Мухаммад Риза Барнабади. Памятные записки. Ч. 4.

Библиотека сайта  XIII век

МУХAMМАД РИЗА БАРНАБАДИ

ПАМЯТНЫЕ ЗАПИСКИ

ТАЗКИРЕ

Касыда

Вчерашнюю ночь я провел в тревоге, размышляя о своих расстроенных обстоятельствах,
Кровавые слезы, как из тучи, лились дождем из обоих моих глаз.
Из-за страданий и мук [сего] времени я грущу, тоскую, я в смятении,
Словно дым, я вдыхаю горе, и нет [больше] терпения.
Я думал о своих неустроенных делах и положении:
Без причины меня ежеминутно подстерегали бедствия,
Я стал прахом, и на небесах замирали мои вздохи,
Полыхало пламя в моем сердце, из глаз лились потоки.
Как увидел старец-мудрец столь тяжкое мое состояние,
Мне, смятенному, оказал любезность, обратившись со словами:
“О пленник горя и тягот, открой глаза, способные сравнивать.
До каких пор ты будешь дремать, подобно злосчастию?
Нужно, чтобы твое положение было бы лучше, чем у других людей,
Ибо ты рожден в доме полновластного государя.
Тот падишах — драгоценный камень в шкатулке славы,
Вершитель судеб, счастливец, достигший желаемого,
Высокоместный государь, которому завидуют шахи всего мира,
Заступник горемык, царевич властелин-попечитель,
Саном равный небесам, обаятельный владыка трона,
Он — тот, от золотистого взгляда которого солнце берет свет,
Счастливец, который, обладая саном, величием, славой, почетом,
Выбрал среди равных и подобных судьбу сего бедняка.
Если он из сострадания бросит взор на воробья,
То поймает в силок и того воробья, и сокола, и ястреба, и орла.
Если по милости своей он захочет обласкать летучую мышь,
Летучая мышь станет охотиться на солнечного фазана.
Любой человек, от самых высокопоставленных до самых ничтожных, если коснется его подола, [прося о чем-либо],
Будет удовлетворен, достигнув цели и приобретя желаемое”.
Я сказал: “О Хызр, следующий верным путем, в конце концов
Все, что ты изволил сказать, поистине правильно и справедливо.
Я испытал, однако, свою черную судьбу:
У Сатурна, взошедшего надо мною, нет и признака преуспеяния.
Я оказался униженным в глазах сыновей своего рода,
Судьба распластала меня, как лен при лунном свете.
Меня настолько лишили человеческих достоинств, что
Теперь я вижу, что мое положение хуже скотского.
Я усердствовал, получая образование и постигая науки,
А теперь не могу отличить грамматику от словаря.
Я многократно докладывал о своем положении, но ни разу
Особая доброта вашей милости не коснулась моих обстоятельств.
Коль ты распорядишься, о мудрый старец, нынче также
/л. 75б/ Представлю пред ним доклад о своем тяжком положении”.
О правосудный, о покровитель мира, о государь, пекущийся о ничтожных, [137]
За расспросы о положении удрученных горем беззащитных людей тебе воздастся от бога.
Справедливые государи минувшего времени, упоминания о добрых делах которых
Вечно будут передаваться из уст в уста и переписываться из книги в книгу,
Достигли счастья благодаря обилию справедливых и праведных дел;
Обязанность шахов — избегать учинения насилий.
О Сулайман нашего времени, наконец рассуди сам беспристрастно:
До каких пор я буду жить под таким гнетом,
До каких пор будет мучить меня судьба и злосчастие,
Словно рыбу, в смятении попавшую на крючок?
До каких пор будут назначать мне эти поборы,
До каких пор подонки будут попрекать меня,
До каких пор будут распоряжаться Ибрахим, Мардан и Наджаф,
Сколько еще будут грабить и беспокоить моих друзей?
Вот уж дна месяца, как живут в садах сего раба
Его высочество царевич, а также наибы небесного свода, укрытого покрывалом туч.
Нимало ни один не промедлил,
Разрушая ограды, рубя деревья на бревна в моих владениях.
Большинство деревьев повалил и увез Алмас-хан,
Очевидно, он приехал сюда для заготовки дров.
Перенесенные мною страдания, о коих я пишу в этот раз, невелики,
Мне пришлось выстрадать много более, чем здесь упомянуто, [от] грабежей и налетов.
В этом, однако. — позор, и в грядущие несколько лет
У людей будет предлог порочить меня.
О правосудный попечитель, сверши сам праведный суд:
Кому из султанских слуг дозволено грабить,
Кому из избранной султанской знати дозволено обирать?
Хотя жалоба сего немощного слабого бедняка
Подана ввиду многочисленных унижений, сердечной боли и безмерного страдания,
Учини правый суд и вдумайся немного в положение дел,
Во имя Аллаха, не уклоняйся более от правды, о всемогущий властелин.
Ибо что за прибыль от притеснения меня и подобных мне
Высокоместному государю, ревностному и бережливому.
В государстве началась разруха, а люди вроде меня оказались в тупике.
Злоумышленники нынче только и думают, что о взысканиях и поборах.
Любой, кого ты видишь, размышляет о своем состоянии,
Все, о чем говорят люди, это хитрости, обманы, уловки.
Присмотрись к своим делам и подумай
О близящемся общении с богом и вопросах в день Страшного суда.
Тленен сей мир, бери пример с шахов минувших времен:
С Кубада, Наузара, Кай-Хосрова и Афрасиаба
250.
С шахов, пребывающих ныне в раю, со своего отца и деда.
Те, кто ранее сидел во дворце, когда оказались на небесах,
Где они сейчас и что унесли с собой из мира сего?
При всех их хлопотах, затеях, войнах и спорах
Не сохранилось ничего, кроме доброго имени и благого деяния.
Приложи старания, дабы обрести доброе имя, о счастливый повелитель!
Легко притеснять и обижать таких малых, как я,
Однако нужно избежать бесславия.
/л. 76а/ Я готов умереть от крайнего изнеможения,
Более я не заинтересован в подобном существовании. [138]
Поскольку государям надлежит вникать в прошения бедняков,
Необходимо дать ответ на их петицию.
Напрасно озлобились владельцы всех моих участков,
Любой беспричинно чинит мне разные подлости.
Не лишай меня более своего особого расположения,
Ибо род людской облагодетельствован твоей всеобщей милостью.
Окажи мне наконец на сострадания благодеяние,
Прояви малейшую беспристрастность в моем деле:
Либо вникни в мое прошение, либо изгони меня, —
Пребывая на чужбине, я хоть избавлюсь от этих поборов.
О Риза, дальнейшее продолжение речи было бы неучтивостью,
Молись всем сердцем, дабы была удовлетворена твоя просьба.
Да будет незыблем трон и упрочен на небесах,
Да пребудет вечно золотой шатер у лазурного подножия,
Да пожнет [царевич] плоды из сада счастья, радости и величия
В результате удовлетворения просьбы. О царевич-самодержец,
Да пребудут твои друзья розоволицыми в этом и загробном мире,
А враги, как вороны, — черномазыми
251.

Когда же, воспользовавшись удобным моментом, пока царевич был в уединении, старший письмоводитель прочитал ему эту касыду, [царевич] сам заметил, что автор касыды говорит правду и бревна, которые он обнаружил в доме Алмас-хана, вывезены из его сада. Кроме этого замечания и подтверждения слов пишущего эти строки, царевич иного ответа не дал.

*За те раны, которые я получил сегодня,
Хочу взыскать с тебя в день Страшного суда*.

В те дни один из временщиков сделался везиром земель ха-лисе, пообещав свою сестру Азиз Мухаммад-хану, который был одним из приближенных к особе царевича Махмуда. Ради своей сестры он похитил женщину из дома Азиз Мухаммад-хана, но благодаря хлопотам брата и других ее родственников не соединился с нею. Упомянутой женщине он дал семь туманов, Азиз Мухаммад-хану взамен своей сестры — мальчика-гуляма, а сам в течение одного месяца был везиром земель халисе.

Как только афганцы и большинство других племен вняли слуху о великодушии щедрого царевича, с разных сторон и окраин потянулись искать покровительства этого правителя. Подлые чиновники проели имущество, пытками изъятое у людей, а до управляющего щедрого царевича ничего не дошло и к нему не поступило. Доходы не соответствовали расходам, и царевич испытывал нужду в средствах на вознаграждение тех лиц, не зная, как обуздать [их].

Нужно, чтобы золото и имущество, которым ты когда-либо награждаешь,
Всегда было из ничем не запятнанных средств,
Нет ни на йоту доброты, Коль у людей забираешь рукой насилия,
/л. 76б/ Принуждением не разоряй людей,

Не расстилай перед подлецами скатерть щедрот.
Надо, чтобы облако полило дождем пустыню,
Какой толк, если оно прольется в море. [139]
Если ты золотом радуешь сердце развратника,
Ты совершаешь греховное и губительное дело.
Если блудница платит золотом за разврат,
То уж лучше большая скупость, чем ее щедрость.

Лихоимцы, состоявшие на службе щедрого царевича, усмотрели целесообразность в том, чтобы распределить поровну на население этого края в виде подушной подати налог по две тысячи туманов с каждого человека. На сей счет они получили также фетву от мудрых улемов и совершенных муфтиев, дабы с каждого брали деньги сполна — со всех людей, проживающих как в селениях и вилайетах, так и на окрестных кочевьях, не освобождая ни одного от уплаты этой суммы. Несмотря на то что деньги были взысканы полностью, царевичу никакого прихода и дохода не было. А то, что взыскали с сейидов и дервишей, либо проели жестокие сборщики налогов, либо лиходеи отдали на мотовство безбородым юнцам —

[Отныне] и впредь нет современникам прощения [их] грехов,
Так как они берут воду из колодца и выливают ее в море, —

и посредством этого водрузили знамя насилия, так что лихоимцы в течение года были заняты взысканием тех денег. Фард:

Грабители насилием забрали дирхем,
Они подрывают фундамент дома и обмазывают [монетами] крышу дворца.
*Самые низкие — это те, кто берет, не имея на то права, и отдает недостойным*.

В ту пору, получив возвышающую слух жителей сих городов весть о намерении шаха Замана 252, люди, доведенные до крайности из-за чрезмерных притеснений и насилий и в мыслях своих надеясь на его приезд, не ведали о смысле [изречения] всемилостивого [Аллаха]: “... и может быть, вы любите что-нибудь, а оно для вас зло” 253. Они забыли о кознях коварной судьбы. Так продолжалось, пока Заман-шах не прибыл в Обитель радости [город] Фарах. Он отправил отряд Клыч-хана Тимури 254, и тот овладел цитаделью Герата, показав преданность Заман-шаху. Трепет колебания одолел стойких сановников царевичей, и они пустились в сторону Ирака. Фард:

Обижать людей не очень-то подходящее дело,
Всякий, кто упадет с купола человеколюбия, — умрет.

В то время в наши края пришли Шах Пасанд-хан и Ахмад-хан, военачальник 255. От множества обид, обилия потерь и убытков дым вздохов угнетенных доставил сего смиренного к вращающемуся своду 256. Фард:

Лекарство стало причиной болезни.
Какая теперь может быть надежда
На избавление от недуга и выздоровление больного? [140]

/л. 77а/ В тот период Джамал, выродок, последовал за царевичами и в его руки попало несколько человек их прислуги, деньги, товары и пожитки царевичей. Он продал слуг узбекам. Пусть не останется тайной, что злодей из злодеев Джамал приходится племянником Ибрахиму — притеснителю, и тот алчный вот уже двадцать лет занимается грабежом и торговлей пленниками. А падишахи неоднократно приглашали этого растленного во дворец, отличали почетом и саном. Несмотря на обилие предъявленных ему исков, они не привлекали к ответственности этого распутника, не обращали внимания на его грехи (мисра'):

Правосудие терпит ущерб от бездеятельности, —

и это, по существу, стало причиной известности того атамана головорезов, а в глазах современных верхоглядов — свидетельством силы и влияния того предателя.

*Бидил хмурится из-за того, что времена безнравственны:
Тот, кто прямодушен, — колючка в глазах всего света*
257.

После смерти шаха царевичи благодаря благоволению к нему Заман-хана выказывали тому бесстыднику расположение и милость, отличали его среди равных и выдающихся людей. Стихи:

От злополучного дня не жди доброго знака [птицы] феникс,
Не ожидай от воробья хватки сокола.
Когда опора у интригана столь высокая, что ж удивительного.
Что он повсюду простирает руку смуты.

Они предоставили ему независимость и полную свободу действий для воровства, разбоя на дорогах, торговли пленными и грабежей в Каине и Гурийане. Фард:

Но говори дурным людям: “Поступай так-то”.
Ибо на месте хороших людей — злодеи.

В трудные для него времена тот проклятый выказывал пишущему эти строки дружбу и особую приязнь, а я-то, забыв толкование изречения: “О вы, которые уверовали! Не берите иудеев и христиан друзьями” 258, (полустишие): “Ввиду простодушия, кротости, чистосердечия” предполагал, что он мне друг. Руба'и:

С каждым, о котором мое сердце думает, что он мне друг,
[Случается], что, как [только] он увидит мое доброжелательство, становится врагом.
Люди всего света, и в дружбе и во вражде
Мы видим, что нет никому доверия.

[Так было] до той поры, когда он сделался известным лицом на службе у царевичей, прославился воровством и торговлей пленными, стал богатым и влиятельным. Он испросил у царевича [разрешение] на сбор податей и получение малийата 259 с сего немощного.

*Пока у тебя есть честь, ты не допустишь низости.
Разве поправишь дело, если при отравлении отсутствует вода?*
260 [141]

В то время, когда Заман-хана отправили к шаху Заману, вместе с ним поехал также и тот атаман нынешних головорезов. На обратном пути по прибытии на стоянку Мирдад тот преданный анафеме услышал, что царевич Махмуд ушел из Герата 261. /л. 77б/ Он получил у Заман-хана разрешение на разграбление имущества разных людей, в особенности имущества пишущего эти строки. Встретившись в Гурийане со своим порочным братом и племянником, которые тогда же поспешно выехали из Герата вслед за царевичами, он набрал сборище таких же, как он, подонков и принялся грабить имущество жителей той местности.

*Разве может называться человеком злоумышляющий против соседей?
Ведь даже собака имеет стыд и не хватает за ноги знакомых [людей] *.

Именно тогда он послал своего племянника Джамала с тридцатью-сорока всадниками, подобными ему злодеями, разрушить жилище сего закованного в кандалы горл и тоски. Он обстоятельно обобрал [меня], полностью и дочиста [взяв] то из имущества, принадлежавшего мне, моему брату, племяннику и родственникам, что оставалось после многолетних неоднократных грабежей. Он произвел необходимые розыски и поиски, чтобы найти и получить [спрятанное] имущество сего сломленного сердцем, и захватил все, что увидел. От автора:

Я желал [только] покоя, но гнет надо мной лишь усилился.
Подобно изображению на моей печати, из-за злосчастия дело пошло шиворот-навыворот.

В тот год ни один житель из обитателей этого края не изъявил дружеского отношения к сему смиренному. Ни от одного, будь то чужой или свой, я не видел помощи в моем деле, ничего, кроме намерения причинить ущерб и тревогу сему сломленному сердцем. Фард:

Издревле никто не чуял и запаха верности,
Ошибся всякий, кто, подобно мне, искал людской искренности.

В этот период большинство старых слуг и близких людей, вонзая иглу жестокости в печень сего бедняги, были подстрекателями [погромщиков] и наводчиками на наше имущество. Они украли многие прекрасные наши вещи — кувшины, подсвечники, книги. Они сблизились и сроднились с теми подонками. А те злобные притеснители, пытая моего сына Абу Талиба и племянника, так их замучили, что они сами вытащили и отдали [погромщикам] те вещи, которые лежали у них в тайниках и на виду. В том числе они забрали у моего племянника сумму в пятьдесят туманов наличными, вещи трех-четырех семейств из нашего рода, переходившие в течение трехсот лет по наследству. Они унесли до последнего все, что сохранилось после многократных грабежей и что мы отдали каждому на хранение. Они взяли сорок постельных комплектов, дорогую одежду, ковры, медные и [142] фарфоровые сосуды, четырнадцать сундуков, /л. 78а/ в каждом из которых были наличные деньги, куски тканей, домашняя утварь, редкие лекарства, которыми издавна владели их хозяева, гладкошерстные покрывала для кеджаве 262, семь томов Корана, семьсот томов книг и списков с образцами почерков Эмира и Мир Али 263, сотню стопок кашмирской и самаркандской бумаги, очень дорогие пеналы с прекрасными металлическими украшениями, золотые чернильницы, написанные от руки и скрепленные печатями грамоты тимуридских и сефевидских султанов, которые принадлежали нам с давних пор, вместе с купчими крепостями на земли наших предков, двадцать пар рабочего скота, пять голов коней, породистых жеребят, которых мы купили вскоре после предыдущего угона коней, пять голов мулов, десять голов ослов — [все это] из имущества сего обескрыленного, моих родителей, сестры, родного и двоюродного братьев. Около десяти дней наши и их ослы и мулы перевозили наше имущество из Барнабада в Гурийан. Они унесли двести парных дверей из нашего [имения] — двери господских домов, зданий в крепости, в городе и деревне. В результате богатство тех воров уравнялось с нашими средствами и имуществом. От автора:

Благосостояние пагод зиждется на нашем разорении,
Объединение язычников происходит из-за нашей разобщенности.
Это могущество и величие подлых псов
Возникает от нашей нищеты и беззащитности.

В тот раз Ибрахим-хан увез нашего имущества приблизительно на сумму тысячу туманов. Это по меньшей мере.

А мы привели в Герат наших родственников голых, босых, с непокрытыми головами. После того примерно в течение одного года наши люди и прочие подлецы занимались поисками вещей на развалинах наших домов. По причине всего этого там приходили в ветхость кирпичи, балки в домах, водоемы, мосты. Во время разрушения наших домов барнабадцы обнаружили некоторую сумму наличных денег серебром и медью, которую не нашли [погромщики].

*Очевидно, мое счастье не спит, а умерло,
Ведь сон не может продолжаться так долго*.

Вначале, когда я еще не знал об этих обстоятельствах, я взял у Шах Пасанд-хана поручительство к Мумин-хану, его человеку, который вместе с Джамалом выехал из Герата вслед за царевичами. [Поручительство] было обращено к моим людям, дабы никто его (Мумин-хана) не беспокоил и каждый оказывал ему гостеприимство. В то самое время, когда Джамал подвергал пыткам моих детей и двоюродного брата, /л. 78б/ грабил мое имущество, он поставил у ворот барнабадской крепости стражника, чтобы наши люди не ходили бы туда-сюда. В этот-то самый момент нарочный привез названное поручительство к воротам крепости. Упомянутый [143] стражник не позволил нарочному доставить Мумин-хану ни поручительство, ни шесть тысяч наличными штрафа, приложенных к нему. Он сам забрал все у нарочного.

Тамошние жители тащили себе все, что могли: фарфоровые и медные сосуды и мои книги. Таким образом какой-то человек за один туман продал Ибрахим-хану один том моей книги Нафа-хат 264. Аллахбахш привез ко мне в Герат другую попавшую к нему книгу: Абр-и гаухарбар 265. Он изъявлял дружеское ко мне расположение и сетовал на поведение своего сына и брата. Он показал мне письмо, написанное почерком его брата, который сообщал ему: “Имущество таких-то я отдал на разграбление. Не знайтесь с ними, так как Ибрахим-хан гневается”.

Невежда хочет причинить вред образованному.
Червь не думает о книге, которую он пожирает*.

Гордясь своей дружбой [со мной], он изъявлял раскаяние в своих прошлых и будущих поступках и давал заверения. Я воздал ему языком обстоятельств, в таком смысле: “Ты не в состоянии будешь со мной утерпеть” 266. Как только он уразумел, что никто не подоспеет ко мне на помощь, он завязал прочную дружбу с Ибрахим-ханом, а своего немощного отца сделал приближенным того проклятого развратника. Таким образом, в воровских набегах и налетах на район Каин этот [старец] принимал участие вместе с тем изменником. Фард:

Мир и его население достойны один другого,
Подобны нарисованному на бумаге изображению рыб в море
267.

Ему достались несколько голов овец и пленница из числа захваченных в крепости Баракух в районе Каина. В тот подходящий для него момент он отдал свою сестру Исма'ил-хану, брату Ибрахим-хана. А барнабадские подонки в сообществе с порождением смуты и мятежа, Ибрахим-ханом, пошли по пути грабежа и торговли пленниками. В то время Заман-хан по наущению моих врагов подарил мое гератское подворье Бахрам-хану Фирузкухи, и тот бесстыжий, невзирая на наше знакомство, захватил мое подворье вместе с соломой и дровами, которые у меня там были, Фард:

Я, Аршад, дикая птица, которая на каждом шагу
Вырывается из нескольких силков и клеток.

А три харвара пшеницы в тот период украл из [гератского] подворья старый наш слуга Аскер, который числился в родственниках Бахрам-хана.

В Барнабаде тогда жил мой сын Мухаммед Аршад. Каждую ночь он посылал /л. 79а/ своего гуляма Хосрова сторожить зерно, хранившееся в крепости. Как-то ночью явились мирза Аллахбахш со своими братьями и сыновьями и каким-то сборищем. В ту самую ночь они унесли двадцать четыре харвара пшеницы, двадцать [144] харваров ячменя, двести пятьдесят маннов неочищенного риса и чечевицы из урожая того года. [Они забрали] большие сундуки, из которых еще до того другие грабители унесли все хранившиеся в них товары, и большие хумы, которые до того времени там стояли. Сей находящийся в безвыходном положении подал жалобу Заман-хану, и он прислал в Барнабад сборщика налогов. Ибрахим-хан собственноручно написал мне письмо, обязуясь получить с похитителя украденное зерно, а Исма'ил-хан стал их свидетелем.

Это воровство было совершено по их наущению, и в основе каждого из [этих] двоих были обман и попрание закона. В конце концов мирза Аллахбахш сознался и поклялся, что во время сбора урожая отдаст зерно. Однако и это его обещание и клятва, подобно прежним, не имели под собой основы, и он никоим образом отдавать не собирался. А во время сбора урожая того года Бахш Али, сын шейха Ибрахима Барнабади. по подстрекательству Ибрахим-хана, вместе с Када Али хазаре таскали по ночам мешки с пахотных земель Джанган. Они натаскали примерно десять харваров пшеницы с наших гумен. Наконец у гумна моего двоюродного брата они убили одного крестьянина, а другого ранили. Их обоих притащили в город.

"Светильник с печалью и страданием говорит о пирующих:
Рубить голову на глазах этих каменносердых — все равно что срывать розу*.

Заман-xaн послал сборщика налогов, и он привел убийц. Ибрахим-хан также послал своего человека по имени Ибрахим сын Рафи для защиты своих. Поскольку Заман-хан хотел изобразить себя беспристрастным и обходительным, он перед этим [Ибрахимом сыном Рафи] стал порицать Ибрахим-хана за его неверность, порочность и вероломство. Допрос провел сам, чтобы прикрыть преступление, а. явившись в общее собрание, в присутствии вельможного Исма'ил-хана хазаре, брата его светлости беглербека, и Каримдад-хана Тимури 268 выразил благорасположение пишущему эти строки.

После того как в присутствии названных ханов убийцы сознались и подтвердили, что именно они пролили кровь, Бахша Али наказали палочными ударами и отправили в тюрьму. Отец и дядя убийцы пришли к пишущему эти строки и упросили обручить сестру убийцы с братом убитого и выдали, кроме того, мне вексель на двадцать туманов. Дав Заман-хану вексель па пятьдесят туманов, [убийцы] освободились из тюрьмы. Пришел Ибрахим-хан, и ему [тоже] подарили вексель на пятьдесят туманов. Отец, дядя /л. 79б/ и брат убитого, несмотря на то что они издавна считались принадлежавшими к числу наших родственников, по подстрекательству [Ибрахим-хана] забрали у меня вексель на двадцать туманов, отдали его Ибрахим-хану и перешли к нему. А тот в период, когда его власть возросла, отвез их в Барнабад [145] и полностью забрал у брата убитого имущество его самого и отца убитого за развод с сестрой убийцы. От автора:

Когда, изощряясь перед волком, собака становится спесивой
И, обнаглев, бросает своего хозяина,
Берегитесь, не подпускайте ее к дверям дома,
Пока она не подохнет от голода.

В тот период сей немощный, опасаясь грабителей и насильников, вручил восемь харваров пшеницы некоему человеку по имени Тимур. Он был старым приятелем сего бродящего по кварталам мудрости и разума. Упомянутый Тимур, дабы сделать приятное Ибрахим-хану, сообщил [ему об этом]. За одну ночь он передал все это гуляму Касиму, рожденному в доме нашего рода, [но] бывшему в тот период кладовщиком Ибрахим-хана. В связи с этим я послал вслед за Тимуром сборщика налогов, и он привез его в Герат. Но это ни к чему не привело.

*Все тираны на один манер,
Сотни пожаров горят одинаково*.

Через четыре месяца Тимур умер. Кое-кто из сплетников и злобных людей, живших в Барнабаде. [некоторые] из наших старых слуг наговаривали [на меня], болтали и врали об убийстве Тимура. Ради того, чтобы довести до изнеможения пишущего эти строки и замести следы своих грабежей, они отправились в присутствие наиба 269, притворяясь незнающими о предписании, и подняли такую смуту и гам, что и описать невозможно. Однако, несмотря на обнаружение их вымысла, тот опьяненный вином гордыни не уяснил себе всей глубины этого дела. Фард:

По лепесткам цветка гранатника можно понять,
На ком следы крови влюбленных
270.

Да не останется тайной, что людям, которые поступали подобным образом, я отдал круглую сумму денег и полную меру добра. Как-то, например, в тот раз, когда сборщик налогов отвозил в Кабул мирзу Аллахбахша, притязавшего на должность в отряде Шукур-хана 271, я дал ему гнедого коня, стоимость которого доходила до пяти туманов, и два тумана наличными, да пятьдесят маннов ячменя. На этого самого коня сел верхом его брат по имени Аскар и сопровождал его [в Кабул]. И оттуда в соответствии с подписью на моей челобитной шаху он привез мне от шаха возмещение стоимости коня и два тумана наличными, которые я ему выдал. Фард:

*Ноша, которую я только что сбросил, снова ложится мне на сердце,
Шипы, отстраненные мною с пути другого, становятся преградой на моем пути*.

И сейчас еще при мне находятся векселя на зерно, которые я своей рукой написал на имя моего кладовщика. Ему (Аллах-бахшу) я помог зерном, а он не возвратил. Сверх того они еще [146] разворовали тридцать-сорок харваров зерна, ткани на саваны, полотно и большое количество разного нашего добра.

Покойный мой отец-покровитель во все годы получал на свое имя у управляющего /л. 80а/ уменьшение от полной суммы налога, как в деньгах, так и натурой, с мулькового владения пахотными землями Джанган, которыми мы владели совместно. Таким образом, и по сей день, когда прошло двадцать лет, они извлекают доход от той ренты. А в эти дни беспорядка, беззакония и несчастья они записали у управляющего то самое трехсотлетнее сельскохозяйственное владение в качестве земель халисе на свое имя. Кроме того, они получили у управляющего аренду на него и нам ежегодно причиняли убытки на определенную сумму.

*Гордый росток, неверная роза и лицемерный тюльпан —
Как могу я надеяться свить гнездо на такой лужайке*?

В это время, когда наши родственники попали в плен бесчисленных взысканий, все, насколько возможно, оказывались совладельцами наших мульков 272. Совершая злоупотребления, обычные при разделе имущества между более сильным и более слабым партнерами, они распределяли наши доходы, имея в виду свои собственные мульки. Таким образом, как это уже было упомянуто, они неоднократно похищали у нас различные суммы денег и большое количество нашего имущества как в наличных деньгах, так и товарами.

*Даже у тебя под носом есть люди 273,
Которые в самом святом место нападают на караван*.

Как-то они отдали свою сестру в качестве взятки в ведомство земель халисе, в другой раз — безродному человеку в виде возмещения за грабеж нашего имущества. Несмотря на то что им от отца досталось движимого и недвижимого имущества на тысячу туманов, нынче их состояние более расстроено и разрушено, чем сего нижайшего раба. Мирза Аллахбахш покинул родину и стал скитаться. В расцвете юности он был убит в Кабуле, обнищав и измучившись. Смиренная сестра его скончалась в унижении и несчастии в селении Харгирд-и Хаф. Их чада и домочадцы сгорели в огне бедности и нищеты после разрушения Барнабада и пребывают ныне в тревоге из-за тяжкой нужды и бедственного положения. И сей скромный (автор) также скорбит об их разорении: “Назидайтесь, обладающие зрением” 274. Стихи:

Из своих привычек мы не делаем каприза,
Мы творим только добро и поступаем благонравно.
Тем, кто причиняет нам зло,

Мы все равно отплатим только благом, если доведется.

Как раз в это время заболела почтенная матушка сего скромного (автора). Ее сломило несчастье. Поскольку я испытывал затруднения из-за тесноты в помещениях, так как мое подворье было захвачено, я просил возвратить мне подворье, действуя [147] через мирзу Ма'сума, который в силу близости к Заман-хану был в то время его делопроизводителем. По указанию мирзы Ма'сума и согласно его обещанию я принял на себя обязательство о пятидесяти туманах, которые готов был дать Заман-хану после того, как тот будет склонен возвратить мне подворье.

По желанию мирзы Ма'сума я выбрал посредником купца Ака Баба. [Решили], что после передачи мне подворья Ака Баба выдаст Заман-хану пятьдесят туманов. Ака Баба также согласился на это условие. Затем [Ма'сум] продал Заман-хану за пятьдесят туманов перевязь, принадлежавшую Ака Баба. Ака Баба не хотел отдавать подворье, всячески настаивая на получении с меня пятидесяти туманов — стоимости его перевязи. Подобно тому как без моего согласия он взял у меня подсвечник, который стоил восемь туманов, /л. 80б/ сказав: “Назначаю цену четыре тумана”, точно таким же образом он засчитал и пятьдесят туманов. По приказанию мирзы Ма'сума он дал мне документ, написанный его почерком и с печатью Заман-хана, в отношении возвращения мне подворья, с тем чтобы обманом получить с меня деньги. Подворье мне так и не отдали. Фард:

*Моя жизнь дошла до крайности,
А бессовестный соперник не сжалился надо мной*.

Кроме того, мирза Ма'сум взял у меня сумму в восемь туманов наличными якобы для того, чтобы отдать их Бахрам-хану, дабы он вернул мне подворье, но проел их сам. Под тем же предлогом Клыч-хан взял у меня пять туманов. В тот период времени, когда я сам удивлялся своему положению, а все, что имели мои родственники, пошло на грабеж, я был совершенно наг и беспомощен, а мирза Ма'сум причинил мне убыток и ущерб в размере шестидесяти трех туманов. Фард:

О Аршад, хотя, подобно бутону, у меня нет сил раскрыться,
Но я один тащу на своих плечах сотни миров горя.

Кроме того, когда мирза Ма'сум был делопроизводителем Заман-хана, он занимался вымогательством, так у меня он выманил солому и дрова.

*Я не жалуюсь на посторонних, так как страдание,
Причиненное моему сердцу, исходит и от моих [близких]*.

В этот период по причине появления признаков психического расстройства умственные способности Ма'сума, которых и с самого начала он не имел, враз стали убывать. Из-за его дурного поведения он сам, его брат и сын пустили на ветер все ходкие земельные участки и весь сельскохозяйственный инвентарь. Чада и домочадцы сего вместилища ущерба из-за чрезмерной нищеты и бедности пребывали в состоянии подавленности. Мой сын Мухаммед Аршад и сей обескрыленный из-за их расстройства в делах были объяты беспокойством и унынием, уповая лишь на [148] то, что оказание милости и предпочтения вершителем судеб [господом богом] распространится и на них и дела их пойдут должным порядком.

*В нашем сердце нет и следа мести кому-нибудь:
Зеркало забывает все, что видит*.

Согласно предопределению злопыхательство Бахрам-хана дало свои горькие плоды: к нему пришло известие о том, что его брат и две жены его брата однажды поубивали друг друга ударами кинжалов и все трое перекочевали под землю. Фард:

Та среброгрудая подошла к нему с занесенным кинжалом.
Он спросил: “В чем дело?” Она ответила: “Пришел твой последний час”.

В том самом подворье мы несколько дней оплакивали их. Потом мало-помалу вернулось самообладание. Фард:

Соперник сказал: “Я отправляюсь в путешествие на десять дней”.
Я помолился за него и ответил: “Ты уезжаешь на тысячу лет”.

Заман-хан пожаловал Джамал-хану, приближенному слуге царевича Кайсара 275, жену Бахрам-хана, которую он увез из нашего подворья в свой дом.

*Я — тот, кто известен как Хакани.
Судьба подарила мне мало [радости],
Мне нет счастья — [только] обиды от людей.
Как много их я видел на своем жизненном пути*
276.

По безграничной милости его сиятельства беглербека Мухаммад-хана мне отдали мое подворье. Поскольку двери и окна оттуда по большей части были унесены или сожжены, а здания разрушены, я построил все заново, истратив семь-восемь туманов. Несмотря на то что Заман взял с меня пятьдесят туманов и согласно приказу за своей печатью якобы изволил отдать мне это подворье, /л. 81а/ он это намерение не исполнил. Оно было возвращено мне стараниями и по просьбе его сиятельства Мухаммад-хана, беглербека. Не посчитавшись ни с кем, Заман-хан по наущению неких врагов сего опутанного тяготами вторично подарил [подворье] Джамалу, племяннику Ибрахим-хана, который разграбил мое имущество, уже после того, как я истратил определенную сумму на восстановление [подворья]. От автора:

Заман-хан причинил мне такое зло, такие муки.
Да будь я неверным, если какой-нибудь неверный причинил мусульманину подобное.

Джамал привез и поселил в нашем подворье свою жену с ее матерью, которая находилась в разводе с Аллаверди-ханом Шамлу 277.

*Да лишится крова тот, кто, претерпев страдания от руки зловредных,
Тащит [за собой] в дом перенесенные страдания*. [149]

Пусть не останется тайной, что мать джамаловой жены была известной блудницей, настолько известной, что Аллаверди-хан бежал из Герата, стыдясь ее бесчестья и бросив все то, к чему был привязан, — и свое владение, и имущество, и родину. На ней женился хаджи Каримдад арзбеки 278, который был ранее знаком с ней и заступался за нее. Из-за широко известной дурной славы матери той девицы, кому бы Заман-хан, ее брат, ни предлагал жениться на ней, никто не соглашался. Так продолжалось, пока он не отдал ее Джамалу, принадлежащему к подлейшим людям того [Ибрахимова] племени. И это обстоятельство стало средством к достижению почетного положения и величия [Джамала]. Этот подлейший из гнуснейших ради того, чтобы показать свою власть и известность, привез ту самую мамашу своей безнравственной жены со скарбом, имуществом, одеждой, коврами, сосудами и прочими домашними пожитками, похищенными у сего обескрыленного, и поселился в моем подворье с полным самоуправством. Фард:

О Аршад, никто ни об одном неверном не скажет, [что он так пострадал],
Как я натерпелся от этого безбожника.

А я с многочисленными родичами от несовершеннолетних до великовозрастных из-за перемены судьбы жил в стеснении и бедствии в малом подворье, что рядом с тем подворьем. Фард:

[Болит] поверхность шрама, рубец на сердце бездомных.
Туго приходится и нам и тюльпану, выросшему в пустыне.

В ходе тех событий злонравный Исма'ил-хан, отец Джамала, сватавшийся к сестре мирзы Аллахбахша, хаживал туда-сюда, в Барнабад [и обратно]. Джамал в столице Герате, а его отец и дядя там [в Барнабаде] были заняты причинением ущерба и обид сему обескрыленному. Фард:

Раз случилось так, что и по сей день я таю от зла и лукавства,
/л. 81б/ Не представляю, что стану делать, проживи я еще какое-то время,

Население Барнабада и люди, издавна связанные с нами, подбивали [их] причинять мучения нашим родственникам, служили наводчиками для тех сошедших с [праведного] пути. Фард:

Я не так боюсь своего врага,
Как врага [своего] друга и друга [своего] врага.

От множества моих обид, из-за возникновения всех этих дел что мог я написать в то время, когда каждое легкое дуновение ветерка увлажняло мой вздох, поднимая пыль с гор горя моей души, разжигая пожар моего сердца. Порывы ветра доносили до небес языки пламени от раздирающих душу моих вздохов. И каждый миг струились потоки и разливались моря от обильного ливня моих слез. [150]

*[Даже] во сне мои глаза никогда не видели лика радости.
Подобно нераспустившемуся бутону, я родился под траурным покровом*.

В моем подворье, откуда жители его не выходили пятьдесят лет, не видели ни улицы, ни бани, куда не ступала [нога] ни одной незнакомой женщины, поселилась жена Джамала и мать джамаловой жены, известная в Герате своими пороками. Она неоднократно поднимала знамя греха на башне, именуемой Бурдж-и хак 279, притащив барабан безнравственности на помост литаврщиков этого края. Вещи и пожитки из моего дома, которые они наворовали и присвоили, они поочередно выставляли напоказ пред сим обескрыленным, чтобы [я мог] убедиться и ради своей показной храбрости. Таким образом и поныне мой меч находится на поясе у Джамала. А я, отчаявшись в правосудии правителей и помощи современников, из-за великой своей скорби приступил к сложению этих стихов.

[Он — воплощение] кощунства безверия допотопного существа,
Уклонения дьявола от поклонения [богу]. [Он способен] употребить в пищу пшеницу святого Адама,
[Сделать] то, что Каин причинил Авелю
280.
[В нем] — гордыня фараона, обман Самана,
Насилие Шаддада, высокомерие Нимрода,
Кровожадность Заххака, смута Пирана,
Коварство Гарсиваза, беспутного и злобного,
Гнев Кавуса, скандальность Туса,
Усугубившие причины убиения Сохраба и Фаруда,
Разврат и безнравственность племени Лота,
Многобожие и беспутство сородичей Худа,
Дурные дела людей колодца,
Жестокость и скверна людей рва,
Убийства и пожары Навуходоносора,
Злодейства племен Ада и Самуда.
Он — создатель ереси и огнепоклонства,
Основоположник религии зиндиков и индийцев.
[В нем] — алчность Каруна и злобность Антихриста,
Коварство самаритянина и злоба иудея,
/л. 82а/ Он — страшный смутьян и угодник,
Мстительный, как индиец, кровожадный и вредный,
Завистливый и злобный вроде проклятого Абу Джахля,
Грязный клеветник и неблагодарный, как Мерван.
Ложь и вероломство куфийца,
Злополучие упрямого сирийца Азрака,
Насилие Хариса, Хаджжаджа и Йазида,
Проклятого Шимра Зи-л-джаушана,
Ибн Са'да, Ибн Зийада, Ибн Унса,
Ибн Мулджима и Хасина, изгнанника,
Алчность Аш'аса и других хапуг,
Подобных скале, источающей жадность,
Развратность и тупость Ошского судьи,
Человеконенавистничество и нечистоплотность еврея Шам'уна,
Скаредность армянина Ибрахима,
Корысть подонка и дурня,
Грабеж вора и разбой того ничтожества,
Позор негодяев, подлецов и прохвостов — [151]
Короче, от сотворения мира и до сего дня
Все, что видел свет от мерзавцев,
И все, что до конца света впредь
Еще грядет от подобных презренных тварей,
Если собрать и сгрудить все,
Все, что причинено роду людскому [в этом]
И сверх того в потустороннем мире,
Источником всех смут был он — [Ибрахим].
То, что населению Герата за эти два года
Причинил он, и Заххак не натворил за всю жизнь,
И Хаджжадж столько [зла] не принес всем народам,
Сколь он надругался надо мной, несчастным.
С того времени, когда стараниями его, злодея,
Огонь вражды так распространился,
Ушел покой из сердец
И довольство исчезло из мира.
О боже! Такова злоба этого тирана.
О господи, своим всемогуществом
За все его злобные деяния
Скорее покарай его, о владыка.

И обратившись к защите того, кто есть первопричина всего сущего, [к богу], я непрерывно произносил языком обстоятельств эти слова, которые являются итогом размышлений сего обескрыленного. От автора:

О тот, кто одной мошкой может разделаться с Нимродом,
В миг единый ты пускаешь по ветру племя Самуда.
О всемогущий, ныне тирания достигла предела,
Убери поскорее этих злодеев из Герата.

Несмотря на обилие притеснений, которые люди испытали от жуликов и мошенников во время правления царевича Махмуда, несмотря на то что большая часть насилий и несправедливостей от этих злобных проклятых здешних тиранов каким-то образом совпала и была вызвана прибытием великолепных и пышных знамен царевича Махмуда, все перед дворцом господа молили о его приезде. Итак, по обычаю, установление которого не имеет отношения к описанию обстоятельств сего напарника испытаний, царевич прибыл поутру в последний день Великого ша'бана 1213/5 февраля 1799 года. Слова “в тот день” дают числовое значение 1213, /л. 82б/и выражение “поутру в последний день ша'бана” также составляет число 1213, и оба эти изречения уведомляют о дате того прибытия. Царевич вступил в этот край без жены, с отрядом храбрецов и начал осаду неприступной цитадели столицы Герат. Вследствие тайных происков и ухищрений временщиков и раскола в войсках в состоянии их дел наметился разлад, и 11 Почтенного рамазана 1213/17 февраля 1799 года — то же вышеупомянутое выражение уведомляет о дате его отъезда и разлуки с родиной — он, не достигнув цели, повернул поводья из-под Герата в сторону Туркестана 281. Фард:

О бедуин, я опасаюсь, что ты не доберешься до Ка'бы,
Ибо путь, которым ты следуешь, [ведет] в Туркестан
282. [152]

В тот период, когда сей пленник страданий [своего времени] находился в Герате, заточенный в темницу отчаяния и безнадежности, скверные люди, которые искали свое благополучие, причиняя мне мучения, воспользовались удобным моментом и принялись издеваться и обирать брата и родственников сего немощного еще более прежнего. Фард:

Я сломлен, но в этом коварное небо неповинно —
Если я становился стеклом, все кругом превращалось в камень;  становился камнем — все превращалось в стекло.

Как могу я рассказать о мучениях, которым подвергали те проклятые брата и родственников сего близнеца обиды, если они выходят за пределы возможностей описания и изложения. От автора:

Притеснения неба и тирания времени гораздо больше,
Чем то, о чем я могу поведать. [Я сообщаю] лишь о малой толике из них.

В тот период славные и высокодостойные знамена Шахзамана повернули в сторону сего разоренного края. В дополнение к прежним поборам Заман-хан совершил еще одно насилие, забрав у меня малое подворье, служившее жильем для сего немощного со всеми родичами от мала до велика. Из-за бездомья и скитаний я вручил на семьдесят туманов носильных вещей и товаров, принадлежавших роду моего сына Мухаммеда Аршада, хаджи мир Исма'илу, который приходился названному сыну дядей по матери. Десятью днями позже мир Исма'ил привез весть о том, что все те пожитки из моего дома украли мир Махди, сын мира Балуджа, и Али, именуемый Машхади. Он (мир Исма'ил) не выяснил [обстоятельств] , поскольку не имел возможности вникнуть в это дело и доложить правителям того времени. От автора:

Я потонул в океане тягот, [но] не увидел никого,
Кто вытащил бы меня из этого безбрежного моря.

В тот подходящий момент из-за обилия мучений и горестей я сочинил газель /л. 83а/ и касыду с описанием своих обстоятельств и полностью выразил все Рахматулла-хану, который был независимым везиром Шахзамана 283. [Стихи] я представил при посредничестве хана Мулла, который являлся выдающимся ученым того времени. Поскольку касыда была длинной, она здесь не приводится, а газель — вот она. От автора:

Однажды ночью от большого мучительного горя
Текли из глаз моих слезы, как вдруг
Пришел добрый вестник и сказал: “О злополучный неудачник,
До каких пор ты будешь стенать и охать?
Возрадуйся, так как пришел великий везир,
„Он принес мне дар от милости Аллаха"”.
Я обрадовался этой счастливой вести и сказал:
“Хвала, слава и благодарение тебе, о господи”.
Но был я между отчаянием и надеждой
Из-за милости везира и потерянного счастья, [153]
Как [вдруг] от ушедшего [доброго вестника] до ушей моих дошел клич:
“Да не будет Риза лишен милости Аллаха”.
Нынче я излагаю свои обстоятельства,
Да будет [на то] еще раз соизволение Аллаха.

Побуждаемый ханом Мулла упомянутый везир оказал мне милость и доброе расположение, обязался расследовать бесчисленные случаи насилий и наладить мои дела. Мир Пайанда 284, человек везира, также проявил внимание к сему немощному. Старший письмоводитель написал и поставил печать на повеление в отношении возвращения моих подворий и тиулов согласно приказанию везира и усердию мира Пайанда. По подстрекательству Ибрахим-хана Заман-хан приостановил это дело.

*В то время Заман проявил ко мне такую несправедливость,
Что я об этом но смогу рассказать и за сто лет *.

В надежде уладить его я дал миру Пайанда четыре тумана.

В этот период по приказу его светлости мира Афзал-хана 285, сына покойного Мадад-хана, наместника государева, привезли из Герата распоряжение Заман-хана. Джамал, который жил в моем подворье с воспитателем и родственниками Заман-хана, не найдя возможности противиться распоряжению, поселил в моем подворье Абдалла-хана Ализая, своего знакомого, дав ему многие заверения и обязав его проявлять радение в деле удержания подворья сего немощного. Я же ввиду многих посулов и расположения, которое [ранее] видел от Мадад-хана, полностью полагался на мир Афзала в отношении своих дел, не докучал миру и хану Мулла, всей душой рассчитывая на мира Афзал-хана как наместника. В конце концов стало понятно, что для мира Афзал-хана выгода от знакомства с Абдалла-ханом больше, чем со мной. Фард:

Ох и тяжко, ибо от каждого, в кого я верил, кто был надеждой моего сердца,
Я не получил ничего, кроме отчаяния;

По желанию Джамала Абдалла-хан некоторое время причинял мне ущерб — он снял десять пар хороших дверей в моем подворье и отдал их Джамалу. Это не вяжется со многими случаями проявления сострадания ко мне со стороны покойного Мадад-хана, с ожиданиями и надеждами, которые я возлагал на мира Афзал-хана.

Стихи:

У людей нет характера отцов —
Все они следуют моде своего времени:
/л. 83б/ Друзья тому, кого обласкало время,
Враги тому, кого время низринуло.

В тот период, выступив из Туркестана в Ирак, а из Ирака — на Кандагар и Кабул, царевич Махмуд покорил те вилайеты, захватил Шахзамана, приказал выколоть ему глаза 286, а Заман-хана подверг пыткам и позору и казнил. Фард: [154]

Всякий, кто следует правилу жестокости,
Опутывает оковами свои руки и ноги.

Услышав это известие, его высочество царевич Фируз ад-дин, побуждаемый его светлостью военачальником Исхак-ханом, вознамерился явиться сюда. Представляя весь вред, нанесенный [царевичу] Махмуду, всю неблагодарность и наглость [бунтовщиков], например Ибрахим-хана и Джамала, которые, захватив все его имущество, продали его слуг узбекам, и полагая, что такое поведение должно приблизить возмездие, сей немощный прибыл на стоянку, именуемую Рашхар, с большой надеждой удостоиться счастливой чести услужить [царевичу]. Фард:

Раз сердце оказалось без лекарства, я пошел к врачу.
Душе моей прибавилась тысяча горестей, и я возвратился.

Сотоварищами сего немощного, желавшими получить [возмещение] по иску, были еще несколько человек. Их имущество забрал Ибрахим-хан, а отца их убил. Никто из нас не увидел и следа того, на что надеялся. Фард:

О Аршад, не ищи следов достоинства и благородства, ибо я,
Подобно запаху цветка, уже обежал все закоулки сердец, [но не нашел таковых].

В довершение всего в тот самый момент Ибрахим-хан умышленно скормил овцам и прочей скотине десять харваров моей семенной пшеницы, пустив их на выпас в поле. А в Герате царевич по желанию того бесчестного заточил в цитадели истцов по делу об убитом отце. За их убитого отца он взял с них шестьдесят туманов наличными штрафа. Фард:

В мире нет горя более нестерпимого,
Чем лакей-интриган и господин, который не разбирается в людях.

В тот год с помощью нескольких подлецов Ибрахим сделался независимым правителем Гурийана. Фард:

Подобно порожней бадье, эти безмозглые люди совершенно пусты,
[Поэтому] колесо судьбы легко поднимает их вверх.

В этот период надежд ханов, которые трудились ради приезда в Герат его высочества царевича Фируз ад-дина, упования наши, удрученных горем угнетенных, не осуществились: царевич не стал взыскивать со скупых злодеев, которые совершили все эти предательства. При содействии великих ханов, которые со старанием и усердием творили все это, барыши не достались другу, /л. 84а/ убытка не понес враг. Старания всех людей имели обратный результат. От автора:

Странный жизненный путь у моих современников:
Перед шипом они — цветы, перед цветком — шипы. [155]

По этой причине не осталось страха перед врагом, надежды на друга. Фард:

Предположим, что у спаржи вид змеи,
Но где же у нее яд для врагов и где лекарство для друзей?

После рассмотренных обстоятельств [произошло следующее]. Сначала из Герата ушел мир Афзал-хан, а ханы вилайетов отреклись от всех установлений [властей].

* Витязи разметают вражеский строй, [а]
Его высочество царевич сломал ряды друзей *.

Они пришли в Герат, собравшись и соединившись на службе царевичу Кайсару. В тот промежуток времени Ибрахим-хан *по смыслу слов: “И когда они встречают тех, которые уверовали, они говорят: „Мы уверовали!" А когда остаются со своими шайтанами, то говорят: „Мы ведь — с вами, мы ведь только издеваемся"”* 287 — был в числе подстрекателей и сотоварищей тех ханов, но внешне, для обмана он послал своего человека к его высочеству Фируз ад-дину и известил его о движении [ханов]. Фард:

Кровь окрашивает все погруженное в сердце одним цветом.
В саду своей эпохи будь подобен красивой двухцветной розе.

Мать моего брата Мухаммеда Али, мой племянник Абд ас-Самад и мой сын Абу Талиб жили в то время в Барнабаде. По прибытии войска царевича Кайсара в окрестности Гурийана, тот проклятый [Ибрахим-хан] притащил моего сына Абу Талиба и Абд ас-Самада в Гурийан и доложил царевичу Фируз ад-дину: “Это сын такого-то. Он каждый день посылает человека к Клыч-хану 288 и подстрекает его прийти сюда. Из преданности вам я захватил их [всех]”. Руба'и:

О Аршад, если случится тебе быть сутягой,
Перед всеми ты будешь в чести.
Люди смотрят на твое достоинство своими глазами,
Подобно исправляющим зрение очкам: если будешь кривить душой, то будет тебе почет.

Между тем он (Ибрахим-хан) сам сел на коня и, захватив с собой отряд из вилайета Гурийан, присоединился к Клыч-хану и стал в авангарде его войск. Фард:

Тюльпан держит чашу, нарцисс опьянен, а меня обвиняют в пьянстве.
Я отдаю себя на суд божий, кого же еще могу я избрать третейским судьей.

В мухарраме 1216/май — июнь 1801 года гератское войско, сопровождавшее царевича Малик Касима 289, встретилось и сразилось с ними к югу от барнабадской крепости. Они были разбиты и около пятидесяти-шестидесяти человек известных особ и вельмож было убито, как-то: Шихаб-хан, Шах Хусайн, Мухаммад Шах-хан, Абдалла-хан Ализай, который жил в моем подворье, [156] и прочие. А первопричиной этой смуты и кровопролития был мерзкий Ибрахим-хан.

Абдалла-хан, который оказался похожим на злодеев Ибрахим-хана и Джамала как по обстоятельствам и признакам, так и по образу жизни в сей недолговечной обители, проявил удивительное упорство в деле невозвращения подворья сему немощному. /л. 84б/ Те два предателя также показали свою большую с ним дружбу, и таким образом с обеих сторон было выказано особое усердие в [этом] деле. Фард:

В день воскресения из мертвых я принесу тот договор, который заключил с тобой.
Чтобы ты не сказал, будто в тот день я не был верен тебе.

Наша надежда его сиятельство Мухаммад-хан, беглербек, отправил в Гурийан своего сына, своего отпрыска, Азад-хана. Он освободил моих детей Абу Талиба и Абд ас-Самада и отправил их ко мне в Герат. Фард:

Не вызывает удивления покровительство человека столь похвальных качеств,
Нет ничего необыкновенного в оказании милости лицом, столь достойным всяческих похвал.

А барнабадской крепостью в то время овладел Ибрахим-хан. Оставив в этой крепости раненых и пленных, он захватил войсковой обоз и имущество и отправился оттуда в твердом намерении захватить Герат. Между тем в этот промежуток времени Йусуф, сын Ибрахим-хана, и жена его находились в гератской цитадели в плену у царевича Фируз ад-дина. Поскольку он совершил множество предательств и измен, но не видел ни у кого усердия и рвения пристыдить [его] и взыскать за содеянное, он [и на этот раз] не удержался от дебошей и погромов в городской округе. Он не проявлял осторожности, не думал об оковах сына и жены и в течение десяти-двенадцати дней усердствовал, грабя имущество райатов, убивая, совершая налеты и продавая в рабство. Фард:

[Вот] наглец, который в трезвом виде потрошит сердца людей.
Что ж будет, когда его лицо от вина покраснеет, подобно тюльпану.

После разорений, убийств, грабежей, увода в плен и рабство большого числа илятов 290 и семей из этой страны [царевич] при посредстве мусульманского суфия пошел на сделку. Он назначил и установил вознаграждение ханам, приведшим войско под Герат, и, освободив жену и сына Ибрахим-хана, отвел армию из-под Герата. В тот промежуток времени Ибрахим-хан отдал своему сыну Йусуфу под жилье мое подворье в Барнабадской крепости и в силу порочной [своей] независимости овладел вилайетом Гурийан.

* Ежесекундно судьба посылает мне новую беду,
Постоянно саднит в моем глазу колючка.
За одолженный товар
Ежеминутно какой-нибудь новый кредитор хочет получить с меня долг*. [157]

Из моего дома, который я лично заново отстроил и восстановил, Халил сын Рафи унес сумму в триста туманов наличными серебром и ашрафи. Он оставил для себя столько, сколько захотел, а остальное отдал Ибрахим-хану. Впоследствии, когда Ибрахим-хан узнал о количестве тех [денег], он так и не смог взыскать с него то, что [Халил сын Рафи] присвоил из этой суммы, сколько ни пытал его, сколько ни бил палками.

Жадно и настойчиво ища богатства, Йусуф и Джамал, /л. 85а/ сын и племянник предателя Ибрахима, с десятью землекопами каждую ночь приходили в подворье сего бедняка и разрушали дома и водоемы. Дело дошло до того, что они перекопали колодцы мир-заде, живших в том подворье, подобно тому как они раскопали гробницы своих отцов. То, что нашли, — присвоили, что увидели, — унесли. И так было неоднократно. В конце концов они обнаружили и набрали у тамошних моих родственников и племянника круглую сумму. С того времени и до сих пор у них остаются меч стоимостью тридцать пять туманов и двести маннов меди, которые они унесли у пишущего эти строки. А тот меч в самом деле и нынче висит на поясе Джамала. Руба'и:

[Если] вельможа не соблюдает верности никому в целом мире,
Эта власть не продержится и десяти дней.
Не построить вновь заложенное здание, чтобы
Тут же не посетила мысль о разрушении постройки.

Часть добра, которую я доверил своим надежным людям, с того времени и посейчас находится у них. Начав ссориться и враждовать, некоторые лица отдали вещи тому постылому через посредников друг друга. Большинство имущества они сами проели под предлогом [передачи] Ибрахиму, Джамалу и прочим.

В этом мире я повидал от людей достаточно бесчеловечности,
Зато мне не доводилось увидеть у людей человечного взгляда.

Ибрахим-хан спилил в моих парках пятьсот сосен, сделал из них бревна и увез их. Он свозил в Гурийан обоженный кирпич, разбирая пруды и мосты в садах моего подворья. Жители Барнабада и старые наши люди рубили себе на дрова для печей и уносили виноградные лозы из моих садов. А дома моего подворья разбирали и рубили на поленья. Фард:

Современники алчны, будь бдителен:
У бьющейся в крови птицы [и то] выщипывают перья.

Тот бесстыжий пес, торговец пленниками, продал узбекам купленного мною гуляма по имени Дилавар. Молодую джарийе моего двоюродного брата, рожденную в нашем доме, он продал за шестнадцать туманов Бунийад-беку хазаре, и мы вторично выкупили ее у него за ту же сумму. Из-за бесчисленных насилий того окаянного, из-за того, что в этом краю не было настоящего хозяина, дело дошло до того, что по его приказанию барнабадские подлецы таскали пленных и вещи из гератской округи и [158] продавали узбекам. Он (Ибрахим-хан) захватил крепость Агу при посредстве населения этой самой крепости и продал узбекам оптом, от мала до велика, за один раз сто человек ее жителей — мужчин и женщин. *От автора:

Я не говорю, что [от бед] пламенеет только моя душа,
Бедствие ста семой разжигает сто костров [горя]*.

Каждый страстно желал что-нибудь украсть, /л. 85б/ кого-нибудь продать. Сообразно [этому желанию] семья за семьей потянулись в Гурийан и Барнабад к главе смуты Ибрахим-хану. Масневи:

Так бывает и на земле и на небесах — по крупице
Собираются однородные элементы; подобно янтарю и соломе,
Нурийцы притягивают нурийцев,
Нарийцы привлекают к себе нарийцев
291.

Таким образом подле того разбойника с большой дороги собралась шайка подходящих к этой категории [личностей].

*Почему это те, кто светел разумом, сидят в цветущем саду,
Но как только повредятся в уме — удаляются в пустыню? *

Дороги оказались перекрытыми из-за многочисленных случаев продажи в рабство, грабежей и разбоя того проклятого [Ибрахим-хана], и ни один мусульманин тех мест не осмеливался тронуться в путь. Этот негодяй за один год продал примерно пять тысяч человек из населения районов Каина и Герата, путешественников в Ирак, евреев, индийцев и других жителей этого края, не считая тех людей, которых Ибрахим-хан продавал в течение двадцати лет. От автора:

Из-за великого безразличия современников
Этот проклятый пес причинил зла сколько хотел.
Если бы у этого царства был хозяин и его населяли бы люди,
На свете не осталось бы от этой собаки ни имени, ни следа.

В ходе этих обстоятельств его светлость моя надежда беглер-бек оставил от моего имени [в Барнабаде] человека для осмотра владений сего обескрыленного, приказав собрать и доставить в качестве налога незначительную часть моих продуктов. Большую часть продуктов уносили и проедали дворцовый управляющий и прочие.

Так продолжалось два года. После того как тот жестокий тиран достиг власти, он завладел моими поместьями —

*Он силой выхватил из моих рук бокал вина,
Я сгорел так, как горит дом ночного сторожа *, —

и подарил мои участки подлейшим низким тварям, которые перед тем были близки ко мне, а в тот момент перешли к нему, разрушили мое подворье и стали уполномоченными по части моего имущества. [159]

О Аршад, люди, которые обхаживают то одного, то другого,
Знай, они постоянно ищут хлеб и воду,
С людьми не поддерживают знакомства без выгоды,
Подобно собаке, которая вертится [под ногами] ради кости.

В тот подходящий момент из-за великой своей скорби я вместе с придворным евнухом Йусуф Али-ханом сподобился поехать на поклонение и приложиться к гробнице имама Ризы, да будет ему тысяча приветствий. По возвращении из тех мест в Герат я большую часть времени посвятил встречам с Йусуф Али-ханом карай и Тимур-Кули-ханом баракзаем и изложению своих обстоятельств, надеясь отыскать средство [выпутаться] из этого дела.

Так продолжалось до той поры, пока мне выпал удобный случай по смыслу [арабского] изречения... /л. 86а/ что в переводе автора означает:

Того, что суждено, ты никогда своими силами не добьешься,
То, что суждено, вскоре придет само.
То, что суждено, в свое время осуществится,
Бесполезны старания и усилия рьяного, но несведущего.
Силач будет стараться, но [ничего] не добьется,
Совсем слабый и немощный достигнет цели, если то суждено.

При посредстве различных хлопот, описание коих явилось бы причиной удлинения повествования, Тимур-Кули-хан из свиты обладающего похвальными качествами царевича Малик Касима был назначен забрать Барнабад у того неблагодарного пса — отступника [Ибрахим-хана]. Пишущий эти строки также собрался поехать вместе с ними. Фард:

Птице, которая, подобно мне, оказалась вдали от своей родины,
Не грешно вспомнить о своей родимой лужайке.

Сын Ибрахима Йусуф, который жил в Барнабаде в моем подворье, по смыслу изречения всевышнего “...и окружил его грех” 292 оказался в осаде. Мать Йусуфа, жена Ибрахим-хана, которая в тот период приехала в Барнабад и целыми днями вместе с музыкантами и танцовщиками предавалась удовольствиям в моих садах, попала в осаду вместе со своим сыном. Фард:

Судьба дарит из этой чаши то мед, то яд.
Горе тому виночерпию и тому кубку, который надо пригубить.

Хотя овладение барнабадской крепостью не требовало таких больших усилий, а осажденные в ней не проявляли особой смелости, —

Когда лучи солнца появятся из-за горы,
Становится заметно, сколько света излучает один луч, —

но из-за поддержки тогдашними интриганами осада затянулась на сорок дней. Вопреки обычаю почитания старших в роде Джалила Дуррани 293, который [гласил], что, если один из семейства [160] садозаев, которое считается у них старшим, перебьет всех, никто из того рода не осмелится даже взглянуть на [убийцу], тот собачий сын по проискам интриганов обратил пушки против царевича, совершив поступок столь наглый и дерзкий, что и описать невозможно. От автора:

Он допустил множество мерзостей и подлостей
Из-за дерзости своей в отношении вельмож.
Повернул пушки против царевича
И тем самым пробил брешь в государстве.

Так продолжалось до тех пор, пока в результате многих усилий и стараний, после того как в дело были пущены четыреста пушек и снарядов, названная крепость была захвачена, а имущество и райаты ее пущены на ветер небытия. Фард:

Все правоверные знают, чьей добычей они станут,
Где уж мошке равняться со слоном.

В том самом подворье барнабадской крепости, где тот проклятый Ибрахим-хан держал присвоенное [им] мое имущество, /л. 86б/ было разграблено вещей на сумму три тысячи туманов, которые в конце концов скопились у него в результате торговли пленниками, грабежей и разбоя (полустишие): “За один миг купи то, что будешь продавать целый год”. “И тот, кто сделал зла на вес пылинки, увидит его” 294. Фард:

Если ты пролил воду на известь, то знаешь,
Что постигнет друга от нашего безразличия.

С их женщин срывали одежду и уносили ее, а самих женщин привели в Герат. Отныне и навсегда им остался [в удел] лишь позор. Фард:

Кто в целом мире, натянув тетиву на лук тирании,
Не стал мишенью вечного проклятия?

После овладения барнабадской крепостью тридцать пять человек преступников — торговцев пленниками и четыре узбека, у которых Ибрахим взял деньги в счет стоимости пленных, были захвачены, подвергнуты оскорблениям, пыткам и убиты. Пленные и слуги получили сполна: “Поистине, Аллах медлит, но не пренебрегает [возмездием]”. Вместе с сыном, женами и невестками Ибрахим-хана в Герат были посланы головы [убитых]. Фард:

Всякого, кто виновен в преступлении,
Настигнет кара и возмездие.

В ходе этих обстоятельств сей обескрыленный, [пребывая] на службе у счастливейшего царевича, напевал языком фактов такие слова. Стихи:

Вот голова твоих врагов. Боже упаси,
Чтобы у врагов оказалась твоя голова,
Даже если путь под копытами твоего коня будет усыпан розами,
Нет дара бесценнее, чем этот, [161]
*Я замолчал, [стоя] над головой твоего врага,
Ибо нет лучшего места, чтобы задержаться *.

Однако из-за разногласий в среде ханов они не стали брать крепость Гурийана и не искоренили Ибрахим-хана. Они договорились с ним и оставили его в покое.

А Тимур-Кули-хан, несмотря на изъявление им большого расположения к сему чертополоху, признался, что взял у него (Ибрахима) триста туманов наличными за то, чтобы выдать ему меня. Я отдалился от него и языком фактов произнес такие речи. Руба'и:

О тот, чье сердце покончило с верностью,
Ты сговорился с моими бесчестными врагами,
Если ты со всеми так же будешь играть в любовь,
Ты никогда не встретишь ни одного искреннего друга.

В то время величие знатности Ахмад-хан, сын покойного эмира Ниджабат-хана, в силу своего благородства 295 проявил к сему затворнику в келье тягот милость и благорасположение. А Тимур-Кули-хан сделался наставником сына Ибрахим-хана, не приняв во внимание такое изречение (фард):

Ослов нужно бить палкой по голове,
Если они неверной ногой сходят с дороги, —

и не привел в исполнение никакие требования о взыскании с него (Ибрахим-хана), несмотря на все его грехи и случаи измены. Стихи:

Если шах виновного не наказывает,
/л. 87а/ Тот осмеливается на еще более тяжкие преступления.
Кто поднимает головы врагов до луны,
Тот бросается сам в бездну.

Несмотря на то что [Ибрахим-хан] был первопричиной убийства многих сановных дуррани и прочих ханов, случаев продажи пленников, ущерба и мучений, причиненных многим современникам, [Тимур-Кули-хан] не обнаружил ни рвения, ни чести, дабы взыскать за проступки с того вероломного злодея. Фард:

О тиран, погляди на усердие этих людей,
Которые позабыли о твоих притеснениях.

В то время его сиятельство Фатхи-хан баракзай 296 прибыл в Герат.

Я сочинил эту касыду и представил ее ему. Масневи:

Пришло время веселья и весенние дни.
О кравчий, принеси розовое вино.
Миновала беспросветная ночь невзгод,
Наступил сияющий светлый день.
Знамя любви, прославляющее небеса,
Обратило в бегство разрушительные войска.
Простор города Герата стал цветником, [162]
Взоры ожидающих просветлели.
Появилась свита хана, саном достойного небосвода,
В тела умерших вернулись сердца жизни.
Тот, кто в этом мире владеет силой и великолепием, нынче
Загорается красотой и изяществом от его блеска.
Тот, кто прочно стоит на ногах, от него набирается гордости,
Обретая друзей благонравием.
Высокопоставленный щедрый хан,
Лев — сердцем, могуществом — тигр, Фатхи-хан
Распростер [свое] покровительство над садами Герата,
Ароматами наполнил просторы гератских парков.
Вопреки твоей судьбе, о Риза,
Мрачный Герат стал лучезарным.
Из Мисра дошел запах рубашки [Йусуфа]
297,
В наших очах загорелся свет.
Я расскажу ему о себе,
Поплачу о тиранстве судьбы.
О мир великодушия, о хан эпохи,
О высокая звезда в небе,
О благородный небесный свод, о сияющее полнолуние,
О луноликий, о солнцеразумный,
О всемилостивый миропокоритель и мироустроитель!
Взываю к справедливости из-за мучений [от] пса Ибрахима,
Многочисленных притеснений этого Шаддада
298.
На помощь, вождь предводителей правосудия!
Зачинщик всей этой смуты, причина ущерба,
Источник всей разрухи и зла —
[Вот] кем он стал, клянусь богом, о хан нашего времени,
Все эти беспорядки начались из-за него.
Перед мусульманами и христианами и иудеями
Он виноват кругом
299.
Он продал нескольких индийцев и евреев,
Грязный пес, он поджег весь мир,
Убил множество афганцев,
Нарушил все правила нашего времени.
Выскочка, он обидел знатных.
Этот негодяй позволил себе много дерзости,
Он обратил пушки против царевича —
Вот откуда брешь в основании нашего государства.
В месяце мухарраме из-за притеснений этого Шаддада
Барнабад стал подобен Кербеле.
То, что вытворял этот грязный мерзкий пес,
Ни Харис, ни Шимр, ни Йазид не делали
300.
/л. 87б/ В конце концов, о вождь ханов нашей эпохи,
О опора небосвода, обладатель могущества и славы,
Что сталось с вашей человечностью и честью,
Раз этот бродяга и подонок,
Ставший источником всех этих притеснений,
До сих пор не наказан?
Убито много ваших юношей,
Но нет и признака кровной мести.
Имущество и жизнь ваша — все отдано на грабеж.
Кто вникнет в дела мои, горемычного?
Я надеялся и [нынче] уповаю только на вас,
Что вы осмыслите глубину моих страданий.
Я исследовал ваше чувство чести —
Вот почему я стал вашим преданным и искренним другом.
Как мне поведать, какую беду принес мне этот проклятущий,
Сколько зла и урона причинил он мне! [163]
Он десять раз грабил мое добро.
От этих мук непрочным стало мое положение.
Мула, верблюда, золото, ковры, лошадей —
Все увез [этот] мерзкий нес,
Он мне не оставил ни одного из моих коней,
Нынче я горю огнем бедности.
От мучений и притеснений его вот уже десять лет,
Как мои дела оказались в таком состоянии.
Несколько человек моих людей бродят
Вокруг развалин всех моих жилищ.
Грабежом и насилием он также унес
Имущество моих братьев и племянника.
Я прошу у хана нашего времени,
Чтобы у того подлого ничтожества
Отобрали бы и вернули мне мое имущество:
И то, что он проел, и то, что забрали у каждого.
О господи, я истерзан душой.
Сердце горит пламенем мучений.
Клянусь пленниками города Каина,
Причиной тому стал этот изменник.
Клянусь людьми, ныне находящимися в Туркестане,
В оковах, бесприютными бродягами,
Клянусь убитыми в Барнабаде,
Которые пали жертвой тирании с сотнями несбывшихся надежд,
Клянусь подобными мне угнетенными,
У которых имущество также предано грабежу.
Они — бедные, озабоченные, без кровли над головой,
Днем и ночью в смятении и растерянности.
И дом, и крепость, и поместье, и имущество
Разрушены и потеряны для них.
Ежеминутно они стенают и охают, и криком кричат
От мучений, причиненных тем самым бесстыжим [Ибрахимом].
Отряд, который [привел] тот самый проклятый,
Разграбил все их добро.
Заклинаю господом богом, о верующий,
Сверши над этими псами суд и покарай,
Прогони их ото всех людей,
Пусть, опозоренные, они скитаются по земле.
Предводитель ханов [нашего] времени Фатхи-хан,
Который является украшением красоты нашего века,
Да возвысится и упрочится он,
Пусть наслаждается вечной жизнью.
Господи, да исполнятся его желания в обоих мирах,
Пусть сбудется все, чего он хочет, о чем мечтает,
Пусть он будет полководцем, предводителем,
Пусть головы его врагов попадут на виселицу.
Дай ему силы свершить надо мной суд по справедливости,
Пусть он освободит меня от тягот и забот.

В тот период его сиятельство Фатхи-хан в свите царевича Малик Касима был назначен овладеть крепостью Гурийана, чтобы наказать того поганого безбожника. Они привезли с собой сына [Ибрахим-хана] Йусуфа и осадили Гурийан. Я отправился с войсками царевича. /л. 88а/ Фард:

Моя твердость мне пришлась по душе тем, что ни на миг
Меня не покидало чувство мести. [164]

Вначале из-за тайной вражды Фатхи-хана к его высочеству Фируз ад-дину он примкнул к проклятому Ибрахиму, не пытаясь наказать его. Фард:

Из-за того, что фазан и горлица враждовали друг с другом,
Дошло до того, что соловей стал другом ворона.

После того как [Фатхи-хан] успокоился насчет царевича, он двинулся правильным путем и приступил к захвату крепости. Узнав об этом, Ибрахим-хан устроил своему сыну Йусуфу побег к царевичу Фируз ад-дину, имея план сказать ему, дескать, Фатхи-хан позволил бежать. Он хотел перессорить их, с тем чтобы царевича [Малик Касима] отозвали из-под Гурийана. Сколько ни заверял Фатхи-хан, что возьмет гурийанскую крепость, стыдясь своей оплошности в связи с бегством того злодея, ему не поверили. Фард:

Не помогай тирану по простоте душевной,
Ибо [и] сабля почернеет вблизи точильного камня.

Во время возвращения войска из-под Гурийана тот проклятый бандит [Ибрахим-хан] заманил на кровли домов большие толпы мужчин, женщин, малых и старых, которые кричали, орали, трубили издевательства и оскорбления, умаляющие достоинство царевича. Сколько ни пытался, сколько ни просил тогда Фатхи-хан, чтобы войско задержалось там хоть на один день, чтобы семьи баракзаев отвели оттуда своих сородичей, это оказалось невозможным. Фард:

Глаз бутона настолько боялся грабителей,
Что принял крыло соловья за руку срезающего розы.

Родственники царевича [Малик Касима] бежали, оставив там свои пожитки и имущество, и в тот же самый день тот поганый Ибрахим-хан захватил их скарб и жилища, а царевича преследовал набегами до окрестностей Фушенджа 301. Он также угнал скот из Барнабада и Зинджана.

* Разве найдешь во дворце исполнение желаний:
[Ведь] для вора михраб — [лишь] ниша в стене*.

Пусть не останется тайной, что эти события произошли не вследствие храбрости и выдающихся качеств того главаря смуты и мятежа, но из-за бесхозности тех городов и раскола в стане его противников, где каждый проявлял своеволие. Если бы в среде тех, кто действовал у подножия трона, не было разногласий, тогда бы те самые жители крепости убили бы или схватили того поганого злобного бандита Ибрахим-хана, так же как они послали к праотцам его старшего брата. Источник таких грехов и проступков, зачинщик всех этих дел не может стать достойным уважения. Мисра':

Кто такая лиса, чтобы драться с волком? [165]

В тот период, когда его высочество овладел Барнабадом, /л. 88б/ войско, не вникая в суть дела, растащило все то имущество смиренных невиновных тамошних жителей, которое еще оставалось после грабежей Ибрахим-хана. Всех тех райатов, которых тот злодей не успел продать, взяли в плен. Большинство домов здешних жителей разрушили в поисках спрятанного имущества. Там не осталось ни единого человека. Комендантом барнабадской крепости стал хаджи Ахмад-хан. Он разрушил крытые досками дома, которые были в крепости, и в течение двух месяцев спиливал сосны в тамошних парках, делал бревна и отправлял в Герат. Несколько эмирзаде отвели свои семьи в Зинджан и Шакибан 302, рассчитывая на благосостояние того края. Порой они сами узнавали о своем имуществе и подворьях, приходили в отчаяние из-за разрушения Барнабада и того, что их скотину и ослов увел Ибрахим-хан. Они возвращались с семьями в город. В течение года тамошние сады не получали влаги. Окрестное население рубило на дрова виноградники, плодовые и тутовые деревья. Фард:

На той лужайке, которую ты видел, не осталось ни цветка.
Наступила осень, из глаз сокрылась цветущая весна.

[Дошло] до того, что были разрушены подворья пишущего эти строки, моего родного и двоюродного братьев — всего двести домов. Там издавна были конюшни, да и я там строил. В конюшнях стояло до восьмидесяти коней. В тот раз я купил в Барнабаде десять ягнят. Сколько ни искали мои люди среди моих подворий неповрежденное здание, чтобы там на ночь оставить ягнят, дабы их не съели волки, [так] и не нашли. Фард:

Если царь — тот, кто [правит] нынче,
То я могу дать тебе сотни тысяч подобных разоренных сел.

Хаджи Ахмад-хан всегда изъявлял ко мне расположение. В тот раз, намереваясь возвратиться в Барнабад, я отвез туда некоторое количество пшеницы, риса, сосуды, ковры в качестве своего налога ихраджат 303 и поручил все это надзору хаджи Ахмад-хана, а сам уехал в Герат. Хаджи Ахмад отдал некоторые товары своему мирзе, другие присвоил и впоследствии не отдал. В ходе этих событий сей обескрыленный, уповая и заботясь о благоустройстве той местности, обратился с письмом к доверенным лицам в правительстве несравненного царевича, дабы в Барнабад направили Бакир-хана курда, который в тот период был свободен от службы, слыл человеком разумным, а мне давал определенные обещания, /л. 89а/ направили с тем, чтобы он собрал тамошних жителей. Люди, которые знали его, удерживали меня от подачи такого прошения, говоря (от автора):

Будь начеку, Риза, с соперником и болтуном, не верь его россказням,
Ибо он ведет себя благонравно из-за своей бездеятельности. [166]

Я стер со своей души правду о том, что претерпел от него ущерб и мучения, и поверил его обещаниям (мисра'):

Кто испытывает испытанное, того ждет раскаяние,

а предостережениям заслуживающих доверия советчиков я не внял. Фард:

Когда судьба человека становится мрачной,
Он делает все, чего не следует делать.

Дошло до того, что его сделали комендантом барнабадской крепости и контролером по сбору джизьи 304.

В этот период Ибрахим-хан, боясь возмездия за свое вероломство и гнусные поступки, стал искать покровительства каджарских правителей. Он направил своего племянника Джамала к его светлости Мухаммаду Вали-мирзе, изъявляя повиновение, дескать, я — гебр, армянин, еврей, но не афганец. Однако он опозорил и армянина и еврея, ибо ни в одном из этих племен не бывало такого проклятущего. Руба'и:

Если снять покрывало с его неверия,
С его явных грабежей и тайного разврата,
Христианин, еврей, безбожник, гебр, индиец —
Все смеются над его мусульманством.

По его желанию его светлость Мухаммад Хусайн-хан, каджарский военачальник, и местные хорасанские ханы вступили в вилайет Гурийан. Они освободили нескольких индийцев и мусульман, которых тот неверный держал в заточении в гурийанской крепости, собираясь их продать. Освободили его жену, которая, после того как ее привезли из барнабадской крепости, вторично находилась в заточении в Герате. Они овладели крепостью Гурийана, отогнали тех нечестивцев и осели в селении Харгирд-и Хаф. Фард:

* Кабак в конце концов лишит зрения даже мухтасиба 305,
Несмотря на то что там и слепой прозревает *.

В тот период сей немощный для закрепления в памяти даты их изгнания поведал о том вереницей этих стихов. От автора:

Ибрахим — вор, торгующий людьми,
Пес, не имеющий ни доброго имени, ни чести, ни веры.
Он — тот, у кого более, чем у дьявола, проявляется
Злоба на весь род человеческий.
Он — тот, кто разорил семьи,
Кто опустошил поместья,
Кто нападал на караваны и присваивал
Имущество паломников и купцов;
Он — тот, кто десять тысяч пленников
Послал из Хорасана в Туркестан.
/л. 89б/ Он — тот, кто Каин, Исфизар, Герат,
Систан, Кусувийе и Гурийан
306
Полностью разорил.
Из-за его притеснений люди остались без крова. [167]
Он — скряга, которым превратил в товар
Свою мать, сестру и родственников.
Если бы Шаддад, Шимр и Навуходоносор,
Харис, Ибн Мулджим, Мерван
307
Жили в наш век.
Они поразились бы его жестокости.
Нынче он исчез благодаря стараниям того, кто
Является душой народа.
Кто в деловитости и мудрости
Не имеет себе равного в наши дни,
Сострадательный и доброжелательный к божьим тварям.
Преданный его величеству Шах Джахану,
Предводитель и богатырь, каков он нынче,
Глава всех военачальников, всех полководцев,
Дату изгнания того негодяя
Я искал в уме, и разум, помолясь богу,
Ответил: “Ибрахим, бесчестный и бесстыжий”,
Был изгнан и исчез из “Гурийана”
308.

Несмотря на то что свойства того подлеца, торговца пленниками и осла, были вполне очевидны и широко известны всем, подобно тому как известно богохульство дьявола, [однако], когда [Ибрахим] прибег к покровительству этих правителей, ему были оказаны милости при отсутствии у него способностей и дарований. Фард:

Судьба улыбается беспечным людям всего мира,
Подобно тому как Нил давал дорогу фараонам.

Однако, поскольку в том государстве для него оказалось невозможным воровать и заниматься торговлей пленниками, что было в характере того осла, что представляло собой закваску и врожденный навык всего его существа, он стал сожалеть о своем уходе [к каджарам] и вознамерился бежать оттуда и возвратиться сюда. Несмотря на все вероломство, черную неблагодарность и издевательства, которые он причинил современникам от высочайших до нижайших, от малолетних до великовозрастных настолько, что стал первопричиной всех этих убийств вельмож рода дур-рани, торговли пленниками и неправедного пролития крови, как только он понял, что жители этого края и деятели этого двора не имеют ни рвения, ни самолюбия, дабы привлечь его к ответственности и взыскать за его поведение, он, под предлогом охоты, послал Джамала и своего сына Йусуфа из Харгирда в Фарах — к царевичу Камрану. Нисколько не заботясь по поводу своих вероломных проделок и других проступков, [Ибрахим] просил Камрана, чтобы он отправил верхового, а их отвели бы в сторону Кандагара. Фард:

*До каких пор ты, словно ветер, будешь носиться без толку?
О ты, кто меньше пылинки, обратись к чьей-либо помощи*.

Поскольку при повторном бегстве и возвращении из этой страны в другую тот подлец [Ибрахим-хан] был весьма недоволен ворами, своими злобными приятелями, которые в тот момент не [168] могли заниматься торговлей пленниками и грабежами, что было их обычаем, и оставались в бездействии, [оторванные] от своего ремесла, [сподвижники Ибрахима] договорились между собой о том, что, послав обоих зловредных братьев в ад, предпочтут порвать с ними. К ним присоединился племянник [Ибрахима], одного из братьев которого убил Исма'ил-хан, его дядя.

/л. 90а/ По совету тимуровых ханов тамошний правитель Аллахдад застрелил из ружья своего дядю Исма'ил-хана и послал его в преисподнюю. Мисра':

Хвала тому, кто оживил вселенную, убив тебя.
* Из-за его зловещих и мрачных дел Он заточил его в темницу ада*.

А Ибрахим-хан с черным от ужаса лицом бежал от них в Обитель радости Фарах. *От автора:

Мудрец был поражен тем, что осел, Ибрахим,
При всех своих мятежах и вреде до сих пор жив.
Я сказал ему, что ость одно обстоятельство, из-за которого он остается на этом свете.
Послушай, я скажу тебе, в чем суть:
“В пустыню гибели не ведут того пса,
Потому что и в загробном мире не видят в том ни капли пользы”*.

В числе результатов размышлений сего немощного была сия строка. Она уведомляет о дате переселения в ад брата того осла:

Из Харгирда осел изволил отправиться в ад.
Случилось это в том году, когда его убили, и с лица земли исчезли два осла
309.

Да не останется тайной, что с того самого года, как эти злодеи явились в наши края, и до сего времени, что составляет шестьдесят лет, пи один из того племени не умер естественной, предначертанной судьбой смертью. Никто из них также не погиб на поле брани, как подобает мужчине, но всех их приканчивали самым непристойным образом. Например, первым сошел с ума старший брат того осла, [Ибрахим-хана], Ашраф. В припадке безумия он проливал кровь невинных людей, а сам свалился в воду и скончался. Отца их, Йунус-хана, убили в поле... 310 воры. Исмаил-хан в драке из-за воды ударом палки и лопаты убил своего племянника, сына Ашрафа Рахимдада. Аллахдад, брат Рахимдада, выстрелом из ружья в крепости Харгирд отправил в ад Исма'ил-хана на глазах его сына Ахмада. Ибрахим-хан и Джамал убили в Фарахе Хаккдада, брата Аллахдада, а его труп сбросили в реку Фарах. Фард:

Радуйтесь, о угнетенные, ибо тиран подобен последнему платану:
Как только он войдет в силу, его изнутри пожирает огонь.

Кыт'а:

Иисус увидел убитого, лежащего на дороге.
Он прикусил кончик пальца зубами удивления, [169]
Сказал: “Кого ты убил, что сам убит тем не менее,
И где будет убит тот, кто убил тебя?”
Не натруживай палец, стуча в чьи-либо двери,
Дабы кто-нибудь не разбил кулак, колотя в твою дверь.

“Назидайтесь, обладающие зрением” 311. Фард:

Не причиняй зла, ибо в день возмездия с засеянного поля
Ты пожнешь серпом то самое зло, которое взращивал *.

Если бы сановники и правители этой страны либо славные царевичи и каджарский военачальник, каждый из которых претерпел неудобства либо мучения из-за выходок этих вероломных бандитов и каждому из которых были очевидны предательство и неблагодарность этих злобных обидчиков, если бы они проявили усердие, если бы у них было достоинство, то племя дуррани, притязающее на традиции заступничества, покровительства и чести, навсегда бы запомнило убитых в Барнабаде и слова того неучтивого пса — [Ибрахим-xaнa]: “Я — гебр, армянин, но не афганец”. Нужно было бы не оставлять в живых даже грудных детей, /л. 90б/ ведущих происхождение от тех коварных злодеев. Однако ныне они процветают и пользуются в Герате полным доверием. Для того чтобы показать свою силу, Джамал прицепил к своему поясу самый лучший меч сего бедняка. А Ибрахим-хан в селении Барнабад 312 захватил один заудж моих пахотных земель и совершенно независимо занимается продажей пленников и налогообложением жителей той местности. Где они, проницательные арабы, которые в течение тысячи двухсот двадцати лет доныне порицают потомков Абу Мусы Аш'ари 313 перед своими гордецами, дабы они убедились, какой независимостью пользуется Джамал и в прошлом году, и в этом при всей присущей его племени подлости и изменах, на какой почет и положение он зарится, несмотря на всю свою неблагодарность. Где они, воздающие за убийство и кровопролитие герои-персы, чьи сердца в течение четырех-пяти тысяч лет переполнялись ненавистью, горем и жаждой мщения за кровь Сийавуша 314, дабы они воочию увидели, что в конечном счете дал божьим тварям Ибрахим-развратник, который перед тем в течение шести месяцев в довершение ко всем прежним своим подлым поступкам и позорным делам уничтожил все войско и отдал всю страну на ветер небытия, и что надеется получить у чинов этого двора, и с каким почетом обходятся с этим злодеем люди, не имеющие ни стыда ни совести. Фард:

Рассказывают, что подобное рвение проявляют лишь мертвецы,
Но сим здравствующим недостает усердия тех мертвецов.

А я, пламя пожара тирании того предателя, несмотря на давность служения при этом дворе, несмотря на мою преданность и знакомство со многими вельможами этого края, не имею надежды на справедливость и великодушие современников. Фард:

Переменчивая судьба забросила меня
В страну, где в одно целое соединены трое — собака, волк и пастух. [170]

Вся моя надежда только на то, что всесвятой Аллах, который является подлинным мстителем, в противовес великим мира сего ревностен и всемогущ и воздаст за дела тем собакам, бесстыдным, бессовестным вероломным притеснителям, поможет правому восстановить истину. От автора:

О владыка, от унижения мой день стал ночью,
К кому еще мне обратиться с мольбой?!
Благодаря своему изначальному могуществу
Дай мне передохнуть от людской неблагодарности.

После того как увезли Ибрахим-хана, хакимом и комендантом крепости и местности Гурийан сделали Йусуф Али-хана карай. [Этому] я очень обрадовался ввиду знакомства с Али-ханом, его отцом, который, проявляя расположение, неоднократно приезжал ко мне в дом — и в Герат и в Барнабад, /л. 91а/ да и сам Йусуф Али-хан при въезде в Герат также выказал мне дружеское внимание и дал обязательства содействовать. Переждав некоторое время, я стал расспрашивать о своих обстоятельствах и осведомляться о нем. Поскольку он от обещаний так и не перешел к делу, я сочинил эту касыду и переслал [ему].

Касыда:

О виночерпий, пришла весна и минули осенние дни,
Настала пора веселья, подай же чашу красного вина.
Расцвели, заулыбались уста-бутоны опечаленных жалобщиков,
Сад сердец разукрасился всеми цветами радуги, подобно райскому цветнику.
Как прекрасно! О восходящая звезда благополучия, о коловращение небес,
Я не думал, не надеялся на такую большую милость от вас.
Слава твоей прозорливости, о судьба!
Ура твоему милосердию, о небо!
Усилиями друзей делам врагов поставлена преграда.
Благодарение Аллаху, что наконец свершилось то, чего желало сердце.
Йусуф Ханаанский, почитаемый в Египте, достиг славы и ушел,
И Йусуф стал юным подобно Зулайхе в год египетского голода
315.
Ядро моей души овеяно ароматом благоухания
Пришедшего из Египта каравана, о ханаанцы,
Если этот аромат исходит не от рубашки Йусуфа, то почему же
Мой взор благодаря ему просветлел, подобно очам Йакуба
316.
Теперь я говорю открыто: Пришел Йусуф Али-хан.
Сейчас в Гурийане будто бы повеяло свежим ветерком.
Добро пожаловать, о роза из букета с лужайки [моего] сердца.
Слава вам, о благодарные гурийцы, туба идет к вам.
Если я до дня воскресения из мертвых буду твердить: “Добро пожаловать, хан”,
Я и на одну десятую не смогу сказать, как мне это приятно.
О милосердный, источающий доброту, искренность и сострадание,
О тот, кто приносит наибольшую пользу, кто оказывает множество милостей и одолжений.
Прошло уже какое-то время, как ты изволил оказать великую честь прибыть
В Гурийан, но к сей оцепеневшей душе, ко мне,
Никто ни разу не явился от тебя, [171]
Ни строчки не изволил ты написать, не сказал:
О такой-то, Будь спокоен, ибо мы прибыли в Гурийан.
Мол, приезжай к нам или делай так или иначе.
Несмотря на все мои надежды на тебя,
Что же это за невнимание, о опора верных друзей?
К тебе в Гурийан я принес всю глубину моей преданности,
Отныне будь со мною, о сияющая добротой луна.
Если бесстыдный пес пустил на ветер мое имущество,
Прах всего мира да падет на его голову, пусть огонь спалит его душу.
Отомсти за меня в силу твоего сострадания,
Добро и зло необходимы в отношении добрых и злых.
Недостаток каждой натуры — это отказ от необходимых свойств природы,
Холод и теплота — это свойства воды и огня.
Ибрахим должен быть вором и разбойником,

А ты должен приносить пользу сыновьям [нашей] эпохи.
Если собака не ухватит [за ногу] человека, значит, в ее собачьей природе есть изъян,
Если роза не благоухает, воистину у нее недостаток.
О Риза, более этого причинять беспокойство нельзя,

/л. 91б/ Проявляй усердие в молениях и молчи, закрыв рот.
Пока стоит мир, дай тебе бог радоваться в оном,
Еще больше будь ласковым с обиженными.

В течение трех лет Йусуф Али-хан был независимым правителем в Гурийане, [однако], кроме затруднений его языку, от обещаний, которые он давал сему заблудившемуся в пустыне нищеты, никаких результатов не оказалось. Фард:

Мне светит оплывающая свеча,
Дружелюбие этих людей проявляется лишь в болтовне.

Так, в башнях гурийанской крепости было пятьдесят двустворчатых дверей из домов и других подворий пишущего эти строки, находящихся в Герате и Барнабаде, которые Ибрахим-хан унес, добавив [к ним] двери из своих домов. [Йусуф Али-хан] знал, что ни в одном из моих домов нет ни одной двери, что теперь именно у него находятся все те двери, которые принадлежат к числу моего имущества, но ни я ему ничего не объяснял по этому поводу, ни он не отдал мне ни одной двустворчатой двери. А все бревна, сделанные из сосен моих парков, которые [Ибрахим-хан] вывез из моих владений, он (Йусуф Али-хан) погрузил на своих верблюдов и отправил в Турбат 317. Фард:

Я видел притеснения как от друзей, так и от врагов.
Меня осудили и роза, и ее шипы.

(пер. Н. Н. Туманович)
Текст воспроизведен по изданиям: Мухаммад Риза Барнабади. Тазкире. М. Наука. 1984

© текст - Туманович Н. Н. 1984
© сетевая версия - Тhietmar. 2004

© OCR - Петров С. 2004
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Наука 1984