Обобщая изложенные выше данные наших документов и суммируя их с теми сведениями, какие сообщает нам автор „Матлаб ат-талибин”, мы приходим к заключению, что многочисленные мульки ходжи Ислама составляли в целом довольно сложный хозяйственный комплекс, в котором доминирующая роль принадлежала земледелию и скотоводству, но вместе с тем далеко не последнее место занимала и торговля, судя по многочисленности тех торгово-промышленных заведений, владельцем которых являлся ходжа Ислам. ²⁴⁰

Выше уже отмечалось, что такого рода типичное для периода позднего феодализма сочетание сельскохозяйственного производства е широкой торговой деятельностью являлось характерным для бухарских феодалов XVI в. вообще, также, впрочем, как характерно оно и для феодального хозяйства второй половины XV в., насколько можно [54] судить об этом по приводившимся выше данным о хозяйственной деятельности ходжи Ахрара.

Вопроса о методах и системе хозяйствования ходжи Ислама на принадлежавших ему мульковых, вакуфных и прочих землях мы здесь не касаемся, так как встречающиеся на этот счет немногие указания наших источников с большей полнотой могут быть разобраны в связи с хозяйством сына и наследника ходжи Ислама — ходжи Са’да, к рассмотрению которого мы теперь перейдем.

Однако, прежде чем говорить о хозяйственной деятельности ходжи Са’да не лишним будет указать на то обстоятельство, что в лице ходжи Ислама мы имеем не просто крупного и богатого помещика-феодала, каких в Бухаре в рассматриваемую эпоху встречалось, по-видимому, довольно много, а феодала духовного, рассматривавшегося своими современниками в качестве представителя и главы суфийского дервишеского ордена накшбандиев и имевшего в своем подчинении немало последователей-муридов. Было ли связано накопление богатства в руках ходжи Ислама с освященными обычаем „приношениями” и „подарками” его последователей-муридов, остается неясным, так как в источниках соответствующих сведений не встречается. В такой же мере остается неясным вопрос о том, не участвовали ли духовные последователи ходжи Ислама своим личным трудом в обработке полей своего руководителя, пира (= шейха, ишана, муршида).

Допуская a priori, что степень духовного влияния ходжи Ислама на определенные круги его современников, в частности на некоторую часть крестьянства и ремесленников, помогала ему приобретать новые земли и богатства, пользуясь доверчивостью и духовной порабощенностью его последователей, мы все же прямой и непосредственной связи установить здесь пока не в состоянии. Можно допустить, конечно, что та или иная часть юридически купленных Исламом земель в действительности была подарена и „добровольно” отдана ему муридами даром, и что подобного рода дарения официально оформлялись как купля-продажа только потому, что „сделки купли-продажи по шариату являются самыми прочными”. ²⁴¹ Однако подтвердить достаточным образом такого рода предположение при наличном состоянии источников было бы трудно. Можно указать, правда, на наблюдаемые иногда в документах чрезвычайно низкие цены на покупавшуюся ходжой Исламом землю, вследствие чего совершавшаяся сделка приобретала как бы формальный и фиктивный характер. ²⁴² Но подобного рода сделки могли совершаться и по причинам иного характера, например в результате принуждений и различного рода насилий над слабыми соседями, о чем подробнее будет сказано в дальнейшем, в обзоре хозяйства преемников ходжи Ислама. Вне сферы хозяйства личность ходжи Ислама как религиозного деятеля обрисовывается имеющимися источниками довольно полно. Автор „Матлаб ат-талибин” сообщает весьма подробные данные о муридах и сподвижниках (асхаб) ходжи Ислама, ²⁴³ передает его „поучения”, ²⁴⁴ рассказывает о совершавшихся им якобы [55] „чудесах и чудесных действиях”, ²⁴⁵ изложение и анализ которых, как уже указывалось выше, выходит за рамки настоящего исследования.

Ряд сведений, относящихся к характеристике ходжи Ислама как духовного деятеля приводит В. Л. Вяткин в своей цитировавшейся уже выше статье, отмечая между прочим, что „многое из того, что относилось верующими к числу чудес, якобы совершенных им (Исламом, — П. И.), обстоятельно передаваемых биографами, в сущности легко объясняется тонким пониманием человеческой натуры, способностью я опытом угадывать мысли человека по его душевному настроению”. ²⁴⁶

ХОЗЯЙСТВО ХОДЖИ СА’ДА

Ходжа Ислам умер 25 сафара 971г.х. (15 октября 1563 г. н. э.), ²⁴⁷ в возрасте 73 лет. Уже за несколько дней до своей смерти ходжа вызвал к себе своего старшего сына Са’да и передал ему как своему наследнику все свое достояние, „явное и скрытное”, ²⁴⁸ вместе со всеми своими учениками и муридами. ²⁴⁹ Другие два сына Ислама были при этом лишены наследства. ²⁵⁰ Ходже Са’ду в момент смерти отца было 33 года.

Еще при своей жизни ходжа Ислам стремился сделать все необходимое для того, чтобы обеспечить прочное положение своему старшему сыну. В этих целях для Са’да был выстроен роскошный дом, было выделено ему некоторое количество земли и рабов, отпускались на его содержание значительные средства ²⁵¹ и т. д. Ходжа Ислам заранее рекомендовал всем Са’да как единственного своего будущего наследника и преемника по руководству муридами. ²⁵²

Часть своих земель ходжа Ислам, как показывает один из документов, передал еще при жизни в вакф некоторым религиозным учреждениям, следуя, по-видимому, местной традиции, в силу которой передача той или иной части имущества на религиозно-благотворительные цели считалась делом богоугодным. В действительности вакф являлся вполне условным, ибо доходы с него, согласно вакуфной грамоте, должны были поступать в пользу мужского потомства завещателя, ²⁵³ т. е. данном случае ходжи Са’да и его сыновей, с отчислением, очевидно, той или иной незначительной доли в пользу религиозного учреждения.

Оказавшись, таким образом, после смерти отца обладателем весьма значительного количества земли и прочего богатства и пользуясь от отца же унаследованным весьма видным положением дервишеского шейха и большим влиянием в господствующих кругах местного феодального общества, ходжа Са’д с успехом продолжал начатое его отцом и дедом стяжание, в значительной степени облегчавшееся [56] благодаря тому влиянию, какого удалось достигнуть ходже Са’ду при дворе хана Абдуллы.

Выше, в обзоре источников, уже приводились слова автора „‘Абдулла-намэ” Хафиз-и Таныша о роли ходжи Са’да в придворной и политической жизни того времени; здесь нет необходимости поэтому останавливаться на этом вопросе особо, тем более что ряд соответствующих деталей будет затронут ниже, при рассмотрении хозяйственной деятельности ходжи.

Главную основу хозяйственной мощи ходжи Са’да составляли его земли, часть которых, как указывалось уже выше, была получена им по наследству от своего отца Ислама.

Ряд данных о земельных имуществах ходжи Са’да сообщает автор „Матлаб ат-талибин” Абу ль-’Аббас Мухаммед Талиб, окруживший, по обыкновению, свой рассказ некоторым ореолом таинственности, имевшей целью подчеркнуть необыкновенные свойства своего деда.

„Нет ни одного города, ни одной степи или горной местности, где [Са’д] не провел бы своего оросительного канала (джуй)”, — говорит наш автор, ²⁵⁴ желая, по-видимому, подчеркнуть и здесь, как это делает он и в отношении Ислама, особые добродетели своих предков, орошавших якобы не возделывавшиеся никем „мертвые” земли. Ниже мы будем иметь возможность показать, насколько этот взгляд не соответствует действительности.

Чудодейственная сила ходжи Са’да, по фигуральному выражению нашего автора, была настолько велика, что от одного его взгляда простой камень превращался в рубин или яхонт, а простая черная земля — в червонное золото.

Общая площадь принадлежавших ходже Са’ду земель исчислялась, по Абу ль-’Аббасу, 2 тысячами джуфт-и гав, ²⁵⁵ или, принимая 1 джуфт-и гав за 60 танапов, — 100 тысячами танапов, что составляет около 17 тысяч гектаров.

Не считая возможным заниматься перечислением земельных владений ходжи ввиду крайней их многочисленности, автор указывает, что они были расположены, кроме Бухары с ее семью туманами, также и Мианкале, в горах Нур-Ата, в районе Самарканда, Ташкента, Сабрана, ²⁵⁶ Туркестана, Андижана, Ахсыкета, Несефа (Карши), Хисара, Термеза, Кабадиана, Бадахшана, Вахша, Балха, ²⁵⁷ Херата, Мерва, Мургаба, Чача, Мейхене, Мешхеда, Чарджуя и Андхоя. ²⁵⁸

Для выяснения вопроса о том, в какой мере сообщаемые Абу ль’Аббасом Мухаммедом Талибом данные о размерах землевладения ходжи Са’да соответствуют действительности, обратимся к документам архива джуйбарских шейхов, фиксирующим земельные приобретения названного ходжи за период с 960/1552 по 985/1577 г.

Документы показывают, что из общего числа 210 сделок, заключенных ходжой Са’дом за указанный период, около 170 приходится на покупку земли и только около 40 — на прочие виды недвижимости [57] (лавки, каравансараи и пр.). Определить точно общие размеры земельных приобретений Са’да, однако, не удается, так как площадь покупавшихся ходжой участков указывается не всегда. На основании приближенных статистических подсчетов можно установить, что общая площадь только тех участков, размеры которых определены, выражается в 7200 танапов общей стоимостью в 10900 теньге. Оперируя двумя указанными цифрами, мы можем определить среднюю стоимость 1 танапа земли приблизительно около 1.4 теньге. Исходя далее из того факта, что из общей затраченной Са’дом на покупки суммы — около 85 тысяч теньге — на покупку земли приходилось не менее 60-70 тысяч и учитывая приведенную выше среднюю цену на 1 танап в 1.4 теньге, мы общие размеры земельных приобретений ходжи Са’да должны будем определить приблизительно в 45-50 тысяч танапов, или 7-8 тысяч гектаров.

Принимая далее во внимание, что около 15 тысяч танапов, или около 2.5 тысяч гектаров, земли было наследовано Са’дом от отца, мы должны будем увеличить площадь его земельных владений приблизительно до 58-65 тысяч танапов, или 9.5-11 тысяч гектаров.

При подведении общего (приблизительного, конечно) итога необходимо учесть также сообщение Хафиз-и Таныша о том, что хан ‘Абдулла, закончив в 1584г. завоевание Бадахшана, произвел в районе Имама ²⁵⁹ некоторые оросительные работы и пожаловал ходже Са’ду 120 джуфт-и гав из числа вновь орошенных земель, ²⁶⁰ что составляет 6 тысяч танапов, или около 1 тысячи гектаров. К указанным цифрам следует добавить также площадь участков, полученных Са’дом в качестве дара от разных лиц. ²⁶¹ Суммируя все приводимые выше цифры, мы должны будем определить общую площадь всех земельных владений Са’да в размере около 70 тысяч танапов, или около 12 тысяч гектаров, что все же не дает указываемой автором „Матлаб ат-талибин” цифры в 2 тысячи джуфт-и гав, или 100 тысяч танапов. Из сказанного, однако, еще не следует, что приводимая в „Матлаб ат-талибин” цифра является явно преувеличенной и потому не заслуживает доверия. Дело в том, что ваши документы, за исключением единичных случаев, фиксируют только те сделки, которые относятся к покупкам земельных имуществ в пределах города Бухары и непосредственно прилегающих к ней районов, совсем не затрагивая таких областей, как Самарканд, Ташкент, Балх и др. Между тем, в отношении района Балха имеется дополнительное свидетельство автора „Матлаб ат-талибин” о том, что земли Са’да в этом районе были весьма многочисленны и являлись наследством по материнской линии. ²⁶²

Состав и размеры приобретавшихся ходжой Са’дом угодий были крайне разнообразны. Сюда входили обыкновенные пахотные земли, сады, виноградники, чарбаги, участки с нефруктовыми насаждениями и т. д. ²⁶³ [58]

Некоторые из покупаемых ходжой земельных участков весьма значительны по своим размерам, составляли наделы целых селений. Так, например, в 975г. х. (1567/68 г. н. э.) ходжой было куплено целиком селение Каган, а также ряд других селений. ²⁶⁴ В 973г. х. (1565/66 г. н. э.) в собственность ходжи полностью перешло селение Мугийан, расположенное в районе Вабкенда. ²⁶⁵ Другие из документов говорят о покупке Са’дом „деревень и многих земель” в 979г. х. (1571/72 г. н. э.) в районе Гыдждувана, ²⁶⁶ а также ряда селений в районе Каракуля ²⁶⁷ и т. д.

Некоторые из покупавшихся ходжой земельных участков хотя и не составляли наделов селений, однако, по своей обширной площади могли вполне им соответствовать. Один из документов говорит, например, о покупке Са’дом в 976 г. х. (1568/69 г. н. э.) целой местности Ак-Тепэ, расположенной в тумане Шафуркам и оценивавшейся суммой в 1600 теньге. ²⁶⁸ Другие из документов также указывают на покупку весьма значительных земельных участков площадью от 350 до 1300 и более танапов. ²⁶⁹ Следует, впрочем, отметить, что такого рода крупных земельных сделок наши документы отмечают сравнительно немного. В большинстве случаев Са’д увеличивал свои земельные имущества за счет покупки разрозненных мелких и средних участков площадью от 10 до 40 танапов, составлявших, по-видимому, обычные наделы среднего и зажиточного местного хозяйства. Количество купленных участков площадью менее 10 танапов не велико. ²⁷⁰

Этот последний факт говорит, повидимому, о том, что число мелких малоземельных хозяйств (имеются в виду главным образом собственники мелких мульков) было в Бухаре в рассматриваемое время сравнительно незначительным, может быть вследствие того, что процесс поглощения их более сильными землевладельцами ко второй половине XVI в. уже был близок к завершению.

Документы отчасти отражают также другую, не менее интересную особенность аграрного строя Бухары XVI в., именно наличие здесь необычайной парцеллярности землевладения, на что отчасти уже указывалось выше.

Возникает вопрос: чем вызван был интерес со стороны Са’да к такого рода мелким клочкам земли, как указанные выше участки размером в 1 — 2 танапа? Ответ на этот вопрос дает уже цитированный нами [59] выше документ 153. Из него видно, что большая часть скупавшихся ходжой мелких участков примыкала к уже принадлежавшей ему ранее земле, вследствие чего производимые мелкие, и, казалось бы, ничтожные по своему хозяйственному значению покупки способствовали округлению земельных владений ходжи, а главное — устранению чересполосицы, являвшейся, как известно, бичом местного орошаемого хозяйства и в позднейшее время.

Подобного рода свидетельства документа 153, а также целого ряда других, ²⁷² важны также в том отношении, что они вскрывают ту конкретную хозяйственную обстановку, какой сопровождался в Бухаре XVI в. процесс концентрации земельной собственности в руках крупных землевладельцев-феодалов в ущерб мелкому крестьянскому землевладению. Характеризуя хозяйственную деятельность ходжи Са’да, так же как в других джуйбарских шейхов, мы должны отметить, что в наблюдаемом нами процессе концентрации крупного феодального землевладения далеко не последнюю роль играло также насилие над мелкими земельными собственниками, бессильными бороться против захватнических стремлений со стороны могущественных духовных феодалов, пользовавшихся нередко ничем неограниченной поддержкой со стороны центральной ханской власти.

Несмотря на довольно односторонний характер имеющихся в нашем распоряжении источников, кое-какие моменты, характеризующие и эту сторону деятельности джуйбарских ходжей, в частности ходжи Са’да, можно все же отметить. Достаточно показательными в данном отношении являются, например, следующие два кратких эпизода, рассказанных автором „Матлаб ат-талибин”, стремившимся, как мы уже указывали, всякий раз подчеркнуть то значительное влияние, каким пользовался его дед Са’д при дворе Абдулла-хана.

Однажды, рассказывает наш автор, когда Абдулла-хан развлекался охотой в степях Каршинского вилайета, к нему обратился некий человек с жалобой на ходжу Са’да, самовольно и незаконно прокопавшего оросительный канал (джуй) через пашню жалобщика и тем самым лишившего его возможности распоряжаться участком по своему усмотрению. ‘Абдулла-хан в это время сидел верхом на своем коне. Выслушав жалобу, хан сложил вдвое свою плеть, и, проведя ею между ушами и гривой своей лошади, сказал, что если ходжа пожелает провести арык вот на этом месте, то он и здесь ничего не может с ним поделать. ²⁷³

Через некоторое время к хану обратился другой человек с подобной же жалобой на незаконное проведение Сардом арыка через чужую пашню. Выслушав жалобщика, хан будто бы сказал: „Если бы ходже вздумалось провести канал между моих собственных бровей, то я и в этом случае был бы бессилен что-либо сделать”. ²⁷⁴

Вполне допуская, что в приписываемых здесь хану словах дело не обошлось без некоторого сгущения красок, мы все же должны будем поверить автору в том, что, всемерно стремясь к округлению своих земельных владений, ходжа Са’д применял насильственные меры по отношению к своим маломощным соседям, особенно крестьянам, вынуждая их разными способами давления продавать ему свои земли. [60]

Подобного рода насилия над окружающим населением совершал и наследник Са’да, ходжа Тадж ад-Дин, как это будет показано ниже.

В целях удобства управления все хозяйственные угодия ходжи Са’да по территориальному признаку делились на саркарства (***), во главе которых стояли особые уполномоченные (векиль). Автор “Матлаб ат-талибин” указывает, что всего саркарств у ходжи было десять, а именно: 1) в районе г. Бухары по каналу Шахруд (Руд-и шахр), 2) в бухарских туманах, 3) в Балхе, 4) в Карши (Несеф), 5) в Самарканде, 6) в Термезе, 7) в Хисаре, 8) в Бадахшане, 9) в Хорасане и 10) в Мерве. ²⁷⁵ Помимо уполномоченного, в саркарствах ходжи находились также другие должностные лица, на обязанности которых лежал сбор налогов и ведение учета и отчетности. В числе такого рода должностных лиц в отдельных саркарствах упоминаются диван — сборщик налогов, дафтардар — заведующий учетом плательщиков налога диванбеги — заведующий финансами, заведующий доставкой (перевозкой) денежных сумм и хлебных грузов ²⁷⁶ и некоторые другие. Управление всеми саркарствами было сосредоточено в особой канцелярии, ведению которой были подчинены также и прочие отрасли феодального хозяйства ходжи.

Данных для суждения о том, каким образом производилась обработка принадлежавших Са’ду многочисленных земельных угодий, иногда сосредоточенных в виде значительных земельных массивов, иногда разбросанных в разных местах отдельными небольшими участками, в нашем распоряжении крайне недостаточно.

Можно с достаточной уверенностью утверждать, что собственного крупного централизованного господского хозяйства на землях ходжи Са’да не велось или что во всяком случае подобного рода собственное помещичье хозяйство существенной роли здесь не играло. Некоторые из документов говорят, правда, о том, что ходжа Са’д покупал не только землю, но и относившийся к ней рабочий скот и сельскохозяйственный инвентарь. Однако такого рода сделки могут рассматриваться как исключение. Основная масса земель ходжи, по-видимому, обрабатывалась при помощи труда крестьян-издольщиков, контингент которых постоянно пополнялся за счет обезземеленных крестьян и, может быть, отчасти за счет терявших свой скот и оседавших на землю кочевников. Некоторые данные о крестьянах-издольщиках встречаются и в наших источниках. Так, в одном из джуйбарских документов при описании границ покупавшегося в 970г. х. (1562/63 г. н. э.) ходжой Са’дом участка земли в районе Каракуля указывается, что западная граница указанного участка примыкает к земле ходжи Са’да, крестьянином-издольщиком которой (карандэ) является некий Тимур ибн Хусейн. ²⁷⁷

Автор „Матлаб ат-талибин” при перечислении земельных угодий ходжи Са’да упоминает о крестьянах (ра’айя) и арендаторах-издольщиках, обрабатывавших его земли. ²⁷⁸ В чем заключалась разница между теми и другими, на каких именно условиях предоставлялась земля непосредственным производителям, наши источники не указывают, однако, несомненно, что в отношении издольщиков эти условия немогли быть во всех случаях одинаковыми, в зависимости от того, получали ли арендаторы, кроме земли, также семена, рабочий скот и т. д. [60]

Кроме того, необходимо учитывать, что в распоряжении ходжи Са’да, как и целого ряда других влиятельных лиц того времени, находились, кроме мульковых земель, также земли государственные (мемлекэ) и вакуфные. Земли эти возделывались крестьянами на основе уплаты соответствующего налога-ренты государству, а на вакуфных, кроме того, в пользу религиозного учреждения в лице мутавалли. На крестьянах же лежали все те дополнительные сборы и повинности, о которых говорилось выше, при разборе грамоты ‘Абдулла-хана. С переходом государственной и вакуфной земли в распоряжение влиятельного феодала, имущество которого пользовалось налоговым иммунитетом, вся сумма налогов и сборов, уплачивавшихся ранее крестьянами агентам государства, поступала теперь, может быть за некоторыми исключениями, в пользу землевладельца.

По-видимому, об этой именно группе непосредственных производителей говорит автор „Матлаб ат-талибин”, когда он наряду с издольщиками (карандэ) ходжи Са’да упоминает и о его крестьянах (ра’айа).

Упоминание об издольщиках (карандэ) и крестьянах (ра’йят, мн. число — ра’айа) на землях крупных феодалов встречаются и в других среднеазиатских документах, в частности в документах XVII-XVIII вв. ²⁷⁹

Наряду с крестьянами в обработке земель ходжи Са’да участвовали также рабы. Феодальная эксплоатация, таким образом, переплеталась, как это было нередко в Средней Азии, с эксплоатацией рабского труда в сельском хозяйстве. Абу ль-’Аббас при перечислении различных видов имущества Са’да, между прочим, отмечает, что „его святейшеству” принадлежала также тысяча рабов (бардэ) из калмыков, русских и индусов, часть которых была занята на полевых работах, часть участвовала при постройках различных зданий или пасла стада, а остальные прислуживали в доме. ²⁸⁰

Какая именно часть рабов была занята в каждой из приведенных отраслей хозяйства, в том числе в земледелии, остается неизвестным. Точно также остается невыясненным, обрабатывали ли рабы поместье ходжи Са’да, или они сидели на мелких отдельных участках на положении приписных рабов, наделенных средствами производства.

Количество зерна, собиравшегося с полей ходжи Са’да, было чрезвычайно велико. Автор „Матлаб ат-талибин” рассказывает, что в местах, где находились поля ходжи, были выстроены большие амбары (анбар), в которых хранилось зерно. Указывается, в частности, четыре пункта в Бухарском вилайете, где были расположены амбары ходжи, именно Джуйбар, Саррафан, Паи-минар и Сумитан. В каждом из названных амбаров вмещалось, по словам цитируемого автора, по сто тысяч манов “большого бухарского веса”. ²⁸¹

Наибольшее количество амбаров находилось, по-видимому, в районе Балха, где земельные угодья (амляки) ходжи, унаследованные им от своей матери, были весьма многочисленны. На каждые десять пейкалов [61] воды и земли здесь насчитывалось около 120 амбаров, в которых, кроме пшеницы, хранилось также другое различного рода имущество. ²⁸²

Помимо амбаров, зерно хранилось также в ямах (чах), что, как известно, делалось в Средней Азии и в позднейшее время. Абу ль-’Аббас сообщает о весьма глубоких ямах, в которые насыпалось будто бы по тысяче манов зерна. ²⁸³

Такого рода сообщения нашего автора об изобилии зерна в амбарах и специальных подземных зернохранилищах заставляет полагать, что феодальная рента взималась с крестьян, сидевших на землях ходжи Са’да, в основной своей части продуктами, что, разумеется, не исключало частично отработочной ренты (работа по ирригации и пр.) и денежных сборов.

О существовании наряду с натуральными также денежных сборов довольно отчетливо говорит автор „Матлаб ат-талибин”, когда он упоминает о должности „заведующего перевозкой денег (накд) и зерна (галлэ)” на землях ходжи Са’да в области Балха. ²⁸⁴ Еще яснее говорится об этом в рассказе о хозяйстве ходжи Тадж ад-Дина (см. ниже).

Располагая, таким образом, исключительно крупными запасами зерна, ходжа Са’д несомненно имел полную возможность держать в своих руках весь местный хлебный рынок, а следовательно, и всю ту массу местного безземельного, в частности городского ремесленного населения, которая не располагала достаточным количеством собственного хлеба и была вынуждена его покупать.

Абу ль-’Аббас по причинам вполне понятным умалчивает о тех коммерческих мероприятиях, посредством которых реализовались большие хлебные запасы ходжи Са’да, зато он в необычайно красноречивых выражениях говорит о той широкой „благотворительности”, какую якобы проявлял ходжа по отношению ко всем нуждающимся и бедным. Многочисленные бераты (ассигновки), выдававшиеся разным людям за печатью ходжи Са’да на получение зерна из его амбаров, сыпались, по словам биографа, как осенние листья деревьев. ²⁸⁵ На каких именно условиях выдавал свои бераты ходжа Са’д „нуждающимся”, Абу ль-’Аббас не сообщает, хотя едва ли можно сомневаться, что условия эти целиком диктовались ходжою Са’дом, прекрасно знакомым с безвыходностью положения своих клиентов. Следует учесть также, что зерно, выдававшееся по бератам, выдавалось из прибавочного продукта труда крестьян, и „благодеяния” ходжи Са’да не требовали от него никакой затраты его собственных средств.

Сообщение нашего автора о том, что ходжа Са’д приказывал ежедневно выпекать „тысячу и один” хлеб для раздачи их бедным и учащимся медресэ, ²⁸⁶ заслуживает, быть может, доверия, так как связанный с этим мероприятием расход был ничтожен в сравнении с тем довольно сильным эффектом для роста влияния ходжи Са’да, какой достигался этой бесплатной раздачей хлеба.

Заканчивая на этом характеристику ходжи Са’да как землевладельца, [63] перейдем теперь к описанию прочих видов его хозяйственной деятельности.

Документы архива джуйбарским шейхов, так же как и сообщения автора „Матлаб ат-талибин”, показывают, что наряду с многочисленными землями сельскохозяйственного назначения ходжа Са’д владел также значительной недвижимостью в городах, главным образом, по-видимому, в самой Бухаре, являвшейся главнейшим торгово-ремесленным центром Бухарского ханства в рассматриваемую эпоху.

Не касаясь здесь довольно подробных сведении, сообщаемым автором „Матлаб ат-талибин”, о построенных Са’дом мечетях, медресэ, ханаках и прочих религиозных учреждениях, возьмем из его рассказа лишь то немногое, что относится к постройкам и имуществам хозяйственного значения. Из числа такого рода хозяйственных построек, возведенных Са’дом в Бухаре, Балхе, Карши (Несеф), Чарджуе, Мерве и других городах Средней Азии, автор „Матлаб ат-талибин” упоминает о многочисленных лавках и ремесленных мастерских (дуккан, мн. число — даканин), торговых рядах (раст-и базар), крытых базарах (тимчэ), караван-сараях, мельницах-толчеях (харрас-ханэ), водяных мельницах (асия), торговых банях (хаммам), число которых достигало 12, и некоторых других заведениях и предприятиях. ²⁸⁷

Значительное количество конкретных данных о городской недвижимости ходжи Са’да дают джуйбарские документы. В противоположность тенденциозным сообщениям „Матлаб ат-талибин”, документы показывают, что в создании фонда недвижимости Са’да основную роль играло не собственное строительство ходжи, а скупка строений у разных лиц. Количество скупленных Са’дом в разное время лавок не может быть подсчитано с точностью, так как число их в документах указывается не всегда, однако общее количество их весьма значительно. Один из документов говорит, например, об одновременной покупке у одного лица 30 лавок и крытого базара (тимчэ), ²⁸⁸ в другом указывается 14 лавок с пристройками, ²⁸⁹ „ряд лавок и мастерских” вместе с большим караван-сараем ²⁹⁰ и т. д. Следует при этом иметь в виду, что часть помещений, относимых в публикуемом переводе к категории лавок, в действительности могла являться ремесленными мастерскими, в связи с двояким значением имеющегося в оригинале документа термина „дуккан”, обозначающего нередко и лавку, и мастерскую ремесленника. ²⁹¹ Из специальных мастерских, покупавшихся ходжой Са’дом, в документах упоминаются токарные (харрат), ²⁹² прядильные (лавваф), ²⁹³ красильные ²⁹⁴ (рангризи), мастерские, где разматываются шелковые коконы (куданг-куби), ²⁹⁵ а также мастерские чесальщиков хлопка (наддаф), ²⁹⁶ мельницы-толчеи (харрас) ²⁹⁷ и др. [64]

Некоторые из покупавшихся ходжой лавок и мастерских располагались на мульковой земле, вместе с которой они продавались, ²⁹⁸ в других случаях лавки были выстроены на вакуфных участках, вследствие чего объектом купли-продажи являлся только „сукнийят”, т. е. возведенные на земле постройки, но не самая земля. ²⁹⁹

Приведенные выше сведения с достаточной ясностью показывают, что ходжа Са’д владел не только большим количеством лавок, но и различного рода ремесленных мастерских, в том числе текстильных, имевших наибольшее значение в системе местного ремесла.

Таким образом, влияние этого ходжи на экономическую жизнь Бухарского ханства второй половины XVI в. не ограничивалось одной только властью сельскохозяйственного производства, но простиралось также и на местную торговлю и ремесленную промышленность, а следовательно, и на ту часть населения, которая с этими отраслями экономики была связана.

Наши источники говорят также о прочих разнообразных видах имущества ходжи Са’да. Помимо указанных выше лавок, караван-сараев, мельниц ³⁰⁰ и т. д. в джуйбарских документах упоминается значительное количество скупавшихся ходжой Са’дом домов и дворов (буйют, хавали). ³⁰¹ Некоторые из покупавшихся домов и дворов были настолько значительны, что по цене своей соответствовали стоимости площади земли целого селения. ³⁰² Ряд других домов и дворов оценивался сравнительно скромной цифрой. ³⁰³ Каково было назначение этих домов и дворов и с какой целью производилась их массовая скупка, остается не вполне ясным, хотя не подлежит сомнению, что дома и дворы приобретались не для личного пользования, а исключительно в целях коммерческой эксплоатации их, возможно путем сдачи в аренду.

Автор „Матлаб ат-талибин” сообщает, что животноводство также занимало весьма видное место в хозяйстве Са’да. В степях паслось около 25000 голов баранов, многочисленные стада верблюдов общей численностью до 1000 голов, около 1500 голов лошадей. ³⁰⁴ На конюшнях ходжи стояли великолепные кровные аргамаки. ³⁰⁵ Тот же автор говорит о богатой казне и бесчисленных сокровищах ходжи Са’да, собранных последним в виде золотых и серебряных монет, большого количества сундуков с дорогими материями, китайских фарфоровых изделий (зарф-и чини), ковров, роскошных шатров и пр. ³⁰⁶ Видное место среди разнообразных богатств ходжи занимали также высоко ценившиеся охотничьи птицы. ³⁰⁷

Накопление такого богатства являлось для ходжи вполне возможным, так как ежегодный его доход с недвижимости и скота составлял, по словам автора „Матлаб ат талибин”, сумму в 1600 тысяч теньге. ³⁰⁸ Насколько значительна была эта сумма, видно из того, что она [65] соответствовала, по словам современника, сумме государственных доходов со всего Самарканда. ³⁰⁹

Пышность жизни ходжи Са’да соответствовала его богатству. Во главе управления всем хозяйством ходжи стоял некий мулла Баба-кули, носивший титул диван-и векиль и бывший сам весьма богатым человеком. По словам автора „Матлаб ат-талибин”. Баба-кули имел 120 джуфт-и гав (кошей, плужных участков) земли и 130 собственных рабов (бардэ). ³¹⁰ Другое лицо, ведавшее, по-видимому, только финансовыми делами ходжи, носило звание везира. Эту должность занимал некий мулла Султан Махмуд, ³¹¹ o хозяйственном положении которого в „Матлаб ат-талибин” сведений не приводится. Центральное управление ходжи, обозначаемое также термином „саркар” и ведавшее, по-видимому, главным образом вопросами обложения, состояло из четырех больших отделения, во главе которых стояли отдельные лица — дафтардары, ³¹² имевшие в своем распоряжении по нескольку секретарей (мухаррир). Здесь же, в общей канцелярии (дафтар-ханэ), постоянно находилось 40 писцов (нависандэ). Кроме того, в районных налоговых участках (саркар, о них см. выше) постоянно находилось 72 сборщика налогов (диван), ³¹³ являвшихся, как уже указывалось выше, основными помощниками заведующих (векилей) саркарствами, т. е. группами имений.

В центральном управлении имениями ходжи состояло также лицо, ведавшее специально расходной частью (сахиб-и хардж). ³¹⁴ Существовали также должности мирахура (заведующий конюшнями) — старшего (калян) и младшего (хурд) — и двух букаулов (стольников) — также старшего и младшего. Здесь же говорится о лице, занимавшем должность даруги (правитель и сборщик налогов) всех районов, заселенных кочевыми племенами, ³¹⁵ также, очевидно, уплачивавшими определенные налоги в казну ходжи Са’да. В штате „двора” Са’да состояли также казии (духовные судьи), один из которых находился во владениях ходжи в Балхе, другой — в районе Карши, третий исполнял обязанности муфтия в Термезском саркарстве. ³¹⁶ Упоминание автора „Матлаб ат-талибин” о казиях, находившихся на службе у ходжи Са’да, заслуживает особого внимания, так как оно показывает, что владения последнего пользовались не только налоговым иммунитеюм, на что указывает наличие в центральном и местном аппарате ходжи обширного штата налоговых агентов, но и судебно-административным иммунитетом, дававшим ходже право на самостоятельную юрисдикцию в отношении сидевшего на землях ходжи зависимого населения.

Чтобы закончить повествование о штатах слуг и челядинцев ходжи Са’да следует указать еще на целый ряд лиц, занимавших у него различные должности в обширном охотничьем хозяйстве. Во главе служащих данной категории находился кушбеги (главный сокольничий), в подчинении которого находились миршикары (начальники охоты), имевшие [66] в своем подчинении многочисленный штат специалистов по отдельным разделам охотничьего хозяйства или видам охоты. ³¹⁷

Автор „Матлаб ат-талибин” уверяет, что общее число миршикаров, по-видимому, со всеми их второстепенными помощниками доходило до 700 человек, ³¹⁸ что, впрочем, едва ли в какой-либо мере соответствует действительности. Возможно, что автор включает в это число также случайных людей, насильственно бравшихся из феодально-зависимых крестьян для участия в охоте (в качестве загонщиков зверя и т. п.) во время устраивавшихся Са’дом грандиозных соколиных охот в различных районах Бухарского ханства, как это обычно практиковалось феодалами в Средней Азии.

Автор „Матлаб ат-талибин” довольно подробно рассказывает также о том почете, каким пользовался ходжа Са’д со стороны Абдулла-Хана. как до, так и после восшествия его на ханский престол, что совпадает с приводившимися выше сведениями Хафиз-и Таныша. Подтверждается, между прочим, та исключительно важная роль, какую сыграл ходжа Са’д при возведении ‘Абдуллы на ханство в 1583г. ³¹⁹

Автор „Матлаб ат-талибин” сообщает также довольно подробно о множестве подарков и писем, получавшихся якобы ходжой Са’дом от государей и правителей различных стран Востока (Индии, Турции и др.), ³²⁰ а также приводит некоторые стихи, составлявшиеся в честь ходжи современными поэтами, утверждая, что таких стихов было составлено будто бы свыше 10 тысяч. ³²¹ Не менее видное место в сообщениях „Матлаб ат-талибин” занимают рассказы о широком „гостеприимстве”, в частности о многолюдных „меджлисах”, собиравшихся ходжой для собеседований и угощения, обходившихся иногда будто бы в несколько сот тысяч теньге, что, разумеется, также совершенно невероятно. ³²² Конечно, меджлисы и угощения устраивались в гораздо более скромных масштабах, как это было в обычаях феодального общества для представителей разных групп класса феодалов и их приспешников, каковы поэты-одописцы и т. д. Во время своих выездов за пределы города ходжа будто бы брал с собою 70-80 шатров в палаток. ³²³

Отбрасывая все подобного рода явные преувеличения, вызванные вполне понятным желанием со стороны нашего автора прославить своих предков, мы все же должны будем отметить, что по своему образу жизни ходжа Са’д являлся скорее типичным для своего времени богатым феодалом, чем благочестивым суфием, каким изображают его биографы и современники.

В качестве одного из доказательств необычайной святости и чудодейственной силы своего деда, автор „Матлаб ат-талибин” включает в свое сочинение особую главу с вполне фантастическим рассказом [67] о „чудесах и чудесных действиях”, совершавшихся будто бы ходжой Са’дом. ³²⁴

Не повторяя здесь уже приводившегося выше мнения В. Л. Вяткина о характере совершавшихся джуйбарскими шейхами „чудес”, заметим, между прочим, что автор „‘Абдулла-намэ”, Хафиз-и Таныш, в своих, впрочем, вполне панегирических, отзывах о ходже Са’де, о „чудесах” последнего ничего не сообщает. Совершенно очевидно, что популярность ходжи среди современников была связана не с духовными его качествами или религиозно-суфийской деятельностью, а главным образом с его богатством и влиянием при дворе.

Умер ходжа Са’д 13 зу-ль-хиджжа 997г. х. ³²⁵ (23 октября 1589г. н. э.), назначив своим главным наследником старшего сына, ходжу Тадж ад-Дина. Прежде чем переходить к биографии и обзору хозяйственной деятельности последнего, остановимся вкратце на последних распоряжениях Са’да, представляющих значительный интерес с точки зрения нашей темы.

Уже находясь на смертном одре, ходжа Са’д призвал к себе троих своих сыновей и двух дочерей и распределил между ними имевшиеся у него наличные деньги и некоторые ценности. Характерно, что из 18 тысяч золотых (ашрафи) 14 тысяч досталось на долю старшего сына Тадж ад-Дина и только 4 тысячи на долю среднего ‘Абд ар-Рахима. Младший из сыновей ‘Абди-ходжа и обе дочери денег не получили, будучи одарены какими-то ценными вещами, стоимость которых в источнике не указывается. ³²⁶ Предпочтение, оказанное в данном случае старшему сыну, не являлось случайным — оно целиком соответствовало той феодальной системе майората, в силу которой и сам ходжа Са’д, несмотря на наличие у него двух братьев, оказался единственным наследником имущества своего отца.

Положение Тадж ад-Дина как главного наследника было закреплено тем, что он был назначен мутаваллием (попечителем) всех вакфов, принадлежавших гробнице имама Абу-Бекра Са’да и составлявших, как уже отмечалось выше, основное ядро земельных владений джуйбарских ходжей, считавших себя единственными законными распорядителями этих земель. ³²⁷

Формальный, установленный по шариату, раздел всей недвижимости между сыновьями был произведен уже после смерти Са’да по распоряжению самого хана ‘Абдуллы. Хан утвердил ходжу Тадж ад-Дина в качестве главного наследника и мутаваллия всех вакфов и приказал выделить ему две трети всего оставшегося после отца имущества, оставив одну треть за Абд ар-Рахимом. ³²⁸

Из прочих пунктов завещания ходжи Са’да представляет интерес [68] его запрещение сыновьям состоять нукерами (военными слугами) хана, на том основании, что военная служба в роде не принята. ³²⁹

Своим запретом Са’д имел в виду, по-видимому, предостеречь своих сыновей от участия в возникавших между местными военными феодалами войнах, заканчивавшихся обычно полным разграблением имущества побежденной стороны. Можно, таким образом, полагать, что это запрещение Са’да было вызвано стремлением с его стороны обеспечить неприкосновенность имущества, собиранию и умножению которого он посвятил всю свою жизнь.

ХОДЖА ТАДЖ АД-ДИН

Деятельность ходжи Тадж ад-Дина протекала в период, в течение которого в политической истории Средней Азии произошли довольно важные перемены. Последние десятилетия XVI в., с момента занятия ‘Абдуллой столицы Бухарского ханства — города Бухары в 1557г., характеризовались все большим и большим укреплением центральной ханской власти, достигшей наибольшего могущества с того момента, когда ‘Абдулла, со смертью возведенного им на ханство своего отца Искендера (в 1583г.), сам занял официально ханский престол и сосредоточил в своих руках высшую политическую власть уже не в одном уделе, а во всей Средней Азии. К концу правления ‘Абдуллы границы его государства простирались от Герата и Мешхеда на юге до Аральского моря на севере, вместе с афганским Туркестаном, территорией современных среднеазиатских советских республик и южным Казахстаном. Своих побед над всеми враждебными ему родственниками из династии шейбанидов ‘Абдулла-хан сумел достигнуть не только благодаря той весьма существенной поддержке, которую оказывали ему такие влиятельные представители духовных феодалов, как джуйбарские шейхи, ходжи Ислам и Са’д, но главным образом вследствие той помощи, которую ‘Абдулла сумел обеспечить себе со стороны наиболее видной части узбекской военно-феодальной знати, стоявшей во главе узбекских племенных ополчений. Хотя конкретные условия, на основе которых происходило сближение феодальноплеменной знати с ‘Абдуллой во многих своих деталях пока не известны, однако не подлежит сомнению, что значительную роль играли здесь те земельные пожалования и доходы от военной добычи, которые были связаны с пребыванием на службе у этого сильного хана. Подобное положение можно было наблюдать и на примере правления Мухаммед-хана Шейбани, при котором, как указывалось выше, отдельные представители феодализованной знатной верхушки узбекских племен — бии — получали в свое распоряжение целые обширные области, наряду с членами ханского дома. Это же явление мы наблюдаем отчасти и в период правления хана ‘Абдуллы, когда некоторые из влиятельных биев управляли на положении почти ничем не ограниченных ханских наместников весьма значительными районами.

Выше уже указывалось, например, что один из узбекских феодалов, Назар-бий, из племени карлуков, получил от ‘Абдуллы в качестве союргала город Пскент вместе с его районом. [69]

Можно также указать на известного ‘Абд ас-Самад-бия, из узбекского племени кенегес, являвшегося при ‘Абдулле полновластным правителем области Шибиргана в афганском Узбекистане. ³³⁰ Впоследствии ‘Абд ас-Самад-бий был назначен правителем области Шахрисябза с назначением ему 150 тысяч „хани” (т. е. теньге) из доходов этой области. ³³¹

Однако нельзя утверждать, что в период правления хана ‘Абдуллы обычные противоречия между ханской властью и носителями феодальной раздробленности — военной знатью кочевых племен — исчезли окончательно. Получая обычно власть в пределах своего племени или рода по наследству и являясь в силу кочевых традиций полноправным главою своего племени и принадлежавшей ему территории вместе с оседлым населением, представитель узбекской военно-феодальной знати мог рассматривать свою службу хану лишь в качестве службы вассальной, обусловленной разными ограничениями. Со своей стороны ханская власть, особенно в периоды наибольшего ее усиления, как это наблюдалось, например, при ‘Абдулле, стремилась, предоставляя узбекским феодалам максимум материальных выгод, в то же время усилить таким путем зависимость их от центральной власти. Выдвигаясь на ханской службе, вожди узбекских племен пользовались ханскими ленными пожалованиями (союргал и пр.), сводившимися по существу к праву пользования доходами и управления в той или иной области, но все же политически они зависели от хана, имевшего возможность в любой момент лишить их всех прав и преимуществ. ‘Абдулла-хан всемерно старался сделать эту верховную власть хана вполне реальной.

Такого рода политика ‘Абдуллы имела в виду постепенно поставить узбекских военных феодалов в полную зависимость от ханской власти, превращая их в простых ханских слуг, лишенных какой бы то ни было собственной инициативы в политическом отношении. Возникавший таким образом резкий разрыв между стремлением узбекской военно-кочевой знати к феодальной независимости и политикой хана, направленной к ограничению их политических функций, являлся основным источником противоречий в среде правящего феодального класса Бухары второй половины XVI в.

Не останавливаясь здесь на подробном анализе этих противоречий, повлекших за собою, как известно, падение в конце XVI в. династии Шейбанидов и являвшихся одной из причин упадка политической мощи Бухарского ханства в XVII — первой половине XVIII в., мы затрагиваем данный вопрос лишь попутно и в той мере, в какой это необходимо нам для знакомства с историей развития интересующего нас феодального хозяйства джуйбарских шейхов.

Едва ли можно сомневаться в том, что исключительно интенсивный рост хозяйственной мощи ходжи Ислама и его наследника Са’да находились в тесной связи с той политикой покровительства, которую проводил все время ‘Абдулла-хан по отношению к джуйбарским шейхам. Смотря сквозь пальцы на чинившиеся ходжами незаконные земельные захваты, предоставляя джуйбарскому хозяйству налоговый и даже судебно-административный иммунитет (см. выше) и усиливая его личными земельными и прочими пожалованиями, хан, таким образом, у этих духовных феодалов искал поддержки против центробежных тенденций [70] узбекской военно-феодальной знати в центральных районах Бухарского ханства, игравших решающую роль в политической жизни этой страны. В начале 1598г. ‘Абдулла-хан умер.

Автор „Матлаб ат-талибин”, Абу ль-’Аббас Мухаммед Талиб, сообщает, что, по слухам, хан погиб насильственной смертью, будучи отравлен своим сыном ‘Абд аль-Мумином, действовавшим совместно е одним из представителей узбекской военно-феодальной знати Мухаммед Баки-бием. ³³²

Приведенное сообщение нашего автора заслуживает серьезного внимания, так как резко враждебное отношение ‘Абд аль-Мумина к своему отцу засвидетельствовано современными источниками. ³³³ В такой мере вероятным представляется нам и участие в убийстве Мухаммеда Баки-бия, являвшегося, по-видимому, одним из представителей недовольной политикой Абдуллы узбекской военно-феодальной знати. Весьма возможно также, что ‘Абд аль-Мумин в своей вражде с отцом являлся простым орудием в руках определенной военно-феодальной группировки.

Заняв отцовский престол, ‘Абд аль-Мумин погиб, однако, через шесть месяцев от руки враждебных ему феодалов, во главе которых стоял уже упоминавшийся выше ‘Абд ас-Самад-бий. ³³⁴

Со смертью ‘Абд аль-Мумина прекратилась династия шейбанидов, и воцарилась новая ханская династия аштарханидов, при которой центральная ханская власть постепенно утратила свою силу. Ханы из аштарханидов являлись в большинстве послушным орудием в руках узбекской военно-феодальной знати, игравшей в XVII-XVIII вв. решающую роль в политической и социально-экономической жизни страны. В связи с этим обстоятельством объединившееся под властью ‘Абдулла-хана государство стало дробиться на отдельные, фактически независимые от центральной власти феодальные владения, во главе которых стали представители военной знати узбекских кочевых племен.

Насколько непрочно было положение ханов в этот период, показывает следующий рассказ автора „Матлаб ат-талибин” о последних днях правления Надир Мухаммед-хана (1642-1645 гг.).

В то время, когда Баки из племени юз и все другие вожди племен (эмиры) воспротивились Надир Мухаммед-хану, последний послал для усмирения восставших своего старшего сына ‘Абд аль-’Азиз-султана - Рахим-бек, Союнич-бий, Мухаммед Яр-бий, Назар-бий и другие (бии) явились к султану и сказали: „Мы желаем свергнуть с престола твоего отца и возвести на его место тебя. Если ты на это согласен, хорошо, если же нет, мы прогоним вас обоих”. Султан поневоле должен был выразить свое согласие, после чего бии возвели его на престол, а отца его прогнали в Балх. ³³⁵

Вполне понятно, что феодализованная военная знать узбекских кочевых племен, игравшая настолько значительную роль при аштарханидах, не могла оставаться безразличной к хозяйственному могуществу джуйбарских шейхов, хотя и пользовавшихся благоволением со стороны отдельных ханов новой династии, но уже не достигавших той степени [71] влияния при дворе, каким они пользовались во время правления ‘Абдулла-хана. Впрочем, даже в тех случаях, когда это влияние так или иначе завоевывалось, оно оказывалось непрочным, так как успешно парализовалось господствующей при дворе узбекской феодальной знатью.

В соответствии с изменившейся политической обстановкой изменилась и тактика джуйбарских шейхов. Стремясь умножить свои богатства и сохранить прежние привилегии, ходжи теперь всячески пытались приобрести расположение не только ханов, но и наиболее влиятельных представителей военно-феодальной знати, прибегая для этой цели к подкупам и задариванию придворных сановников и других высокопоставленных лиц. Однако исключительно разросшееся землевладение джуйбарских шейхов, охватывавшее обширные районы в окрестностях Бухары и других областях Бухарского ханства, представлялось слишком лакомым куском для узбекской военно-феодальной знати, стремившейся к земельным захватам и делавшей поэтому попытки если не овладеть окончательно земельным имуществом ходжей, то по крайней мере лишить их налогового иммунитета. Увеличение доходов за счет налоговых поступлений с зависимого населения, обрабатывавшего джуйбарские земли, не могло, разумеется, не представляться заманчивым для военно-феодальной знати. Ниже, при изложении биографии сына и наследника Са’да, ходжи Тадж ад-Дина, нами приводится ряд рассказов о том, как отдельные бухарские феодалы и их финансовые агенты пытались распространить свою власть на земли, находившиеся во владении ходжей. Убедившись в невозможности разрешения вопроса мирным путем, ходжа Тадж ад-Дин в таких случаях прибегал к тайному убийству своего противника. При этом ходжа заявлял, что предает дело „на волю божью”, как бы слагая таким образом с себя всякую ответственность за все дальнейшее. Характерно, что все подобного рода рассказы о столковениях между Тадж ад-Дином и враждебными ему лицами Автор „Матлаб ат-талибин” заканчивает обычно сообщением о „внезапной” смерти неугодного лица, ниспосланной на него якобы свыше в наказание за попытку нарушить „священные права” дома джуйбарских шейхов.

Таким образом, всячески склоняя на свою сторону ханов и прочих влиятельных лиц, не останавливаясь ни перед подкупом отдельных сановников, ни перед тайными убийствами неугодных лиц, джуйбарские шейхи и в невыгодно сложившейся для них политической обстановке первой половины XVII в. продолжали сохранять занятое ими столетием раньше положение выдающихся феодалов-землевладельцев Бухарского ханства и иногда даже пытались и теперь оказывать то или иное влияние на политическую жизнь страны.

Высказанные здесь общие замечания с наибольшей наглядностью подтверждаются рядом фактов, относящихся к хозяйственной деятельности ходжи Тадж ад-Дина и его братьев, к изложению которых мы теперь и перейдем. ³³⁶ [72]

Большая часть имущества ходжи Са’да, как указывалось выше досталась старшему его сыну, ходже Тадж ад-Дину, оказавшемуся таким образом наследником духовного звания и обладателем земель и богатств джуйбарских шейхов. Заметную, хотя и менее значительную роль играло хозяйство его братьев ‘Абд ар-Рахима и ‘Абди-ходжи.

В руках Тадж ад-Дина находилось, по словам его сына, автора „Матлаб ат-талибин”, 1000 участков мульковых земель и 50 чарбагов и садов, разбросанных в различных районах Бухары, Балха, Самарканда, Ташкента, Андижана (Андиган), Хисара, Хузара (Гузар), Шахрисябза, Карши, Мианкаля, Каракуля и Чарджуя. ³³⁷ Во многих из этих районов находилась также прочая недвижимость ходжи — дома, ³³⁸ дворы, крытые базарные ряды, торговые бани, базары, мельницы и т. п. Часть домов была выстроена самим Тадж ад-Дином, остальные были наследованы от отца.

К числу новых поместий, лично благоустроенных Тадж ад-Дином, а не унаследованных им от отца, автор „Матлаб ат-талибин” относит селение Хасанабад, располагавшееся на собственных мульках ходжи в Бухарском районе.

В Хасанабаде располагалось несколько чарбагов и деревень (дех — ***) дававших ежегодно около 1000 манов зерна. ³³⁹ Поля Хасанабада орошались посредством канала, выведенного из одного из рукавов Заравшана (Кухек). ³⁴⁰ Автор рассказывает о тех трудностях, с которыми был связан ремонт головного сооружения Хасанабадского канала. В случае повреждения или разрушения плотины сюда приводилось до 1000 и более человек работников (мардикар) ³⁴¹ из числа феодально-зависимых крестьян ближайших селений и привозилось до 10 тысяч ослиных вьюков (харвар) хвороста. Автор добавляет при этом, что содержание в исправности этой плотины ложилось чрезвычайно тяжелым бременем на окрестное крестьянское население. ³⁴²

В общем составе возделываемых земель ходжи Тадж ад-Дина видную роль играли его „бесчисленные” богарные (неполивные) земли (ляльми), располагавшиеся, по-видимому, в обеспеченных осадками районах предгорий и не требовавшие поэтому искусственного орошения. По-видимому, в предгорных же районах, но менее обеспеченных естественными осадками, существовала кяризная система орошения, о которой также говорит наш автор. ³⁴³ [73]

В распоряжении ходжи находились также обширные пастбища (яйлак и корук), ³⁴⁴ на которых выпасался его скот.

Стада ходжи Тадж ад-Дина состояли из большого количества лошадей, 20 тысяч баранов и 20 катаров верблюдов. ³⁴⁵

В составе хозяйства ходжи находилось также 500 рабов (гулям), большая часть которых была занята на сельскохозяйственных работах. ³⁴⁶

Общий доход с полей ходжи Тадж ад-Дина определяется нашим источником в 50 тысяч теньге и 150 тысяч манов зерна большого бухарского веса. ³⁴⁷

Не удовлетворяясь наличным богатством, ходжа Тадж ад-Дин все время стремился приобретать новые земли. Слугам ходжи было приказано доводить до сведения своего господина о всех продававшихся землях (амлак) и ни в коем случае не выпускать их из рук. Поэтому, добавляет наш источник, большую часть времени все были заняты этими поисками. ³⁴⁸

Двор, домашнее хозяйство и штаты ходжи были обширны и отличались таким же богатством и роскошью, как и дворы светских феодалов того времени. ³⁴⁹

Во главе всех хозяйственных дел ходжи стоял некий ходжа ‘Араб, являвшийся главным управляющим и располагавший, по-видимому, большими полномочиями. ³⁵⁰

Далее в числе должностных лиц упоминается диван мулла ходжи Мухаммед, в ведении которого находилось финансовое хозяйство ходжи (***) мунши — его помощник и секретарь, мушриф, 14 писцов (нависандэ), канцелярии (дафтарханэ), саркардары, ведавшие поместьями ходжи в отдельных районах, во главе с главным саркардаром, в ведении которого находились 30 писцов, кедхода (староста), в подчинении которого находился саркардар тумана Зинданэ, заведующий доставкой из саркарств денежных сумм и зерна натурой (***), мирахуры, букаулы, заведующие амбарами и т. д. ³⁵¹ Отдельно упоминается чтец [74] корана, а также лицо, в обязанности которого входило представительство от имени ходжи при дворах высокопоставленных лиц. ³⁵²

В качестве людей, тесно связанных с ходжой Тадж ад-Дином, автор „Матлаб ат-талибин” называет также 25 групп (фирка) ³⁵³ кочевников, ³⁵⁴ находившихся под особым покровительством или „патронатом” *** (***) ходжи. ³⁵⁵ Речь идет несомненно об особого рода „прекарной” зависимости или коммендации, в силу которой все вступившие “под защиту и покровительство” ходжи Тадж ад-Дина освобождались от обычных государственных налогов и повинностей и выполняли лишь те требования, какие мог предъявить к ним ходжа. Наш источник содержит в себе целый ряд указаний, вполне подтверждающих это положение, в частности в отношении кочевников, главным налогом с которых являлся, как известно, закат. ³⁵⁶

По этому поводу автор „Матлаб ат-талибин” передает следующий случай: однажды хан послал некоего Шериф-задэ ясаула собирать в области закат. Ясаул стал собирать закат с баранов также с тех кочевников, которые находились „под покровительством ходжи и считались его райятами” ( *** ). Узнав об этом, ходжа велел привести к себе ясаула и засек его прутьями (чуб) до смерти. ³⁵⁷

Богатства ходжи Тадж ад-Дина позволяли ему широко награждать нужных ему людей. По несколько преувеличенному, может быть, сообщению автора „Матлаб ат-талибин”, ходжа ежегодно тратил 40 тысяч манов зерна на содержание своих слуг и приближенных; 30 тысяч манов зерна тратилось на подарки разным высокопоставленным лицам (акабир ва ашраф) и подаяния различным отшельникам (зуххад). Многим из высокопоставленных лиц, а также некоторым из своих приближенных ходжа предоставлял право пользоваться доходами со своей земли, выделяя для этой цели отдельные участки величиною от 50 до 200 танапов. ³⁵⁸

Земли как самого ходжи, так и находившихся под его „покровительством” (химайет), т. е. под патронатом его лиц, пользовались, как это наблюдалось и раньше, полным налоговым иммунитетом и были освобождены от всякого рода государственных повинностей. ³⁵⁹ Изменившаяся после смерти хана ‘Абдуллы политическая обстановка поставила под угрозу традиционные права и привилегии джуйбарских шейхов и в первую очередь их налоговый иммунитет. Указанная выше попытка со стороны одного из ханских сборщиков подвергнуть обложению подвластный ходже район являлась не единственной. Однако, прежде чем переходить к рассмотрению данного вопроса, нам следует ознакомиться с составом тех имуществ, какими располагали братья Тадж ад-Дина — ‘Абд ар-Рахим и ‘Абди-ходжа. [75]

Описывая богатства (первого из названных лиц) ходжи, ‘Абд ар-Рахима, автор „Матлаб ат-талибин” сообщает, что земельные владения его состояли из 600 участков мульковых пахотных земель и 44 чарбагов. Ходже принадлежали базарные ряды в Бухаре и Балхе и других областях Мавераннахра. Там же находилось 7 сарабов, ³⁶⁰ 2 каменных дворца, 7 тимчэ, несколько мельниц и дворов с жилыми постройками, а также большие стада баранов, лошадей (йылхы) и 15 катаров верблюдов.

Во владении ходжи находились также пастбища (яйлак и корук). Здесь же автор упоминает о принадлежавших ходже 20 группах (фирка) кочевого населения, кочевавшего, по-видимому, на указанных пастбищах. Число рабов (гулям) ходжи доходило до 400. Общий доход с имущества ходжи выражался в сумме 40 тысяч хани (теньге) и 100 тысяч манов хлеба ³⁶¹

Имущество ‘Абди-ходжи ³⁶² состояло из пятисот участков мульковой земли, трех сарабов и из нескольких базарных рядов ( *** ) в Бухаре и Балхе. ³⁶³

Штаты „дворов” ‘Абди-ходжи и ‘Абд ар-Рахима и их хозяйственный персонал были представлены теми же должностями, с какими встречались мы при описании хозяйства ходжи Тадж ад-Дина. ³⁶⁴ Необходимо добавить также, что богатства братьев отчасти увеличивались за счет тех пожалований и подарков, какие им удавалось иногда получить от ханов новой аштарханидской династии, о чем будет сказано ниже. Значительную роль, как уже указывалось, играла скупка земель. В этом отношении показательна также деятельность сына ходжи Тадж ад-Дина Абу ль’Аббас Мухаммеда Талиба (автора цитируемого нами сочинения „Матлаб ат-талибин”).

Достум-далха, рассказывает Абуль -’Аббас, имел в местности Чартак 50 танапов земли. Когда владелец умер, земля поступила к его наследникам, которые решили ее продать. „Так как эта земля находилась по соседству с моими землями, — говорит автор, — я сказал своему отцу о том, что мне хотелось бы ее купить”. Тадж ад-Дин одобрил намерение сына. “На следующий день, — продолжает автор, — когда дома считали деньги в количестве нескольких тысяч теньге, мой родитель проходил мимо и, бросив свой благословенный взор на считаемые деньги, трижды произнес: “ангиз шуд”. ³⁶⁵... После этого благодать от святого родителя снизошла на меня, и я стал скупать земли ... Никто из моих братьев не купил столько земли, сколько купил я.” [76]

„Дошло до того, что через несколько лет после смерти моего отца (1646 г.) я был в состоянии купить у Мухаммед Я’куб-ходжи селение М-рг-к ( *** ) за 40 тысяч хани, Кахштуван за 50 тысяч и Джуйзар за 100 тысяч хани. До настоящего времени, — заканчивает автор, — я купил земель уже приблизительно на 400 тысяч хани”. ³⁶⁶

Абу ль-’Аббас сообщает также ряд любопытных данных о той политической роли, которую пытался играть один из братьев Тадж ад-Дина — ‘Абди-ходжа — при первых аштарханидах.

После убийства сына ‘Абдуллы — ’Абд аль-Мумина (конец 1598 г.), рассказывает наш автор, в ханы был возведен Пир Мухаммед, однако это было сделано „в силу необходимости” — на хана никто не обращал внимания. Начались беспорядки. ‘Абди-ходжа приехал в Самарканд, где находился в это время претендовавший на ханство Баки Мухаммед, сын Джанибека. ³⁶⁷

Баки будто бы сказал ходже следующее: „Если мне удастся завладеть царством [буквально „Бухарой и Балхом”], я разделю его на три части, из которых одну возьму себе, другую дам тебе, а третью Вели Мухаммеду”. ³⁶⁸ Пир Мухаммед выступил против Самарканда, но потерпел поражение и был убит. ³⁶⁹

Овладев бухарским престолом, Баки Мухаммед не выполнил, однако, данного ходже обещания, хотя и выдавал ему ежегодно 150 тысяч хани и оказывал ему „царские” почести. Наш автор сообщает, что Абди-ходжу во время его торжественных выездов сопровождала свита в составе 1000 человек, что так же, как и предыдущее сообщение, по-видимому, сильно преувеличено. В основе приведенного выше рассказа лежит, по-видимому, то обстоятельство, что ‘Абди-ходжа, как и другие представители джуйбарского дома, продолжал еще пользоваться влиянием в некоторых кругах местной феодальной знати и потому был полезен Баки Мухаммеду в тот период, когда он боролся за овладение бухарским престолом. Подтверждением сказанного может служить сообщение нашего автора о том, что только благодаря ‘Абди-ходже Баки Мухаммеду удалось после занятия Балха склонить на свою сторону правителя Термеза — ’Абд аль-Бай-бия, предки которого являлись муридами джуйбарских шейхов. ³⁷⁰

Укрепившись на престоле, Баки Мухаммед, по-видимому, отошел от ‘Абди-ходжи. Последний в свою очередь стал оказывать покровительство всем обиженным и недовольным ханом. Недовольных оказалось так много, что появились слухи о предстоящем якобы возведении ходжи на ханство. Возникла ссора между ханом и ходжой. Хан потребовал от своего отца Джанибека, чтобы тот взял обратно свою дочь (сестру Баки Мухаммеда), находившуюся замужем за ‘Абди-ходжой. ³⁷¹ Через некоторое время после расторжения брака хан Баки Мухаммед [77] Ходжа Тадж ад-Дин приказал казию лишить ‘Абди-ходжу законных прав владения всем его имуществом, в том числе земель, являвшихся приданым его бывшей жены, а самого ходжу выслал в Индию. ³⁷²

Не вполне удачно завершилась также политическая карьера среднего из братьев, ходжи ‘Абд ар-Рахима. Женившись сначала на овдовевшей жене своего младшего брата, сестре хана Баки Мухаммеда, и получив в приданое за ней несколько деревень, ³⁷³ ходжа после вступления на престол хана Имам-кули (1611-1645) в силу каких-то неизвестных причин вынужден был покинуть пределы Бухары и бежал тайно в Мекку. Хан Имам-кули приказал казию совместно с ясаулом лишить ходжу Абд-ар-Рахима всего принадлежавшего ему имущества. Приказ был исполнен, однако ясаула неожиданно постигла болезнь, а затем и смерть. Хан отменил свое решение. Казий вынужден был бежать а Балх и там был убит одним из кыпчаков. ³⁷⁴

Характерно, что, излагая этот эпизод, автор ни одним словом не обмолвился о ходже Тадж ад-Дине, которому принадлежала во всем этом деле, по-видимому, далеко не последняя роль. ³⁷⁵

Доехав до Исфахана, ‘Абд ар-Рахим по болезни должен был возвратиться в Бухару, где благодаря, по-видимому, заступничеству Тадж ад-Дина, смог пробыть некоторое время, а затем благополучно удалился в Индию.

Таким образом, судьба ‘Абд ар-Рахима и ‘Абди-ходжи с достаточной ясностью показывает, какой сложностью отличалась та политическая обстановка, в условиях которой приходилось теперь джуйбарским шейхам во главе с ходжой Тадж ад-Дином защищать свои хозяйственные привилегии.

Тадж ад-Дину пришлось видеть на бухарском престоле семь ханов, начиная с ‘Абдуллы (ум. в 1598г.) и кончая ‘Абд аль-Азизом, вступившим на ханство за год до смерти ходжи, в 1645г. Однако ни частая смена ханов, ни менявшаяся политическая обстановка не помешали ходже сохранить до конца своей жизни унаследованный им от своих предков авторитет, с помощью его не только сохранить, но и расширить свои земельные владения и богатства. Главы, посвященные биографии Тадж ад-Дина, пестрят рассказами о „милостях”, которыми будто бы осыпали ходжу бухарские правители, начиная с ‘Абдуллы и кончая ‘Абд аль-’Азизом. Рассказывается, между прочим, о том, что Имам-кули’хан выдал за Тадж ад-Дина свою сестру и пожаловал ему округа Пирмаст, Hyp и Хузар. ³⁷⁶ В не менее панегирическом тоне рассказывается также о том, что слава о святости жизни ходжи Тадж ад-Дина доходила до отдаленных мусульманских стран и что государи Индии, Ирана, Хивы, Кашгара и ханы казахских степей присылали к нему своих послов и подарки, ³⁷⁷ Джуйбар при ходже Тадж ад-Дине [78] играл, по словам нашего автора, роль своего рода убежища, где находили защиту и приют все, кто был обижен и обездолен, начиная с недавнего сановника и кончая последним нищим. ³⁷⁸ Все эти сообщения лишний раз доказывают, насколько суфизм дервишеского ордена накшбандиев, представителями которого были джуйбарские шейхи, являлся ярким выразителем идеологии класса феодалов своего времени.

Отмечая такого рода панегирические моменты лишь между прочим, мы остановимся несколько подробнее на той части повествования нашего автора, где он говорит о хозяйственной деятельности своего отца. Эти сообщения имеют значение для нас не только с точки зрения нашей темы, но они важны и в том отношении, что дают наиболее реальное определение того удельного веса, каким пользовался ходжа Тадж ад-Дин среди правящих кругов бухарского общества.

Один из такого рода рассказов, передаваемых автором от лица Кок Кёз-букаула (слуги Тадж ад-Дина) гласит следующее.

„Однажды его высочество (навваб, т. е. хан) Имам-кули назначил Джуман-бия на должность диванбеги. ³⁷⁹ Его святейшество, наш ишан ³⁸⁰ и ‘Абд ар-Рахим-ходжа направились к нему [бию], чтобы его поздравить. Его святейшество, наш ишан, обратившись к нему [бию], сказал: “Мы весьма довольны, что хан назначил вас на должность диван-беги”. Тот в ответ сказал ишану: “Свой первый деловой разговор я начну с вас, так как если я этого не сделаю, то я вообще не в состоянии буду что либо предпринять”.

„Когда [бий] произнес эти неподобающие слова, ишан замолк. По окончании приема [ишан] вышел и весьма огорченный направился в Джуйбар.

„В эту ночь, — [рассказывает] букаул, — я увидел во сне, будто иду помолиться на мазар святого ходжи Са’да. Пройдя половину пути, я увидел, что со стороны мазара [навстречу мне] идет ходжа Аваз, являющийся одним из близких людей нашего ишана, а в руках у него ужасно страшный тигр (шир). “Что ты хочешь с ним сделать ходжа?” — спросил я. Тот ответил: “Разве тебе неизвестно, что Джуман-бий теперь диванбеги и какие дела он творит. Я хочу привести [тигра], чтобы он разорвал его [Джумана] на куски”. После этого видения я совершил на утро омовение и направился для совершения намаза. Было время завтрака. Ишан приказал подать себе еду и стал завтракать. Найдя ишана в хорошем расположении духа, я думал доложить ему [о своем видении]. Не успел я ничего произнести, как ишан мне сказал: “Букаул! Нам такие вещи не подходят. Это ошибка... Это бывало [ только ] в старину (буквально — при наших дедах)...”. Я замолчал. На следующую ночь во двор [Джуман-бия] ворвалась какая-то толпа ³⁸¹ убила его... Никому неизвестно — кто это был и откуда...”. ³⁸²

Достаточно сопоставить этот рассказ с рассуждениями автора о том почете и влиянии, какими будто бы пользовался ходжа Тадж ад-Дин при дворах бухарских правителей, чтобы придти к выводу несколько иного порядка. Действительно, если бы влияние ходжи было так [79] значительно, как говорит об этом автор, ему не нужно было бы ни являться с поклоном к новому диванбеги, ни прибегать к тайному убийству, о котором в таких таинственных тонах повествует наш источник.

Это подтверждается и другими рассказами нашего автора.

Однажды, Имам-кули-хан, повествует наш автор в другом месте своего сочинения, приказал мирзе Hyp Мухаммеду чагатайбеги ³⁸³ произвести опись земель в тумане Шафуркан для взыскания с них налога. Выполняя ханский приказ, мирза включил в налоговые списки также и те земли, владельцы которых находились под защитой и покровительством (или патронатом — *** ) ходжи-ишана.

Узнав о происшедшем, ходжа дважды посылает одного из своих сыновей (автора сочинения), чтобы отговорить мирзу от выполнения задуманного. Уговоры оказались, однако, напрасными, несмотря даже на то, что мирза принадлежал к числу тех сановников, по отношению к которым ходжа Тадж ад-Дин никогда не скупился на подарки и подношения.

Рассказ автора заканчивается сообщением о том, что мирза Hyp Мухаммед вскоре поссорился с одним из биев и от полученной раны через 25 дней умер. ³⁸⁴

Принадлежал ли названный бий также к числу „облагодетельствованных” Тадж ад-Дином людей — наш источник умалчивает.

Задаривание ханских сановников и влиятельных лиц являлось одним из тех средств, при помощи которых ходжа Тадж ад-Дин стремился обеспечить неприкосновенность своих обширных имуществ ³⁸⁵ хотя и это средство, как показывает приведенный выше пример с мирзой Hyp Мухаммедом, не всегда оказывалось достаточным.

Уничтожению подвергались не только те лица, которые пытались нанести тот или иной материальный ущерб Тадж ад-Дину, но даже те, от которых могла угрожать хотя бы малейшая опасность этому роду.

Однажды Такы-диван сказал, передает, между прочим, наш автор, что „когда мы возвратимся из этого похода, ³⁸⁶ я буду просить хана о выдаче бератов [ассигновок] на 300 тысяч хани в счет тех доходов, какие получают ишан и его родственники со своих амляков, ³⁸⁷ чарбагов и садов”.

Когда о намерении Такы-дивана стало известно Тадж ад-Дину, он ограничился обычной фразой: „Бог его накажет”. Через несколько дней, заканчивает наш автор, в Бухару пришло известие о том, что Такы-диван погиб. ³⁸⁸

Один из ишанов, по имени Шах Хусейн, погиб, по словам нашего автора, только потому, что попытался однажды привлечь на свою сторону жителей одного селения, считавшихся муридами ходжи Тадж ад-Дина. ³⁸⁹ [80]

Остановимся еще на одном из эпизодов последнего периода жизни ходжи. Заботясь о снаряжении своего войска, хан ‘Абд аль-’Азиз отдал приказ о том, чтобы каждый владелец (мутасарриф — *** ) пятидесяти танапов земли в Бухарском вилайете доставил за свой счет одно ружье. ³⁹⁰

Для ходжи Тадж ад-Дина, располагавшего, как мы видели, огромными земельными фондами, еще более увеличившимися после смерти его братьев, приказ Абд аль-Азиза был связан с чрезвычайно большими расходами, на возмещение которых не было почти никаких надежд.

Опираясь на свой религиозный авторитет, ходжа объявляет данный налог противоречащим шариату („новшеством” — *** ), разрывает взятый им у ясаула ханский приказ и добивается его отмены. ³⁹¹

Таким образом, умело сочетая религиозную демагогию с тактикой тайных убийств и подкупами наиболее влиятельных сановников, Тадж ад-Дин более или менее успешно отражает направленный против него натиск узбекской феодальной знати, натиск, против которого не могли устоять ни Абди-ходжа, ни ‘Абд ар-Рахим.

Желая избежать дробления своих фамильных имуществ, джуйбарские ходжи заключали браки между близкими родственниками. Этой же тактике следовал и Тадж ад-Дин. Всех своих сыновей, в том числе и старшего, будущего своего наследника, Мухаммед Юсуфа ходжа женил на своих племянницах — дочерях ‘Абд ар-Рахима. ³⁹² Дочерей своих он выдал за своих же племянников. ³⁹³

Дети умерших братьев Абд ар-Рахима и ‘Абди-ходжи жили при Тадж ад-Дине, вследствие чего последний получил вполне законную возможность распоряжаться их движимым и недвижимым имуществом, включая рабов и слуг. ³⁹⁴ К Тадж ад-Дину же перешли земельные владения (амляк) его умерших сестер. ³⁹⁵

Сосредоточив, таким образом, в своих руках все имущество джуйбарского дома и располагая огромными средствами, ходжа Тадж ад-Дин, не внес, однако, в систему своего хозяйства ничего нового. Ни в области земледелия, ни в сфере ремесленного производства феодальное хозяйство ходжи Тадж ад-Дина ничем не отличалось от того уровня, на котором стояло джуйбарское хозяйство столетием раньше, в начале деятельности ходжи Ислама.

Деятельность ходжи в качестве феодального землевладельца по-прежнему сводилась исключительно к взиманию феодальной ренты в смешанной форме, с преобладанием ренты продуктами без какого бы то ни было ведения собственного (господского) крупного хозяйства и без вмешательства в процесс производства. О каких-либо новых сельскохозяйственных культурах или о более высокой организации системы производства на принадлежащих ходже ремесленных предприятиях также не возникало речи.

Умер ходжа Тадж ад-Дин 2 ноября 1646г., в возрасте 74 лет. ³⁹⁶ Главным его наследником и преемником „на высоком пocтy руководительства” (***) был признан старший из четырех сыновей [81] Мухаммед Юсуф-ходжа, которому в момент смерти отца было уже 53 года. В распоряжение Юсуфа поступила та часть земельных имуществ, которая по законам майората была объявлена наследственным вакуфом (вакф-и авлад) и не подлежала дележу между наследниками. Прочее имущество было разделено по шариату между четырьмя братьями и двумя сестрами.

Абу ль-’Аббасу — автору цитируемого нами сочинения „Матлаб ат-талибин” — в это время было 39 лет. ³⁹⁷ Он также получил установленную часть наследства.

Еще при жизни своего отца ходжа Юсуф пользовался вниманием некоторых ханов и получал пожалования (союргал). Имам-кули-хан пожаловал ходже несколько селений, приносивших, по словам нашего автора, ежегодно 10 тысяч хани дохода. ³⁹⁸

Несколько деревень было пожаловано ходже Юсуфу также преемниками Имам-кули-хана, Надир Мухаммедом и Абд аль-’Азизом. Последний из ханов выдал свою дочь за сына Юсуфа — Я’куб-ходжу. ³⁹⁹

Приведенные краткие сведения о ходже Юсуфе автор заканчивает сообщением о том, что ходжа пользовался большим почетом и уважением и что все знатные люди того времени искали его дружбы и расположения.

Последнее сообщение нашего автора подтверждается также одним из бухарских историков второй половины XVII в. Мухаммед Амином, который среди знатных людей своей эпохи первым называет Юсуфа-ходжу. ⁴⁰⁰

Юсуф щедро награждал своих сторонников, подарив будто бы одному из них даже целое селение С-н-дж-ль (***), являвшееся старинным мульком ходжи ⁴⁰¹ и приносившее будто бы ежегодно 100 тысяч хани дохода. ⁴⁰²

Других сведений, относящихся к хозяйственной деятельности ходжи Юсуфа, у нашего автора не встречается.

Умер Юсуф в 1061г. х. — 1651 г. н. э., оставив после себя двух сыновей — Мухаммед Захида и Мухаммед Якуба и одну дочь. ⁴⁰³

Какому из сыновей досталось наследство Юсуфа и какова вообще дальнейшая судьба хозяйства джуйбарских шейхов — наш источник не Сообщает. ⁴⁰⁴

Не имея возможности за отсутствием соответствующих источников проследить систематически дальнейшие судьбы джуйбарского хозяйства, приведем в заключение несколько отдельных кратких справок, отчасти характеризующих роль джуйбарских ходжей в период после Юсуфа.

Описывая набег хивинского хана Ануши (1663-1687) на Бухару в 1681г., бухарский историк Мухаммед Амин сообщает, что часть хивинцев ворвалась в город через Джуйбарские ворота и разграбила [82] все, что попадалось ей на пути. ⁴⁰⁵ Другой из бухарских историков сообщает; что в Джуйбаре располагался даже хивинский лагерь, ⁴⁰⁶ что, разумеется, было равносильно полному опустошению резиденции джуйбарских шейхов. ⁴⁰⁷ В числе виднейших бухарских сановников, принимавших деятельное участие в организации бухарских сил против хивинцев, историками упоминается шейх-аль-ислам Мухаммед Баки — из джуйбарских ходжей. ⁴⁰⁸

Последнее сообщение показывает, что значение джуйбарских ходжей в официальной религиозно-политической жизни Бухарского ханства конца XVII в. было довольно значительным, хотя может быть и не в такой степени, как это наблюдалось столетием раньше.

В какой мере разграбление Джуйбара войском Ануша-хана могло повлиять на материальное благосостояние джуйбарских ходжей, сказать трудно, хотя главная база экономической мощи ходжей — земли — осталась, по-видимому, незатронутой. Впрочем, дальнейшие набеги Ануши, связанные с уводом и истреблением жителей бухарских окрестностей, ⁴⁰⁹ должны были в той или иной степени понизить доходность джуйбарских поместий.

В рассказе о распределении между отдельными лицами высших государственных должностей при вступлении на бухарский престол ‘Убайдулла-хана (1702-1711) упоминается в числе других также Хашим-ходжа джуйбарский, назначенный на должность шейх аль-ислама. ⁴¹⁰

Из слов историка Убайдулла-хана мир Мухаммед Амина можно установить, что джуйбарские шейхи в этот период принимали близкое участие в делах управления государством и даже „вмешивались в интимную жизнь двора и личную жизнь хана”. ⁴¹¹

Процесс роста феодальной раздробленности, усиленно развивавшийся в Бухарском ханстве, начиная уже с первых аштарханидов, завершился, как известно, в начале XVIII в. полной децентрализацией политической власти, распылением ее в руках крупных владетельных феодалов из узбекской военно-кочевой знати.

Власть последнего хана из аштарханидов Абу-ль-Файза (1711-1747) фактически не выходила за пределы столицы, будучи и здесь ограничена властью так называемого аталыка.

В ожесточенной борьбе Абу-ль-Файза с узбекскими владетельными феодалами принимали участие и джуйбарские шейхи, во главе которых выступает в это время сын упоминавшегося выше Хашим-ходжи — Яхья-ходжа, также занимавший должность шейх аль-ислама: Яхья-ходжа ведет борьбу против Абу-ль-Файза, выступая на стороне его главного противника Ибрахим-аталыка из узбекского племени кенегес. ⁴¹² [83]

Потерпев неудачу, аталык направился в Самарканд, где возвел в ханы некоего султана Раджаба, выдвинув его, таким образом, в качестве конкурента Абу-ль-Файза. В 20-х годах XVIII в. аталык и Раджаб-султан во главе войск из казахов, узбеков и каракалпаков грабили окрестности Бухары, причиняя массу бедствий окрестному населению. Жители разбежались. В городе Бухаре остались населенными только два квартала; столица ханства стала превращаться в развалины. Начался голод, сопровождавшийся массовыми случаями людоедства. ⁴¹³

Все эти события, разумеется, не могли не способствовать упадку материального благосостояния джуйбарских шейхов, поля и поместья которых также оказались покинутыми населением.

Тем не менее в 40-х и 50-х годах XVIII в. джуйбарские ходжи снова выступают в роли шейх ал-исламов и продолжают принимать участие в общественно-политической жизни Бухарского ханства.

Описывая нашествие Надир-шаха на Бухару в 1740г. и рассказывая о высланном навстречу Надиру посольстве Абу-ль-Файза, ‘Абд аль-Керим Бухарский в числе послов называет также ходжу из Джуйбара. ⁴¹⁴

Важную роль играли шейх аль-исламы из джуйбарских шейхов в период политического объединения земель Бухарского ханства при первом представителе мангытской династии Мухаммед Рахиме в 50-х годах XVIII в. ⁴¹⁵

Во второй половине XIX в., когда Бухарское ханство фактически уже входило в состав вассальных владений царской России, джуйбарские ходжи принадлежали к числу наиболее богатых людей Бухары. На это указывает письмо одного из шейхов на имя эмира Музаффара (1860-1885), где говорится об обложении представителей джуйбарского дома налогом „аминанэ”, взимавшемся обычно с крупных торговцев в богачей, в сумме 10 тысяч теньге. ⁴¹⁶

Присоединение к России Средней Азии, которое имело прогрессивное значение для истории ее народов, оказало благотворное влияние также и на Бухарское ханство, вступившее в вассальные отношения к Российскому государству. В частности, согласно договора 1868г. между Россией и Бухарским ханством, отмена рабства коснулась и последнего. Как бы ни старались владельцы рабов на местах обойти пункт договора, касающийся отмены рабства в Бухаре, все же рабство постепенно исчезло, что не могло не отразиться и на формах эксплоатации в таких крупных земельных владениях, какие были в руках потомков джуйбарских шейхов. Там на полях больше не эксплоатировали рабов. Такой пережиток, как остатки рабовладельческого уклада в среднеазиатском феодальном обществе, исчез. Присоединение Средней Азии к России вызвало и изменения в формах эксплоатации в связи с вовлечением Средней Азии в орбиту капиталистического развития.