ПАМЯТНЫЕ ЗАПИСКИ

ТАЗКИРЕ

Пока солнце на восходе сияет обилием света,
Пока [человек] ставит ногу в полуденную тень,
Да не посягнут враги на твои помыслы,
Милостью создателя да пребудет ясным мир под знаменем твоим,
Да упрочатся шатры его счастья и славы,
Милостью господа пусть они будут вечными. [63]

От покойного моего дяди Мухаммада Хасана остался ребенок мужского пола по имени мирза Мухаммад Али, которому ныне более двадцати шести лет. Он введен в права наследства и заявляет о полном повиновении. От нашего покойного благочестивца-родителя осталось трое потомков мужского пола и трое — женского. Мы оба довольны двумя его детьми мужского пола, одного из которых зовут Мухаммад Муким, а другого — Мухаммад Хусайн. Третий же наш брат, который по возрасту моложе нас, [Ваших] искренних друзей, и которого звали Мухаммад Махди, [64] два года тому назад переместился в соседство с милостью Аллаха. Он доставит просьбу молящихся усопшим родственникам [нашим].

О проникший в тайны мудрости и совершенства,
Постигший самую суть величия и славы,
О бессмертный господин, бесподобный миродержец,
Безгрешный блистательный владыка! [65]
Если не воздать хвалы твоим достоинствам, [то] поколеблются основы [любого] дела,
Если не восславить тебя, стократ ослабнет вера.
В твою честь перо открывает [каждую] новую главу,
Любой разговор начинается славословием тебе.

Он — печать пророков; просторы вселенной
Озаряются светом его наставлений.
Он — предводитель государственных мужей. Райская земля
Завещана его потомкам и дарована его народу.

Однако для набожного, [опочивальня] души которого озарена светильником разума и побуждений веры и светом дальновидных [66] раздумий, /л. 41а/ несомненно очевиден и ясен подлинный смысл того, что всякий, кто зерно упований и надежд посеет на непрочной ниве преходящей мирской жизни, пожнет лишь сожаление и раскаяние, а всякий, кто из урожая существования и бытия не собрал припасов для жизни в потустороннем мире, [тем самым] сжег молнией невежества, пламенем ущерба и угрызений совести гумно разума и рассудка. Стихи:

Зачем ты бросаешь в землю зерно, коль
Раскаяние будет твоим урожаем?
Раз уж ты надеешься на прочность и постоянство,
[Знай], что река Кулзум — мираж вдали.

Он — тот, кто рукой доброты в источнике щедрости постоянно
Смывает пыль просьбы о подаянии с лица бедняков и нищих.
На ниве его милостей вслед голодному
Зерно [летит], расправив крылья, как летучий муравей.

Прозорливым оком поневоле предвидя конец своих дней : “Что вы уготоваете вперед из добра для самих себя, найдете это у Аллаха” ¹²², он передал в утвержденный вакф и сделал вечным владением при своей гробнице, расположенной в высоком святом Мешхеде, к югу от прохода к месту убиения всех и вся, посевные площади, называемые Нахр-и Кулзум, и пахотные земли Афзал-абад, а также мельницу, известную под названием Большая мельница, которую приводят в движение воды тех двух пахотных участков, находящихся в уезде Сабкар, входящем в число уездов столицы Герат. [67]

А из того, что останется, каждый год надлежит выделять сумму в один туман пять тысяч динаров на содержание одного чтеца и освещение гробницы родителя, сестры, жены и тетушки упомянутого завещателя, которые похоронены под аркой кельи единобожия, известной как арка Мир Али Шира. Пусть они позаботятся [о могилах] и делают все полагающееся — утром и вечером читают Коран, и пусть свет никогда не гаснет. И еще — отныне и впредь пусть каждый год [попечитель] выделяет сумму в три тумана на ковер, освещение и исполнение обязанностей чтеца Корана, который, находясь подле упомянутой гробницы, будет утром [68] и вечером занят чтением нараспев Корана. Постелив ковер и , позаботившись об освещении, /л. 42а/ он сделает все необходимое. Из остатков доходов каждый год пусть определяют толику надежному человеку, который ежевечерне по пятницам, приготовив халву и запасшись хлебом, раздает [это] у изголовья гробницы бедным и нуждающимся. А что еще найдется из имеющейся наличности и упомянутых излишков в части расходов вакфа, то вручить достойным уважения людям, кои имеют законное право, с тем чтобы они, тратя на свое пропитание, помогли бы завещателю молитвами о его благе, изменений и искажений сего установления не допускали бы. [Да будет он] вакфом истинным, выверенным по шариату, действительным, обязательным, подтвержденным, увековеченным. “А кто изменит это после того, как слышал, то грех будет только на тех, которые изменяют это” ¹²⁴. А от людей [требуются] всевозможные усилия по попечительству, предоставление полномочий и забота о том, чтобы вверенное имущество не было разорено и захвачено и не были бы отменены условия [вакфной записи]. Тому, [кто изменит], — проклятие Аллаха, ангелов и всех людей. И было это 11-го числа месяца раджаба Почитаемого 1098 года от бегства пророка, да благословит его Аллах и в начале и в конце (т. е. 23 мая 1687 г.).

В 1160/1747 году сто пятьдесят всадников из племен джамшиди и хазаре одновременно собирались напасть на селение Барнабад. Мой [ныне] почивший дядя по линии отца выступил из [69] крепости, чтобы сразиться с ними и отогнать. Раненный ружейной пулей неким Шукуром, он обрел счастье, представ перед богом как мученик ¹²⁸.

* В мирском саду никто не видел ни богатства, ни блаженства,
Ни признака верности на лике счастья.
В этом мире обмана нет доверия разуму,
Никто не видел ничего более смутного, чем сей горестный мир *.

О господи, накажи моего обидчика,
Освободи мое исстрадавшееся сердце от его насилий.
До каких пор из-за его надругательств мой день будет ночью,
Окажи милость, сделай днем мою непроглядную ночь.

Погребена та покойница в склепе, который мой почивший [отец]-покровитель построил для этой цели, в мазаре мауланы [70] Вахид ад-дина Мухаммеда, подле усопших отца и матери пишущего эти строки, да простит их Аллах и да озарит их могилы.

Я не обнажил шрам от раны на груди моих книг,
Однако причина написания находится вне меня — в самих обстоятельствах.

*Кому судьба даровала спокойное место под солнцем?
Ведь рассвет так непродолжителен.
Портной судьбы никому
Не сошьет рубашку без того, чтобы она не превратилась в саван*.

Увы, какое горе, что он ушел из сада жизни,
Он был благоухающей розой, струящей аромат, подобно розовой воде.
Тысяча сожалений, что он пал под ударом топора смерти.
[Так] ранней весной саженец спешит в черную сырую землю.
Он — наилучший из избранных, итог благородных,
Излучение сущности величия, всеобщий любимец,
Молодой росток райского цветника, мирза Бакир.
Рай — место, где по милости всемогущего
Его сердце воссияет, будто оно соткано из лучей.
Спеша уйти из этих мрачных руин, он взмахнет полой,
Его прах поселится в недрах земли.
/л. 43б/ Хотя им разбиты многие сердца,
Птица его души торопится в райский сад,
По этой причине слово “торопится” вошло в счет [определения] даты его кончины ¹³⁵.

В доме моего дяди жила дочь покойного мирзы Калб Али, которого описывали как властного и знатного человека, и был он известен и славился большим богатством и обширными поместьями. Родство той семьи возводится к мирзе Ахмаду, известному как Наджм Второй, который при высокоместном шахе Исмаиле [71] Сафави был возвеличен саном векила ¹³⁶. Подлинные его обстоятельства упомянуты и записаны в истории Хабиб ас-сийар и в Тapux-u алам-ара-йи Иран, в обеих названных книгах ¹³⁷. У него были поместья в триста зауджей в пределах вилайетов Фарах, Исфизар и Герат ¹³⁸. Купчие крепости на большинство земельных владений существуют и сейчас. Поскольку дочь покойного мирзы Джа'фара Шахрийари приходилась моему дяде теткой по материнской линии, она была в доме мирзы Калб Али, а сестра Калб Али — в доме мирзы Джа'фара. Супруга моего покойного дяди была посватана мирзой Джа'фаром, ее дедом по материнской линии. Она родила моему дяде одного сына и двух дочерей. Сына звали мирза Хасан Али. В наши дни Ибрахим-хан Гурийани, торговец пленниками, со своими приспешниками наворовал, награбил и обобрал его на сумму пятьсот туманов наличными серебром, товарами и имуществом. Несколько его крестьян было убито, его служанки пошли с торгов. Теперь из-за неразберихи, нынешнего хаоса, из-за бесконечных трудностей с продуктами питания его одолевают беспокойство и уныние. Он занят сельским хозяйством и живет затворником. Стихи:

От большого горя он подобен уху, стенающему от боли:
Оно стонет и само слушает свой стон.

О господи, ты единственный знаешь обо всех обстоятельствах.
Пред тобой не нужен ни челобитчик, ни свидетель.
Так как подлые негодяи ведут себя недостойно,
Лучше уж на всех поровну разделить такое принуждение, о господи.

/л. 44а/ Покойный благочестивый мой отец-покровитель и повелитель мирза Мухаммед Казим, сын мирзы Абу-л-Фатха, да простит их Аллах и да озарит их могилы. Его отличали качества: смиренность, честность и верность слову. Во всех делах он был знаменит и известен прямотой суждений, твердостью намерений, благоразумием. В своем поведении он следовал стезей кротости и смирения. Так, несмотря на то что в его конюшне всегда находилось семьдесят-восемьдесят прекрасных коней и он говаривал: “Сколько помню себя, мы в нашей конюшне всегда имели по [72] меньшей мере одного коня стоимостью пятьдесят туманов, если не больше”, тем не менее он никогда не приезжал верхом к дверям резиденции шаха и правителей. Зимой ли, в дождь или в слякоть, пока было возможно, он ходил пешком, так что подчас случалось, что шаровары его были запачканы грязью. Хотя правители и прочие сановники и его друзья настоятельно советовали ему ездить верхом, но он не соглашался, следуя стезей скромности. Издавна у нас были два-три семейства, рожденных в доме гулямов. За триста тебризских туманов наличными отец купил слугу и служанку. Их детей он отдал в учение, и они стали мастерами своего дела: один — банщиком и массажистом, другой — портным, третий — пекарем. Вместе с тем он для себя лично никогда не имел ни прислуги, ни рассыльного, чтобы его не причисляли к знати. Он не носил ничего, кроме бязи, ситца и сукна, никогда не надевал шелковых и других [дорогих] одежд. В обществе он никогда не садился на самое почетное место. Стихи:

Учись скромности, коль жаждешь благодати,
Ибо вода не течет вверх по склону горы.

Воображению не вместить [все] похвалы, [которые он заслуживает],
Бессильно слово описать его достоинства,
Государь высокочтимый Тимур-шах ¹⁴⁰,
Правосудный бесподобный владыка.
Да будет вечной и непоколебимой его власть,
* Да не коснется ее ни вред, ни ущерб * —

был занят исполнением обязанностей везира земель халисе ¹⁴¹ в столице Герат. Из числа общественных сооружений, которые сохранились с тех дней благодаря ремонтным работам отца, насколько помнит пишущий эти строки, ему удался, во-первых, ремонт бассейна Мир Хусайни, находящегося в квартале Мисрах в Герате. Он был разрушен, и мой [ныне] почивший покровитель восстановил его. Во-вторых, он отремонтировал бассейн, находящийся в селении Джабраил, принадлежащем к району Инджиль в округе названной столицы ¹⁴². Кроме того, в тот раз, когда по просьбе Джа'фар-хана курда покойный Дервиш Али-хан хазаре, беглербек Герата, с войском, состоявшим из хорасанских родов ¹⁴³, был направлен наказать и подчинить некоторые [73] курдские племена, жившие в районе Нишапура, и захватил в плен большинство из них, мой ныне почивший отец-покровитель освободил троих из них от продажи в рабство. Это были курды рода амарлу — Таги, Гульзар и девушка по имени Пери, взятые в плен в крепости Марс ¹⁴⁴. Ради [своего] доброго имени он вытребовал их из Нишапура в Герат. Девушке Пери, которой было двенадцать лет и которая оставалась девственницей, а также Таги и Гулъзару он дал дорожные припасы и продукты, которые им были необходимы, снарядил и... ¹⁴⁵ отправил их в родной вилайет. Своего мальчика-индийца, слугу по имени Рустам, которого он [в свое время] оставил для работы банщиком — и он сделался хорошим банщиком и массажистом, — а также Фатиму, купленную им невольницу, он освободил и отпустил на волю. Отец покупал за наличные деньги мальчиков-слуг и девочек-джарийе ¹⁴⁶ до тех пор, пока их у него не набралось двадцать два — двадцать три человека. Купчие крепости на них и сейчас находятся перед пишущим эти строки. Большинство из них (купленных детей) он (отец автора) приставил к какому-нибудь делу или ремеслу. Многие из мальчиков стали старостами. Он добром, по-отечески обходился с ними. Настолько хорошо, что [было такое]: на одного мальчика-слугу ¹⁴⁷ /л. 46а/ из калмыков по имени Афрасиаб ¹⁴⁸, [принадлежащего] моему покойному отцу-покровителю, позарился высокоместный монарх Тимур-шах, повелев, чтобы стоимость его (Афрасиаба) была выплачена моему покойному покровителю, а его самого увезли к шаху. Названный мальчик-слуга в течение семи-восьми месяцев приходил к моему покойному отцу-покровителю и плакал. Не соглашаясь столоваться у управляющего ¹⁴⁹, он обедал и ужинал в нашем доме. Так продолжалось до тех пор, пока шах не наложил запрет, приказав отцу не пускать его к себе в дом и не кормить у себя. В течение последующих двенадцати лет, что он еще был в живых, он выказывал шаху покорность. Однако, несмотря на то что он стал на шахской службе близким и доверенным лицом, он сохранял верность и оказывал услуги моему покойному отцу-покровителю и пишущему эти строки. Он постоянно присылал нам из Кабула и Пешавара письма и подарки.

В земледелии не было никого более рачительного, чем покойный отец. Попечением моего отца были распаханы многие заброшенные участки в Герате и большинство из них засеяно. Он привозил много хорошей семенной пшеницы, прекрасный рис “шали” из отдаленных краев. Его усердием и заботами это зерно в изобилии выращивалось в Герате. Так как он уделял большое внимание качеству риса и пшеницы, чистоте продуктов и их обработке, то его рис получил большую известность. Об этом было доложено его величеству Тимур-шаху, [и] он изъявил желание, чтобы ежегодно присылали в качестве подношения двести маннов риса в Кабул ко двору его величества. Несмотря на хорошее качество [74] пешаварского риса [сорта] “чампай”, шах одобрил и хвалил тот [отцовский рис].

Ты — шах — казни, ты — шихне — руби голову,
Но даже ради собственной жизни отворачиваться от любимых — так истинно преданные не поступают.

Кто бы ни знался с ним или когда-либо оказывал ему услугу, отец всю жизнь помнил это и проявлял любовь к нему и к его детям. В случае смерти или поминок родственника или знакомого отец большую часть расходов, связанных с похоронами и трауром, брал на себя. Помня об этом, Мухаммад Рахим, ключник деда пишущего эти строки, умершего шестьдесят лет тому назад, всякий раз, когда приходил в Барнабад, подправлял постройку, возведенную над его могилой, а сыновьям его (покойного) надоедал настойчивыми просьбами, почему-де не обращаете внимания на ремонт [склепа]. [75]

Не надейся на верность людей нашего времени,
Ибо в наши дни и не пахнет искренностью.

На реке селения Джизе-махал гурийанского вилайета стоит действующая мельница, называемая Тахуна-йи айш. Две трети ее были собственностью моего покойного дяди мирзы Мухаммада Бакира и моего отца; одна треть ее — собственностью моего [76] покойного дяди мирзы Мухаммеда Махди, прежнего везира столицы Герат. Обычная годовая арендная плата за все три доли — шестьдесят харваров зерна. В тот раз, когда Дервиша Али-хана заточили в цитадели, хаджи Каримдад-хан завладел всеми тремя долями [этой мельницы] и, выдумав небылицу, будто документ на право собственности на эту мельницу взят на имя его родственников, взыскал в свою пользу с арендатора мельницы шестьдесят харваров зерна в качестве арендной платы за тот год. В другой раз, когда Дервиша Али держали в гератской цитадели, а его величество /л. 47б/ Ахмад-шах находился далеко — в Святой земле (Мешхеде), гератский наместник, оговаривая сына Дервиш Али-хана, написал, что, дескать, сын привел войско аймаков ¹⁵⁴ и собирается снаружи подорвать гератскую цитадель и освободить Дервиш Али-хана. Под этим предлогом у моего отца-покровителя взяли тридцать туманов. А в тот раз, когда Дервиша Али простили и призвали в Мешхед, мой [ныне] покойный отец из чувства единодушия поехал вместе с ним. Отец привез его в Барнабад. Там они задержались на десять дней. На средства отца ему заготовили все необходимое для путешествия: шатры, разную утварь, одежду и прочие дорожные принадлежности — всего на сумму тридцать туманов. [Отец] вместе с [Дервишем Али] поехал в Святую землю (Мешхед). * Как говорят великие... что в переводе автора [звучит так]:

Если у человека нет трех качеств,
То пригоршня золы лучше, чем он.
Это — верность друзьям, щедрость,
Сохранение тайн дорогих ему людей *.

В тот раз, когда Дервиш Али был в заключении, с моего покойного покровителя взяли сумму в двадцать пять туманов под предлогом возмещения урожая с тиулов ¹⁵⁵. А еще в те дни, когда царевич Махмуд упрочился на троне правления столицы Герат, он по подстрекательству некоторых подлых злоумышленников приказал моему отцу: “Приведи своих коней, чтобы мы могли на них полюбоваться”. Согласно приказу царевича [отец] представил своих коней пред взоры его высочества. В том числе были три коня, стоимость которых доходила: одного — до сорока пяти, второго — до двадцати семи, третьего — до шестнадцати тебризских туманов. Царевич очень расхваливал их. Те самые личности, которые были подстрекателями требования представить коней, к неудовольствию моего покойного отца, доложили царевичу, такой-то де преподносит вашему высочеству этих трех коней в качестве подарка. Царевич произнес: “Да будет процветать твой дом!” — и всех трех упомянутых коней они (подстрекатели) передали для клеймения тавром его высочества. Остальных коней вернули отцу, а мой покойный покровитель от большого стыда, [испытанного} в присутствии царевича, ничего не мог сказать по этому поводу ¹⁵⁶. [77]

наличными — 15 туманов,
зерна — 5 харваров,
сойургал с квартала Гуре-йи дарваз — 1 фард,
тиул с селения Дивандже — 1 фард,
тиул с селения Навин — 1 фард.

калмык Афрасиаб — один,
индиец Камбар — один, [78]
Махди, его мамлук — один,
Али Мухаммад, мамлук его брата — один,
сыновья Алмаса — семья.

Высокоместные правители, губернаторы, нынешние и будущие, а также борцы за мусульманскую веру [из рода] Дуррани и Бардуррани, назначенные править столицей Герат, сборщики налогов и арендаторы вилайета Гурийан отныне и впредь, почитая принятыми вышеперечисленные просьбы средоточия [79] аристократии мирзы Мухаммеда Казима, письмоводителя, таким образом, как это было постановлено и записано [выше], пусть во всех отношениях соблюдают его интересы. Благородные сановные чиновники финансового ведомства и войсковые писари армии триумфатора пусть занесут в нужные реестры содержание [этой] высочайшей благородной грамоты и в соответствии с написанным указа не нарушают, [от него] не уклоняются, примут на свою ответственность, почитая необходимым запрет и подтверждение.

В отношении исполнения указаний, [содержащихся] в повторной грамоте, [я] дал действенный приказ. Поскольку он [80] (Мухаммад Казим) принадлежит к числу аристократов нашего вилайета и к давним [нашим] слугам, соблюдайте в отношении его уважение. Если он имеет какие-то просьбы и вопросы, [надлежит] призвать его в свое присутствие, доискаться до истины, вникнуть в [суть] петиции и удовлетворить его желания. Поскольку большинство его грамот источено червями и они испорчены, пусть [сборщики налогов] поступают, соблюдая те из грамот, которые он имеет на руках, а те пункты, которых там нет, пусть поищут в подробном перечне повторной грамоты и среди записей реестров сборщиков налогов и не требуют подтвердительной грамоты. Поступая в этом отношении в соответствии с постановлением, пусть [исполнение его] почитают на своей ответственности.

Дана [настоящая] в следующем. Добрые намерения благотворителей и [людей], таящих в лучезарном сердце стремление к справедливости, заключаются в том, чтобы отличить среди равных и подобных каждого из рабов — близнецов веры, принадлежащих к этому высокородовитому семейству [Барнабади], которое с самых первых признаков [появления] сего вечного государства на страницах вселенной всегда клало голову на линию исполнительности; точно так, как кончик пера касается черты и как бумага [расстилается перед каламом], так и они отдали свое тело на приятное их душе услужение и выполнение приказаний. Подтверждением этих слов является ход обстоятельств мирзы Мухаммада Казима, письмоводителя по области столицы Герат. Он — аккорд знатности, благородства и совершенства, средоточие высшей аристократии, прямо, как буква алеф, стоит витязем на ристалище знаний. Его проницательность и ученая манера письма наводят ужас на сердца врагов государства, соприкоснувшегося с вечностью. Скрип его пера вызывает дрожь в душах врагов сего избранного [богом] царства. Поэтому с начала третьего месяца сего года, благословенного года Лошади, мы прибавляем к его ежегодному жалованью сверх основной [оплаты] сумму в пятьдесят тебризских туманов. В соответствии с фирманами его величества, вершащего справедливый суд, оригинал [грамоты] он имеет на руках, [содержание] ее записано в списках дивана и ежегодных реестрах. С начала третьего месяца сего года Лошади мы жалуем и даруем вышеупомянутому прибежищу благородства и совершенств прибавку в двадцать туманов серебра наличными и пять харваров натурой, с тем чтобы ради его свойств — верности и честности — его [жалованье] увеличилось на тридцать туманов [81] и он служил бы лучше прежнего, высказывал бы еще более удачные суждения, разрешающие трудные проблемы. Высокоместный правитель и прочие сборщики податей столицы Герат [пусть] доведут до сведения соответствующих чинов, сборщиков налогов и служащих диванов [теперешнюю] сумму жалованья, установленную вышеупомянутому средоточию аристократии в соответствии с подробным перечислением сверх основного [жалованья] и [с учетом] прибавки. Выдав деньги за счет полученных налогов, пусть они сами из своего расходного бюджета приводят ежегодно в исполнение [этот указ] в соответствии с вышеизложенным, не ставя [исполнение указа] в зависимость от подтвердительной грамоты, уберегают и охраняют этот указ от порочных изменений и преобразований. Пусть важные благородные чиновники финансового ведомства и армейские писцы победоносного войска, записав в постоянные тетради изложение грамоты этого [царского] дара, почитают [исполнение ее] на ответственности сторон.

Грамота, которую Тимур-шах государь-попечитель выдал моему [ныне] покойному [отцу]-покровителю относительно министерства земель халисе столицы Герат и ревизии их

/л. 50а/ Ввиду того что порядок в делах дивана вложен в длань усердия, рвения и опытности знающих слуг, зависит от добрых традиций пронизанных покорностью верноподданных, — а подтверждение этих слов становится очевидным на примере обстоятельств мерила благородства и совершенств, сущности высокочтимых аристократов мирзы Мухаммеда Казима, письмоводителя, — поэтому в этом краю, где луга желания воплощения аристократизма жаждут чистой воды падишахской благосклонности, а цветник его упований с порывом ароматного ветерка [ощущает] весенние благоухания с порога расположения царя, знатностью [равного] солнцу, последний, одобряя цвет и удивительный запах [усердия], с начала пятого месяца сего года Барса, соответствующего году Леопарда, вместо прибежища знатности и совершенств, средоточия высокочтимых аристократов мирзы Зийа ад-дина, прежнего везира земель халисе и составителя расчетных книг по столице Герат, возвеличил, отличил и удостоил чести среди подобных [мирзу Мухаммеда Казима]. Мы назначили его на пост везира всех земель халисе названной столицы, с тем чтобы он, поступая и Действуя подобающим образом и надлежащим манером, в силу своей рассудительности, знания дела, умения доискаться до сути и добиться преуспеяния, своим усердием, приличествующим и подходящим для обычаев и для особенностей службы, на которую он определен, проявлял бы крайнее старание и беспредельное рвение, приводя в порядок и добиваясь процветания удельных [82] земель государя, наставляя, привлекая, объединяя райатов, предоставляя блага земледельцам, [сидящим на землях] халисе, дабы ни на кончик волоса не было допущено в отношении кого бы то ни было злоупотребления или притеснения. Пусть он соберет все до последней расписки и денежные обязательства за зерно, за стоимость рабочего скота, за труд всей семьей и каждого землепашца [в отдельности] во всех местностях, которые были [в ведении] прежнего везира и заведующего землями халисе. Приведя в должный вид все пригодные для земледелия местности, пусть он неусыпно радеет, чтобы получить всевозможное умножение доходов с земель халисе.

Писано в месяце раджабе Почитаемом 1184/октябрь — ноябрь 1770 года. [83]

Послание [ныне] почившего мирзы Хусайна Бамруди, которое он написал моему покойному покровителю

Да будет вечной обитель эпистолярного слога высокого присутствия, [несущего] обилие радости благодаря красоте и разнообразию оборотов изящной речи, а также тонкостям и разносторонности образования и истинному знанию сущего. [Эта обитель] — привратницкая общества дервишей, сердцем познавших господа; своим нуном и садом (т. е. совершенством формы, граничащим с изощренностью) она вызывает отчаянную зависть [даже] в мастерской художника, изображающего внутренний мир ценителей прекрасного и феноменов памяти. После того как изъявление хвалы [адресату] позволит частице его благосклонности найти нужный путь в артериях арки виноградных лоз понимания, вызывающего желание испить вино истины, а отсвет лучей его озаряющего одобрения пронесет сияние [этого] светоча [от] самого укромного уголка кельи сердца, жаждущего раскрытия тайны и [познания] мудрости, по всему моему существу, пусть он [тогда] взглянет на мою чистосердечность и преданность, как в раскрытую книгу, [и увидит], что, в то время, когда душа [моя] была под гнетом божьей немилости, а все помыслы — в тревоге и смятении, заструился легкий зефир радости. [84]

Явился посыльный и доставил свиток, источавший аромат чистейшего мускуса,
Он принес ничтожному скитальцу послание от светоча.

О возлюбленный, ранним утром зефир приносит приятные ароматы,
Ты сказал бы, что послание твое раскрыто, подобно распустившейся розе,
Благодаря твоему искусству ювелира, работающего по жемчугу,  каждая твоя строка подобна жемчужному ожерелью,
Я завидую твоей способности на листе бумаги собирать букеты роз,
Проклятие твоей доброте, ибо из-за полировки твоими милостями
Даже цвет горя, отражающийся в зеркале [моей] души, покажется привлекательным.
[Твой] слог ежеминутно выигрывает пари у воды, [искрящейся, словно] драгоценный камень,
Неожиданная игра твоих слов стократ изощреннее буддийского храма,
[Даже] когда появляются на серебряном теле листа бумаги пересечения креста, то
Ланиты твоих письмен от этого становятся еще краше,
Я завидую каждому выражению, подобному шиповнику и жасминоликим страницам,
Ты сказал бы; “Этим сочинением он воскрешает мою душу”.
Хватит, брось свое перо, [ибо] самый воздух пронизан одами в твою честь,
По столбовой дороге добродетели всегда шагают с самого ее начала.
Да пребудет твоя благородная особа в покое
От несчастий всего света и от смуты последнего времени, как красавица в гареме. [85]

[Между нами] издавна существуют искренние связи, и [этот] лист — [свидетельство] сердечного проникновения, искреннего доверия. Весь он расшит и изукрашен по жемчужной нити калама красотами новых значений слов, высоким слогом, творчеством ума, блистательного и изящного, вызывающего безумную ¹⁶⁵ зависть у острот и выражений мудрецов нашего времени и ученых стилистов всего мира. Несмотря на отдаленность местностей, протяженность во времени, разобщенность горожан, [все это] не иссушило родник искренней привязанности, не стало плотиной в русле реки [нашей] духовной близости, и из разверстых сердец [наших], исполненных приязни по смыслу [арабского] изречения “сердца стремятся к сердцам”, постоянно сияют навстречу друг другу лучи факела [дружбы]. Прошло уже некоторое время, как имя сего забытого Вы изволили ножом забвения и небрежения стереть с полей [Вашего] блистательного разума. Несмотря на то что срочный вестник хаджи Мухаммад откровенно изложил [Вам] совершенно смятенные [мои] обстоятельства, [а] соловей [сего] немощного пера проплакал, спел и отправил [Вам], несравненному [86] господину, [письмо], Вы, зеница ока знаний и дальновидности, совершенно не вникли [в суть дела] и не озаботились украсить лужайку души сего чистосердечного созерцанием [Вашего] почерка и успокоительного послания, с тем чтобы бичом буквы каф его слов пегий конь-огонь зажег бы, как ударом гарцующей молнии, хлопок-сырец [моих] мыслей, увязших в грязи из-за вечных метаний от надежды к отчаянию ¹⁶⁶ и от отсутствия Вашего несущего радость письма. Брызги, просочившиеся из преисполненного смыслом облака [послания Вашего], возродили бы к жизни едва распустившийся благородный росток, который начал вянуть от налетевшего самума скорби [ввиду] отдаленности [от Вас] и [невозможности] с радостью послужить Вам. Прозрачный, чистейший родник [моей] жизни, который от засухи несостоявшегося обмена мнениями с [Вашей] благородной особой почти прервался, как замирает пульс у больного, близкого к кончине, от прикосновения к словам и выражениям [Вашего письма, изложенным] в прозе и стихах, словно полноводная река, излился бы в несколько рукавов. Так, [пригубив] хорошего вина, [оживает умирающий]. Не знаю, как приблизиться [к Вам], с какой дороги осела на зеркале [Вашей] достойной души пыль обиды и огорчения.

Послание покойного мирзы Мухаммада Амина, везира Каина, почившему моему благочестивому заступнику [перед богом]

Письмо, кое покойный мирза Махди Туни по прозванию Сами написал после возвращения из Герата моему покойному заступнику [перед богом]

Если, к примеру, станут чернильными все моря,
А ветви деревьев на всем белом свете обратятся в тростниковые перья,
То и тогда во всем мире даже трудом подвижников
Не удастся и вкратце записать повесть о [моей] привязанности к тебе.

Я слышал, что ты красив, дорогой,
Когда же увидел, [то понял], что ты в тысячу раз краше.

Письмо покойного мирзы Садика мунши Харати, старшего письмоводителя Шахрух-шаха, почившему моему заступнику [перед богом]

Поскольку перо [мое] предназначено живописать могущество извечного [бога], то первой своей строкой, вдохновленной [89] [примером] памятников искусства, я дерзаю [восславить] всевидящее око, охватывающее взором все заселенное земное пространство и как бы лучом света объемлющее солнечный диск. Кончик пера, украшенного орнаментом дружеских чувств, подобен острию калама Мани и Бехзада ¹⁷¹, владеющих волшебными чарами, взору похитителя любящих сердец. Из-за разрушения образчика основы изящного [стиля] переводчика круг [Ваших] доброжелателей да будет поражен видом картинной галереи Мани. Слава богу, что глаз [мой] видит [свидетельство] искренней привязанности, ибо [Ваше письмо] сняло с [моей] жизни слой растертой сурьмы рассуждений [по поводу] несущего мрак неведения. Благодаря созерцанию учтивого [Вашего] письма, источника света, я прозрел. От каскада слов, выражающих симпатию, в сознание [мое] просочилась хрустально-чистая вода доверия [к Вам]; вместо увядшей травы, заготовленной осенью, в сердце навечно пустила корни искренняя любовь [к Вам], расцветшая цветами лотоса и парсидской парротии до самых вершин.

Как прекрасно, если письмо похищает разум,
Оно пускает росток [даже] в кубке забулдыги,
Запах гиацинта исходит от каждого изгиба его буквы,
От каждой точки его струится аромат, как от мускусной железы газели.

Вняв известию о встрече с приближенными Вашего превосходительства, облеченного высоким рангом, благородным саном, обладающего похвальными свойствами натуры, многими титулами, с Вами, самой сутью родовитых и высокочтимых, великодушным собратом [по перу], да будет вечным его величие, откроюсь Вам в том — [только] разве смогу я описать, что творится в моей несчастной душе в тягостные дни разлуки, — какое уныние и тоска [90] от страстного желания [увидеть Вас] снедают [меня]. Каждый раз, когда я вспоминаю о [наших] беседах, об их оживленности, [о той поре], когда с раннего вечера до утренней зари мы проводили время друг подле друга, на душу мою нисходит нежное отношение [к Вам], к горлу подступает поток слез.

Росток нашей дружбы не завянет осенью,
Наше знакомство — вечно цветущая весенняя роза.

Послание покойного мирзы Али Риза-хана Исфахани, начальника финансового ведомства, моему почившему заступнику [перед богом]

Да будут неизменными райские сады изобилия добрых помыслов высокопоставленных приближенных [Ваших], исполненные праведности и благодетельности, славные своими добрыми делами и благотворительностью, [являющиеся] самой сутью благородства и величия, собрата по должности мирзы Мухаммеда Казима, да будет вечным его счастье. Капли, [струящиеся] из облака благодеяний всеблагого господа, и несущий изобилие весенний зефир божьей милости придают всевозможным цветам гамму красок и запахов и являют собой радость и веселье. Да будет цветник [Вашего] здоровья, благополучия и счастья избавлен от суровой осени событий нашего печального ущербного времени и от увядания. Чаша [моего] сердца, полнящегося любовью [к Вам] и страстно жаждущего встречи, переполнилась вином изнуряющего терпения настолько, что изъяснение свойств такого состояния не вмещается в форму письменного изложения и сосуд разъяснения. Иносказания настолько не пользуются вниманием, что, собранные по бедности рассеянных умов, они обычно попираются сыновьями нашего времени. Сие не может быть достойно и соответствовать страницам, исполненным искренней любви и единодушия. Поэтому ради [нашей] подлинной дружбы и привязанности для [Вашего] сведения и [внесения] ясности сделан перевод (т. е. описано восприятие событий) сияющему разуму [Вашему], который сохраняет в памяти действительные обстоятельства, не открывая рта [91] для изложения известных истин, так как “обычай незнакомых — сблизиться, правило своих — отчуждение”. /л. 54б/ Прибыл сын Мухаммада Халила. Он выражает безмерное сочувствие собрату по должности, следуя путем дружбы.

Нужно всегда иметь истинный взгляд на действительное положение вещей, ставя целью обращать внимание на [все] случающиеся важные события, кроме духовных.

Да проведет он остаток дней, пребывая постоянно в величии, благополучии и благочестии.

Письмо покойного мирзы Абдаллы сына мирзы Садика мунши, который после своего отца был письмоводителем Шахрух-шаха, моему покойному заступнику [перед богом]

Никогда не ошибающийся друг и искренний доброжелатель! После упоминания традиционных похвал и славословия, что является обыкновением особо доверенных друзей и молящихся за ослабевших в вере, пусть [адресат] взглянет на [сию] страницу привязанности и лист посвящения. Если кипарис расспрашивания о многочисленных трудностях жизни сего пронизанного мыслями дружбы распрямит свой ствол в местности, изобилующей ручьями чистого разума, [то узнает, что пишущий эти строки] продолжает оставшуюся заемную жизнь и блуждания по пустыне истинного полезного существования в качестве приближенного к высокой особе. Остаюсь покорнейшим просителем Ваших посланий и распоряжений.

Письмо покойного мирзы Мухаммад-хана, гератского письмоводителя, моему почившему заступнику [перед богом], да простит Аллах им обоим их грехи

/л. 55а/ Защитник искренних приверженцев, опора любящих и много повидавших, свет очей преданных, то есть я хочу сказать — наилучшая роза во всем роде людском, [образец] любви, плодоносное древо благожелательности, стержень, вокруг которого объединяется клан великих, лучший представитель семейства уважаемых, пребывающих под сенью упования; по просьбе истинных друзей он обычно бывает председателем общества удачи и центром внимания союза здоровья, благополучия и счастья. Он — тот, кто воздерживается от неподобающего и недозволенного и наслаждается тем, что можно и должно. Преодолев несколько перевалов с целым караваном-вереницей обращений, пусть он взглянет на страницу [моего] доклада [оком] благоприятного ответа, осененного чувством искренней дружбы, которая является постоянной обязанностью твердо убежденных, а знающий обстоятельства (т. е. господь) — свидетель этого моего слова о том, что страстное желание познать щедрость [Вашу] неотделимо от наивысшего ликования. [Эти чувства] до такой степени овладели [Вашими] поклонниками, что описание малой частицы силы такого желания невозможно вместить [в самую большую емкость], кроме как лишившись разума ¹⁷², если того пожелает великий Аллах. Щедрый на милости господь всеобъемлющей милостью своею вскорости наилучшим образом осчастливит [Вас] и одарит постижением этого его великодушия.

Послание известного каллиграфа мирзы Абдаллы по прозванию “Очарованный” моему покойному заступнику [перед богом], да простит Аллах их обоих

Послание покойного мирзы Амир-хана, сына Ака Али Харати, моему почившему заступнику [перед богом]

Ханы гератского аймака всегда были преисполнены всемерного расположения и дружбы к моему покойному благочестивому отцу — заступнику моему [перед богом]. От каждого из них очень часто приходили послания. /л. 55б/ Однако, поскольку это были люди, обитавшие в горных местностях, их письма не обладали такой связностью и не были записаны, за исключением писем покойного Шади-хана старшего, правителя джамшидов, так как мулла Исма'ил, судья племени джамшиди, был каллиграфом, обладавшим совершенным почерком, учился в Барнабаде вместе с покойным заступником моим [перед богом]. Они вместе ходили в школу.

Вот послание из числа написанных его почерком.

Письмо покойного Шади-хана, хакима [племени] джамшиди, моему почившему заступнику [перед богом]

Капли из облака благоволения преславного господа, весна, украшающая лужайку жизни и бытия, Ваше превосходительство, высокоместный, похвальных качеств и одобряемых свойств [человек], особа высокого сана, в изобилии наделенная лучшими чертами характера и добродетелями, потомок благородного и славного [рода], собрат по должности, да будет [жизнь Ваша] усыпана всякими розами, приносящими радость и веселье!

Украсив страницы дружбы и единения убранством полновесных похвал, сошлемся на удовлетворение [нашей] просьбы, [которое] основывается на едином мнении: [наша] приязнь и искренние взаимоотношения — это букет из цветущего сада, а Ваше послание, услаждающее душу и содержащее знаки любви, уведомляет об обстоятельствах [нашего] согласия и дружеских отношений, [94] каковые и пишущий сии строки испытывает пером дружбы. В благоприятнейший час, когда [мой] взор ожидания был обращен на столбовую дорогу, по которой прибывают чтимые достославные и ценные послания, [Ваше письмо] стало причиной умножения вещества [моей] радости и веселости. Три харвара пшеницы и пятьдесят маннов риса, которые Вы послали, [мною] получены. Не знаю, какие надо иметь таланты и дарования, каким языком умолять о прощении за причинение беспокойства столь родовитой особе. О собрат по должности, любой кочевник не успокоится, пока не надоест горожанину, подобно тому, как рассказывают. Во времена его святейшества, прибежища посланнической миссии пророка, да благословит Аллах его и [весь] род его, один из арабов-кочевников по имени Захир каждый раз, как приходил в город, приносил в виде подношения его святейшеству что-либо из даров пустыни. А когда Захир возвращался, тот почтенный снаряжал его всем необходимым для путешествия и при этом говаривал: “Пусть Захир остается кочевником, а мы — горожанами. Нынче мы [помогаем] кочевникам, а Вы — нам, горожанам”. И так продолжалось и при дедах наших, и при отцах. Нынче, в силу умножения нашего единодушия и принимая во внимание наше содружество, я нарек своего сына Мухаммад Ризой в честь Мухаммада Ризы, сына господина [моего]. К Вам я направил верного человека Шахверди, дабы Вы ради света очей [Ваших] мирзы Мухаммада Ризы соизволили приложить скрепляющую печать из числа прочих своих печатей для подтверждения имени тезки, а Шахверди в скорости отпустили бы. Более я Вам докучать не стану. Постоянно взором упования буду глядеть на Ваши обстоятельства, несущие отпечаток благополучия, и ждать Ваши распоряжения, если захочет того великий Аллах. По просьбе и желанию любящих друзей и искренних откровенных почитателей пусть он (т. е. адресат) пребудет в безграничном счастье!

/л. 56а/ Послание покойного муллы Исма'ила джамшиди Сафари, ранее упомянутого в приведенном [выше] письме, к моему почившему заступнику [перед богом]

Воздавая хвалу и славословие, которые украсили форму приветствия, подобно тому как румяна правдивости освежают чело аскетов монастырской общины, вознося традиционные похвалы и молитвы, кои выявляют и обнажают способ их изъявления, подобно тому как облик посвященных в божественную тайну [выступает] из-под [маски] лицемерных сомнений и колебаний, страница письма, впитывающая написанное, объясняет, что дружеское и изящное послание посредством пера искусного достойного Сахба-на ¹⁷³, наносящего тонкий узор, коим ныне [по отношению к сему лицу] были проявлены забота, любезность и внимание, явилось факелом, озаряющим келью молитвы и просьбы. Лучи его радиальных букв осветили непроглядную тьму мольбы, подобно белой восковой свече, они озарили сокровенные уголки [моей] преданности и привязанности. От созерцания их красоты дети рая, совершенно пристыженные, /л. 56б/ прошествовали в святая святых воображения, дабы снискать расположение глубокомысленных верных друзей. Оно явилось истинным наслаждением сада желаний, преуспеянием розария искусства. Где [взять] крупицу ветерка возможности [для подражания], как благодарить сверкающее солнце за его блеск. Надеюсь, что всегда озаряющее мир яркое сияние [Вашей] высокостепенной особы, даруя свет оранжерее благосостояния истинно верующих, как ближних, так и дальних, будет ласкать друзей и взращивать малых, хотя столбовая дорога переписки настолько сузилась из-за атак витязей арены изощренности, [96] что желание [написать письмо] нельзя доверить ни творчеству следующих стезей учтивости, ни труду соперничающих со знатоками обычаев и традиций, [и] нет возможности добраться до обители изъявления страсти, найти ход к достойным благородным людям. Наконец, ввиду крайней степени [моего] страстного желания, в том смысле, что, быть может, мне при помощи нескольких упомянутых слов, пройдясь по кромке ковра благородных помыслов, удастся подойти к священному месту — к озаряющей душу [Вашей особе], аз, грешный, не заботясь о последствиях этого поступка, осмеливаюсь на дерзость. Молю о том, чтобы под воздействием моей просьбы райские кущи Ваших желаний, окропленные грозовым облаком животворящего пера, увлажнились и зацвели, [а] воздаяние за службу [Вы] включили бы в число милостей и знаков внимания, ибо оказание их выявляет искренность намерений.

Письмо покойного мирзы Исма'ила, везира Мешхеда ¹⁷⁴, моему почившему [отцу]-покровителю, да простит их Аллах

[Сей] мученик-пьяница кабачка почетной встречи ¹⁷⁵, опьяненный кубком страсти достижения благородной и дарующей радости беседы [с Вами], вслед за закладкой фундамента единения и союза, после выполнения обряда, [показывающего] искреннюю любовь и привязанность, имеет сообщить [Вам], украшенному [божьей] милостью сановному, высокопоставленному приближенному [господина нашего], славного милосердием и благодеяниями, благочестивейшему и признательнейшему, квинтэссенции аристократического рода, лучшему представителю благородного клана вождей, гордому, знаменитому почитаемому моему повелителю, что [Вы] изволили переслать [мне] прозрачную вкусную воду половодья доверия и единства [нашего], брызги облака калама дружбы, каплю почерка уважаемого властелина [моего] — то есть письмо, изъявляющее приязнь, украшенное благорасположением, [свидетельствующее] о прочных дружеских узах [между нами], которое по прошествии веков забвения и исчезновения [моего] из [Вашей] памяти начинается с упоминания обо мне. В момент, когда лужайка бытия искренне любящих Вас (т. е. пишущего сии строки) сбросила [на землю] листья и плоды свежести и веселья из-за засухи неполучения капель весеннего дождя с дружеского пера [Вашего] (а они в саду [моей] жизни являются заменой живительной влаги), рано поутру там, /л. 57а/ где только что распустившиеся листья сделали первый вдох, ввиду отсутствия разноцветных роз-писем поднялись до Сатурна жалобные стоны потерявшего покой соловья-сердца — вместилища симпатии [к Вам] (подобно тиглю с горячей ртутью, оно погнулось, раскалилось и трепетало). [И тут] на голову истомленных жаждой [странников] по пустыне удивления хлынул дождь. Он освежил, оросил, напоил и заново окрасил яркой зеленью луг помертвелого бытия моего, и оно снова возродилось и приобрело [97] непомерную радость. Уведомление относительно денег в сумме четырех туманов наличными, требуемых управляющим с еврея Исмаила, о взыскании их и пересылке в столицу Герат [полученo]. Хотя вышеупомянутый находится в весьма стесненных обстоятельствах и является должником, но, с божьей помощью, так или иначе с него взыщут и отошлют наличную сумму, требуемую управляющим, до последнего динара. Я надеюсь, что постоянно заветное желание любящих [Вас] благодаря велеречивости васитских попугаев наполнит ласковое перо чистейшим сахаром. Вы не откажете мне в милости написать и изложить благополучный ход [Ваших] дел и указать, какие надлежит отсюда оказать [Вам] услуги.

Послание покойного муллы Фулада Каини, письмоводителя покойного мирзы Бука-хана, моему покойному благочестивому [отцу]-заступнику [перед богом]

Выровняв строки посвящения, уплатив долг [своей] преданности, довожу до Вашего сведения мнение, ясное, [как] блеск взошедшей луны, о том, что вот уже много времени прошло, как [Вы], уверенный в моей преданности, стерли мое имя с полей [своей] сверкающей души, озаренной благосклонностью, не изволив доныне отправить никаких известий о нынешних событиях, благоприятных, радостных и счастливых. Ввиду прочных устоев дружелюбия и постоянного единства [наших родов] из поколения в поколение я все время пребываю в готовности со всей радостью услужить Вам. Отчаявшись [получить весть], я сунул голову в ворот удивления: с какого это перекрестка плотный слой пыли осел на поверхности [Вашей] души, что Вы вдруг меня — близнеца самой верности — присоединили к ряду забытых [Вами]. Я надеюсь, что, кроме забывчивости и занятости, нет иной причины. И хотя Ваши слуги (т. е. пишущий сии строки) пребывают в немилости, я непоколебимо следую путем веры и чистосердечия.

Тебе не доведется услышать, как мы скажем: “Брось друзей”,
Если даже ты меня не любишь, я говорю тебе: “Да, [я твой друг]”.

Послание его сиятельства покойного мирзы Бука-хана, правителя Каина ¹⁷⁶, моему почившему заступнику [перед богом]

До той поры, пока небеса благосклонны к Вам ¹⁷⁷, да будет прочным и постоянным [Ваш] достаток. /л. 57б/ Да пребудут неизменными чистые просторы райского розария души сановного, высокоместного, благочестивого, благодетельного, важнейшего из великих, наипочтеннейшего, средоточия добродетелей, собрата по положению мирзы Мухаммада Казима, да увековечится его величие, да будут [они напоены] свежестью цветов бодрости, радости, веселья и удачи. Украшенные пышностью цветника и богатством чести весеннего сада, да пребудут райские сады великой славы и могущества [98] под сенью обильного дождем облака милостей и благодеяний всесвятого творца вдали от вреда случайностей фортуны.

Связав букеты приветствий и отобрав украшения, [подобающие] обычаю любви и верности, что является правилом собирателей роз в саду дружбы, пусть [адресат] взглянет на страницу [нашего] единства. Подробности обстоятельств и ход событий в наших краях таковы, как они чистосердечно описаны в письме рабов беглербека. Если бы и я что-либо написал [об этом], то, кроме повторения, многословия и надоедания Вашему высокопревосходительству, [сие] не дало бы иного результата. Нетерпеливое стремление [к Вам], желание встретиться, зимняя сердечная тоска сего обездоленного были умерены и успокоены радостью цветника мыслей о духовном свидании [с Вами] и прогулкой по розарию драгоценных, несущих удовольствие писем. Поэтому я радуюсь, что, вытащив розу [моей] мольбы из букета просьб, [господь] преподнес ее Вам, дарующему ликование. Я жду, что райские кущи нашей души не будут лишены капель из облака красноречивого [Вашего] пера, что не останутся бесплодными труды надежды жаждущих [получить] от ангела-вестника вверенный [ему] ответ на письмо, отмеченное заботой.

Послание его сиятельства покойного Али Мардан-хана зангуи, правителя Тебеса ¹⁷⁸, моему почившему благочестивому заступнику [перед богом]

От порыва ветерка, доносящего ароматы амбры, изобильной божеской щедростью, да пребудет вечноцветущим и всегда свежим лепесток бытия дружелюбного, сановного, высокопоставленного, милосердного Вашего высокопревосходительства, благочестивого, почтеннейшего, достохвального, родовитого аристократа, главнейшего из письмоводителей, да увековечится его величие и в соответствии с просьбой его друзей да сопутствует ему в обоих мирах удача в достижении поставленных целей и исполнении желаний.

Вслед за высказыванием цепи многочисленных приветствий и [выражением] глубокого желания достичь [с Вами] встречи, изобилующей очевидной пользой, [автор] возлагает надежду на благожелательное дружеское отношение [Ваше] и высказывает серьезное соображение, воздействующее [как] эликсир братства, что почтенный обмен мнениями и известное послание, написанное и отправленное при посредстве сановного собрата по должности Абд ал-Джаббар-бека, получено мною и [меня] /л. 58а/ обрадовало. То место письма, где [Вы] уведомляете о добром здравии [Вашем], стало источником моей радости и счастья. Нынче, когда его превосходительство, квинтэссенцию аристократии мирзу Мухаммеда Ибрахима, кстати, направили исполнять обязанности уполномоченного высокочтимого наместника, степенью близкого небесной сфере, [автор] почел необходимым написанием [сего] [99] свидетельства расположения [к Вам] привести в движение узы дружбы, напомнить о себе и обеспокоить [Вас] изъяснением обстоятельств. Во всяком случае, по доброй традиции друзей — сохранить доброжелательство — пусть он соизволит, если захочет великий Аллах, изыскать способ, чтобы осуществить свое намерение возвратиться, поскольку он был уверен, что от того дела не сможет уклониться и собирался следовать путем единства. Более по этому поводу не надоедая, автор надеется, что, постоянно отворяя врата переписки и обмена посланиями, Вы напомните друзьям [о себе], написав сообщение о действительном положении дел и отправив [сведения] о происшедших здесь важных событиях.

Послание его сиятельства покойного Абд ал-Али-хана, хакима Туршиза, моему [ныне] почившему покровителю

Поскольку весна — отрада всего света и весенний период всегда и везде вызывает зависть к базилику и цветам, да пребудет неизменным луг славы, богатства, радости и розарий счастливого бытия рядов прислужников [при особе], щедрой в благочестии и благотворительности, отпрыска великого славного рода, самой гордой семьи, образца достоинств, собрата по положению мирзы Мухаммада Казима, да сохранится при нем обилие весенних благ, да будет дело его украшено тюльпанами и розами, да обретет он покой, да осуществятся его чаяния и да минуют его осенние невзгоды ударов судьбы.

Украсив чело свидетеля преданности и дружбы, автор имеет сообщить [свое] мнение о потребности благорасположения [к Вам] и обнажить [свое] сердце, озаренное любовью. Я удостоился чести и счастья получить фирман, [носящий] печать блеска благородной дружбы, изучил [Ваше] высокое суждение, которое Вы отправили с многоуважаемым Ака Джа'фаром, глашатаем саркара, относительно побега Вашего гуляма абиссинца по имени Мубарак. Упомянутый Мубарак перед прибытием Ака Джа'фара здесь проезжал, направляясь в сторону Святой земли (Мешхеда). [Вашему] собрату по должности нужен фирман [относительно] Мубарака. Если бы Ваше послание пришло ранее того, как он находился в наших краях, если бы его и не было, то я все равно заковал бы его в цепи и отослал бы к Вам. Во всяком случае, с подробностями этих обстоятельств нынче также ознакомился Ака Джа'фар, он Вам их изложит. А относительно поимки упомянутого Мубарака в свете дружеских отношений [наших] я теперь также, если того пожелает великий Аллах, предприму необходимые старание и усердие, ни в коем случае не допуская промедления. /л. 58б/ На стезе дружбы и в силу искренней приязни необходимо постоянно подкреплять отношения любви и братской привязанности отправкой писем, уведомлением об истинном положении дел и обращением с делами, не терпящими отлагательств. [100]

Послание его сиятельства покойного благочестивого Мир Ма'сум-хана араба племени хузайма моему покойному набожному заступнику [перед богом]

Пусть секретариат вашей милости пребывает всегда в радости и преисполнен ликования, [а] средоточие рода знатности и чистоты, парфюмер семейства сановитых, отмеченный печатью письмоводителя высокого ранга, брат по положению мирза Мухаммад Казим, да увековечится его величие благодаря блеску и гибкости его речи, тонкости и разносторонности его образования и познаний, [да станет он] укрытием кружка страстных сердцами и мудрых людей, да позавидуют ему в художественной студии сокровенного люди честные и с изысканным вкусом. Сотворив приветствие и воздав дань традиции, напомнив о единстве и очевидном родстве душ, автор полагает необходимым сообщить, что в тот момент, когда душа опечаленного и расстроенного создателя ввиду отсутствия известий об обстоятельствах того достохвального [человека] была в смятении и волнении, зефир веселья затрепетал и доставил услаждающее душу известие, что [их светлость] направили высокодостойного сотоварища, собрата по должности Абд ал-Джаббар-бека. Брошенный [Вами] луч прибытия [Абд ал-Джаббара] словно бы извещал о том, что на лужайке, источающей аромат величия в полноводном краю знатности, зацвела и распустилась роза, и радость поселилась в сердце [Вашего] друга. В то время, когда высокопоставленный Араб Кули-бек, человек высокодостойного и почтенного Али Мардан-хана, намеревался направиться к господину беглербеку, чтобы уладить дела, я решился обеспокоить Вас. Известно, что ввиду связей из поколения в поколение и в силу доброжелательства, которое является врожденным качеством натуры того достохвального, он не воздержится от изъявления своего благорасположения, а надобности в каких-либо поручениях [у меня] нет ¹⁷⁹.

/л. 59а/ Согласно смыслу стиха:

О высокочтимый, что это ты похваляешься горстью праха великих [мира сего],
Думай о своих личных заслугах, забудь о своем знатном роде —

и поскольку цель этих заметок, этих “Памятных записок”, [рассказать] о людях, близких моему сердцу, и обратиться к потомкам и родственникам, я не останавливаюсь на подробностях. Даже за написанное мною в соответствии с высказыванием моего покойного покровителя мирзы Абу Талиба, имевшего поэтическое прозвание Ма'ил, которому [принадлежит] строка:

Свое невежество подтверждают те,
Кто составляет генеалогическое древо своих предков, —
я боюсь упреков критиков и злословия насмешников.
*Те, кто связывает свою славу с именем предков,
Подобны собакам, обрадовавшимся кости. [101]

Воистину,

Если ты станешь гордиться благородными предками,
Ты прав; увы, однако, они породили дурное*.

© текст - Туманович Н. Н. 1984
© сетевая версия - Тhietmar. 2004
© OCR - Петров С. 2004
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Наука 1984