ВВЕДЕНИЕ

Публикуемые бухарские документы относятся к тому периоду истории Средней Азии, когда здесь с особенной силой сказались тяжелые последствия монгольского нашествия.

Средняя Азия была одной из первых стран, завоеванных Чингиз ханом. Эту территорию монголы не только обложили данью, как Россию и другие позже покоренные области, но обосновались здесь надолго. В процессе завоевания и после него в течение целого столетия в Средней Азии продолжались кровопролитные войны то против местного населения, то между армиями постоянно враждовавших чингизидов. Желая лишить друг друга баз ¹, монгольские феодалы нарочно уничтожали большие города, села, сады, посевы, скот и местное население на огромных пространствах ранее культурной и густонаселенной земли. Особенно много раз подвергался опустошению г. Бухара и его окрестности ².

Народы Средней Азии к XIII в. имели уже длительную историю культурной жизни. Как раз в Х — начале XIII в. здесь наблюдался большой подъем экономики и культуры. Высокого по тому времени уровня достигли сельское хозяйство и ремесла, выросли большие густонаселенные города. Центры цивилизации в эпоху, предшествующую монгольскому нашествию, находились в таких городах, как Самарканд, Бухара и др. В то время Средняя Азия дала человечеству величайших ученых средневековья — Абу Али ибн Сину, Абу Рейхана Бируни, Абу Джафара Хорезми, Абу Насра Фараби и других, труды которых были образцом высших достижений в науке своего времени, а также замечательных писателей и поэтов. [6]

Культурный уровень монголов Чингиз хана был не только ниже, чем у завоеванных ими народов Средней Азии, но даже ниже, чем у предыдущих завоевателей — тюрок-илеков ³. Среди окружавших их в Монголии племен — кераитов и найманов — монголы Чингиз хана были самыми отсталыми ⁴. По убеждению В. В. Бартольда, они находились на гораздо более низкой ступени культуры, чем германские варвары, разрушившие Рим в V в. ⁵ Поэтому не удивительно, что результатом монгольского нашествия на культурные области Средней Азии было в ряде случаев полное уничтожение всякой культуры (как, например, в Семиречье) или многовековое прозябание под иноземным владычеством, которое “давило, оскорбляло и иссушало самую душу народа” ⁶.

Завоеватели не ограничились диким истреблением сел и городов. По мнению В. В. Бартольда, бедствия, перенесенные жителями Мавераннахра во время смут второй половины XIII и начала XIV в., оставили гораздо более продолжительные и глубокие следы, чем даже опустошения, вызванные самим монгольским нашествием ⁷. Мнение это разделяется не всеми учеными. М. Е. Массон, например, высказывал точку зрения, что Бухара к началу второй четверти XIV в. уже вполне оправилась от разрушений ⁸. И. П. Петрушевский, напротив, считает, что даже В. В. Бартольд явно недооценивал размеров разрушений, произведенных чингизовыми войсками, и фактов последующего экономического упадка ⁹. Большой заслугой И. П. Петрушевского является глубокое изучение источников XIII — XIV вв. по социально-экономической истории Ирана, что позволило ему придти к определенным научным выводам. В отношении Средней Азии XIII — XIV вв. подобная работа после В. В. Бартольда еще не проводилась. Общее знакомство с источниками позволяет только утверждать, что последствия монгольского завоевания для Средней Азии должны были быть еще тяжелее, чем для Ирана.

Основным препятствием для основательного изучения этого вопроса является крайняя скудость имеющихся источников. До нас не дошло ни исторических сочинений, ни мемуаров, которые были бы написаны среднеазиатскими авторами монгольского периода. ¹⁰ История XIII — XIV вв. известна нам по источникам, составленным вне Средней Азии и не современниками завоевания. Исключением является рассказ [7] одного законоведа, пережившего в Бухаре трагические события 1220 г., записанный позднее с его слов арабским историком Ибн ал-Асиром ¹¹ в Месопотамии. Эпопея бегства хорезмшаха и битв с монголами его сына Джалолиддина описана по-арабски хорасанцем Несави. ¹² Другой современник монгольского нашествия Минхаджаддин Осман ал-Джузджани ¹³ жил в Афганистане и Индии и был осведомлен только о событиях, происходивших в этих странах. Прибавление к словарю Джавхари “Ас-сурах”, в котором имеются некоторые подробности о среднеазиатских деятелях, было составлено Джамолом Карши на арабском языке в Кашгаре. Описания монгольских завоеваний Средней Азии, содержащиеся в “Истории завоевателя мира” Джувейни и в “Сборнике летописей” Рашидаддина, написаны позднее в основном не в Средней Азии и не очевидцами событий. Еще скуднее источники по истории Средней Азии для времени, наступившего после завершения Рашидаддином его труда. По сравнению с Ираном, положение которого в XIV в. подробно описано Хамдаллахом Казвини и другими, Средняя Азия этого периода совсем почти не освещена письменными источниками. Время правления хана Кебека (1318 — 1326 гг.) и его преемников известно главным образом по нумизматическим данным. Гипотезы В. В. Бартольда ¹⁴ и А. Ю. Якубовского ¹⁵ об административных реформах этого времени до сих пор остаются недоказанными. Тем большее значение приобретают публикуемые официальные документы, составленные в 1326 — 1333 гг. в самой Бухаре и в какой-то мере отражающие состояние ее социально-экономической жизни. Некоторые сведения об этих документах уже были опубликованы нами в статьях: “Новый источник по истории Бухары начала XIV в.” ¹⁶ и “К истории крестьян Бухары XIV в” ¹⁷.

* * *

Бухарский шейх Сайфиддин Бохарзи ¹⁸, памяти которого был посвящен вакф, зафиксированный в публикуемых нами документах, [8] родился во второй половине XII в. в хорасанской области Бохарз. ¹⁹ В городах Герате и Нишапуре он получил обычное в то время религиозно-юридическое образование и вскоре сделался суфием. Достигнув редких успехов в мистике и переехав в Хорезм, был принят в число немногих мюридов популярного там шейха Наджмиддина Кубра. О характере суфийского подвижничества Сайфиддина Бохарзи сохранилось немало анекдотов в разных источниках. В частности, интересные рассказы о нем приводятся поэтом XV в. Абдуррахманом Джоми в “Нафахот ал-унс”. ²⁰ Имея, безусловно, легендарный характер, эти рассказы отражают популярность шейхов, их авторитет в глазах населения и феодальных правителей. Джоми утверждает, что Сайфиддин Бохарзи был послан в Бухару своим наставником Наджмиддином Кубра, который вскоре после этого, в 1221 г., погиб при захвате монголами Хорезма. Сайфиддин Бохарзи прожил в Бухаре около 40 лет и, по-видимому, занимал видное положение.

Известно, что Чингиз хан и его ближайшие преемники, стремясь добиться покорности населения завоеванных стран, старались привлечь на свою сторону духовенство, чтобы через него влиять на народ. Ценой предательства казии и садры неоднократно покупали жизнь для себя и многочисленных своих приближенных. Некоторые монгольские ханы искали поддержки шейхов в борьбе против своих соперников. Известно, например, что Берке хан, брат Батыя, посещал в Бухаре Сайфиддина Бохарзи: ***

“Затем воцарился Берке хан, сын Туши, а он ильхан — мусульманин, [носящий титул] “Помощник веры и мира”. Он приехал в Бухару, чтобы посетить и получить благословение шейха шейхов, полюс полюсов, тайны бога на земле, [носящего титул] “Меч истины и веры”, Саъида, сына Мутаххара ал-Бохарзи, да освятит Аллах душу его”. ²¹

Пользуясь своим влиянием, Сайфиддин Бохарзи пытался [9] воздействовать если не на монголов, то на их везиров. Известна оксфордская рукопись стихотворного послания Сайфиддина Бохарзи к правящему эмиру Чагатая Хабаш Амиду (или по другому чтению, Джейш Ахмеду). ²² В очень резких выражениях Сайфиддин Бохарзи критиковал этого крайне могущественного вельможу за вмешательство в дела духовенства и за назначение на руководящие посты невежественной молодежи. Он требовал, чтобы власть была вручена представителям мусульманского духовенства, и угрожал, что в случае несогласия устранится совсем. Сайфиддин Бохарзи, по-видимому, хотел усилить роль шейхов и отчасти достиг этой цели, по крайней мере, сделался в Бухаре “шейхом мира” (шейх ал-олам), признанным монгольскими ханами. Могущественная ханша Сиюркуктени-бики, мать Менгу, Хулагу, Кубилая, хотя и была христианкой-кераиткой, пожертвовала 1000 балышей серебра на постройку в Бухаре медресе и на основание вакфа, распорядителем которого был назначен Сайфиддин Бохарзи. ²³ Нам неизвестно, было ли учреждение вакфа оформлено в тот момент специальным актом. До нас дошли только документы, публикуемые в этой книге, датированные 1326 — 1335 гг., т. е. более чем через 65 лет после смерти Сайфиддина Бохарзи. ²⁴

В качестве основателя вакфа в пользу мавзолея и хонако Сайфиддина Бохарзи в наших документах назван его внук Абулмуфохир Яхья, сын Ахмеда, сына Саъида ал-Бохарзи. Писатель XVI в. Ахмед, сын Мухаммеда, сообщает, что этот шейх прибыл в Бухару из Кермана в 717/1312 — 13 г., а умер в 736/1335 — 36 г, “Это он учредил поминальные угощения, предоставление беднякам одежды и жилищ в Фатхободе”, — говорит Ахмед б. Мухаммед. ²⁵ Так как из другого сочинения ²⁶ нам известно, что сын Сайфиддина Бохарзи, Бурхониддин Ахмед, совершил хаджж и остался в Кермане, сообщение о прибытии Яхьи, сына Ахмеда, из Кермана выглядит правдоподобно. Современник шейха Яхьи арабский путешественник ибн Баттута, будучи в Бухаре, останавливался в хонако Сайфиддина Бохарзи и рассказывает о нем следующее: [10] ***

“Остановились мы в бухарском пригороде, известном под названием Фатхобод, где находится могила шейха мира, благочестивого отшельника Сайфиддина ал-Бохарзи, а он был одним из главных святых. Обитель, приписываемая этому шейху, где мы остановились, очень велика, ей принадлежат огромные вакфы, [на доходы] с которых кормятся паломники. Ее шейх из потомков [Сайфиддина], совершивший благочестивое паломничество, Яхья ал-Бохарзи принял меня как гостя в своем доме. Он собрал [самых важных] лиц города. Читали чтецы прекрасными напевами, и проповедник произнес речь. Очень хорошо пели по-тюркски и по-персидски. Мы провели там самую удивительную из чудесных ночей, и встретил я там превосходного ученого-законоведа, носящего титул “садр шариата”. ²⁷

В публикуемом вакуфном документе перечисляется десять деревень и одно крупное селение (касаба), расположенные в юго-восточных окрестностях Бухары. Их пахотные земли, сады, оросительные каналы и прочие недвижимости, расположенные в этом районе, за исключением отдельных имений частных и вакуфных, в 1326 — 1334 гг. были обращены в вакф мавзолея и хонако Сайфиддина Бохарзи. Возможно, что в их число вошли и земли, купленные по приказанию Сиюркуктени-бики и обращенные ею в вакф медресе. Это медресе, известное под названием Хонийе, было разрушено в 1273 — 1276 гг. при очередном погроме Бухары вследствие междоусобных войн между потомками Чингиз хана. В публикуемом документе при описании касабы Фатхобод есть только одно упоминание “старинного вакфа этой гробницы”. Там говорится, что Фатхобод был построен шейхом Сайфиддином Бохарзи и что в состав его вакфа входили земли, “известные под названием Шахри Зуди”, расположенные в непосредственных окрестностях Фатхобода (док. 1, строки 320, 382). Однако вошли ли в “старинный вакф... гробницы” именно те селения, которые были куплены по приказанию ханши Сиюркуктени, мы не знаем. [11]

В этом издании представлены все известные в настоящее время документы, касающиеся вакфа в пользу мавзолея и хонако Сайфиддина Бохарзи.

Основной документ 726/1326 г. (№ 1) по размеру занимает более 0,9 всего текста. Он сопровождается двумя подтвердительными постановлениями 1326 г. (№ 2 и 3) и дополнительной вакуфной грамотой 734/1333 г. (№ 4) ²⁸. Мы включили в сборник также вакфнома 1744 г. (№ 5) и помету реставратора 1879 г. (№ 6), как имеющие непосредственное отношение к данному вакфу и основному документу.

Содержание первого и самого длинного из публикуемых документов можно разделить на следующие крупные части.

1. Вводная часть, в которой после хвалы Аллаху, пророку и учредителю вакфа дается благочестивая мотивировка совершения акта и объяснение его юридической сущности.

2. Перечисление объектов вакфа и обращенных в вакф недвижимостей с подробным описанием их границ и таким же описанием не вошедших в данный вакф участков, принадлежавших другим вакуфным учреждениям, частным лицам или государству.

3. Перечисление обращенного в вакф движимого имущества, в том числе предметов обихода, оборудования мавзолея и хонако, а также рабов, купленных учредителем вакфа и освобожденных им от рабства, но прикрепленных к вакуфным землям для их обработки и для обслуживания мавзолеев и хонако.

В вводной части после славословий изложены религиозные соображения, послужившие причиной обращения в вакф собственной недвижимости шейха Яхьи, внука Сайфиддина Бохарзи. Главная мысль сводится к утверждению временного и преходящего характера земной [12] жизни и вечности потусторонней, вследствие чего “каждому человеку необходимо добрыми делами в этом мире подготовить для себя благополучие на том свете”. Наилучшим видом милостыни признается постоянное, не прекращающееся и после смерти учредителя извлечение доходов из имущества, обращенного в пользу религиозных учреждений и на призрение паломников, т. е. вакф.

Сущность самого акта обращения имущества в вакф определена рядом формул, в которых, в частности, говорится, что после обращения в вакф имущество не должно ни продаваться, ни передаваться по наследству, ни превращаться в чью-либо собственность, ни расходоваться на что-либо, кроме обозначенных в документе статей расхода.

В качестве объектов вакфа, т. е. сооружений, на поддержание которых было предписано расходовать часть средств вакфа, в нашем документе указаны мавзолей над могилой Сайфиддина Бохарзи в Фатхободе, хонако и земельный участок, предназначенный для постройки второго хонако. Из описания видно, что мавзолей Сайфиддина Бохарзи, существовавший в 1326 г., нетождественен с памятником, сохранившимся до наших дней под этим названием неподалеку от Каршинских ворот г. Бухары. Документ описывает усыпальницу Сайфиддина Бохарзи и примыкающее к ней с юга хонако, причем вход в хонако и усыпальницу был один. С какой стороны был вход, из документа не ясно. Как известно, сохранившийся мавзолей имеет тоже два помещения, но, во-первых, второе, большее, расположено к востоку, а не к югу от первого, и, во-вторых, по своим размерам и по характеру помещений ни одно из них, по-видимому, не могло быть использовано в качестве хонако.

Эти соображения подтверждаются наблюдениями археолога Н. Б. Немцевой, которая выяснила, что сохранившийся мавзолей Сайфиддина Бохарзи построен позже расположенного с ним рядом мавзолея Баян Кули хана, т. е. не ранее второй половины XIV в.

В мавзолее Сайфиддина Бохарзи похоронены, кроме него, его два сына — Джалолиддин Мухаммед и Мазхариддин Мутаххар, а также внук Абу Муфохир Яхья и правнуки — Хованд Бурхониддин и Рухиддин шейх Доуд. Могилы сыновей Сайфиддина Бохарзи расположены к западу, а внука и правнуков — к востоку от его могилы. (См. Китоби Муллозода, цит. изд., стр. 42).

Обширный и ценный материал содержится в публикуемом документе по вопросу об исторической топографии Бухарского района.

Приведем список обращенных в вакф местностей в том порядке, в каком они перечислены в документе.

1. Деревня Форакан *** варианты: ***

2. Деревня Ушмиюн ***

3. Деревенька Ибоди ***

4. Деревня Кишлок Биджуги *** [13]

5. Угодья деревни Маргзорча ***

6. Деревня Захандждиза ***

7. Земли деревни Хавзи Арусони кухна ***

8. Касаба Фатхобод ***

9. Деревня Фаришун ***

10. Деревня Разина ***

11. Деревня Ковокдиза ***

12. Деревня Косара ***

13. Деревня Кушки Осиёи Вобкана ***

Кроме перечисленных, в документе упоминается еще несколько десятков деревень и каналов в связи с тем, что они граничили с землями вакуфных имений Сайфиддина Бохарзи.

Многие географические названия XIV в. сохранились в окрестностях Бухары до нашего времени. На картах 1893 и 1896 гг. и в “Списке арыков и населенных пунктов Бухарской части долины Зеравшана” Н. Ф. Ситняковского ²⁹ мы находим под старыми названиями большинство деревень и оросительных каналов, перечисленных в нашей вакуфной грамоте. Благодаря этому можно довольно точно определить местоположение почти всех обращенных в вакф Бохарзи земель и селений.

Некоторые из названий деревень и каналов встречаются в документах XVI в. шейхов Джуйбари, например, Фатхобод, Фаришун (Варишун), Ибоди, дехи Осьё, Хавзи Арусон, Ширбудун, Туркмондиза, Хома, Форакан, Маргзорча, Навхас, Сомджан, Ахурбадин, Сафидмун и др. ³⁰

Ближайшим к Бухаре, в полутора километрах к юго-востоку от Каршинских ворот, был Фатхобод, основанный, как говорится в документе, еще в XIII в. поселившимся там Сайфиддином Бохарзи. В этом месте он и был похоронен. В 3 км к югу от Фатхобода, приблизительно на 1 км западнее современной линии железной дороги, находилась деревня Форакан, принадлежавшая со всеми ее землями вакфу. Между Фатхободом и Фораканом были расположены тоже принадлежавшие вакфу земли Маргзорча. К юго-востоку от Форакана находилась деревня Ушмиюн (Ошпьемун на карте 1896 г.), а к ней с юга и востока примыкали деревни Ковокдиза, Ибоди, Разина и Кишлок Биджуги. Восточнее Разины находилась деревня Хавзи Арусон, [14] упомянутая в документах шейхов Джуйбари и в списке Н. Ф. Ситняковского среди селений, расположенных на левых ответвлениях от канала Шахруд, что вполне соответствует указаниям нашего документа. Как видно из публикуемой грамоты и документов шейхов Джуйбари, земли деревни Хавзи Арусон орошались из канала Фаришун, который нес воду к деревне Фаришун, вошедшей в состав вакфа, но не отмеченной ни на картах, ни в списке Н. Ф. Ситняковского. Не находится на картах также деревня Ковокдиза, но ее местоположение уверенно определяется благодаря упоминанию границ, примыкавших к землям указанных на карте селений.

Публикуемый документ помогает выяснить ряд историко-географических вопросов и определить местоположение многих населенных пунктов, известных ранее только по названиям, например: Хома, Фаргандад, Анбардувон, Кафшувон, Зарманох, Сафидмун, Фагитасин и др. ³¹

Из документов видно, что к югу от Каршинских ворот Бухары вакфу Сайфиддина Бохарзи принадлежал целый район, площадью не менее 100 км ². В 1326 — 1333 гг. к этому вакфу были присоединены земли деревень Кушки Осьё (Касри Осьё) и Косари, расположенные к северу от Бухары, на расстоянии приблизительно 20 км, на канале Коми Акка, отведенном от Вабкентдарьи.

Как видно из публикуемых документов, в окрестностях Бухары в 1326 г. было очень много развалин, разрушенных замков, мечетей и жилищ, запущенных выкорчеванных садов и виноградников. Описание почти каждой деревни начинается с указания, что среди ее земель имеется высокий холм, а на нем — ныне разрушившиеся здания, пустые площадки (сохот) бывших крупных построек (саройхо) и жилых помещений (хонахо), предназначавшихся для проживания кадиваров и музориев. Все это, очевидно, следы страшных опустошений в результате монгольского нашествия и междоусобных войн между ханами. Ведь последнее разорение Бухары монголами было в 1316 г., т. е. всего за десять лет до составления настоящего документа.

Про деревню Ушмиюн в документе говорится, что ее усадьбы, расположенные на высоком холме, теперь разрушены. “В старину на нем были разные постройки, в том числе мечети, здания, амбары и дома кадиваров, а теперь все превратилось в пустыри” (док. 1, строка 174). В описании каждой деревни встречаются упоминания запущенных, выкорчеванных садов, виноградников, разрушенных замков, мечетей, жилищ, уничтоженных каналов (строка 394), хаузов и пустошей.

Наряду с этим документ отразил и противоположный процесс — вновь посаженные сады (строки 82, 133, 153), новые каналы, например, отведенный из Форакана на земли деревни Ушмиюн (строка 88), вновь построенные дома (строка 153), молодые виноградники (строка 134) и земли, которые “были недавно пустошью, а теперь обработаны” [15] (строка 201). Возводились и новые ирригационные сооружения например, тарнови и мухаддас, строка 316), иногда прокапывались каналы. Очевидно, на землях вакфа проводились работы по оживлению пустошей, проведению каналов и насаждению деревьев. Восстанавливалась земледельческая культура и на землях частных собственников, не вошедших в вакф.

Документ дает возможность проследить, как были организованы эти работы: в деревне Форакан один из садов, принадлежавших учредителю вакфа, был отдан для садоводства (ба богбони) некоему Мухаммеду Нахшеби, который насадил в нем деревья и виноград (строка 153). Новый сад и молодой виноградник появились и в другом имении учредителя вакфа, где садоводом был Ахмед ходжи бурьебоф (строка 133), а также в имении эмира Дуладая, где виноград насадил Ой Тимур (строка 560). В той же деревне упоминаются и другие “вновь посаженные сады” и “вновь проведенный канал” (джуйи ки новбар кардаанд), из которого берут воду на некоторые земли Ушмиюна. Из документа видно, что освоение пустоши проводилось и другими вакуфными учреждениями. Упоминается, например, вакф бухарской соборной мечети, на землях которого некий Сайод насадил сад (строка 134).

Среди исключаемых из вакфа, но расположенных внутри обращенного в вакф района упоминаются 24 сада, земельные участки и одна мельница, являвшиеся собственностью (милк, милки хосс) учредителя вакфа, шейха Яхьи Бохарзи.

Те условия, на которых собственные сады шейха были переданы, очевидно, для обработки другим лицам, обозначаются в документе словами: ***

В тех случаях, когда речь идет о возможности передачи кому-либо во временное владение вакуфных земель, употребляются другие термины, например, ***

Термин *** встречается в документе 28 раз. Он употребляется только в отношении собственных садов учредителя вакфа и общей собственности его с крупным светским феодалом эмиром Дуладаем.

Ввиду важности социального института кадиварства рассмотрим найденные факты несколько подробнее.

Персидские словари дают следующие значения слова кадивар:

S. Haim, — A farmer, a sower (***); a gardener (***); the alderman of a village (***); the master of a house. *** ³² ***

M. X. Тебризи: *** [16] *** ³³ ***

M. Гиясиддин: *** ³⁴ ***

Али Акбар Нафиси: *** ³⁵ ***

M. А. Гаффаров: 1) To же, что ***. 2) Земледелец, землепашец, крестьянин ³⁶.

F. Wolff — Hausherr, Familienvater. Ackersmann, Landmann ³⁷.

J. A. Vullers — 1)pater familias, herus. 2)praefectus pagi; 3)sator, agricola, hortulanus ³⁸.

F. Steingass — a landlord, master of a family; the head man of a village; a farmer, sower; a gardener ³⁹.

Этот термин зарегистрирован уже в парфяно-манихейских текстах в форме Kdybr и в согдийской форме Ktybryk ⁴⁰. Позже он встречается в Истории Бухары Мухаммеда Наршахи Х — XIII вв. при описании могущества бухархудата — великого дехкана из древнего рода, которому принадлежали многие земли, причем большинство бедняков Бухары были его кадиварами и хизматкорами ⁴¹. [17]

В “Шахнаме” Фирдоуси термин кадивар встречается неоднократно.

1) В предании о царе Ноударе, который изменил обычаям отцов, жестоко расправился с мобедами и князьями и жадно собирал деньги, говорится, что в это время кадивары стали сипохами и настало смятение ⁴².

2) В легенде о Бахрам Гуре, который случайно во время охоты попал в богатое селение со множеством домов, улиц, базаров. Михтаром этого села оказался богач-кадивар, который имел тысячи голов скота, массу золота и целые караваны с товарами, а сам притворялся бедняком ⁴³.

3) В рассказе о налоговой реформе сасанидского царя Хосроя (VI в. н. э.) говорится, что был учрежден новый налог (хародж), который уплачивался частями три раза в год. После этого якобы никто не притеснял кадиваров ⁴⁴.

4) В тегеранском издании “Шахнаме” (X, 3037) есть еще строфа о кадиваре, который рисуется сеятелем и жнецом.

Одно из стихотворений персидского поэта XI в. Хакима б. Якуба Менучехри посвящено дехкану-кадивару, который занимается виноделием ⁴⁵.

Перечисленные контексты рисуют кадивара Х — XI вв. как сельского хозяина, облагаемого феодальной рентой в пользу государства. Иногда кадивары богаты и, естественно, скрывают это от представителей власти. Иногда они разорены налогами и бунтуют, вследствие этого в стране наступает смятение.

Контекст Наршахи (уже неоднократно анализировавшийся) ⁴⁶ позволяет заключить, что в Бухаре уже в домусульманский период кадивары были заняты обработкой земель крупных феодалов, например бухархудата. [18]

В публикуемом документе кадиварами называются люди, получавшие (очевидно, для обработки) земли крупных землевладельцев, духовных и светских феодалов. Перечисляются многочисленные имения, находящиеся в руках кадиваров, составляющие их кадиварство, называются собственные имена кадиваров: Махмуд Ма'руш, Мухамед Ходжа Турк, Тоджиддин, Махмуд Майги, Мардоншох, Шоди Малик, Юсуф Хасан Бурон, Мехтар сын Мухаммеда Бухори, Хамид сын Исхока, Айоз сын Наджиба, Рамазон, Фахриддин Давлат хатун. Все они получили *** сады, принадлежавшие учредителю вакфа или ему совместно с эмиром Дуладаем. Махмуд Майги получил сад “ба карори муъаййан” (строка 515). Мехтар, сын Мухаммеда Бухори рядом с полученным в кадиварство садом имел собственный виноградник и гранатовые деревья; нигде не сказано, на каких условиях кадивары получали эти сады. Из контекстов нашего документа видно, что существовали другие, кроме кадиварства, формы сдачи земель и садов в обработку (например, богбони, музораъа). Сущность этих форм и особенности их документом не выясняются.

Из одного места видно, что дворы с жилищами кадиваров и музориъев входили в состав обращаемого в вакф недвижимого имущества. Однако во всех других случаях, когда упоминаются дома кадиваров, о них говорится как о разрушенных (вероятно, со времен монгольских побоищ конца ХIII — начала XIV в.).

Сопоставляя все контексты нашего документа, содержащие термины “кадивар” и “кадивари”, можно прийти к выводу, что в начале XIV в. в Бухаре еще реально бытовали отношения между крупными собственниками земли (в данном случае шейхом и эмиром) и земледельцами, обозначаемые термином “кадивари”. Описания разрушенных жилищ кадиваров на холмах, возле феодальных замков (кушк), где упоминаются развалины бывших дворцов (сарой) и складов (анбор), и другие контексты позволяют предположить, что кадиварами называли зависимых земледельцев, обрабатывавших наряду с музориъями земли феодалов.

Сведений, которые могли бы уточнить наше представление о характере взаимоотношений между феодалами и кадиварами, в доступных источниках не содержится. Были ли кадивары свободными или закрепощенными земледельцами и какое отношение имели они к сельской общине, получали ли землю от феодалов для обработки из доли урожая или на других каких-либо условиях, изменялось ли их положение на протяжении Х — XIV вв. и в каком направлении — все эти вопросы остаются открытыми. Наш документ 1326 г. вносит лишь то новое, что кадиварство существовало вплоть до XIV в., что эта форма землепользования была характерна главным образом для частновладельческих (но не для государственных и вакуфных) имений и что жилища кадиваров были расположены возле замков феодалов, а несамостоятельными поселениями. Самый факт получения кадиварами земли, принадлежащей феодалам, свидетельствует о том, что кадивары в [19] XIV в. не имели (совсем или в достаточной мере) собственной земли.

Заключительная часть документа посвящена распоряжениям учредителя вакфа о расходовании средств и организации всего хозяйства вакуфного учреждения. Обращает на себя внимание тот факт, что весь этот раздел на протяжении 250 строк текста посвящен только подробностям распределения доходов. Сельскохозяйственному производству, являвшемуся источником средств вакфа, в документе не уделено и сотой доли внимания. Никаких указаний о возделываемых на вакуфных землях культурах, об агротехнике и прочем в документе не содержится. При описании вакуфных земель указывается только право на оросительные воды из определенных каналов, но ничего не говорится об организации орошения, ремонте и очистке ирригационных систем и других обстоятельствах этого сложного и трудоемкого дела, от которого зависела доходность имении.

Все обрабатывавшие вакуфную землю, будь то потомки Бохарзи, представители администрации вакфа или же простые земледельцы, даже из бывших рабов, одинаково обязаны были ежегодно свозить в амбары хонако и сдавать его служителям одну треть полученного ими урожая. О технике определения размеров урожая и выделения одной трети ничего не сказано. Поскольку говорится об амбарах, ясно, что рента (мол) взималась натурой, но в каких именно продуктах неизвестно. В документе упоминается о служащих вакуфного учреждения, занятых сбором этой ренты.

Распорядители вакуфных средств имели право предъявлять иски в казийское присутствие от имени вакуфного учреждения, но все это касалось только права на определенную долю урожая или права владения землей; ни о каких функциях администрации вакфа по организации самого сельскохозяйственного производства в документе не упоминается.

Лица, обрабатывавшие земли вакфа, обозначаются в нашем документе термином музориъ (издольщик?) в отличие от обрабатывавших частные земли шейха Яхьи, которых документ называет кадиварами и богбонами. Снабжало ли вакуфное учреждение музориъев семенами, скотом или сельскохозяйственными орудиями, из документа не видно.

Из документа ясно, что вакуфное учреждение интересовалось только сбором и распределением доходов. Само же производство было целиком предоставлено инициативе издольщиков и велось, очевидно, общеизвестными традиционными методами, о которых в вакуфной грамоте не было необходимости говорить. Все это лишний раз свидетельствует о том, что огромные имения среднеазиатских вакфов являлись в сущности совокупностью многочисленных мелких хозяйств, а не крупными хозяйствами.

При мавзолее шейха Сайфиддина Бохарзи было устроено суфийское хонако, являвшееся центром своего рода религиозно-благотворительного учреждения. Паломники получали там приют и пищу, а [20] постоянно жившие при хонако потомки Бохарзи и другие дервиши еще и одежду, обувь, мыло и пр.

В документе подробно перечисляются предметы кухонного, осветительного и прочего инвентаря хонако, устанавливается штат служащих, обязанных собирать и расходовать средства вакфа. Кроме имама, шейха, мутавалли, муэззинов, служителей, повара, кладовщика и других, упоминается учитель для обучения чтению Корана детей-сирот и новообращенных в ислам.

Во главе вакфа, как обычно, поставлен мутавалли, но в данном случае он не обладал правом самостоятельного управления, как это было в позднейших вакфах Средней Азии. Власть мутавалли этого вакфа была ограничена не только условиями вакфозавещателя, но и необходимостью получать одобрение во всех действиях со стороны двух служителей, избираемых обитателями хонако. Эти служители, в свою очередь, обязаны были советоваться во всех делах с живущими в хонако суфиями. Хозяйственными делами внутри хонако (например, организацией ритуальных угощений, размещением паломников и т. д.) распоряжались эти выборные лица, а не мутавалли. Более того, они были вправе запретить мутавалли действия, признаваемые неодобрительными со стороны суфийской общины.

Документ предписывает всем обитателям хонако, включая и мутавалли, следовать примеру учредителя вакфа в благочестивом образе жизни, нестяжательстве, скромности одежды и обстановки жилищ, а также в отказе от пользования услугами рабов в личной жизни. “Нестяжательство” и “бедность” требуются здесь, очевидно, только внешние, поскольку из документа видно, что учредитель вакфа шейх Яхья Бохарзи был чрезвычайно богатым человеком. Он обратил в вакф далеко не все свои имения. Выясняется, что около тридцати доходных имений остались в собственности учредителя и не вошли в вакф. Они упоминаются в документе как соседствующие с вакуфными. Мы ничего не знаем о других его имениях, может быть, существовавших, но не упомянутых в данном документе. Тем не менее, документ категорически запрещает назначать мутавалли тех потомков учредителя, “в ком имеется страсть к стяжанию мирских благ или домогательство высокого сана”. Не случайно два мутавалли названы здесь “Ахи”.

Таким образом, в статуте бухарского вакфа начала XIV в. и в бытовом укладе хонако наблюдаются, может быть, только внешние, но все же соблюдаемые элементы суфийской демократии и дервишеской морали, отличающие его от вакфов шейхов-магнатов XV — XVI вв., например Ходжи Ахрара и шейхов Джуйбари.

В документе сказано, что нравственные поучения основателя вакфа подробно изложены в его книге, сочинение которой было окончено в 1324 г. под названием: ***. Извлечения из этой книги опубликованы Иреджем Афшаром вместе с жизнеописанием Сайфиддина Бохарзи и суфийским трактатом последнего. Сочинение Яхьи Бохарзи сохранилось в рукописи, переписанной в 1394 г., [21] принадлежащей библиотеке Нофиз паша под № 355. Фотокопии ее имеются в Центральной библиотеке тегеранского университета, № 1201 и 1202. В публикуемом документе сказано, что желающие переписать эту книгу могли получить в хонако ее экземпляр вместе с необходимым количеством бумаги, перьев, чернил и пр.

Документ предписывает кухне хонако ежедневно выпекать хлеб и варить пищу (шесть дней в неделю с мясом и один день без мяса) в таком количестве, чтобы накормить каждого пришедшего поклониться могиле шейха мира. Если случайно в момент прихода их в хонако там не будет горячей пищи, предлагается угостить пришедшего хлебом с вареньем, сушеными или свежими фруктами, но ни в коем случае не отпускать никого без угощения. Предписывая ежедневно готовить столько пищи, чтобы хватило на всех присутствующих в хонако, документ указывает все же приблизительный ежедневный расход: 100 — 110 манов (хлеба?) по бухарскому купольному весу (***), что равнялось 500 — 550 шариатским манам. Ежедневной нормой, устанавливаемой документом для каждого суфия-паломника (фукарои мусофир), были две лепешки, весом в один шариатский ман (около 864 г), и миска горячей пищи с куском вареного мяса. Дважды в неделю к этому предписано добавлять сладости, а летом — фрукты из принадлежащих вакфу садов. Особенно большие угощения с приглашением всех городских и сельских жителей предлагалось устраивать в хонако по мусульманским праздникам. Документ предписывает служащим хонако быть справедливыми, оделять всех поровну независимо от национальности и общественного положения угощаемых и получающих постоянное довольствие.

В числе посетителей мавзолея Бохарзи могли быть мусульмане из тюрок, таджиков, монголов и индийцев. По общественному положению документ противопоставляет эмиров раиятам, шейхов донишмандам (представителям ортодоксальной книжной учености в противоположность суфиям), рабов свободным, бедных богатым, знатных простым людям. По существу наш документ отразил все главные слои населения феодальной Бухары. Все земледельцы и ремесленники как податное сословие (раияты) противопоставляются привилегированным эмирам, не только не платящим податей, но, наоборот, пользующимся через систему бератов и хаволя ⁴⁷ услугами эксплуатируемых раиятов.

Документ запрещает отдавать в издольную обработку (музораъа) или во временное владение (мукотаъа) земли вакфа лицам, обладающим властью (хоким) в Бухаре и других вилайетах, а именно: эмирам тумонов, маликам, баскакам и везирам дивона, а также их сыновьям или наместникам, которые могли бы присвоить эти земли (каболава мукотаъа кардан). [22]

Документ категорически запрещает производить какие-либо выдачи *** ⁴⁸ *** ⁴⁹ из средств вакфа, кроме предусмотренных самим учредителем. Все кары небесные и земные призываются на голову насильника (золим), который попытался бы присвоить имущество вакфа, учредить налогообложение (хаволя), выдать и предъявить берат на получение части доходов вакфа.

Было запрещено отдавать вакуфные земли в аренду (иджорат) на срок более двух лет, даже если бы целью аренды была не только обработка (зироъат кардан), но и благоустройство, улучшение и орошение земель (ободон кардан). В случае невозможности воспрепятствовать присвоению имущества вакфа и нарушению условий, предписанных учредителем, со стороны имеющих власть лиц, документ требует прекратить функционирование всего вакуфного учреждения, загородить вход в хонако и оставить необработанными вакуфные земли “до тех пор, пока появится справедливый государь, который изгонит того узурпатора и прекратит его посягательства”.

Кроме свободных земледельцев, вакуфные земли обрабатывали также бывшие рабы, превращенные учредителем вакфа в работников, пожизненно прикрепленных к землям вакуфного имения. Из документа видно, что рабы, купленные учредителем вакфа, были иноземного происхождения: из 18 рабов 10 были индийцы, два — монголы, два — тюрки, один — китаец или кара-китай (хитои), один, вероятно, — перс (аджами) и два — хинди-аджами, вероятно, из персов, живущих в Индии. Впрочем, в отношении одного из последних говорится, что он был “хинди-аджамии Хорасан”, т. е. выходцем из Хорасана. В другом месте сказано, что среди купленных для обслуживания вакфа рабов были также русские, однако среди перечисленных поименно их нет.

Кроме этнической принадлежности, в списке рабов для четырнадцати из них указаны профессии или иные сведения, касающиеся их общественного положения. Таких сведений нет только для хитои, монголов и выходца из Хорасана. Один из тюрок назван шейхом, другой — мясником (кассоб). Три индийца — садоводы (богбон), три — охранники орошения (джубон), один — погонщик верблюдов (сор-бон). Про восьмого индийца сказано, что он был мухрдор или махрдор, т. е. хранитель печати, обладал личной печатью (если только не клеймом раба?) или имел право на долю наследства от матери “махр”. Про девятого индийца говорится, что он был вакил. Термин вакил встречается в нашем документе и по отношению к бухарцам — землевладельцам и арендаторам собственных земель учредителя [23] вакфа, но из контекстов не выясняется, каковы были функции вакила ⁵⁰. Десятый индиец — сын индийца-раба, рожденный в рабстве (хинду-бача кадими хоназод). Один из персов (аджами) был садоводом, другой (хинди-аджами) — погонщиком волов (говбон). О профессии четырех рабов сведений нет. Все эти рабы куплены учредителем специально для обслуживания вакфа.

Как видно из документов, учредитель вакфа отказался от своих рабовладельческих прав по отношению к купленным рабам и торжественно объявил их свободными, но с условием: они обязаны всегда работать при вакуфном учреждении, получая за это вознаграждение наравне со свободными работниками, не должны переселяться с вакуфных земель, убегать и скрываться, т. е. превращаются, по существу, в крепостных, прикрепленных к землям вакуфного учреждения.

Наш документ представляет, насколько известно, единственный среднеазиатский исторический источник, который с такой ясностью свидетельствует с существовании здесь крепостничества в форме прикрепления к землям вакфа бывших рабов. Обращение в вакф рабов встречается и в других документах: вакуфной грамоте мавзолея Ишрат-хона (1464 г.), в вакуфных грамотах Ходжи Ахрара (1490 г.) и шейхов Джуйбари (XVI в.). Но только в нашем документе 1326 г. условия обращения в вакф и прикрепления к вакуфным землям изложены так подробно.

Из переписки Рашидаддина известны факты превращения рабов в издольщиков в Иране и Хорасане XIII в. В своих собственных имениях (амлоки хосса) Рашидаддин эксплуатировал на земледельческих работах много рабов, прикрепленных к определенным садам и землям в качестве музориъев, т. е. издольщиков. Рабы, ремесленники государственных мастерских, тоже переводились в это время на оброк по приказу Газан хана с целью повысить производительность их труда ⁵¹.

Сохранилось, насколько известно, всего три свитка грамот мавзолея и хонако Сайфиддина Бохарзи. Каждый из них свернут из длинной бумажной полосы, с внутренней (а частично и с внешней) стороны исписанной мелкими арабскими буквами.

Первый из этих свитков, обозначенный нами буквой А, хранится в Ташкенте, в Центральном государственном архиве Узбекской ССР, ф. И-323, № 1183. Его длина — 27 м 97 см, ширина — 36, 7 см. Число строк на лицевой (внутренней) стороне свитка — 994, на обороте — 69. Конец этого свитка был когда-то утрачен, и вместо утраченной части приклеена полупрозрачная местная бумага XIX в., на которую переписана недостающая часть текста. Около строки 338 свиток А разорван, и часть текста в этом месте утрачена. На склейках бумаги на лицевой стороне возле строк 688, 707, 725, 742, 761, 780 и 800 приложена круглая печать, 27 мм в диаметре, с легендой: *** “Кози Махмуд, сын кози Нуриддина Мухаммеда, покорный суду Аллаха, владыки вечного, к которому прибегают [за помощью]”.

В начале свитка А на обороте справа помета, написанная поздним почерком: *** “Эта древняя вакуфная грамота, став известной в... казию того времени Махмуду, сыну казия Нуриддина, да будет над ним милость Аллаха, была украшена [его печатью]”.

Имя этого казия упоминается еще в помете в конце документа, у строки 944 (в начале первого перечисления свидетелей): *** “Здесь утрачена [часть текста] о свидетелях той поры и эпохи и о казии, которым в то время был казий Махмуд, сын казия Нуриддина. Да будет ясно!”.

Обе пометы написаны тою же рукой, что и весь приклеенный конец грамоты, переписанный в 1879 г. Доказательством служит почерк (особенно форма нижней части буквы *** в слове *** во второй помете, в конце шестого документа и в первой помете). [25]

Совсем другое лицо — Абулхамд Мухаммед, сын Абулфазла Мухаммеда, сына Мухаммеда, сына Омара, сына Махмуда ал-Бухори — названо казием Бухары и ее округи в тексте первого и второго документов, составленных в августе 1326 г., и в четвертом документе от 6 августа 1333 г.

На лицевой стороне свитка А написана вакуфная грамота 1326 г., т. е. первый документ настоящего издания. На позже приклеенной к этому свитку бумаге XIX в., кроме окончания первого документа, написана вакуфная грамота 1745 г. (пятый документ издания) и помета реставратора 1879 г. (шестой документ издания). На обороте свитка А написаны второй, третий и четвертый документы.

Таким образом, свиток А, самый полный из сохранившихся, содержит все публикуемые документы вакфа памяти Сайфиддина Бохарзи.

Почерк основной более древней части свитка А, обозначаемой ниже как список А, достаточно тверд и красив, хотя и уступает почеркам двух других списков в аккуратности. Наклон длинных букв слегка влево. Особенность почерка списка А — вертикальное расположение диакритических точек над буквами *** и *** (см., например, строки 487, 490). В других списках этого не наблюдается, да и вообще, в известных среднеазиатских документах вертикального расположения точек не встречалось.

Второй свиток, обозначенный нами как список В, хранится в том же архиве УзССР, ф. И-323, № 1196. Его длина — 25 м 46 см, ширина 36, 5 см. На лицевой стороне — всего 908 строк, на обороте — 85. Печатей нет. Начало текста и часть его между строками 358 и 370 утрачены, другая часть вклеена не на место. Между строками 906 и 907 вклеен кусок позднейшей бумаги, на котором поздним почерком переписана вакуфная грамота 1745 г., т. е. пятый документ нашего издания.

На лицевой стороне свитка В переписаны первый и пятый документы, на обороте — четвертый. Документы второй, третий и шестой в списке В отсутствуют.

Почерк списка В красив и аккуратнее почерка списка А. Длинные буквы имеют ясно выраженный наклон влево. Некоторые особенности правописания списков А и В (конечное “и” с двумя точками *** буква “даль” с точкой ***, указательные местоимения “ончи” и “онки” без конечного хои хавваз ***), характерные для среднеазиатских рукописей XIV в., так же как весь облик бумаги, почерка и т. д. позволяют отнести время переписки их обоих к XIV в.

Третий свиток, обозначенный как список Б, хранится в Бухарской государственной библиотеке им. Ибн-Сины под № 195. Его длина — 48 м 70 см, ширина — 44 см, число строк — 1400, все они расположены только на лицевой стороне. На склейках бумаги свыше ста оттисков круглой печати с надписью “Эмир Маъсум, сын эмира Даниял бия”. По почерку, бумаге и печати этот экземпляр вне всяких сомнений относится [26] к последней четверти XVIII в. В списке Б содержится только первый документ без начала и конца.

Подробное сличение текстов приводит к выводу, что список В был переписан со списка А (в его более древней части). Это видно по строке А — 106, которая начинается тем же словом *** что и строка А — 109.

Переписчик В, пропустив случайно три строки списка А, переписал часть строки сто девятой вместо сто шестой, затем, зачеркнув эту часть, продолжал списывать строку сто шестую. Подобная ошибка была допущена им и при переписке строки девяносто первой: после слова *** имеющегося в строках 91 и 90, почти одно над другим, он переписал по ошибке в строку 91 три слова из строки 90, затем, зачеркнув их, продолжал переписку строки 91.

Что список В переписан со списка А, а не наоборот, можно видеть из строк 338, 371, 388 списка А и соответствующих мест списка В, который повторяет пропуски, имеющиеся в А и пробелы в местах, где текст А утрачен или испорчен. В строке А 97 слово *** написано неразборчиво: с первого взгляда последнюю букву можно принять за две и прочитать ***. Переписчик списка В так ошибочно и написал, что еще раз доказывает, что он списывал именно со списка А.

Список Б переписан не со списка А. Это доказывается тем, что некоторые слова, пропущенные в списке А, наличествуют в Б. Например, в строках А — 448 ***, 420 — 421 *** отсутствуют. И наоборот, отдельные слова и даже целая строка (408), имеющиеся в списке А, пропущены совершенно одинаково в списках Б, В. В них допущено также одинаковое искажение текста: в строке А 414 написано ***, тогда как в списках Б и B ***. Все это наводит на мысль о прямой зависимости списка Б от списка В. Однако такому заключению противоречит строка А 580, текст которой, пропущенный в списке В, наличествует в списке Б. Остается предположить, что существовали еще другие, недошедшие до нас списки вакуфных грамот мавзолея Сайфиддина Бохарзи. Их отсутствие делает пока невозможным выяснить происхождение списка Б.

В строке 456 списка А фраза не окончена, сделан значок вставки и под строкой написано: *** (Здесь в оригинале, с которого списано, был разрыв). Тою же рукой (острым пером) беглым позднейшим почерком в строку 178 вписана целая лишняя фраза, затем вычеркнутая. Произошло это, по-видимому, во время проверки — считки списка А с недошедшим до нас оригиналом. Проверявший, считывая строчку за строчкой, по ошибке пропустил одну строку того оригинала, с которым сличался список А, так как в строках 177 и 178 помещены одно над другим совершенно одинаковые сочетания слов: ***. Проверявший вставил в строку 178 целую фразу из строки 177, затем, обнаружив свою ошибку, вычеркнул всю вставку. [27]

В строке 202 имеется зачеркнутая фраза, которую переписчик списка А написал по ошибке, пропустив строку недошедшего до нас оригинала вследствие того, что в обеих строках имелись одинаковые сочетания слов: ***.

Все эти наблюдения показывают, что не только списки Б и В, но и А не являются первоначальными, хотя юридически А мог быть принят в качестве подлинника, поскольку имеет на себе удостоверяющую печать.

Как уже было отмечено выше, имя казия на печати и в поздних пометах — Махмуд, сын Нуриддина, тогда как в текстах первого, второго и четвертого документов — Абулхамд Мухаммед, сын Абулфазла Мухаммеда, сына Мухаммеда, сына Омара, сына Махмуда ал-Бухори.

В списках Б и В заметны следы редактирования переписчиками, которые вставляли отсутствующие в списке А слова: *** (см. строки 92, 101 и др.), *** (см. строку 129) и иногда одинаково изменяли текст, например, вместо слова *** написали *** (см. А строка 104, Б строка 87, В строка 41), переставляли слова (см. список Б, строки 101 — 102).

В конце списка В имеются три пометы с подписями переписчиков и две пометы с подписями лиц, проверявших правильность переписки и удостоверивших точное соответствие копии с оригиналом (см. строки 990 — 994).

Документы первый, четвертый и пятый были подписаны также свидетелями: первый — сорока шестью, четвертый — четырнадцатью и пятый — девятью. Многие свидетели в пометах, сопровождающих их подписи, особо подчеркивают, что подписи сделаны ими собственноручно: *** т. е. ”написал его правой [рукой] своей” или *** “его рукою”. Однако в дошедших до нас списках все эти подписи, как и подтвердительные постановления, переписаны одной рукой, переписывавшей документы. Это является явным доказательством существования до всех наших списков другого, первоначального оригинала, подписанного самими свидетелями.

В числе свидетелей, подписавших первый и четвертый документы, встречаются сыновья сановников, носивших титулы садри джахон, ифтихори джахон, а также казии, муфтии, малик, мехтар, сарроф, эмири об и др.

Как уже сказано, критический текст первого документа основан на трех списках. Второй, третий и шестой документы дошли до нас только в списке А XIV в. Для критического текста четвертого и пятого документов было использовано по два списка — А и В.

В основу критического текста положен список А, поскольку он, как показано выше, был оригиналом, с которого списывался список В. Так как заключительная часть списка А не дошла до нас в своем первоначальном виде, а была переписана и приклеена много позже, в XIX в., то для этой части первого документа, а также для пятого основой служил список В, переписанный в XIV в и XVIII., но не раньше 8 мухаррема 735 г. х. [28] (8 сентября 1334 г.), поскольку эта дата содержится в помете бухарского казия Мухаммеда б. Мухаммеда б. Ахмеда (строка 948), переписанной одновременно со всем текстом документа переписчиком списка В одной рукою.

Все документы издаются впервые и целиком, без каких-либо изъятий. Они публикуются здесь в фотовоспроизведении, критическом тексте и переводе с таджикского и арабского на русский язык. Начала строк оригинала обозначены в тексте и переводе цифрами в круглых скобках, набранными корпусом в строку, например (235).

Публикуемые документы снабжены примечаниями трех видов. Реальные примечания по содержанию документов с ссылками на источники и литературу помещены в конце книги и отмечены в переводе цифрами в квадратных скобках, набранными нонпарелью над строкой, например ^[87] (В данном тексте переделаны в нормальные - Thietmar). Нумерация реальных примечаний сплошная, проходящая в нарастающем порядке через всю книгу. В конце каждого из реальных примечаний указано, к какой странице оно относится.

Текстуальные примечания помещены постранично к критическому тексту. В них приводятся разночтения списков, неисправности их, пометы на полях и другие особенности. В тех случаях, когда основной текст исправен, но отличается от других списков, в текстуальных примечаниях даны все разночтения. При этом, если разночтение касается только одного слова, оно обозначено в тексте цифрой сноски над строкой без каких-либо иных знаков. Если же разночтение касается не одного, а нескольких слов, то начало его отмечается над строкой звездочкой, а конец — цифрой сноски.

Если основной текст не исправен, например, в нем имеется описка, пропуск, повреждение и т. п., тогда в критическом тексте проставлено правильное с точки зрения автора публикации начертание, а в постраничном примечании приведены фактически наличествующие начертания всех списков.

Если в каком-либо списке имеются добавления (по сравнению с основным), они приведены в примечании после сокращения “доб.” (добавлено). Если же имеет место пропуск, пропущенное слово отмечено в примечании сокращением “оп.” (опущено, пропущено переписчиком без оставления пробела). Если такое примечание сопровождается звездочкой, это значит, что в тексте какого-либо списка (А, Б или В) при переписке опущен ряд слов, начиная от звездочки до цифровой сноски; если же сноска без звездочки, это значит, что опущено только то слово, при котором стоит цифра сноски.

Зачеркнутые переписчиком слова вынесены в примечания с указанием: в таком-то списке зачеркнуто (следует зачеркнутый текст арабским шрифтом).

Сокращением “утр.” (утрачено) обозначаются те места оригиналов, где вырвана (уничтожена) часть строки вместе с бумагой, на которой она была написана. Словом “пробел” обозначены те места, где [29] переписчик оставил часть строки свободной, может быть, рассчитывая в дальнейшем вставить то или иное слово.

Нумерация текстуальных примечаний постраничная. В эти примечания к переводу вынесены термины, ссылки на Коран и указания на необходимость в некоторых случаях учесть примечания к тексту. Если какой-либо термин переведен описательно не одним, а несколькими словами, то в начале этой группы слов поставлена звездочка, а в конце — цифра сноски. Такой же звездочкой помечены начала переводов из Корана. Последние даются по И. Ю. Крачковскому ⁵². В примечаниях к переводу даются также значения прозвищ, оставленных непереведенными.

При переводе среднеазиатских документов на русский язык постоянным препятствием является не только вычурность стиля хвалебной части оригинала, пышность эпитетов, с трудом поддающихся переводу, и т. п., но особенно терминология — хозяйственная, аграрная и ирригационная. Как и для других стран, где земледелие связано с искусственным орошением, для Средней Азии характерны чрезвычайно развитая ирригационная терминология, различающая разные виды оросительных каналов по их величине, положению, назначению и т. д., а также специальные термины для разных видов орошаемых и неорошаемых земель. Так, как в России искусственное орошение в такой степени не применялось, в русском языке нет соответствующих терминов для разных видов каналов, ирригационных сооружений и земель. Многие такие термины переведены нами описательно и условно. Автор не считает свое нынешнее понимание их окончательным. Некоторые термины остались непереведенными (пора, касаба, кушк и др.).

Для имен собственных, географических названий и терминов нами приняты современные таджикская и узбекская транскрипции, за исключением тех слов, правописание которых уже установилось в русской орфографии, и буквы ”ч”, передаваемой как ”дж”.

В оформлении книги учтено правило, требующее, чтобы тексты, содержащиеся в самом документе, пометах и т. д., были набраны прямым шрифтом, тогда как все пояснения, исходящие от автора публикации, курсивом ⁵³.

Автор считает своим долгом принести глубокую благодарность редактору издания А. К. Арендсу, чрезвычайно много содействовавшему повышению научного уровня работы, В. А. Шишкину, поделившемуся своими выписками, картами и историко-географическими сведениями, а также Я. Г. Гулямову, А. Расулеву, К. 3. Мухсиновой, М. Ю. Усмановой и А. Хамрошаеву, помогавшим разыскать и обработать публикуемые документы.

Переписка текстов и составление указателей выполнены М. Ю. Усмановой.