Лиутпранд Кремонский. Книга воздаяния. (Антаподосис). Книга 1.

ЛИУТПРАНД КРЕМОНСКИЙ

КНИГА ВОЗДАЯНИЯ

(АНТАПОДОСИС)

[ЛИУТПРАНДА КНИГА ВОЗДАЯНИЯ]

ВО ИМЯ ОТЦА И СЫНА И СВЯТОГО ДУХА НАЧИНАЕТСЯ КНИГА "АНТАПОДОСЕОС", ТО ЕСТЬ ВОЗДАЯНИЯ КОРОЛЯМ И ПРАВИТЕЛЯМ ОДНОЙ ЧАСТИ ЕВРОПЫ, НАПИСАННАЯ ЛИУТПРАНДОМ, ДЬЯКОНОМ ТИЦИНСКОЙ ЦЕРКВИ, EN TH ECMALOSIA 'AUTOU, ТО ЕСТЬ ВО ВРЕМЯ ПРЕБЫВАНИЯ ЕГО НА ЧУЖБИНЕ, И ПОСВЯЩЁННАЯ РЕЦЕМУНДУ, ЕПИСКОПУ ЛИБЕРРИТАНСКОЙ ЦЕРКВИ В ПРОВИНЦИИ ИСПАНИЯ.

I. Пролог.

II. О крепости Фраксинет и её местоположении.

III. Как сарацины прежде заняли Фраксинет.

IV. Как из-за вражды провансальцев сарацины были приглашены ими и опустошили Прованс.

V. О том, какой император правил тогда греками, какие короли – болгарами, баварами, франками, саксами, швабами, и кто был папой римским.

VI. Почему император Лев был назван Порфирогенет.

VII. О дворце “Порфире” и о том, кто его построил.

VIII. О происхождении Василия и о том, как император Михаил принял его во дворец.

IХ. О болезни императора Михаила, о том, как Василий его убил и сам стал императором.

X. О том, как Василий увидел во сне Господа нашего Иисуса Христа, упрекавшего его за смерть Михаила, и об епитимьи, которую Василий совершил за это.

XI. О том, как император Лев был схвачен ночью своими людьми, не узнанный отдан под стражу и избит, как начальник тюрьмы его отпустил и как сам император наказал розгами тех, кто его не бил, наградив тех, кто его бил.

XII. О превосходной забаве, затеянной императором Львом, о спящих и о золотых монетах.

XIII. Почему король Арнульф сломал преграды и разрешил уйти венграм.

XIV. О Видо и Беренгаре, которые клятвенно заключили дружбу, но не сохранили её и о том, какого рода дружбу сохранить нельзя.

XV. О том, как Беренгар был поставлен королём Италии после смерти Карла.

XVI. О том, как Видо из-за вины своего стольника был отвергнут франками.

XVII. О возвращении Видо в Италию.

XVIII. О сражении между Видо и Беренгаром.

XIХ. О втором сражении между ними и о бегстве Беренгара.

XX. О сыне Арнульфа Центебальде, которого он отправил в Италию на помощь Беренгару.

XXI. О том, как в лангобард убил в поединке баварца.

XXII. О короле Арнульфе, который пришёл в Италию по приглашению Беренгара.

XXIII. О том, как Арнульф взял Бергамо и повесил графа Амвросия.

XXIV. О жителях Милана и Павии, которые пришли к Арнульфу.

XXV. О бегстве Видо из-за Арнульфа.

XXVI. Речь Арнульфа, призывающая к сражению.

XXVII. О том, как был взят “Город Льва” (часть Рима).

XXVIII. О том, как Арнульф из-за папы Формоза приказал казнить многих римлян.

XXIХ. Отчего возникла вражда между Формозом и римлянами.

XXX. О папе Сергии, который приказал вытащить Формоза из могилы и уже мёртвого низложить.

XXXI. О теле Формоза, брошенном Сергием в реку, о том, как рыбаки его нашли и о том, как образа святых приветствовали его.

XXXII. О том, как Арнульф осадил крепость под названием Фирм и принял от жены Видо смертельный яд.

XXXIII. О злодействах, учинённых людьми Арнульфа.

XXXIV. О возвращении Арнульфа и преследовании его Видо.

XXXV. О том, как итальянцы не жаловали Арнульфа и о маркграфе Анскарии, который укрылся в Иврее.

XXXVI. О постыдной смерти короля Арнульфа.

XXXVII. О смерти короля Видо и избрании сына его Ламберта, ставшего теперь королём.

XXXVIII. Об изгнании Ламберта и возвращении Беренгара.

XXXIХ. О графе Магинфреде, которого Ламберт казнил за его мятеж.

XL. О маркграфе Адальберте и графе Гильдебранде, которые пришли, чтобы сразиться с Ламбертом.

XLI. О том, как Ламберт ночью напал на Адальберта и Гильдебранда, перебил их воинов, а самих захватил живыми.

XLII. О том, как Ламберт, будучи в Маренго, был убит Гуго, сыном Магинфреда, из мести за своего отца.

XLIII. О том, как Беренгар после смерти Ламберта благополучно стал королём.

XLIV. Похвала королю Ламберту.

ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ПЕРЕЧЕНЬ ГЛАВ

Начинается книга первая

I. Достопочтенному и полному всякой святости господину Рецемунду, епископу Либерританской 1 церкви, от Лиутпранда, Тицинской 2 церкви не по заслугам своим левита, привет!

Два года я по недостатку таланта откладывал, дражайший отец, твою просьбу, в которой ты просил меня изложить деяния императоров и королей всей Европы, как человека, знакомого с ними лично 3, а не понаслышке. От того, чтобы взяться за это дело, душу мою отпугивало следующее: во-первых, недостаток красноречия, во-вторых, зависть раздувшихся от спеси и не любящих чтение критиков, которые, по выражению учёного мужа Боэция, полагают, что облачены в мантию философа, тогда как имеют лишь жалкое её подобие ; издеваясь, они скажут мне: “Наши предки написали так много, что скорее будет недостаток в читателях, чем в книгах”, добавив строку из комедии: “Не скажешь ничего уже, что не было б другими раньше сказано” 4. На эту брань их я отвечу, что подобно тем больным водянкой людям, которые чем больше пьют, тем сильнее испытывают жажду, философы тем ненасытнее стремятся узнать новое, чем больше читают. Кто утомится мудрёным чтением красноречивого Туллия 5, тот отдыхает, слушая подобные безделки. Ведь, если я не ошибаюсь, как взор, если не защитить его чем-либо, притупляется, поражённый солнечными лучами, и видит уже не так ясно, так и ум ослабеет, постоянно размышляя о доктринах академиков 6, перипатетиков 7 и стоиков, если не развлечь его благотворным смехом комедий или забавным рассказом о героях. И если уж проклятые обычаи древних язычников, - слушать о которых, говорю я, не только бесполезно, но и в немалой степени вредно, - записаны в книгах ради сохранения их в памяти, то почему следует молчать о войнах современных императоров, по славе равных выдающимся императорам Юлию 8, Помпею 9, Ганнибалу 10 и брату его Гасдрубалу 11, а также Сципиону 12 Африканскому? Особенно, когда можно [при случае] упомянуть о доброте Господа нашего Иисуса Христа, проявляющейся в них всегда, пока они жили свято, и напомнить о спасительном с Его стороны исправлении, когда они в чём-то грешили. Пусть никого не смущает, если я включу в эту книжицу деяния бессильных королей и женоподобных правителей. Одна ведь есть законная сила у Всемогущего Бога, - то есть Отца, Сына и Духа Святого, - которая справедливо смиряет одних за их преступления и возвышает других, согласно их заслугам. Истинно, говорю я, обещание Господа нашего Иисуса Христа святым людям: “Блюди и слушай глас мой, и буду я врагом врагов твоих, и угнету гнетущих тебя, и пойдёт пред тобою ангел мой13. Также устами Соломона вещает мудрость, которая есть Христос: “Весь мир будет биться за него против безумцев14. То, что это происходит ежедневно, замечает даже тот, кто дремлет. А чтобы привести наиболее яркий пример этого из бесчисленного множества других, я, сохраняя молчание, предоставляю слово крепости под названием Фраксинет 15, которая, как известно, расположена на границе между Италией и Провансом.

II. Чтобы всем было ясно её местоположение, - (я не думаю, что оно тебе неизвестно; скорее, ты знаешь о нём лучше меня, ибо можешь расспросить об этом местных жителей, платящих дань вашему королю Абдуррахману 16), - скажу, что с одной стороны она окружена морем, а с других – ограждена густым лесом терновника. Того, кто туда войдёт, задержит густое переплетение ветвей, пронзят острейшие шипы, и не сможет он, - разве что с большим трудом, - ни пройти вперёд, ни вернуться назад.

III. Но, благодаря тайному и справедливому, - иначе и быть не может, - промыслу Божьему, всего 20 сарацин, выйдя из Испании на малом судне, против своей воли были отнесены ветром к этому месту. Высадившись ночью, эти пираты тайно напали на посёлок и, перебив, к сожалению, христиан, обратили его в свою собственность, а прилегающую к нему гору Мавр сделали убежищем против соседних народов; терновый лес тот они сделали ещё больше и гуще, угрожая каждому, кто срежет там хотя бы одну ветку, смертью от удара меча; таким образом вышло, что все входы туда, кроме одной очень узкой тропки, исчезли. Полагаясь на неприступность этого места, они тайно собирают сведения о соседних народах. Отправив в Испанию послов, чтобы пригласить сюда как можно больше людей, они расхваливали местность, уверяя, что соседи их ничего не стоят. Вскоре (послы) вернулись, приведя с собой оттуда всего 100 сарацин, которые должны были подтвердить истину их рассказов.

IV. Между тем, провансальцы, - соседний с ними народ, - из-за зависти начали ссориться друг с другом, убивать один одного, захватывать имущество и вредить каким только можно измыслить способом. Но так как одна сторона не могла навредить другой так, как того требовали её ненависть и мстительность, она, призвав на помощь тех сарацин, о которых мы говорили, не менее хитрых, чем коварных, в союзе с ними уничтожила своих ближних. Радовались не только истреблению соотечественников, но и обращению в пустыню плодородной страны. Давайте же посмотрим на плоды этой справедливой, по словам некоего мужа, зависти, о которой он говорит следующим образом 17:

“Нет ничего справедливее зависти, ибо она самого же
завистника гложет, душу его истязая”.

Пытаясь обмануть, она сама была обманута; стремясь уничтожить, была уничтожена. Что же произошло? Победив одну сторону с помощью другой, - располагая собственными силами, сарацины едва ли бы смогли это, - и получая подкрепления из Испании, они всеми способами стали уничтожать тех, кого сначала, казалось, защищали. Они свирепствовали, изгоняли [людей], ничего не оставляя после себя. Трепетали уже все соседние народы, ибо, по словам пророка, один из них преследовал тысячу, а двое – обращали в бегство 10 тысяч (тьму) 18. А почему? Потому, что Бог предал их и Господь заключил их.

V. В это время империей в Константинополе правил Лев Порфирогенет 19, сын императора Василия 20 и отец того Константина 21, который до сих пор жив и благополучно царствует. Болгарами правил Симеон 22, храбрый воин, христианин, но злейший враг своих соседей – греков. Народ венгров, - чью свирепость испытали на себе почти все народы, - настолько устрашённый ныне по милости Божьей силой святейшего и непобедимейшего короля Оттона 23, что и пикнуть не смеет 24, - более подробно об этом ещё будет рассказано, - тогда ещё был нам всем неизвестен. Ведь ряд труднопроходимых перевалов, - простой народ называет их “клузы”, - отделял его от нас, чтобы не имел он возможности уйти ни в южную, ни в западную сторону 25. В течение того же времени, после смерти Карла, имевшего прозвище “Лысый” 26, баварами, швабами, тевтонскими франками 27, лотарингцами и отважными саксами правил могущественный король Арнульф 28. С ним мужественно боролся Центебальд 29, князь Моравии. Императоры Беренгар 30 и Видо 31 спорили за корону Италии. Формоз 32, епископ города Порто, был вселенским папой, сидя на верховном престоле в Риме. А теперь, как можно короче, расскажем о том, что произошло под [управлением] каждого из них.

VI. Итак, Лев, благочестивейший император греков, о котором мы упомянули выше, отец Константина Порфирогенета, пребывая в мире с соседями, свято и праведно правил Греческой империей. Порфирогенетом же я называю его не потому, что он был рождён в пурпуре, а потому, что местом его рождения был дворец, который называют Порфира. И поскольку о нём зашла речь, сообщим то, что мы слышали о происхождении этого Порфирогенета.

VII. Император-август Константин 33, от имени которого город Константинополь получил своё название, велел построить ton oikon touton, тон икон тутон, этот дворец, дав ему имя “Порфира”; он желал, чтобы здесь родился на свет наследник его власти, да и вообще, всякий потомок его рода был бы назван этим прекрасным именем “Порфирогенет”. Потому-то и полагают некоторые, что ныне правящий Константин, сын императора Льва, ведёт своё происхождение от его крови. Однако, истина здесь такова.

VIII. Император-август Василий 34, его дед, происходивший из низкого рода в Македонии, thV ptoceiaV (тис птохиас), то есть побуждаемый бедностью, пришёл в Константинополь, чтобы поступить на службу к некоему игумену, то есть аббату. Император Михаил 35, который правил в те годы, придя ради молитвы в монастырь, где тот служил, увидел, что красотой он превосходит прочих и, призвав ton hgoumenon, тон игуменон, аббата просил его подарить ему этого мальчика; приняв его во дворце, он даровал ему чин кубикулярия 36. А через малое уже время тот стал настолько могущественен, что все называли его 2-м императором 37.

IX. Поскольку всемогущий Бог везде, где хочет посещает в качестве справедливого цензора рабов своих, он допустил, дабы император тот Михаил лишился на время здравого рассудка для того, чтобы тем милосерднее вознаградить его в высших сферах, чем тяжелее унизит его в низших. Ведь, как говорят, во время своей болезни он даже друзей своих велел приговорить к смерти. Придя же в себя, он распорядился таким образом, чтобы, если тех, кого он приказал казнить, уже нельзя вернуть, казни подвергнуть исполнителей приговора. Страх перед этим сохранил жизнь тем, кого он приказал осудить. Когда же вторично он указал на это Василию, тот – о ужас! – получил от своих приверженцев такого рода совет: “Дабы не был приведён в исполнение приказ безумного царя теми, кто не любит тебя, скорее даже ненавидит, ты лучше сам убей его и прими императорский скипетр!”. Отчасти подгоняемый страхом, отчасти сам стремясь к власти, тот без промедления осуществил это. Итак, убив (царя), Василий сам стал императором 38.

X. Затем, по прошествии малого времени ему явился в видении Господь наш Иисус Христос; держа правую руку господина его императора, которого тот велел убить, он обратился к нему с такими словами: ‘ina ti esjazeV ton despothn sou basilea ?, инати эсфасес тон деспотин су басилеа’, что значит: “За что ты убил господина своего императора?”. Разбуженный этим, (Василий) осознал, что виновен в тяжком преступлении; быстро, однако, придя в себя, он задумался над тем, что теперь следует делать. Обретя поддержку в том спасительном и действительно приятном обещании Господа нашего, [переданном им] через пророка 39, согласно которому когда бы грешник ни раскаялся, он будет спасён, он со слезами и стонами признал себя грешником, виновным в пролитии крови невинного. Следуя доброму совету, он приобрёл себе друзей богатством неправедным 40, дабы молитвы тех, кого он тешил здесь временными благами, спасли бы его от вечного пламени геенны [огненной]. К востоку же от дворца он выстроил в честь князя высшего и небесного воинства архангела Михаила, которого греки называют архистратигом, церковь, - драгоценное и удивительное строение, - назвав её Неан, что значит “Новая”.

XI. Думаю, будет уместно включить в сию книжицу два достойных памяти и смеха деяния, какие совершил упомянутый выше император-август Лев, сын этого Василия. Город Константинополь, который ранее назывался Византий, а теперь зовётся Новым Римом, расположен среди самых диких народов. Ведь на севере его соседями являются венгры, печенеги, хазары, руссы, которых мы зовём другим именем, т.е. норманнами, а также – как наиболее близкие к нему – болгары; [соседом] на востоке является Багдад, на юго-востоке – жители Египта и Вавилона, а на юге – Африка и близкий к ней, лежащий напротив (Константинополя) остров Крит. Остальные же народы, живущие в той климатической зоне, т.е. армяне, персы, халдеи и авасги усердно ему служат. Жители этого города превосходят названные народы и богатством, и мудростью. Так, чтобы не подвергнуться нападению со стороны соседних народов, они имеют обыкновение каждую ночь выставлять ради защиты города в местах, где сходятся 2, 3 и 4 улицы, вооружённых воинов, которые и охраняют его. Если после наступления темноты стражи обнаружат, что кто-то где-то идёт, его сразу хватают, бьют розгами и, ради бдительной охраны надев кандалы, бросают в тюрьму; там его стерегут вплоть до следующего дня, после чего выводят к народу. Таким-то образом город бдительно оберегается не только от врагов, но и от разбойников.

И вот, как то император-август Лев пожелал испытать верность и твёрдость стражей; выйдя после захода солнца из дворца, он направился к первому караулу. Когда стражники увидели, что он бежит и будто от страха пытается скрыться, схватив, спросили его: “Кто он и куда идёт?”. Тот сказал, что он – один из многих и спешит в бордель. Те тотчас же сказали: “Жестоко выпоров и заключив в кандалы, мы вплоть до следующего дня будем тебя сторожить”. А он им в ответ: ‘mh adeljoi mh, ми аделфи ми’, что значит: “О нет, братья, нет; возьмите всё, что у меня есть и разрешите идти туда, куда я хочу”. Тогда они, взяв 12 золотых, сразу же его отпустили. А он, уйдя оттуда, пришёл ко 2-му караулу. Здесь, как и в первом, его схватили, но, получив 20 золотых, отпустили. А затем, когда он пришёл к 3-му, его схватили, но не отпустили, как в первом и втором случаях, за золото, а отобрав всё, заковали в тяжёлые кандалы, долго били кулаками и розгами, после чего бросили в тюрьму, чтобы на следующий день вывести [к людям]. Когда те ушли, император, вызвав к себе начальника тюрьмы, сказал ему: ‘jile mou, филе му’, что значит: “Друг мой”, и далее: “Знаком ли тебе император Лев?”. “Как, - говорит тот, - могу я узнать того, кого никогда толком не видел и не смог запомнить? Ведь когда он выходит к народу, - что бывает достаточно редко, - я, всматриваясь издалека, - ибо ближе не могу, - вижу некое чудесное явление, но не человека. Тебе же более к лицу заботиться о том, как невредимым выйти отсюда, чем спрашивать о подобном. Ведь по разному к вам, se eiV thn jilakhn kai auton eiV to crusotriklinon, се ис тин филакин ке автон ис то хрисотриклинон, к тебе в тюрьме и к нему в золотом тронном зале, относится судьба. Раз эти оковы слишком малы для тебя, придётся добавить более тяжёлые, чтобы не было у тебя времени думать об императоре”. “Полно, - говорит ему тот, - полно; ведь я и есть император-август Лев, не в добрый час покинувший великолепие дворца”. А начальник тюрьмы, полагая, что это – не правда, сказал следующее: “Неужели, - говорит, - я поверю, что нечестивец, проматывающий всё своё добро с блудницами 41, - император? Поскольку ты пренебрегаешь собой, я за тебя посмотрю на звёзды. Так вот, Akouson (слушай): Марс имеет три угла, Сатурн смотрит на Венеру, Юпитер имеет четыре угла, Меркурий к тебе не расположен, Солнце – круг, Луна – в прыжке; злая судьба тебя ждёт” 42. Император же говорит ему: “Чтобы ты узнал, что я говорю правду, пойдём, когда дадут утренний сигнал, - раньше ведь нельзя, - вместе со мной во дворец, - думаю, под более добрым знаком, чем тот, под которым я уходил. И если ты увидишь, что во мне не признают императора, убей меня! Ведь не меньшим преступлением будет сказать, что я император, если я им не являюсь, чем убить человека. Если же ты боишься претерпеть за это нечто худое, то пусть то же самое Бог сделает мне и ещё больше сделает 43, если ты получишь за это не награду, а наказание”. Итак, начальник тюрьмы поверил ему и, когда, как говорил император, дали утренний сигнал, отправился с ним во дворец. Прибыв туда, тот с честью был встречен узнавшими его людьми; спутник же его от крайнего изумления едва не лишился чувств. Увидев, что все должностные лица вышли тому навстречу, воздают ему хвалу, кланяются, снимают обувь, то один, то другой что-то делает для него 44, он подумал, что лучше уж ему было бы умереть, чем далее жить 45. Тут император и говорит ему: “Посмотри теперь на звёзды, и если правильно назовёшь мне тот знак, под которым пришёл сюда, докажешь, что ты и впрямь владеешь мастерством авгура. Но прежде, прошу тебя, скажи, от какой болезни ты вдруг стал таким бледным?”. А тот ему и говорит: “Лучшая из парк 46, Клото, уже прекратила прясть, Лахесис не желает более вращать веретено, а самая страшная из них, Атропос, уже сжав пальцы в кулак, ждёт только приговора твоей власти, чтобы, собрав нити, перерезать их. Лицо же моё побледнело от того, что душа, уйдя в пятки, увела с собой в нижнюю часть тела и всю кровь”. Тогда император, засмеявшись, сказал: “Бери душу назад, бери её; а вместе с ней возьми дважды по два фунта золота; отвечать же за то, что я сбежал, ты ни перед кем не будешь”. Сделав это, император велел прийти к нему стражникам: тем, которые его, схватив, отпустили, и тем, которые его били, а затем поместили под стражу. И сказал им: “Когда вы сторожили и защищали город, не обнаружил ли кто-нибудь из вас какого-либо вора или прелюбодея?”. Те, которые отпустили его, получив деньги, ответили, что никого не видели, а те, которые, избив, поместили под стражу, ответили так: “Приказало ведь despotia sou h agia, деспотия су и агия, т.е. святое твоё владычество, чтобы стражники, увидев, что кто-то где-то гуляет после наступления темноты, хватали его, били розгами и помещали под стражу. Итак, повинуясь твоим приказам, святейший государь, мы предшествующей нынешнему дню ночью схватили некоего человека, спешившего в бордель, высекли его и, посадив в тюрьму, сторожили, чтобы затем отвести к святой твоей власти”. Тогда император сказал им: “Именем своей императорской власти повелеваю тотчас же привести этого человека сюда!”. Не медля, поспешили они привести задержанного. А услышав, что он сбежал, полумёртвые [от страха] вернулись во дворец. Когда императору доложили об этом, он быстро обнажил [спину] и, показав следы от тяжких побоев, сказал: “deute mh dilhasetai (девте, ми дилиасете), т.е. входите и не бойтесь; я – тот, кого вы бичевали, тот, кто, как вы сами признались, бежал из тюрьмы. Но я точно знаю и верю, что вы собирались бить не императора, но врага императора. Тех же, кто отпустил меня, не как императора, а как разбойника и человека, покушавшегося на мою жизнь, моя власть не только желает, но и приказывает избить до полусмерти и изгнать из города, а всё имущество их конфисковать. Вас же я одарю не только из своих богатств, но и из добра тех злодеев”. Насколько мудро он поступил, ваше сиятельство могло бы заметить уже из того, насколько тщательнее прочие стражники охраняли город, боясь (императора) отсутствующего так же, как и присутствующего. И так вышло, что император ночью более не уходил из дворца, а все его люди верно несли сторожевую службу.

XII. Нелепо было бы умолчать также и о второй совершённой им выходке. Так, множество воинов охраняло ради благополучия императора дворец в Константинополе. Не малое количество еды и денег тратилось ежедневно на их содержание. И вот, случилось, что 12 [воинов], насытившись, отдыхали во время полуденной жары в каком-то здании. А император имел обыкновение обходить дворец в то время, как все отдыхали. Придя в тот день туда, где спали 12 упомянутых [нами воинов], он, отодвинув дверной засов небольшой палочкой, - как не новичок в этом деле, - получил возможность войти. Тогда как 11 [человек] спали, 12-й, бодрствуя, начал храпеть, делая вид, будто спит, - так хитрость обманула хитрость, - и, закрыв лицо руками, тщательнейшим образом наблюдал за тем, что делал император. А император, войдя и увидев, что все спят, положил на грудь каждому из них по фунту золотых монет; а затем быстро тайком уйдя, закрыл дверь, оставив её в прежнем состоянии. Сделал же он это затем, чтобы те, проснувшись, обрадовались прибыли и весьма удивились бы тому, как же это случилось. Когда император ушёл, тот, кто единственным из всех не спал, поднялся, взял себе золотые монеты спящих и отложил; а затем также уснул. Император, испытывая из-за этой проделки беспокойство, велел после 9-го часа прийти к нему тем 12 [воинам], о которых мы говорили, и сказал им следующее: “Если кого-то из вас напугало или, напротив, развеселило увиденное во сне, пусть он расскажет об этом всем нам! Это приказ моего величества. Повелеваю также, чтобы тот, кто проснувшись, увидел нечто необычное, открыл бы нам это!”. Однако те, ничего не видев, ответили, что не заметили ничего странного. В крайнем изумлении они молчали, устремив на него полные ожидания глаза 47. Император же, думая, что они молчат не по неведению, а из-за какой-то хитрости, рассердился и стал грозить молчавшим различными карами. Услышав это, тот, кто единственный из всех знал в чём дело, самым, что ни на есть нижайшим и смиреннейшим голосом сказал императору следующее: “jilanJtrope basileu, филантропе василеу”, что значит: “О человеколюбивейший император! Я не знаю, что видели остальные, но я видел, - о если бы чаще со мной случалось подобное! – приятнейший сон. Сегодня, когда 11 моих товарищей действительно, но не своевременно спали, мне представилось, будто я не сплю, а бодрствую. И вот, мне показалось, будто вы, ваше величество, тайно отворив дверь, вошли и положили на грудь каждому из нас по фунту золота. Увидев во сне, что ваше величество удалилось, а товарищи мои спят, я тотчас же в радости поднялся, взял у каждого из спящих по фунту золотых монет и положил себе в сумку, где также лежал один [фунт], как для того, чтобы в нарушение 10 заповедей не было их только 11, так и для того, чтобы в память об апостолах, с добавлением моего [фунта], их стало 12. Видение это, император-август, было добрым, нисколько меня не напугало, но, напротив, обрадовало. О, да не будет угодно вашему величеству иное его истолкование! Ведь совершенно очевидно, что я mahthn kai onirolon, мантин ке онирополон, т.е. и провидец, и толкователь снов”. Услышав это, император весело рассмеялся; впрочем, будучи более удивлён его мудростью и рассудительностью, он сразу же сказал: “Прежде se oute manthn oute onirolon, се уте мантин уте онирополон, ни о том, что ты провидец, ни о том, что толкователь снов, я не слышал. Теперь же ты открыто поведал нам об этом, безо всякого подвоха 48. Но, так как способностью бодрствовать или умением ясновидения обладать ты не можешь, - разве что это было дано тебе как божий дар, - то ли правда то, что ты рассказал, - как мы полагаем, скорее даже верим, - то ли ложь, kaJwV o LoukianoV, катос о Лукианос, т.е. как говорит Лукиан 49 о некоем муже, который во время сна видел многое, а проснувшись, ничего не нашёл, - пусть всё же будет твоим всё то, что ты видел, чувствовал и нашёл”. Прочих [воинов], когда они это услышали, охватило столь же сильное смущение, сколь велика была радость (12-го их товарища); каждому, кто в это вдумается, сие будет понятно.

XIII. Между тем, Арнульф 50, храбрейший король из живущих под Большой Медведицей народов, не сумев победить храбро сопротивлявшегося ему Центебальда 51, князя Моравии, о котором мы упоминали выше, разрушил, к сожалению, те неодолимые преграды, - которые народ, как мы уже говорили, называет “клузы” 52, - и призвал народ венгров, - алчный, свирепый, не знающий всемогущего Бога, но весьма сведущий в разного рода преступлениях и ненасытный в убийстве и грабеже, - к себе на помощь; если только можно назвать помощью то, что вскоре после его смерти обернулось тяжким бедствием, скорее даже погибелью как для его народа, так и для прочих живущих на юге и западе наций. Что же произошло? Центебальд был побеждён, подчинён, стал платить дань; но не только. О, слепая жажда власти короля Арнульфа! О, несчастливый и горький день! Низложение одного человечка обернулось отчаянием для всей Европы. Сколь много женщин стало вдовами, отцов лишилось детей, дев было обесчещено, священников и людей Божьих взято в плен, церквей разрушено, а населённых земель опустошено из-за тебя, слепое честолюбие! Умоляю тебя, читал ли ты те слова, которыми говорит сама истина: “Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою?” 53. Если не пугает тебя суровость праведного судьи, пусть хотя бы мысль о принадлежности твоей к человечеству сдержит твою ярость. Ведь ты был человеком среди людей, если и выше других своим положением, по природе всё же не отличный от них. Достойно слёз и жалости то положение, когда (различные) виды зверей, гадов и птиц, которых неукротимая дикость и смертоносный яд удалили от людей, как то василиски, гадюки, носороги или грифы, один вид которых внушает всем ужас, ради общности происхождения и обоюдной склонности живут мирно и безвредно друг с другом; человек же, сотворённый по образу и подобию Божьему 54, знающий закон Божий, владеющий разумом, не только не стремится любить своего ближнего, но люто его ненавидит 55. Давайте же посмотрим, что сказал о таких людях Иоанн, - не какой-то простой человек, но тот славный девственник, знаток небесных тайн, которому Христос на кресте поручил свою мать 56 – девственнику девственницу: “Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нём пребывающей57. Но вернёмся к теме.

Итак, победив Центебальда, князя Моравии, Арнульф мирно правил королевством. Венгры, между тем, запомнив выход наружу и осмотрев страну, затаили в сердцах то зло, которое позже проявилось открыто 58.

XIV. Пока это происходило, король Галлии Карл, имевший прозвище “Лысый”, скончался 59. При жизни ему служили 2 знатных господина из Италии, оба – могущественные князья; первый из них звался Видо 60, второй – Беренгар 61. Они были связаны между собой такими узами дружбы, что клятвенно обещали друг другу, если переживут короля Карла, содействовать взаимному возвышению, а именно: Видо должен был получить Римскую, - как её называют, - Францию, а Беренгар – Италию. Однако, есть ряд ненадёжных и непрочных видов дружбы, которые различным образом связывают людей на основании их склонности друг к другу; так, одних побуждает вступать в отношения дружбы предшествующая ей симпатия, других – общность [интересов] в торговле или военном деле, искусстве или науке; но, также, как возникают они из различных побуждений или прибыли, или страсти, или других надобностей, так и разрушаются при первом же поводе к разрыву. Есть также, говорю я, такой вид дружбы, - это доказано многочисленными примерами, - при котором те, кто клятвенно вступив в дружеский союз, ни в коем случае не смогут сохранить между собой ненарушимое согласие. Ведь особенно рьяно и проницательно стремится разрушить дружбу, чтобы сделать людей клятвопреступниками, коварнейший враг рода человеческого. Если кто, не имеющий о том достаточного представления, спросит нас об истинном виде дружбы, мы ответим, что согласие и истинная дружба могут быть прочны только между людьми, обладающими безупречными нравами, а также одинаковыми добродетелями и намерениями.

XV. Итак, случилось, что когда умер король Карл, оба они, т.е. Видо и Беренгар, отсутствовали. Всё же, услышав о его смерти, Видо отправился в Рим и был, - без согласия франков, - помазан, как правитель всей Франкской империи 62. Франки же поставили королём Одо 63, ибо Видо отсутствовал. А Беренгар, согласно совету Видо и данному им под присягой обещанию, вступил в управление королевством Италия. Видо же поспешил во Францию.

XVI. Когда же, пройдя королевство бургундов, он хотел вступить во Францию, которую называют Римской, навстречу ему вышли франкские послы, предложив вернуться назад и сообщив, что будучи утомлены долгим ожиданием, они единодушно избрали Одо, ибо не могли долго быть без короля. Передают также причину, по которой франки не избрали Видо своим королём. Так, собираясь прибыть в город Мец, известный, как самый сильный город в королевстве Лотаря 64, он отправил вперёд своего стольника, чтобы тот приготовил ему, согласно королевскому обычаю, съестные припасы. Пока епископ Меца 65 по обычаю франков готовил королю обильные яства, стольник сделал ему такое предложение: “Если ты подаришь мне коня, я сделаю так, что король Видо удовольствуется лишь третьей частью приготовленной пищи”. А епископ, услышав это, ответил: “Не подобает, чтобы нами правил король, который довольствуется дешёвой пищей за 10 драхм”. Так и вышло, что Видо оставили, а Одо избрали.

XVII. Итак, Видо, немало смущённый посольством франков, начал терзаться различными мыслями, как по поводу Итальянского королевства, обещанного им под присягой Беренгару, так и, в особенности, по поводу Франкского, получить которое, как он теперь понял, невозможно. Колеблясь между этими двумя вариантами, он, поскольку стать королём Франции не было возможности, решился нарушить данную им Беренгару клятву. Собрав сколько мог войска, - часть его он, конечно, набрал из франков, ибо имел среди них много родичей, - он стремительно вступил в Италию и уверенно подошёл к Камерино и Сполето, как к своим союзникам 66; за деньги он приобрёл также часть неверных сторонников Беренгара, после чего открыто приступил к войне против него.

XVIII. Обе стороны, собрав войска, приготовились к гражданской войне; на реке Треббия 67, в 5 милях от Пьяченцы, дело дошло до битвы, в которой с обеих сторон пало много людей, Беренгар обратился в бегство, а Видо одержал победу.

XIХ. Вскоре, буквально по прошествии нескольких дней, Беренгар дал Видо новое сражение на широких полях у Брешии 68. После случившегося там страшного побоища, Беренгар спасся бегством.

XX. И вот Беренгар, из-за малочисленности войск не имея более возможности противостоять Видо, позвал на помощь могущественнейшего короля Арнульфа, о котором мы говорили выше, обещая служить ему вместе со своими людьми, если, поддержанный его доблестью, одолеет Видо и вернёт себе королевство Италию. Король Арнульф, побуждаемый такими обещаниями, отправил ему на помощь вместе с сильным войском своего сына Центебальда 69, рождённого ему наложницей, после чего оба войска со всей быстротой подошли к Павии. Видо же так укрепил кольями и войском ту речку, что омывает Павию с одной стороны, - зовётся она Вернавола, - что противники, разделённые ею, протекавшей между ними, не могли напасть друг на друга.

XXI. 21 день прошёл уже, а враги, как мы говорили, никак не могли нанести вред друг другу; тогда один из баварцев ежедневно стал осмеивать итальянские войска, громко называя их трусами и не умеющими ездить верхом. Однажды, ради увеличения их позора, он ворвался в их ряды, вырвал копьё из рук одного [воина] и радостный вернулся в свой лагерь. Тогда Губальд, отец того Бонифация 70, который позже, уже в наше время стал маркграфом Камерино и Сполето, стремясь отомстить за столь тяжкое оскорбление, [нанесённое] его народу, взял щит и немедленно устремился навстречу названному выше баварцу. Тот, не только не забыв о своём прежнем триумфе, но став ещё смелее, [чувствуя себя] от победы уже вне опасности, с радостью начал то, страстно погоняя, пускать своего изворотливого коня вскачь, то, натянув поводья, осаживать его. Упомянутый же Губальд прямо бросился на него. И, когда он уже был возле него, чтобы обменяться с ним ударами, баварец по своему обыкновению начал поворачивать своего проворного коня в разные стороны, надеясь таким способом обмануть Губальда. Однако, когда он, поступая так, повернулся спиной, чтобы затем быстро обернувшись внезапно поразить Губальда, тот энергично пришпорил коня и, прежде чем баварец успел повернуться, пронзил его копьём через лопатку прямо в сердце. Затем Губальд, схватив за узду коня баварца, самого его, предварительно сняв доспехи, бросил в реку; так он, мститель за обиду, нанесённую землякам, с радостью и триумфом вернулся к своим людям. Событие это внушило баварцам немалый страх, итальянцам же придало отваги. И вот, имея совет с баварцами, Центебальд получил от Видо определённое количество серебра и вернулся домой.

XXII. Итак, Беренгар, видя, что удача отвернулась от него, прибыл вместе с Центебальдом ко двору короля Арнульфа, умоляя и обещая, как и прежде обещал, подчинить его власти себя и всю Италию, если тот лично поможет ему [отвоевать] её. (Король), прельщённый такими обещаниями, как мы уже говорили прежде, собрал немалое войско и вошёл в Италию 71. Беренгар, чтобы дать веру своим обещаниям, нёс, как залог верности, его щит.

XXIII. Принятый жителями Вероны, он отправился затем к городу Бергамо. Когда его жители, полагаясь, - скорее заблуждаясь, - на крепость городских укреплений, не пожелали выйти ему навстречу, он, разбив там лагерь, штурмом взял город, разорил и перебил [его жителей]. (Арнульф) велел также повесить перед городскими воротами графа города по имени Амвросий, вместе с мечом, перевязью, браслетами и прочими его драгоценными одеждами. Это деяние внушило всем прочим городам и всем князьям немалый ужас; у каждого, кто слышал про это, звенело в обоих ушах 72.

XXIV. Итак, жители Милана и Павии, устрашённые этой вестью, дабы не претерпеть того же, не стали ждать его прихода, но, заранее отправив посольство, обещали повиноваться его приказам. Тогда (король) отправил для защиты Милана Отто 73, могущественного герцога Саксонии, - он был дедом славнейшего и непобедимейшего короля Оттона, который ныне здравствует и благополучно правит, - а сам прямым путём направился в Павию.

XXV. Видо, не имея сил выдержать его натиск, бежал по направлению к Камерино и Сполето. Король энергично и без промедления преследовал его, силой захватывая все оказавшие ему сопротивление города и замки. Не было такого замка, как бы ни был он укреплён самой природой, который мог бы устоять перед его доблестью. Что удивляться, когда сама царица всех городов, т.е. великий Рим, не смогла выдержать его натиск? 74 В самом деле, когда римляне из-за присущего им самомнения отказались впустить его в город, он призвал к себе воинов и сказал им следующее:

XXVI. “Великодушные мужи, военным славные успехом,
Те, кто привык, чтоб золотом блистало одно оружье их,
Тогда как Ромула потомки им украшают свои пустые сочиненья,
Воспряньте духом, пусть ярость вам оружьем служит! 75
Нет ни Помпея здесь, ни Юлия, того счастливца,
Кто предков наших диких укротил мечом своим.
Ведь лучшие таланты их увёл в Аргос 76 тот,
Кого на свет произвела британская святая мать 77.
Стремленье же оставшихся – ловить на удочку 78
Здесь жирных карасей, а не носить в руках блестящие щиты!”

XXVII. От этих слов души героев загорелись жаждой славы и презрели они саму жизнь. Прикрыв себя щитами и плетёнками, они толпой устремились на штурм стен; было приготовлено также множество осадных машин; вдруг, на виду у людей [выскочил] напуганный их криками зайчик и через ряды работающих побежал к городу 79. Войско, как это обычно бывает, энергично устремилось за ним в погоню, а римляне, полагая, что те идут на штурм, попрыгали со стен. Люди, увидев это, сбросили с себя плащи, а с коней, на которых ехали, сёдла, [сложили] их у стены и по ним взошли на неё. Другая часть народа, быстро взяв бревно, длиною в 50 футов, протаранила им ворота и силой захватила ту часть города, которая зовётся “Город Льва” 80 и в которой покоится драгоценное тело блаженного Петра, князя апостолов. Тогда и остальные [римляне], живущие по ту сторону Тибра, поражённые страхом, подчинились власти (Арнульфа).

XXVIII. В это время благочестивейший папа Формоз был тяжко оскорблён римлянами; по его то приглашению король Арнульф и прибыл в Рим. При вступлении в город, он ради отмщения за обиду, нанесённую папе, приказал казнить многих знатных римлян, поспешивших ему навстречу.

XXIХ. Причина же вражды между папой Формозом и римлянами такова. Когда умер 81 предшественник Формоза, часть римлян избрала папой Сергия 82, бывшего дьяконом римской церкви. Другая же часть, - причём не самая малая, - позаботилась о том, чтобы папой стал упомянутый нами Формоз, епископ города Порто, за его истинное благочестие и знание божественных законов. Дело тогда дошло до того, что когда Сергий должен был быть рукоположен в апостольские викарии, та часть, которая поддерживала Формоза, с немалым шумом и оскорблениями прогнала сторонников Сергия от алтаря и поставила папой Формоза.

XXX. А Сергий отправился в Тоскану, чтобы просить о помощи могущественного маркграфа Адальберта 83 и добился её. Ведь, когда умер Формоз 84, а Арнульф испустил дух в своих землях 85, Адальберт изгнал того 86, кого поставили папой после смерти Формоза, и поставил на его место Сергия. Став папой, тот, как человек нечестивый и не знающий божественных законов, приказал извлечь Формоза из могилы, обрядить в священнические одежды и посадить на престол римского понтифика. И сказал ему: “Почто ты, епископ Порто, движимый честолюбием, узурпировал вселенский римский престол?”. Исполнив это, он сорвал с него священные одежды, отрезал три пальца и приказал бросить [труп] в Тибр; всех, кого тот рукоположил, он, лишив звания, вторично посвятил в сан. Насколько дурно он поступил, ты, святейший отец, можешь убедиться и сам, ибо даже те, кто получил приветствие или апостольское благословение от Иуды, предателя Господа нашего Иисуса Христа, до его предательства, не были лишены [благодати] и после того, как он совершил предательство и повесился, если только не запятнали себя иными дурными поступками. Ведь посвящение, которое даруется служителям Христовым, нисходит на них не через видимого, а через невидимого священника. Посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а всё – Бог возращающий 87.

XXXI. Сколь велики были авторитет и благочестие папы Формоза, мы можем заключить из того, что когда позднее он был найден рыбаками и отнесён в церковь блаженного князя апостолов Петра, его, лежащего в гробу, почтительно приветствовали образа святых. Я часто слышал об этом от наиболее благочестивых мужей города Рима. Но оставим это и вернёмся к порядку изложения.

XXXII. Король Арнульф, достигнув цели своих желаний, не прекращал преследовать Видо; отправившись к Камерино, он осадил крепость Фирм, - твёрдую и по названию, и по своей природе 88, - где находилась жена Видо 89. Видо же скрывался неизвестно где. Поскольку названная крепость была “твёрдой” и по названию, и по сути, он окружил её валом и приготовил все осадные орудия для её взятия, какие только мог. Жена Видо, будучи стеснена со всех сторон и потеряв надежду каким-либо образом бежать, стала со змеиной хитростью изыскивать способ умертвить короля. Призвав к себе одного из наиболее доверенных слуг короля Арнульфа, она, дав ему богатые подарки, просила, чтобы он ей помог. Когда тот заверил её, что сможет быть ей полезен только в случае передачи города под власть его господина, она ещё и ещё раз не только обещая ему горы золота, но и на месте жалуя многим, умоляла, чтобы он, по крайней мере, заставил своего господина короля выпить из некоей чаши, которую она ему передала; он не будет опасен для жизни, но дикий дух (короля) смягчится. Чтобы придать веры своим словам, она в его присутствии заставила выпить напиток одного из своих рабов; в течение часа тот находился у них перед глазами, а затем здоровым ушёл. Здесь хотелось бы привести истинно сказанное Мароном наставление: “К чему только не склоняешь ты смертные души, проклятая жажда золота?” 90. Взяв с собой смертоносную чашу, (слуга) поспешно дал королю из неё напиться. Едва выпив, тот сейчас же впал в такой крепкий сон, что крики всего войска в течение 3-х дней не могли его разбудить. Говорят также, что пока слуги беспокоили его то шумом, то толчками, он, открыв глаза, бесчувственно 91 лежал, совершенно не имея возможности говорить. Казалось, что пока он лежал так, без сознания, он не слова произносит, а мычит. Подобное обстоятельство, конечно, побудило всех к возвращению, а не к битве.

XXXIII. Я верю, что короля Арнульфа такого рода несчастье поразило по справедливому приговору сурового судьи. Ведь пока успех всюду сопутствовал его власти, он всё приписывал своей доблести, не оказывая должного почёта всемогущему Богу. Служителей Божьих тащили в оковах, дев, посвящённых [Ему], насиловали, а замужних бесчестили. Церкви не могли быть убежищем для спасающихся бегством. Ведь в них устраивались пиры и оргии, совершались непристойные деяния и пелись неприличные песни 92. Даже женщины в них, - о ужас! – открыто предавались разврату.

XXXIV. Наконец, король Видо по пятам преследовал тяжело больного короля Арнульфа, возвращавшегося домой. А когда Арнульф поднялся на гору Бардо 93, он решил, - по совету своих людей, - ослепить Беренгара и таким образом надёжно овладеть Италией. Однако, один из родичей Беренгара, - он, пользуясь немалой милостью со стороны короля Арнульфа, постоянно был рядом, - узнав о такого рода совете, без промедления сообщил о нём Беренгару. Как только тот узнал об этом, он, передав другому факел, который держал возле особы короля Арнульфа, бежал и поспешно прибыл в Верону.

XXXV. С тех пор все итальянцы потеряли всякое уважение к Арнульфу и ни во что его не ставили. Потому-то, по приходе его в Павию, в городе поднялся изрядный мятеж; его войску учинили здесь столь страшный разгром, что крипты города, которые иначе зовутся клоаками, наполнились их трупами. Арнульф, узнав про это, решил возвращаться по дороге Ганнибала, которую называют Бардус 94, и через гору Юпитера 95, - ведь идти через Верону он теперь не мог. Добравшись до Ивреи, он застал там маркграфа Анскария 96, по призыву которого и восстал город. Тогда Арнульф дал клятву, что никуда не уйдёт от этого места, пока ему не выдадут Анскария. Тот же, будучи человеком весьма боязливым, весьма схожим с тем, о котором Марон говорил: “Щедрый на деньги, в слове богач, но с рукою, холодною в брани” 97, ушёл из замка и укрылся в каменном гроте, недалеко от городских стен. Сделал же он это для того, чтобы [жители] с чистой совестью могли уверить короля Арнульфу, что Анскария нет в городе. Итак, получив от них клятвенное заверение в этом, король продолжил прежний путь.

XXXVI. Прибыв на родину, он скончался от позорнейшей болезни. До крайности замученный малыми червями, которых называют “pedunculos” 98, он испустил дух. Говорят, что названные черви размножались так быстро 99, что никакие медицинские средства не могли их истребить. То ли за столь тяжкое преступление, - т.е. за выпуск венгров, - он, по словам пророка, был “стёрт сугубым сокрушением” 100, то ли в результате наказания в настоящем должно последовать прощение в будущем, - предоставим это мудрости того, о ком апостол говорит: “Не судите прежде времени, пока не придёт Господь, который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения; и тогда каждому будет похвала от Бога101.

XXXVII. По справедливости приготовил Бог жене Видо, которая приготовила смерть (Арнульфу), горе вдовства. Ведь, неотступно, как мы говорили, преследуя возвращавшегося Арнульфа, король Видо погиб на реке Таро 102. Беренгар, услышав о его смерти, поспешно прибыл в Павию и силой захватил власть в королевстве. Однако, сторонники Видо и верные ему люди, опасаясь мести со стороны Беренгара за нанесённые ему обиды, а также и потому, что итальянцы всегда желают иметь 2-х государей, чтобы одного держать в руках страхом другого, поставили королём сына умершего короля Видо по имени Ламберт 103, - стройного юношу, только-только достигшего совершеннолетия и весьма воинственного. Тогда народ стал переходить к нему и покидать Беренгара. Беренгар, из-за малочисленности сил не имея возможности выйти против Ламберта, который с большим войском двигался к Павии, ушёл в Верону и оставался там в безопасности. По прошествии малого времени король Ламберт, будучи суровым мужем, стал не угоден знати. Поэтому князья отправили в Верону послов, просив короля Беренгара прийти к ним и изгнать Ламберта.

XXXVIII. Кроме того, ему в течение 5 лет 104 оказывал неповиновение Магинфред, весьма богатый граф города Милана; причём он не только защищал тот город, который взбунтовал, т.е. Милан, но и страшно опустошал соседние земли, признававшие власть Ламберта. В результате, король не смог оставить это безнаказанным, часто повторяя строки псалма: “Когда изберу время, я произведу суд по правде105. И через короткое время он приговорил (графа) к смерти. Событие это внушило немалый страх всем итальянцам.

XXXIХ. Наконец, в это же самое время против него попытались восстать Адальберт, светлейший маркграф Тосканы, и могущественный граф Гильдебранд 106. В самом деле, Адальберт был столь силён, что среди всех князей Италии только он один носил прозвище “Богач”. Его женой была Берта 107, мать ставшего позже королём Гуго; по её-то наущению он и начал столь нечестивое предприятие. Собрав войско, он вместе с графом Гильдебрандом поспешно направился к Павии.

XL. Между тем, Ламберт, ничего не зная об этом, был занят охотой в Маренго, примерно в 40 милях от Павии. Только, когда названные маркграф и граф со своим огромным, но слабосильным войском тосканцев перешли гору Бардо, королю Ламберту, который тогда охотился в глубине леса, доложили о случившемся. Он же, будучи твёрд душёй и могуч телом, решил не ждать своих воинов, но собрав тех, кого имел с собой, примерно 100 рыцарей, галопом помчался навстречу врагу.

XLI. Он подошёл уже к Пьяченце, когда ему сообщили, что (враги) разбили лагерь на реке Стироне, возле замка 108, в котором лежало весьма почитаемое тело святейшего и драгоценного мученика Домнина. Не зная, что готовит им грядущая ночь, одни, опьянев и после ряда бесполезных tragodimata, то есть песнопений, заснув, храпели; другие же, из-за проявленной ими неумеренности, блевали. Итак, король, отважный духом и хитрый нравом, напав на них в безмолвии ночи, перебил спящих и умертвил проснувшихся. Наконец, дело дошло до предводителей этого войска. Когда вестником случившегося несчастья к ним прибыл не кто иной, как сам король, страх лишил их возможности не говорю уже – сражаться, но бежать. Всё же Гильдебранд обратился в бегство, бросив Адальберта, прятавшегося в стойле среди скота. Когда его нашли и привели к королю, тот сразу же сказал ему следующее: “Теперь мы верим в то, что одержимая духом Сивиллы предсказала жена твоя Берта, обещав, что ты благодаря её науке станешь или королём, или ослом. Но сделать тебя королём она не захотела, или, что более правдоподобно, не смогла и, чтобы не солгать, сделала тебя ослом, когда заставила искать спасения в стойле, вместе со скотом Аркадии! 109”. Сверх того, вместе с ним были схвачены, связаны, доставлены в Павию и отданы под стражу и другие [уцелевшие в битве].

XLII. После этого король Ламберт опять был занят охотой в названном месте, т.е. Маренго, в то время как совет всей знати решал, как поступить со схваченными. О, если бы охота на зверей не превращалась в охоту на королей! Ведь говорят, что он, как обычно, преследуя кабана на невзнузданном коне, вдруг упал с лошади и сломал себе шею. Однако, говорю я, не следовало бы верить этому рассказу. Ведь есть и другое повествование о его смерти, которое мне кажется более правдоподобным и рассказывается всеми людьми. Магинфред, граф города Милана, о которым мы выше вкратце упоминали, будучи приговорён к смерти за совершённые против государства и короля преступления, оставил единственным наследником своих владений сына Гуго. Король Ламберт, видя, что он многих превосходит и красивой наружностью, и отвагой, постарался смягчить немалую боль души его из-за казни отца многочисленными милостями. Потому-то и отдал он ему предпочтение в дружбе своей перед прочими. И вот, случилось, что когда король Ламберт охотился в названном месте, т.е. в Маренго, - ведь там есть лес необыкновенной величины и красоты, весьма удобный для охоты, - все, как обычно, разбрелись кто куда, а он остался в лесу наедине с Гуго. Ожидая на лесной тропе кабана, король простоял довольно долго; утомившись длительным ожиданием, он решил немного отдохнуть и поручил охрану своей особы этому вероломному человеку, - ибо считал его вполне надёжным. Итак, в отсутствие прочих, Гуго, - не страж, а скорее предатель и палач, - забыв о многочисленных, оказанных ему милостях, думал только о смерти отца. Он не подумал о том, что родитель его был казнён справедливо, не побоялся нарушить данную им королю присягу; не постыдился быть названным наместником Иуды, предателя Господа нашего Иисуса Христа; и что особенно тяжко, не побоялся подвергнуть себя вечному проклятию. Итак, схватив огромную дубину, он изо всех сил ударил спящего, сломав ему шею 110. Он побоялся убить его мечом, чтобы это не выдало его вину. Ведь потому поступил так порочный ум его, чтобы те, кто будет осматривать (труп), увидев не рану от меча, но ушиб от дубины, поверили бы в то, что король упал с коня и, сломав себе шею, умер. В течение долгих лет это дело оставалось нераскрытым. Но, когда со временем король Беренгар, - уже никто не оказывал ему сопротивления, - мужественно овладел королевством, убийца сам признался в своём преступлении, и исполнилось то, что пел царь и пророк: “И вот уже делится грешник стремленьями души своей, и хвалится творящий зло111. А что ещё он мог сделать, исходя из слов, которыми говорит сама истина: “Нет ничего тайного, что не стало бы явным, и сокрытого, что не было бы открыто112.

XLIII. После этого король Беренгар больше прежнего стал почитаться как король; а маркграф Адальберт и прочие были отпущены по домам.

XLIV. Хотелось бы, дражайший отец, с плачем написать о смерти столь славного короля, а написав, оплакать. Ведь он обладал и достойной уважения чистотой нравов, и святой и внушающей страх суровостью, сияющая юность украшала его тело, а святая седина – разум. Гораздо больше доставил он чести государству, чем оно ему. Если бы не унесла его быстрая смерть, он стал бы тем, кто после могущества римлян с оружием в руках подчинил бы себе весь мир.

ЗАКАНЧИВАЕТСЯ КНИГА ПЕРВАЯ

Текст переведен по изданию: Liutprands von Cremona Werke // Quellen zur Geschichte der saechsischen Kaiserzeit. Ausgewaehlte Quellen zur deutschen Gechichte des Mittelalters. Bd. 8. Darmstadt. 1977

© сетевая версия - Тhietmar. 2005
© перевод с лат. - Дьяконов И. 2005
© дизайн - Войтехович А. 2001