ПЕРВЫЙ ОТКЛИК НА ВОССТАНИЕ С

Комментарий

1 Биографические сведения о Кемпфере наиболее подробно даны в немецком словаре «Allgemeine deutsche Biographie» (Leipzig, 1882, статья Фалькмана). Имеется также монография Meier-Lemgo «Engelbert Kaempfer» (1937).

Приводим некоторые данные о Кемпфере, имеющие отношение к нашей теме. Э. Кемпфер был уроженцем г. Лемго (графство Липпе в Вестфалии); он вернулся сюда в 1694 г. после странствий и находился при графском дворе в должности лейб-медика. Произведения его написаны частью на родном для него верхненемецком диалекте, в большинстве же по-латыни, которой в литературном отношении он владел лучше. Ряд сочинений, в том числе известное «Amoenitatum exoticarum...», издан при его жизни. После его смерти в 1716 г. в Лемго приезжал знаменитый коллекционер Ганс Слоун и купил почти все его рукописи, которых было свыше 36. Заслугой Слоуна был перевод на английский язык и издание «History of Japan» (Лондон, 1727). Видимо, публикуемые нами записки также были подготовлены к печати, но по каким-то причинам не изданы. В настоящее время произведения Кемпфера находятся в Британском музее и продолжают издаваться и переводиться на другие языки.

В заголовке записок дается ссылка на одно из наиболее известных сочинений Кемпфера — «Amoenitatum exoticarum Poetico-Politico-Phisico-Medicarum Fasciculi V, quibus continentur variae relationes, observationes et descriptiones rerum Persicarum et ulterioris Asiae, multa attentione in peregrinationibus per universum orientem collectae ab autore Engelberto Kaempfero. D. Lemgoviae» (1711). На с 57 — 58 имеются строки, относящиеся к движению Разина. В них дается самая общая характеристика восстания, и их содержание не имеет ничего общего с публикуемыми записками. Однако ссылка, сделанная на этот отрывок в начале текста записок, ввела в заблуждение архивистов XIX в., принявших записки за выдержку из «Amoenitatum...» и давших им соответственный заголовок. В результате этого документ до последнего времени не привлекал к себе внимания.

2 Кемпфер пытается разъяснить разницу между казаками — вольными людьми, селившимися на окраинах русского государства и служившими ему для охраны границ, и казахами (казаками) — народом тюркской языковой группы, по вероисповеданию суннитами. Относительно их общего происхождения он заблуждается, хотя название «казаки» заимствовано с тюркского и означает «вольный», «гулящий» человек.

Во второй части записок Кемпфер сообщает, что С. Разин вышел в море с 1200 человеками на 29 или 30 судах. Шарден называет другое количество казаков — 6000, прибывших на 40 больших барках; однако он, видимо, основывается на приведенном им заявлении казацких послов в Исфагане (см. с. 176, комм. 4-й), которое никак нельзя принять за достоверное.

Русские документы того времени довольно последовательно определяют численность отряда Разина в момент его выхода в Каспийское море в 1000 или 1200 человек на 24 — 30 судах (Кр. война, т. I, с 140 и др.).

3 Начало персидского похода в разных источниках освещается по-разному. Здесь Кемпфер начинает изложение похода Разина с его высадки на территории современного Азербайджана. Во второй части записок сообщается, что первое нападение казаков было «под Бухари, близ Карнгара», после чего казаки ушли вдоль берега к Астрабаду. У Шардена рассказ о персидском по ходе Разина начинается прямо с Решта (Шарден, с. 112 — 119, 135 — 140). В «Трех путешествиях» Стрейс, ссылаясь на показания самих казаков, пишет, что они захватили много «приморских городов в Персии», таких как «Низабад (Низовая), Шаберан, Мордов, Такуз, расположенных неподалеку от высокой и всемирно известной горы Бармаи»; «отсюда они пошли на Астрабад и Баку, в котором на них, пьяных, напало персидское войско» (Стрейс, с. 199).

В дошедших до нас русских документах сведения о начале персидского похода крайне скудны, неопределенны и противоречивы. Известия о казаках начинают поступать не ранее 18 июня 1668 г., большей же частью осенью, и представляют собой записи слухов, в которых факты мешаются с вымыслом.

Наиболее ранним было известие с Терков от 18 июня 1668 г. о том, что Разин пришел на западный берег Каспийского моря в апреле 1668 г., имея 24 струга и примерно 1000 человек (Кр. война, т. I, с. 140). Казаки остановились напротив устья Терека на Чеченье-острове и отправили в Герки к кн. К. М. Черкасскому грамоту с просьбой прислать пороха, запасов и вина (Кр. война, т. I, с. 140). Однако этому выглядевшему вполне правдоподобно сообщению противоречит отписка с Терков, в которой сообщается, что до 20 июля 1668 г. туда не приходило никаких известий о казаках (Кр. воина, т. I, с. 114). Согласно другому сообщению — расспросным речам вернувшихся из Шемахи астраханцев, — Степан Разин с казаками пришел «безвестно» в Персидскую землю в апреле 1668 г. и «разорили меж Дербени и Шемахи деревню Мордову», причем одного из разинцев задержали и привезли в Шемаху, где он рассказал о пребывании казаков на Жилом острове и об их намерении напасть на Баку (Кр. война, т. I, с. 141). Не исключено, что пленный намеренно давал ложные показания с целью ввести в заблуждение царских воевод. В это же время тарковский шамхал сообщил, что казаки перед тем как уйти под Решт между Дербентом и Баку погромили деревни (Кр. война, т. I, с. 141). ,

О нападении на Баку ходило много слухов. 19 июня 1668 г. сын боярский А. Третьяков сказал в Терках, что он слышал в Шемахе, будто казаки были в Низовой (Низбаде) и в Баку, «а живут в Куре-реке и по морю разъезжают» (Кр. война, т. I, с. 119); по сведениям посланного «для вестей» терчанина, Разин, соединясь под Терками с Сергеем Кривым, «пошли под Дероень и под Шевран и Шевран погромили... да те ж казаки в Баке посады погромили, взяли ясырь и живот многой» (Кр. война, т. I, с. 143). По слухам, исходившим из Персии, казаки «приходили на Ряж (Решт) и на Баку город изгоном», т. е. набегом (Кр. война, т. I, с. 143).

Все эти данные еще не подвергались историками фактической проверке. Также пока недостаточно известны названия населенных пунктов, имевшихся в то время на берегах Каспийского моря; поэтому нельзя с достоверностью говорить о маршруте и действиях Разина. Для разработки этих вопросов окажутся особенно ценными исследования азербайджанских и дагестанских ученых. Сейчас же можно сказать, что Разин был вблизи Баку и возможно, даже «погромил» его посады; взятие же им такой первоклассной крепости, как Баку, — факт, явно неправдоподобный.

4 Вопрос о предложении разинцами своего подданства персидскому шаху сложен и не выяснен до конца, хотя самый факт, видимо, несомненен, так как подтверждается различными независимыми друг от друга источниками. При объяснении этого факта следует иметь в виду, что казаки считали себя вольными людьми, имеющими право служить любому господину в обмен на его покровительство. Также возможно, что предложение Разина было дипломатическим ухищрением, позволявшим выиграть время.

О направлении послов Разина к шаху с просьбой об отведении казакам земли на р. Куре есть сведения во многих русских документах: в расспросных речах подьячего Наума Колесникова, находившегося в составе посольства Томаса Брейна (Кр. война, т. I, № 183), в челобитных персидских купцов (там же, т. III, № 244, 252) и в других.

Шарден объясняет посылку казаками посольства к персидскому шаху желанием «лучше скрыть свои намерения» и относит его ко времени после ограбления Решта. Приводим его высказывание: «Чтобы лучше скрыть свои намерения, они послали ко двору четырех из своих как депутатов с аккредитивными грамотами, как будто бы это было посольство. Люди губернатора Шемахи их проводили в Исфахан, куда они прибыли немного времени спустя после того, как туда пришло известие об их вторжении. С ними обошлись довольно хорошо, предоставили им жилище, освободили от пошлин, как обычно поступали с другими посланниками. Они попросили аудиенции короля, но им отказали под предлогом, что по характеру их посольства они не могли претендовать на эту честь и что они казались даже врагами. Им предложили аудиенцию первого министра, на что они согласились. Тогда же они заявляли, что они депутаты от 6000 казаков, их товарищей, находившихся на Каспийском море, что они действительно были подданными империи московитов, но, утомленные дурным обращением, которое они там претерпевали, они решили бежать из своей страны с детьми и женами и с имуществом, которое они могли увезти; после обсуждения места их убежища Персия им показалась наиболее справедливой, где лучше других обращались с подданными, вот почему они приняли решение предложить себя в неволю персидского шаха; из любви к королю они станут шах-севен, и теперь они надеются на великодушие этого великого монарха, что он выслушает их мольбы и предоставит им убежище и землю для поселения» (Шарден, с. 115 — 116).

5 Поход к Решту во всех русских документах относится ко времени, непосредственно следующему за действиями Разина на западном берегу Каспийского моря (на территории современных Дагестана и Азербайджанской ССР). При этом в одних документах сообщается, что в Реште казаков побили (Кр. война, т. I, с. 142), в других — что они послали к шаху посольство бить челом о подданстве и до решения вопроса живут в Реште и получают корм (там же, с. 142). Также сообщалось, что они били челом шаху о подданстве, задержаны «в Ряше и пушки и ружье у них отобраны» (там же, с. 123) или что «приходили на Ряш и на Баку изгоном», «взяли полон и меняли на него русских людей за человека по 2, 3 и 4 человека русских», «да к ним же де пристали для воровства иноземцы, скудные многие люди» (там же, с. 143 — 144).

6 Кемпфер неточен, опровергая мнение Шардена, который в своих записках уделяет много внимания стараниям персидского правительства расшифровать привезенные казаками ко двору шаха грамоты. Приводим отрывок из записок Шардена, относящийся к этому вопросу.

«Они (т. е. разинцы, — Е. Ш.) предъявили свои аккредитивные грамоты, но персы никак не могли их расшифровать, к чему безуспешно были привлечены самые искусные их переводчики, так же как и европейцы, находившиеся в Исфахане. Первый министр напоследок обратился к почтенному отцу Рафаэлю дю Мане — капуцину, служившему уже двадцать лет министрам этой страны переводчиком, когда другие не понимали посольских грамот Франции, Италии, Германии и провинций Севера. Случайно, когда к нему принесли этот документ, у него был господин Герберт д'Ягер, который в 1666 г. был секретарем голландского посольства в Персии и в то же время был старшиною голландских купцов в Исфахане. Этот человек в знании языков не имел себе равных, он владел в совершенстве языками, употребляющимися теперь на Востоке, кроме того, он знал литературный и простонародный греческий, сирийский и еврейский. Редко можно встретить двух людей, более способных выяснить темные места, тем не менее они ничего не могли сделать. Это были, по их словам, в большинстве случаев греческие буквы, смешанные с другими, неизвестными; некоторые из них приближались к сирийским. Они прочли несколько слов, которые не могли связать, и они не были убеждены, что они их правильно продли, и, таким образом, были вынуждены отослать это писанье обратно первому министру. Старший капуцин ему сообщил, что это было казацкое, русское письмо, которое он не мог разобрать.

Таким образом, были вынуждены поверить их словам, которые они все время повторяли, на что первый министр ответил: «Если то, что вы говорите, верно, что вы прибыли к нам как наши гости, чтобы стать рабами его величества, то почему вы вступили в Персию с мечом в руке? Почему вы убили наших подданных, разорили один из наших городов и опустошили наши земли?». Казаки в свое оправданье ответили, что они вынуждены были это сделать, потому что, когда они вежливо попросили у жителей продовольствия за свои деньги, горожане, забыв правила гостеприимства и сострадание, которое надо иметь по отношению к иноземцам, им наотрез в этом отказали и дурно с ними обошлись; необходимость защитить себя должна извинить казаков, если они пытались оружием взять то, чего не могли получить просьбами» (Шарден, с. 117 — 118).

Из текста записок Кемпфера создается впечатление, что он был участником событий («письмо показали европейским священникам и, наконец, мне»). Однако этого не могло быть, так как известно, что Кемпфер прибыл в Персию в 1684 г. По-видимому, он хотел сказать, что во время его пребывания в Персии ему показывали казацкое письмо.

7 Это сообщение подтверждается русским источником: в листе тарковского шамхала говорится: «... до глахова де указу живут они в Ряше городе, и ряшской де хан дает им корм по 100 по 50 рублев на день» (цифра, конечно, фантастическая) (Кр. война, т. I, с. 142).

8 Описанные здесь действия казаков в Фарабате в основном соответствуют аналогичному месту у Шардена, который называет это вторым вторжением, происшедшим в том же 1668 г.: «В то время как в Испагани спорили, считать ли их друзьями или врагами, и их депутаты возвратились, они продолжали грабить все приморские местности Персии со стороны Востока, говоря персам для их большего обмана прекрасные слова и уверяя их, что их уполномочили дать им очень выгодные условия. Для этого они покинули Саве и, направляясь все время к самым восточным провинциям по Каспийскому морю, достигли Фарабата, столицы Мазендерана. Там они высадились под видом купцов, пришли на рынки, входили в лавки как люди, мало понимающие в торговле, но имеющие в то же время нечто для продажи и покупки; они давали золотые дукаты за пять “шаги" (видимо, шай, — Е. Ш.), что составляет 25 су на наши деньги, продавали английское сукно за четыре “абаза", равных стольким же франкам, за “гресс" — персидский аршин.

Персы за пять дней, когда это происходило, оказали казакам тысячу ласк, потому что с ними удивительно удачно можно было сводить счеты, и считали их простофилями, которых привело к ним их счастье; но на шестой день эти плуты, продолжая свои проделки до условленного ими между собою часа, чтобы не навлекать подозрений, пока их соберется в городе достаточное количество, расходятся по разны» частям города, затем берутся за оружие, убивают всех, кто им встречается, грабят все дома, и, после того как они убили более 500 человек, нагруженные добычей, возвращаются на свои корабли, и, как ив первый раз, отплывают на середину моря, где их не видно с земли» (Шарден, с. 135).

9 У Шардена приводятся более подробные данные о шахском дворце, разграбленном казаками: «Самый значительный убыток, который нельзя восстановить, был причинен разрушением одного прекрасного здания королевского дворца, расположенного в середине города, где хранилась сокровищница фарфора, китайских ваз, чаш из сердолика, агата, корала, янтаря, посуды из горного хрусталя и других бесчисленных редкостей, которые эти варвары сломали или похитили. Они разрушили и находившийся в этом здании большой так называемый гауз, или танки, т. е. большой бассейн, выложенный золотыми пластинами. Каждый раз, когда я думаю о великолепии и прелести этого прекрасного места, я не могу побороть своего сожаления. И если читатель познакомился с тем описанием, которое я ему сделал, то он. наверное, признал, что такие прекрасные вещи заслуживали вечного хранения» (Шарден, с. 137).

10 Майан-Кааль, Потемкинская коса (Шарден переводит это персидское название как «Средний Рог») — полуостров, отделяющий Астрабадский (Гор- ганский) залив в юго-восточной части Каспийского моря.

11 Тамар Али-Капи — дворец в Исфагане (в дословном переводе «Высокие ворота»), выстроенный при шахе Аббасе I. Возможно, там была резиденция государственного канцлера, у которого, по показаниям подьячего Наума Колесникова, происходил описанный эпизод (Кр. война, т. I, с. 250).

12 Шарден разделял ошибочное мнение персидского правительства относительно причин и цели похода казаков. Он писал: «Великий князь (т. е. царь, — Е. Ш.) был рассержен оскорблением (речь идет о пренебрежительном обращении с посольством царя Алексея Михайловича), но в ту ми нуту он свою злобу скрыл, боясь столкновения с Аббасом; но, узнав в начале 1667 г., что тот умер и что власть в Персии попала в руки молодого правителя, он решил мстить. Он желал, однако, избежать открытой войны, и вот почему, чтобы нанести коварный удар, как будто без своего участия он возмутил казаков, живших у Черного моря... Им было дано предостережение воздерживаться называть его и не признаваться, что они были в сношениях с ним, они должны были притворяться, что самостоятельно пошли на это предприятие. Вот что об этом рассказывали и чему верили при персидском дворе» (Шарден, с. 112 — 114).

Эта же точка зрения на поход Разина проводилась персидским послом в России Юсупом Эханбеком (Исуфбеком Юзбаши) и представителем армянской торговой компании Георгием Лусиковым во время переговоров о возмещении убытков персидского посольства и купцов, пострадавших в период Крестьянской войны (Кр. война, т. III, с. 296, 299, 301, 303 и др.).

13 О посылке в Персию Пальмара для организации обороны от разинцев, вышедших в Каспийское море, сообщалось персидскому шаху грамотой, посланной с Т. Брейном (Кр. война, т. I, с. 105 и 106). По-видимому, Пальмар выехал в Персию позднее, чем Брейн.

14 В данном месте записок в рассказ о русском посольстве в Персию вклинивается сообщение о полковнике Пальмаре. Здесь нет дефекта рукописи, поскольку сообщение о Пальмаре дается в середине листа. Вероятнее объяснить это обстоятельство фрагментарностью и черновым характером записок.

Сообщение Кемпфера, что в Персию в качестве представителя русского царя был послан англичанин Хебдон, следует считать ошибкой. Многочисленные документы — наказная память Посольского приказа 1668 г., письмо Т. Брейна из Персии 1669 г., дипломатическая переписка России с Персией, допросы подьячего Н. Колесникова, бывшего в Персии, свидетельствуют о том, что русским посланником в Персии в 1668 — 1670 гг. был англичанин Томас Брейн, который и умер там в 1670 г. (Кр. война, т. I, с. 106, 128, 249; т. III, с. 194, 285, 292, 295, 296, 299 и др.). Причиной такой ошибки могло быть то обстоятельство, что Т. Брейн был женат на дочери состоявшего на царской службе торгового посредника посла Джона Хебдона, который в 60-х годах XVII в. был облечен полномочиями русского «комиссариуса и резидента» (И. Я. Гурлянд. Иван Гебдон. Ярославль, 1903, с. 6). В Москве бывал и брат Джона — Томас Хебдон, видный английский купец, ставший одним из свидетелей казни С. Разина 6 июня 1671 г. (Записки иностранцев, с. 127). Ни Джон, ни Томас Хебдоны никогда не были посланниками царя в Персии.

15 Описание зимовки на полуострове приводит также Шарден, который высказывает другое мнение о результатах сражения с персами, а именно: «Наступила зима, и они хотели провести ее в Персии и стали искать место, где могли быть в безопасности. Напротив этого города Фарабата был полуостров в форме языка, выдающийся на 10 — 11 лье в Каспийское море. Он изобилует оленями, кабанами, газелями из породы ланей. Он изобилует также лесами, пресной водой и всем, что нужно для жизни, поселение на нем очень удобно. Его называют “Маиан-Кааль", т. е. “Средний Рог". Этим названием обозначают кусок земли, выдающийся в море. Там казаки укрепились. Они день и ночь заставляли там работать своих пленников и рыть большой ров вокруг их лагеря; из больших деревьев, которые там в значительной степени спутаны друг с другом, и кусков дерна между ними они устроили подобие вала, на котором поставили свои оборонительные пушки.

Это было как раз то, что требовалось персам: как только они узнали, что казаки укрепились в этом месте, в конце этого года, несмотря на зиму (Шарден неправ: зима там — лучшее время года, — Е. Ш.), они отправились в поход против них и, так как они были сильнее, разбили их, взяли обратно почти всех своих пленных, принудили их погрузиться в барки, которые обогнули весь полуостров и достигли на самом отдаленном краю полуострова более выгодного пункта, защищенного болотом» (Шарден, с. 139).

Кемпфер обрывает здесь изложение персидского похода Разина сообщением об уходе казаков с п-ва Майан-Кааль. Во второй части записок их поход описывается и далее, до заключительной битвы с Мамедиханом у Свиного острова.

16 Крупные неточности в передаче хода событий в России показывают плохое знакомство Кемпфера с историей восстания и ее описаниями, несмотря на то что он в 1683 г. проезжал по местам недавних событий на Волге и побывал в Астрахани.

17 Сведений о соратнике Разина Богомолове («Богумолик») в русских источниках не найдено. Об обстоятельствах взятия Разиным Нижнего, или Каменного Яицкого, городка (г. Гурьев) см.: Кр. война, т. I, с. 138.

18 См. с. 174 (комм. 2-й).

19 Здесь, так же как и далее, Кемпфер переходит от изложения показаний казака к авторской речи и снова, как и в первой части, неоднократно обращается к критике записок Шардена. Однако схема действий казаков и их маршрут в этой части записок Кемпфера даны иначе, чем в первой части, что подтверждает высказанное в предисловии соображение о самостоятельном, не зависящем друг от друга происхождении обеих частей записок, объединенных в переводе чисто механически (см. с. 155).

Как видно из текста, названия «буса» и «струг» употребляются равнозначно. В первой части записок Кемпфер называет их и «кораблями» (ship). По отношению к персидским судам также употребляется слово «буса».

Шарден дает интересное описание казацких стругов, которые он называет барками: «Эти длинные и широкие суда сделаны неглубокими, чтобы избежать подводных скал, которых много в этом море. Они погружены в воду на два-три фута. На каждой барке находились две небольшие пушки» (Шарден, с. 115).

20 Шарден пишет: «Он (царь Алексей Михайлович, — Е. Ш.) возмутил казаков, живших у Черного моря и заставил их идти вдоль Меотидских болот (Азовское море) и таким путем войти в Персию на берега Гиркании» (Шарден, с. 114).

Гиркания — древняя область Персии, расположенная вдоль юго-восточного берега Каспийского моря, к ней относились провинции Мазендеран и Астрабад; с запада к ней примыкала провинция Гилян.

21 О маршруте казаков см. с. 175 (комм. 3-й).

22 Здесь обходятся молчанием события в Реште, о которых говорится во всех других источниках и, в частности, в первой части записок. Очень вероятно, что все рассказанное далее относится не к Астрабаду, а к Фарабату, так как имеет много общего с другими известиями о пребывании там казаков (см. первую часть записок Кемпфера и записки Шардена; см. также комм. 8-й). Астрабад во время персидского похода Разина был не городом, а небольшой «деревней» с увеселительными дворцами шаха, находился поблизости от г. Фарабата — столицы Мазендерана; к нему не может относиться все сказанное ниже. Поскольку Фарабат и Астрабад расположены поблизости и в обоих находились шахские дворцы, это могло способствовать ошибке.

23 Это единственное упоминание об узбеках во всех источниках, относящихся к персидскому походу. Возможно, оно вставлено Кемпфером или его переводчиком позднее для осмысления ссылки на Астрабад как на район, пограничный с узбеками.

24 Дукат — золотой; шей (шай) — мелкая персидская монета.

25 Если это сообщение справедливо, имеются в виду восточные языки: татарский, калмыкский, персидский и т. д.

26 этот сюжет, приуроченный к другим ситуациям, встречается в фольклоре; то же можно сказать о переодевании С. Разина и подслушивании им разговоров на майдане. Скорее всего эти подробности носят баснословный характер. Однако множество вполне реалистических деталей позволяет думать, что основой рассказа служило действительное происшествие.

27 Убийство пленных женщин едва ли могло иметь место в действительности, так как сведения об этом сохранились бы не только у Кемпфера, как это случилось в отношении других событий персидского похода. Например, в г. Ашрефе сохранилось предание, что оттуда происходила утопленная в Волге Разиным персиянка (Кр. война, т. I, с. 272); убийство многих пленниц тем более должно было бы остаться в народной памяти.

28 Река Самур протекает не в Мазендеране, а на границе современных Дагестана и Азербайджана (несколько южнее Дербента).

Здесь обходятся молчанием уход казаков после зимовки на п-ове Майан-Кааль (о которой более подробно говорится в первой части записок) к берегам Туркмении «в Кабалук», бои и переговоры с персидскими войсками Даутбека, смерть Сергея Кривого и т. д., о чем имеются разрозненные данные в русских документах (Кр. война, т. I, с. 144).

29 У Шардена такого сообщения не найдено; имеются описания «второго вторжения» в Фарабат; см. с. 177 (комм. 8-й).

30 Свиной остров — один из группы Бакинских островов, к северу от устья р. Куры.

В русских источниках есть сообщения как о Свином острове (Кр. война, т. I, с. 144), так и об о. Сари, находящемся несколько южнее, поблизости Куринской косы (там же, т. III, с. 292).

31 Предания о колдовстве Разина, его способности заговаривать пули, уплывать из тюрьмы в нарисованной лодочке, освобождать город от комаров и т. д. широко распространены в русском фольклоре и нашли отражение в делопроизводственной документации. В них нашли выражение представление о сверхъестественном могуществе вождя и преклонение перед ним. С другой стороны, эти представления поддерживали его высокий авторитет. Воз можно, что Разин, понимая это, способствовал распространению этих сказок; так же поступали и другие руководители движения.

32 Сообщение Кемпфера неточно. В Астрахань был привезен сын хана Мамеда — Шабын-Дебей, или Шаболда, о чем имеются сведения в русских документах (Кр. война, т. I, с. 134 и 272, 156).

Персидский посланник Ю. Эханбек в своем письме называет Мамеда, или Менадыхана, «Магмеди Ханбеком, сотником в опале» (там же, т. III, с. 292). Сын Мамеда — Шабын был отдан Разиным по прибытии в Астрахань воеводам и позднее просил о возвращении на родину (там же, т. I, с. 156).

33 Обвиняя Шардена в неточности, Кемпфер сам впадает в ошибку, считая, что казаки находились в Персии в течение 6 летних месяцев. На самом деле разинцы ушли из Яицкого городка в марте 1668 г. и возвратились на Волгу в августе 1669 г. (Кр. война, т. I, с. 139).