Несмотря на глубокую и всестороннюю изученность гутенберговской проблемы, целый ряд вопросов, связанных с началом европейского книгопечатания, до сих пор остается открытым.

В частности, это касается места, времени изобретения и атрибуции наиболее ранних, известных науке печатных изданий, выполненных в старейшем европейском шрифте DK (В³⁶). Этот крупный готический шрифт (кегль 8 мм), имитирующий уставный почерк литургических рукописей — текстуру, известен в нескольких вариантах.

Наиболее ранняя, примитивная стадия отливки наблюдается в некоторых донатах и «Фрагменте о Страшном суде» ¹.

В «календарном» варианте напечатано несколько донатов, календарей и акциденций, датируемых до 1457 г. и локализуемых в Майнце.

Вариант, значительно более совершенный, фигурирует в «Астрономическом календаре», который был убедительно датирован К. Вемером ² 1458 г., и в некоторых других малообъемных изданиях.

Наиболее совершенный вариант и иаиболее полный комплект этого шрифта был использован для напечатания 36-строчной Библии — вероятнее всего, в Бамберге .около 1459 г.— и называется шрифтом В³⁶.

Известно, что «Турецкий календарь» («календарный» вариант DK) и 31-строчная индульгенция («календарный» вариант DK плюс АВ³¹, шрифт 31-строчной индульгенции) печатались в Майнце в

1454 г. Известно также, что 30-строчная индульгенция (шрифт АВ³⁰ плюс В⁴², шрифт 42-строчной Библии) печаталась в Майнце в 1455 г. Известно, что шедевр ранней печати, 42-строчная Библия, сошла с печатного станка в Майнце в конце

1455 г. Иными словами, к 1455 г. в Майнце в обращении находились комплекты четырех шрифтов: DK, АВ³¹, В³² и АВ³⁰.

Современная майнцская школа гутенберговедения — К. Вемер, X. Прессер ³, Е. Гек ⁴ — считает, что книгопечатание появилось в Майнце около 1454 г., первой печатной книгой была 42-строчная Библия, первой европейской типографией — майнцская типография Гутенберга — Фуста, а издания в шрифте DK были изготовлены не Гутенбергом, а каким-то «неизвестным печатником», возможно, одним из подмастерьев. Аргументом в пользу этого гипотетического лица служит полиграфическое несовершенство этих изданий по сравнению с В⁴². Уязвимой стороной этой концепции является, во-первых, то, что издания в старейшем шрифте оказываются атрибутированными не изобретателю, а во-вторых, что наиболее ранние из дошедших до нас изданий — «Фрагмент о Страшном суде» и донаты GW 8676, 8677, 8679 условно, чтобы не сказать произвольно, датируются 1454 г. и локализуются в Майнце, несмотря на то, что по качеству отливки этот вариант шрифта признается наиболее архаичным и уступающим даже «календарному».

А. Капр (ГДР) полагает, однако, что издания в шрифте DK и 31-строчная индульгенция были отпечатаны в личной типографии Гутенберга в Гутенбергхоф, а донаты в шрифте В⁴², 30-строчная индульгенция и самое В⁴² вышли из «совместного предприятия» Гутенберга — Фуста при активном участии П. Шеффера. Тезис о существовании в Майнце в 1452—1455 гг. двух типографий убедительно подтверждается сравнительным анализом шрифтов 30- и 31-строчной индульгенций. А. Капр справедливо полагает, что первой типографией в Майнце была личная печатня Гутенберга, основанная, по-видимому, еще в 1448 г. на деньги, одолженные при посредничестве А. Гельтхуза ⁵. Однако была ли первая майнцская типография первой типографией в Европе?

В пользу майнцской версии происхождения книгопечатания говорит то обстоятельство, что до сих пор не было обнаружено никаких печатных изданий или их фрагментов, которые можно было бы уверенно датировать ранее 1454 г., — таким образом локализация автоматически выводится из датировки.

Существует, однако, документ, составленный на 15 лет ранее 1454 г. и не в Майнце, а в Страсбурге. В этом документе имя Гутенберга впервые упоминается в связи со словом «печатание». Это—материалы страсбургского процесса 1439 г. «Братья Дритцен против Гутенберга». Материалы судебной тяжбы «Братья Дритцен против Гутенберга» в настоящее время известны лишь в факсимильных публикациях. Оригиналы, обнаруженные и скопированные еще в середине XVIII в. архивариусом Венкером, погибли во время франко-прусской войны. Они хранились в так называемой «Пфенниговой Башне» и представляли собой три рукописи на бумаге А, В и С, содержавшие 6 записей.

Рукопись А — две пачки бумаги по 42 двойных или 84 одинарных листа в каждой, всего 168 листов, переплетенных в пожелтевший загрязненный пергамент. На правой (лицевой) стороне надпись по-латыни: «Dicto testium magni consilii Anno domini M°CCCC° tricessimo nono» [«Постановление Большого совета 1439 года»].

Большая часть листов имела водяной знак, изображавший две чаши весов, на четвертом листе был водяной знак с изображением бычьей головы, на последнем листе — также водяной знак с изображением бычьей головы, но меньшего размера. Формат бумаги: 28ч20 см.

Рукопись А содержала записи 1 и 2.

Запись 1 — показания 13 свидетелей со стороны истца Иорге Дритцена. Запись начиналась на правой стороне л. 107 и продолжалась на лл. 107—110, кончаясь показанием Фриделя фон Зекингена.

Запись 2 — показания трех свидетелей со стороны ответчика, Гутенберга, занимала лл. 117 и 118 и кончалась заявлением Мидехардта Штокара.

Рукопись В имела заголовок: «Querimonie et testes registrati magni consilii Anno domini M°CCCC° xxx nono» [«Жалобы и свидетельские показания Большого совета 1439 года»].

Рукопись В включала записи 3, 4 и 5, а именно: показания слуги Гутенберга Лоренца Байльдека и два списка свидетелей.

Рукопись С, содержавшая запись 6, постановление Большого совета (приговор суда), не описана.

Первую публикацию рукописи С осуществил Д. И. Шепфлин (1760 г.), снабдивший ее латинским переводом ⁶. Публикация рукописей А и В и их французский перевод принадлежат Лаборду. Лаборд тщательно обследовал рукопись и сделал 11 факсимиле (1840) ⁷. Первый английский перевод был сделан И. Н. Хессельсом (1912) ⁸. Ошибки этого перевода оказались весьма грубыми, что привело Хессельса к интерпретации, прямо противоположной смыслу документа.

В данной статье мы предлагаем русский перевод, выполненный на основании новейшей публикации О. В. Фурмана 1940) ⁹. О. В. Фурман опубликовал текст страсбургских актов на эльзасском диалекте средневерхненемецкого языка, переводы на французский, английский и современный немецкий язык и предложил оригинальную интерпретацию ряда ключевых мест текста.

В нашем переводе введена современная пунктуация и унифицировано написание имен собственных. Поскольку оригинал погиб, нет возможности и пронумеровать. строки.

Объяснения реалий даны, в основном, по О. В. Фурману, О. Хуппу ¹⁰. [56]

[Показания Вернера Смалърима.]

Item Вернер Смальрим сказал, что он совершил три или четыре торговых сделки ¹⁷, но для кого они совершались, он не знает. В том числе состоялась сделка на 113 гульденов, и за 60 гульденов давали расписку три человека, причем 20 гульденов пришлось на долю покойного Андреа Дритцена, и за день до платежа Андреа Дритцен сказал свидетелю, что пойдет домой и возьмет эти 20 гульденов, и свидетель попросил Андреа Дритпена собрать для него деньги со всех трех должников. Андреа так и сделал, после чего пришел к свидетелю и сказал, что деньги в доме у господина Антония Хейльмана ¹⁸ и он [свидетель] может их забрать, что свидетель и сделал, и взял деньги в доме у господина Антония, а остальные деньги полностью заплатил Фридель фон Зекинген ¹⁹.

[Показания Мидехарта Штокара.]

Item Мидехарт Штокар сказал: Когда покойный Андреа Дритпен заболел и слег в день св. Иоанна Крестителя на Рождество, когда был крестный ход, он лежал в комнате у свидетеля, в постели. И свидетель подошел к нему и спросил: Андреа, как ты себя чувствуешь? И он ответил:

Очень плохо. Я точно знаю, что умру. И сказал: Лучше бы я никогда не вступал в товарищество. Почему?— спросил свидетель. Он ответил: Я хорошо знаю, что мои братья никогда не придут к согласию с Гутенбергом. Свидетель спросил: Разве товарищество не имеет письменного контракта или при этом [т. е. при заключении контракта] не было людей [т. е. свидетелей]? Андреа сказал: Да, контракт есть. Тогда свидетель спросил его: Как возникло товарищество? И он, Андреа Дритпен, рассказал ему, как Андреа Хейльман, Ханс Риффе, Гутенберг и он вступили в товарищество, в которое, как он [свидетель] припоминает, он, Андреа Дритцен и Андреа Хейльман внесли по 80 гульденов каждый ²⁰.

После того как они вступили в товарищество, он, Дритцен, и Андреа Хейльман переехали к Гутенбергу в предместье св. Арбогаста ²¹, где Гутенберг скрывал от них некое искусство, которое он не обязан был показывать им. Это им не понравилось, и они расторгнули после этого товарищество и заключили новый контракт ²², и каждый из них должен был добавить к 80 гульденам столько, чтобы получилось по 500 гульденов, и они двое считались за одного человека, а Гутенберг и Ханс Риффе каждый должны были внести столько, сколько они двое [Андреа Хейльман и Андреа Дритцен] вместе, после чего Гутенберг не должен был скрывать от них никакого искусства, которое знал, о чем был составлен письменный договор ²³. И в случае, если бы один из них умер, товарищество обязано выплатить наследникам 100 гульденов ²⁴, а остальные деньги и вложения в товарищество должны были остаться членам товарищества. Этот свидетель сказал, что покойный Андреа Дритцен ему тоже говорил в то время, он это слышал от него лично, что заложил какую-то часть своего состояния, но было это много или мало, и вложил ли он это в предприятие, этого свидетель не знает.

В присутствии Дибольта Бранта и Якопа Ротгебе.

[Показания Петера Экхардта.]

Item господин Петер Экхардт, священник из прихода св. Мартина, сказал, что покойный Андреа Дритцен посылал за ним на Рождество и просил его исповедовать, и когда свидетель пришел к нему, то исповедовал его и спросил, не должен ли он кому-нибудь, и не поручался ли он за кого-нибудь, и если так, то пусть скажет, и тогда Андреа Дритцен сказал, что он вступил в товарищество с некоторыми [людьми], Андреа Хейльманом и другими, и вложил туда 200 или 300 гульденов, так что у него нет ни пфеннига, и свидетель сказал также, что Андреа Дритцен тогда лежал на кровати одетый.

[Показания Томна Штейнбаха.]

Item Томан Штейнбах сказал, что Гессе, торговый посредник, однажды приходил к нему и спрашивал, не знает ли он какой-либо торговой сделки, на которой [заинтересованное лицо] согласилось немного потерять, и свидетель знал несколько и назвал [Гессену] Иоганна Гутенберга, Андреа Дритцена и Хейльмана, которым, кажется, нужны были наличные деньги. И этот свидетель купил для них 14 лютцельбургеров ²⁵, а потом нашел [59] покупателя, которому перепродал заклад, на чем было потеряно 12,5 лютцельбургера.

Поручителем за них был Фридель фон Зекинген, это было записано в книгу торгового цеха.

[Показания Лоренца Байльдека.]

Item Лоренц Байльдек сказал, что Иоганн Гутенберг однажды послал его к Клаусу Дритцену, после смерти его [Клауса] брата покойного Андреа, сказать, чтобы Клаус никому не показывал пресс, оставшийся после Андреа, что свидетель и сделал, и Гутенберг просил также, чтобы он [Байльдек] взял на себя труд пойти к прессу, раскрыть его с помощью двух винтов, тогда части распадутся ²⁶, и положить их в пресс или на пресс, чтобы никто не увидел и не заметил их.

Когда траур кончится, сказал [Байльдек Клаусу], пусть он зайдет к Иоганну Гутенбергу, так как тот хочет ему кое-что сообщить. Свидетелю хорошо известно, что Иоганн Гутенберг ничего не должен покойному Андреа, но что Андреа должен был расплачиваться с ним постепенно в определенные сроки, однако, умер до истечения первого срока. Он сказал также, что он [Андреа] никогда не бывал у них за общим столом, так как общий стол начали вести только после Рождества. Свидетель видел, что покойный Андреа часто ел у Иоганна Гутенберга, но никогда не видел, чтобы он заплатил хотя бы пфенниг.

[Показания Реймболъта фон Эгенхейма.]

Item Реймбольт фон Эгенхейм сказал, что приходил к Андреа незадолго перед Рождеством и спрашивал, что тот делает с этими вещами, которыми он занимается. Покойный Андреа отвечал ему, что это стоило ему более 500 гульденов, но что он надеется, когда все будет сделано, вернуть свои деньги с прибылью, так что сможет дать денег свидетелю и другим, и все его страдания будут вознаграждены сторицей.

Этот свидетель сказал, что в тот же день дал ему [Андреа] в долг 8 гульденов, так как тому нужны были деньги. Хозяйка дома, где жил свидетель, тоже несколько раз одалживала Андреа деньги. Андреа однажды приходил к свидетелю с кольцом, которое он оценил в 30 гульденов, и свидетель заложил для него кольцо евреям за 5 гульденов ²⁷. Этот свидетель сказал также, что ему известно, что он [Андреа] осенью приготовил два пол-омена вина в двух бочонках, из которых пол-омена он подарил Иоганну Гутенбергу, а другие пол-омена Мидехарту, а также дарил Гутенбергу много груш. Однажды Андреа просил этого свидетеля продать ему два полуфудра вина, что свидетель и сделал, и из этих двух полуфудров Андреа Дритцен и Андреа Хейльман вместе подарили Гутенбергу один полуфудр ²⁸.

[Показания Ханса Нигера.]

Item Ханс Нигер фон Бишовисхейм сказал, что Андреа приходил к нему и говорил, что ему нужны деньги, поэтому он вынужден обращаться к нему и другим своим арендаторам, так как он занимается кое-чем, на что не может собрать достаточно денег. Тогда свидетель спросил его, зачем он этим занимается. Он [Андреа] ответил, что он изготовитель зеркал ²⁹.

Тогда свидетель смолол зерно и уплатил за него [т. е. долг, за Андреа]. Этот свидетель сказал, что он и Реймбольт покупали для него, для Андреа, однажды два полуфудра вина, и он [свидетель] отвозил вино, и, проезжая мимо [предместья] св. Арбогаста, он имел пол-омена на телеге, и Андреа взял его вино и отнес домой к Иоганну Гутенбергу и еще довольно много груш, и из этих двух полуфудров покойный Андреа и Андреа Хейльман подарили Иоганну Гутенбергу один полуфудр

В присутствии Бешвилера.

[Показания Фриделя фон Зекингена.]

[РУКОПИСЬ А. ЗАПИСЬ 2. ПОКАЗАНИЯ СВИДЕТЕЛЕЙ СО СТОРОНЫ ГУТЕНБЕРГА.]

В присутствии Франца Бернера и Бешвилера.

[Показания Антония Хейльмана.] Item господин Антоний Хейльман сказал: когда ему стало известно, что Гутенберг хочет взять Андреа Дритцена в долю как третьего участника в изготовлении зеркал для Аахенского паломничества ³², он [свидетель] стал очень просить его, чтобы он взял туда и Андреа, его [свидетеля] брата, так как тот хотел на этом заработать, на что он [Гутенберг] сказал, что не знает, как быть. Вдруг друзья Андреа завтра скажут, что это шарлатанство ³³, а он этого не желает.

Тогда он [свидетель] стал упрашивать и составил для него [Гутенберга] документ, который тот должен был показать обоим Андреа, чтобы они все вместе посоветовались. Он принес им документ, и они посоветовались [и решили], что так и сделают, как написано [в документе], и пришли к соглашению ³⁴.

Андреа Дритцен просил свидетеля помочь ему в этом деле деньгами. На что свидетель отвечал [Дритцену], что если у него [у Андреа] есть хороший заклад, то он поможет ему, и в конце концов помог ему, одолжив 90 фунтов, и принес ему деньги в предместье св. Арбогаста и заодно пожертвовал 2 фунта на монастырь св. Агнесы. И свидетель говорил тогда:

Андреа, зачем тебе столько денег, ведь тебе не нужно больше 80 гульденов? Он [Андреа] ответил, что ему нужны дополнительные деньги и что только за два или три дня до Благовещения во время Поста он должен был отдать 80 гульденов Гутенбергу. Свидетель, таким образом, дал Андреа 80 гульденов, так как соглашение было по 80 гульденов с каждого, кто входил в долю, помимо третьей части Гутенберга, которая оставалась у него. Эти деньги уплачивались лично Гутенбергу за долю и за искусство ³⁵ и не были вложены в товарищество.

Кроме того, Гутенберг говорил свидетелю: пусть он не думает, что и во всех других вещах будет так же. Раз уж он сделал так много для них и они во всем пришли к соглашению ничего не скрывать друг от друга, то это послужит на благо [тому] и другому ³⁶.

Эти слова очень обрадовали свидетеля, и он похвалил их двоим [Андреа].

Позже, спустя долгое время, он [Гутенберг] повторял те же речи; ибо однажды свидетель обратился к нему с той же просьбой, что и раньше, и сказал, что хочет заслужить это у него ³⁷. После этого он составил документ для него [основанный] на этом заявлении и [Гутенберг] сказал свидетелю: Передай им, пусть посоветуются, подходит ли им это. Так они и сделали, и советовались долго, и пригласили также его [Гутенберга], и тогда он сказал: Поскольку теперь имеется так много оборудования, и так много сделано, что ваша доля в товариществе почти равна вашим деньгам, то искусство будет вашим бесплатно ³⁸.

Итак, они вошли с ним в соглашение по двум пунктам: один пункт они разрешили полностью, а второй прояснили. Пункт, по которому было достигнуто соглашение, заключался в том, что в случае смерти любого из них наследники покойного должны были получить от оставшихся в живых [компаньонов] сто гульденов через пять лет [по истечении срока соглашения] за все вещи, законченные или незаконченные ³⁹, в качестве возмещения за деньги, вложенные [в дело], поскольку таков долг каждого из участников главе предприятия; а из форм и прочего оборудования ⁴⁰ наследникам ничего не положено. Таким образом, он [Гутенберг] давал им большое преимущество, ибо в случае его [Гутенберга] смерти, та часть затрат, которая заранее была вложена в дело Гутенбергом, перешла бы к ним, т. е. в товарищество, а его [Гутенберга] наследники получили бы всего сто гульденов за все вещи, так же как и остальные [т. е. наследники всех остальных]. И было оговорено, что в случае смерти одного из них они не имели права обучать искусству наследников, рассказывать, в чем оно заключается и раскрывать секрет, и это было в интересах как свидетеля, так и Гутенберга.

Ханса Риффе, и согласился толковать последний пункт как он сформулирован в следующей статье контракта.

При этом они также сказали, что Андреа Дритцен дал Гутенбергу 40 гульденов, а брат свидетеля 50 гульденов, ибо была договоренности о выплате в то время 50 гульденов, как показывает документ, а потом на следующее Рождество 20 гульденов, это и было только что прошедшее Рождество, и позже, на четвертую неделю Великого Поста, еще такой же суммы денег, как указывает документ, который подписал свидетель. И свидетель утверждает, что [точно] соблюдал все сроки платежей и что эти деньги не были вложены в дело, они предназначались для Гутенберга [лично]. Кроме того, Андреа Дритцен не вносил денег за питание и никогда не тратился на еду и питье, когда устраивались складчины.

Свидетель сказал также, что ему хорошо известно, что незадолго до Рождества Гутенберг посылал своего слугу к обоим Андреа принести все формы; и они были расплавлены у него на глазах, и он сожалел о некоторых из них ⁴¹.

После этого, когда умер покойный Андреа и свидетель понял, что люди захотят увидеть пресс, Гутенберг сказал, чтобы они послали за прессом, так как он боялся, что его [пресс] увидят. И он послал своего слугу туда [в дом Дритцена], чтобы тот разобрал пресс. Он сказал ему, что хочет поговорить с ним, когда у того будет свободное время. Он сказал также, что о Реймболте Музелерсе и обязательствах перед ним никогда речи не было.

Господин Антоний Хейльман сказал также в другой раз, что самым длинным из двух документов был тот, о котором говорилось в вышеприведенном свидетельском показании, что Гутенберг просил передать его двум Андреа, чтобы они обдумали и посоветовались. А что касается другого документа, о котором говорилось, что он был первым, то свидетель не знает, был он или нет, так как это не сохранилось в его памяти. Он также сказал, что Андреа Дритцен и Андреа Хейльман давали вышеназванному Гутевбергу полфудра вина за то, что съели и выпили в его доме. Андреа Дритцен, в частности, дал ему [Гутенбергу] один омен вина и примерно сто регельских груш. Он [свидетель] потом спрашивал своего брата Андреа Хейльмана, когда начнется их обучение. И тот ответил ему, что Гутенберг еще не получил 10 гульденов от Андреа Дритцена, не считая 50 гульденов, которые тот [Андреа Дритцен] должен был выплатить в день св. Генриха.

[Показания Ханса Дюнне.]

Item Ханс Дюнне, золотых дел мастер, сказал, что три года тому назад он заработал у Гутенберга сто гульденов только на том, что относится к печатанию ⁴².

[Показания Мидехарта Штокара.]

Item Мидехарт Штокар сказал, что слышал от Андреа Дритцена, как тот говорил: Дай бог, чтобы сделанная работа была распродана товариществом. Таким образом он надеялся выйти из затруднений.

[РУКОПИСЬ В. ЗАПИСЬ 3.]

Жалобы и свидетельские показания Большого совета 1439 года.

Жалоба Лоренца Байльдека, слуги Гутенберга, на Иорге Дритцена.

Я, Лоренц Байльдек, приношу вам, господа-мастера, жалобу на Иорге Дритцена ⁴³. Ибо он просил меня сказать вам правду, господа-мастера, и Совету, и я принес присягу в том, что сказал правду. Потом вышеназванный Иорге Дритцен пришел к вам и потребовал, чтобы за мной послали [из совета] для дачи показаний, причем он сказал, что я прошлый раз не сказал правды. Кроме того, он публично кричал мне: Слушай ты, правдивый свидетель, ты мне скажешь правду, даже если я попаду из-за тебя на виселицу,— и при этом нагло оскорблял меня и говорил, что я подлый лжесвидетель и злодей, чем обидел меня перед богом и людьми, и что есть дурное дело.

[РУКОПИСЬ В. ЗАПИСЬ 4.: СВИДЕТЕЛИ ГУТЕНБЕРГА.]

Свидетели Иоганна Гутенберга. Господин Антоний Хейльман; Андреа Хейльман; Клаус Хейльман; Мидехарт Штокар; Лоренц Байльдек; Вернер Смальрим; Фридель фон Зекинген; Эннель Дритцен; Конрад Заспах; Ханс Дюнне; мастер Хирц; господин Генрих Ользе; Ханс Риффе; господин Иоганнес Дритцен. [62]

[РУКОПИСЬ В. ЗАПИСЬ 5. СВИДЕТЕЛИ БРАТЬЕВ ДРИТЦЕН.]

Свидетели Иорге Дритцена. Священник прихода св. Мартина; Фридель фон Зекинген; Иокоп Имелер; Ханс Зиденеггер; Мидехарт Хоневе; Ханс Шультхейс, столяр; Эннель Дритцен, его жена; Ханс Дюнне, золотых дел мастер; мастер Хирц; Генрих Бизингер; Вильгельм Шуттер; Вернер Смальрим; Томан Штейнбах; Конрад Заспах; Лоренц Байльдек, слуга Гутенберга, и его [Лоренца] жена; Реймбольт фон Эгенхейм; Барбель (маленькая девочка); господин Иорге Зальцмюттер; Генрих Зидденегер; документ о десяти фунтах денег, которые господа священники из монастыря св. Петра-Апостола одолжили господину Андреа; документ о 2 фунтах, взятых взаймы у жителей Вормса; Ханс Росс, ювелир, и его жена; господин Гессе Штурм из монастыря св. Арбогаста; Мартин Фервер.

[РУКОПИСЬ С. ЗАПИСЬ 6.]

Постановление Страсбургского совета от 12 декабря 1489 года.

Поэтому и потому, что запись о соглашении, где это было оговорено, была найдена [в вещах, оставшихся] после Андреа Дритцена, о чем говорили и что подтвердили свидетели, и которую он с полным основанием надеялся представить суду, он потребовал, чтобы Иорге Дритцен и его брат Клаус вычли из 100 гульденов те 85 гульденов, которые был должен ему покойный брат Андреа, а оставшиеся 15 гульденов он хочет выплатить им, хотя мог бы это сделать через несколько лет, как о том говорится в записи соглашения по данному пункту. А то, что Иорге Дритцен говорил, что его покойный брат Андреа Дритцен взял, заложил и продал очень большую часть отцовского наследства и собственности, его [Гутенберга] не касается, и он не получал от него [Андреа] больше, чем говорил выше, за исключением пол-омена вина, корзины груш, и он [Андреа Дритцен] и Андреа Хейльман подарили ему полфудра вина. Однако они вдвоем съели у него в его доме значительно больше, и за это не было заплачено. Более того, пока он [Иорге] не потребовал ввести его в наследство [после покойного], он [Гутенберг] не знал ни о каком наследстве или собственности, в которое он должен был бы вводить его или был обязан сделать это. Более того, Андреа Дритцен никогда не давал поручительств за него, ни за свинец, ни за что другое, кроме одного раза с Фриделем фон Зекингеном, от какового [от поручительства] он освободил его после смерти, и о чем просит представить его свидетельство и показание.

В связи с этим, мы, бургомистр и Совет» выслушав означенную выше жалобу и ответ, прения и высказывания сторон, а также присяги и показания свидетелей, которых представили обе стороны, и особо договор, о котором шел спор в нашем присутствии, вынесли справедливый приговор и провозглашаем именем закона в согласии с принятым решением.

Как видно из текста, суть тяжбы и ее результаты сводятся к следующему. Иоганн Гутенберг, гражданин Майнца, проживавший в Страсбурге, занимался «изготовлением зеркал» и владел неким «искусством». Этому «искусству» он согласился обучать двух молодых страсбуржцев: Андреа Дритцена и Андреа Хейльмана. Было организовано товарищество для продажи готовой продукции на паломничестве в Аахене в 1438 г. Паломничество было перенесено на год. Товарищество, однако, не распалось, а даже расширилось. Кроме Гутенберга и обоих Андреа в него вошли Ханс Риффе — фогт из Лихтенау, участвовавший в предприятии только деньгами, и, возможно, неофициально священник Антоний Хейльман, родственник Андреа Хейльмана. Компаньоны заключили контракт, предполагая юридически оформить на ближайшие пять лет не только товарищество для продажи готовой продукции, но и самое существование «предприятия с искусством». Самый молодой из компаньонов, Андреа Дритцен, неожиданно умирает. Братья покойного, Иорге и Клаус, вчиняют Гутенбергу иск, требуя принять их в долю или вернуть им пай Андреа. Однако Гутенберг, предусмотревший в условиях контракта возможность смерти кого-либо из компаньонов, выплачивает истцам оговоренную на этот случай сумму отступного, равную 100 гульденам; предварительно вычтя из нее 85 гульденов, которые Андреа Дритцен оставался должен ему за обучение, о чем также был соответствующий пункт в контракте. Для Гутенберга результатом тяжбы было сохранение товарищества и соблюдение тайны своего «предприятия с искусством». Братьям Дритцен пришлось удовлетвориться 15 гульденами отступного.

Для изучения раннего периода книгопечатания особый интерес представляют те несколько мест документа, которые содержат либо косвенные указания на изобретение, либо более конкретные указания на некоторые реалии типографского дела. 1139 г. Свидетели, привлеченные по делу, говорят об «искусстве», «искусстве и предприятии», «предприятии с искусством», «некоем искусстве, которое он, Гутенберг, не был обязан показывать всем», «которое он знал»; о плате «за долю и за искусство»; о том, что у компаньонов имеется «оборудование», «много оборудования», «вещи законченные и незаконченные», «формы» и «прочее оборудование».

В тексте встречаются упоминания о «прессе»; о некоей «вещи» или «четырех предметах, лежавших в прессе», которые можно было положить на пресс «в разобранном виде», «вынуть из пресса и разобрать, чтобы никто не знал, что это такое»; о том, что Гутенберг просил «никому не показывать пресса», приказывал своему слуге «пойти к прессу, раскрыть его (пресс? предмет?), тогда части распадутся», и положить их «в пресс или на пресс, чтобы никто не увидел и не заметил их»; о том, что ювелир Ханс Дюнне «три года тому назад заработал у Гутенберга сто гульденов только на том, что относится к печатанию»; о том, что участники товарищества «покупали свинец и прочее»; что Андреа Дритцен никогда «не давал поручительств ни за свинец, ни за что другое», о том, что Гутенберг посылал «принести все формы, и они были расплавлены у него на глазах».

Ясно, что уже в 1439 г. Гутенберг решал целый ряд технических проблем, несомненно связанных с изобретением книгопечатания. Однако, насколько далеко он продвинулся в этом направлении? Точнее, существовал ли уже в Страсбурге рецепт типографского сплава и словолитный ручной прибор, который принято считать ядром изобретения? Если принять интерпретацию Фурмана, который считает, что исчезнувшая «вещь» состояла из четырех деталей, скрепленных двумя винтами, и представляла собой именно словолитный ручной инструмент ⁴⁴, то следует предположить, что «законченные вещи» были готовой продукцией первой европейской типографии, а ювелир Ханс Дюнне имел в виду не некое «тиснение» вообще, как полагает Руппель, а конкретно книгопечатание.

До сих пор неизвестно ни одного издания, которое можно было бы датировать концом 30-х или началом 40-х годов XV в. и локализовать в Страсбурге.

Это, во-первых, ранние 27-строчные донаты, найденные в переплетах страсбургских инкунабулов ⁴⁵. Это, во-вторых, расчетные даты календарей «Cisianus'a» и «Астрономического». «Cisianus» ⁴⁶ издан в Майнце в 1456 г., но написан на эльзасском диалекте средневерхненемепкого языка (как и страсбургские акты) и рассчитан на 1444 г. «Астрономический календарь» ⁴⁷ на 1448 г. был издан в Майнце в 1458 г.

Как же объяснить тот факт, что календари, рассчитанные на 1444 и 1448 гг., сходят с печатного пресса только спустя 12—10 лет соответственно? На наш взгляд, это может объясняться тем, что они были перепечатками не дошедших до нас изданий 1444 и 1448 гг. Издание этих календарей — в отличие, скажем, от «Турецкого календаря» или «Турецкой буллы», текст для которых составлялся специально в расчете на печатное размножение, — диктовалось не политическими соображениями заказчика, но коммерческими интересами типографа, который, очевидно, смог воспользоваться уже готовым оригиналом. Вопрос о происхождении текстов заслуживает особого рассмотрения.

Здесь уместно вспомнить, что акты страсбургской тяжбы сообщают о пятилетнем сроке договора, подписанного Гутенбергом и его компаньонами в 1439 г., а записи в городских архивах Страсбурга говорят о том, что Гутенберг уехал оттуда только к осени 1444 г. Таким образом, расчетная дата «Cisianus'a», как нам кажется, позволяет составить некоторое представление о том, каковы были «все вещи, законченные и незаконченные», о которых шла речь во время страсбургского процесса 1439 г.

Акты тяжбы «Братья Дритцен против Гутенберга» (Страсбург, 1439 г.) — один из интереснейших документов середины XV в., имеющий большое значение для выяснения истории раннего книгопечатания. Определенные места самого текста и варианты его интерпретации говорят в пользу забытой, но, в общем, не окончательно опровергнутой страсбургской версии изобретения книгопечатания.

(пер. Э. В. Венгеровой-Зиллинг)
Текст воспроизведен по изданию: Акты страсбургского процесса 1439 года "Братья Дритцен против Гутенберга" // Книга и графика.  М. Наука. 1972

© текст - Венгерова-Зиллинг Э. В. 1972
© сетевая версия - Тhietmar. 2004
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1972