже десятилетиями (служит ареной для единоборства двух великих держав того времени — {Франции и Испании. Но если в обороне своих границ против Габсбургов (Франция защищала коренные национальные интересы, то ее итальянская политика, с удивительной откровенностью обрисованная в публикуемых Документах, являлась политикой территориальных захватов и порабощения елико возможно большей части итальянских мелких княжеств, рчень характерна в данном плане история с Салуццским маркизатом, к нашим письмам почти нечего добавить.

Не выдерживает критики и тезис Ромье о процветании Пьемонта под Французским владычеством и об упорядоченном его управлении. Достаточно указать на письма принца Мельфийского, где речь идет о безмерном отягощении пьемонтского населения налогами и контрибуциями. I Депеши из Турции, пожалуй, не менее интересны, чем депеши из Италии. И не только потому, что из них явствует, что Карл V не менее, нем французский король, добивался союза с Портой и ее поддержки — то было известно и ранее. Любопытно отметить, какую большую роль играла позиция Турции во всех дипломатических комбинациях 1540-х годов. Стоит указать в этом плане на письмо № 128: брак Лукреции Феррарской и герцога Омальского «согласовывался», как мы сказали бы теперь, с Сулейманом I.

Не менее важно отметить, как тесно были сплетены между собой события, происходившие в очень отдаленных друг от друга местах, например война в Шотландии и поход султана в Персию, планы захвата [10] Неаполя и волнения в Нидерландах и т. д., не говоря уже о том, что все военные события в Германии тотчас же отражались на событиях в Италии.

Обилие свежих и интересных данных — вот что отличает материал из коллекции Ламуаньона. Надо добавить, что степень достоверности сведений, почерпаемых из этих документов, чрезвычайно велика. Король, Монморанси, послы и т. д. не только были крайне заинтересованы в точной и надежной информации, но и имели возможность ее получать. Вообще секретная переписка важнейших государственных деятелей является, как правило, тем видом исторических источников, по которому проверяются источники других типов.

* * *

Для лучшего понимания событий 1547—1548 гг., о которых повествуют публикуемые документы, необходимо хотя бы в общих чертах представить себе общую обстановку, сложившуюся в те годы в Италии.

С первого похода французской армии в Италию, начавшего в 1494 г. так называемые итальянские войны, прошло уже более полувека, но борьба Испании и Франции за владычество над Аппенинским полуостровом еще не была закончена и итоги ее не были предрешены. Хотя Испания, казалось, прочно утвердилась в Неаполитанском королевстве, отнятом в середине XV в. от Анжуйской (т. е. французской) династии, Франция могла еще рассчитывать на успех в захвате Юга (как свидетельствуют печатаемые материалы, она серьезно рассчитывала на это) при содействии папы и при помощи изгнанников, бежавших из Неаполя. Не было ясно также, кто же окончательно будет господином Милана: останутся ли там испанцы, завладевшие городом и областью после поражения Франциска I под Павией в 1525 г., или он перейдет к французам — то ли в результате какого-либо династического брака, то ли после их победы на поле боя. Франция во всяком случае не считала в 1547 г. этот вопрос окончательно решенным и, расположившись со своими войсками в Пьемонте, т. е. рядом с Миланом, выжидала удобного случая, чтобы присоединить этот город к своим владениям на полуострове. В ту пору исключительная стратегическая важность Милана (сохранившаяся в том или ином виде в течение всего периода существования Габсбургской державы) была совершенно очевидна. Через него осуществлялись сухопутные коммуникации между заальпийскими владениями Габсбургов, Германией и Нидерландами, с одной стороны, и Италией и Испанией — с другой. Владея Миланом, Карл V мог перебрасывать свои войска в нужном для него направлении, снабжать свою армию деньгами и боеприпасами и т. д. Захват Францией Милана привел бы к разрыву этих связей, которые было очень трудно осуществлять другими путями.

Итак, в Пьемонте враги находились рядом. Западная часть, от Альп до По и несколько городов за рекой, принадлежала Франции, и во всех крепостях (в ту пору в каждом городе была крепость) стояла гарнизонами французская армия. Генеральным наместником французского Пьемонта являлся неаполитанский изгнанник Джоан Караччоло, принц Мельфийский. 18 Ему принадлежала высшая военная власть; власть гражданскую он делил с Туринским парламентом, учрежденным в 1539 г. Это был человек преклонных лет, пользовавшийся доверием Франциска I. Испанским наместником в Милане и на территории бывшего Миланского герцогства был один из лучших генералов Карла V — Фернандо да Гонзага (дон Ферранте), маркиз да Гвасталла. На восток от испанских владений [11] была расположена территория Венеции, естественной, но далеко не последовательной союзницы Франции. Генуя с трудом удерживала последние остатки своей самостоятельности.

Медичи, великие герцоги Тосканские, обладали реальной самостоятельностью и вели искусную политику лавирования между папой, Францией (Екатерина Медичи была замужем за Генрихом II) и Карлом V. Мелкие государи северной и средней Италии (герцоги Мантуанские, Феррарские, Пьяченцские, Пармские и т. д.) обладали лишь призрачной самостоятельностью и жили под постоянной угрозой захвата своих владений Францией или Испанией. Обе соперничавшие державы стремились втянуть их в сферу своего влияния, используя все средства: династические браки, открытое или чем-либо завуалированное принуждение, даже убийство. Интриги и козни плелись вокруг каждого герцога, графа и маркиза, какими бы незначительными областями те не владели. Изгнанники — флорентинцы (Строцци), генуэзцы (Фрегозо, Фиеско), неаполитанцы (Сомма, Бернардино) и многие другие, вынужденные бежать из родных городов в результате событий кипевшей в них социальной и политической борьбы, принимали самое активное участие в борьбе Франции и Испании, служа во французской или испанской армиях, набирая войска, ссужая деньги, пытаясь оказывать дипломатическое воздействие и т. п. Папа, в качестве одного из светских государей Италии, находился в очень трудном положении. Он располагал лишь незначительными реальными силами, а обе враждующие державы были очень заинтересованы в том, чтобы использовать для своих целей его духовный и дипломатический авторитет. В этом заключался корень постоянных колебаний папы между Францией и Карлом V. Павел III из дома Фарнезе попытался было наметить какую-то более самостоятельную линию политики и укрепиться в городах. Он предоставил Пьяченцу своему сыну Пьеро-Луиджи, но тот был убит по наущению испанцев, а Пьяченца была занята доном Ферранте.

Борьба Франции и Испании велась не только в Италии и не только из-за главенства на Аппенинском полуострове. Поэтому события в странах Европы и Переднего Востока прямо или косвенно оказывали воздействие на итальянские дела. Политика Карла V в Италии в значительной мере зависела от хода его борьбы с германскими князьями (в публикуемых письмах есть сведения о событиях в Германии), а Франция зачастую была связана в своих действиях английской агрессией на французских берегах Ламанша (по миру в Ардре 1546 г. за Англией осталась Булонь), да и сама всячески разжигала борьбу шотландцев с Англией.

Большое значение, как уже было сказано, имела позиция Турции, постоянно угрожавшей восточным областям империи и после захвата восточной и южной Венгрии оказавшейся близкой соседкой Австрии.

1 апреля 1547 г. умер Франциск I. Последние годы его правления ознаменовались рядом неудач французского правительства. Мирный договор с Карлом V, заключенный в 1544 г. в Крепи, предусматривал брачный союз между инфантой и младшим сыном Франциска I, Карлом, герцогом Орлеанским. Франция отказывалась от Пьемонта и Савойи, Карл V — от Бургундии. Обе стороны не выполнили (да и не собирались выполнять) этих условий, а смерть герцога Орлеанского в 1545 г. уничтожила возможность династического брака. В том же 1545 году Карл V созвал Тридентский собор, чтобы иметь возможность договориться с немецкими протестантами, опираясь на всю силу католической церкви. Именно поэтому Франция старалась всеми средствами бойкотировать собор, пока он был в Триенге под надзором императора. В 1547 г. собор был переведен в Болонью, но там его не желал признавать Карл V.

Таким образом, весной 1547 г. отношения между Испанией и Францией были близки к разрыву, а это означало, что в войну были бы втянуты [12] все итальянские государства. Напряженность положения очень хорошо видна в публикуемых письмах от апреля—июня 1547 г.

От Генриха II все современники ожидали какой-то новой линии политики. В 1540-х годах Франциск I очень плохо относился к наследнику престола, явным образом предпочитая ему своего младшего сына. Дофин в свою очередь демонстративно отказывался заседать в Королевском совете и всячески отстранялся от дел, поддерживая тесные отношения с опальным коннетаблем Монморанси. Сразу же после своего воцарения он сменил весь состав Королевского совета и поставил во главе правительства своего старого друга. Барон Анн де Монморанси (герцогом и пэром он стал в 1551 г.), коннетабль и маршал Франции, оказался фактическим правителем Франции и ближайшим советником короля.

История правления Генриха II исследована еще далеко не достаточно; лишь его религиозная политика (т. е. преследование гугенотов) освещена довольно подробно. Выше мы уже имели случай отметить некоторые недостатки книги Л. Ромье, посвященной французской политике в Италии. Все эти замечания в равной степени относятся и к деятельности Монморанси, которая также должна быть изучена на основе более обширного материала источников, в том числе и документов из коллекции Ламуаньона. Важно подчеркнуть, что публикуемые документы, хотя они охватывают один только первый год правления Генриха II, позволяют думать, что французское правительство сразу же повело энергичную подготовку к возможному новому военному столкновению с Карлом V. Для этого было много оснований, главным из которых была победа, одержанная императором в сражении при Мюльберге над военными силами Шмалькальденского союза. После этого надо было опасаться агрессии Карла V во Францию и Италию. Был подготовлен брачный договор Дианы Французской (побочной дочери Генриха II и итальянки Филиппы Дучи) с внуком папы, Горацио Фарнезе. Летом 1547 г. велись переговоры о союзе между Францией и папой; к этому союзу безуспешно старались привлечь также Венецию и швейцарцев. Окончательно договор был оформлен кардиналом Гизом в самом начале 1548 г. Король обязался защищать папскую территорию от испанцев и послать французских прелатов на сессию Тридентского собора. Пьяченца должна была быть отобрана от Гонзага и передана вместе с Пармой Горацио Фарнезе. Подготовлялись захват Неаполя и экспедиция в Геную. Следовательно, в планах и расчетах французского правительства борьба с Карлом V именно в Италии занимала большое место.

Несколько слов об авторах публикуемых писем. О принце Мельфийском уже была речь. Его многочисленные письма и инструкции позволяют детально ознакомиться с положением французской армии в Пьемонте. Французские послы на церковном соборе в Болонье — д'Юрфе (d'Urfe), епископы Мирепуасский и Экский, а также посол в Венеции Морвилье (Morvillier) и кардинал дю Белле (du Bellay) в Риме принадлежали к числу опытнейших французских дипломатов того времени. Это была небольшая группа гуманистически образованных и близких к гуманистам людей незнатного происхождения; некоторые из них, даже будучи кардиналами и епископами римской церкви, отличались своими симпатиями к протестантизму. Наиболее яркую фигуру в этом плане представлял собой кардинал Жан дю Белле. Его племянник, Жоаким, был членом Плеяды и виднейшим деятелем французского Возрождения, автором знаменитого трактата «Защита и восхваление французского языка». Старший брат, Гийом, сеньор де Ланже, губернатор Турина и командующий французской армией в Пьемонте до принца Мельфийского, умер на руках своего лейб-врача и друга Франсуа Рабле. Другой брат, Мартен дю Белле, также губернатор Турина, затем генеральный наместник в Нормандии, оставил [13] интересные мемуары. Сам кардинал, друг и покровитель Рабле, прожил длинную и насыщенную событиями жизнь, выполняя многочисленные дипломатические поручения в Англии и Риме. Его старинная дружба с Монморанси и с Генрихом II, заслуги и видный сан давали ему право на вполне свободное, порой даже фамильярное, обращение с королем и коннетаблем, чего не могли себе позволить другие послы и резиденты.

* * *

Интересны язык и стиль наших документов. Очень многие из них писаны итальянцами, свободно владевшими французским языком (принц Мельфийский, Строцци), но вносившими в него известные нюансы и не всегда справлявшимися с длинными периодами (впрочем, с ними они не справлялись и на родном языке). Резко выделяется эпистолярный стиль кардинала дю Белле; подчас в письмах этого гуманиста живая речь звучит почти без обработки, что представляет немалые трудности при переводе на русский язык. Очень ясно пишет посол в Венеции Морвилье, обнаруживая редкую в то время прозрачность в конструкциях фраз. Особо следует отметить, что наибольшую ясность и, можно даже сказать, легкость построения мы встречаем в минутах (черновиках), писанных от имени короля и Монморанси государственными секретарями. Особенно примечательны в этом отношении письма №№ 24 и 116: они изобилуют поправками, перечеркиваниями, вставками, которые все носят лишь редакционный характер, ничуть не меняя смысла письма. Наглядны как процесс работы над улучшением стиля, так и результат этих немалых усилий; в итоге письмо написано безупречно легко.

Зато внешнее оформление публикуемых писем значительно архаичнее, чем, например, писем 1559—1563 гг. 19 Было бы трудно перечислить все сокращения—настолько их много. Черновики имеют поистине устрашающий вид, как из-за обилия сокращений, так и по небрежности начертания. 20 На этом фоне чрезвычайно резко выделяются письма на итальянском языке. Их изящная гуманистическая бастарда выгодно контрастирует с мелким, еще не освободившимся от готики, французским канцелярским курсивом.

Дипломатическая характеристика публикуемых материалов может быть изложена очень кратко. Подавляющее число приходится на письма, собственноручно подписанные отправителями. Автографов и заверенных копий немного. Инструкции также подписаны и в тех случаях, когда они были обсуждены в Королевском совете, имеют на полях текст вынесенных там решений. Черновики не подписаны.

Большинство писем зашифровано. У каждого из послов был свой шифр. При получении письма сразу же делалась расшифровка, которая наносилась — обычно очень мелким почерком — на поля письма или между строк (иногда ее писали на отдельных листах и прикладывали к письму). В таких случаях она, как правило, по трудности чтения не отличается от небрежных черновиков и порой бывает разумнее расшифровать текст при помощи ключа, чем читать подобного рода расшифровку. Иногда письма зашифрованы целиком, иногда — только отдельные абзацы, фразы, порой даже 2—3 слова. В письмах дю Белле шифрованный текст все время перемежается с нормальным. Характерно, что при расшифровке в XVI в. такое письмо переписывалось полностью, так как читать подобную чересполосицу чрезвычайно трудно. Некоторое число шифрованных писем не [14] имеет расшифровок; возможно, что те были сделаны на отдельных листах и почему-либо отделились от оригиналов. Е. Г. Гурари и И. С. Шаркова установили ключи шифров, встречающихся в коллекции Ламуаньона, что дало возможность прочесть нерасшифрованные документы и в случае надобности проверить сомнительные слова и даже исправить ошибки при расшифровке. Разумеется, в случае ошибки шифровальщика старания добиться смысла не всегда были успешными.

* * *

Поскольку коллекция Ламуаньона еще не имеет научного описания, мы считаем необходимым сообщить здесь некоторые археографические сведения, .которые могут помочь при дальнейшем ее использовании.

В ней имеется две большие группы томов, носящие одно и то же название: «Lettres originates des rois de France, ministres d'Etat, generaux d'armees et ambassadeurs». Первая группа (по каталогу Мериго № 231) состояла из 33 томов (ныне в ЦГАДА 29 томов) относящихся к периоду с 1493 по 1560 г. Поскольку четырех томов Строгановы не приобрели, документы этой группы томов начинаются с апреля 1547-т. (можно думать, что первые три тома содержали разрозненный материал, ибо охватывали большой период, в 53 года,— 1493—1546 гг.) и имеют перерыв с апреля по сентябрь 1548 г. (отсутствующий в ЦГАДА 5-й том); затем в 29 томах идут без перерывов письма с октября 1548 г. по март 1559 г.

Вторая группа хронологически почти полностью совпадает с первой (по каталогу Мериго №№ 239 и 240) и состоит тоже из 29 томов (№ 239 — 3 тома, № 240 — 26 томов). В ней имеются документы за 1548—1559 гг. и за январь—март 1560 г.

Возникает вопрос, почему эти вполне тождественные по характеру материалы (те же авторы писем, те же адресаты, те же годы) оказались разделенными на две аналогичные группы? Причины еще неясны, однако наличие этих двух серий бесспорно. Первая серия (№ 231 по каталогу Мериго) имеет дополнительную нумерацию римскими цифрами: наличные-в ЦГАДА тома носят номера IV, VI—XXXIII. Вторая серия римской нумерации не имеет.

Не были ли приобретены эти две серии в различное время и потом так и остались необъединенными?

Остальные 8 томов снабжены особыми номерами, так как по своему характеру они отличаются от этих двух серий. Если последние включают подлинные письма различных лиц, расположенные в хронологическом порядке, то материал в указанных 8 томах выделен по другим признакам, а именно:

№ каталога Мериго Содержание Количество томов
232 Письма королей за 1521—1559 гг. 1
233 Недатированные письма королей. 1
234 Черновики писем королей. 1
235 Черновики и копии писем Монморанси и государственных секретарей. 1
236 Переписка с Турцией, 1547—1559 гг. 1
237—238 Мемуары и инструкции послам и ответы последних, 1521—1559 гг. 3

Следовательно, они представляют собой в подавляющей части документы, исходившие от правительства, в то время как документы остальных 58 томов были адресованы правительству. Основной период, охваченный всеми этими материалами, — 1547—1559 гг. 21 Это [15] период правления Генриха II, годы фактического правления коннетабля Монморанси.

Распределение документов по томам было произведено Гийомом Ламуаньоном, и он же сделал пометки о дате (иногда и об авторах писем) вверху первых листов писем или рядом с адресами. Нередко приходится жалеть о наличии этих пометок, так как их черные густые чернила покрыли собой более мелкие и бледные пометки XVI в. Дело в том, что пометки XVI в., сделанные сразу же по получении писем, содержат более точные датировки, особенно важные, если в самом письме год не указан. По-видимому, Ламуаньон не имел перед глазами пасхальных таблиц. Для него уже был привычен счет годов с 1 января, и он помнил лишь о том, что дни до пасхи надо относить к следующему году. Он не учел, например, что 1548-й год длился по тогдашнему счету не с 1 января, а с 1 апреля 1548 г. по 20 апреля 1549 г., т. е. имел продолжительность в 1 год и 20 дней, и что все числа с 1 по 20 апреля были в нем дважды. Ламуаньон отнес несколько писем дю Белле и д'Юрфе, датированных апрелем 1548 г. (до 20 апреля) к 1548 г. (поскольку пасха в 1548 г. пришлась на 1 апреля); на деле они относятся к 1549 г. Весьма возможно, что такого же рода ошибки обнаружатся и в других томах его коллекции.

* * *

В настоящую публикацию вошли письма с апреля 1547 г. по начало июня 1548 г. Начало этого периода определяется, как уже было сказано, новой страницей в истории французской дипломатии и итальянских войн, связанной с воцарением Генриха II и победой Карла V над Шмалькальденским союзом. Через год, к лету 1548 г., обозначилась более или менее ясно расстановка сил, вызвавшая поездку Генриха II в Пьемонт.

Таким образом, публикуемые 146 писем представляют собой — тематически и хронологически — до известной степени цельный комплекс. 22

В публикацию не включено несколько разрозненных документов за предшествующие годы (1521 — март 1547 г.) 23 и около двух десятков писем от апреля 1547 г., содержащих сообщения о похоронах Франциска I и поздравления от итальянских государей и частных лиц Генриху II в связи с его восшествием на престол. 24

Данную публикацию следует при использовании сочетать с публикациями Рибье и Шарьера, и поэтому необходимо сказать несколько слов о точности передачи текста в этих изданиях, тем более что сличение некоторых напечатанных там писем с подлинниками из коллекции Ламуаньона дало возможность произвести детальную проверку. 25

Рибье часто ошибался в датировках и, как правило, опускал начала и концы писем, где речь шла о вещах, которым он, по-видимому, не придавал значения, но на деле имеющих определенную ценность, например [16] о смотрах войск, 26 об отправленных и полученных письмах. Для проверки того, все ли депеши доходили до места назначения, послы (равно как и писавшие от имени короля государственные секретари) обязаны были в каждом письме указывать на предшествующие письма. Насколько важна была в тех условиях подобная предосторожность, показывает драматическая история с депешей, посланной королю французским послом из Рима и украденной испанцами у везшего ее курьера (см. письмо № 102). Для исследователя такого рода сведения весьма существенны, ибо дают возможность установить, какие депеши сохранились и каких не хватает. Рибье опускал также данные о подарках, пожалованиях и т. п. тем или иным итальянским государям и просто тайным или явным агентам на французской службе. В публикации Рибье есть и более досадные дефекты. Иногда он соединял отрывки из двух писем, датируя это якобы единое письмо одним числом. Например, он напечатал письмо д'Юрфе к Генриху II от 1 декабря 1547 г. 27 На деле первый абзац этого письма представляет собой середину письма д'Юрфе к Генриху II от 22 декабря 1547 г. (т. 9, лл. 335—336); второй абзац является действительно письмом от 1 декабря (т. 9, лл. 307—308). Из письма от 22 декабря выпали начало (сообщение о болезни Карла V) и конец (сообщение о неудаче при вербовке людей для захвата то ли Генуи, то ли Пьяченцы). Из большого письма Морвилье к Генриху II от 20 сентября 1547 г. (см. № 54) напечатаны лишь два маленьких отрывка, притом в виде отдельных писем от 7 и 20 сентября. Письмо кардинала дю Белле к Генриху II от 7 мая 1548 г. (т. 9, лл. 45— 50) объединено с его же письмом к королю от 31 мая 1548 г. и датировано последним числом. Эти примеры показывают, что при использовании публикации Рибье к ней необходимо подходить очень критически. Кроме того, самый текст документов Рибье передавал неточно: часто выпускал и вставлял отдельные слова и даже целые фразы, заменял многие устаревшие за сто лет слова и обороты выражениями более общеупотребительными в его время, т. е. в середине XVII в.

Шарьер в свою публикацию включил лишь то, что непосредственно относилось к теме связей Франции с Левантом. Поэтому большинство напечатанных у него документов представляет собой только отрывки, соединенные (без каких-либо примечаний) текстом самого Шарьера. В своеобразном монтаже этих отрывков не всегда легко разобраться, тем более что порой датировки бывают ошибочными. 28

Некоторые письма кардинала дю Белле или небольшие отрывки из них, касающиеся германских дел, напечатаны более или менее точно (по копиям и расшифровкам, хранящимся в Париже, или по публикации Рибье) Друффелем. 29

* * *

При произношении и написании французы часто искажали итальянские собственные имена и географические названия. В русском переводе они восстановлены в их итальянской форме за 2—3 исключениями. Последние относятся к тем случаям, когда некоторые итальянцы (в те же годы [17] или вскоре) натурализовались во Франции и их имена приобрели французскую форму, например Санталь, Серизоль, Пешере.

При наличии идентичных по содержанию писем, отправленных одним лицом одновременно королю и Монморанси, для публикации отобрано одно письмо, а о втором сделано примечание (где отмечены имеющиеся добавления) к русскому переводу.

Начало и конец шифра отмечены в подстрочных примечаниях только в тех случаях, если в письме зашифрована сплошь какая-либо его часть. Если шифр идет вперемежку с незашифрованным текстом, об этом сделано примечание к началу письма и зашифрованные места не отмечены. Во французском тексте отмечены все зачеркивания, изменения и дополнения; в русском переводе они оговорены лишь в тех случаях, когда из-за них меняется смысл. При явных ошибках писцов в скобках поставлено sic! Примечания, касающиеся лиц, событий и терминов и т. п., даны к русскому переводу. 30

Характер документа отмечен в заголовках; в русских заголовках подлинник, как подразумевающийся, не отмечается. Адреса и пометки XVI в. о датах приведены только во французском тексте. Пометки Ламуаньона не приведены, так как они не заключают в себе никаких новых сведений.

Наибольшие трудности при подготовке данной публикации к печати были связаны с транскрипцией шифрованных писем. С целью облегчить использование остальной части коллекции Ламуаньона, прилагаются таблицы с ключами шифров (см. Приложение). С этой же целью указатель личных имен содержит биографические данные, выходящие за пределы 1547—1548 гг.

Публикация подготовлена Л. Л. Альбиной, Е. В. Вернадской, Т. П. Вороновой, Е. Г. Гурари, Л. И. Киселевой, Н. В. Ревуненковой, В. Л. Романовой, И. С. Шарковой и Г. М. Щерба.

А. Люблинская

(пер. Е. С. Герасимовой)
Текст воспроизведен по изданию: Документы по истории внешней политики Франции 1547-1548 гг. М-Л. АН СССР 1963

© текст - Герасимова Е. С. 1963
© сетевая версия - Тhietmar. 2004

© OCR - Руссо М. М. 2004
© дизайн - Войтехович А. 2001
© АН СССР 1963