Когда настало /34а/ утро среды (25 сентября), меня призвал к себе султан [Узун-] Хасан, для [официального] приема. Я извинился перед ним за [отсутствие] из-за лихорадки, которая меня замучила. Он послал ко мне людей справиться о моем [здоровье] и передать мне его приветствия. Он послал мне немного меда, фруктов и другие готовые продукты.

Когда наступил четверг (26 сентября), ко мне пришел мехмандар и сказал мне: «Падишах приказал тебе прибыть к нему после полудня в его личные покои».

Я совершил полуденную молитву и отправился вместе в ним. Когда мы добрались до его дворца, то нас ввели в какое-то помещение, где мы просидели до послеполуденного часа. Затем нас позвали и я вошел к нему. У него находилось общество из числа ученых и купцы, прибывшие к нему из разных стран.

Когда я приблизился к нему, он встал со своего места и усадил меня рядом с собой. Первым делом он стал меня расспрашивать о господине нашем султане ал-Малике ал-Ашрафе Каи'тбае — да увековечит Аллах его владычество, затем об обладателе благородного местопребывания эмире Йашбеке ад-давадаре, Низам ал-Мулке и главнокомандующем исламскими войсками — да укрепит Аллах его сторонников. [47]  

Я ответил, что они пребывают в здравии и приветствуют падишаха. Он поблагодарил, пожелав им всего доброго /34б/, и сказал: «Клянусь Аллахом, я люблю их обоих и знаю лишь то, что мое государство и их государство — едины. Это мои воины, они готовы, и кого бы ты ни выбрал из них,— возьми! Я несколько раз спрашивал об этом султана, но ответа не последовало и я не знал его намерений!».

Я сказал: «Ваше величество, господин наш падишах! Дело таково, что нужды [в воинах] нет ! [Шах-]Сувар слишком мал и ничтожен, чтобы против него были объявлены войска господина нашего султана — да увековечит Аллах его владычество, и войска падишаха. Он из числа туркмен владения Халеб и причина того, что происходило там, сейчас ясна и в подробном [объяснении] не нуждается. И нет надобности обременять маджлис падишаха пространным изложением этого. Господин наш падишах знает, каково истинное положение: попечитель владения Халеб с давних времен и до настоящего времени всегда самостоятельно выступал против Дулкадаров, рассеивал их и изгонял из страны. И сейчас, Ваше величество падишах, Айнтаб был взят в течение семи дней. Некоторые его (Шах-Сувара) воины встретились о малым числом султанских мамлюков и были разбиты /35а/, их командир (паша) был убит, его знамя (санджак) было захвачено и из числа их знатных людей было убито около сорока человек. Если бы они не укрылись на горе, то ни один из них не нашел бы спасения.

Все дела исламского воинства в наилучшем порядке и все это — благодаря умелому руководству эмира Нивам ал-Мулка аш-Шарифа. Благоденствие исламского войска умножилось, противник сломлен и бежал из своей области».

Затем он (Узун-Хасан) спросил меня о состоянии исламских войск и о том, в каком они положении. Я сообщил ему об их многочисленности, силе, единстве и повиновении Низам ал-Мулку, да усилит Аллах его сторонников, что и каждый из попечителей и эмиров стремится [заручиться] его благосклонностью. Я сообщил им о его внимательном отношении к ним (эмирам), о том, что умножилось число осадных орудий, арсеналов, мастеровых и тому подобное. [48]

Мне показалось, что на его лице выразилась неприязнь из-за того, что он услышал относительно победоносных войск. Затем он обратился к кади Хасану и сказал: «Прочти его послание!». Тот прочитал и он (Узун-Хасан) понял его содержание после того, как кади Хасан перевел часть текста. После этого он сказал присутствовавшему на собрании факиху: «Прочти нам что-либо из хадисов пророка», /35б/. А мне сказал, что по обыкновению в ночь на каждую пятницу у него собираются ученые мужи Табриза и читают при нем что-либо из [ас-Сахиха] ал-Бухари ¹³⁰. Это делается для благочестия и пользы.

Чтец начал читать хадис о пещере, о том, как трое из сынов Израиля укрылись от дождя в пещере. Этот хадис известен ¹³¹.

Он упомянул в числе передатчиков (ал-аснад) Нафи'а ¹³², [который рассказывал] со слов Ибн Умара ¹³³.

Я спросил у присутствовавших: «Кто такой этот Нафи', который передает от имени Ибн Умара?». Я только хотел начать разговор и сказать, что хадис более известен, чем Кыфа набки ¹³⁴, но клянусь Аллахом, ни один из присутствовавших не знал его. Кто-то из них, знающий, сказал: «Этот знает имена людей — [передатчиков]».

Затем чтец закончил хадис, а один из шейхов перевел хадис падишаху, но не соблюдал порядка [изложения]. После этого он привел [цитату] из толкования кади, что обитателями пещеры ¹³⁵, о которых речь идет в Коране, являются именно эти трое. Я сказал ему, что это слова, искажающие [смысл]. Он спросил: «В чем же здесь искажение?». Я ответил: «Потому, что Аллах, слава ему, всевышнему, /36а/ ниспослал истину об обитателях пещеры в Коране и подробно разъяснил их положение. А пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, упомянул об обитателях пещеры в неопределенной форме, разъяснил, что они из племени Израиля, и указал их число. Аллах, слава ему, всевышнему, упомянул о разногласии людей относительно этого, а затем поручил ему выяснить их действительное число. И пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, рассказал об их числе и о добрых делах, но не упомянул, что с ними была еще собака, а также о том, что когда они проснулись, то разошлись [во мнениях] отнесительно [49] времени [их] пребывания в пещере и отправили одного из них купить припасы для пропитания.

Одним словом, между обоими преданиями нет какой-либо связи!».

Он стал кричать, призывая в защиту то обстоятельство, что такая передача имеется в толковании кади. Я спросил у него: «Разве я отклонился от [смысла] того, что ты передал? Отвечай!». И он умолк.

Затем принесли пищу и они поели. Я все еще был нездоров. Для присутствующих расстелили скатерть. Перед падишахом стоял маленький столик, на котором [было] пять или шесть /36б/ тарелок. Он подозвал меня к специально приготовленному для него столику. Он увидел, что я из всей пищи ем только хлеб, а не мясо и спросил меня об этом. Я ответил: «Мне предписано восемнадцать дней воздержания от этого». Он потребовал принести виноградное варенье и его принесли в малахитовой посуде. Он подал мне знак, чтобы я поел, и я ради него отведал немного, а затем, по нашему обычаю, встал.

Он удивился тому, что я поднялся из-за стола, и спросил: «Почему ты не подождал, пока не уберут скатерть?». Я извинился перед ним [и сказал], нрав и обычай помимо моей воли заставляют меня делать это, и так вышло [и сейчас].

Кади Хасан воскликнул: «Клянусь Аллахом, обычай вашего края слишком дикий!». Я спросил: «Это почему же?». Он ответил: «Потому, что кто-то ест, а другой стоит и ждет, когда тот встанет, и он займет его место. Будет ли спокоен тот, кто ест, когда кто-либо стоит рядом, или стоящий рядом, когда другой ест».

Я сказал: «В сунне пророка говорится, что пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, ставил перед собой стол и люди ели, пока не насыщались, затем вставали и садились другие /37а/ и так далее. Так повторялось многократно. Это было в обычае арабов и так повелел [пророк], да благословит его Аллах и да приветствует. Они приняли этот [обычай] и он предписал им это, ведь он [пророк], да благословит его Аллах и да приветствует, ввел это из-за недостатка пищи и большого числа людей. И они ели группами — одна за другой. И все насыщались малым количеством пищи.

Считай это одним из чудес пророка, да благословит [50] его Аллах и да приветствует. Об этом же говорит рассказ о Джабире ¹³⁶, да будет им доволен Аллах, [и его действиях] в сражении ал-Хандак ¹³⁷ и об Абу Хурайре, да будет им доволен Аллах, когда его стал одолевать голод. [Пророк], да благословит его Аллах и да приветствует, вызвал людей ас-Суффы (асхаб ас-Суффат) и напоил их из одного бокала (ал-кадах). А число людей ас-Суффы общеизвестно ¹³⁸.

Когда убрали скатерть, нам дали разрешение и собравшиеся разошлись. Некоторые задержались и в их числе был хваджа Али ал-Амиди, один из приближенных падишаха. Он сообщил мне, что упрекал кади Хасана, и сказал: «Среди вас нет никого, кто сдержал бы его и ответил бы ему. И клянусь Аллахом, мне это было трудно». Он не распространялся и только сказал, что ученые неарабы (аджам) занимаются умозрительными [измышлениями], а у ученых арабов /37б/ нет обыкновения заниматься чем-либо кроме хадисов, толкований и фикха и мне показалось — [сказал он],— что посол проявил большие [познания] в этом (?)».

Затем в воскресный день (29 сентября) Али ал-'Амиди позвал меня в личные покои, где он приготовил угощение. Но я воздержался от еды, как и раньше, он сказал мне: «Во время встречи с тобой [ты сказал], что эмир ад-давадар передал с тобой устное послание. Давай, сообщи [его содержание]». Я сказал: «Да, однако лучше, чтобы был вызван эмир Арслан ибн Малик Арслан ибн Дулкадар ¹³⁹». Он сказал: «Я уже распорядился об этом и если он захочет, то отправится сам или же пошлет с тобой своего посланца. А что же еще?». Я ответил: «Во-вторых, то, что [люди из] племени Раби'а укрепились в округе ар-Руха и в любое время могут [начать] разбой в области Халеб и грабить то, что им попадется».

Предводитель раби'итов Муса находился тут же. Он подозвал его и стал сильно упрекать. Среди того, что он сказал ему, [были следующие] слова: «Клянусь Аллахом и могилой своего деда, как только я узнаю, что это так, я сниму с тебя шкуру и наверняка изгоню всех раби'итов. Сколько раз я советовал вам [быть] верноподданными и особенно верноподданными аш-Шама!». Он (Муса) стал /38а/ извиняться и поклялся, что это дело случилось не [по вине] его племени (та'ифаг), [51] что это — какие-то другие арабы, которые присвоили их имя. Но Али ал-Амиди произнес: «Не знаю, не знаю!». Потом он обратился ко мне: «Если из-за этих или [вообще] из-за тех, кто зависит от меня, случится что-либо, то примите меры, а потом сообщите мне».

Потом я узнал от того, кому я доверяю, что он вызвал упомянутого Мусу, пригрозил ему и поклялся, что если этот слух о них подтвердится, то он никого из них не оставит [в покое].

Далее он спросал: «Что еще?». Я сказал, что прибыла группа людей, которые заявили, что падишах подарил им селение Тила-Сарудж ¹⁴⁰, которое относится к [округу] ал-Бира, между тем как расположенные там села являются наделами икта [мамлюков] ал-бахри в ал-Бире. Он сказал: «Клянусь Аллахом, я об этом не знаю!». Затем он приказал своему катибу [составить] предписание наибу ар-Рухи о его воле [в отношении] окраин владения аш-Шам: поистине, он не позволяет никому и никому не дает права посягать на селения, находящиеся в пределах аш-Шама. Он предупредил об этом Мусу, а также [приказал] разыскать курда, который учиняет беспорядки в селениях, расположенных на берегах Евфрата и относящихся к Кал'ат ал-Муслимин, и применить к нему суровое наказание. Обо всем этом я также сам напомнил ему.

/38б/ Когда наступил четверг (3 октября), падишах снова призвал меня. Я направился в его дворец и увидел его среди большой группы улемов Табриза. У него находились ас-Саййид аш-Шариф из Шираза — толкователь ал-Кашшафа ¹⁴¹ и группа ученых из Багдада и Самарканда.

Падишах встал и усадил меня рядом с собой. Когда все собрались, он, по своему обыкновению, как всегда в ночь на пятницу, приказал читать ал-Бухари. Чтец зачитал седьмой хадис, да осенит его Аллах!

Когда он закончил чтение хадиса, то стал переводить его падишаху на тюркский язык и толковать, его. Я спросил: «Знает ли тот, кто помнит этот седьмой [хадис], еще и восьмой?». Ответ чтеца был [таков]: «Книга ал-Бухари — великая книга! После Аллаха нет другой книги более истинной, но в ней упомянуто только семь [хадисов]!». Я сказал: «Об истинности [книги[ ал-Бухари речи нет и этого не оспаривал никто, за исключением [52] группы магрибинских [ученых], которые утверждают, что книга Муслима ¹⁴² достовернее и лучше нее. Они предпочли ее [книге] ал-Бухари».

Он воскликнул: «Упаси меня Аллах!». Я сказал: «То, о чем я говорил, упомянул ан-Навави в [книге] Шарх /39а/ Муслим ¹⁴³. Об этом же упомянули кади Аййад ¹⁴⁴ и другие. И если у этого имеется восьмой [хадис] и девятый, то нельзя из-за него бранить ал-Бухари!». Затем я продекламировал известный стих:

Она шла восходящая (машрика) и сияла, а я шел
        к закату (магрибан)
О, как велика разница между Машриком и Магрибом
        (востоком и западом)!

Один из присутствующих сказал: «Если предпололожим, что кроме этого седьмого имеется восьмой, то хадисам не будет конца!». Я сказал: «Слава Аллаху! Разве в этом вопрос?». Тогда каждый из них начал говорить со [своей] стороны и повышать голос, а я молчал. Они возразили: «Если помнишь что-то еще сверх семи, то расскажи нам». Однако я не отвечал. Тогда падишах сказал: «Если помнишь что-либо, скажи им!». Я сказал: «О господин наш, падишах! Это место — место экзамена и если бы они пришли для получения знаний, то я научил бы их и довел бы число [хадисов] до четырнадцати, но [в свое время] меня учил мой шейх и учитель (устад) знаток Корана Востока и Запада (хафиз ал-машрик ва-л-магриб) аш-шейх Шихаб ад-Дин Ибн Хаджар ¹⁴⁵, да поддержит его [Аллах] своей милостью!», который говорил: «Только не я!». Далее я сказал: «Если господин наш падишах повелевает, то это для него будет написано, если угодно всевышнему Аллаху!».

Затем он велел прочесть что-нибудь /39б/ из другого места. В результате хадис [о] Му'азе ибн Хабале ¹⁴⁶, да будет им доволен Аллах, вызвал много разговоров. А вот изречение пророка, да благословит его Аллах и да приветствует: «Смутьян ли ты, о Му'аз?».

Падишах спросил их: «Какова причина этого?». Никто из них не ответил ему ничего, между тем как перед хадисом зачитали изречение Анаса ибн Малика ¹⁴⁷, да будет им доволен Аллах: «Не совершал я ни у кого за спиной более полной и легкой молитвы, чем вслед за молитвой посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует». [53]

Тут я увидел, что падишах стал обращаться [ко всем], пока не убедился в их неспособности дать ответ. Я сказал: «О господин наш падишах, Му'аз ибн Хабал наставлял сподвижников [пророка] и был среди ансаров [единственным] чтецом, знающим Коран наизусть. Он совершал вечернюю молитву за спиной посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует!».

Падишах спросил: «А что означает ансар?». Я ответил: «Это были люди, жившие в Медине. В доисламское время они ежегодно по обычаю совершали паломничество [в Мекку]. В каком-то году перед хиджрой они также прибыли и стали слушать пророка, да благословит его Аллах и да приветствует. Он просил их оказать [ему] помощь и они дали ему присягу. Этих присяг было две. Их называют первой и второй присягами в ал-Акаба (биат ал-Акаба ал-ула ва-с-санийа) ¹⁴⁸. Пророк присягнул им /40а/ в том, что когда он прибудет к ним, они запретят ему то, что запрещает их обычай в отношении женщин и имущества. И когда пророк, да благословит его Аллах и да приветствует, переселился к ним, они оказали ему поддержку, сражаясь с его врагами, и потому были названы ансарами».

Собравшиеся не вынесут [всего сообщения], так как это длинная история. А они (ансары) [состояли из] двух общин — Аус и Хазрадж ¹⁴⁹ и Му'аз был из их числа. Когда Му'аз заканчивал молитву за спиной пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, то отправлялся к своим родичам. Он совершал там вечернюю молитву и затягивал ее чтение для них. Люди пожаловались на это пророку, да благословит его Аллах и да приветствует, и тот запретил ему затягивать молитву. И слова Его, да благословит его Аллах и да приветствует:

«Не смутьян ли ты?», по мнению некоторых ученых, это — угроза Му'азу, да будет им доволен Аллах!

Некоторые сподвижники говорили, что не видели посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, таким разгневанным, как в тот момент, когда он услышал о затягивании молитвы. А некоторые говорят, что человек из [племени] Салм ¹⁵⁰, которого звали Салимом, пришел к посланнику Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, и сказал: «Мы пребываем в своих трудах и ты не приходишь к нам, пока не настанет вечер и не приходит Му'аз ибн Хабал и призывает [54] к молитве. Мы приходим к нему, а он затягивает [нашу] молитву». И сказал ему /40б/ пророк, да благословит его Аллах и да приветствует: «Не будь» или «никогда не будь смутьяном! Либо молись со мной, либо же ты должен облегчить [молитву] своим людям!». Аш-Шафи'и ¹⁵¹, да будет им доволен Аллах, доказывает в первом хадисе допустимость совершения молитвы за спиной совершающего [ее] более продолжительно, чем положено. А главы ханифитов ¹⁵², да будет ими доволен Аллах, говорят, что намерение — дело сокровенное и о нем [можно] узнать только по сообщению намеревающегося. Может быть, его (Му'аза) намерение [совпадает] с [намерением] пророка, да благословит его Аллах и да приветствует, [о] молитве и может быть это — дополнительная молитва (ан-нафил). И если об этом ничего не сообщается, то нельзя считать его действия в качестве имама людей, которые совершают молитву богоугодными. Потому что молитва — ствол, а богоугодное действие — ветвь!

О Му'азе, да будет доволен им Аллах, ничего [подобного] не говорится. Шафи'иты отвечают на это и говорят, что Му'аз ибн Хабал не подозревается в том, что он пренебрег честью совершения своих молитв за спиной пророка, да благословит его Аллах п да приветствует. А главы ханифитов, да будет ими доволен Аллах, говорят, что честь совершения своих молитв за спиной посланника Аллаха не лишает его обоих обстоятельств (?). Однако, если он совершит молитву за время более продолжительное, чем положено, то он испортит молитву тех, кто за его спиной. /41а/ В данном случае запрещенным является то, что не скрывается. У каждой из двух сторон свои доводы, однако приведение их [только] утомит собрание господина нашего падишаха!

Это падишаху очень понравилось. Принесли скатерть, накрыли [стол] и он поел. Табризцы стали задавать вопросы о других науках, но никому из них не представилась благоприятная возможность говорить так, как раньше. Все это было по милости Аллаха и с помощью его.

Из числа удивительных случайностей было то, что [встретился] с кади Хасаном, который был кади его (падишаха) войск. В этой стране означенная должность равнозначна [должности] катиба ас-сирр в Египетском [55] государстве. Я в свое время встречался с ним по какому-то делу и мы состязались в богословии (каламе). Между мной и его покойным отцом шейхом Шараф ад-Дином Йа'кубом была крепкая дружба, я вместе с ним изучал благородную науку. Он учился у нашего покойного шейха Шихаб ад-Дина Ахмада ал-Мар'аши. Я слышал его чтение [отрывка] о безбожниках (ад-дахравиин) из ал-Кашшафа и других. Я провел с ним некоторое время и однажды сопровождал его в Египет. Каким прекрасным человеком он был, да смилуется над ним Аллах!

/41б/ Кади Хасан спросил меня об образе жизни Обладателя благородного местопребывания Йашбека, бавадара и главнокомандующего победоносными войсками, да укрепит Аллах его сподвижников и да поддержит его своими благородными ангелами! Я упомянул о его достоинствах, разуме, здравомыслии, обдумывании вопросов с осмотрительностью беспристрастного ученого, о том, как он действовал в сражениях с твердым сердцем и без промедлений. Что же касается его щедрости, то она — общеизвестна! Дарует он обильно, [но] не попрекает [облагодетельствованного], не упоминает о дарах и не гордится [этим]. С того времени, как я стал сопровождать его, я никогда не слышал, чтобы он сказал:

«Дам тому-то то-то» или «сделал с тем-то так-то». Его благородство не поддается описанию. Его осведомленность о событиях и умение привести доводы в разговоре с противником — в высшей степени [совершенны]. Что касается его храбрости и мастерства верховой езды, то об этом свидетельствуют и друг и враг. С его знаниями [различных] тонкостей может соревноваться только тот кто является знатоком наук.

Кади Хасан был удивлен этим. Между тем, мне показалось, что из-за своей любви к Йашбеку я слишком много восхвалял его, и я сказал ему: «Я покажу тебе кое-что, подтверждающее часть того, о чем я сказал себе, /42а/ Знай, что я сократил, а не умножил хвалу ему!».

В это время я вспомнил, что он (Йашбек), да продлит Аллах его дни, написал ответ отверженцу Шах-Сувару на письмо, [переданное] ему через эмира Хабила ибн Ток-Темура. Упомянутый [эмир] был задержан и находился у Йашбека, но тот отпустил его и передал с ним [56] слова в ответ на письмо Шах-Сувара]. Черновик [письма] был у меня и я захватил его с собой. Я сразу же попросил принести его и ознакомил кади Хасана с ним. При чтении каждого раздела кади все более удивлялся, говоря: «Клянусь Аллахом, ты не проявил чрезмерности при его описании. Кто же [может] говорить так прекрасно! Он превосходит описанное тобой!».

Когда он отправился к падишаху, то в его маджлисе пересказал содержание письма полностью. Падишах вызвал мехмандара Рустама и сказал: «Отправляйся к кади, который прибыл послом из аш-Шама, и пусть он придет с письмом, которое эмир ад-давадар отправил Шах-Сувару, с тем, чтобы прочесть его нам и ознакомить нас с ним».

Упомянутый (Рустам) пришел ко мне и я отправился с ним. Когда я вошел к падишаху, он встал со своего места и принял меня с большим почтением. Я сел на свое обычное место, /42б/ Падишах спросил: «Принес ли ты с собой [письмо]?». Я ответил: «Да! Разве можно ослушаться приказа падишаха!». Он сказал: «Читай его и объясни, чтобы мы поняли его содержание».

И я стал читать слово в слово и каждый раз, как я заканчивал [чтение] какого-то раздела и переводил ему их, а он говорил о тех словах, которые ему [особенно] нравились: «Здорово же ты разрушил дом шлюхи!» и качал головой. Когда же я закончил читать, он сказал:

«Клянусь Аллахом, я не думал, что в государствах мог быть кто-либо подобный [ему]!».

В письме были цитаты из Корана, хадисы, стихи арабов и тюрков, соответствующие содержанию каждого раздела. Падишах сказал кади Хасану: «Сними для себя копию с этого письма, ибо в нем есть мудрые изречения и советы для тех, кто понимает!». «Кади взял у меня письмо, переписал его и вернул мне черновик.

В среду, 17 числа месяца раби ал-ахир (3 октября 1471 г.) ко мне явился мехмандар и принес подарки — почетную одежду на меху (хал'ат муфарийа), отрез драпа (шукка), изображение, вырезанное на пальмовой [доске], тысячу монет (танка), коня, мула, 20 кусков разноцветной ценной ткани /43а/ и другое. Падишах написал для меня ответное письмо и повелел встретиться с эмиром Арсланом ибн Малик Асланом ибн Дулкадаром в договориться с ним, чтобы он прибыл по окончании [57] зимы, ранней весною, и [тем самым] успокоить со. Он отправил со мной письмо эмиру, в котором приказывал ему прибыть.

Обладатель благородного местопребывания главнокомандующий исламскими войсками, да укрепит Аллах его сподвижников, просил в своем письме [падишаха] отправить в Исламское государство (Египет) курдов ал-кайсиджи, но падишах не удовлетворил эту [просьбу].

Я пробыл в Табризе четверг и пятницу (4 и 5 октября) и в благословенный субботний день 20 числа месяца ради ал-ахир (6 октября) мы покинули город Табриз и первую остановку сделали в селе Сарван-Кули.

Случилось удивительное совпадение: с момента прибытия [в Табриз] я стал чувствовать слабость, как я об этом уже говорил. В течение 20-дневного пребывания в Табризе лихорадка не покидала меня, и, выезжая, я был убежден, что погибну. Но Аллах охватил меня своей невидимой милостью. Когда я покинул земли Табриза, Аллах даровал мне здоровье, а слабости [будто] не было [и в помине]. Я провел /43б/ ту ночь в указанном месте благополучно. [Когда] утром я встал, здоровье мое еще более улучшилось и хвала Аллаху!

В воскресенье (7 октября) мы остановились в селении Тасу, потом [выехали] оттуда в город Хой, а затем переночевали в пустынном месте. Затем мы ночевали в Вади аз-Зулумат, потом остановились в селении Банд-и Махи, что по-арабски означает «Рыбные снасти». Оттуда мы [отправились] в город Арджиш, где пробыли два дня. [Здесь]. меня постигла болезнь, но потом Аллах даровал мне здоровье. Затем мы остановились в селе Насари.

В ту ночь до утра шел такой снег, что невозможна описать! Наши люди претерпели от ветра и холода такое, что невозможно выразить. Я в одиночестве ночевал в хлеве для коров. Снег и ветер сопутствовали друг другу непрерывно и, пока мы грузили вещи, мы перенесли самые тяжкие страдания. Мы отправились оттуда в самом плохом состоянии.

[Далее мы] прошли мимо города Худа ал-Хур ¹⁵³. Это — город со стеной и неприступной крепостью. Здесь имеется множество рек и садов. Город [расположен] на берегу озера, воды которого бьются о его стены. Здесь мы не остановились /44а/ и, проехав мимо города, сделали остановку в одной деревне. Там мы нашли шейха Йусуфа, [58] который разместил нас у себя. Мы провели ту ночь [здесь]» а снег [все шел] и ветер [дул] беспрерывно.

Отсюда мы отправились днем во вторник конца месяца раби ал-ахир (23 октября) и остановились в городе Ахлате ¹⁵⁴. Я увидел, что это — город о мощной крепостью, в которой [были] окружены воины владетеля Битлиса ¹⁵⁵. Между ними и воинами падишаха происходило сражение» Одним из военачальников падишаха [был] эмир Арслан ибн Малик Арслан ибн Дулкадар. У меня было к нему письмо падишаха [с указанием] направить со мной кого-то из своих доверенных людей, чтобы тот выслушал слова Низам ал-Мулка, а в начале весны отправился сам, чтобы выслушать то, что удовлетворило бы его.

Когда он (эмир Арслан) узнал о моем прибытии, то послал ко мне человека, который встретил меня и отвел для меня постоялый двор (хан), поселил меня в самом лучшем помещении и по обычаю устроил угощение, после чего пришел ко мне [сам эмир Арслан] и я вручил ему письмо. Он прочел его и обрадовался моему приезду. Он сказал: «Ты — мой отец, и что бы ты ни счел полезным {сделать], я не буду оспаривать /44б/ твоих советов!». Я сказал: «Благо [в том], чтобы пользоваться случаем, ибо Низам ал-Мулк, да поддержит его Аллах, хорошо заботится о вас».

Эмир Арслан отправил со мной своего давадара Хыдра ал-Дулкадари. Мы выехали из Ахлата в среду, в начале месяца джумада ал-ула (16 октября 1471 г.). Снег шел не переставая, но мы не прекращали [движения] до времени после вечерней молитвы. Мы ничего не видели кроме гор и земли и из-за снега не было видно [даже] дорожной колеи. Мы остановились в лесу, [так как] из-за сильного холода и снега от нас отстала группа людей. Последний из отставших добрался до нас только около полуночи. По милости Аллаха мы случайно нашли большое количество дров, развели поблизости от них огонь [и грелись], пока мы не пришли в себя и не обрели снисхождение [Аллаха].

Потом мы двинулись дальше, держа путь между горами, долинами и снегами, пока не прибыли в Муш ¹⁵⁶. Погода оставалась прежней. Затем мы покинули Муш и переночевали на берегу Евфрата, в степи. Затем оттуда [ехали] по вади Малаш-Курд ¹⁵⁷, проехали его до конца и остановились в степи. Тут мы тоже нашли много дров и, [59] как обычно, сожгли их. Оттуда мы выехали после утренней /45а/ молитвы [и двигались] пока не добрались до Джабак-Джура ¹⁵⁸, где мы расстались со снегом. Весь наш поход по снегу в этом направлении длился шесть дней.

Затем мы [прибыли] в город Хин (Хани), а оттуда добрались до одного из селений Амида, оттуда, в среду, днем, [мы прибыли] в город Амид, в котором пробыли до полудня четверга. После полудня мы покинули его и в полдень, в воскресенье 12 числа месяца джумада ал-ула (27 октября 1471 г.) мы прибыли в город ар-Руху и здесь оставались до утра вторника. Выехав из ар-Рухи, мы прибыли в город ал-Биру. Нас встретил ее на'иб эмир Ардыбаш и разместил в крепости. Он оказал нам почести, да вознаградит его за нас Аллах всяческим благом! Затем оттуда мы выехали в направлении богохранимого Халеба. Утром, в субботу 19 числа (3 ноября) мы въехали в богохранимый Халеб. В четверг мы покинули его и в начале месяца джумада ал-ахир (15 ноября) догнали победоносное войско у местечка, которое называется ал-Аклиса ¹⁵⁹, близ ал-Карса (?), /45б/ что в долине Чукурова ¹⁶⁰.

Еще до того, как мы прибыли, мы увидели место сражения, которое произошло между Обладателем благородного местопребывания эмиром Йашбеком, давадаром и главнокомандующим исламскими войсками, да укрепит Аллах его сподвижников, и отверженцем Шах-Суваром.

Это — [о] моих делах, а об исламских войсках мне сообщил тот, чьим словам я доверяю.

Когда завершилось восстановление крепости Айнтаб, то ее на'ибом был назначен достойный господин (ал-джанаб ал-али) Бахадур ас-Сайфи — давадар султана в аш-Шаме, с тем чтобы он объявлял благородные указы тем, кто поселился в крепости. Однако он не согласился с [этим назначением]. Тогда Обладатель благородного местопребывания заточил его в крепости на три дня. Все эмиры и попечители пришли к нему и стали просить милосердия у главнокомандующего победоносными войсками. Он простил его-и оставил его на'ибом, назначив к нему помощниками Фараджа ибн Мукбила — эмира Сафада и Акбая ал Хитати — хаджиба в Триполи, придав им из своей гвардии около 200 человек. Он оставил там арсенал, пшеницу, ячмень, муку, порох и все то, в чем нуждалась крепость. /46а/ Когда все это было сделано, благородное высокое шествие направилось в сторону ал-Амка и выступило [60] в субботу, 14 числа месяца раби ал-аввал (30 августа 1471 г.). В четверг, 19 числа (5 сентября) [Йашбек] сделал остановку на плотинах в ал-Амке, затем выехал оттуда и остановился в Антакийе.

Во вторник, 17 числа этого же месяца (3 сентября) прибыл эмир Муса ибн Караджа. Обладатель благородного местопребывания оказал ему самый большой почет, наградил его 1000 динаров, подарил ему камалийю на белом собольем меху, коня с попоной и позолоченным седлом и обещал ему всяческие блага от благородной милости.

Эмир привел с собой своих подданных и тех, кто нашел у него приют. Говорят, что он раздал им эти 1000 [динаров] — каждому по его рангу и дал обязательство о вступлении жителей Албистана ¹⁶¹ и Мар'аша в благородное повиновение.

22 числа месяца раби ал-ахир (8 октября 1471 г.) Обладатель благородного местопребывания, главнокомандующий победоносными войсками вместе с находящимися в его подчинении воинами выехал и пересек перевал ал-Гарас ¹⁶². Для верблюдов это был тяжелый день! Выехав оттуда, он проехал Баб ал-Малик ¹⁶³, /46б/, а затем [прибыл] в город Айас ¹⁶⁴, где раздал фураж за месяц джумада ал-аввал (16. Х—14. XI 1471 г.).

В начале этого [месяца] прибыл эмир Салман ибн Дулкадар — брат отверженца Шах-Сувара. Обладатель благородного местопребывания, главнокомандующий победоносными войсками вышел ему навстречу, подарил ему камалийю на белом собольем меху, особую обувь со златотканым верхом и пожаловал ему 500 динаров.

В четверг (17 октября) до благородного слуха дошло, что [вражеские] пешие воины намереваются продвинуться [вперед]. Он снарядил группу своих мамлюков, чтобы закрыть [им] дорогу. В ту же ночь они отправились и перекрыли пути перед ними, захватили [в плен] большую группу из них и доставили их в пятницу, 3 числа того же месяца (18 октября). Из них 32 человека были ранены. Если бы это не было сделано, то все [вражеские] пешие воины проникли бы [дальше] и дело благородной миссии понесло бы ущерб.

В это время в Халеб доставили управителей (ал-кавахи). Обладатель благородного местопребывания, да сделает Аллах могущественными его сторонников, заковал их [61] в железо, извил некоторых кнутом, предписал им обязательства и отпустил их.

Во вторник (22 октября) прибыл Худадат — брат отверженного Шах-Сувара. Он (Йашбек) подарил ему камалийю /47а/ на белом собольем меху, особую обувь, со златотканым [верхом] и пожаловал 200 динаров.

В четверг (24 октября) высокое шествие вместе с приданными ей воинами отправились в путь и остановились в Телл-Хамдуне ¹⁶⁵. [Йашбек] пробыл там пятницу 10 числа (25 октября) и в конце дня приказал всем победоносным войскам в субботу утром седлать коней. В субботу же они отправились дальше.

Йашбек поставил попечителя владения аш-Шам на правый фланг, придав ему эмира Хайр-бека с его воинами, на'ибов Триполи, Хамы, Сафада, и расположил их в шесть колонн. На левом фланге находились попечитель владения Халеб и приданные ему эмир Барсбай с его воинами и все туркмены и курды. Обладатель благородного местопребывания, главнокомандующий исламскими войсками двигался в центре войск в сопровождении эмира Тамраза аш-Шамси, пеших воинов с гор Набулуса и юношей-гонцов. Он покинул благородный шатер в Телл-Хамдуне и продолжал путь, пока не достиг реки Джейхан ¹⁶⁶. Все это [было сделано] для устрашения злополучного врага. Однако, не обнаружив там никого, Йашбек возвратился назад, /47б/ Но еще до возвращения в шатер, в пути его догнала группа воинов и сообщила, что отряд [воинов] Шах-Сувара прибыл к реке Джейхан на то место, где только что пребывало благородное шествие. Йашбек тотчас же возвратился и вскоре достиг упомянутого места, но никого там не обнаружил. После этого он назад уже не возвратился, велел доставить шатер и разбить у реки Джейхан. Здесь он велел заковать в цепи главного управителя Триполи эмира Бейбарса за отказ [от участия в] благородной миссии. Попечители и эмиры стали умолять Обладателя благородного местопребывания, главнокомандующего победоносными войсками о милосердии. Он простил его и освободил.

В ночь, после которой началось утро 15 джумада ал-аввал (30 октября), Обладатель благородного местопребывания, главнокомандующий исламскими войсками направил эмира Айнала ал-Ашкара — начальника главной [62] наубы (ра'с наубат ан-нуваб) в крепость Адану. С ним он отправил весь арсенал, необходимый для осады крепости. На'иб богохранимого Халеба отправил с ним отряд своих мамлюков и достаточное количество туркменов. Они сразились с отрядом Шах-Сувара /48а/ и отрубили головы пятерым. В это время прибыл факих Адил со своими родственниками. С ним и было два ключа от двух крепостей. Йашбек наградил их камалийями, кафтанами салари ¹⁶⁷ и пожаловал им деньги. Тут же он приказал избить группу туркмен и переправил их на тот берег.

[В свое время] он объявлял, чтобы никто не переправлялся [на тот берег], так как боялся, чтобы [люди] не попали в плен к воинам отверженца Шах-Сувара и не унизили бы благородное достоинство.

20 числа месяца джумада ал-аввал (4 ноября) прибыл эмир [Йахйа], брат отверженца Шах-Сувара. Он наградил его калтлийей на белом собольем меху, обувью со златотканым [верхом] и пожаловал ему 200 динаров. 23 числа того же месяца (7 ноября) Обладатель благородного местопребывания, главнокомандующий победоносными войсками, да укрепит его Аллах и поддержит его сподвижников, выделил группу из султанских мамлюков и группу из своих маклюков, назначил командиром над ними господина (ал-джанаб} Канбая ас-Сайфи, /48б/ главу наубы, дал ему знамя, барабан и знак. Они направились к крепости, на помощь тем, кто [находился] там. для устрашения врага-неудачника. От высокого господина (ал-джанаб ал-али) Айнала ас-Сайфи, начальника главной наубы, поступило [сообщение], в котором говорилось, что он установил мортиры против крепости Адана, стрелял из них и разрушил башню, но нуждается в порохе и [прибытии] арсенала. Тут же был отправлен высокий господин аз-Зардкаш и с ним арсенал, о котором просил [эмир].

27 числа месяца (10 ноября) к реке Джейхан прибыл отверженец Шах-Сувар. С ним было большое войском Обладатель благородного местопребывания, главнокомандующий победоносными войсками сел на коня и выехал навстречу ему. Когда он прибыл к берегу реки, то увидел что победоносные войска разобщены и нарушен установленный порядок. Он заколебался, опасаясь за них, и призвал войска к возвращению. Затем он вернулся в свой шатер и остался в нем. [63]

Однако это была хитрость, [задуманная] для врага-отверженца.

Эмир хотел, чтобы всех [его врагов] охватило сильное желание прибыть к реке. /49а/ Когда Йашбек убедился в этом, он вечером того же дня двинулся вперед, и обе стороны встретились [в сражении]. Над врагом-неудачником была одержана победа в [должное] время и в [должный] час, как будто [Йашбек] и все его воины были заранее готовы к этому. Было убито много воинов Шах-Сувара — число их знает только всевышний Аллах. Если бы сторонам не помешала ночь, то никто из врагов не нашел бы спасения.

Обладатель благородного местопребывания, эмир-давадар, благородный Низам ал-Мулк, главнокомандующий победоносными войсками возвратился в свой благородный шатер через 20 минут после призыва на вечернюю молитву, укрепившись духом победителя, довольный дарованной Аллахом великой помощью и очевидной победой. Он направил призыв ко всем победоносным войскам, чтобы [все воины], у которых в качестве трофея имелись [отрубленные] головы врага или пленные, доставили бы их [к нему]. Головы были доставлены и переписаны и их число составило 320, кроме тех, которые были разбросаны в долинах и на горах. Он велел отправить их в крепости, в Халеб, в аш-Шам и в крепость Адану. Подсчитали пленных: /49б/ их оказалось 202 человека.

В благополучный вторник (12 ноября 1471 г.), после рассвета, Обладатель высокого местопребывания, главнокомандующий победоносными войсками, вместе с сопровождающими его людьми направился по следам врага. В лагере он оставил одного из своих военачальников эмира Тамраза аш-Шамси. В это время пришла добрая весть из Аданы, о том, что она перешла в благородное обладание.

В среду (13 ноября) он продолжал двигаться по его (Шах-Сувара) следам и добрался до крепости... (Пропуск в тексте. Вероятно, это была крепость Тарсус.), которая была включена в [число] благородных владений. Воины разграбили имеющееся там зерно, муку, изюм, абрикосы и унесли все, что можно было взять, а остальное сожгли. Обладатель благородного местопребывания, главнокомандующий [64] победоносными войсками, вместе с [находящимися] при нем эмирами, поднялся в крепость, призвал там к молитве и молитва и [соответствующие] обряды (шаа'ир) ислама были совершены.

В добрый четверг начала месяца джумада ал-ахира (15 ноября) он возвратился и остановился в Джабал ал-Карс. Здесь он переночевал вместе со всеми воинами. Затем он отправил эмира Мусу ибн Караджа в сторону Мар'аша. После этого он отпустил всех пленных крестьян. /50а/ В пятницу (16 ноября) благородное шествие со всеми победоносными войсками отправилось [дальше] и остановилось у реки Судун ¹⁶⁸. Тут к нему прибыло большое число управителей (ал-кавахи) и эмиров [врага], о просьбами о пощаде (аман). Он удовлетворил их [просьбы] и одарил их одеждами, а некоторым распорядился [выдать] деньги на расходы, приличествующие их [положению]. Он велел каждой общине собрать своих людей и оставаться на своих привычных местах. Они исполнили это, умножив свои молитвы во [славу] Благородной Книги.

В это время прибыл казначей (хазнадар) Шах-Сувара и просил о пощаде. Он удовлетворил его [просьбу], даровал ему пощаду, наградил его одеждой и велел выдать деньги на расходы. После него прибыл конюший (амир-ахур) Шах-Сувара вместе с табуном лошадей злополучного Шах-Сувара в количестве 160 лошадей.

В воскресенье (17 ноября) Йашбек направил в крепость Сис ¹⁶⁹ высокого господина (ал-джанаб ал-али) Судуна ал-Ала'и ас-Сайфи, отряд мамлюков ал-хасикийя и казначея злополучного Шах-Сувара, чтобы они предложили [осажденным] войти в благородное повиновение и предупредили их /50б/ благородной мощью. Однако [Судун] возвратился безуспешно. После этого Обладатель благородного местопребывания отправил попечителя владения аш-Шам и попечителя владения Хама с их войсками, чтобы они окружили крепость [Сис] и проявили умение в деле [ее осады].

В четверг, 8 числа месяца джумада ал-ахир (21 ноября) в ставку прибыл Мухаммад ан-Насири — давадар попечителя владения Халеб, извещая о том, что Даулат-бай — мамлюк злополучного Шах-Сувара и его наместник (на'иб) в крепости Сис обязался сдать крепость и сдал ее, и что необходимо прибытие высокого шествия.

Я прибыл на его (Йашбека) благородную службу, вернувшись [66] от Хасан-бека [Ак-Койунлу] — владыки обоим Ираков, в понедельник 5 числа того же месяца (18 ноября). В четверг, вечером, он (Йашбек) сел верхом и отправился в направлении Сиса. После вечерней молитвы, в ночь на пятницу (22 ноября), он остановился у крепости. Затем, в пятницу утром, он встал и поднялся в крепость, призвал упомянутого Даулат-бая, наградил его одеждой и выдал ему и другим эмирам Сиса большую сумму [денег]. Я поднялся вместе с ним в крепость и осмотрел ее. Ведь она [была] одной из величайших крепостей. В центре ее /51а/ была другая крепость (цитадель?), которая именовалась ал-Кулла («Вершина»). Я увидел, что это — мощная крепость, и если бы в ней находились [стойкие] мужчины, которые охраняли бы ее, то взять ее осадой было бы невозможно из-за трудности доступа к ней и ее высоты.

Из числа удивительных совпадений было то, что [сто лет тому назад], в 776 году (12.VI 1374-1.VI 1375) Сис отнял у армян Ишык Тамур ¹⁷⁰ — попечитель владения Халеб в [правление султана] ал-Малика ал-Ашрафа Ша'бана ¹⁷¹. Она оставалась в благородном владении, затем ее дважды захватывал злополучный Шах-Сувар, а у него ее отобрал Обладатель благородного местопребывания в 876 году (1471).

Обладатель благородного местопребывания Низам ал-Мулк, да укрепит Аллах его сподвижников, [сперва] решил отправиться с малым числом людей на захват города Аданы и ее крепости, которую построил злополучный Шах-Сувар после того, как захватил Адану, а затем оттуда [направиться] на крепость Айас. Он приказал эмиру Тамразу ал-Ашрафи оставаться в благородном шатре до его возвращения, а сам отправился в сопровождении попечителя владения аш-Шам [Баркука], эмира Баребая Кара и некоторых эмиров, причем все они были с конными отрядами.

/51б/ Он приказал мне отправиться в Халеб, закупить там продовольствие и выбрать место для стоянки, где он решил зазимовать. Затем он отправил эмира Канбая Салака к благородному порогу с подробными сообщениями.

В пятницу (22 ноября) вечером мы выехали из Сиса. Он (Йашбек) выступил в сторону Аданы, а я отправился в Халеб. [66]

Я прибыл в богохранимый Халеб в воскресенье 12 джумада ал-ахир (26 ноября). Мой выбор пал на дом кадя кадиев Ибн ал-Хасана аш-Шафи и, так как он был благоустроен и имел много служб, 14 числа (28 ноября) высокое благородное шествие прибыло в богохранимый Халеб. Его (Йашбека) въезд был величественным зрелищем. Многие подданные призывали на Йашбека благословения, так как войска, ранее следовавшие с Шах-Сува-ром, причинили им насилия.

Он (Йашбек) пребывал в Халебе, укрепившись, одержав победу и был доволен благодеяниями Аллаха в деле, [которое завершилось] поражением злополучного врага, рассеиванием и разобщением его отрядов, захватом крепостей и их возвращением в этот краткий срок, в [число] благородных владений, /52а/ Аллах одарил его счастьем и подчинил ему обстоятельства, так, как он желал и как мыслил, и все это произошло потому, что он [руководствовался] добрым намерением и добросердечностью, хотел удовлетворить нужды подданных, отстаивал права обиженного от притеснителя и особенно [от] султанских мамлюков. Ведь они, по своему обычаю, творили дела, известные и ославившие их, такие, как захват имущества людей и посягательство на их жен. Вот некоторые из числа их дел, подлежавших суду. Несколько султанских мамлюков неожиданно захватили жилище, где находился мальчик, совершили здесь гадкое дело, после чего отпустили его. Мальчик пришел к нему (Йашбеку) и пожаловался на обиду. [Йашбек] тотчас же вызвал их, но они скрылись от него. Однако он нашел человека из числа жителей Халеба, который был с ними, и, может быть, и сам указывал им на мальчика. Сперва он избил его палкой с головы до ног, затем бил его кнутом и ославил по [всему] городу. После этого он заточил его и продолжал разыскивать мамлюков, а те стали обхаживать эмиров и [через них] обращаться к Йашбеку с [просьбой] о милосердии. Но каждому, кто бы ни обращался к нему с ходатайством, он отказывал и говорил одно: «А что, если бы этот мальчик был твоим сыном или родственником, остался бы ты равнодушным [в этом деле] ?».

Он так устал увещевать эмиров, /52б/ что [перестал] выслушивать ходатайства кого-либо из них. Но если кто-либо все же начинал речь о них, он прогонял его криком, [67] говорил самые неприятные слова, удерживал жалованье и выдачи из султанского дивана.

Что касается его старания соблюсти права муслимов — то и описать их невозможно. Аллах, слава ему, Всевышнему, да вознаградит его за муслимов всяческим благом, так как он поддержал истинную веру и они возрадовались счастливому его явлению и страстно желали его прибытия к ним, которое было благословением, и особенно [желали этого] жители Халеба. Они думали, что если войска останутся, у них [в городе] поднимутся цены, как это было обычно в прошлом, когда войска становились на постой. Но произошло удивительное дело: с момента въезда [Йашбека] в Халеб цены непрестанно понижались и падали изо дня в день и всего было много и в изобилии. Такого не было ни при одном из его предшественников. И хвала Аллаху за это!

Он постоянно находился в Халебе, приказывая и запрещая, одаривая тех, кто прибывал к нему, туркменов и других, дарами человека, который не страшится бедности. Я знаю одного человека, /53а/ которому он за короткое время подарил 2000 динаров. Что касается [выдач] 100 или 200 динаров и. меньше, то таких случаев не счесть!

В день прибытия эмира Мусы ибн Караджа я увидел, что он в течение одного часа подарил ему и прибывшим с ним людям из числа вельмож династии Дулкадаров 94 почетные одежды. Я видел его богатые подарки и их множество и никогда не сомневался, что его достаток, да поможет ему Аллах, благословен. В Ночь справедливости (в полночь?) ¹⁷² он роздал беднякам из числа ученых, выделяя их из числа других бедных, ибо знал, что они предпочтительнее других бедняков, в течение одного дня 500 [динаров] ашрафи, из которых 300 динаров через мои руки. Аллах щедро наградил его добродетелью и сделал его для нас удачей и судьбой!

А причина этого — [в том], что я вместе с ним вспомнил в ночь на 14 ша'бана (26 января 1472 г.) о достоинствах Ночи справедливости. Я сказал, что некоторые толкователи упоминали при комментировании изречения Всевышнего: «В течение нее разделяется всякое мудрое повеление» (Коран, ХLIV, 3),, потому что она — Ночь справедливости ша'бана и что Аллах распределяет в эту ночь /53б/ средства к [68] существованию и жизни и [поэтому] не мешает в эту благородную ночь раздать милостыню. [Потому-то] он и велел тогда [выдать] 500 динаров. Так смотрите на его восприимчивость, на его веру и его склонность к тому, чтобы творить добро! Я так и не слышал во время пребывания на его службе, чтобы кто-либо из обиженных пожаловался ему и не нашел защиты своих прав, разве что в случае необходимости, которая требовала отложить его дело на другое время.

Или тарой [случай]: кто-то из жителей Хамы принес жалобу на устадара-наиба Хамы за то, что он убил его сына. Он хотел вступить в переписку с на'ибом, с тем, чтобы были собраны кадии и доказана его правота и чтобы он мог встретиться с ним по [делу], которое по праву твердо отстаивал. Жалобщик отправился, но вернулся без успеха и пришел к выводу, что на'иб Хамы не удовлетворит его прав.

На'иб Хамы был вызван, чтобы отправиться по делам благородной миссии, но (Йашбек) дал клятву, согласно шар'иату, что ему (наместнику) нельзя встречаться с ним и лицезреть его, пока он не удовлетворит жалобщика любым путем. Так смотри же на эту твердость в удовлетворении прав! Да охранит его Аллах своими благородными ангелами! Что же касается подробностей, [говорящих] о достоинствах его характера, его радушия, /54а/ его ума и способов его управления, — то все это я описать бессилен!

Он (Йашбек) оставался в Халебе, пока не прошла зима и весна не вступила в свои права. Он выехал из Халеба в воскресенье 26 числа месяца шаввал (6 апреля 1472 г.) в наилучшем виде и с торжественностью. Он снабдил своих мамлюков полным снаряжением, шлемы на их головах сверкали как молнии, а в их руках [были] копья. Он обязал их нести свои копья в руках и оповестил, что если какой-либо гулям будет нести копье своего господина, то его рука будет отсечена. Таким образом было оказано снисхождение гулямам и умножилось величие победоносных войск. С этого времени ему стали подражать все попечители владений.

Он остановился в ал-Ансари ¹⁷³. В понедельник (7 апреля) он направился в сторону ал-Амка, а мне велел оставаться в Халебе по некоторым его личным делам. Через несколько дней он прислал мне письмо, в котором писал, [69] что он поблизости от Баграса ¹⁷⁴ встретил участок дороги, на котором возникают большие трудности для проезжающих из-за огромных камней, и просил [выслать] каменщиков для их дробления. Я отправил к нему мастеров. [Камни] были убраны с дороги и муслимы обрели большую милость /54б/ и хвала Аллаху! На это дело он отправил [даже] своего верблюда. Затем он покинул ал-'Амк и проследовал в Баграс, где оставался несколько дней. Сюда к нему от Шах-Сувара прибыл эмир Ала' ад-Дин Али ибн Тустар. С ним было письмо [Шах-Сувара], в котором говорилось, что он сдал крепость Даранда Ибн Сарухану, для чего он и отправился [туда], и что он просит милости Низам ал-Мулка, чтобы войти в благородное повиновение; его мамлюки станут мамлюками Благородного порога и что он воздержится от всего того, что [до этого] происходило от него.

Йашбек повелел сообщить ему, что если он прибудет и ступит на благородный ковер, то ему окажут большой почет. Обладатель благородного местопребывания Низам ал-Мулк поклялся ему в том, что не причинит ему никакого унижения. На это Шах-Сувар ответил, что он помнит о делах, которые произошли по его [вине], его лицо черно из-за них, [Шах-Сувар] боится, что если он прибудет с [просьбой о] пощаде, его постигнет несчастье.

Йашбек по внешности принял его оправдания. Он отправил упомянутого Ибн Тустара к Благородному порогу во вторник, 19 числа месяца ау-л-када (28 апреля 1472 г.). Потом он покинул Баграс и остановился в местечке, которое называется... (Пропуск в тексте.), /55а/ а оттуда [отправился] в местность, что неподалеку от Фамм ал-Асад.

Я оставался в Халебе до 26 числа месяца ау-л-ка'да (5 мая), а во вторник выехал оттуда. В пятницу (8 мая), я догнал его, [когда] он находился в месте, которое называют Аг Дагирман («Белая мельница»). Потом, в субботу в конце того же месяца (9 мая), он отправился оттуда и остановился в Кануле. Здесь [я вдруг] увидел молодой месяц (?) на его благородном лице, да поддержит его Аллах своими благородными ангелами! Я прочитал ему два двустишия из ас-Сули ¹⁷⁵, когда [тот] увидел полумесяц, находясь у ал-Мугаваккила ¹⁷⁶ из династии Аббасидов. Этот случай известен среди историков. Вот его слова: [70]

Он отклонил мое слово и поверил словам [других],
Послушался [слов] сплетников и хулителей.
Видишь ли ты его? Ведь теперь новолуние.
А на его лице я увидел молодой месяц.

Я передал ему рассказ от начала до конца и он понравился ему.

В воскресенье днем (10 мая) оц выехал из Канула и поднялся на гору, известную [под названием] Такали-Белли. Там воины встретили большие трудности из-за множества камней и тяжелого пути, и особенно трудно было верблюдам. Он (Йашбек) остановился на берегу Голубой реки ¹⁷⁷, где большая часть нагруженных верблюдов остановилась. /55б/ Они заночевали в дороге. В понедельник (11 мая) он остался [на том же месте], ожидая пока по соберутся отставшие. Удивительно было то, что там, по милости и промыслу Аллаха, не разбился ни один верблюд! Аллах посылает ему те свои благодеяния, на которые сам он надеется.

Затем Йашбек выехал оттуда и [за] один переход достиг Албистана, где и остановился. Его опередил [только] наместник аш-Шама со своими воинами и эмир Барсбай Кара с приданными ему султанскими мамлюками.

Во время своего пребывания там Йашбек приказал наместнику аш-Шама и эмиру Барсбаю отправиться в направлении Хырмана. Сам он оставался в Албистане до полудня среды (13 мая), а затем выехал оттуда и достиг крепости Хырман к вечернему азану.

Хырман оказался мощной крепостью. Когда настало утро, Обладатель благородного местопребывания, благородный Низам ал-Мулк, да поддержит его Аллах, отправил к ним человека, который предложил им, чтобы они Сдали крепость и [при этом] сами они и их имущество будут в безопасности. Но они не согласились [на это] и иной раз говорили ему непристойные слова.

Тогда он отправил к ним эмира Ардувана, но и ему они ответили так же, забросали его стрелами и он вернулся без успеха.

Когда Обладатель благородного местопребывания увидел такое с их стороны, /56а/ то ему ничего другого не оставалось, как отправиться самому и предпринять осаду крепости.

В четверг (14 мая) сражение между двумя сторонами продолжалось до заката и с обеих [сторон] имелись раненые. [71] Обладатель благородного местопребывания в ту ночь, а это была ночь на пятницу, ночевал около стены. [Утром] он соорудил из дерева некую вещь удивительной формы, а внутри поместил четырех воинов. Это сооружение находилось там, пока его не приспособили [к стене]. В него вошли саперы (ан-накабун), которые [стали] делать подкоп в нижней части стены, пока не приблизились и ее внутренней части. Работа продолжалась до полудня пятницы (15 мая). Жители крепости убедились в том, что крепость будет взята, и им ничего не оставалось, как подчиниться [условиям] перемирия. Они запросили пощады, но упомянутый Обладатель благородного местопребывания не удовлетворил [их просьбы] и сказал: «Я первый предложил им пощаду, но они не согласились, а теперь, когда они убедились в [неизбежности] гибели, сами просят о пощаде!».

Пришли эмиры и стали взывать к его милосердию, просить для них прощения и пощады до тех пор, пока он не обещал безопасность для их жизни и имущества. Что же касается одежд, тканей, /56б/ орудий крепости и сокровищ злополучного Шах-Сувара, то они [будут отданы] в благородную казну.

Они согласились с этим. Был обнародован благородный указ, [по которому] эмир Хайрбек ал-Ашрафи, один из военачальников в Каире, [должен был] подняться в крепость, находиться там и принять имеющиеся там одежду, зерно и прочее. Вместе с ним Йашбек отправил султанское знамя (ас-санджак). В крепости прозвучали трубы [победы] и она вошла в [число] благородных владений.

В крепости имелось зерно, одежда и некоторое [количество] тканей, которые были захвачены у ранее находившихся в крепости египетских войск во главе с обладателем местопребывания атабека Узбеком аз-Захири ¹⁷⁸. Он (Йашбек) отдал зерно эмиру Хайрбеку, находившееся там оружие передал эмиру Джаниму аз-Зардкашу. В крепости были обнаружены две мортиры (ал-мукхулатайн) и Обладатель благородного местопребывания отправил их в крепость Заманту ¹⁷⁹. Это было такое трудное дело, которое никто еше не предпринимал, ибо дорога от Хырмана до Замангу очень неровная и трудная. Однако все это было сделано благодаря его (Йашбека) преуспеванию, доброте [72] его целей и намерений. Да наградит его Аллах добром во имя муслимов!

Он (Йашбек), да поддержит его Аллах, оставался в крепости Хырман /57а/ до воскресенья, 9 числа месяца зу-л-хиджжа (17 мая 1472 г.), затем выехал оттуда и остановился в Хан-Султане, рядом с которым имелись пастбища и вода. В понедельник (18 мая) он покинул его и сделал остановку близ местечка, именуемого... (Пропуск в тексте) Затем он выехал оттуда и остановился в Ра'с ал-Айне ¹⁸⁰.

В этом месте, как оказалось, были пастбища, луга и проточная вода. Я видел этот Ра'с ал-Айн, местность, как нельзя более приятную. Внизу течет ключевая вода, а вокруг растут деревья. В долине, недалеко от большого источника, есть источники поменьше, которые, сливаясь, образуют большую реку. Это — исток [реки] Кызылча Ырмак, которая течет к Адане.

Йашбек провел там вторник, среду и отправился в четверг утром, 18 числа (22 мая). Он остановился в крепости Заманту, переночевал там и в пятницу утром (23 мая) переехал в местечко близ крепостных стен, рядом с известной обителью (аз-завийя) и гробницей (ат-турба). Обладатель высокого местопребывания, о котором идет речь, вспоминал и все время спрашивал о деревянном приспособлении, [которое] служило щитом во время осады. Ему говорили, что сооружение это пропало в Заманту /57б/ и поблизости нет ничего [подходящего].

Когда он (Йашбек) прибыл в крепость, то увидел неподалеку от неё сад и спросил о нем. Ему сказали, что это вакуфное владение шейхов и никто его не трогает. Он положился на милость Аллаха, призвал плотников и пильщиков и вырубил здесь много деревьев. При этом он стоял тут же и сам начинал дело. А его мамлюки, его приближенные, те, кто нашел у него приют, эмиры и наместники приходили служить ему. Эту ночь он провел здесь, а мастера работали до утра. Смотри же, какова его высокая забота и усердие ради людей ислама! Ведь страдания, которые претерпели подданные и города от Шах-Сувара, были много хуже, чем те, что происходили от Тимур-Ленга, который находился здесь незначительное время. Страдания же, причиненные им (Шах-Суваром), затянулись на пять лет! [73]

Что касается повсеместной дороговизны во владении аш-Шам, то мы не видели и не слышали [такого] в летописях! Муслимы по его (Шах-Сувара) вине претерпели большие бедствия из-за отсутствия безопасности, дороговизны и пребывания вдали от родных мест.

В пятницу же 14 числа прибыл гонец /58а/ от султана Абу Йазида (Байазида) (Должен быть Мехмед II. Байазид стал султаном в 1481. Ср. прим. 103 и 104 — там Байазид титулуется султаном, как и отец его Мехмед II.) ибн Усмана (т. е. Усмани, так как Байазид был сыном Мехмеда II), который привез в собой подарки. В своем письме султан упоминал, что ему доставило радость прибытие победоносных войск и что он просит передавать ему все новые сообщения своим чередом, и какова бы ни была потребность в зерне и продовольствии, он отправит это.

В субботу, 15 числа (24 мая) Йашбек начал работу [по созданию] укрытий и назначил эмира Хайрбека для установления вместе с орудийными мастерами мортиры. Перестрелка между гарнизоном крепости и осаждавшими [была] непрерывной, но никто не предпринимал осадных действий. Обладатель благородного местопребывания, да поддержит Аллах его сподвижников, намеревался отлить большие мортиры, после чего приступить к осаде.

Когда настала ночь понедельника 17 числа (26 мая), из крепости вышел один из мамлюков злополучного Шах-Сувара, убежавших от него. Он кричал: «Да поможет Аллах султану!» и пришел к осаждающим воинам, они схватили его и доставили к Обладателю благородного местопребывания Низам ал-Мулку аш-Шарифу, да поддержит Аллах его сподвижников!

Когда мамлюк предстал перед ним, он сообщил [Йаш-беку] о положении обитателей крепости, о тревоге, [овладевшей] ими, недостатке припасов и воды и о численности осажденных, /58б/ Он сообщил, что злополучный Шах-Сувар находится в крепости и с ним 60 человек из его свиты, [число же] женщин и детей превышает 300. Это Подтвердил эмир Шах-Сувара и дал клятву согласно шариату, что Шах-Сувар в крепости и что если все окажется не так, [как было сообщено], то его кровь будет дозволенной. [74]

Когда Обладатель благородного местопребывания убедился в этом, им овладели несказанная радость и ликование. Он тотчас же пустился в путь, захватил эмира Ардувана и брата Шах-Сувара Хушкадама — на'иба, который был сначала в Даранде, а затем перебрался в Хырман и был там, когда город был сдан и перешел в [число] благородных владений. У них были отобраны лошади и ткани. Йашбек тотчас же окружил крепость Заманту от самых подступов к ней, увеличил охрану, не оставив ни одного места без кого-либо, [кто находился бы] там.

Ту ночь сам он провел на тропе у крепостной стены, опасаясь, что Шах-Сувар ночью сбежит из крепости. Утро понедельника (26 мая) он встретил в ... (Пропуск в тексте.) и расставил туркменских эмиров по местам, которые были не заняты. Определив каждого эмира [для охраны] какого-то одного места, он приказал им быть как можно более бдительными /59а/ днем и ночью, опасаясь, что Шах-Сувар выберется из крепости, изменив свой облик.

В четверг, 20 числа месяца зу-л-хиджжа (29 мая) н Благородному Порогу отправился воин верхом на верблюде с известием о том, что Шах-Сувар находится в крепости и что она осаждена.

Когда настала ночь понедельника 23 числа месяца зу-л-хиджжа (1 июня 1472 г.), Шах-Сувар обратился с просьбой о пощаде (ал-аман) и просил, чтобы эмир Там-раз ал-Ашрафи поднялся в крепость, а эмир-давадар, да поддержит его Аллах, разбил свой шатер близ крепости, как было оговорено ранее.

Йашбек стал колебаться и тогда попечитель владения аш-Шам послал за мной и сказал: «До меня дошло, что эмир-давадар, да поддержит его Аллах, колеблется в том, удовлетворить ли просьбу Шах-Сувара, переданную через эмира Тамраза. Я думаю, что он должен выслушать эти слова и не отвращаться от них».

Целью Обладателя благородного местопребывания, эмира-давадара, был захват крепости Заманту, пленение Шах-Сувара силой, а не по его просьбе о пощаде и перемирии. Порядочность не позволяла ему сначала даровать [Шах-Сувару] пощаду (аман), а потом схватить его.

[Шах-Сувар] некоторое время колебался, пока не согласился с тем, о чем просил эмир Тамраз, [который сказал: /59б/ [75] «Тогда ты не слушал, так слушай теперь, когда ты убедился в моей благожелательности к тебе». Между Шах-Суваром и эмиром Тамразом произошел крупный разговор и в конечном итоге было решено: он спустится к благородному шатру, но с условием, что возьмет у него (т. е. Тамраза. — З. В.) заложников.

Я поднялся к нему во второй раз и [передал], чтобы он дал клятву войти в благородное повиновение, стать врагом врага господина нашего султана и другом его другу, являться при вызове на благородную службу и [соблюдать] другие необходимые условия. Шах-Сувар поклялся, что выполнит указанные условия, и сказал: «Мое условие в том, чтобы заложниками были эмир Хайрбек, эмир Айнал ал-Ашкар, попечитель владения Халеб и его брат Ардувана, [которые] останутся в крепости, пока он не вернется из благородного шатра облаченным в одежды продолжения [его власти] над страной».

Когда это было доведено до благородного слуха Низам ал-Мулка, то он стал колебаться, не дал ответа и [дело] осталось между «да» и «нет» до полудня среды (3 июня). [Затем] Йашбек решил продолжать сражение и осаду еще более жестоко. Мортиры стреляли с обеих сторон и стражи.... (Неразборчиво в тексте.) /60а/ Йашбек наблюдал за ним с господствующей высоты и я, клянусь Аллахом, не раз наблюдал за его лицом и видел, что он презирает такое положение, как презирают [нечто] недозволенное. Однако необходимость допускает запретное. И когда Шах-Сувар согласится с тем, что ему предлагали, то его захват будет соответствовать благородным приказам, потому что они утверждают [именно] это!

Когда настал полдень вторника (9 июня), прибыл посланник Шах-Сувара с просьбой исполнить обещание эмира, да поддержит его Аллах, относительно установления его шатра в условленном месте. Йашбек отправил группу слуг, которые разбили его шатер в указанном месте, после чего он поднялся к крепости. Из числа главных военачальников его сопровождали эмир Барсбай Кара, несколько эмиров свиты и его секретарь. Прибыв к шатру, он остановился там. За ним следовала группа мамлюков ал-хасикийя, однако он вернул их.

Среди условий, поставленных Шах-Суваром, было то, [76] чтобы с эмиром-давадаром, да поддержит Аллах его сподвижников, было не более 10 или 20 человек. Когда Шах-Сувар увидел многочисленность сопровождавших высокое шествие, то послал из крепости своего заместителя Чирака сказать, что договоренность была [только] о [присутствии] десяти /60б/ или двадцати человек, и попросил оказать благородную милость не назначать большего количества, [чем] было упомянуто. Йашбек велел присутствующим уйти в свои палатки. [Часть] людей вышла, но другие остались. Посланец Шах-Сувара повторил свою просьбу. Тогда Обладатель благородного местопребывания взял в руки лук и обстрелял некоторых людей и они рассеялись, вправо и влево.

В это время к нему пришли второй и третий посланцы, заявившие, что людей все же осталось много. Благородная душа Йашбека оскорбилась на это, он потребовал своего скакуна и рассерженным ускакал прочь. Его догнал эмир Тамраз, бросился к его [ногам] и убедил его вернуться. Гнев его, да поддержит его Аллах, содействовал его удаче:

Шах-Сувар убедился, что ничего от него не ускользнет, так как если бы у Йашбека были какие-то особые корыстные желания, то он терпел бы [все] до [тех пор,] пока не достиг своей цели.

Когда Йашбек [благодаря] вмешательству эмира Тамраза вернулся и сел в своем шатре, из крепости вышел Шах-Сувар и с ним 30 человек из числа его сановников, одетых в кольчуги. Йашбек велел мне встретить его за шатром и я вышел ему навстречу. Когда он явился к нашему Обладателю благородного местопребывания, то он укрылся [подолом] его одеяния, поцеловал его благословенную ногу /61а/три раза и [еще] дважды. Йашбек успокоил его, приветливо встретил и обратился к нему со словами, которые успокоили его. Затем он потребовал еду, которая была приготовлена для этой встречи. Еду принесли и он поел с ним, продолжая беседу. Потом Йашбек напомнил Шах-Сувару в форме упрека некоторые [события], происшедшие по его вине. После этого он потребовал напиток и напоил его. Затем он велел принести приготовленную для него одежду и надел ее на него. Он приказал привести предназначенного [для него] коня с позолоченным седлом и попоной. Усадив его на коня, Йашбек сказал: «Тебе должно спуститься [в лагерь] и приветствовать попечителя владения аш-Шам». [77]

Сам он также сел [на коня]. Прозвучали фанфары. Это было великолепное зрелище. Йашбек спустился и Шах-Сувар [следовал] за ним в знак подчинения, пока не достиг его шатра и [там] приветствовал его. Затем он направился к палатке наместника (на'иба) аш-Шама. С ним были эмир Тамраз, его секретарь (катиб) и группа эмиров свиты, [следуя], пока мы не прибыли, к шатру попечителя владений аш-Шама. Там мы остановились, попечитель встал и вышел навстречу Шах-Сувару. Он усадил его слева от себя, а эмира Тамраза — справа. Потом попечитель повернулся ко мне и сказал: «Эмир-давадар является главнокомандующим войсками /61б/ и я ему подчинялся в течение года и двух месяцев. Но в этот день он должен подчиниться мне и тому, что я укажу. Я получил на это благородное распоряжение!». Потом он сказал Шах-Сувару: «Я не вижу в твоих глазах радости?! Заключили союз только вы, ели и пили только вы! Хвала Аллаху, бывает и такое!».

Эмир Тамраз сказал ему: «Оставь этот разговор. Пусть принесут, что там у тебя из еды и питья!». [Попечитель] воскликнул: «Во имя Аллаха!», а затем, смеясь, стал звать громким голосом: «Принесите цепь!». Я подумал, что он шутит. Но с Шах-Сувара сорвали почетную одежду, схватили его и прибывших с ним людей после того, как из них были убиты четверо, которые сопротивлялись аресту и приказу об этом.

Когда был отдан приказ об аресте Шах-Сувара, эмир Тамраз вскочил со своего места и пытался помешать им добраться до Шах-Сувара и это ему удалось. Однако кто-то из мамлюков нанес ему оскорбление и словам [Тамраза] никто значения не придал ¹⁸¹.

На второй день после его ареста, а это [была] среда (10 июня), вынесли султанское знамя и водрузили его в крепости Заманту. В этот же день отправился в путь эмир Канбай Сулук, чтобы обрадовать радостной вестью /62а/ султана, да увековечит Аллах его владычество! Брату Шах-Сувара эмиру Шах-Будагу ибн Сулайману ибн Дулкадару, по обычаю, как старшему среди претендентов, было передано управление владениями династии Дулкадаров. Крепость Заманту была передана ему. Он вывел из крепости жену Шах-Сувара, его невольниц и вывез его имущество, [в том числе] ткани. Никому он не дал возможности посягнуть на что-либо из этого. Эмир Тамраз отправил [78] ее в области ар-Рума со своими людьми, а это было большим счастьем [для нее].

В четверг (11 июня) победоносные войска покинули крепость Заманту и остановились на берегу реки Кызылча Ырмак, где пробыли до пятницы. В субботу (13 июня) я отправился к эмиру Шах-Будагу и привел его, как было принято, к присяге по шариату.

В последнее воскресенье [восемьсот семьдесят] шестого года эмир Йашбек выехал [из крепости] и остановился в местности, которая называется Саруз, поблизости от горы Одунлы. Затем он выехал оттуда и остановился у источника Ортулу Абкар (?). Затем мы выехали отсюда и утро застало нас у крепости Хырман, однако мы проехали мимо нее, не задерживаясь, и ехали до полудня. Обладатель благородного местопребывания сделал остановку у реки, которая впадает в реку Джейхан. Оттуда /62б/ его отряд выступил в вечернее время. С ним были некоторые эмира и несколько мамлюков для осмотра крепости Даранда.

Я отправился вместе о ним. После вечерней молитвы он остановился у родника близ какого-то угодья, где не было жителей. Он покинул это место в последнюю треть [ночи] и в город Даранда мы прибыли до полудня. Мы увидели громадную крепость. Зубцы на стенах имелись только в некоторых местах. В крепости были только одни ворота и одна башня, но она была чрезвычайно недоступна. У подножия ее течет огромная река с очень холодной и приятной на вкус водой.

Даранда — маленький город с садами, виноградниками и множеством фруктов. [Расположен] он в долине и его со всех сторон окружают горы. Мы оставались там до вечера, выехали оттуда и прибыли в Албистан в первую треть ночи на четверг 4 числа месяца Аллаха ал-мухаррама (11 июня 1472 г.). Здесь мы нашли оставленную [кем-то] палатку и оставались в ней до утра. Утром мы покинули ее и остановились у Голубой реки, затем остановились у вершины горы Канлы-бел. В воскресенье (14 июня) мы остановились в городе Канул и, выехав оттуда /63а/ добрались до источника воды, близ городка, покинутого жителями. Затем мы ехали по горам и долинам, пока [не] остановились у Айн Далул, близ Айнтаба. Потом, на рассвете, мы остановились в Айнтабе, после полудня покинули его и сделали остановку в селении Нас'аргайн (?). [79]

До Обладателя благородного местопребывания дошло, что Обладатель высокого местопребывания, попечитель владения Халеб Кансух ал-Йахйави отстал в Албистане и во неизвестной Йашбеку причине или из-за какой-то уловки не собирается встречаться с войсками в Халебе. До этого Йашбек отправил ему письмо, в котором побуждал его к скорейшему прибытию, что, [вероятно], увеличило сомнения попечителя. Йашбек решил успокоить его и устранить его сомнения. Он послал меня к нему, передав со мной устное послание, которое я должен был сообщить ему и внушить ему страх перед последствиями этого дела, сказав ему, что его скорейшее прибытие целесообразное, и передать ему еще кое-что. Все это было по милости Аллаха!

Я отправился к нему из За'за'ина и прибыл к нему в Албистан. Когда он узнал о моем прибытии, то выслал навстречу мне группу мехмандаров. Едва я приблизился к Албистану, как он и все халебские воины вышли и встретили меня. Вместе с ним я направился к его шатру. Я поговорил с ним о том, что составляет для него. благо, в убедительно разъяснил ему необходимость его прибытия и объединения /63б/ с победоносными войсками. Я продолжал настойчиво напоминать ему об этом до тех пор, пока он не согласился отправиться со мной в Халеб. Ту ночь все воины провели в наилучшем (?) состоянии, таи как у них исчезло разочарование в нем. Ведь часть их уже имела намерение уйти и покинуть победоносные войска, а это было бы большим оскорблением для исламского воинства и особенно после такой явной победы. Аллах защитил ислам его отказом от того, что он намерен был [сделать] из-за своего страха. Хвала Аллаху!

В ту ночь он разбил палатку, устроил меня наилучшим образом, прислал готовые припасы и отправил мне своего мула, которого очень любил. Потом он выехал из Албистана. Я тоже находился в его свите и мы прибыли в Канул. Я расстался с ним после того, как он подарил мне камалийю на белом собольем меху.

Я прибыл в Халеб днем в пятницу 25 числа месяца мухаррама 877 года (2 июля 1472 г.), а попечитель владения Халеб прибыл [в город] в понедельник, 28 числа, днем (5 июля). Обладатель благородного местопребывания, эмир-давадар, да сделает Аллах сильным его сторонников, вышел ему навстречу [и одарил его] муслином и кумачом. [80]

/64а/ Он остановился на Зеленой площади, там же остановился наместник аш-Шама.

От Высокого порога прибыл начальник верблюжьей кавалерии. Он доставил благородные указы о назначении эмира Джанима ал-Хазнадара, известного [по его званию) казначея наместника Джидды,— наместником Айнтаба, эмира Йалбугу — наместником Айаса, эмира Айнала ал-Хакима — старшим эмиром в Триполи, эмира Даулат-бея ан-Наджми — старшим эмиром в Халеб. Благородный указ был оглашен и все были облачены в почетные одежды. Затем Обладатель благородного местопребывания, главнокомандующий победоносными войсками и все, кто состоял у него на службе, отправились в путь. Вслед за ними выехали наместники аш-Шама и Халеба. Они прибыли в город Халеб, сопроводив его попечителя в Дом Правосудия (дар ал-'адл) в этом городе. [Это] был знаменательный день!

В среду (7 июля) главнокомандующий победоносными войсками приказал обнародовать объявление о том, чтобы воины пришли для получения своего жалования. По обычаю он разрешил обладателю высокого местопребывания Барсбаю Кара выступить со своими людьми первым. Тит отправился в четверг, 2 числа месяца сафара (9 июля). Эмир Хайрбек /64б/ отправился в пятницу (10 июля), после молитвы. Эмир Тамраз выехал в субботу, а на рассвете понедельника (13 июля) с большой пышностью выехал попечитель аш-Шама. Шах-Сувара вывели из крепости, передали [охране?] у ворот и отправили. Это был памятный день!

Во вторник (14 июля), на рассвете, Обладатель благородного местопребывания, эмир-давадар, да охранит его Аллах и да поддержит, выехал из Халеба и остановился в Айн ал-Мубарак, где заночевал. В среду он выехал и в пятницу (17 июля), на рассвете прибыл в Хаму, где пробыл и субботу. Он наградил здешнего наиба, старшего эмира Махмуда ибн Саккалсыза, на'иба Шайзара ¹⁸² и его брата, а также наиба и старшего эмира Триполи Айнала ал-Хакима.

В воскресенье (19 июля),на рассвете, он выехал и остановился в ар-Растане, оттуда, на рассвете понедельника 20 числа того же месяца, он прибыл в Хомс. Покинул его во вторник (21 июля), днем был в Хане Мунджук, а ночевал в городке Кара. Совершив здесь утреннюю молитву, [81] он отправился в путь и остановился в ан-Набке, куда также прибыл эмир Хушгельды аз-Захири ал-Хушкадами — один из командиров тысяч, [которые] размещены в Каире. После вечерней молитвы он выехал оттуда и остановился в ал-Кутаййифе /65а/ в четверг утром (23 июля). Здесь к нему прибыли старший эмир аш-Шама эмир Шадбек ал-Джулбани и кади-инспектор войск (ал-кади назир ал-джайш) Ибн ал-Музаллак. Здесь Йашбек оставался до полудня, а затем выехал. В пути его встретил попечитель владения аш-Шам. Йашбек ехал в сопровождении своих сыновей и кади Кутб ад-Дина ал-Хайдари. После вечерней молитвы он остановился у султанской мастабы, за богохранимым Дамаском, вблизи ал-Кабуна. Пятницу он провел там же и сюда спешили жители Дамаска, чтобы приветствовать его. Попечитель владения аш-Шам выручил своих мамлюков и проявил в этом чрезмерность, полагая, что подобных его мамлюкам нет нигде. Однако Йашбек, да поможет ему Аллах, снарядил в ту ночь такой отряд, подобие которому никто не видел. Мы с нетерпением ожидали. После того, как прошел эскадрон попечителя владения аш-Шам, пошел эскадрон Йашбека, и едва попечитель владения аш-Шам увидел его, как на его лице появилась краска стыда.

Йашбек въехал в Дамаск, сопровождаемый справа попечителем владения аш-Шам, а слева эмиром Айналом ал-Ашкаром. Остальные эмиры и кадии следовали по правую и левую сторону [от них].

Люди старались /65б/ устроить проходы, строили террасы и места для наблюдения, расходуя на это средства. Все это делалось из-за желания увидеть Шах-Сувара в его нынешнем состоянии.

Когда шествие остановилось против крепости, прибыл наиб крепости и находящийся с ним комендант (накиб) крепости, представляющий мамлюков Бахри (?). Они приняли Шах-Сувара, его четырех братьев, сыновей Кары, Халила ибн Бозджа и 13 человек из числа вельмож Шах-Сувара.

Обладатель благородного местопребывания вернулся в свой шатер на Зеленой площади, а затем остановился во дворце, где попечитель владения аш-Шам устроил для него пышный прием. Йашбек пробыл в Дамаске до понедельника (27 июля). Попечитель владения аш-Шам устроил великолепный прием и пригласил всех высших [82] сановников, а именно: обладателя благородного местопребывания, эмира-давадара, эмира-Айнала ал-Ашкара — начальника главной наубы, эмира Тамраза ал-Ашрафи, эмира Барсбая Кара, эмира Джанима аз-Зардкаша и других эмиров свиты. Это было многолюдное собрание. Обладателю благородного местопребывания, да поддержит Аллах его сподвижников, была преподнесена камалийя на собольем меху /66а/ и тираз ¹⁸³, вес которого был равен 1000 мискалей ¹⁸⁴. Другим сановникам были [подарены] камалийи на собольем меху. Они были подарены также эмиру Джаниму аз-Зардкашу и мне. Каждому из упомянутых лиц он приготовил подарок, достойный его сана. Победоносному войску он старался оказать самый большой почет. Воздерживаясь от описания, достаточно напомнить, что подобного никто раньше не делал.

В это время на службу к обладателю благородного местопребывания, главнокомандующему победоносными войсками прибыли эмир Джаним — давадар п кади Шараф ад-Дин ибн Гариб — устаддар ¹⁸⁵ Благородного дивана. Они привезли летние арбузы, сахар, сладости и 10 нильских пеликанов. Все это Йашбек роздал победоносным воинам, попечителю владения аш-Шам, его эмирам и вестникам, не оставив себе ни одного арбуза, хотя их было очень много. Посмотри же, каково благородство души, которым одарил его всевышний Аллах!

Во вторник (28 июля) выехал эмир Барсбай Кара, затем, в среду отправился эмир Хайр-бек, в четверг — эмир Тамраз, а на рассвете, в пятницу (31 июля) отбыл эмир Айиал ал-Ашкар. Сам Обладатель благородного местопребывания, главнокомандующий победоносными войсками тоже выехал в пятницу.

/66б/ Делая остановки от одного перехода до другого, он находился в пути, пока в среду, 12 числа месяца раби' ал-аввал 877 года (17 августа 1472 г.) не прибыл в ас-Салихийю. Сюда же прибыл эмир Канбай Сулук. С ним был конь с позолоченной попоной от Обладателя высочайшего о местопребывания султана, да увековечит Аллах его владычество!

Затем Йашбек выехал отсюда и остановился в ал-Хаттаре. Он прибыл к шатру, сидя на коне с позолоченной попоной. Выехав оттуда, он остановился в городе Билбисе. Сюда для встречи Обладателя благородного местопребывания. главнокомандующего победоносными войсками, [83] прибыли такие столпы государства, как кади-секретарь, втором давадар, кади-инспектор победоносных войск к все предводители тысяч.

Потом он выехал оттуда и остановился в ханаке Сирйакус. Сюда прибыли кадии всех четырех толков ислама и другие знатные лица. В воскресенье, утром, 17 числа того же месяца (22 августа) Йашбек выехал оттуда и остановился в ар-Райданийе, где его встретили столпы государства и проводили до ал-Матарийи ¹⁸⁶. Он пробыл там /67а/ до утра понедельника 18 числа (23 августа). Обладатель благородного местопребывания, верховный главнокомандующий победоносными войсками благородный Низам ал-Мулк вместе с подчиненными воинами въехал [в Каир] через Ворота Победы. Он ехал, радуясь дарованному ему Аллахом великим триумфом и победой над врагом. Первыми шли отряды (ал-атлаб) эмира Барсбая Кара — одного из командиров тысячи, за ним следовал отряд эмира Тамраза аш-Шамси ал-Азизи ал-Ашрафи, потом отряд эмира ал-Айнала ал-Ашкара — начальника главной наубы, затем отряд Обладателя благородного местопребывания, верховного главнокомандующего исламскими войсками, далее шли обладатель высокого местопребывания, остальные эмиры, командиры и гости. Во главе шествия несли султанское знамя, а впереди знамени шли злополучный Шах-Сувар и остальные его братья и эмиры. Мужчины, женщины и дети стояли шеренгами от его (Йашбека) палатки в ар-Райданийе до [самой] крепости. Народу прибывало все больше и больше и улицы были переполнены. Город был разукрашен и из уст людей [звучали] молитвы.

Я тоже шел вперед, на мне /67б/ и на Обладателе благородного местопребывания, главнокомандующем победоносными войсками была почетная одежда, подаренная попечителем владения аш-Шам, такая же почетная одежда была на предводителях. Только эмир Тамраз аш-Шамси не одел подаренный ему одежды (Он был недоволен действиями Баркука, не сдержавшего обещания Шах-Сувару.). Это был памятный день.

На злополучном Шах-Суваре [был] кафтан из красного бархата с золоченым поясом.

Йашбек проехал мимо своего дома, находящегося у [84] мадрасы ал-Джай ал-Йусуфи. Султан торжественно встретил шествие во дворце ал-Аблак ¹⁸⁷ в крепости ал-Джабал. Шествие двигалось в два ряда от ворот старой лечебницы (ал-бимаристан ал-'атик), которые находятся ниже дорожного знака выезда и до самого упомянутого дворца (?).

Обладатель благородного местопребывания, главнокомандующий победоносными войсками вошел во дворец в окружении эмиров. Они поцеловали землю перед Благородным Порогом (т. е. султаном.— З. Б.), да увековечит Аллах его владычество и да усилит и поддержит его! Султан приветствовал их-, оказал им почести и благословил их. Затем они советовались относительно Шах-Сувара, но султан не разрешил ему войти. Потом они сняли одежды, что были на них, чтобы надеть одежды, подаренные султаном. После этого господин наш султан, да увековечит Аллах его владычество, перешел /68а/ в галерею ан-Насири (ал-айван ан-насири), которая была [ранее] на грани разрушения и гибели и даже была подготовлена для того, чтобы засыпать ее землей, но господин наш султан, да увековечит Аллах его владычество, обновил и украсил ее и она стала еще более красивой и сверкающей. Султан, в высшей степени обрадованный и гордый, воссел в передней части лестницы упомянутой галереи. Над его головой, при общем ликовании и радости, был воздвигнут балдахин (сихабат) из чистого золота. В нижней части лестниц была расстелена пара ковров. Ата-бек Узбек стал с его правой стороны, а за ним, по обыкновению, остальные эмиры. Затем прибыли эмиры — гости. Одетые в почетные одежды [дарованные] султаном, они поцеловали землю.

Когда эта церемония завершилась, ввели злополучного Шах-Сувара и едва он приблизился, как султан повелел отправить его на султанский двор. Наш господин султан, да увековечит Аллах его владычество, сел на скамью пониже султанского трона (?), эмиры же встали на свои места. Вошли гости./68б/ Привели злополучного Шах-Сувара, его братьев, людей и других схваченных, а также его двух братьев, которые содержались в башне. Когда Шах-Сувар поцеловал землю, султан, да увековечит Аллах его владычество, сказал ему: «Добро пожаловать!». Он сказал ему еще несколько слов, а затем его оттащили назад.

Спустился вниз Обладатель благородного местопребывания, [85] верховный главнокомандующий победоносными войсками в окружении эмиров. Не было только эмира Тамраза аш-Шамси, одного из командиров, ибо он, как быдо сказано выше, не был в его свите. Когда эмиры спустились из крепости, господин наш султан, да увековечит Аллах его владычество, приказал насадить Шах-Сувара и трех его братьев на крючья на воротах Зувайла, а троих — на воротах ан-Наср, а его людей разрубить там же пополам.

Их посадили на верблюдов, которые были пронумерованы, кроме Шах-Сувара, который был усажен на нечистокровного верблюда. На шее у верблюда была длинная железная цепь, на которой висел колокольчик.

Когда они пришли к воротам /69а/ Зувайла, то первым [с верблюда] стащили Шах-Сувара и насадили на крюк, а — затем [его брата] Каур Йахйу, потом [другого брата] Ардувану, потом третьего — Худадата. За трех его братьев — Ису, Йуниса и Салима (Салмана), которых [ранее] велели повесить на воротах ан-Наср, заступились и их ссадили с верблюдов. Остальных, а их было 12 человек, разрубили пополам.

Злополучный Шах-Сувар и надетые вместе с ним на крюки его братья, продолжали висеть на них. Толпа теснилась, чтобы посмотреть на них, а те, за исключением Шах-Сувара, кричали о помощи, но ее не было. Шах-Сувар был неподвижен и молчал. Он умер на следующий день.

Когда настал вторник 19 числа (24 августа), Обладатель благородного местопребывания эмир-давадар поднялся в крепость, встретился с господином нашим султаном, потом спустился вниз и проехал через ворота Зувайла, чтобы вернуть Обладателя высокого местопребывания Темура ал-Мухаммади ас-Сайфи, эмира главу хаджибов из-за его слабости, которая случилась с ним после разговора с господином нашим султаном относительно освобождения горбатого Ардуваны /69б/ — брата Шах-Сувара. Когда-он прибыл до ворот Зувайла, то увидел, что Шах-Сувар уже мертв. Между тем, Ардувана жаловался и умолял его [о милости]. Он приказал вали снять его [с крюка]. Его тотчас же сняли и отвели в дом начальника стражи (саххиб аш-шурта). Там его напоили и накормили, вызвали к нему лекарей, чтобы лечением улучшить его состояние, но ов умер в ту же ночь. А в среду (25 августа 1472 г.) [86] их сняли с крюков, обмыли, обернули в саваны, совершили [заупокойную] молитву и похоронили на мусульманском кладбище.

Аллах своей милостью и благодеянием избавил от них страну и рабов [Аллаха]. Хвала единому Аллаху! Благословение и мир тому, после которого нет пророка — Мухаммаду, его роду и его друзьям и многократное и доброе приветствие Аллаху всевышнему: ведь на него лучшие упования!

Я снял копию с этого политического путешествия для себя из папки № 268, хранимой в султанской библиотеке во дворце «Топ-Капу» в Константинополе, 25 числя, месяца рамадана 1327 года, то есть 9 октября 1909 года.

АХМАД ЗАКИ,
Второй секретарь
Совета Министров Египта