ХРОНОГРАФ XIV В.

В результате потрясений, вызванных в Закавказье установлением иноземного господства в первой трети XIII в., Грузинское феодальное царство было приведено к экономическому разорению и культурному упадку. Общественная депрессия, усугублявшаяся отсутствием надежной перспективы, долго оставалась одним из основных показателей внутренней жизни Грузии. Однако с конца XIII — начала XIV в. на поприще политической и культурной деятельности страны выступили ближайшие потомки того поколения, которое непосредственно испытало горечь тяжелых поражений. Основным источником для истории Грузии этого периода является летописное повествование, по-русски обычно называемое “Хронограф” XIV в. ¹ Оставшийся безымянным автор этого обширного произведения — человек, безусловно, незаурядный, талантливый писатель — свидетельствует о том, как глубоко задумывались его современники над причинами постигшей их край катастрофы. Будучи хорошо осведомленным в событиях описываемого времени, аноним дает ряд немаловажных сообщений не только о народах Кавказа, но и о византийцах, армянах, монголах, хорезмийцах и др. Он хорошо знаком с историческими сочинениями многих иноязычных авторов, нередко их цитирует и пересказывает ².

Время деятельности автора “Хронографа” приблизительно можно установить по немногочисленным косвенным данным, имеющимся в самом памятнике. Судя по тексту летописи, автор ее был младшим современником грузинского царя Георгия V [113] (1314—1346), прозванного современниками Блистательным, в период правления которого Грузия освободилась от монгольского господства. Автор летописи, по его же словам, являлся очевидцем событий этого периода и, как предполагают, даже описал их, хотя дошедший до нас текст повествования обрывается на описании начала царствования Георгия V. Немаловажным ориентиром в данном случае может быть упоминающееся в “Хронографе” тюркское название Карабаг, заменившее древнее местное Арран не позже середины XIVв. Все это, безусловно, свидетельствует о том, что написание “Хронографа” следует отнести не ранее чем к середине XIVв.

Средневековым грузинским писателям хронист близок в основном по стилю изложения и художественной манере. На этом, по существу, кончается его связь с древнегрузинской исторической традицией. В отличие от авторов эпохи расцвета Грузинского феодального царства, оптимистические сочинения которых полны панегирических славословий феодалам и их царственным сюзеренам, автор “Хронографа”, глубоко переживающий суровую действительность монгольского периода, настроен более чем скептически. Он не стесняет себя в резких нападках на “царей и мтаваров”, в нравственном падении которых видит основную причину разорения своей родины.

На фоне мрачной картины внутреннего положения Грузии анонимный летописец изображает идеализированную, в принципе хотя и верную, основанную на строжайшей дисциплине внутреннюю организацию вражеского государства ³, восторгается “безупречными” характерами неприятельских монархов и их воинов ⁴.

Среди таких иноземных монархов на страницах “Хронографа” выведен и знаменитый правитель Хорезма Джелал ад-дин Манкбурны (1220—1231). Правда, по концепции самого автора, он не имел особого повода быть идеализированным: летописцу, стороннику победоносных монархов, был известен факт поражения и падения Джелал ад-дина. Но правитель Хорезма, противоречивый образ которого долго был популярен на Востоке, для древнегрузинского анонима являлся, во-первых, воплощением непримиримого борца против монголов и, во-вторых, антиподом, с его точки зрения, нравственно неполноценным грузинским “царям и мтаварам”, не сумевшим оградить свою страну от опустошения.

Свой первый поход на Грузию Джелал ад-дин совершил [114] в 1225г., как пишет наш летописец, “на третьем году по преставлении Лаша-Георгия” ⁵.

В задуманной хорезмшахом всеобщей борьбе против монголов Грузии отводилось место одного из опорных пунктов на Кавказе. Однако, как свидетельствуют источники, завоевание Грузии, главного в то время врага мусульман на Кавказе, представляло значительные трудности. Грузия была, пишет арабский историк начала XIIIв. Ибн ал-Асир, “еще до ислама самым зловредным краем для соседей — персов — и остается таковым для мусульман с самого начала ислама и до сегодняшнего дня. Никто до Джелал ад-дина не посмел идти против них и поступить с ними так, как он поступил” ⁶. Сподвижник и биограф Джелал ад-дина ан-Насави с обычным для него сарказмом, когда речь заходила о “курджах”, писал, что государство Атабегов — Адарбадаган — “было для них (грузин. — Г.Ц.) местом охоты: туда они ходили за добычей сообща и отдельно, парами и в одиночку” ⁷. Тбилиси, который еще сравнительно недавно уступал таким закавказским городам, как Дербенд и Берда, теперь “один из самых сильных и недоступных городов” ⁸. Ибн ал-Асир вспоминает (это могло быть в памяти не одного Ибн ал-Асира), как могущественный султан Махмуд, государство которого простиралось от Азербайджана до Сирии, не смог помешать грузинам вернуть свою столицу в 1121г. Махмуд даже “собрал было в 519 (1125) году войско и выступил против грузин, но он ничего не мог с ними поделать” ⁸ и т. д. Поэтому неудивительно, что Джелал ад-дин всеми мерами стремился или склонить Грузию к задуманному союзу, или покорить ее силой. Источники сообщают, что хорезмшах “не переставал говорить: „Я хочу совершить поход в страну курджов, сразиться с ними и овладеть их страной"” ¹⁰. Крайне важно сообщение Ибн ал-Асира, что Джелал ад-дин предварительно даже сообщил грузинам о своем намерении начать с ними войну. На это грузины якобы ответили следующее: “К нам пришли татары, которые поступили с твоим отцом, более могущественным, с более многочисленными войсками и более сильной душой, так, как ты знаешь, и захватили ваши страны, но мы не обратили на них внимания, и самое большее, о чем они думали, уйти от нас подобру-поздорову” ¹¹. Грузины действительно не были в курсе реальной обстановки того времени. Легкая и сомнительная [115] победа, которую они одержали над кучкой монгольских разведчиков, все еще казалась им многозначительной ¹².

Грузины стали спешно готовиться к предстоящей войне с хорезмийцами. По словам Ибн ал-Асира, численность армии грузин достигала “более семидесяти тысяч” ¹³. В распоряжении грузинских правителей в это время находилось большое число наемников, которые и прежде не раз оправдывали возлагаемые на них надежды. Кроме того, грузины легко могли сговориться с соседними народами, для которых хорезмшах был общим врагом. И действительно, Рашид ад-дин пишет: “Так как румские султаны и мелики Сирии, Армении и тех пределов страшились завоевания и захвата им (Джелал ад-дином. — Г.Ц.) власти, то все они поднялись, чтобы отразить его, и собрались в одном месте с войском грузин, армян, аланов, сериров, лезгин, кипчаков... абхазов... и сванов” ¹⁴.

В отличие от Ибн ал-Асира, который писал, что грузины высокомерно ответили на сообщение хорезмшаха о его намерении начать с ними войну, ан-Насави сообщает, что грузины, наоборот, “надеялись, что [султан], может быть, пожелает пойти на мир с ними” ¹⁵.

В решающем сражении с хорезмийцами при городе Гарни (Армения) грузины потерпели поражение. Затем силы Джелал ад-дина были отвлечены на усмирение мятежей и борьбу против заговоров в своем государстве.

Прошло более двух лет, прежде чем хорезмшах предпринял главную военную операцию в Грузии — взятие Тбилиси. У нас нет каких-либо сведений, дающих повод усомниться в том, что это время не было использовано правителем Хорезма для попыток мирных переговоров с грузинским царским двором. Наоборот, приведенные выше сообщения ан-Насави и Ибн ал-Асира свидетельствуют о том, что такие переговоры должны были проходить неоднократно, о чем в свою очередь говорится и в “Хронографе”. Правда, сведение древнегрузинского источника не находит прямого подтверждения в иноземных источниках, но это не может давать оснований для отрицания его достоверности. Еще И.А. Джавахишвили писал, что “в данном рассказе нет ничего невероятного” ¹⁶. Симптоматично, что ответ царицы [116] Русудан на предложение хорезмшаха по своему тону очень напоминает вышеприведенный из сочинения Ибн ал-Асира ответ грузин Джелал ад-дину.

Грузины не были единственными, кому хорезмшах предложил союз в борьбе против монголов. Так, например, когда Чингисхан направил против Джелал ад-дина одного из своих видных полководцев — Джурмаган-нойона, то хорезмшах, “несмотря на то что между ним и халифом, султаном и меликами Рума и Сирии была распря” ¹⁷, отправил к ним посла с призывом объединиться перед грозной опасностью. Рашид ад-дин передает, как он говорит, содержание этого обращения: “Войска татар очень много, на этот раз больше, чем всегда, и воины этих стран страшатся их. Если вы не окажете помощь людьми и снаряжением, то я, который стою стеной, пропаду, а у вас не окажется возможности противостоять им. Щадя себя и детей и [всех] мусульман, каждый подайте помощь одним полком войска со знаменами, дабы, когда до них [монголов] дойдет молва о нашем соглашении, они получили, бы хоть небольшой отпор, а также и наши воины приободрились бы. Если же в этом отношении будет допущено какое-либо пренебрежение, то сами увидите, что будет, и получите то, что достанется” ¹⁸. Правление Джелал ад-дина “прошло в героических, но тщетных попытках преградить монгольской лавине путь на Средний Восток” ¹⁹; его стремление создать коалицию из феодалов-сепаратистов разных стран, правители которых находились в непрекращавшихся столкновениях между собой, исторически было обречено. В создавшейся феодальной анархии, которую современники называли “страшнее врага” ²⁰, и сам хорезмшах в своих действиях мало чем отличался от тех, к кому он взывал. Правда, наиболее дальновидные из его приближенных хорошо представляли последствия создавшейся обстановки. “Если обстоятельства окажутся против него, — говорил посланец хорезмшаха одному из правителей в Малой Азии, — то вы вспомните о нем, когда испытаете соседство татар, но сожаление уже не поможет” ²¹.

Для Рашид ад-дина как историка, исполнявшего волю монголов — своих заказчиков и сюзеренов, хорезмшах должен был стать фигурой одиозной. Описывая правителя Хорезма, Рашид ад-дин порой дает ему нелестную характеристику: он слаб, болезнен, “проявляет высокомерие”, первый же незначительный успех рассматривает как повод так напиться, что его не могут [117] разбудить при виде приближающегося монгольского отряда ²². И вместе с тем на страницах летописей Рашид ад-дина хорезмшах — “завоеватель по предопределению”. При описании его поединков с неприятельскими “витязями” у автора возникают ассоциация с богатырскими образами героического эпоса персов ²³.

В оценке Джелал ад-дина в исторической традиции средневековой Грузии звучат и резко отрицательные мотивы. Так, современник походов хорезмийцев в Закавказье и очевидец погромов ими населения Грузии грузинский писатель XIIIв. Тбели Абусерисдзе называет полчища хорезмшаха “волками, пожирающими людей” ²⁴. В этом же плане говорится и в синаксарной (поминальной) “вставке”, сделанной в “Хронографе” рукой его редактора или переписчика и посвященной памяти Шалвы Ахалцихели — грузинского героя периода войн с монголами и хорезмийцами: “Понуждал покинуть веру и сулил даров и почестей премногих. Но тот не внял и не избрал почестей сей поры мгновенной и не отринул имени Христа. Затем вновь лебезил и сказывал об отречении от Христа, но он отвергал слова те. Тогда султан говаривал о многообразных истязаниях и стращал, но тот твердо стоял за веру. Потом многими горькими пытками и смертью изъял из [жизни] мгновенной святого Шалву, и он, украшенный венцом мученичества, вознесся ко Христу” ²⁵. Автором данной “вставки” должно было быть духовное лицо, что и усугубило его отрицательное отношение к Джелал ад-дину, прежде всего, как к мусульманину. Как известно, религиозная нетерпимость чужда автору “Хронографа”.

Героические мотивы легенды о хорезмшахе, а также то, что он предупреждал грузин о смертельной опасности и предлагал союз против нее, должны были во многом способствовать популярности Джелал ад-дина в той части грузинского общества XIV в., которая не мирилась с монгольским господством и организовывала активные выступления. Эту часть грузинского общества и представлял наш анонимный хронист.

Оценка, данная Джелал ад-дину в “Хронографе”, сохранилась вплоть до нового времени. Об этом может свидетельствовать сочинение грузинского историка XVIIIв. царевича Вахушти Багратиона, который как бы резюмирует основной момент в рассказе хрониста XIVв. о Джелал ад-дине. “Я не врагом пришел к вам, однако вы жестоко сразились со мною, — говорит Джелал ад-дин в сочинении Вахушти, — и ныне, как появились татары и никто из нас не выстоял пред ними, пришел я, дабы выдали вы мне в супружество царствующую над вами женщину — царицу вашу; да соберемся воедино и одолеем татар, ибо нет силы для войны единоличной ни у вас, ни у меня; но коли не поступите вы этак, [118] разорю прежде вас, а затем начну войну против татар” ²⁶. В изображении Вахушти Джелал ад-дина нет и тени осуждения: хорезмшах вполне реально оценивает свои силы, он уверен, что один на один ему не одолеть монголов, хотя и готов в случае, если отвергнут его предложение, идти на безрассудную войну с ними.

Дипломатическая деятельность Джелал ад-дина, в частности его специальные посольства к различным правителям с призывами объединиться против монголов, вполне отвечавшими реальным требованиям сложившейся в его время военно-политической обстановки, по нашему мнению, до сих пор не получили объективной оценки. Феодалы Хорезма воспринимали призывы к единению против монголов как опасное стремление хорезмшаха вернуть утраченную власть неограниченного монарха. А некоторые другие правители, в том числе и часть грузинских феодалов, не представляя реальной угрозы со стороны монголов и проявляя дипломатическую близорукость, надеялись с помощью почти неизвестного народа избавиться от могущественного соседа. Джелал ад-дину стали отказывать в союзе, то боясь, то недооценивая его, и это еще более обостряло политическую анархию перед лицом надвигавшейся опасности. В обстановке стремительно разворачивавшихся событий Джелал ад-дин стал считать себя вправе прибегать к силе против не внявших его призывам правителей ²⁷. После падения хорезмшаха современникам, оказавшимся под монгольским господством, легко было сваливать на него всю вину за поражение, ссылаясь на его несправедливость, “порочный” образ жизни, религиозную нетерпимость и многое другое.

И, наконец, отметим, что, описывая смерть Джелал ад-дина, грузинский анонимный историк не смог скрыть своей симпатии к нему. Как о мере справедливой расправы пишет он о сожжении на костре “ничтожного человека”, угодившего врагам хорезмшаха. Известно, что наиболее достоверное описание обстоятельств гибели Джелал ад-дина принадлежит ан-Насави ²⁸. Рассказ грузинского анонима, по существу, напоминает сообщение персидского автора. В данном случае говорить о текстологической зависимости древнегрузинского источника от последнего не приходится. Древнегрузинский хронист использовал устные рассказы, бывшие популярными в той части грузинского общества, которую он представлял, и по тону повествования также можно судить об его отношении к личности Джелал ад-дина. [119]

Ниже мы приводим перевод отрывка из “Хронографа”, в котором описаны события, связанные с именем Джелал ад-дина ²⁹. Автор сердечно благодарит Л.С. Джанашиа и А.П. Новосельцева за консультации по переводу.