В русле решений той же мартовской сенаторской рады находилась и попытка Яна Казимира во второй половине марта 1655 г

Библиотека сайта XIII век

ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕСТВО ЛИТОВСКОЕ И РОССИЯ ВО ВРЕМЯ ПОЛЬСКОГО ПОТОПА

В русле решений той же мартовской сенаторской рады находилась и попытка Яна Казимира во второй половине марта 1655 г. раздобыть [156] деньги для оплаты и найма войск у богатого патрициата г. Гданьска: туда был направлен А. Кос с приказом короля магистрату, с учетом военной опасности, всячески укреплять город и окрестности, включая оборонительные сооружения на Висле, а также с целью достать необходимые суммы. Для горожан это тревожное сообщение не было новостью, еще раньше они имели информацию такого рода и из Кенигсберга, и из Варшавы (в связи с миссией В. Курцбах-Завацкого). В ответах королю гданьские власти заверили в своем желании сделать все необходимое для обеспечения безопасности города. Но просьба о денежной помощи была фактически отклонена: городской совет соглашался на дополнительные выплаты, но при условии, что собранные средства будут использованы для защиты самого Гданьска. Магистрат исходил из принципа (весьма опасного!), что отдельные сословия, города и шляхта должны финансировать и развивать свои вооружения особо. О своей позиции гданьский патрициат сообщил и властям Торуни письмом от 7 апреля для координации совместных усилий в таком духе на предстоящем сейме ⁶⁵. Несомненно, все это повлияло на обстановку в данной части Польши, в частности, стало одной из причин изменения первоначального намерения Карла X осуществить вторжение через Западную Пруссию ⁶⁶, но в более широком общенациональном масштабе ситуацию не изменило и в критический момент стране не помогло.

Перед возобновлением и сразу после начала военных действий на востоке и в последние месяцы до Потопа дипломатия РП проявила значительную активность на южном и восточном направлениях, сталкиваясь здесь с политическим противодействием со стороны России и Украины. Исход этой дипломатической дуэли не мог оказать немедленного воздействия на отношения Польско-Литовского государства со Швецией, но успех в данном секторе политики позволил бы существенно улучшить общее положение РП, а если учесть более поздний ход дел в ней, немало значил и для смягчения последствий Потопа. Здесь наметилось несколько политических линий.

Наиболее важным был крымско-османский комплекс. Несмотря на свежий опыт взаимодействия с татарскими ордами в первые месяцы 1655 г. во время боевых действий на Украине и особенно между ними, когда приходилось выделять татарам для содержания наиболее богатые и населенные территории (оценивая итоги их пребывания там, К. Тышкевич считал потери местных жителей в 200-300 тыс. человек и полагал, что впредь между Днестром и Бугом "будет пустыня", но историки оценивают такие цифры и мнения как преувеличенные) ⁶⁷, в Варшаве исходили из необходимости получить военную помощь от ханства при неизбежном скором возобновлении операций мощных русско-украинских сил ⁶⁸. Королевский двор рассчитывал также организовать нечто вроде многосторонней лиги и [157] привлечь к предстоящим боевым акциям войска правителей Дунайских княжеств, прежде всего сильнейшего из них, трансильванского князя Дьёрдя II Ракоци. Для достижения этих целей политики РП осуществили ряд дипломатических мероприятий. В центре их находилось воздействие на Крым: в соответствии с решениями мартовской сенаторской рады туда в следующем месяце направили опытного в вопросах политики на юго-востоке, ранее бывавшего в ханстве стражника коронного М. Яскульского для укрепления военного союза и получения возможно скорее значительной поддержки татарских сил на поле боя. В том же направлении действовали и ведущие польские военачальники ⁶⁹.

Дополнительный характер имела миссия в Стамбул королевского дворянина и секретаря В. Бечиньского (инструкция ему от 16 февраля 1655 г.), которому было поручено просить султана указать хану Мехмед-Гирею держаться альянса с Речью Посполитой, а вассалам Порты, Дьёрдю II Ракоци и господарям Молдавского и Валашского княжеств, - договариваться с Яном Казимиром о союзе и совместных действиях их войск против общих противников ⁷⁰. Еще ранее, в конце 1654 - начале 1655 г. король, крымский хан, польские военачальники и дипломаты неоднократно обращались к трансильванскому князю, чтобы побудить его прислать свои боевые силы для участия в контрнаступлении польско-татарских армий на Украине. После фактического провала последнего и общего ухудшения ситуации в марте 1655 г. и позже власти Речи Посполитой настойчиво добивались военной помощи от Дьёрдя II Ракоци ⁷¹.

Результаты предпринятых варшавским двором дипломатических усилий оказались неоднозначными. Успех был достигнут в Бахчисарае. Известно, что новый хан Мехмед IV Гирей в большей мере, чем его предшественник, зависел от Порты (да и вообще его положение, во всяком случае в начале правления, было гораздо менее устойчивым), а также держался дружественной по отношению к Речи Посполитой линии. Не секрет и иное: в среде, татарских и ногайских мурз отсутствовало единство в определении дальнейшего политического курса применительно к Польше и Украине ⁷². Но существовало согласие о необходимости противодействовать усилению России. Бахчисарайские политики предприняли нестандартный политический шаг, направив еще в декабре 1654 г. посольство в Стокгольм с сообщением о перемене на ханском престоле (аналогично - в Вену и Копенгаген), в которое входили представители не только Мехмеда IV Гирея (вплоть до "любимой жены" хана), но и виднейших татарских вельмож. В привезенных письмах сообщалось о крымско-польском союзе, предлагался альянс между Крымом и Швецией и содержалась просьба оказать Яну Казимиру помощь войсками против России, если от него поступит такое обращение. [158] Более чем вероятно, что эта программа была выработана с участием находившегося тогда в Бахчисарае М. Яскульского. В случае ее осуществления возникла бы мощная тройственная (по меньшей мере) лига и появился хороший шанс предотвратить назревшее столкновение Швеции с Речью Посполитой ⁷³.

Обычный характер имела попытка татарских феодалов разорвать русско-украинское единение (сходные предпринимались и в 1654 г. ⁷⁴): в письме от 11 марта 1655 г. Карач-бей перекопский от имени хана и всех беев, подчеркнув сохранение блока между Крымом и РП, предложил Б.М. Хмельницкому вернуть Украину к положению, созданному Зборовским договором 1649 г., обещая тогда помощь крымцев против неприятелей, если в ней возникнет нужда. При этом Войско Запорожское не должно было вмешиваться в войну России с РП (вероятно, при поддержке последней частью татарских орд), оставаясь нейтральным ⁷⁵. Неудача этого проекта подталкивала бахчисарайский двор к поддержке плана организации крупного похода польско-татарских армий на Украину (с участием и других сил) ⁷⁶, но его осуществлению мешал ряд обстоятельств. Важную роль сыграло активное противодействие подобным начинаниям русско-украинской стороны. Правда, прямое дипломатическое давление на Бахчисарай не принесло в первой половине 1655 г. осязательных для нее результатов ⁷⁷.

Гораздо большее значение имела идея подготовить и провести в жизнь значительную превентивную диверсию против Крымского ханства с суши и с моря силами донских и запорожских казаков и калмыков, обсуждавшаяся на переговорах между Москвой, Чигирином, Черкасском и кочевьями калмыцких тайшей во всяком случае с конца 1654 г. Целью было блокировать, задержать крымцев на полуострове и таким путем воспрепятствовать их активному вмешательству в события на Украине и в Польше. После получения 6 апреля 1655 г. в царской ставке на пути к Смоленску известия о шерти в Астрахани посланцев калмыцких тайшей, что было расценено Алексеем Михайловичем как крупный политический успех, немедленно приняли решение сформировать на юге пятитысячный конный корпус стрельцов, солдат и служилых людей во главе с боярином Ф.Н. Одоевским и стольником В.Б. Волконским и после объединения его с двумя украинскими казачьими полками, донцами и калмыками осуществить вторжение в Крым ⁷⁸. Предполагались операции донских казаков с моря, но они ни в коем случае не должны были затрагивать турецкие владения, включая прибрежную их полосу в ханстве. Хотя в конечном счете по ряду причин удалось организовать летом 1655 г. лишь морское нападение на Крым донцов при поддержке отряда запорожских казаков, но и эта акция, и указанные переговоры оказали существенное умеряющее воздействие на позицию ханства и ногайских мурз ⁷⁹. [159]

Определенное влияние на внешнеполитический курс бахчисарайского двора имели сохранявшиеся у окружения Мехмеда IV Гирея сомнения в способности РП направить на Украину значительные боевые силы, в особенности наемную "огнистую пехоту", без которой, по мнению крымцев, трудно было справиться с казаками ⁸⁰. На политику хана и вообще на позиции противоборствующих сторон оказала воздействие и активность османской дипломатии. Как и в предыдущие годы, проблемой номер один для стамбульского двора оставалась не слишком удачная Кандийская война с Венецией, осложнявшаяся напряженной внутренней обстановкой, включая многочисленные восстания в различных уголках империи, вплоть до столицы. Далеко не главный, но очень характерный признак нестабильности - частые смены великих везиров и других высших сановников, в том числе насильственные. В этот смысле показательна позднейшая противоположная практика времени везиров из семейства Кё'прюлю. Дополнительное большое беспокойство вызвало в Стамбуле антибоярское восстание сейменов и доробанцев в Валахии с марта 1655 г., как и их связи с Б.М. Хмельницким ⁸¹.

В таких условиях Порта избегала осложнений на иных направлениях политики, в частности стремилась предотвратить всякую опасность в Черноморском бассейне, отвлекавшую туда военные силы. Активизацию действий донских казаков на море султанские власти не без оснований связывали с ухудшением крымско-украинских отношений. В Стамбуле боялись, что дальнейшее развитие событий в этом направлении приведет к включению в эти операции запорожских казаков, и потому с января 1655 г. изменили прежний курс и развернули дипломатическую активность с целью не допустить столь невыгодную для Порты возможность ⁸². Особую интенсивность подобная деятельность османцев приобрела с марта 1655 г., когда они начали действовать сразу в нескольких направлениях. Примерно в середине марта в Бахчисарай прибыл султанский чауш с рекомендацией хану не вмешиваться в войну между РП и Украиной, держать крымские и ногайские орды в своих улусах для обороны от возможного нападения донских и запорожских казаков и калмыков, ожидать исхода польско-украинской борьбы, а если она не закончится миром, помогать в дальнейшем тому, "кто будет сильнее" ⁸³.

Одновременно Порта вступила в прямые связи с Б.М. Хмельницким, стремясь восстановить крымско-украинский союз. Сторонником такого решения был влиятельный Сияуш, паша силистрийский. В середине марта 1655 г. его посланец в доверительной беседе убеждал молдавского господаря Георгия Штефана взяться за осуществление столь "важного и выгодного дела", имеющего первостепенное значение для Османской империи. Представитель паши указал и основную причину, которая требует такого курса: значительная внутренняя [160] неустойчивость в стране из-за молодости султана и связанного с этим отсутствия порядка. Он также выяснял возможности проезда посла от Сияуша к Б.М. Хмельницкому через Молдавию ⁸⁴. Несмотря на ясно выраженное нежелание господаря содействовать обоим начинаниям османов, дело не было оставлено. С. Ренигер сообщал позже императору о недовольстве Порты слишком явной пропольской линией крымского хана, с чем связывали и вероятное появление вскоре многих казацких чаек на Черном море, о ее желании примирить казаков с татарами и посылке для этого Сияуш-пашой аги на Украину. Б. Нани передал известие о приказе Порты Сияушу отправиться в Валахию для контактов с Б.М. Хмельницким ⁸⁵.

Примерно во второй половине марта 1655 г. на Украину отправилось посольство во главе с Шагин-агой, везшее письма нового великого везира и Сияуша Б.М. Хмельницкому (в свете изложенного выше вполне вероятно, что письмо везира было переслано или вручено паше по его просьбе, дабы придать миссии аги более высокий государственный статус). Оно прибыло в Чигирин 3 апреля. В сохранившемся русском переводе письма Сияуша отмечалось, что ранее не удалось достичь приязни между Портой и казаками из-за позиции прежнего великого везира, который не шел навстречу пожеланиям гетмана. Новый везир в украинской политике готов следовать советам Сияуша, поэтому есть шансы на осуществление просьб Б.М. Хмельницкого после присылки его посланца. Шагин-ага утверждал, что крымцы помогали РП в войне на Украине без ведома стамбульского двора. Именно проблема предотвращения помощи крымцев и османов Польско-Литовскому государству была названа тогда украинским гетманом как главная и в таком духе он хотел воздействовать через Сияуша на Порту ⁸⁶. Подобный подход поддержали и царские политики: в ответной грамоте на сообщение о приезде Шагин-аги давалась рекомендация сообщить великому везиру и Сияушу, что Б.М. Хмельницкий "за царским указом" желает сохранять с османами приязненные отношения, но при прекращении поддержки ханством поляков; следует добиваться, чтобы оба султанских вельможи написали в этом смысле Мехмеду IV Гирею. Любопытно, что последний пункт аргументировался необходимостью выиграть время для нападения на Крым войск во главе с Ф.Н. Одоевским до того, как орды выйдут оттуда на помощь РП ⁸⁷.

Б.М. Хмельницкий направил посольство к султану с изложением претензий к крымцам и ногайцам, объединившимся с поляками для совместных боевых операций против Украины, с просьбой к Мехмеду IV добиться прекращения этой практики и с фактической угрозой, что в случае ее продолжения казаки мобилизуют все возможные средства противодействия. Со свойственным ему дипломатическим искусством украинский гетман для достижения поставленных целей использовал [161] хорошо известные амбиции султанского двора, прося о защите и предлагая по сути дела номинальную, фиктивную зависимость Украины от Порты ⁸⁸. Это было тем важнее, что программа украинской миссии, судя по некоторым данным, не ограничивалась отношениями с Крымом. Переговоры с ней прошли в конце мая - июле 1655 г., когда в Стамбуле находился и польский "малый посол" В. Бечиньский ⁸⁹. Как обычно из-за скудости и противоречивости источников нелегко расшифровать конкретное содержание и ход бесед с посланцами в столице Османов, а также принятые Портой внешнеполитические решения.

Последние определялись в апреле-июле 1655 г. под воздействием ряда обстоятельств внутреннего и международного характера. В Стамбуле испытывали большое недовольство и опасения из-за русских успехов в войне с РП и особенно из-за перспективы еще больших успехов в дальнейшем. Это подталкивало Порту или какую-то часть султанского окружения к поддержке Польско-Литовского государства дипломатическими средствами. Есть сообщения, хотя и не бесспорной достоверности, что в апреле 1655 г. из Стамбула направили указание крымскому хану укрепить союз с РП. Кроме того, там намеревались "внушить" ожидаемому украинскому послу желательность "с Московитами разделиться" ⁹⁰. Но встречаются и иные данные: что "больше рефлексии имеют турки к казакам", как и о желании османов наладить отношения с Россией ⁹¹. Не следует удивляться ни этой противоречивости, ни несовместимости курса на сближение с Польшей с отмеченными выше свидетельствами о проукраинской линии султанской дипломатии в марте 1655 г. Изменения зависели от того, какой группе вельмож удавалось ненадолго взять верх в борьбе за влияние при переменчивом дворе Мехмеда IV, но еще более - от весьма неясной и противоречивой ситуации на международной арене.

Кроме восстания сейменов в Валахии и их контактов с Б.М. Хмельницким, большое беспокойство Порты вызвали сообщения (примерно с конца апреля 1655 г.) о подготовке донскими казаками с участием запорожцев крупной военной операции на Черном море - отзвук изложенного ранее русско-украинского плана. Опасения были настолько велики, что в Стамбуле предприняли лихорадочные усилия для формирования значительной эскадры для противодействия казакам, даже с привлечением экипажей с Мальты, несмотря на острую необходимость усилить флот на основном театре войны, в Средиземном море ⁹². Внутреннюю нестабильность усиливали кровавые волнения янычар в столице в конце апреля — июне 1655 г., вплоть до убийства великого везира и других высших сановников (характерно, что и новый везир Мурад-паша удержался на своем посту всего несколько месяцев) ⁹³. Наконец, неудачи продолжали преследовать османцев и в морской войне с Венецией, причем на сей раз разгром был очень чувствительным ⁹⁴. Следует также [162] учесть что в такой и без того накаленной политической обстановке Порте при переговорах с посланцами Б.М. Хмельницкого пришлось встретиться с его новыми и далеко идущими претензиями.

Трансильванский резидент в Стамбуле со слов своего турецкого информатора сообщил Дьёрдю II Ракоци 14 июня 1655 г., что украинские посланцы предложили султану передать гетману Каменецкий санджак, видимо, в качестве удельного княжества и на вассальных правах, при выплате ежегодно 30 тыс. талеров, а Львовщину - "иному достойному человеку" ⁹⁵ (Каменец-Подольский казаки намеревались добыть своими силами). Взамен послы говорили о переходе Украины под протекторат султана (по другим данным - и о присылке в Киев паши), о содействии казаков в приобретении Мехмедом IV Польши ⁹⁶. Чтобы правильно оценить действительный смысл этой инициативы, следует обратиться к материалам о связях Б.М. Хмельницкого с сейменами, которые не прекратились даже после их поражения в битве при Шопле 26 июня 1655 г. Согласно сообщению молдавского посланца на Украину (раздобыв в Чигирине доверительную информацию, вернулся в Яссы 22 мая), гетман получил от руководителей сейменов письмо с предложением прислать ему по первому требованию 12-тысячное войско со всей артиллерией валашского господаря Константина Шербана и вспомогательными отрядами сербов и болгар. Б. Хмельницкий ответил, что подобный поход в данное время был бы нецелесообразен и сопряжен для сейменов с большими трудностями и потерями (генеральный писарь И.О. Выговский выяснял у посланца молдавского господаря, не пропустит ли их Георгий Штефан через свою землю, но получил отрицательный ответ). Гораздо более благоприятная ситуация для такого объединения сил сложится после того, как гетман совместно с царскими войсками развернет операции в Западной Украине, возьмет Львов и закрепится там, решив споры с Речью Посполитой оружием или путем переговоров. Тогда он смог бы обратить свои армии против господарей Дунайских княжеств либо даже повернуть все силы против османов ⁹⁷.

Немного позже трансильванский резидент сообщил своему сюзерену, что украинские послы выразили недовольство разгромом сейменов, которых гетман мог бы использовать с выгодой для себя. Они обвиняли Константина Шербана в неумении держать войско в узде и изложили планы Б.М. Хмельницкого в случае победы над Польшей повернуть оружие против Георгия Штефана и заменить его на молдавском троне более преданным гетману кандидатом. По их мнению, необходима замена и валашского воеводы, ибо он "не проявляет твердости и не обладает острым умом" ⁹⁸. Если учесть, что во второй половине 1655 г. казацкие и царские войска активно оперировали в Западной Украине, в том числе под Львовом, то не приходится сомневаться, что все изложенные проекты, включая передачу Каменецкого санджака, при их осуществлении в конечном счете [163] представляли вполне реальную грозную опасность, в первую очередь, именно для Османской империи. О том, что в Стамбуле оценили угрозу должным образом, говорит и участие османских отрядов в подавлении восстания в Валахии".

Но не этот фактор был определяющим в формировании политического курса Порты в летние месяцы 1655 г. Правда, по некоторым сообщениям, причины событий в Валахии султанский двор увидел в инициативах украинских казаков (вполне вероятное влияние указанных писем Георгия Штефана в Стамбул и Силистру!) и подстрекательстве греков, а потому задержал в столице послов Б.М. Хмельницкого, отправив их затем "совсем не с такими ответами, на какие надеялись", В. Бечиньского отпустил, удовлетворив все его просьбы, крымскому хану направил приказ воевать против Украины и России ¹⁰⁰. Но реальная картина была гораздо более сложной. Судя по ряду данных, политическая линия Порты в то время вырабатывалась в борьбе двух влиятельных придворных группировок. Так, Д.Б. Балларино сообщал в Венецию в середине июня 1655 г., что одна из "партий", поддерживаемая Сияуш-пашой, склонялась к договоренности с Украиной, возможно, и к улучшению отношений с Русским государством, как к первоочередному средству обезопасить османские владения с этой стороны и таким образом создать более благоприятные условия для продолжения Кандийской войны. В такой связи предполагалось использовать и бывшего молдавского господаря Василе Лупу, родича Б.М. Хмельницкого, содержавшегося в заключении в Стамбуле. Обращает поэтому на себя внимание ряд указаний в конце апреля-начале июня 1655 г. о желании Порты привлечь В. Лупу, может быть, и вернуть ему трон как средство мирным путем ликвидировать восстание в Валахии. В частности, С. Ренигер сообщал 3 июня, что казацким послам позволили даже повидаться с В. Лупу, и они стараются если уж не возвратить его на престол, то хотя бы освободить из тюрьмы ¹⁰¹. Но мы не имеем более поздних сообщений такого рода; вполне вероятно, что проект был оставлен после получения в Стамбуле указанных ранее писем Георгия Штефана.

Вторая "партия", согласно Д.Б. Балларино, считала необходимым прежде всего мешать дальнейшему усилению России и с этой целью предлагала укрепить союз между РП и Крымом, даже расширить его путем привлечения трех зависимых от Османской империи Дунайских княжеств при благожелательной поддержке Порты, т.е. принять программу, выработанную варшавским двором ¹⁰². Своеобразным компромиссом, способным удовлетворить обе группировки султанских политиков, стало предложение о тройственном альянсе РП, Крыма и Украины, высказанное великим везиром Мурад-пашой В. Бечиньскому. В таком варианте Порта становилась гарантом соглашения и могла при необходимости помогать казакам, ханство [164] получало от Яна Казимира установленную "контрибуцию", обеспечивалась безопасность на Черном море, а усиление России, хотя она прямо не называлась, приостнавливалось ¹⁰³.

Разумеется, проведение в жизнь таких идей не зависело от желаний османских и польских руководителей. В сфере практической политики Порта осуществляла более скромные шаги. В ответных грамотах Мехмеда IV и султанских сановников Яну Казимиру и канцлеру великому коронному С. Корыцыньскому, присланных с В. Бечиньским, подтверждались прежние дружественные отношения двух держав, но каких-либо политических обязательств не содержалось. Правда, позитивное для РП воздействие на крымского хана было обещано, но вместе с тем давалась рекомендация "принять сильные меры", чтобы держать украинское казачество "в послушании и порядке" - в тогдашнем тяжком положении страны это звучало в лучшем случае юмористически ¹⁰⁴. Более ясное представление о политике Порты тогда мы получим, обратившись к материалам о посылке султаном чауша к Мехмеду IV Гирею с грамотой, в которой содержалось требование отказаться от нападений на Украину и поддерживать с казаками мирные и дружественные отношения (в таком духе писал хану и Сияуш-паша) ¹⁰⁵. Это стало выполнением одного из пожеланий Б.М. Хмельницкого; другое дело, что такого рода дипломатического давления на хана было в то время недостаточно.

Наконец, вместе с украинскими посланцами из Стамбула направили миссию во главе с Шагин-агой, также везшим султанский ответ на грамоту казацкого гетмана. Падишах соглашался принять казаков под свою защиту и известить об этом всех подданных империи, чтобы они сохраняли мир с Украиной на взаимной основе (специально выделялись вассалы султана, Крым и три Дунайских княжества). Мехмед IV обязался выслать распоряжение крымским и иным татарским ордам прекратить вторжения на Украину. Взамен Б.М. Хмельницкому надлежало не допускать нападений запорожцев на османские владения и удерживать донских казаков от морских походов. Есть некоторые сведения, что султан предложил Украине вассальный статус по типу Молдавского и Валашского княжеств ¹⁰⁶.

Оценивая всю эту дипломатическую активность османов весной-летом 1655 г., может быть, следует назвать излишне суровым мнение С. Ренигера, что "Порта, кажется, задурит казаков и Польшу добрыми словами" ¹⁰⁷, но в доле справедливости ему не откажешь. В том сложном положении, в котором находилась тогда Османская империя, элементы неопределенности, даже игры в ее политике были неизбежны. Эта неустойчивость оказала определенное воздействие и на политическую линию ее вассалов, в том числе Крымского ханства, единственного в то время реального союзника РП. [165]

Дальнейшее направление внешней политики Крыма стратегически определилось раньше и было подтверждено в середине мая 1655 г. Во-первых, во время решающих переговоров с царским посольством, возглавляемым Д. Жеребцовым и С. Титовым (предварительная встреча с везиром 29 апреля, прием ханом 30 апреля, Нуреддином и калгой - 4 и 27 мая, главная беседа с Сефером Гази-агой 12 мая, окончательный ответ хана 30 мая), когда все попытки русских послов добиться признания перехода Украины "под царскую руку", хотя бы нейтрализации ханства и отказа крымцев от поддержки РП против казаков, были решительно отвергнуты. Сефер заявил, что нападение татарских орд на Украину неизбежно ¹⁰⁸. Во-вторых, в положительном ответе, данном в Бахчисарае польскому посланнику М. Яскульскому. Тогда же к Яну Казимиру было направлено посольство Дедеш-аги с обещанием прислать вскоре военную помощь, но особенно с настоятельным призывом к польской стороне мобилизовать и двинуть на Украину значительные боевые силы (16 мая хан обратился с письмом и к С. Потоцкому с целью координации дальнейших действий польских и татарских армий) ¹⁰⁹.

Однако от стратегического решения до тактического его воплощения по изложенным ранее причинам, а также в условиях возобновившегося в мае 1655 г. мощного наступления царских и украинских армий в Великом княжестве Литовском и на Украине прошло несколько месяцев - драгоценнейших для РП, когда еще можно было как-то воздействовать на обстановку в благоприятном для страны смысле (Нуреддин с частью сил выступил 26 августа, Мехмед IV Гирей с основными ордами оставил Бахчисарай только 9 сентября 1655 г. ¹¹⁰, в разгар Потопа. Его действия оказали существенное влияние на ситуацию, но все же слишком много времени оказалось упущенным). Надо сказать, что хан и везир старались организовать более раннее выступление, но их попытки встретили противодействие в правящей верхушке. Так, в середине мая 1655 г. в столице происходило широкое обсуждение дальнейших внешнеполитических и военных перспектив, во время которого Мехмед IV Гирей и крымские феодалы, во всяком случае значительная их часть, предложили совместный с поляками поход на Украину, но получили отказ от ногайских мурз, которые аргументировали свою позицию боязнью нападения калмыков, донских и запорожских казаков. Информатор сообщил тогда и о более общих противоречиях ногайцев и крымцев, вплоть до желания немалого числа первых откочевать от Крыма. Чтобы помешать такому развитию событий, хан предпринял с лета 1655 г. ряд насильственных действий по отношению к Малой ногайской орде ¹¹¹.

То, что дело было не только в позиции ногайских мурз, показывают известия из Бахчисарая от начала июня 1655 г.: в соответствии с обещанием послу РП Мехмед IV Гирей хотел направить на Украину калгу с [166] частью татарских орд, но Казы Гирей под разными предлогами саботировал проект, ибо "польских людей мочи не стало" - такой взгляд разделяли и другие вельможи. Вопрос обсуждался в диване, хан думал двинуться в поход сам, но дело откладывалось до выяснения хода и перспектив войны между поляками и казаками ¹¹². Вспомним, что подобной линии хану предлагали держаться и из Стамбула. Хотя и позже поступали сообщения, что Мехмед IV Гирей намеревался послать свои орды на Украину, например в ответ на присылку с чаушем султанской грамоты, но фактически хан не предпринял ничего, поскольку считал реальной опасность для самого Крыма от донских казаков, калмыков и царских войск. В частности, В.В. Бутурлин со слов Б.М. Хмельницкого и И.О. Выговского информировал царя 12 июля 1655 г., что С. Потоцкий направил в Бахчисарай посланца с просьбой о помощи, но получил отказ Мехмеда IV Гирея, указавшего на вероятность "утеснения" в Крыму от русских сил (угроза была реальной, но в конечном счете оказалась далеко не столь масштабной) ¹¹³.

Как бы то ни было, летом 1655 г., в разгар русско-украинского наступления, а затем и вторжения шведов РП, несмотря на все предпринятые дипломатические усилия, не получила никакой реальной поддержки от своего стратегического союзника, Крымского ханства.

Но еще меньшие результаты принес варшавскому двору план превращения польско-татарского блока в пятерную лигу с участием Трансильванского, Молдавского и Валашского княжеств. В ответ на отмеченные ранее обращения к нему польской и крымской сторон Дьёрдь II Ракоци уклонился от какого-либо участия в боевых действиях на Украине и, используя пребывание у него посольства от Б.М. Хмельницкого во главе с корсуньским писарем И. Креховецким (судя по некоторым данным, в задачу этой миссии входило не только исключить помощь князя РП, но и попытаться заключить союз против нее), поставил вопрос о своем участии в достижении мира между Польско-Литовским государством и Украиной, к чему, по его мнению, Б. Хмельницкий был склонен (вероятнее всего, речь могла идти об общем замирении на востоке). Он запросил также Порту о желательном курсе в отношении казаков, получив ответ, что с ними необходимо поддерживать дружбу. Однако реакция польских властей на обращение князя была в январе-феврале 1655 г. отрицательной ¹¹⁴. Позже Дьёрдь II Ракоци писал в Польшу, что уже готов был оказать военную помощь и отправлял посла для переговоров на сей счет (но не войска!), однако восстание сейменов нарушило все его планы и парализовало любые намерения такого рода (тем более - для двух господарей) ¹¹⁵.

Трудно проверить действительно ли высказанное намерение было искренним, хотя не приходится сомневаться, что для трех князей восстание в Валахии было фактором первостепенного значения. Но нельзя не [167] обратить внимания на тот факт, что в политике трансильванского двора с конца 1654 г. начали проявляться тенденции, которые едва ли можно оценить как дружественные по отношению к РП. Имею в виду посольство во главе с К. Шаумом, направленное в ведущие протестантские государства Европы, включая Швецию, которое готовилось при деятельном участии Я.А. Коменского, около четырех лет работавшего в княжестве и имевшего тесные контакты с его интеллектуальной и политической элитой. Но если великий педагог видел в этой миссии шаг к осуществлению одной из своих заветных внешнеполитических идей - созданию обширного панпротестантского союза (с привлечением сил православной ориентации), то Дьёрдь II Ракоци просто использовал его широкие связи для выяснения позиции ряда держав в условиях резкого обострения обстановки в Восточной Европе и приближающейся войны между Швецией и РП ¹¹⁶.

С учетом последнего аспекта и приняв во внимание давние, для трансильванских князей традиционные, планы Дьёрдя II Ракоци стать преемником Яна Казимира, можно сказать, что намеченная данным посольством политическая линия вела в опасном для РП направлении (позже, во время Потопа, это подтвердилось).

На таком фоне следует внимательнее приглядеться к целям трансильванского посольства на Украину во главе с И. Луч (отправлено в марте 1655 г. с официальной задачей предложить посредничество Дьёрдя II Ракоци в замирении войска Запорожского с РП). Князь действительно сообщил тогда о подобном намерении, как и об отказе от какого-либо вмешательства в восточноевропейский конфликт на стороне Польско-Литовского государства, в Бахчисарай и Варшаву ¹¹⁷. Но это была лишь часть предложенной им политической программы; вполне вероятно, что переговоры И. Луча с Б.М. Хмельницким в апреле 1655 г. касались не столько идеи посредничества, явно бесперспективной накануне нового большого наступления русско-украинских армий в РП, сколько возможности совместных действий против последней ¹¹⁸. И. Луч на обратном пути проехал Яссы около 22 мая, вернулся к князю в начале июня. Последний писал польскому королю о склонности казаков к миру и для подтверждения переслал ему копию соответствующего письма из Чигирина ¹¹⁹, но все это было только маневрами Б.М. Хмельницкого в преддверии возобновления им боевых операций.

Итак, и на этом участке политики варшавскому двору не удалось добиться каких-либо успехов, столь необходимой военной поддержки из трех княжеств не поступило, а некоторые аспекты внешнеполитической деятельности Дьёрдя II Ракоци в перспективе представляли опасность для РП. И взятая в целом довольно масштабная активность ее дипломатов на международной арене, развернутая по официальным каналам в первой половине 1655 г., не принесла стране заметных [168] результатов, которые могли бы облегчить ее положение перед Потопом и сразу после его начала, Возможно, что именно осознание этого факта подталкивало и регалистов, и оппозиционные круги к поискам иных путей улучшения становившейся с каждым месяцем все более трагичной ситуации.

Прежде всего укажем на настойчивые попытки руководителей РП разного уровня найти выход из положения, ориентируясь на соглашение с украинским казачеством. Они находились в русле усилий крымской дипломатии разорвать русско-украинское единение, а также некоторых действий Дьердя II Ракоци. Так, во второй половине марта 1655 г. Я. Радзивилл, чьи войска продолжали тогда активные операции в Белоруссии, направил с подобной целью посланца к Б.М. Хмельницкому, по меньшей мере дважды писал наказному гетману И.Н. Золотаренко (он руководил в 1654-1655 гг. действиями корпуса казаков в Великом княжестве Литовском), а также представителю киевского митрополита при последнем, нежинскому протопопу М. Филимоновичу, имевшему на гетмана большое влияние. В своих письмах Я. Радзивилл указывал на посреднические усилия Мехмеда IV Гирея и трансильванского князя, подчеркивал готовность Яна Казимира продемонстрировать казачеству "милость" и "ласку", пытался воздействовать на самого И.Н. Золотаренко и старшину при нем, обещая им особые привилегии и свою личную поддержку. В этих документах нашел выражение наметившийся примерно с конца 1652 г. курс литовского гетмана на решение украинской проблемы путем соглашения со старшинской верхушкой, с предоставлением ей выгодного статуса в РП, благоприятным разрешением претензий православного духовенства, особенно высшего, а также с улучшением положения более широких слоев реестрового казачества. Одновременно Я. Радзивилл предполагал таким способом усилить позиции своей фамилии и личные, а также диссидентов в княжестве и вообще в стране. Данная попытка гетмана, как и иные, успеха не принесла ¹²⁰.

В некоторых пунктах сходный с радзивилловским проект выдвинул другой белорусско-литовский магнат, воевода черниговский К. Тышкевич. Воспользовавшись посольством И. Луча на Украину, он примерно в конце марта 1655 г. обратился с письмом к Б.М. Хмельницкому, представив в общем виде программу урегулирования на Украине. К. Тышкевич предлагал не только прекращение польско-украинской войны, но и антирусский союз с участием Крыма (любопытно, что немного ранее, 19 марта, он высказывался за примирение с Россией. Очевидно, мы имеем дело с программами максимум и минимум); казачество получало "свободу", а крестьянство возвращалось в прежнее положение. Данное предложение, выгодное польским и крымским феодалам, мало учитывало реальную ситуацию на Украине. Оно не имело никаких шансов на успех, и довольно скоро тот же К. Тышкевич осознал это ¹²¹. [169]

Поэтому политики РП попытались найти другие пути воздействия на украинское казачество. Инициатива на сей раз исходила от Яна Казимира, который за две недели до открытия очередного сейма, 4 мая 1655 г., обратился к казацкой старшине, "всем молодцам и черни", не упоминая Б.М. Хмельницкого, со специальным универсалом ¹²². В нем излагалась наиболее радикальная программа решения украинской проблемы из всех, до сих пор выдвигавшихся, поскольку учитывались интересы достаточно обширных слоев казачества, включая и присоединившиеся к нему в ходе освободительной войны массы сельского и городского населения Украины. Это была попытка найти выход из отчаянного положения, в котором оказалась в тот момент РП, на путях компромиссного соглашения с казачеством. В универсале давалось обещание полного прощения участникам освободительной войны с закреплением его обязательной для всех феодалов РП силы в сеймовой конституции и любым другим желательным казакам способом. Предусматривались также перевод реестрового казачества в шляхетское достоинство, с наделением их владениями из вакансий, а для широких масс оказачившихся сельчан и горожан - освобождение от барщины и повинностей с последующим переводом на легкие оброчные платежи и с сохранением за ними права свободной варки и продажи пива и горилки (последний пункт был важен, ибо казаки, к примеру, весьма болезненно реагировали на ограничение данной привилегии царскими воеводами). Все это намечалось вменить в обязанность панам коронной конституцией.

Из текста универсала ясна цель, которую ставили перед собой его авторы, суля казачеству столь выгодные перспективы: имелось в виду разорвать русско-украинское единение, изолировать таким путем Россию, чтобы противопоставить скорому наступлению царских армий совместные действия польско-литовских и крымских сил в более выгодной военной обстановке. Намеченный варшавским двором путь и в случае успеха не снимал угрозы шведского нападения на РП, но существенно облегчил бы ее положение на восточном фронте. Универсал был рассчитан на массовую аудиторию, поскольку предусматривалось его повсеместное оглашение на Украине. Фактически он не имел там отклика, несмотря на встречающиеся в источниках сведения иного рода, бывшие на деле сознательно распространяемой дезинформацией ¹²³. При всем том надо по справедливости оценить политическое мужество короля и составителей универсала (интересен и совершенно не исследован вопрос, кто собственно подготовил этот документ), решившихся, причем в условиях огромного взаимного ожесточения, на далеко идущие уступки казачеству, в какой-то мере смонтировавших модель решения украинской проблемы. Яна Казимира часто критиковали современники и историки, в данной книге также, но на сей раз следует отдать ему должное, он сумел выйти за рамки традиционных представлений и [170] решений, характерных для правящей элиты страны. Иное дело, что он опоздал года на два. Предложи король хоть нечто похожее до Жванецкого похода 1653 г., особенно в сочетании с принятием посреднических услуг царя, и все дальнейшее политическое развитие Восточной и Центральной Европы могло пойти иначе. Впрочем, решиться тогда на подобный шаг означало проявить незаурядный дар предвидения и интуицию политика. В РП середины XVII в. деятелей такого масштаба не нашлось.

Характерно отношение, продемонстрированное к универсалу от 4 мая 1655 г. Он вызвал большое беспокойство в магнатско-шляхетских кругах, избегавших столь значительных уступок на Украине и в особенности опасавшихся его воздействия на крестьянство в других частях государства. Поэтому переговоры с казачеством взял на себя сейм, избравший весьма представительную комиссию для выработки инструкции, которой надлежало пользоваться при дальнейших обсуждениях. Показательно, что в комиссии, заседавшей во второй половине июня 1655 г., сотрудничали и регалисты, и оппозиционеры, включая Я. Радзивилла. Тем самым основная часть господствующего класса продемонстрировала единый подход к решению украинской проблемы в своих интересах, в данной сфере политики каких-либо существенных разногласий не возникло.

Анализ инструкции помогает воссоздать одну из сторон политического курса польско-литовских феодалов буквально накануне вторжения шведских армий в страну ¹²⁴. Авторы ее поручили назначенным тогда комиссарам вести переговоры непосредственно с Б.М. Хмельницким, что было более реальным путем, чем намеченный в королевском универсале от 4 мая (впрочем, формальную связь с ним намечалось сохранить). Предполагалось осведомить о них крымского хана, подчеркнув, что тем самым выполняется его желание договориться с Украиной, а также просить Мехмеда IV Гирея оказать дипломатическое воздействие на казацкого гетмана, дабы побудить его пойти на соглашение с РП (три Дунайских княжества также включались в соглашение о замирении). Представители правящего слоя РП желали достичь при мирном урегулировании с Украиной трех главных целей. Разорвать русско-украинское единение и организовать совместную, с участием татарских орд, военную акцию против России — это была программа-максимум. При ее неосуществимости в скором времени польско-литовские политики соглашались и на меньшее - своеобразную нейтрализацию Украины, когда ликвидировался Переяславский акт, царские войска выводились из ее пределов, но казачество не участвовало бы в борьбе с Россией; гетманская администрация разрешала тогда свободный проход польских и татарских армий через украинские земли и присоединение к ним казаков-“охотников”. Изложенная программа соответствовала той, которую пытался реализовать и бахчисарайский двор. [171]

В подходе к решению (с их точки зрения, конечно) украинской проблемы авторы анализируемого документа исходили из базисного принципа - привести положение, насколько возможно, к довоенному. Но они отдавали себе отчет в нереальности такой задачи и потому соглашались на уступки, стараясь, однако, уменьшить их масштаб, для чего намеревались использовать два метода: постараться отделить казачество от его массовой базы - крестьянского и городского населения Украины; разобщить и самих казаков, договорившись со старшинской верхушкой и высшим православным духовенством, а также выделив наиболее привилегированный слой. Предусматривалось восстановление на Украине прежних феодальных порядков. При переговорах комиссарам надлежало стараться максимально уменьшить казацкий реестр, прибегнув для этого к вмешательству крымского хана (пояснив ему, сколь опасно для него самого увеличение численности казаков), отстаивая белоцерковское число (20 тыс. человек), а в крайнем случае соглашаясь на зборовское (40 тыс. человек). Следует учесть, что реальный реестр вырос к тому времени очень значительно.

Казацкую территорию намечалось ограничить королевскими владениями Киевского воеводства (максимум пятью староствами), ни в коем случае не допускалось расселение казаков в шляхетских владениях. Основная масса реестрового казачества получила бы служило-мелковладельческий статус, часть его поднималась выше по социальной лестнице в РП: гетман войска Запорожского становился одновременно воеводой киевским и получал место в сенате, шляхетское достоинство приобретали 6 тыс. казаков. Киевский митрополит также вводился в сенат, положение православной церкви на Украине улучшалось (в частности, духовенству возвращались потерянные ранее имущества), но католическая религия, частью и униатство сохраняли прежние права. Гарантами договора становились крымский хан и трансильванский князь, которые должны были обеспечить его соблюдение дипломатическими средствами, а для разрешения текущих споров планировалось периодически собирать в Киеве комиссию на паритетных началах во главе с королем.

По сравнению с универсалом от 4 мая в рассматриваемой инструкции размеры предполагаемых “уступок” жителям Украины заметно уменьшались в своекорыстных интересах магнатов и шляхты. Впрочем, несмотря на предпринятые несколько позже попытки зондажа на Украине, развития все это не получило. И в целом усилия организовать польско-украинский переговорный процесс результатов не принесли. Таким образом, и в этом направлении политикам РП не удалось до Потопа улучшить ее положение.

Не дали результатов и сепаратные попытки великополян и Западной Пруссии получить поддержку у Бранденбурга. Судя по инструкции от [172] 25 января 1655 г. посланнику барону В. Курцбах-Завацкому, отправленному бранденбургским курфюрстом к варшавскому двору, в этом месяце некие представители "сословий" Великой Польши обратились к Фридриху Вильгельму с просьбой о помощи. В ответ барону поручалось выяснить, есть ли деньги на вербовки и другие связанные с проектом расходы, но не входить в обсуждение данной темы ни с кем, а взять ad referendum ¹²⁵. По пути в Варшаву В. Курцбах встречался по меньшей мере с одним из великопольских магнатов, известным своей оппозицией Яну Казимиру воеводой познаньским К. Опалиньским, которого информировал о шведской опасности ¹²⁶. В ответ воевода немедля направил к Фридриху Вильгельму своего доверенного человека И. Вольцогена не только с просьбой о помощи РП, но и для переговоров о принятии воеводств Великой Польши под протекцию курфюрста или о заключении между сторонами военного союза ¹²⁷. Вопрос обсуждался на заседании бранденбургского Тайного совета 25 февраля 1655 г. Берлинский двор решил продолжить контакты об условиях возможного соглашения, но вместе с тем выявились сомнения министров курфюрста в целесообразности отдельной договоренности с Великой Польшей, ибо не было уверенности в готовности самой этой провинции к обороне (ей давалась рекомендация поскорее принять необходимые меры защиты). Как выразился Г. Вальдек, используя известное присловье Генриха IV, не следует "ангажироваться помогать людям, которые не могут это делать сами". Сочли, однако, целесообразным выяснить военные и финансовые возможности, которыми располагали К. Опалиньский и его сторонники. Для дальнейших бесед был намечен один из ведущих бранденбургских деятелей барон О. Шверин, но в тот момент дело не получило развития ¹²⁸.

Фридрих Вильгельм считал желательным заключить соглашение с Гданьском об общих мерах защиты против шведов. В феврале 1655 г. он сам и военные власти Кенигсберга обратились к магистрату Гданьска с дополнительной информацией о шведской опасности и с предложением, в случае ее усиления, отдать города Западной Пруссии под защиту курфюрста (Гданьск, в свою очередь, передал сообщение в Торунь) ¹²⁹. На заседании Тайного совета 6 марта 1655 г., где обсуждалась общая политическая ситуация с учетом растущей угрозы вторжения шведов в РП, Фридрих Вильгельм среди прочего, в явной связи с отмеченными контактами, поставил вопрос, как можно добиться согласия Польши на оккупацию его войсками некоторых ее районов, но без формального соглашения ¹³⁰. Показательно для позиции берлинских политиков уже в это время, что среди известных 26 вопросов, которые курфюрст поставил 8 марта своим тайным советникам, требуя их мнений о положении в регионе в рамках польско-шведско-русского комплекса проблем и о наиболее целесообразной для Бранденбургского государства линии [173] поведения в создавшейся обстановке, рассматривалась среди прочих возможность раздела Польши и получения части ее курфюрстом. Хотя советники сочли ситуацию слишком неясной для осуществления таких проектов, но один из них, Г. Вальдек, предложил добиваться суверенитета для Восточной Пруссии ¹³¹, а после совещания генералитета высказал суждение, что великопольские воеводства и Западная Пруссия сами попросят о покровительстве Фридриха Вильгельма и таким образом удастся обеспечить связь между двумя частями его страны ¹³².

Не все из этого осталось в области мнений, часть вопросов уже в предвоенные месяцы оказалась предметом переговоров. Так, в конце марта-мае 1655 г. велись оживленные обсуждения с представителями Гданьска, начатые поездкой гданьского субсиндика Шредера в Берлин, в ходе которых рассматривалась возможность при вторжении шведов в РП принятия городом протекции курфюрста и ввода туда для усиления гарнизона бранденбургских отрядов ¹³³. Такой проект, возможно, был бы поддержан Нидерландами, которые были очень озабочены усилением шведских позиций на Балтике и боялись сближения между Англией и Швецией. Соединенные провинции желали переговоров с Гданьском и Бранденбургом. Однако в мае 1655 г. выяснилось, что гданьские власти не склонны к более тесной кооперации ни с последним, ни с Голландией, надеясь обеспечить свою защиту собственными силами ¹³⁴. В Гданьске явно испытывали недоверие к курфюрсту. Городской совет предпочел в этом месяце обратиться за помощью от шведской угрозы к Яну Казимиру и поставил перед ним вопрос о необходимости для РП искать поддержки других держав, в первую очередь Дании и Нидерландов, а также отверг попытки Карла X добиться нейтрализации города в предстоящей войне и активно вооружался ¹³⁵.

То, что опасения гданьчан насчет планов Фридриха Вильгельма имели основания, показывают его активные контакты с Великой Польшей в последние предвоенные месяцы и другие документы. В новой инструкции и письме посланнику в Стокгольме И. Добченскому от 24 апреля 1655 г. было четко сформулировано, что курфюрст желает (разумеется, дабы обеспечить безопасность своих земель и коммуникационную линию между ними) захватить "некоторые места" в Великой Польше и Западной Пруссии, а посланцу предписывалось объяснить причины данного шага Карлу X ¹³⁶. Немного ранее на сеймик Познаньского и Калишского воеводств был командирован В. Курцбах-Завацкий с целью выяснить, желают ли они, в духе прежних переговоров с И. Вольцогеном, просить курфюрста выделить войска для их защиты. Если они "серьезно попросят", чтобы бранденбургские силы заняли пути в Великую Польшу, то заявить о возможности такого шага, но при обязательном участии воеводств в расходах на армию ¹³⁷. В ответ [174] сеймик направил 30 апреля просьбу в Берлин о присылке боевого отряда в 2—3 тыс. человек и занятии силами курфюрста переправ через Нотець и Вислу, выделив на эти цели средства, хотя и значительно меньше, чем желал курфюрст, а К. Опалиньский в письме от 4 мая пошел дальше, говоря сверх того о бранденбургской защите и протекции для названных воеводств. 24 мая западнопрусский генеральный сеймик письменно просил Фридриха Вильгельма о помощи и запрещении прохода шведских армий через его владения (меж тем, еще раньше в Берлине решили такому проходу не мешать, ограничившись чисто формальным протестом) ¹³⁸. Великопольские контакты вызвали небезосновательные подозрения у Яна Казимира ¹³⁹.

В инструкции В. Курцбах-Завацкому от 4 июня 1655 г. определялись весьма жесткие условия, на которых берлинский двор, используя тяжелейшее положение РП и выявившиеся в ней сепаратистские тенденции, готов был заключить военное соглашение с властями Познаньского и Калишского воеводств на случай вторжения шведов: предусматривался ввод бранденбургских гарнизонов в 10 важнейших городов, начиная от Уйстья и кончая Познанью, которые одни и должны были ими защищаться, под командованием бранденбуржцев, причем содержание войск, все необходимое для возведения фортификаций и т.п. надлежало обеспечить польской администрации ¹⁴⁰. Мы не будем удивляться этой жесткости, если учтем, что буквально накануне Г. Вальдек в доверительной беседе со шведским резидентом Г. Вольфсбергом от своего лица, как "добрый друг", а не по приказу курфюрста или в качестве министра, изложил условия шведско-бранденбургского военного союза, согласно которым после успешного завершения войны с РП обе стороны существенно увеличат свои территории за ее счет. В частности, Фридрих Вильгельм претендовал, кроме суверенитета для Восточной Пруссии, на часть Эрмланда, Западной Пруссии, отвоеванных у русских земель РП и т.д. ¹⁴¹. Поистине курфюрст маневрировал в весьма широких дипломатических рамках!

Но его переговоры с Великой Польшей остались тогда безрезультатными, поскольку воеводства не приняли предлагавшихся условий, а шляхта начала проявлять опасения, не собираются ли бранденбуржцы под предлогом совместной обороны Великой Польши просто занять ее целиком или частично. Такие подозрения особенно усилились после временного ареста бранденбургского офицера Я. Хольста, который во время поездки по провинции для рекогносцировки перед проходом войск тайно составлял чертежи великопольских крепостей и собирал другую разведывательную информацию ¹⁴². Итак, попытки магнатов и шляхты Великой Польши, а также городов и шляхты Западной Пруссии в первой половине 1655 г. найти военный и политический противовес угрозе шведского нападения путем активизации переговоров с [175] Бранденбургом о помощи и совместных акциях оказались безуспешными.

Оценивая всю довольно многообразную активность, проявленную дипломатией РП в последние месяцы перед Потопом, можно констатировать, что по ряду направлений ей удалось достичь положительных результатов. Прежде всего следует назвать подтверждение и закрепление союза с Крымским ханством, который, гарантировал марш татарских армий на Украину в достаточно близком будущем. Было также обеспечено появление нидерландской эскадры на Балтике. Императором предпринимались шаги для организации русско-польских переговоров о мире. К сожалению, все это, даже альянс с ханством, по ряду причин, включая и явную, прямо-таки нарочитую медлительность, продемонстрированную варшавским двором даже в те горячие дни, не могло принести столь необходимой немедленной поддержки накануне и сразу после начала шведского вторжения в РП (конец июня-июль 1655 г.). Кроме того уже в то время выяснилось, что ей могут грозить и новые опасности: со стороны Бранденбурга и трансильванского князя Дьердя II Ракоци. В быстром темпе развивалось новое наступление русско-украинских войск в ВКЛ и на Украине (1-3 июня 1655 г. основные царские силы, номинально возглавляемые самим Алексеем Михайловичем, двинулись из Смоленска в сторону Вильно; 11 июля казацкие полки Б.М.Хмельницкого вместе с русским корпусом во главе с ближним боярином В.В. Бутурлиным выступили из Белой Церкви к Браславу).

В такой обстановке важнейшее значение приобретала возможность мобилизации внутренних ресурсов РП. На последнем перед Потопом сейме (19 мая—20 июня 1655 г.) была достигнута определенная консолидация правящего слоя страны и принят, как отмечалось, ряд положительных решений, в том числе, что особенно важно, о пополнении и финансировании войск, а также, в случае нарушения Швецией мира, о переговорах с Россией и Украиной о прекращении войны на востоке. Но для их осуществления требовалось время, а его не оставалось вовсе. Поэтому, как свидетельствуют донесения бранденбургских представителей в Варшаве Й. Ховербека и А. Адерсбаха от июня 1655 г. ¹⁴³, настроения безнадежности стали тогда всеобщими в магнатско-шляхетской среде. Характерно, что в день закрытия сейма король сказал И. Ховербеку "почти меланхолично: люди так отчаялись, что у них можно было бы добиться почти всего". Одновременно искали преемника Яну Казимиру, (с учетом его бездетности и смерти 9 мая 1655 г. его младшего брата Кароля Фердинанда, считавшегося наиболее вероятным наследником), видя в том последнюю возможность найти поддержку извне. Но как показывают те же документы, противоречия и разногласия между регалистами и их оппонентами оставались весьма острыми даже в последние дни. [176]

Поэтому не приходится удивляться, что сразу после вторжения первой шведской армии во главе с А. Виттенбергом в Великую Польшу переговоры между ним и собравшимся у переправ через Нотець посполитым рушением привели к капитуляции последнего (договор в Уйстье от 25 июля 1655 г.). а в ответ на манифесты нового генерал-губернатора Лифляндии и командующего шведских войск в этом районе графа М.Г. де ла Гарди (от 24 июля) руководителям ВКЛ с предложением протекции Карла X Я. и Б. Радзивиллы от имени своих сторонников вступили с графом в прямые контакты, менее чем через месяц приведшие к первому договору в Кейданах (в Яшвойнях от 17 августа 1655 г.). Почти одновременно и теми же людьми были завязаны связи с царскими властями, документы о чем публикуются в первой части этой книги.

Текст воспроизведен по изданию: Великое княжество Литовское и Россия во время польского потопа (1655-1656). М. Наука. 1994