БУХАРСКИЙ ВАКФ ХIII В.
ВВЕДЕНИЕ
Публикуемый документ 1 составлен в Бухаре в конце XIII в., т. е. в то время, история которого до сих пор остается очень слабо изученной, главным образом из-за недостатка источников. В. В. Бартольд неоднократно писал о трудности изучения этой эпохи, так как от нее до нас дошло слишком мало достоверных известий, «рассказов очевидцев и современников среднеазиатских событий» 2.
Прошло уже более семидесяти лет после этих слов В. В. Бартольда, но историческая наука с тех пор не обогатилась среднеазиатскими источниками последней четверти XIII в., Все, что мы знаем, например, о Бухаре этого периода, черпается из тех же, давно использованных В. В. Бартольдом сочинений Рашид ад-дина, Вассафа, Джамала Карши и Хавафи. Хронисты, уделявшие Средней Азии больше внимания (Джувайни, Нисави и Джузджани), не дожили до конца XIII в., а написанные в XIV в. труды Хамдаллаха Казвини слишком мало касаются Мавераннахра. В результате нам известна в какой-то мере только политическая история монгольского государства, хронология царствований, описания феодальных распрей и битв между ближайшими потомками Чингиз-хана. Внутренняя жизнь покоренного народа, его экономическое и социальное положение остаются невыясненными, а между тем именно в это время складываются те основы общественной и хозяйственной жизни, которые определили особенности дальнейшего развития. Как раз в конце XIII в. здесь впервые замечается оживление хозяйства после разрухи, вызванной монгольским завоеванием. Хотя последствия разорений 20—70-х годов все еще сильно давали о себе знать, а хозяйство и культура, вероятно, не достигали уровня, имевшегося до монгольского нашествия, все же к концу XIII в. прослеживается значительный рост торговли и денежного обращения 3, что [8] было бы невозможно без определенных сдвигов в развитии земледелия и ремесла. Однако проследить эти сдвиги по тем источникам, которые были известны до сих пор, не удавалось.
При таком положении находка бухарского вакфного документа 1299 г. представляется событием, заслуживающим пристального внимания. Здесь мы находим достоверные данные о совершенно конкретных фактах социально-экономической жизни, среди которых: покупка крупным феодалом целой деревни с принадлежавшими ей орошенными землями в районе к северу от г. Бухары; постройка возле нее новой деревни, а в ней — ткацких мастерских, мельниц, сеновалов, жилых домов, мечетей и пр.; обращение всех этих недвижимостей в вакф в пользу потомков того же феодала и на религиозно-благотворительные цели.
Все это пока лишь единичные факты, но и они, по крайней мере для одного из районов, говорят о многом: прежде всего об оживлении ремесла (постройка новых ткацких мастерских, и притом не в городе, а в сравнительно отдаленной сельской местности); о развитии сельского хозяйства (обильное орошение пахотных земель и садов, разведение новых виноградников, постройка мельниц, сеновалов и т. п.); о росте населения (постройка нового населенного пункта, жилых домов и мечетей); об изменении общественно-политических условий, сделавших возможным сооружение новой деревни не на холме, где, видимо, из оборонительных соображений строили раньше, а внизу, ближе к полям и источникам водоснабжения.
Документ дает нам точное и достаточно детальное описание феодальной усадьбы, ее земель и посевов (пшеницы и ячменя), садов, виноградников (старых и новых), оросительной системы и ремесленных заведений в пределах одного крупного хозяйства. Вместе с тем он освещает во всех подробностях реальное воплощение в бухарской действительности XIII в. древнего института вакфа.
Публикуемый акт представляет собой вакфную грамоту, т. е. документ об изъятии из гражданского правооборота перечисленных недвижимостей с условием использования части их на благочестивые цели. Из текста видно, что обращенное в вакф недвижимое имущество лишь формально выходило из-под юрисдикции учредителя вакфа (Абд ар-Рахима Истиджаби), фактически же оно оставалось в его распоряжении до конца жизни. Затем оно должно было перейти в распоряжение лица, назначенного учредителем, в данном случае его сына Кутб ад-дина Йусуфа и его потомков мужского пола. Только в случае пресечения потомства этого сына вакфное имущество могло перейти в руки какого-либо из других сыновей учредителя и лишь в случае полного отсутствия потомков мужского пола — к его потомкам по женской линии.
В строках 145—173 нашего документа говорится, что только [9] избыточная прибыль, т. е. то, что останется из десятины дохода после расходов на постройки и ремонт зданий, оплату работников, рытье каналов и уплату налогов, должна была быть передана наследникам основателя вакфа в соответствии с нормами наследственного права. Само же имение не делилось между наследниками и оставалось целиком в распоряжении одного из сыновей, его мужских потомков и т. д. Отсюда ясно, что действительной целью вакфа было сохранение целостности имения: под благочестивым предлогом содержания религиозных учреждений старались обойти закон о дележе наследств и избежать дробления недвижимости.
Публикуемый документ дает ценные сведения по исторической географии, древней терминологии и топонимике. Найденный почти одновременно с арабским оригиналом персидско-таджикский перевод предоставляет нам редкую возможность проследить работу средневекового переводчика и процесс превращения частного акта, выработанного арабской юридической практикой (на основе более древней традиции), в документ, понятный местному населению.
Ближайшую параллель к публикуемому документу представляет вакфный акт из Кашана 703/1304 г., составленный тоже на арабском языке. Он опубликован Йреджем Афшаром в журнале «Фарханг-и Иран-замин» (Тегеран, 1335/1957), джилд 4, дафтар 1, стр. 122—138. Более древний арабский вакфный документ из Самарканда 458/1066 г. опубликовали в Париже М. Хадр и К. Каэн: Моhamed Khadr, Deux actes de waqf d'un Qarahanide d'Asie Centrale, avec une Introduction par Claude Cahen («Journal Aslatique», Paris, T. CCLV, 1967, fasc. 3-4, стр. 305-334).
I
Желая осветить историческую обстановку, в которой возник публикуемый документ, мы должны прежде всего подытожить имеющиеся данные о состоянии хозяйства и социальных отношений в Бухаре XIII в.
Известно, что в 1220, 1238, 1263, 1273—1276 гг. Бухара подвергалась жесточайшим опустошениям; город был неоднократно разрушен и сожжен, жители перебиты монгольскими феодалами. Завоевательные походы Чингиз-хана и его потомков прослежены В. В. Бартольдом 4. Более полный обзор варварских опустошений Бухары и ряд важных поправок в толковании источников сделал [10] И. П. Петрушевский 5. По основному вопросу о последствиях монгольского завоевания точки зрения В. В. Бартольда и И. П. Петрушевского расходятся: если первый видел положительный результат в объединении монголами многих стран Азии в единое государство, то второй, сопоставив все данные об экономическом положении этих стран до и после монгольского нашествия, пришел к выводу о крайне отрицательных последствиях его для Средней Азии и Ирана. Исследования Е. А. Давидович вносят важный дополнительный материал по истории денежного обращения в Средней Азии и показывают, что здесь к 80-м годам XIII в. (т. е. раньше, чем в Иране) началось оживление экономики 6.
Хроники Джувайни, Рашид ад-дина, Вассафа и другие источники убедительно показывают, что монголы разоряли Мавераннахр не только в ходе завоевания, но и позже, в течение по крайней мере полустолетия после него. Жестокость завоевателей объяснялась Стремлением Чингиз-хана терроризировать, запугать оседлое население, чтобы уменьшить силу его сопротивления. Ту же цель преследовали и его потомки при подавлении антимонгольских восстаний 7. Но после того как весь Мавераннахр был окончательно завоеван, роковую роль сыграли междоусобицы Чингизидов,
Население среднеазиатских сел и городов, уменьшившееся в результате монгольского нашествия в несколько раз 8, было так обременено налогами, что всего урожая не хватало на оплату даже и половины их 9. Естественно, что крестьяне разбегались из родных [11] мест; культурные, плодородные земли оставались необработанными, оросительные сооружения разрушались. Некоторые области постепенно превращались в пустыни. Так было не только в Семиречье, но и в южных районах. По сведениям, сообщаемым Рашид ад-Дином, 90% ранее орошенных земель во владениях Газан-хана в Иране (включая Хорасан) в начале XIV в. оказались пустующими 10. Несколько раньше, т. е. в середине XIII в., не в лучшем положении была и Средняя Азия.
Уменьшение фактически собиравшихся налоговых сумм заставило монгольских ханов дважды (в 1235 и 1251 гг,) проводить налоговые реформы. Всякий раз делались попытки установить твердые нормы налогообложения. При Угедее было решено брать натурой по 10% урожая с земледельцев и 1% стада с кочевников; при Мункэ налоги исчислялись в денежном выражении от 1 до 11 динаров с человека 11.
Обе реформы не были проведены в жизнь полностью, так как монгольские ханы, правившие после Чингиз-хана, не могли заставить царевичей и других феодалов ограничиться взиманием только установленной нормы налога. Переход на денежное исчисление налога указывает на стремление монгольских властей оживить торговлю.
На курултае 1269 г. было официально признано, что Мавераннахр разорен до крайности и многие плодородные земли не возделываются 12. Особенно сильно страдала бухарская область, находившаяся на окраине Мавераннахра, где часто проходили войска. После жесточайших разорений в 70-х годах Бухара совсем опустела 13. По свидетельству Вассафа, монголы разоряли и убивали не только горожан, но и ахл-и pacamuк, т.е. сельских жителей 14.
В связи с монгольским завоеванием коренным образом изменилось к худшему не только хозяйственное, но и юридическое положение народа: население было пересчитано и переписано, каждая семья включена в одну из тысяч (хазаре) и фактически прикреплена к земле или к своим покорителям — монгольским феодалам. Ремесленники были закрепощены в полном смысле этого слова. Оживилась и торговля рабами. По словам Рашид ад-дина, войска Джучи, [12] Чагатая и Угедея, как и их потомков, воюя, грабили обозы друг друга, уводили в полон детей и продавали их торговцам. Многие продавали своих детей по бедности, появилось долговое рабство 15. Документально засвидетельствовано, что не только в Иране, но и в Средней Азии для обработки земель и садов употреблялись купленные рабы 16.
Подсчеты и переписи населения Бухары, Самарканда и других городов проводились по приказу Чингиз-хана с первых же дней завоевания. Всех жителей с женами и детьми выгоняли в степь, делили по разрядам и пересчитывали, распределяя на десятки, сотни и тысячи. Часть мужчин забирали в хашар (вспомогательные отряды), ремесленников отдавали в ставки царевичей и цариц или отправляли в Монголию. Отдельно учитывали богачей — с них требовались особо крупные суммы в качестве контрибуции 17.
В 1251 г., после воцарения Мункэ-каана, последовал указ провести новую перепись (шумаре-йи нау) и твердо установить причитающийся налог (мал-и карири) 18. В начале 60-х годов перепись в Бухаре проводилась по приказу Кубилай-каана. В городе оказалось 16000 семейств (или взрослых мужчин). Из них половина находилась в непосредственном подчинении каана, 5000 принадлежали потомкам Бату, т. е. Джучидам, а 3000 — матери Мункэ и Хулагу. В 1262 г. тысячи, принадлежавшие Джучидам, были выведены из города и зверски зарублены вместе с их женами и детьми 19.
Этот эпизод изучался В. В. Бартольдом 20 и И. П. Петрушевским 21, которые пришли к диаметрально противоположным выводам по вопросу о том, были ли люди, перебитые по приказу каана, тысячами воинов монгольского гарнизона или тысячами семей местных бухарских жителей.
Решение этого вопроса крайне важно для определения юридического статуса трудящихся Мавераннахра в XIII в. Поэтому мы приведем здесь уже цитировавшийся текст из сочинения Вассафа: *** [13]
«Незадолго до этого [т. е. до 1262 г.] каан прислал гонца и произвел заново перепись Бухары. Из всех шестнадцати тысяч, которые были сосчитаны в самой Бухаре, пять тысяч принадлежало Бату, три тысячи — Кути-бики, матери Хулагу-хана, а остальные назывались Улуг Кул, т. е. дала-йи бузург, дабы ими управлял лично тот из потомков Чингйз-хана, кто утвердится на престоле ханской власти. [Теперь] эти пять тысяч, принадлежащих Бату, всех выгнали в степь и на языке белых мечей, вестников красной смерти, над ними прочитали известие о смертном часе. И не осталось ни имущества, ни жен, ни детей их» 22.
В. В. Бартольд полагал, что при переписи подсчитывались не жители, а монгольское войско, стоявшее в Бухаре, и что убиты были пять тысяч воинов с их женами и детьми, И. П. Петрушевский не согласился с мнением В. В. Бартольда на том основании, что монгольские войска не стояли в городах и что пять тысяч воинов не дали бы себя перерезать без всякого сопротивления. Это могло быть совершено только в отношении горожан.
Вполне разделяя в этом вопросе точку зрения И. П. Петрушевского, мы можем высказать здесь ряд дополнительных соображений о причинах избиения бухарцев в данном случае. Может быть, Кубилай-каан имел в виду таким способом наказать Джучидов, лишая их доходов, т. е. налогов с 5000 бухарцев, за то, что они грабили купцов, которым покровительствовал сам каан, при проходе караванов через степи Дашт-и Кипчак. Видимо, каан, связанный состоявшимся ранее распределением доходов с Бухары, не мог иначе отнять у Джучидов эти доходы и был не в силах сам обеспечить безопасность прохода своих караванов через их владения.
Термин хазаре в источниках XIII в. употребляется не только для обозначения подразделений монгольских войск, но также и в отношении покоренного населения. Это ясно из следующих, например, мест сочинения Вассафа:
В 1266—1267 гг., когда Бухаре угрожал полный разгром со стороны ее владетеля Чагатаида Барака, старейшины и почтенные люди города умолили его заменить ограбление дополнительным налогом. [14]
«Тогда Барак обязал горожан: ***
«[Чтобы] они разверстали определенную [сумму налога] на каждую тысячу [людей] и ремесленные мастерские и доставили бы в казну столько-то балышей золотом, которые он израсходует на нужды войска» 23.
Нам кажется совершенно ясным, что Барак не мог поручить горожанам проводить обложение монгольского войска. Вне всякого сомнения, здесь под термином хазаре разумеются городские жители, податное население, и поправка И. П. Петрушевского вполне обоснованна.
На курултае 1269 г. монгольские феодалы вынесли следующее известное постановление:
«Было постановлено, чтобы каждый из царевичей довольствовался тысячами, которые достались им по договору, и собственными ремесленными мастерскими, принадлежащими им в Бухаре и Самарканде 24».
И здесь, конечно, говорится не о тысячах монгольского войска, как предполагал В. В. Бартольд, а о тысячах пересчитанных жителей — податного населения, от которых царевичи получали доходы. И естественно, что рядом с этими Тысячами упомянуты ремесленные мастерские.
Обращает на себя внимание выражение хазарехи-йи ма'худ — обусловленные, доставшиеся по договору тысячи семей. Как мы видели выше, задолго до курилтая 1269 г. население Бухары и других мест было разбито на десятки, сотни и тысячи, поделенные между Чингизидами. На курултае Чингизидов обязали довольствоваться теми тысячами, которые были им даны по уговору.
По-видимому, трудовое население Мавераннахра, так же как и Ирана, в XIII в. потеряло свою свободу и было закрепощено, причем монголы использовали характерную для их общественного строя систему «десятков», «сотен» и «тысяч». В таком случае возможно, что административный термин туман, введенный в Средней Азии и Иране при монголах, обозначал район с населением в 10000 [15] жителей (или семейств покоренного местного населения), а не район, поставлявший 10000 войска. В статье «Персидская надпись на стене анийской мечети Мануче» и в других работах В. В. Бартольд уже говорил о невозможности поставки такого войска с каждого тумана.
Бесправие и обнищание народных масс Средней Азии многократно усиливалось вследствие междоусобных войн Чингизидов.
С середины XIII в. в Монгольской империи наступило двоевластие, сначала фактическое, между кааном Мункэ и ханом Бату, а с 1260 г. официально установленное избранием сразу двух каанов — Кубилая и Ариг-Буки. Продолжительные междуцарствия в 1241— 1246, 1248—1251, 1259—1269 гг. были временем почти непрерывных междоусобных войн и безнаказанных грабежей. В конце концов был созван упомянутый выше курултай 1269 г., на котором монгольские феодалы решили запретить войскам даже подходить близко к населенным городам и .культурным землям. Каан Кайду (1269—1303) поставил специальные заградительные отряди между Бухарой и кочевьями Чагатаидов для защиты оазиса от вторжений кочевников 25.
Желая отнять Бухару и Самарканд у Джучидов, Аргана-хатун еще в 1263 г. послала пятитысячное войско в те области. Они убили не только наместников Берке, но и всех зависимых людей его и даже представителя высшего духовенства Бухары — Бурхан ад-Дина, сына Сайф ад-Дина Бахарзи 26. Люди Аргана-хатун захватили в Бухаре и Самарканде много имущества жителей, движимого и недвижимого. Как раз в этот момент сюда же прибыли гонцы от каана Ариг-Буки, которые привезли его ярлык с приказом собрать у жителей скот, лошадей и оружие. За короткий срок они собрали этот второй налог, но не успели его вывезти, как на них напал другой Чагатаид — Алгу, все отобрал, а гонцов каана убил 27. Его действия были восприняты как открытый мятеж, и каан послал войско на усмирение Алгу. Потерпев поражение от Ариг-Буки, Алгу бежал в Бухару и Самарканд, опять собрал там много денег, вьючных животных и оружия. Все это он раздал своему войску 28.
Война между Ариг-Букой и Алгу продолжалась затем некоторое время на берегах Или с переменным успехом. Вследствие грабежей обеих сторон в Семиречье начался голод и эпидемия 29. Чтобы не допустить того же и в Мавераннахре, Алгу назначил богатого [16] откупщика Мас'уд-бека начальником своего дивана и послал его править Самаркандом и Бухарой. Мас'уд-бек сумел, несмотря на все предшествующие ограбления, снова обложить население податями и посылал их Алгу, который таким путем смог собрать и вооружить большое войско для отпора каану 30.
После смерти Алгу, последовавшей в 1266 г., его войско «по старым обычаям грабило области и совершало бесчинства» 31. Новый правитель Барак, как и Алгу, давал своим соратникам в виде платы им за военные услуги позволение грабить жителей Бухары. В 1266 г., после неудачного сражения против Кайду, Барак потребовал, чтобы все жители Бухары и Самарканда немедленно вышли из пределов городских стен, дабы его войско, потерявшее в битве «все свое достояние», смогло вознаградиться путем ограбления города. В противном случае, заявил Барак представителям горожан, не будут пощажены не только имущество, но и сами жители с их женами и детьми 32. Весьма характерные соображения .высказал Барак на совете со своими военачальниками: он говорил, что при существующем положении это царство (т. е. Мавераннахр) за ними не удержится, поэтому самое лучшее ~ разорить грабежом эти «цветущие края». И предложил начать с Самарканда 33!
В 1269 г., перед походом на Хорасан, Барак довел Мавераннахр до настоящего голода, так как отобрал все зерно — не только ячмень, но и пшеницу — для откорма коней. Весь крупный рогатый скот был реквизирован и забит, чтобы из шкур животных сделать щиты. При возвращении из Хорасанского похода военные отряды, временно прикомандированные к Бараку, вновь грабили все на своек пути.
«И Бухара не миновала этого»,—пишет Вассаф 34.
Начиная с 1270 г. сыновья Барака, воюя против Кайду, опять опустошали «весь Мавераннахр от Ходжента до Бухары. Страна только что оправившаяся от разорения, снова была ввергнута разруху» 35.
Так как города и культурные оазисы были источниками снаб жения войск оружием, продовольствием и снаряжением, монгольские феодалы разоряли иногда целые области и крупные города с целью лишить друг друга опорных баз. Именно это было настоящей причиной, а не только предлогом ограбления Бухары отрядами, посланными Абака-ханом в 1273 г. 36. [17]
События 1273—1276 гг. подробно рассмотрены в работе И. П. Петрушевского, сопоставившего данные Вассафа и Рашид ад-дина 37. Здесь достаточно сказать, что в течение семи лет Бухара была пуста. После этого Кайду приказал Масуд-беку собрать жителей из окрестностей города, вновь поселить в Бухаре тюрок и таджиков, после чего жизнь до некоторой степени наладилась, возобновились ремесленное производство и торговля 38. Этому способствовала проведенная Масуд-беком денежная реформа.
Говоря о разрушениях и опустошениях, причиненных Средней Азии монгольскими феодалами, следует иметь в виду, что одновременно, по крайней мере в периоды затишья, шла работа по восстановлению экономики. В этом были кровно заинтересованы не только разоренный и порабощенный народ, но и верховные правители монгольского государства, сознававшие, особенно во второй половине XIII в., необходимость наладить нормальную хозяйственную жизнь и особенно торговлю. После курултая 1251 г. и в 1271— 1280 гг. проводились денежные реформы, характер которых свидетельствует о том, что власти ставили перед собой задачу нормализации хозяйства и временами достигали в этом кое-каких успехов. Впервые после «серебряного кризиса», продолжавшегося более двух с половиной столетий, в Средней Азии был введен свободный чекан серебряных монет, а к концу XIII в. монеты выпускались одинакового веса и пробы по всей стране, что говорит о некоторой стабилизации экономики и централизации власти 39. Все это стало возможно благодаря определенному улучшению состояния земледелия, ремесла и торговли, достигнутому еще до денежной реформы Масуд-бека, которая затем, в свою очередь, способствовала прогрессу хозяйства.
В этой связи становится более понятным тот факт, что Марко Поло назвал Бухару «лучшим городом во всей Персии» 40. Следует только иметь в виду, что Марко Поло никогда не бывал в Бухаре сам. Сведения о Бухаре, записанные с его слов в генуэзской тюрьме в 1298 г., представляют не результат его собственных наблюдений, а изложение слышанного им от других лиц, возможно, от его отца и дяди, побывавших в Бухаре в 1262 г.
Итак, к концу XIII в. положение в Бухаре характеризуется следующими основными [18] фактами:
1. Разруха в результате монгольского нашествия и междоусобных войн между Чингизидами.
2. Закрепощение крестьян и ремесленников.
3. Начало восстановления хозяйства.
II
Учредитель вакфа 'Абд ар-Рахим, [сын] Мухаммада, сына 'Абдаллаха Истиджаби 41, был персоной, соединявшей в себе достоинства «людей меча и пера», т. е. принадлежал одновременно к военно-правительственным и духовно-бюрократическим кругам. Документ называет его садром, эмиром и имамом, опорой султанов и т. д. А происходил он из шейхов Исфиджаба (в оригинале Истиджаби). В документе говорится, что несколько ранее начала 1299 г. он купил в бухарском тумане Самджан целую деревню — Дих-и Хамине (возможно чтение Хамане) с богато орошенными землями. Купленная деревня имела отдельный канал (нахр-и хасс) из Самджана и получала также часть воды из каналов, отведенных к селениям Науфадж, Паркад, Нухуддизе, Маргасун, Хуша'фагане и Фаганийе. Обращает на себя внимание обилие источников орошения купленной земли, что в условиях Средней Азии должно было чрезвычайно увеличить ее ценность.
Из документа неясно, каким образом знатный вельможа, купивший одну деревню, мог приобрести в частную собственность не только ее земли с орошающим их каналом, но и часть оросительных вод из каналов, принадлежавших шести другим селениям. Может быть, это результат какого-то раздела воды между соседними селениями, который произошел до покупки деревни Хамине. Примеры подобных разделов оросительных вод мы можем проследить по опубликованным нами документам XIV, XVI и XVII вв. 42.
Рядом с купленной деревней у подножия холма, на котором она стояла, учредитель вакфа построил новую деревеньку (дихча), а в ней дом с суфой и верандой, с двором, позади которого находился сад или огород (багча); там же он построил две мечети — летнюю [19] и зимнюю, «хорошие» жилища для работников (каранде), сеновалы, мельницу и несколько ткацких мастерских (махакат, бафанде-хане).
Тот факт, что владелец селения построил жилье для своих работников, показывает, что эти работники не были вполне независимыми. К сожалению, термин, обозначающий их, сохранился только в таджикском переводе. Судя по этимологии и по употреблению в позднейших среднеазиатских документах, каранде мог быть земледельцем-издольщиком 43.
В документе не сказано прямо о том, кто, каким образом и на каких условиях возделывал земельные угодья вакфа и работал в принадлежавших ему ткацких мастерских, на мельницах, на ирригационных, строительных и ремонтных работах. Упоминание в строке 146 каранде, для которых учредитель вакфа построил жилища, а в строке 147 — платы наемным работникам или арендаторам ('уджур) позволяет предположить, что в числе работников были и свободные и несвободные люди.
В строке 146 говорится о десятине из урожая хлебов и других доходов вакфа. Это место может служить основанием для предположения, что крестьяне уплачивали вакфному учреждению одну десятую долю урожая или дохода. Но отсюда нельзя сделать вывод, что положение их было сильно облегчено по сравнению с положением крестьян, не принадлежавших вакфу, так как мы не знаем, какие платежи и повинности были возложены на них со стороны государства.
В вакф было обращено все селение, не только его земельные угодья, но и сами жилые дома; это видно из строки 63, где говорится: ***.
По-видимому, в Бухаре XIII в. собственность вакфа распространялась и на жилые дома, по крайней мере в тех случаях, когда эти дома были выстроены на средства учредителя вакфа. Тот же термин маназил употреблен и в арабском вакфном документе XI в. из Египта, приведенном в «Топографии Каира» ал-Макризи. И там жилые постройки входили в состав вакфа 44. Однако по наблюдениям исследователя более поздних документов Средней Азии В. Л. Вяткина, жилые дома деревенских жителей не входили в состав вакфов 45.
Деревня Хамине имела угодья (зuйa'am) и усадьбы ('акарат). [20] В состава угодий упоминаются старые и вновь посаженные сады (виноградники, ар. курум, перс. багха), отдельные деревья и другие насаждения, водоемы и много участков пахотных земель, которые не перечислены в документе по отдельности из-за их многочисленности, а также потому, что некоторые разграничительные отметки мусаддайат, урдаха в то время, когда составлялся акт, уже не сохранились. Из строк 51—52 следует, что многочисленные земельные участки деревни Хамине когда-то были разделены межами, т. е. принадлежали разным землевладельцам. В период, предшествовавший учреждению вакфа, межевые знаки исчезли, может быть, в связи с потерей прежними землевладельцами их права на землю или в связи с таким падением доходности земли, которое сделало бесцельной ее обработку и ограждение владельческих прав межевыми знаками. Последнее соображение подкрепляется текстом строки 53, где говорится, что часть земель оставалась ничем не засеянной, хотя она и была вполне пригодна для посевов. Другая часть земли, составлявшей угодья (зийя') деревни Хамине, была засеяна пшеницей и ячменем.
Термин 'акар употреблен в документе для обозначения населенных мест: высокого холма (талл-и 'или), на котором была расположена старая деревня Хамине, и всех построек новой деревеньки.
Из текста ясно, что терминами зийa' и 'акар обозначались земли совершенно разные по природному характеру и хозяйственному использованию. Вопрос о терминах зийй' и 'акар уже рассматривался нами в связи с исследованием бухарских актов начала XIV в., где содержится подробное перечисление угодий, входивших в состав зийа', и усадеб, относящихся к 'акар 46. Наш вывод сводился к следующему: земли, принадлежавшие бухарским деревням, делились на две категории — зийа' и 'акар. В состав зийя' входили пахотные земли и сады, а термин 'акар обозначал участки, занятые постройками. Деление земель селения на эти две категории упоминается и в источнике Х—XII вв. — «Истории Бухары» Мухаммада Наршахи 47.
Публикуемый документ вносит еще один штрих, подтверждающий правильность нашего толкования. В нем говорится (строки 73—74): *** [21] «А что касается исключенных [участков], то ни один из них не вошел в упомянутый вакф — ни в отношении его угодий, ни в отношении его усадеб».
Таким образом, публикуемый документ доказывает, что в Бухаре конца XIII в. понятия зийа' и 'акар различались очень четко, причем первый термин обозначал пахотные земли, сады и т. п., тогда как второй — населенные усадьбы.
Среди вакфных угодий отдельными участками были расположены не относящиеся к вакфу имения следующих лиц.
1. Земля благородной особы по имени Хинду-Бука, размер которой определяется тем, что на ней можно было высевать двести манное пшеницы по весу, употреблявшемуся в [бухарских] торговых куполах:
Эта мера веса более подробно характеризуется в бухарском документе 1326 г.:****
Здесь в первом случае речь идет тоже о маннах высеваемого зерна «купольного» веса с добавлением, что это именно бухарские манны. Во втором случае сто этих манное приравнивается пятистам шариатским маннам, а в третьем говорится, что два круглых хлеба (видимо, лепешки) весят один шариатский манн.
Как выяснила Е. А. Давидович, в Бухаре XV в. шариатский манн был равен 180 мискалам, т. е. 864 г, а манн бухарского веса «ба санг-и таки» — 900 мискалам, т. е. 4 кг 320 г 49. Двести манное поэтому равны: 4320 г Х 200 = 864 кг, что по местным нормам высева пшеницы на поливной земле могло занимать около 7 га.
Е. А. Давидович высказала предположение, что название этой меры связано со словом таки — тюбетейка. Однако неизвестно, употреблялось ли в XIII—XIV вв. или раньше слово таки в значении «головной убор, тюбетейка». Во всяком случае, размер тюбетейки современного типа, в которую можно насыпать никак не более одного килограмма зерна, не соответствует весу этого манна.
Мы считаем более возможным предположить, что название «вазн-и такийе» связано со словом так — свод, купол. Поскольку именно для Бухары характерно сосредоточение торговли внутри и вокруг торговых куполов так, естественно было бы и установление в них определенных мер веса, более удобных для торговли зерном, чем шариатский манн в 864 г. Хотя торговые купола, [22] сохранившиеся в Бухаре до сих пор, — Так-и Саррафан, Так-и Тилпак-фурушан и Так-и Заргаран — считаются построенными в XVI в., возможно, что четвертый, несохранившийся (Так-и Тиргаран), и другие подобные постройки были воздвигнуты в Бухаре гораздо раньше.
Так или иначе, имение Хинду-Бука, расположенное среди угодий деревни Хамине, занимало площадь около 8 га. Южной и западной границами оно примыкало к землям вакфа, северной — к каналу Паркада, а восточной — к дороге в Самджан.
2. Земля шейха Ахмада, сына Мухаммада, сына Мухаммада Хамине, известного под прозвищем Ахмад 'Алим (Ученый Ахмад), тоже расположенная среди угодий деревни Хамине, имела в своем составе багканде с двумя танабами смежной земли и два отдельных участка по три-четыре танаба, со всех сторон окруженные землями вакфа.
3. Земля «сиятельного» Мухаммада, сына Шади, состояла из двух багканде и одиннадцати танабов земель, расположенных отдельными участками среди земель вакфа, причем два небольших участка вплотную подходили к западной и восточной границам новой деревеньки основателя вакфа, а остальные — к землям его вакфа.
4. Земля Мухаммада, сына Ахмада Карима, известного под прозвищем Шакарлаб (Сахарногубый), включала багканде и десять танабов земли отдельными участками, тоже окруженными со всех сторон землей вакфа.
5. Земля шейха Хасана Кашебафа (т. е. мастера по выделке циновок грубого плетения из пшеничной соломы и мешков из них для перевозки органических удобрений) площадью в четыре танаба примыкала к каналу Науфаджа и со всех остальных сторон к землям вакфа.
6. Земля Мухаммада, сына эмира Хасана, состояла из багканде и пяти танабов примыкающих к нему земель.
7. Земля Хусайна, сына Мухаммада, сына Хаджжаджа Тараби, состояла из 20 танабов в двух участках. Первый из них (15 танабов) со всех сторон был окружен землями вакфа, а второй (5 танабов) расположен у северной околицы новой деревеньки основателя вакфа. Другими границами он примыкал к его вакфным землям.
8. Земля Махмуда, сына Ари Малика, заключала в себе пять танабов в двух отдельных участках, со всех сторон окруженных вакфной землей.
Таким образом, основатель вакфа, купивший все селение Хамине с его угодьями и усадьбами, признавал собственность некоторых других владельцев, имевших бигканде и пашни, среди угодий купленного им селения, и оговорил в вакфном документе, что эти имения не входят в вакф. Владельцы исключаемых из вакфа [23] имений, судя по их именам и титулам, принадлежали к классу феодалов (эмир, «сиятельный» и т. п.), духовенства или интеллигенции ('алим) и ремесленников (например, кашебаф).
Поскольку в вакфной грамоте описываются как принадлежащие вакфу все угодья деревни Хамине, кроме отдельных, исключаемых из вакфа имений частных лиц, и границы исключаемых имений примыкают повсюду к землям вакфа, ясно, что земель вакфа было несравненно больше, чем земель частных владельцев, расположенных отдельными островками среди сплошного массива вакфных земель.
Так как все частные имения со всех почти сторон примыкали к землям вакфа, они неизбежно попадали в зависимость от вакфного учреждения, особенно в вопросах, связанных с орошением. Кроме того, существующее в мусульманском праве так называемое «преимущественное право соседа» (шуф'ат) давало крупному собственнику, в данном случае вакфу, дополнительное преимущество. Все это позволяет нам отнести основателя вакфа к числу крупных землевладельцев, имевших возможность эксплуатировать крестьян, и ремесленников определенной сельской округи.
Для оплаты труда имама и муэззина, для расходов на содержание и освещение мечетей и мазара, для ритуальных угощений здесь выделены определенные участки земли следующего размера: имаму — 10 танабов, муэззину — 4 танаба, на содержание мазара и мечети — по 10 танабов, на осветительное масло — 2 танаба, на угощения — 10 танабов. В документе указано, где были расположены эти участки, и дано описание их границ. Подобные клаузулы встречаются в вакфных документах очень редко. Единственный известный нам случай относится к вакфу Ходжи Ислама Джуйбари 1561 г. 50, когда 50 танабов земли было выделено для чтеца Корана помимо платы ему деньгами и пшеницей. В других вакфных документах встречаются указания на вознаграждение служителям культа и обслуживающему персоналу деньгами и продуктами, например зерном трех видов — пшеницей, ячменем и просом, как в вакфе самаркандского мавзолея Ишрат-хане 51. Но чаще всего предусматривалась выдача, определенной доли доходов как на оплату служителей, так и на расходы по содержанию вакфных учреждений и призрение паломников 52. Кроме основателя [24] вакфа, его родственников и соседей в документе упоминаются высокопоставленные лица, известные по другим источникам. В их числе бухарский верховный казий Абу-л-Фазл Мухаммад, сын Мухаммада, сына 'Умара, сына Махмуда ал-Бухари, от имени которого через месяц после составления вакфа был составлен сиджилл 53 — акт официального утверждения его законности и вступления в силу (строки 205, 238) Вакф засвидетельствовал и его сын — Мухаммад, сын Мухаммада, сына Мухаммада, по прозванию Ашраф, позднее получивший лакаб Абу-л-Хамд. При оформлении нашего документа 1299 г. он участвовал в качестве писца (см. столбец 207). В документах 1326—1333 гг. он упоминается уже как верховный казий Бухары, унаследовавший этот пост после отца 54.
В сиджилле (строки 243—253) говорится, что верховного казия назначил на этот пост (адр-и амсахан по имени Абу-л-Макарим Мухаммад, сын Абу-л-Махасина ал-Хасана, сына радр-и джахина ал-Махамида, сына Мухаммада, возглавлявший диван ал-ма‘алим и управлявший шариатскими делами во всем Мавераннахре — «от Сейхуна до Джейхуна». Этот представитель династии бухарских садров в 1326 г. владел крупными земельными участками и багканде в районе Хауз-и 'Арусан-и Кухие (в восточных окрестностях Бухары).
III
Район, в котором были расположены земли нашего вакфа, находился приблизительно в 25 км к с.-с.-з. от Бухары. Это выясняется благодаря тому, что некоторые упоминаемые в документе названия населенных мест и каналов сохранились до наших дней, а другие встречаются в источниках.
В строках 38—72 вакфной грамоты говорится, что деревня Хамине находилась в Бухарской области, Самджанском 'амале-тумане.
К востоку от обращенных в вакф земель деревни Хамине находился канал Паркад, текущий к селению Магкан-и Хурдак, земли этого последнего селения, затем общественный канал селения Науфадж и земли этого селения. К северу граница шла по каналу Hayфадж и вдоль земель селения Науфадж. Западная граница вакфа примыкала к саду наследников казия Науфаджа, к землям угодий [25] замка Каср ал-бек (?). Далее западная граница примыкала к тому же каналу Паркад, возле которого находились земли угодий селения Маргасун, затем к малому каналу (афдак), общему для упомянутых угодий Маргасуна и угодий замка Нухуддизе, к земельным угодьям селения Фагане и, наконец, к землям селения Гушак. Южная граница вакфа проходила вдоль канала (или речки) Руд-и Самджан.
Ниже, в строках 121—122, говорится, что среди земель вакфа пролегали две дороги. Одна из них называлась дорогой Самджана и Хутфара, а другая — дорогой Рамитан-и Калана.
Для локализации упомянутых пунктов и каналов необходимо прежде всего иметь в виду, что древний Рамитан находился не в том месте, где сейчас расположен центр Ромитанского района Бухарской области, а в 10 км к западу, в районе крупного городища, обозначенного на карте 1896 г. Роомитан. Поселок современного районного центра стал называться Ромитаном только в советское время, а раньше носил название Лаглак.
Городище, помеченное на картах как Роомитан, очевидно, соответствует Рамитан-и Калан нашего документа. В нескольких километрах к северу от него на карте 1896 г. мы находим селение Маргасун, а еще севернее — Науфадж; неподалеку от них — Пул-и Гушак и Маганча, соответствующие, вероятно, пунктам Гушак и Магкан-и Хурдак документа.
Значение, которое имел Рамитан в средние века, видно, например, из того, что в стене бухарского рабада (торгово-ремесленного предместья) в Х в. имелись специальные ворота Дарб-и Рамитанийа, из которых шла дорога к Рамитану. Истахри упоминает также канал Нахр ар-Рамитана 55. В сочинении Абу-л-Хасана Нишабури Хазаин ал-'улум сообщаются следующие сведения о Рамитане, изложенные в книге М. Наршахи «История Бухары»:
«Рамитан имеет большую крепость, и [сама] деревня укреплена. Она древнее города Бухары. В некоторых книгах ту деревню называли Бухарой. Издревле она является резиденцией падишахов. С тех пор как городом стала Бухара, падишахи жили в этой деревне зимою. Так было и при исламе» 56.
Далее следует полулегендарный рассказ об Афросиабе, которому приписывается постройка Рамйтана, что произошло якобы более чем за 2000 лет до н. э.
Из текста публикуемого документа видно, что в конце XIII в. кроме упомянутого в нем «Большого Рамитана» существовала и [26] другая деревня Рамитан, может быть, меньшего размера или расположенная не на столь высоком холме. Видимо, в отличие от второго Рамитана древний Рамитан получил дополнительное определение — Калан. Возможно, что название Рамитан было перенесено на селение, прежде носившее имя Самджан, в связи с переходом туда административного центра Рамитанского тумана. В таком случае наш документ 1299 г. фиксирует момент, когда центром тумана сделался уже Самджан, а название Рамитан (но не Рамитан-и Калан) применялось по отношению к новому центру тумана в просторечии, не в официальных документах, где он называется Самджаном. Трудно сказать, могло ли это двойное обозначение сохраняться в течение нескольких веков, однако его отметил в начале XX в. 'Абд ар-Рахман Тамкин Бухари 57.
Паркад (Баркад) упоминается в «Истории Бухары» Наршахи как большое, древнее селение с большой и старой крепостью. Оно было куплено Исма'илом Саманидом (874—907) и обращено в вакф в пользу 'Алидов, отчего приобрело второе название — Паркад-и 'Алавийан. Около 880 г., после второго прибытия Исма'ила из Самарканда в Бухару, на дороге между Паркадом и Рамитаном действовали отряды восставших крестьян числом более 4000, которые угрожали напасть на Бухару. Исма'ил смог подавить это восстание благодаря помощи «знатных и высокопоставленных» жителей города 58.
В арабских источниках Х—XIII вв. (Наршахи, Сам'ани, Йакут) название этого места обозначалось в форме Баркад, с обычной заменой не существовавшей в арабском алфавите буквы *** (п) буквой *** (б). В таком искаженном виде это название перешло во все работы В. В. Бартольда и других востоковедов. Благодаря открытию публикуемого вакфного документа XIII в. мы можем теперь восстановить правильное чтение — Паркад, так как в этом документе оно написано много раз со всеми тремя точками под первой буквой, тщательно выписанными как в персидском, так и в арабском фрагментах.
В грамотах вакфа Исма'ила Саманида, поздние копии (или изложения) которых сохранились в Ташкенте 59, этот населенный пункт называется Паркад и Фаркат. В грамотах говорится, что это селение находилось в Самджанском тумане и примыкало с запада к холму Талл-и Паркад, с севера — к селению Ходжа Убан, с востока — к селению Уба-и Тадж ад-дин, а с юга — к землям селения Пинджан. [27] Селение Пинджан показано на карте 1896 г. чуть южнее Науфаджа, а селение Ходжа Убан — значительно севернее.
В крестьянских обязательствах 1914 г. 60, приложенных к вакф-наме Исма'ила Саманида, говорится, что вакфный участок земли селения Паркад Самджанского тумана в течение долгого времени был засыпан песками соседней пустыни, затем освободился от песчаных наносов и снова стал обрабатываться, но уже под названием Шах-и Пайан. Последнего названия на карте 1896 г. и в списке населенных мест Н. Ф. Ситняковского мы не находим. Вероятно, в конце XIX в. его еще не существовало. В документах вакфа Исма'ила Саманида говорится о Самджанском тумане, имевшем центральный поселок с канцелярией казия тумана, но место расположения этого поселка не указывается. Возможно, оно соответствует Самджану вышеупомянутой карты и маузи' Самджан нашего документа (см. строку 79).
Вопрос о местоположении Самджана интересовал В. В. Бартольда, который нашел у Наршахи, Сам'ани, Йакута и других арабских писателей названия бухарских селений Баркад (т. е. Паркад), Маргасун, Рамтин (Рамитан) 61 и др. Однако незнакомство с актовыми материалами, имеющимися теперь в нашем распоряжении, и неисправность дошедших до нас рукописей Наршахи привели к тому, что В. В. Бартольд связывал Самджан не с этими пунктами.
В «Истории Бухары» Мухаммада Наршахи под названием Самджан упоминается канал, протекающий между селениями Шарг и Искиджкат. Здесь говорится, что канал Самджан имел еще два названия: Руд-и Шарг и Харамкам. В другом месте сочинения Наршахи канал Харамкам упоминается как текущий по направлению к древнему Пайкенду и к оз. Самджан, иначе называвшемуся Кара-кул. Поскольку Искиджкат и Шарг находились на пути из Бухары в Самарканд, В. В. Бартольд ошибочно поместил там же канал и район Самджана.
Как известно, сочинение Наршахи, дошедшее до нас только в сокращенном персидском переводе, неоднократно перерабатывалось еще в средние века; некоторые части его вообще не принадлежат Наршахи, они были вставлены позже. История текста этого сложного и чрезвычайно ценного памятника до сих пор окончательно не выяснена. Может быть, в связи с позднейшими переработками текста, сокращениями и вставками в него случилось так, что сведения о Самджане оказались связанными с южными и восточными окрестностями Бухары. [28] О. Г. Большаков предложил гипотезу, отождествляющую Самджан с Каракульдарьей 62. Позднее В. А. Шишкин на основании бухарских документов XVI—XIX вв., карт, списков населенных мест, составленных военными топографами XIX в., и результатов собственных многолетних изысканий на месте пришел к несколько иному заключению. По мнению В. А. Шишкина, в древности существовало два Самджана, но они находились не там, где предполагал В. В. Бартольд, а в Ромитанском и, возможно, в Каракульском районах 63.
О расположении тумана Самджан (Самиджан) в Ромитанском районе писал в свое время проф. А. А. Семенов 64. Из его наблюдений видно, что оба названия — Рамитан и Самджан — употреблялись до последнего времени в отношении одной и той же местности. Это подтверждается географическим сочинением 'Абд ар-Рахмана Тамкина Бухари, составленным в 1915—1916 гг., где говорится: *** «Самджан, который в настоящее время известен как Рамитан» 65.
О двойном названии канала Роомитан (Саумиджан) еще в 1900 г, писал Н. Ф. Ситняковский 66.
В документах Джуйбарских шейхов XVI в. многократно упоминается туман Самджан с находящимися в нем селениями Пески (Биски), Тарнау и др., тоже сохранившими свои названия. Они находятся в зоне орошения южного отвода Вабкентдарьи, т. е. в пределах современного Ромитанского района, а не на пути к Самарканду и не на Каракульдарье 67. Многие из этих названий упомянуты в неопубликованной вакфной грамоте медресе Калабад 68 и в списках населенных пунктов, изданных в 20-х годах в Средней Азии 69.
В заключение следует упомянуть недавно обнаруженные списки [29] населенных мест Бухарского эмирата, составленные в 1914—1916 гг. чиновниками эмира по просьбе Российского политического агентства в Бухаре. В этих списках числятся по туману Самджан те же селения Паркад, Науфадж, Маргасун, Гушак, Пинджан, Ходжа Убан и др., местоположение которых к северу и северо-западу от Бухары не подлежит сомнению 70.
IV
Публикуемый документ в виде арабского оригинала и персидского перевода был обнаружен в 1966 г. в Ташкенте, в Центральном государственном архиве Узбекистана, старшим научным сотрудником К. Убайдуллаевым. Фонд, в котором находится этот документ, представляет, в сущности, коллекцию актов позднефео-дального времени, найденных в Бухаре после революции 1920 г.
Арабский фрагмент имеет размер 19 см по горизонтали и 297 см по вертикали. Он был свернут в трубочку, начиная с нижней части, т. е. с окончания документа, которое поэтому сохранилось лучше, оказавшись глубоко внутри свитка, тогда как начало, больше подвергшееся внешним воздействиям, сильно потемнело, выцвело и выкрошилось. На бумаге, с течением времени ставшей очень хрупкой, образовались поперечные трещины, из-за чего некоторые буквы и слова полностью исчезли. Особенно пострадали левые концы строк. Кроме того, в начале и еще в двух местах утрачены более значительные части арабского оригинала. Размер этих лакун можно определить только приблизительно, благодаря наличию лучше сохранившегося персидского перевода.
Утраченное начало должно было содержать арабский текст, соответствующий 34 строкам перевода, плюс неизвестного размера инвокацию, т. е. славословие Аллаху и пророку, утраченную не только в арабском, но и в персидском текстах. Так как первые строки сохранившейся части перевода представляют, по-видимому, окончание инвокации, вся утраченная часть перевода должна быть не очень большой, и в ней, вероятно, не содержалось никаких фактических сведений о вакфе. Судя по более поздним вакфным документам 71, инвокация могла все же занимать несколько десятков строк.
Вторая лакуна арабского фрагмента, соответствующая строкам 68—112, насчитывала около ста арабских строк, так как убористый [30] почерк персидского текста в каждой строке вмещает перевод около двух строк арабского оригинала. Это легко проверить по фотографиям тех частей документа, которые сохранились как в арабском тексте, так и в персидском переводе (строки 35—67, 123— 156, 169—233). Третья лакуна (строки 157—168) содержала около 20—25 арабских строк.
Почти трехметровая полоса арабского фрагмента составлена из девяти склеенных листов бумаги, имеющих одинаковую ширину, но разную длину. Шесть склеек (у строк 10, 57, 125, 154, 199 и 232) сделаны, по-видимому, до написания документа. Другие две склейки, скрывающие лакуны (строки 67/122 и 157/168), явно позднего происхождения.
На склейках арабского фрагмента мы не видим оттисков печатей, тогда как обычно такие склейки в среднеазиатских документах скреплялись печатями для предотвращения позднейших нарушений. Целость печатей, оттиснутых так, что часть оттиска приходилась на один из склеенных листов, а другая — на второй, служила доказательством того, что акт не подвергался какой-нибудь интерполяции или сокращению. Примеры скрепления печатями листов бумаги, составляющих свиток, мы видим на полях персидского перевода (см. факсимиле, 14—22).
Вообще, на всем протяжении арабского фрагмента, ни на лицевой, ни на оборотной сторонах никаких оттисков печатей не имеется. Это весьма существенное обстоятельство не мешает нам, однако, отнести сохранившийся арабский фрагмент на основании общих палеографических данных к той эпохе, на которую указывает содержащаяся в нем дата—8 раби II 698/13 января 1299 г.
Нам известно немало бухарских рукописей XIII в. Фотокопии отдельных страниц их, опубликованные в каталогах арабских и персидских рукописей, дают достаточно ясное представление о характере письма. Оно резко отличается от угловатого письма рукописей XI—XII вв., которое хотя и не было уже куфическим, но сохранило во всем облике явные следы своего происхождения из куфи.
Не столь четкая грань отличает бухарские рукописи XIII в. от позднейших, XIV—XV вв., но здесь материал для сравнения более обильный и уже не ограничивается рукописными книгами — существуют бухарские и самаркандские вакфные документы, которые мы можем сравнивать с публикуемым 72. [30] Характернейшая особенность рукописей из Бухары XIII в., и в том числе публикуемого документа, — курсивность письма, округлость форм букв и при этом постоянные замысловатые лигатуры, петлистое соединение с последующими всех, как правило, несоединяемых арабских букв. Для нашего документа также характерен частый пропуск диакритических знаков. Здесь достаточно сравнить почерк нашего документа с почерком рукописи № 3129/11 Института востоковедения АН УзССР, переписанной в Бухаре в 1278 г, 73. В особенности обращает на себя внимание сходство в изображении дат в строке 10 сверху рукописи № 3129/11 и в строке 201 нашего документа. Можно было бы подумать, что даты написаны одной рукой.
В арабском тексте сохранилось сто полных горизонтальных строк, две строки, расположенные вертикально, вдоль правого поля, и одна короткая строка, вставленная позже и служащая как бы заглавием для следующих за нею 33 «столбцов» удостоверительной части. Столбцами написаны подтверждения свидетелей и официальных лиц, присутствовавших при заключении акта, а также лиц, сличавших копии с оригиналом и подтвердивших правильность переписки.
Весь текст от начала до строки 201 74 и столбцы 203—207 написаны, по-видимому, одной рукой, крупно, широконосым калямом, толщина нажима которого в отдельных случаях превышает 2 мм (см., например, строку 124). Столбцы 208—229 написаны другим почерком. Столбцы 230—235 написаны, вероятно, позже, но они тоже не являются автографами лиц, поименованных как служащие, сличавшие копии с оригиналом. В столбцах 233—235 говорится о подтвердительном постановлении казия (сиджилл), которое написано на обороте этой «новой» копии и того оригинала, с которого она списана. На обороте нашего арабского фрагмента нет ни упомянутого сиджалла, ни каких-либо других, текстов или печатей. Однако они могли быть на обороте утраченных частей его.
Против строк 171—186 на правом поле написана строка 172, пропущенная переписчиком, который допустил эту ошибку, очевидно, из-за того, что строки 172 и 173 одинаково начинаются предлогом ***..
В начале строки 172 поставлено подтверждение правильности *** во избежание каких-либо приписок в дальнейшем. В конце [32] этой строки тоже стоит слово *** с добавлением слов **** показывающих, что вставка сделана писцом, переписавшим весь документ, а не другими лицами.
Против строки 145 на правом поле поздняя помета *** о. Если предположить утрату первой буквы ***, то слово дахйак есть персидский перевод арабского 'ушр, которое мы видим в начале следующей строки 146 арабского текста. Похоже, что слово 'ушр вместе с предшествующим ему предлогом мин. в конце строки 145 вставлены позже, другим пером и более яркими чернилами. Если это и так, то ясно, что в начале строки 146 было оставлено место для одного короткого слова. Не является ли это следом процедуры оформления актов, которые подготавливались без указания некоторых реалий — имени, количества и т. д.,—проставлявшихся позднее, после вынесения соответствующего постановления?
Другая поздняя помета против строки 150 гласит: ахл-а ваза-иф, что значит: люди, имеющие право на получение доли доходов вакфа. И действительно, начиная от строки 149, в арабском, а затем персидском текстах определяется, кто имел право распоряжаться доходами и получать их.
Особого внимания заслуживает строка 202, вставленная более мелким почерком (и с выступом на правое поле) между окончанием даты, завершающей основной текст, и началом «столбцов» удостоверительной части: ***, ал-илхйкат мин катиб ан-накл, т. е. «дополнения переписчика копии». Эти слова (строка 202) написаны с целью отделить основной текст документа от его удостоверительной части, названной «Дополнениями переписчика».
Значит ли это, что и в оригинале столбцы удостоверительной части отсутствовали? Это могло быть, если оригинал и копии с него переписывались заранее, до вынесения казийского постановления о введении вакфа в действие. Может быть, тогда же был сделан и перевод с арабского на персидский язык, в котором тоже отсутствует вся удостоверительная часть.
Значение сердцеподобного кружка с буквой ха и саххиз посередине, который занимает место у левого края бумаги между столбцами 229 и 231, ясно: это изображение печати, которая была приложена к оригиналу (хатм).
Арабский фрагмент написан на литературном арабском языке. Как и полагается юридическому документу, он достаточно сух и деловит, лишен риторических украшений. При именах верховного казия и представителя династии бухарских садров обязательный набор эпитетов. Несколько возвышенный тон звучит в той части документа, где учредитель вакфа декларирует свои благие цели; в [33] энергичных повторяющихся фразах выражено его намерение закрепить действие документа на вечные времена. Однако даже в этих местах, как Но многих других, ощущается канцелярский штамп. Правила составления вакфных документов были выработаны, видимо, довольно рано и устойчиво сохранялись. Буквальное совпадение ряда выражений и формулировок во всех известных документах XI—XII и более поздних веков свидетельствует об этом 75. [34]
(пропуск в тексте до 35 стр. вызван описанием грамматического анализа текста документа)
[35] Дошедшая до нас копия персидского перевода была переписана в конце XVIII в., что явствует из ее палеографического облика и приложенной в 23 местах (на склейках листов бумаги и в конце текста) круглой печати эмира Масума (Шах-Мурада), правившего в Бухаре в 1775—1800 гг. Ширина бумажной полосы, на которой написан персидский перевод,— 37 см, длина — 635 см; на лицевой стороне размещено 189 строк, красиво и четко написанных почерком насталик. На обороте никаких текстов или печатей не имеется.
Как упоминалось, персидский перевод сохранился в более полном виде, чем арабский текст, но и его начало утрачено. Заглавие, предшествующее первой, неполной строке перевода, состоит из слов: Вакфийа-йи ду масджид-и Хамине. Оно написано, по видимому, в начале XIX в., когда бухарский археограф, имя которого не упомянуто, составил свиток из 19 разновременных документов, дал каждому документу краткое заглавие и написал в начале свитка нечто вроде своеобразного оглавления. Поскольку в трех пунктах этого «Оглавления» говорится, что к документам приложена печать «государя, упокоившегося в раю», т. е. уже умершего в момент [36] составления «Оглавления», а в соответствующих документах находятся оттиски круглой печати эмира Ма'сума (Шах-Мурада, ум. в 1800 г.), мы относим к началу XIX в. все «Оглавление» и написанное, по-видимому, тою же рукой заглавие персидского перевода. Заглавие столь позднего происхождения не включено нами в счет строк персидского перевода.
Как уже было сказано, в персидском тексте не содержится перевода «столбцов» — подписей свидетелей, т.е. удостоверительной части, сохранившейся только в арабском фрагменте (строки 202— 235). Вместо нее после завершающей документ даты, которая написана по-арабски и в персидском фрагменте, в последнем помещено «Примечание» переписчика, датированное месяцем раби II 1071 г. х. (между 4 декабря 1660 и 1 января 1661 г. н. э.) 76. Из «Примечания» видно, что наша копия персидского перевода переписана непосредственно (или через промежуточные копии) с копии 1660-61 г., которая была сличена с оригиналом нусха-йи. асл). Что именно разумеется под этим «оригиналом» — персидский перевод или арабский оригинал, неясно. Мы можем только заключить, что персидский перевод был сделан не позже 1 января 1661 г., а возможно, и гораздо раньше.
В начале арабского фрагмента на правом поле сверху вниз написано окончание ривайата (заключения муфтия о правильности вакфа), начало которого находилось в утраченной части документа. В этой полустертой, крайне неясной строке скорее угадываются, чем читаются, слова: *** «Этот вакфный документ в пользу странствующих [паломников] законен или нет? Объявите, и да наградит вас [Аллах]!»
Мы можем с уверенностью определить содержание этой надписи благодаря сравнению с ривайатами позднейших бухарских документов, занимавшими в них то же место на правом поле и содержавшими обязательные для каждого ривайата заключительные слова: *** 77.
Затем следуют две короткие строчки; по аналогии с позднейшими ривайатами. в них должны содержаться ответ на поставленный [37] в ривайате вопрос (законна ли эта вакфная грамота) и подпись муфтия. Так как только последние слова в каждой из этих строчек читаются более или менее уверенно, мы можем предложить в качестве гипотезы следующее их чтение: ***
Нисба «Асили» встречается в нашем документе вторично в строке 235.
В строках 236—265, сохранившихся только в составе персидского фрагмента, хотя и написанных в основном по-арабски, содержится сиджилл — акт об утверждении вакфа бухарским верховным казием Мухаммадом, сыном Мухаммада, сына 'Умара, сына Махмуда, от 6-го числа месяца джумады I 698 г. х., т. е. 9 февраля 1299 г. н. э. В дошедшей до нас копии персидского перевода он написан на лицевой стороне свитка, но из содержания строк 233— 235 арабского фрагмента видно, что в арабском подлиннике и первой его копии сиджилл был написан на обороте.
В двух древнейших списках бухарских вакфнаме мавзолея Сайф ад-дина Бахарзи от 1326 г. аналогичные сиджилли действительно написаны на обороте. В одном из них говорится:***
«И приказал я написать этот сиджилл на оборотной стороне документа» 78.
То же самое сказано и в нашем сиджилле 1299 г., несмотря на то что в дошедшей копии он написан на лицевой стороне свитка 79.
V
Публикуемый документ был найден в составе целого свитка, склеенного из двадцати отдельных документов XIII—XIX вв. Документы были написаны в разное время, на листах бумаги неодинакового размера и качества и склеены позднее в один свиток, общая длина которого около 23 м. Ширина первых шести документов — от 42 до 47 см, они склеены друг с другом по горизонтали, тогда как остальные, более узкие, шириной от 14 до 26 см, частью наклеены попарно на полотно, а частью составили два отдельных свитка, которые затем были склеены по вертикали. Арабский вакфный документ 1299 г. занимает в свитке последнее (двадцатое) место, а его персидский перевод — шестое.
Бухарский археограф, имя которого не упомянуто, составив этот [38] свиток из разновременных документов, дал им краткие заглавия и написал в начале свитка, на краю сильно потрепанной и уже в наше время реставрированной бумаги, нечто вроде своеобразного «Оглавления» из девяти пунктов.
В некоторых случаях бухарский археограф объединял под одним заглавием несколько документов, связанных между собой по содержанию. Поэтому девяти пунктам «Оглавления» соответствует 19 документов. Двадцатый — персидско-таджикский перевод арабского вакфного документа 1299 г. — вклеен в свиток позже, чем было составлено «Оглавление».
Публикуя в этой книге только два из двадцати документов свитка, мы считаем необходимым хотя бы вкратце осветить содержание остальных восемнадцати и при этом сохранить заглавия, данные им бухарским археографом начала XIX в.
Ниже приведены полностью последовательно пронумерованные нами девять пунктов «Оглавления» и аннотации всех документов свитка. При этом некоторые документы получили буквенные обозначения, так как они вошли в состав групп, объединенных общими заглавиями.
1
«Вакфный документ дочери муллы 'Абд ал-Вахида, да будет над ним милость [Аллаха], [для молений] духу святейшего Избранника, с печатью казия Мир 'Абдаллаха».
Под этим заголовком на первое месте (по мере развертывания свитка) находится вакфнаме 1224/1809-10 г. на 25 танабов земли в маузи' Каср-и Мансур Хак-и Мулла Мир из числа относящихся к бухарскому Самджану. В вакфнаме названо только отчество учредительницы вакфа, которая назначила распорядителем своего пожертвования (мутаваллй) царствующего эмира Хайдара, чьей миндалевидной печатью засвидетельствован этот акт. Кроме нее на вакфнаме имеется еще восемь оттисков разных печатей.
Подлинник, размер — 47 х 34 см. [39]
2
«Вакфный документ [в пользу] потомков, с [определением] доли для [ритуальных] угощений и на содержание медресе, ханаках и чтецов Корана Чахарбакра, с печатью государя, упокоившегося в раю» (Имеется в виду эмир Шах-Мурад (1785—1800), так как печать с его именем приложена к этому и следующим документам). (Это заглавие относится к четырем документам: «а—г».)
а) I джумада 968 г. х. /18.1—16.11. 1561 г. н. э. Вакфнаме джуйбарского шейха Ходжа Мухаммад Ислама (О нем см.: В. Л. Вяткин, Шейхи Джуйбари, I. Ходжа Ислам, — сб. «В. В. Бартольду —туркестанские друзья, ученики и почитатели», Ташкент, 1927, стр. 3—19; Из архива шейхов Джуйбари, Материалы по земельным и торговым отношениям Средней Азии XVI века, М.—Л., 1938; П. П. Иванов, Хозяйство Джуйбарских шейхов. К истории феодального землевладения в Средней Азии в XVI— XVII вв., М.—Л., 1954) на многочисленные земли, целые селения и две мельницы в западных окрестностях Бухары в пользу потомков учредителя вакфа и на содержание мазара, мечети и медресе в Сумйтане (Чахарбакр). Для вознаграждения чтеца Корана кроме денег и пшеницы в этом вакфе выделяется еще 50 танабов земли. Для обслуживания учреждений вакфа покупается два раба. Землю этого вакфа разрешается сдавать в аренду на срок не более одного года. В документе упоминается мера веса — манн, равная весу всего мяса одного барана.
Копия конца XVIII в., размер 43,4 х 1030 см. Начало утрачено. Печать эмира Ма'сума (Шах-Мурада, 1785—1800) приложена 37 раз (на склейках бумажных листов и в конце). Копии документрв «б», «в» и «г» переписаны на той же полосе бумаги, подряд.
б) Ша'бан 1096 г./ июля 3—31 1685 г. Вакфнаме Хасан-ходжи, сына шейха Джуйбари, на земли милк-и дахйаки в бухарском тумане Камат, в пользу чтецов Корана на могиле дочери учредителя вакфа и другой женщины в Сумйтане. Земли этого вакфа разрешается сдавать в аренду сроком не более чем на три года; запрещается великим садрам и общим мутаваллиям взимать из доходов этого вакфа акк ас-садаре и забитане; в качестве основания приводится цитата из «Хидаи».
Копия конца XVIII в. с печатями эмира Ма'сума (Шах-Мурада), переписанная на одной бумажной полосе с предыдущим документом.
в) Без даты. Вакфнаме Агаджан-Бигим, дочери Ходжи Хасана, которая обратила в вакф целое селение Кумиджкинт в бухарском тумане Камат и другие земли с афдаком в тумане Па-йи Руд Бухары на содержание семейного мавзолея и устройство поминальных угощений. В документе упоминаются земли мамлака-йи падшахи, отданные (ба йабиса) в распоряжение (ба тарарруф) отдельным лицам.
Копия конца XVIII в. с печатями эмира Масума (Шах-Мурада), переписанная на одной бумажной полосе с предыдущими двумя документами.
г) Ша'бан 1068 г./ май 1658 г. Вакфнаме 'Ибадаллах-ходжи на земли селения Саййидан в бухарском тумане Пайи Руд в пользу находящегося в Сумитане мавзолея сестры учредителя вакфа. В документе упоминаются земли мамлака-йи падшахи pa'ийamu, находящиеся в распоряжении (ба тасарруф) отдельных лиц, и земли мамлака, находящиеся ба ра'ийати в распоряжении других лиц. [40]
Упоминаются «бухарские монеты: «танга» (О них см.: Е. А. Давидович, История монетного дела..., стр. 93—100.)
Копия конца XVIII в. с печатями эмира Ма'сума (Шах-Мурада), переписанная на одной бумажной полосе с предыдущими тремя документами.
3
«Вакфный документ [в пользу] чтецов Корана [за упокой души] 'Иваза Мирахурбаши с печатью государя, упокоившегося в раю».
Без даты. Вакфнаме дочери Йусуф-бая на 45 танабов земли милк-и уали-о в маузи' Хачат-Хайрабадского тумана в пользу мазара 'Иваза Мирахурбаши, находящегося у Мазарских ворот Бухары.
Копия конца XVIII в., размер 45 х 33 см. Печать эмира Ма'сума (Шах-Мурада).
4
«[Документ] мечети Наукади Хайрабада' с печатью государя, упокоившегося в раю».
1214 /1799—1800 г. Акт о возобновлении вакфа в пользу соборной мечети селения Наукаде бухарского тумана Хайрабад на 16 танабов земли хурр, свободной от хараджа, расположенной в том же селении, среди хараджных земель, находящихся в распоряжении обрабатывающих их крестьян (дар тарарруф ба карандаги.). В акте зафиксирован таамул — обычные нормы распределения доходов этого вакфа.
Подлинник, размер 45 х 40 см. Печать эмира Ма'сума (Шах-Mу-рада). [41]
5
«Вакфный документ [в пользу] чтецов Корана [за упокой души] михтара 'Алима с печатью казия Ходжа 'Азиза и несколько других документов». (Это заглавие относится к следующим восьми документам).
а) 1193/1779 г. Вакфный документ в пользу чтецов Корана на могиле михтар-и калан Мухаммад 'Алима, сына муллы Мухаммад Амина, который сам заблаговременно построил для себя мавзолей из обожженного кирпича за воротами Намазгах г. Бухары и отдал в вакф 40 танабов земли милк-и халис неподалеку от мавзолея и 24 танаба земли милк-и дахйаки в маузи' Казбанан тумана Пайи Руд Бухары.
Подлинник, размер 42 х 188 см. Весьма парадно оформленный акт каллиграфически написан черными, красными и золотыми чернилами. Текст заключен в рамку из синих и золотых линий и наклеен на полотно.
39 оттисков, печатей разных лиц, в том числе пяти казиев, находятся у окончания вакфнаме, подтвердительного постановления и ривайата (фатва), т. е. заключения муфтиев о правильности вакфа.
б) 1133 /1720-21 г. Купчая верховного казия Бухары по имени Мир Абу-л-Баракат ал-Хусайни, купившего у ходжи Бака, сына ходжи Риза, 8 танабов земли милк-и дахйаки в маузи' Фаракинт бухарского тумана Руд-и Шахр за 12 золотых ашрафи.
Подлинник, размер 14,5 х 22 см, написан особо красивым почерком насх и заверен круглой печатью, 3,9 см в диаметре, с текстом, не поддающимся прочтению и подписью-монограммой Ибрахима, сына казия Мир Фазл...
На обороте в правом верхнем углу более поздняя помета: Чак-и замин-и Фаракинт.
в) Раби II 1182 г. х../15.VIII—12.IX. 1768 г. Купчая михтара Мухаммад 'Алима, сына Мухаммад Амина, купившего у Мухаммад Риза-шейха, сына Бахадур-шейха 6 танабов земли милк-и дахйакдар с 60 корнями винограда (кунде-йи так) и другими деревьями в маузи' Казбанан тумана Пайи Руд Бухары за 5 золотых ашрафи.
Подлинник, размер 16 х 22,7 см, заверен круглой печатью верховного казия Мир Низам ад-дина, сына Мир Хамид ад-дина Ходжи ал-Хусайни, и подписью-монограммой сейид Мухаммада.
г) (Шаввал 1178 г. х./28.V— 25. VI. 1759 г. Купчая муллы 'Алим-джана, сына муллы Мухаммад Амина, у сеййда Мир Абу-л-Файз-ходжи, сына ишана Мир Абу-л-Бака-ходжи ал-Хусайни, на 18 танабов земли в маузи' Фаракинт тумана Пайи Руд Бухары за 40 золотых ашрафи. [42] Подлинник, размер 20 х 23 см, заверенный двумя овальными печатями с текстом, не поддающимся чтению. На обороте в правом верхнем углу поздняя помета: Чак-и маузи'-л Казбанан.
д) Раби I 1133 г. /31. ХП. 1720-29.1.1721 г. Купчая верховного казия Бухары эмира Абу-л-Бараката, сына верховного казия эмира Файзи ал-Хусайни, у наследников Мир Фасих ад-дина-ходжи на девять танабов земли милк-и дахйака в маузи' Фаракинт тумана Руд-и Шахр Бухары за 33 золотых ашрафи.
Подлинник, размер 20,7 х 28 см, заверен печатью казия Мир Абу-л-Бараката, сына казия Мир Джалал ад-дина.
е) Раджаб 1166 г. /4.V—2.VI.1753 г. Купчая ахунда муллы Hyp Мухаммада, сына муллы Пир Мухаммад-бая, у сейидов Наср ад-дина-ходжи Шейхалислама и Рахматаллах-ходжи на 15 танабов земли за воротами Намазгах г. Бухары за 110 золотых ашрафи.
Подлинник, размер 21,5 х 29 см, заверен круглой печатью 4 см в диаметре, верховного казия Мир Низам ад-дина, сына Мир Хамид ад-дина.
ж) Сафар 1193 г./18.II—18.111. 1779 г. Купчая михтара Мухаммада 'Алима-михтар-и калан сына муллы Мухаммада Амина, у наследников Hyp- Мухаммада на 40 танабов земли за воротами Шейхджалал и Намазгах г. Бухары, и сукнийат Рабата, находящегося на земле потомственного вакфа, за 241 золотой ашрафи.
Подлинник, размер 22,5 х 44 см, заверен двумя печатями: 1) круглая, 4 см в диаметре, верховного казия ходжи Надира, сына казия ишан-ходжи Шейх-Мухаммада; 2) овальная, 2,6 х 1,8 см, Мухаммада Каландара, сына Мухаммада Талиба-ходжи ал-Хусайни.
з) 11?6 /1694—1782 г. Купчая муллы Hyp Мухаммада, сына муллы Пир Мухаммада, у дочери ишана Мухаммад Хашим-ходжи на 20 танабов земли и болото (кул) выше Намазгаха г. Бухары за 70 золотых ашрафи. Упоминается ***.
Подлинник, размер 18 х 22 см, заверенный круглой печатью, 3,8 см в диаметре, верховного казия Низам ад-дина, сына Хамид ад-дина-ходжи ал-Хусайни.
6
«Вакфный документ мечети местности Хушйар Хайрабада». 1233 /11.XI.1817-30.X.1818 г. Вакфнаме Ир-Назар-бек-бия, сына убежища начальствования (амарат-панах) Танг Атира дадхвах, в пользу мечети Хай Чубкари маузи Хушйар на 15 танабов земли милк-и хурр в маузи' Хушиар тумана Хайрабад г. Бухары, рядом с танхвах учредителя вакфа и землями мамлака, отданными ба карандаги. [43] Подлинник, размер 24 х 87 см, заверен миндалевидной печатью, 1,2 х 1,4 см, сейида эмира Хайдара, приложенной трижды.
7
«Вакфный документ [в пользу] чтецов Корана [за упокой души] муллы Ир Назар-бия с печатью господина Дур Симтани(?)».
Рамазан 1233 г. /5. VII—3. VIII. 1818 г. Вакфнаме Ир Назар-бек-бия, сына Танг Атйра дадхвах, в пользу потомков на 20 танабов земли милк-и хурр в маузи' Джуй-йи Му'мин тумана Хайрабад г. Бухары.
Подлинник, размер 24 х 87 см, заверен миндалевидной печатью, 1,2 х 1,4 см, сейида эмира Хайдара.
8
«Завещание 'Алимджана с печатью казия Мирзы Фузайла» (Казий Мир Мухаммад Фузайл, сын Мир Мухаммад Амина, известен по другим документам из Бухары конца XVIII в. См., например, док. № 388 Бухарского музея (купчая на землю в окрестностях Бухары от 1795 г.)).
Рамазан 1210 г. /10.III—8.IV 1796 г. Васийат-наме муллы 'Алимджана, сына муллы Мухаммад Садика, предписывающее употребить 6000 ашрафи. из имущества, которое останется после его смерти, на покупку хорошей земли в вилайете Бухары и обратить ее в вакф могилы Шах-Кулала.
Подлинник, размер 26 х 45 см, написан крупным, грубо-торопливым почерком на кокандской бумаге.
Печать круглая, 3 см в диаметре, с текстом: Мирза Мухаммад Фузайл, сын Мирзы Мухаммад Амина.
9
«Старинный вакфный документ в пользу потомков некоего араба, имя которого неизвестно».
Под этим заглавием в «Оглавлении» числится публикуемый нами арабский фрагмент 1299 г. Его персидский перевод в «Оглавлении» не числится, так как он вклеен между документами № 2 «г» и № 3 уже в наше время.
Из «Оглавления» видно, что старинный арабский документ уже в начале XIX в. находился в свитке на том же последнем месте, как и теперь. [44] «Оглавление» завершается своеобразным итогом: «Всего 9 (девять) штук» — ***
Нам неясно, по какому принципу подбирались документы, составившие один свиток; хронологической последовательности в нем нет. Как видно, хронология настолько не интересовала составителя свитка, что он не включил в свое «Оглавление» ни одной даты. Географическое единство тоже не выдержано. Первый и последний документы относятся к бухарскому туману Самджан, второй («а» «б») — к Сумитану в западных окрестностях г. Бухары, третий, четвертый, шестой, седьмой — к бухарскому туману Хайрабад; Baк-фийа Михтара 'Алима и семь приложенных к ней купчих относятся к местности, непосредственно прилегающей к южным воротам г. Бухары, называемым в этих актах воротами Намазгах и Шейх-Джалал, а также к маузи Казбанан в тумане Па-йи Руд и маузи, Фаракинт в тумане Руд-и Шахр (В документе № 5 «г» Фаракинт относится к туману Па-йи Руд! Возможно, это ошибка писца)
Текст воспроизведен по изданию: Бухарский вакф XIII в. М. Восточная литература. 1979
© текст
-Арендс А. К.; Халидов А. Б.; Чехович 1979
© сетевая версия - Тhietmar. 2003
© OCR -
Грачев А. 2003
© дизайн
- Войтехович А. 2001
© Восточная
литература. 1979