Библиотека сайта  XIII век

Житие царя царей Давида

После этого ¹ пришел султан Малик-ша[х], обступил Самшвилде и забрал, и пленил Иованэ, сына Липарита, опустошил Армению ² и ушел. И в тот же год пришел Саранг с силою султанской, встал в долине Самшвилде. И пришли полки царя Гиорги, сошлись в Парцхиси. Одолели полки царя Гиорги и обратили в бегство персов, ибо великое одоление дал Бог Гиорги. И ушел царь Гиорги в вотчину свою в Тао и пришел в Бана. И пришел туда к ним зорвар ³ Востока Григол Бакурианисдзе, который имел Олтиси и Карну-град ⁴ и Кари. И весьма возрадовались и упокоились. И дал царю Гиорги крепость Кари и прилегающую к ней страну. И разошлись. Царь же Гиорги оставил в Кари благородных шавшей ⁵ и отправился домой.

Но из-за усиления турок оставили греки страны свои, крепости и города, которые имели на востоке, и ушли. Их прибрали турки и утвердились в них. И поскольку соседством приблизились к границам нашим, умножился страх и нужда от них в нас. Ибо начали отселе громить, грабить и опустошать, жечь, уничтожать и пленять нас, христиан. Ибо в те дни напали нежданно на Гиорги царя, стоявшего вне, в Квели, турки великие, князем которых был Ахмад, эмир сильный и крепкий лучник, который только что в те дни взял Кари. Пришли они изменничеством христиан, обратили в бегство царя Гиорги и войско его бесчисленное. А сокровища великие и утварь царских столов, золотую и серебренную, багратионовы чаши и сосуды драгоценные, шатры царские и всех вельмож захватили в добычу и ушли.

Гиорги же царь ушел, гонимый, через Аджарию в Абхазию. А тем полкам, идущим с такою полною добычей, встретились великие эмиры, Иаси некто и Бужгуш, и с ними множество [276] бесчисленное турок, идущих в Грецию. Они, увидев такое множество золота и богатства, которое имели, узнали о бегстве Гиорги и услышали от них же: “Что уходите в Грецию? Вот страна Грузия, безлюдная и полная такого богатства”.

А они вмиг обратили пути свои и покрыли лицо всей земли, как саранча. И в Иванов день Асисфоры и Кларджети, Шавшети, Аджария, Самцхе, Картли, Аргвети, Самокалако и Чкондиди наполнились турками. Погибли и пленены были все обитатели тех стран. И в тот же самый день сожгли они Кутаиси и Артануджи и пустыни Кларджетские. И пробыли турки в эти странах до появления снега. Поели страну и изничтожили, кроме тех, кто остался в лесах, скалах, пещерах и норах земли.

И то была первая и великая туретчина. Ибо хроникон был трехсотый ⁶. Если же кто где-либо в горних или крепостях остался человек, от жестокой зимы, бездомья и голода также погибли. И продолжалось таковое бедствие над христианами. Ибо с весенней порой приходили турки и творили подобно прежним делам и зимой уходили. И не было в их времена сева и жатвы: запустела страна и превратилась в лес, и вместо людей зверь и дичь полевая поселились в ней. И было бедствие нестерпимое над всеми жителями страны, несравненное и превосходящее когда-либо бывшие и прошедшие опустошения. Ибо святые церкви сотворили домом коням своим, алтари же Божии местом мерзости своей. И священники некоторые при самом принесении священной жертвы там же мечом принесены были в жертву, и кровь их смешались с Господнею. И некоторые в горькое отданы были рабство, старцы не были пощажены, девы же поруганы, юноши избиты, младенцы расхищены. Огонь чуждый и борющий, которым пожжено всякое строение, реки кровавые, вместо водных потоков, орошающие землю, и дабы сказать по-иеремееву, ибо он один добре умел достойно оплакать это время: “Сыны Сиона, драгоценные и неиспытанные злом, чуждыми путями плена путешествуют. Пути же Сиона сетуют об отсутствии на них празднующих. И руки матерей милосердных не для подаяния пищи детям действуют, но пищею себе творят самих этих своих любимых” ⁷. И все это так и много хуже.

Видя таковые дела, царь Гиорги, ибо не было никакой возможности избавления и помощи и никого, избавляющего от этих зол, которыми объято было лицо всей земли, ибо и силы греков уменьшились и все, какие у них были земли на востоке вне моря, были заняты турками, тогда составил совет с вельможами своими, и утвердили они отправиться к высокому султану [277] Малик-ша. И так положил душу свою и кровь за избавление христиан. И, предав себя Богу и преднося Древо Живоносное, отправился в Аслан, увидел султана и был принят им, как дитя возлюбленное. Ибо был человек тот, Малик-ша, как величиною краев державства несравненный, так и образом сладости и благостью возвышенный над всяким человеком, о котором много есть и других бесчисленных известий — правосудия, милости, любви к христианам, и, дабы не продолжать слова, совершенно незлобивый имел некий разум во всех отношениях. Поэтому всякое прошение исполнил он царю Гиорги, даже превыше упования. И царство его освободил от грабителей и дал ему Кахети и Эрети, но потребовал харадж ⁸ от царства его, который собирали долгое время. И так с величием и многою славою отправил в свое царство и сопроводил войсками великими, дабы прешли путь мирный и дабы отобрали Кахети.

И в пору винограда пришли в Кахети и подступили к крепости Вежинской и, прежде чем сразились, пошел снег. Царю же Гиорги вспомнилась охота Аджаметская, ни о чем не заботился другом, ни ожидал взятия Вежини и Кахети, но войску турецкому, которое было с ним, отдал в дар Суджети и всю страну при Ио-ри — Кахети, которая подверглась опустошению там до сегодняшнего дня. Сам же перевалил через горы Лихские и прибыл в Абхазию.

В те времена царь кахетинцев Агсартан отправился к Малик-ша, оставил христианство и приложился к вере сарацинской, и этою силою взял у султана Кахети. В эти времена так и не успокоилась страна, и не сделалось никакой ослабы людям из-за лукавства живущих на ней, ибо всякий возраст и всякое достоинство всячески согрешили Богу и обратились от путей прямых ко всякому лукавству. И по природе Милостивого и Благого Бога настолько прогневили, что сами призвали на себя гневный приговор, обещанный нечестивцам Исаией, говорящим так: “Увы, народ грешный, народ, исполненный беззаконий, от подошвы ноги до головы нет в нем целости, ни струпа, ни повязки”, и последующие: “Потому земля ваша пуста, города огнем пожжены, села ваши чужие объедают и опустошены и порушены народом чужим” ⁹.

Это все пришло, и мы глазами нашими увидели, и много более этих высказанных, ибо как бы кто высказал по-единому, какая во дни наши пришла беда. За все это так и не утих гнев Господень на нас, ибо мы не покаялись, и не уразумели, и не обратились подобающе к путям Господним. Потому-то, сверх преходящих по земле зол и иные свыше ужасы, Богом посланные муки [278] пришли на землю нашу, дабы не сказали прегрешающие: “Эти восстания язычников не по грехам нашим сбылись, и не от Бога нашли, но переменой некой времен и совпадением дел восстания”. Потому-то в день Пасхи, в самое то Воскресение Господа нашего Иисуса Христа, в которое радости и отдохновению быть подобало, воззрел Господь с гневом и сотряс землю до основания столь жестоко, что и горы высокие и скалы твердые как пыль сокрушились, города и села разрушились, церкви пали и дома были поглощены и осели и стали могилой для живущих в них. С ними и Тмогви ¹⁰ пал и заключил под собой Кахабера, сына Ниании, с женою. И продолжилось таковое трясение земли страшное до года, в который погибло множество неисчислимое.

Тогда в гневе помянул милость Тот, Который наказует всякого сына, которого любит ¹¹, умерщвляет и оживляет, Который готов миловать более отца милосердного, ибо по Писанию: “Если бы Господь не оставил нам семени, как и Содомы мы сделались бы и гоморрянам бы уподобились” ¹².

Ибо отныне начали веять дуновения жизни и облака спасения проглядывать, потому что за двенадцать лет продолжения этих разнообразных бед в глубокой тьме начало просвечивать солнце всякого царствования, великий именем и величайший делом, соименный Давиду Богоотцу и сам семьдесят восьмой сын этого Давида — Давид ¹³.

В то время был он возрастом шестнадцатилетним, хроникон же — триста и девять ¹⁴. На него, единородного от Гиорги, сам отец надел венец царствования, и истиннейше скажем: Сам Отец Небесный обрел Давида, раба Своего, и елеем святым Своим помазал его. Ибо рука Его помогала ему и мышца Его укрепила его. Милость и истина облекали его и превыше соделал более всех царей земных. Доколе положу на море руку его, и на реки — десницу его ¹⁵. Однако трудом чрезвычайным и подвигом сильным много дней спустя совершилось это, как покажет предлежащее слово. Ибо, когда стал царем Давид, опустошена была Картли и, кроме крепостей, нигде не было человека на селе и никакого строения. И в те времена были Триалети и Клдекари и прилегающая к нему страна у Липарита, который перед царем Давидом был как бы верным. Также и Ниания, сын Кахабера, и другие благородные, весьма малочисленные, собирались оставшиеся кое-где и в села начали спускаться и садиться.

И была тогда граница царства — гора малая Лихы и стоянка царская Цагвлистави. И когда желает поохотиться на Картлийских берегах или в Начармагеви, которое всячески исполнено [279] было оленей и кабанов, однако добрых конников пошлют и осмотрят, и тогда только спустится охотиться на равнине.

И в таких обстоятельствах прошло четыре года. Умер султан Малик-ша, и Липарит эмир начал ходить вслед своих же отцов и дедов, ибо льстил перед ним, чтобы обрести беззаконие ¹⁶. Хотя христианин был образом, но лицемерие и ненависть к господам от рода имел в разуме. И, поскольку разуметь не желал доброго, стал на всякий путь недобрый ¹⁷.

Таковое это видя, царь Давид пожелал поучить его. Поэтому-то пленил его на некоторое время, которого довольно было для научения всякого разумного. И, так приутвержденного многими и твердыми клятвами и ради верности дав в посредники Бога, отпустил его. И тою же славою прославил и не переменил ему. Ибо добрый не только что правого, но даже и злого легко не обвиняет, поскольку на злое не наставлен и не подозрителен. А тот, как собака, обратился на блевотину и, как свинья, окунулся в лужу грязи ¹⁸: объявил вражду и лукавству поучался на ложе своем ¹⁹. Увидел кроткий и богопросвещенный царь Давид, что хвост собачий не выпрямился и рак не пошел прямо, и на второй год опять пленил его, два года имел в плену и отправил в Грецию. И там ушел от жизни.

В это время вышли франки, взяли Иерусалим и Антиохию. И с помощью Божией обустроилась страна Картлийская, усилился Давид и умножил войска. И уже не дал султану дани, и турки уже не смогли зазимовать в Картли. Ибо доселе с приходом зимы фалангами своими становились в Авчала и Дигоми, вниз по Мтквари и по берегам Иори, ибо их была стоянка.

В Кахети царствовал Квирикэ, человек при царстве царствующий и над страстями и истинный христианин. Дал время Бог царю Давиду, и отобрал он у Квирикэ крепость Зедазадени. Хроникон был триста двадцать третий ²⁰. И преуспевал славою и одолением. Среди которых и это совершилось: умер Рати, сын Липарита, человек лицемерный и вправду порождение ехиднино. Так кончился дом Багвивашей, дом непокорных, ибо пил последние дрожжи гнева, чашу грешных земли ²¹. И никого не осталось в жилищах их наследника, ибо воспомянуто было беззаконие отцов их перед Господом. И вотчину их забрал царь ²².

И спустя год один преставился царь Квирикэ, и посадили кахи царем племянника Квирикэ Агсартана, у которого не было никакого дарования царского, ибо был наушник, нечестивый и невежественно несправедливый и во всем противоположный брату отца своего. [280] В то время испытал царь оком разума и добре уразумел дело, которым ублаготворил бы Бога и польза великая была бы. Ибо святые церкви, домы Божий, вертепами разбойников сделались, и недостойными и бесчинными, вотчинством более, нежели благородством, заняты были большие епископства, как разбойниками, и им же подобные пресвитеры и хорепископы ²³ были ими поставлены, которые взамен законов Божиих беззаконию поучали всех, кто под ними. И из самого дома Божьего и от священников исходили всякое нечестие и грех, которые око Божие видело все и разгневано было, как мы выше сказали. Ибо и не равны грех священника и воина, и не — народа и святителя, и не — пастыря и паствы, как написано: “Раб, который будет знать волю господина своего и не будет готов исполнить волю его, бит будет много” ²⁴.

Для исцеления этих столь великих язв собрался народ многочисленный: ибо царства своего католикоса ²⁵, архипастырей, пустынников, наставников и ученых собрал перед собой во время и место подобающее ²⁶. И многие дни с чрезвычайным тщанием добре исследовали и всякое заблуждение исправили, добрый и угодный Богу чин всякий утвердили, недостойными явившихся отлучили и запретили, свергли с престолов, хотя трудно же было это, ибо были люди — князей и знатных дети, которыми бесчинно заняты были престолы, и вместо них истинных пастырей и угодников Божьих поставили. И столп ²⁷ прекрасный истинной веры написали, последующий и свидетельствующий святым двенадцати соборам. И так всех с царскими дарами отправили каждого восвояси. И это подобно великому Константину совершил царь Давид прежде всех добрых дел своих, взамен которого смотрите, что промыслил Бог сердцеведец, неусыпный хранитель Израиля ²⁸.

Ибо этого Агсартана, царем кахов помянутого, захватили знатные эры ²⁹ Аришиани и Барам и брат матери их Кавтар, сын Барама, и отдали царю. И забрал царь Эрети и Кахети. И при Эрцухи устроил ополчения великие и прогремевшее то великое одоление, когда с малым полком и обреченным народом побил султана бесчисленные те войска, атабага Гянджинского и множество кахов и народа страны, с врагами же обступивших нас. Так легко и поспешно отдал в руки его Бог чудес, что один тысячу не то что преследовал, но руками хватал, и двое не то что опрокидывали тьмы, но со свечами самих же их из лесов и рвов в плен вели все христиане. Сам же царь не то что, как другой кто, в тылу лишь стоял своих войск или издали звал, как один из князей некто, [281] но преимущественнее всех сам предшествовал и, как лев, взывал громким голосом и, как буря, обращался вокруг. И сам голиафски устремлялся и мышцею крепкою низвергал могучих, поражал и сбрасывал встречных всех, доколе от множества ударов не то что как у древнего Давида рука Елеазарова к рукояти лишь меча прилипла ³⁰, но по мечу его противотекущею кровью чресла наполненные имел, которая по окончании битвы и снятии пояса обнаружилась, когда на землю пролилось столько густой крови застывшей, которую при первом рассмотрении из самого него посчитали истекшей. И в тот день трех коней убили под ним и на четвертом, уже сидя, завершил того дня битву. И это из множества совсем малое и незначительное мы высказали.

Так, самодержавно взяв Эрети и Кахети и вольно забрав замки и крепости их, подобно солнцу, рассеял милость над всеми жителями земли. И, поскольку Бог так управлял делами Давидовыми, и поспешествовал на всех путях его, и давал по времени одоления удивительные, и вел от силы в силу, — и он не ленился умножать таланты, но от всего сердца служил Ему и совершал деяния, в которых, как в воле Божьей, утвердился и которые угодившими Ему явились, как ныне будет сказано.

Ибо придумал построить монастырь и утвердил на месте, которое избрала благодать Божия, благолепном и всячески достаточном, на котором, как второе небо, распростер храм Пречистой и Преблагословенной Матери Божией, нечто столь превосходящее все прежде сотворенное, которое превыше красоты всего обширностью и добротностью вещей и множеством и изяществом несравненным, которое ныне, сосвидетельствуя, видят глаза всех. И наполнил святынями честных мощей угодников Божиих, и святыми иконами, и священной утварью всеславной, и иными вещами труднообретаемыми. Вместе с ними положил там же великих и Хосроевых ³¹ царей троны и престолы, подсвечники и кандила разнообразные, в расхищение взятые свои. И опять венцы и ожерелья, чаши и сосуды, которые отобрал он у аравийских царей, когда самих их в плен привел, в том же храме пожертвовал Богу в память и благодарение за одоление то удивительное. И там же собрал мужей, почтенных житием и украшенных всякой добродетелью, не в своих лишь царствах обретенных, но до края земли, где только слышал о чьей-то святости, благости, совершенстве, душевной и телесной добродетелью исполненном, искал и добре изыскивал, приводил и поселял в нем. И вотчина от Липарита осталась безнаследной, но с другими многими и справедливыми безысково неотнятыми селами ³² отдал Матери Божьей в служение [282] Ее для предстоящих Ей и непопечительную трапезу определил, которая ныне и предлежит всему Востоку вторым Иерусалимом, училищем всякого добра, наставником учености, другими Афинами, весьма превосходящих их в божественных канонах, диаконом всякой церковной красоты. Имя же ей — Гелати.

Опять же иное замыслил дело, подобающее милостивому и сладчайшему Лику Господню, человеколюбию своему: построил ксенон ³³ в месте подобающем и благообразном, в котором собрат братию, разнообразными болезнями искусившуюся, и приготовил им все потребное для них без изъятия и щедро и определил им поступления и приношения навсегда. Сам приходил и проведывал, расспрашивал и лобызал каждого, услаждал отечески, жалел и ублажал, укреплял к терпению, смотрел своею рукою ложа, одежду и простыни их, блюда и все потребное им, давал каждому золота потребного, и остерегал поставленных над ними и устраивал всякое дело их весьма благолепно и благочестиво.

Однако до этого времени город Тфилиси ³⁴, Рустави и Армению и все Самшвилде и Агарани имели турки. Триалети же и Клдекари имел Тевдорэ, племянник Чкондидца ³⁵, человек разумный и в великих сущий. Ибо когда царь перебирался в Абхазию менее боялись турки и их крепостные. В то время царь перебрался в Имерети. И собрались перед Гиорги Чкондидцем и старейшиной книжников Тевдорэ, Абулети и Иованэ Орбели и ловкостью украли Самшвилде.

Тогда случилась великая радость, ибо день ото дня прибавлялось к границам царства. Узнав о взятии Самшвилде, турки большую часть крепостей Армянских оставили и ночью обратились в бегство, и к нам причислились они.

Ибо доселе при сборе винограда проходили турки через Сом-хити со всякою фалангою своей, становились в Гачианах, на берегу Мтквари, от Тфилиси до Бардави, и на берегах Иори, и на всех этих прекрасных местах зимних, на которых зимою, как в пору весеннюю, косят сено и имеют дрова и воду в достатке, и есть там множество зверя разного и всякого удовольствия. В этих местах становились они шатрами, коням, мулам, овцам и верблюдам их не было числа, и имели житие блаженное — охотились, отдыхали и радовались. И не было у них недостатка. В своих городах торговали, полных пленных и добычей, а наши берега опустошали. С весны начинали идти вверх по горам Армении и Арарата. Также и на лето имели ослабление и отдохновение, сено и поля прекрасные, источники и места цветущие. [283] И так велика была сила их и множество, что сказал бы: вся-де туретчина всей земли там. И никто не упомнит когда-либо их изгнания или вреда, даже от самого султана.

Когда взяли Самшвилде и Дзерна, хроникон был триста тридцатый ³⁶. В тот год пришла сила султанская и всякая туретчина, человек около ста тысяч, нечувствительно и ловко. Царь же стоял в Начармагеви с храмовыми ³⁷. Узнав под вечер об их прибытии в Триалети, ночь целую шел в Маслани с полутора тысячью людей, ибо столько встретились ему. К утру пришли турки и случилась битва жестокая в тот день. И с помощью Божией одолели лагерь их. И на склоне дня склонились они к бегству, до того устрашенные и торопливые, что даже на шатров своих сосуды не посмотрели совсем, но торопливость ног своих почтили более имения своего. И так рассеялись по своим странам. Но таковому удивительному бегству их сам царь и войска его настолько не верили, что никто не преследовал совсем, ибо назавтра думали воевать. И забрал Гиорги Чкондидец и Рустави в бытность царя в Мухрани. Хроникон был триста тридцать пятый ³⁸. Посему-то великая обида приключилась туркам и робость к стоянию в зимних местах. Ибо поразведает царь, которых хочет извести, и нечувствительно нападет и побьет. И так не однажды или дважды, или три, но многажды, как ныне о сем скажем.

Ибо в Тао стали великие турки шатрами, поскольку жесткости зимы и крепостям гор доверились. Царь же искусствовал так: ибо войскам картлийским ³⁹ объявил готовность, а сам перешел в Кутаиси, каковые сотворил бессомнительными. И в месяце феврале известил грузин и месхов ⁴⁰, дабы в Кларджети встретили его в условленном месте, а сам с внутренним войском через Хупати прошел берег Чорохи ⁴¹. И сошлись вместе и нечувствительно напали на них, небоязненно с благонадежностью сидящих до Басиани и горы Карнифорской. Ибо хроникон был триста тридцать шестой ⁴². Избили множество их бесчисленное и взяли женщин с детьми их, коней, овец, верблюдов и все имение их, которым исполнилось все царство его всяким добром.

И в том же году дочь свою Ката отправил в Грецию в невесты к греческому царю. Ибо прежде этого первородная дочь его Тамара была отправлена им в царицы Ширвана, дабы, как два светила — одна на востоке, другая же на западе, озаряли твердь небесную, от отца принимая солнечное осияние.

И на другой год захватил сыновей Григола, Асама и Шота, и забрал крепость Гиши. И послал сына своего Деметрэ в Ширван с войском сильным в поход. Он же сотворил битвы удивительные, [284] которыми удивил зрителей и слушателей. Захватил крепость Каладзори и победоносным пришел к отцу своему, полный добычи и пленников бесчисленных.

А на следующий год на Вербную отправился царь из Ганухи, и прошел берегом Рахса ⁴³, и Пасху отпраздновал в Нахидури. Там принесли ему весть об убиении Бешкена Джакели в Джавахети турками. И потому мешали ему вельможи в то время идти. И не послушал вовсе, но напал на турок, на берегу Рахса стоящих, и побил множество их и забрал пленных и добычу бесчисленную. В том же году взял армянскую крепость Лорэ. И в том же году, в июле, забрал Агарани, на другой день, на заре. Ибо и прежде эта крепость взята была Багратом, дедом его, однако в трехмесячных боях. А в этом же году в августе умер султан Малик, сын Малик-ша, и Алексей, греческий царь. И каждый не узнал о смерти другого. Хроникон был триста тридцать восьмой ⁴⁴.

Царь Давид, видя столь многие вышние от Бога милости, поспешества, одоления и победы свои и царства, страны, города и крепости, которые Бог отдавал ему, ибо не было такого множества войск в царстве его, которых для стояния и удержания городов и крепостей и при нем же самом пребывания и походов достаточно было при неустанном хождении его походами зимой и летом. Для того-то собрал разум добре и разумно понятливый, как Давид Духом Святым, поднял высоко главу свою и обвел оком разума своего и испытал добре, размыслил царским понятием, что не довлели царские его воспоследованию трепетаниям и хотениям души его. И, подобно Александру, сделал и воздохнул. Ибо говорится же про него, что философ некий сказал ему: “Есть-де многие и бесчисленные царства, которых даже имен ты не слыхал”. А тот воздохнул и сказал: “Если останутся у меня такие, что будет владычество мое!”

Посему-то этот второй Александр размыслил пространством разума, что иначе не было способа. И ведал добре рода половецкого ⁴⁵ множество и в ополчениях крепость, легкость и хождение ⁴⁶, стремительность натиска, легкость удержания и всячески соответственность воле своей. И со всем этим наилегчайше было им прийти и по близости и по скудости, ибо прежде за много лет приведена была им достоблаженная и всяко прославленная добром царица Гурандухт, дочь главнейшего у половцев Атрака Шараганова сына, в законные супруги себе и в царицы всей Грузии. Потому-то послал людей верных и призвал половцев и тестя своего. Они же с радостью приняли, однако попросили мирного пути от осетин. Потому-то приказал царь идти в Осетию. И, исполняя [285] слово, отправился и с собою взял Гиорги — Чкондидца и книжников старейшину своего, человека, исполненного всякого добра душевного и телесного, совершенного мудростью и разумением, предусмотрительного, удачливого и осторожного, совоспи-танного воспитателя господина и сопролагателя всех дорог, дел и трудов его.

Вошли в Осетию, и вышли навстречу цари Осетинские и все князи их и, как рабы, стали перед ним. И взяли заложников от тех и других, осетин и половцев, и так легко соединил оба рода. И сотворил между ними любовь и мир, как у братьев. И забрал крепости дарьяльские и всех врат осетинских и кавказских гор. И сотворил мирный путь для половцев, и вывел множество весьма великое.

И тесть и шурины его не вотще потрудились, и не тщетно оказалось приведение их, но руками их сокрушил совершенно силу персидскую, и навел страх и ужас на всех царей земных, и с их поддержкой сотворил дела неуверяемые, как будет сказано ниже.

Тогда же, находясь в Осетии, преставился Гиорги Чкондидец. Возглавлял от отроческих лет господские служения. И с великою почестью отправили его в монастырь новый и там погребли сего, которого оплакало все царство и сам царь, как отца и выше отца, облекшись в черное на сорок дней, доколе родился Вахтанг ⁴⁷, которого благовестием прекратился плач.

Половцев же поставил на местах удобных с женами и детьми их, с которыми было идущих в ополчение отборных сорок тысяч. Их снабдил он конями и снаряжением. И дал рабов, каких имел отборных и наученных в подвиге, около пяти тысяч человек, христианами соделавшихся, доверенных и испытанных в мужестве. И сами половцы в большинстве делались христианами день ото дня, и множество бесчисленное приобреталось Христу.

Так собрал этих, и расположил по родам, и поставил им спасаларов ⁴⁸ и управляющих. А также своего царства войска, отборные и снаряженные, доброконные и неотворотные. И посреди них сам он, бесподобный спаспет ⁴⁹ и передовой боец, уподобленный о древнем Кайхосро ⁵⁰ сказаниям, предводительствовал ими. И стал громить Персию, Ширван и Армению Великую, ибо не утомлялся и не унывал, но по времени и по порядку ходил на них, управлял и распоряжался достойно своего великого разумения.

И кто же еще был предстоятель ему или прибегающий к войне перед ним? Ибо хотя Писание крылатому барсу уподобило Македонца того ⁵¹' стремительностью натиска и быстрым хождением внутри стран и пестрым многообразием повадок и помышлений [286] его, однако наш этот венценосный и новый Александр, хотя и был по времени последующим, но ни делом, ни намерением, ни мужеством меньшим и в тех самых делах, которых совершителем называется Александр, не низшим, но много высшим мнится мне сей. И сколько в мирском и плотском тот равных себе и от себя и своего времени всех превыше и превосходнее был, столько этот в божественных и Христовых заповедях с плотскими же своих первых всех превышал. Ибо не дал сна очам, ни дремания ресницам ⁵², ни покоя плоти своей, не преклонился ни к сластям, ни к воле плотской. Ни к еде с питием, ни забавам с разгулами и нисколько никак к плотскому не прилепился разумом, но к исполнению божественного и духовного всего и к упразднению отягчающих волю. А испытайте только за четыре сии года совершенные им, из которых, многократно совершенных, малое собираюсь сказать.

Ибо имел решил царь, что намеренно перейдет в Абхазию и заманит туркменов в зимние места на берегах Мтквари. Ибо и их соглядатаи стояли над головой у царя и искали пути его. Перешел царь в Гегути и оттуда в Хупати, и этим дерзновенными сделал их. Хроникон был триста сороковой ⁵³. Они же, узнав дальность его, стали в Ботора, великие весьма, и зазимовали. Но не дремал царь, а перелетел февраля четырнадцатого и внезапно напал на них, и едва кто-то успел вскочить на коня и убежал. Взял пленников и добычу бесчисленную. И пришел в Ганухи. И в ту же седмицу в день постный взял в Ширване город Кабалу и наполнил царство свое золотом и серебром и всяким богатством. Повернул в Картли и вскорости собрал войско и прибыл в Ширван в мае седьмого. Громил от Лижати вплоть до Курдевани и Хишталанта. И полные добычи пришли в Картли. В те же дни сцепились Ширванец и Дербентец. Убили Афридона и избили ширванцев. В месяце ноябре пошел царь в Ашорния, напал на туркменов, побил и разорил и забрал добычу их бесчисленную. Прошелся по пути, напал в Севгеламеджи на туркменов же и не оставил им плачущего в шатрах их. Это одного года.

И той же зимой пришел в Абхазию до Бичвинты ⁵⁴ и управил тамошние дела: достойных милости помиловал, согрешивших схватил и поучил. Ибо зима была трудная и снег обильный.

Турки же, узнав, что царь далеко, уверенно стали на берегу Мтквари. Однако лев искусный не ленился и не дремал на войне, и ничто из препятствующего не могло его удержать. Двинулся из Абхазии в страшные снега, перекопал гору Лихскую, где прокоп снежный имел высотою в сажени три. И встретило наготове [287] войско его. И, прежде узнания вести в Картли, напал на Хунани. И наполнило ополчение от горы до Мтквари и от Гаги до Бердуджи. И погубили острием меча, что не осталось у них вестника события. Хроникон был триста сорок первый ⁵⁵, месяц март.

Весной вздулась Мтквари, что пойма не могла вместить. Положившись на это, встали туркмены в Бардави уверенно. Тогда нашел царь и их и на заре поплыл по Мтквари с половцем ⁵⁶ по нескованной той воде. Побил туркменов, разгромил Бардави. И пробыл два дня и вольно пришел домой, полный добычи. Месяц был июнь.

Таковыми бедами стесненные туркмены и опять купцы гянджинско-тфилисско-дманисские пошли к султану и всей Персии. Окрасили в черное некоторые лица, некоторые руки, а некоторые полностью. И так поведали все беды, пришедшие на них, которыми подвигли на милость к себе. И сделалась скорбь великая среди них. Тогда султан призвал арабского царя Дурбеза, Садакова сына, и дал ему сына своего Малика и всю силу свою. И повелел туркменству, где только кто был, от Дамаска и Халаба ⁵⁷ прийти сюда всем к воинству способным, а с ними атабагу Гянджинскому с его силою и всем эмирам Армении. Хроникон был триста сорок первый. Собрались все эти, сговорились, сбились множеством, как песок морской, которым наполнилась земля. И августа восемнадцатого пришли в Триалети, Манглиси и Дидгори, что сами на ногах не умещались в тех местах. Царь же Давид, бесстрашный и вовсе не дрогнувший сердцем, так выстроил войско и так всякое дело благолепно и мощно совершил, столь тихо, невозмутимо и по опыту и премудро учинил, и так свои войска сохранил безвредно, что обо всем этом не наш, но думаю, что всех мудрецов мира язык не в силах в точности все поведать.

Ибо в первой же битве повернул лагерь их и напал, ибо рука Вышнего помогала и сила свыше покрывала его ⁵⁸, и святой мученик Георгий откровенно и на виду у всех предводительствовал ему и мышцею своею поражал пришедших нечестивых тех язычников. Так что сами эти нечестивые и неведущие признавали и рассказывали нам о чуде великомученика Георгия и о мощи, с какою побил прославленных тех воинов аравийских, или же о том, как ловко и осмотрительно преследовал и побивал бегущих, отчего наполнились поля, горы и ущелья трупами.

Войска же наши и все царство наполнилось золотом и серебром, арабскими конями, сирийскими мулами, шатрами, коврами, другими чудными сосудами боевыми разнообразными, таранами и катапультами, кубками изящными и пиршественными, [288] банными и поварскими, — какая хартия вместит и чернила опишут! Ибо ведь крестьяне, посмотри-ка, когда же арабских царей вели в плен? А о других голиафах к чему и зачем нам говорить!

Достигнув же этой повести, сожаления достойными посчитал я великих тех и именитых сказителей, скажу уж Умира ⁵⁹ и Аристовла эллинов, Иосипа же еврея ⁶⁰, из которых один троадцев ⁶¹ и ахейцев сплел повествования, как Агамемнон и Приам, или Ахилев и Эктор, потом и Одиссей и Орест столкнулись, и кто кого сумел одолеть; а второй Александровы высказал одоления, мужества и победоносности; третий же от Веспасиана Тита бывшие у соплеменников своих беды предал описанию. И поскольку у них дел не имелось в достатке для повествования, потому-то тем искусством риторства распространили, как говорит сам негде Александр: “Не велик ты был, Ахилев, но с великим ты встретился хвалителем Умиром”. Ибо в продолжение двадцати восьми лет Троадской битвы ничего достойного похвалы не случилось. Царя же Давида противостояние до трех часов было, и первому даже натиску не смогли противодействовать. Имей эти мудрецы предметом повествования дела Давидовы и опиши они подобающе их риторству, и тогда бы только удостоились они подобающей хвалы. И это неоспоримо.

На другой же год взял царь город Тфилиси, в первом же сражении, четыреста лет бывший у персов ⁶², и утвердил детям своим сосудохранилищем и домом себе навеки. Хроникон был триста сорок второй ⁶³. А на другой год пришел султан в Ширван, захватил ширваншу ⁶⁴, взял Шамаху и прислал посланника к царю. И написал ему грамоту ⁶⁵ и прибавил на словах: “Ты царь лесов и никогда не выйдешь в поле. А я вот захватил в руци ширваншу и дани требую. Если ты пожелаешь, дар подобающий пришли. А если хочешь, выйди из тайников и свидимся”.

Царь же, услышав это, спешно подал голос всем войскам своим. И по повелении его тут же пришли к нему все царские его. И пошел на султана. И половцы только что исчислены были тогда. И было идущих в бой человек пятьдесят тысяч. А султан, будучи извещен о нашествии и силе и множестве войск его, затрепетал, снялся с полей, где стоял, спешно вошел в город и оградился с одной стороны палисадом и хандаками ⁶⁶, а с другой стороны стеною города Шамахи. Царь же, узнав об этом, не соизволил нападать на беглеца, но пал на землю и воздал благодарение Богу Благому и Человеколюбивому, и остался на месте. Тогда султан, многие мольбы и дары и упрашивания предпосылая, как раб бедствующий, уже не даров или сражений требовал, но дороги [289] беглецкой, с великим каким-то смирением, а не султански, стесняемый голодом и жаждою много дней.

В тот же день идущего к султану ранского атабага Агсунгула с силою многою побили рабы царские, до четырех тысяч человек. И он, лишь один сбежав, еле пришел к султану. Увидев это, султан в ту же ночь улизнул и, бежав через сток, другим путем ушел в свое село. И так победоносный и благодарный Богу вернулся царь. И несколько дней отдыхал в Амтени.

И на другой месяц, в июне, опять пошел в Ширван, взял Полистан, главный дом Ширвана, в страшные те жары прибрал себе Ширван и исполнил добра всех покорных повелениям его. Пришел в Картли. А по осени перешел в Гегути, поохотился, упокоился, управил тамошнее все. И в марте перешел в Картли и взял город Дманиси. А в апреле напали на Шабурана, дербент-ца, и побили курдов, лезгин и половцев дербентца и забрали ширванские крепости Гасаны и Хозаонд и прилегающие их страны. И вмиг востек, как орел, и в мае забрал крепости армянские: Гагы, Теронакал, Кавазины, Норбед, Манасгомы и Талинджакар. А в июне отправился с ополчением, прошел Джавахети, Колу, Карнифору, Басиани до Спера, и тех туркменов, которых нашел, побил и пленил. Прошел через Буктакури и сжег Олтиси. И пришел в Триалети с великой победой. И спустя несколько дней отпустил ополчение восвояси.

А августа двадцатого пришли книжники анийских ⁶⁷ глав и доложили о передаче города и крепостей, на Божанских источниках стоящих. И вскорости грамоты призывные роздал всем. И на третий день шестьдесят тысяч всадников стояли перед ним. Отправился и, как достиг, на третий день безболезненно взял город Аниси и крепости его и села и страны прилегающие анисские.

И захватил Арпасланидов и уничтожил их, которые великий храм Анисский в мечеть украсили и христианскою кровью тот храм и город полили. Свершил возмездие боголюбивый Давид Строитель, мулл и даришманов кровью заново он оросил и храм тот вновь освятил, который построила дочь греков царица Катронитэ и там же была погребена. Тогда подошел сам царь Давид и католикос, епископы и соединенное ополчение к могиле и заново отпели. И сам царь трижды возгласил над могилой: “Радуйся ты, святая царица, ибо избавил Бог храм твой от рук нечестивых”. На это кости мертвеца издали голос из могилы. И Богу воздал благодарность. Удивился царь и соединенные народы. И ушел оттуда царь Давид ⁶⁸. [290]

И увел Буласвара с восемью сыновьями его и рабынями и невестами и отправил в Абхазию. Хранителями Аниси оставил им благородных месхов. И пришел в Картли и на несколько дней оставил в покое войска свои. И потом отправился в Ширван и взял город Шамаху и крепость Бирит, весь совершенно Ширван. Оставил им в крепостях и городах ополчения великие, эров и кахов ⁶⁹. И управителем и надзирателем над всеми делами тамошними явил старейшину книжников своего Свимона, Чкондидского архиепископа, тогда Бедийско-Алавердского, уподобившегося Гиорги ⁷⁰, брату матери своей, человека зело совершенного и мудрого.

И управил царь всякое дело Ширванское, исполнил благами и пожалованиями курдов, лезгин и фарасов. Пришел в Картли и половцам своим определил зимнюю стоянку и продовольствие и людей, стоящих над ними. И управил всякое дело Картлийское, Армянское и Анисское. И намеревался по весне творить великие дела и превосходнейшие ополчения, поскольку никто не противостал ему. Ибо сам султан, там, где был, трепетал от страха перед ним, и даже сами в старину имевшиеся города и страны не помышлял иметь у себя. Но сколь далек был, столь и мечтался спящему страх и бодрствующему смерть. Потому-то раз за разом направлял посланников с дарами, чтобы успокоить лицо его. Ибо присылал сосуды тяжкие, дива разнообразные, птиц и зверей чуждых и дорого обретаемых. И искал мира и любви и половцами неразорения. Потому-то нисколько не взирал на множество трат, лишь бы там-то, где был, обрести мир и жизнь для самого себя. И думаю, что у отцов и дедов отнятые страны, пленников и богатства множицею возместил этот могучий. Успокоил страну, исполнился и преизлился всякого добра, наполнил и отстроил запустелое. И превзошло все времена миром и богатством царство наше, взамен прошедших опустошений.

Таковы царственных хождений его, сражений и подвигов, одолений и достижений, покорений и взятий великих тех и многих царств и княжеств сказания и дела, которые он совершил и исполнил, которые мы немногими и отнюдь недостаточными словами представили из великих тех и невозможных для рассказа дел его. И по когтю льва и по корню малого цветка качество ткани показать пытаемся, как по тени — человека, сие же невозможно сделать.

Но о совершителе таких плотских дел если кто подумает, что где бы ему успеть еще на божественные и духовные добродетели оглянуться и вспомнить, не то чтобы сотворить, поскольку весьма [291] довольно этих для одного во плоти пребывающего человека совершение и достижение: и если где нашел царство свое вниз сошедшим, и если где на высоту возвел, и если где поставил пределы и побежденных как победителей показал, — таковое мыслящие да не обвиняются, но известно да будет им, что если об этом кто исследует и в точности кто узнать пожелает, эти плотские дела упомянутые почти что весьма ничтожными и никчемными найдет, как поистине малые и мгновенные. А из пребывающих тех твердых и навечно боготворящих дел его, которые он более этих совершал и более срочными имел, из которых немногие из многих, как чашу одну из Мтквари, и мы предадим повествованию.

Говорит Соломон: “Началом премудрости стяжи премудрость” ⁷¹, Давид же Богоотец: “Начало премудрости страх Господень” ⁷². Этот страх Господень стяжал с юности своей Давид и с возрастом его вырос и во время свое таковые плоды изнес, которыми обоюду житие свое украсил, которыми увенчал дела свои, которыми устроил плотское и управил духовное. Слушай же, как разумно матерью премудрости стяжал страх Господень, богами же — божественные писания. И их изобильно собрал себе, какие обрел переведенными на язык грузинский с других языков, старые и новые, как другой Птолемей, на это лишь уповающий. И настолько возлюбил и усвоил, что сказал бы ты, в них-де он живет и в них движется ⁷³. Они были для него пища, самая вкусная, и питье сладкое и желанное, они — утешение, отрада, упражнение и польза. День и ночь в хождениях непрестанных, в ополчениях нетягостных, в трудах непрерывных книги тащили множество мулов и верблюдов. И где сойдет с коня, прежде всего книги несут на руках. И не оставит чтения, пока не устанет.

А после вечери, вместо сна или другого какого дела, опять чтение книг. И когда глаза утомятся, слухом заменит, где не вчуже, но весьма чутко слушал перед собою читающего, выискивал, спрашивал, более же сам толковал силу и глубину их. А удивительнее всего это: знаете все, что увлекательнее всего дело охоты и что порабощает последующего себе и плененным делает, и во время охоты ни на что другое, кроме зрения и гона зверя, и того, как заполучить его, взирающим делает. Однако его усердие и это преодолевало, ибо во время самой охоты книги имел в руках и, когда придет время, отдаст какому-нибудь слуге и так устроит гон. И как бы не подумал ты, что с пустыми руками возвращался или вотще потрудится. Ибо кто из плотских похож на него или кто видел столь же победного на охоте. Мосимах некто, еврей, называется за стрельбу и добро-начальствование среди Александровых [292] войск лучшим, и Ахилев, кентавром стрельбе наученный, среди эллинов, а Барам-Джур ⁷⁴ среди персов делателем необыкновенного и удивительного. Однако истинно ни один из них не уравнялся бы с ним, как видели мы.

И скажу и другое дело, извествующее любовь к книгам, в котором не будет никакой лжи, ибо погубит Господь всякого говорящего ложь ⁷⁵. Положил перед собою некогда книгу Апостол для прочтения. И когда заканчивал, знак ставил в конце книги. При обращении же к году тем знаком изочли мы: двадцать четыре раза прочитал.

Суть уже и другие многие извествования такого рода, однако я одно лишь прибавлю к этому слову. Город Тфилиси был, когда еще не полностью подведен был под иго покорности, как ныне, полон был крови христианской: ибо некогда сотворят сговор и даже без причины погубят, каких найдут, христиан. Некогда же с караванами пришедшим туркам выдадут входящих-исходящих христиан и на плен и смерть отдадут. И так погибала страна долгое время, которое весьма тяготило душу Давидову.

Вошел некогда караван великий из Гянджи, и с ним вошли турки великие. Узнав это, царь послал из рабов пятнадцать человек отборных, дабы со стороны Лочини скот пасущийся городской похитили, вдруг да те турки выйдут для погони и тогда уничтожит их сим способом. Сам же с тремястами лишь всадниками спрятался в ущельях Авчальских. И никакому не доверился всаднику, но сам один пошел совсем безоружный с мечом лишь. И с собою взял книгу богословскую. И дал знать войскам не двигаться вовсе до прихода его к ним.

Рабы же те сделали поведенное им и забрали с собой скотину. Настигли их турки, человек около ста. И после большой битвы сбросили рабов и убили у них коней, однако и пешие бились крепко. Царь же, сойдя с коня, не ожидал еще прихода: увлекся чтением и столь пленился от этого разумом, что совершенно забыл предлежащее дело, пока голос некий, крик не достиг слуха. Вмиг оставил там же книгу и, вскочив на коня, последовал тому голосу. И когда нашел на рабов своих, в таковом подвиге пребывавших (ибо в отдалении был от своих войск, и если бы известить их пошел, рабов поубивали бы у него), быстро вскружил, как орел, и рассыпал их, как куропаток. И вскорости стольких поубивал, что их коней хватило рабам тем. И, сев на коней, стольких побили, что немногие лишь укрылись в городе. Дороги же полны были трупов их и от многого биения даже меч погнутый отверг ножны свои. Тогда лишь пришел к войскам своим, [293] которые сильно обвиняли его. Испытайте же по мне, что в таковом деле и столь недосужном опять же книгу имел срочнейшим делом. И это — настолько.

Но скажу и это: если бы писаний науки и прошедших дел познания прежде бывших царей, доброводственных или ни в чем неуспешных происшествий предупредительным образом не привлек и не использовал, как говорит Соломон: “Знает перемены времен, разрешения загадок и прошедшим уподобляет будущие” ⁷⁶, если бы это не так, жезл царствия, столь униженный, столь трудный и действительно же великое промышление, отчего удержал столь высоко, как никто другой? Ибо умудрился более Веселиила и превыше Ефама Израильтянина ⁷⁷, по Писанию. И как бы кто исчислил, каковые дела требуются от царя, каковые правления и промышления, краев держания, берегов удержания, расколов избежания, к успокоению царства усилия, к ополчениям старания, коварства князей узнания, всадников устроения, народные страхования, управителей и советников суждения, казенные поступления, посланников встречания и от-ветствования, дарящих подобающие приветствования, согрешающих милостивые наказания, послуживших многодарования, жалобщиков справедливые расследования, приветствуемых соответствующие приветствования, войск построения и мощные движения. И сколько кто изложит словом из пропасти царских дел, в которых никто из древних и новых царей не уподобился ему, как дела свидетельствуют, солнечного сияния светлейшие и ясные, которые премудростью своею сотворил.

Ибо султана посадил данником себе, царя же греческого, как домашнего своего. Низложил язычников, уничтожил варваров, к послушанию привел царей и к рабству — государей, в бегство обратил арабов, в добычу — измаильтян, пылью сотворил персов и смердами — князей их. И дабы кратко мне сказать, прежде бывших царей, голиафов, героев-мужей тех, от века прославленных, мужественных и сильных и в каких бы то ни было делах прославленных, — всех так сотворил, как скотов во всяком деле.

Опять же божественных добродетелей и духовных дел его каковой разум достигнет или воспомянутое чей язык сумеет поведать. Ибо, как Бог, право судил паству свою нелицеприятным тем советом своим, и никуда не отклонялась чаша весов, как о Соломоне слышим в советах и самого Моисея извествуют совещания и повествования.

Главу же добродетелей — чистоту — такую же приобрел, как и великий Антоний. Не сказывай мне о его юношеских каких-то, [294] которые и Бог не помянет. Ведаю поистине, что каждые десять лет времени с вечно чистыми устами и очищенным разумом принимал нетленные Христовы Тайны при сосвидетельствовании совести и необличении разума, которого Свидетель верный на Небесах ⁷⁸. Опять о молитве и посте его какая потреба говорить, когда лишь это было его деланием. И опять же монастыри, и епископства, и все церкви устав и последование молитвы и всякого церковного чина из царского дворца получали как канон неложный, всяко благообразный и упорядоченный, благочиние молитвы и поста. Бесовские же игры, пение и развлечения и ругань богопротивная и всякое бесчиние уничтожено было в ополчениях его и бесчисленном том множестве языков родов, как и среди под небом пребывающих.

Опять же милость к нищим имел такую, что наполнило море и сушу милосердие его. Ибо лавры, соборы и монастыри не своего лишь царства, но и Греции, Святой Горы и Боргалити ⁷⁹, а также Сирии, и Кипра, Черной Горы ⁸⁰, Палестины исполнил добра. Более же всего Гроб Господа нашего Иисуса Христа и пребывающих в Иерусалиме разнообразными пожертвованиями обогатил.

Опять же и далее этих: ибо на горе Синай, где видели Бога Моисей и Илия, построил монастырь, и выдал много тысяч золота и златошвенные покровы, и книги церковные в полноте, и сосуды для святыни из отборного золота. Опять же ежедневные средства, которые он раздавал своею рукою тайно, кто исчислит, кроме Отца на небесах, воздающего явно! Ибо была у него мошна малая: наполнял ее драканами ⁸¹ руками доверенных своих и ввечеру приносил ее пустою, радостный духом и лицом. Иногда истощит лишь половину ее, а иногда и не найдется никого, и так, полную, отдаст спрятать до завтра и скажет со вздохом: “Нынче не подал я Христу, пораженный грехами моими!” И это не то, чтобы из ремесленниками преподнесенного творил или из казенного, но из добытого на охоте собственноручно, из чего он некогда отдал своему духовнику Иованэ около двадцати четырех тысяч драхканов, дабы он раздал нищим. И это малое из многого невысказываемого.

Также освободил не только монастыри и лавры от донимавших их сборщиков, но и пресвитеров в царстве своем от всякого труда и подати, дабы они свободно воздавали Богу божественное служение. А сколько при этом построил он церквей, сколько мостов через суровые реки, сколько дорог, утомительных для ходьбы, сделал мощеными, сколько церквей, поруганных язычниками, освятил в дом Божий, сколько родов языческих обратил [295] в сынов святой купели и примирил со Христом. И положил к тому большую ревность, дабы всякую весь похитить у диавола и усвоить Богу, чем приобрел благодать апостольства, подобно Павлу и подобно великому Константину.

Среди прочего доброго имел и это. Во время передвижения внутри царства его из-за множества войска и высоты пути нелегко было добраться до него жалобщикам и нуждающимся и угнетенным, разве что из тех, которые имеют нужду в суждении и помощи царской, вдруг кто-то да и взойдет на холм некий возле дороги, или скалу, или дерево, подобно Закхею, если только сыщется что-либо подобное, и оттуда обнаружит вопль свой. Поэтому и поставлены были люди, справедливо узнававшие и судившие жалобщиков, от которых и получали те исцеление.

Многажды видели мы его омочающим ланиты свои слезами при виде подвергшихся разнообразным и тяжким для зрения болезням, которые постигают неверную и жалкую эту плоть, которые растит более других страна Кутаисская. Кто исчислит пленников, которых он освободил и выкупил у своих же половцев. Кто подобающе выскажет почтенное обхождение с монахами, смиренные встречи и приветствия и любезные приятия их, каждого дары и потребное, которыми обеспечивал от всякой нужды.

Но имел этот премудрый царь и это делание, которым более других весьма ужасен был для всех, ибо от Бога был на нем дар этот и делание предивное. Ничто далекое, ни внутри царства его, ни в походах его бывшими людьми, большими и малыми, доброе ли дело сделанное, или злое слово сказанное, — ничто не укрывалось никогда, но сколько кем тайно сделано или же сказано, все явно было перед ним, так что даже помышления и воспоминания некоторых пересказывал им, которыми поражал их. И монахов в отдаленных кельях их творимые подвиги и добродетели ведал явно. И дальность дороги до церкви знал мерою, и за терпение хвалил и ублажал.

Не того ищи, читатель, каким же образом делалось это, но то познай, какую же пользу обретал он этим. Ибо не вотще и не для суждения презренных дел или в насмешку кому-нибудь творил он это. Да не будет так, изыди! Но великие и весьма желательные дела сотворил он с помощью этого дара, и причиной многих благ был он. Во-первых, о лицемерии и лукавстве и какой-нибудь измене никто из великих или малых не дерзал и вспомнить, не то что высказать кому-нибудь, хоть бы супруге и сожительнице своей, или ближнему своему, или отрокам своим. Поскольку это твердо ведал всякий человек, что при самом исходе из уст слова [296] известно сделалось несомненно у царя. И многие были наказаны и обличены за таковые. Потому-то никогда никто и не помыслил измены во дни его, но от всех имел почтение и боязнь.

Опять же для пастыреначальников, священников и диаконов, монахов и всякого человека то же дело стало порядком и путем ко всякой добродетели. Ибо из страха перед ним не дерзали бесчинно ходить, поскольку ведали о несокрытости всего перед ним и от него похвалу добродетели и поношение нечистых и бесчинных дел. Ибо ни селянин какой или горожанин, ни воин, никакое достоинство и возраст не дерзали ходить превратно, ибо всякому человеку был порядок, всякому канон, всякому честь, и самим тем блудницам — всякой боязнь, всякой страх и управа к путям божеским и мирным.

Эти великие дела, от Бога лишь возможные, так легко управил этим, как никто легко не управил бы так. Потому-то страх великий и ужас его разошлись до краев земли и убоялись все жители земли.

Собрался же некогда у царя род развращенный прелукавых, армянские епископы и монастырей их настоятели многие весьма, которые почитали самих себя достигшими верха всякой учености и ведения. И предложили, дабы сотворил по повелению своему собор и сотворили бы прение и исследование веры: если уступят армяне — сделаются соединогласны в вере и свою веру отвергнут, если же одолеют армяне — столько-то да будет даровано им, дабы уже, мол, не звали нас еретиками и не отвергали нас. И тогда призвал царь Иованэ, католикоса Картлийского, и тех, что под ним, епископов и пустынников, и Арсени Икалтойского, переводчика и знатока греческого и грузинского языков и просветителя всех церквей, и других ученых и мудрых мужей. Сотворили же прение взаимное от утрени и до девятого часа. И никак не могли закончить. Ибо было с обеих сторон победолюбие одно и тщетных слов состязание. Ибо входили в невходные дела и трудно исходные, все это наскучило царю и сказал им: “Вы, отцы, в глубины какие-то вошли и в недоведомые видения, как философы, и мы ничего не можем познать, как неученые и совершенно мирские, как воспитанные в походах. Потому-то неучеными и обычными и простыми словами посоветуюсь с вами”.

И, сказав это, начал к ним говорить словами, которые, несомненно, Бог давал устам его. Таковые притчи и образы предлагал им, объяснениями удивительными, непротивоустойчивые и бесспорные, которыми потопил, как египтян, и замкнул уста их [297] и безответными сотворил и совершенно бессловесными, как некогда великий Василий в Афинах. Так еретиков и настолько пораженных сотворил и совсем бессильных, которые признали явно одоление свое, это лишь говоря: “Мы, царь, учеником почитали тебя этих наставников ваших, однако, как видим, ты наставник наставников, которого пяты не достигли эти, наставниками думаемые ваши”, — и так, сильно обвиняя себя, удалились постыженные, уже никогда не дерзая этого когда-нибудь.

Но есть некоторые обвиняющие царя доныне за столь притрудное подвижничество и ополчения и воинств его непрестанные хождения и принуждение: “Ни лук не выносит вечного натяжения, ни струна органа — вечного напряжения, ибо во время использования каждое из них бесполезным окажется”. И таковое о непоношаемом том и совершенно беспричинном говорят.

Однако выслушайте о таковых, во-первых, это: царство Абхазское малое имел, убавленное и малое было, и из-за пленений и вышепомянутых бед малый отряд воинства, да и те робкие из-за многократного от врагов бегства, бесконные и неснаряженные, и против турок построения совсем неведающие, и весьма страшливые. Если бы он столь неутомимыми ополчениями и малыми боями и учениями, изрядным и мощным водительством и многими одолениями изрядно не обучил войска свои и не сделал дерзновенными в строю, мужественных — похвалою и дарами, а робких — одеванием в женское и насмешливым поношением, ничего бы он не сумел; если бы в войсках его вовсе не найти было бесстрашным называемого, отчего бы сотворил он такие одоления или отчего сотворил и захватил такие царства? Неужели сном или на злачных местах попойками и развлечениями и малакийным делам последованием?! Нет, не так!

Однако и Александр не сотворил так. Ибо сначала отечественных своих собрал и тем покорил Западные Европы, Италию, Рим и Африканию. А их прибавлением покорил Египет, войдя Кархедоном, а через Египет — Палестинэ и Финикэ. А Киликию своею сотворив, выстроился на Дария. И когда Персию присовокупил, тогда только одолел Пира хинда. И так только со всем этим обошел мир. И сотворил то, что сотворил. Если нет, с грузинским лишь войском ничего бы и Александр не совершил хорошего. И если бы Давид персидское имел царство, или греческую и римскую силу, или других великих царств, тогда бы увидал ты деяния его, превыше других хваленых!

Но скажу и вторую причину того же самого, поскольку род грузинский лицемерен по природе изначала к своим господам. [298] Ибо, когда возвеличатся, разжиреют и обретут славу и упокоение, начинают замышлять злое, как рассказывает нам древняя летопись Картли и дела ныне виданные. И это он, мудрейший из всех людей, добре где-то ведал. Потому-то никогда не дал времени замыслить это или упокоиться, или собраться и сотворить нечто такое. Но дела, которые начал делать, и завершил высоко и благолепно.

Ужели и льва обвинят в таковых, ибо не по-обезьяньи взирает, и не по-куничьи дрожит? Опять другое обвинение вводят, говоря так: “Возлюбит кого-то и возвеличит, мол, кого-то, и опять возненавидит кого-то и унизит, этого возносит, а этого унижает ⁸²”. О, несправедливость, о, неразумие! За то ли обвиняешь, что человек перстный Богу уподобился в каком-то деле?! Кто видел такое от века, о, человек?! Поэтому, что же и Бога не обвиняешь, неразумный, то же так делающего? Или пять талантов в десять обратившему не дал десять талантов? Или у зарывшего один не отнял и тот отдал сверх десяти одиннадцатым? Или же для чего проповеданы райские радости и небесные блаженства для творящих волю Божию поистине, а ужасы — для строптивых и недостойных? Если царь верных, осторожных и могучих, вместо лицемерных, робких и недостойных возвеличит, что за несправедливость совершил? Ужели и урод обвинит зеркало, ибо лицо его ясно показывает? Негодные и недостойные не его, но самих себя да обвиняют. Если же нет, что за человек был он, столь правдиво взвешивающий дела и познающий обстоятельства, под сенью которого собраны народы, племена и языки, цари и государи Осетии и Половецкой земли, Армении и Франции ⁸³, Ширвана и Персии, по видению Навуходоносора: “Видел, — говорит, — дерево посреди земли высотою неба достигшее, а ветви его до краев земли. Листья его прекрасны, и плод его мног, и пища для всех в нем. Под ним поселились звери земные, и в ветвях его устроили селение птицы небесные. И от него питалась всякая плоть” ⁸⁴.

Вот образ не бесподобный, но весьма соответственный нашему самодержцу и всяко изображающий словом дела, глазами нашими виденные. Ибо видеть сладость, благость и мудрость его жаждущие от краев земли сходились к нему. Кто был столько сладостен при встречах, кто желанен в совете и привлекателен в молчании, тоже благолепен образом, благолепнее устроением облика, ладен сложением и могуч телом, силен силою, сильнее остротою, желанен улыбкою, желаннее задумчивостью, благостен видом, ужасен львиным сверканием, мудр познанием, мудрее избиранием, прост лицом, многолик обращением, гневлив [299] с кротостью, одобрителен с наставительностью и ни единого блага не подавляющ безмерностью, высок для высших и низок для низших и для самих врагов желанен и возлюблен, добродетелями его осрамленных? Кто так принял и единую из добродетелей, как тот, кто из всех собрал себе всякую в полноте по одной, так что невозможно каждой подивиться только, не то что подражать, которыми совершенен сделался он во всем, так что наполнен был корабль бесценными грузами добродетелей и уже не мог идти по волнам.

И имел со всех сторон мир и упокоение царств своих. Тогда великий Тот, наперед промышляющий о спасении нашем и все к лучшему переменяющий промыслом тем, который Он ведает и учиняет времена и лета наши, так промыслил, как работник добрый: когда увидит колосья, исполненные плода и к земле склонившиеся, стремится собрать их; и как корабельщик мудрый, узрев корабль свой, исполненный разнообразным грузом, устремляется в гавань, дабы ничем не повредился от мира этого волнующегося моря. Ибо во время зимнее, при мире и покое всего царства, не во внешней оконечности, но посреди своих царств, в местах, им же самим наперед учиненных для упокоения и успения, как бы дремой некой благообразной уснул с отцами своими. И самого по себе этого довольно для извествования ус-военности его Богу. Ибо многажды во многие причины и искушения смертные впадал, из которых немногие предадим повествованию.

Ибо во время гона зверей некогда в Мухнари упал у него конь и настолько сокрушился, что три дня совершенно бездушный лежал неподвижно, по дыханию лишь признаваемый за живого. И спустя три дня, после выброса сгустившейся крови, вернулся к нему дух и слово и еле встал живым. И таковое многажды случалось с ним, и Бог избавил его от смерти. Опять крепость некоторую воевали в Картли, и царь в дверях шатра своего стоял, в рубаху лишь одеянный, в полдень. И из крепости некто метнул стрелу и ударил в образ архангела, который висел у него на шее, из золота, малый, и сила божественная избавила его с миром. Сколько раз половцы свои замыслили измену и определили людей мужественных — некоторых с мечами, некоторых с копьями, других со стрелами. И так не один и два или три, но много раз. И никогда не попустил Бог жезла грешников на праведного ⁸⁵, и никогда не предал его в руки ищущих его ⁸⁶. Хотя и многажды в погоне за турками одинокого захватывали или безоружного, однако во всем Рука та Вышняя покрывала от гонителей его. [300] Но всегда и во всяком деле его был счастлив и удачлив, и благодати исполнен.

Так же во время благоприятное и подобающее призвал Бог возлюбившего Его и вечно желавшего навечно царствовать у Него. И уже не попустил на долгое время судить и удерживать в месте странствия этом поселением в Кидаре ⁸⁷ и плотью этой низводящей связывать дух, ставший разумом, ни тленным венцом и порфирою, как сном и мечтанием, далее играться, но действительно истинным и твердым, неутекающим и навечным. Где Сам Он природный Бог владычествует над благодатью обоженными, туда возвел с Ним царствовать, нетленным и блистающим венцом и порфирою украшенного, где ныне живет он и пребывает в свете Божества.

Ибо был тогда месяц январь, двадцать четвертое, и день суббота, когда хроникон был триста сорок пятый ⁸⁸. Лета его от рождества — пятьдесят три. Царствовал же тридцать шесть лет. И как древний Давид Соломона, и он своею рукой посадил на престолах своих сына своего Димитри, именем только измененного, вседневно отображенного, всяко подобного отеческим корням. И возложил на благообразную голову венец из драгоценных камней ⁸⁹, говорю уже о добродетелях отчих, и препоясал по бедрам крепким мечом, о, сколь удачно употребленным, и облек порфирою мышцы львиные и тело могучее. И благословил ему житие удачливое и долготу дней со счастьем, да поклонятся ему цари земные и все язычники да рабствуют ему, да воссияет в дни его правда и множество мира ⁹⁰.

И так сменил низшее гражданство на вышнее царство, которого жители избавлены от трудов и потов и забот, и там царствует над богатствами, которые выслал наперед, над сокровищами теми высокими и бесстрашными от истощения и умаления ворами ⁹¹, в городе том, которого благолепия не видело око плотское и которого светлость не взойдет на сердце плотское и ухо не вместит услышанного ⁹². Ибо там отдохновение и радость, в которой нет печали, и богатство, которому не последует нищета, и веселие, которого не рассечет тоска, и царство, которое не имеет кончины, и там жизнь, которую не замутит смерть.

(пер. И. Зетеишвили)
Текст воспроизведен по изданию: Жития царя царей Давида // Символ. № 40. 1998

© сетевая версия - Тhietmar. 2004
© OCR - Губин М. 2004
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Символ. 1998