АРИСТАКЭС ЛАСТИВЕРЦИ

ПОВЕСТВОВАНИЕ ВАРДАПЕТА АРИСТАКЭСА ЛАСТИВЕРЦИ, О БЕДСТВИЯХ, ПРИНЕСЕННЫХ НАМ ИНОРОДНЫМИ ПЛЕМЕНАМИ

XI

О ПОБОИЩЕ В ГАВАРЕ БАСЕАН И БЛИЗ ГОРЫ СМБАТА ¹

В тот год над нашей страной разверзлись врата небесного гнева. Из Туркестана ² двинулось огромное войско, и кони их /65/ стремительны, как орлы, с копытами, подобными твердым камням. Их луки натянуты, стрелы заострены, они туго [87] опоясаны, и не разорвать ремней на их сайогах. Они проникли в гавар Васпуракан и напали на христиан, подобно изголодавшимся волкам. Они дошли до гавара Басеан, до дастакерта, который зовется Валаршаван; мечом, огнем и взятием в полон разорили 24 гавара ³. Эта история печальна, она достойна великих слез. Они набросились, как львы, и кидали убитых на съедение зверям и птицам, как львятам. И в своем дерзком предприятии намеревались дойти до города Карина. Но тот, кто запрудил море, сказав: «Доселе дойдешь и не перейдешь, и здесь предел надменным волнам твоим» (Иов, 38, 11.), окутал все вокруг них густой мглой и задержал их продвижение. И сделал это в силу своей несказанной мудрости, дабы мы сумели предостеречь себя внушенным им страхом, а они поняли, что то, что они свершили, — сделали не своей силой, а та же могучая рука, задержавшая их, сама и открыла им путь. Ныне через посредство чужого народа [господь] излил на нас гнев свой, ибо мы согрешили перед ним. Но не пожелал навлечь на нас муки, ибо он милостив [. ..]

/67/ В 497 год нашего летосчисления, во второй год пленения из Персии вновь полил горький и бурный ливень гнева ⁴, который залил обширную долину между Басеаном и Карином, а брызги рассыпались по четырем сторонам света — на западе до гавара Халтеац, на севере до Спера ⁵ и до замков Тайка и Аршаруника ⁶, на юге до Тарона и до гавара Хаштеанк ⁷, до лесов Хордзеана ⁸. Укрепившись, [противник] оставался там 14 дней, а затем залил, как море, горы и заросшие кустарниками [низины], /68/ завладел всей страной. Мне кажется,это было то самое несмешанное вино, которое в своем видении младенец Иеремия поднес в золотой чаше и напоил царей, народы, города, ишханов и их войска (Иерем., 25, 15-20.). А после всех напоил страну Сисака ⁹. Вот явное осуществление [предсказанных] в пророчестве событий. Ибо испила страна наша Армянская этого несмешанного вина и горько опьянела. Погрузилась [88] в дремоту, утратила разум, испив все до конца. И лежит она на перекрестке всех дорог, обнаженная и обесчещенная, и попирают ее прохожие. Она покинула дом свой, удалилась от знакомых, отрешилась от семьи и родных, стала пленницей всех народов!

Пристало мне произнести слова пророчества: «Оставшееся от гусеницы ела саранча, оставшееся от саранчи ели черви, а оставшееся от червей доели жуки» (Иоиль, I, 4.). То же относится и ко мне, поскольку на нас исполнились все предсказания пророков. Ибо гусеницы и саранча удалились, а речь наша как раз о червях и жуках. И действительно, персы ¹⁰ и прочие племена варваров-язычников, после того как, выступив в первый раз, опустошили множество гаваров, захватили добычу и пленных и вернулись в свою страну, — возвестили об этом народам и царствам и призвали их, как это сказано у пророка: «Звери пустыни, идите и ешьте все, что в лесу» (Исаия, 56, 9.).

А на следующий год ¹¹ собралось бесчисленное множество войск, вооруженных луками и мечами, которые были подобны орлам, [парящим] над своей будущей пищей, и в великом порыве стремительно /69/ вторглись в нашу страну — в сентябре, в праздник святого креста ¹², в среду. То, о чем мы повествуем здесь, достойно слез и скорби. И описываемые зрелища призывают к рыданиям. [...] Города разрушены, дома сожжены, дворцы в пламени, царские палаты обращены в пепел. Мужчины перебиты на площадях, женщины покинули дома рабынями, грудные младенцы побиты о камни, и увяли прекрасные лики отроков. Девы обесчещены на площадях, а юноши зарублены на виду у старцев. Треплются покрытые кровью благородные седины старцев, а тела их /70/ валяются на земле. Сверкают мечи врагов, они обессилели [от убийств]; лопнула тетива у луков, и в колчанах кончились стрелы, сами они изнемогают, но сердца их не стали милостивее. [...]

О, сколь горестен был рассвет этого дня! Свет бестелесный возник в первый день от слова божьего, на четвертый день [89] соединился с материей и разделился на [два] светила, которые обрели власть над днем и ночью и навеки стали двигаться над землей; одно из них зовет людей к труду, другое придает смелость зверям. Ныне полдень того дня стал для нас мрачной ночью, а племя озверевших язычников, которые, согласно словам пророка, издавна рычали в своих логовах, /71/ взалкали паству божью. И когда наступила ночь, они вышли и рассеялись по поверхности земли, нашли обильную добычу, насытились пищей, а остатки кинули своим детенышам, [утолив их голод] на долгие годы. И хотя повсюду им была уготовлена богатая добыча, ибо страна оказалась для них плодообильным раем, но в особенности так было в гаваре Мананали ¹³, близ горы, которая зовется Смбатовой крепостью, ибо там сосредоточилось бесчисленное множество беженцев и скота. Напав на них, неверные разрушили их замки, ворвались туда и предали всех мечу.

Это было горестное зрелище, достойное слез. Сраженных добивали, а укрывавшихся среди скал поражали стрелами, прятавшихся в горных выемках приканчивали громадными камнями, и тела их валились в ущелья, подобно кучам древесной щепы. Сколь горестен был рассвет того дня! Преисполненные смелости вооруженные удальцы держались друг около друга, малодушные ослабевали, у женщин мутился разум, юнцы выказывали мужество, но исхода не находили. И со всех сторон их окружала вражеская стена. Чувство к любимым было утрачено, к друзьям не было сочувствия. Отец забыл о сострадании к сыновьям, мать утратила любовь к младенцам. Молодой жене было не вспомнить о любви к мужу, и муж забыл о желанной прелести своей супруги. Замолкли /72/ на устах иереев песнопения службы, а псалмопевцев — звуки псалмов. Все было охвачено дрожью и трепетом. В страшной сумятице многие беременные женщины выкинули младенцев... Таким образом, все это войско охватило гору словно бы в охотничьи тенета, пока осажденные совершенно не обессилели.

Когда же наступил вечер, [язычники] взяли добычу, пленных и добро убитых и ушли. А после их ухода там можно [90] было видеть страшное зрелище, достойное оплакивания, страшнее, чем прежде. Различны были предсмертные страдания. Некоторые из валявшихся еще дышали, у них от жажды пересохли языки, и они тихими, слабыми голосами просили утолить жажду, но некому было поднести [воды]. А тяжелораненые не могли произнести звука и задыхались. У тех было перерезано горло, и полумертвые, они еле хрипели. У этих же ныли страшные раны, и они били ногами и рыли ногтями землю. Но там было еще более страшное зрелище, которое могло бы вызвать слезы и рыдания у камней и прочих бездыханных предметов. После того как неверные отвели пленных от горы, они стали вырывать младенцев из материнских объятий и швырять наземь, так что весь их стан кипел от обильной крови. Одних убивали, разбивая о камни, у других же вспарывали животы, так что вываливались внутренности. Но чей бы слух вынес вопли живых! Те, что могли передвигаться сами, разбрелись повсюду и искали своих матерей, и их громким голосам вторило горное эхо. Те, кто не мог держаться /73/ на ногах, ползли на коленях. Те же, что были в совсем еще нежном возрасте, бились о землю, ползая, теряли голос и задыхались. Горестными стенаниями, нескончаемыми возгласами походили они на только что разлученных с матерями овец, которые, согласно своей природе, оглашают воздух бесконечными криками и терзают слух внимающих... Такова твоя горестная история, о гора! [...] Но обратимся к нашей истории. Мне хочется по мере сил своих не торопиться с изложением, дабы суметь у каждого вызвать слезы. Я призываю плакальщиц и Иеремию, дабы они со мной составили плач, ибо рассказ мой не о горах, пещерах и пустынях, где скрываются только беглецы...

XII

О БЕСПОЩАДНОЙ РЕЗНЕ В АРЦНЕ ¹⁴

И это в городе, который своим великолепием славился во всем мире, словно был он расположен на горе, а море и суша спешили доставить ему свои плоды, как, пророчествуя [91] об Иерусалиме, говорил великий Иеремия. В прошлом, пока этот город пребывал в изобилии, все в нем было согласно с разумом и он походил на молодую жену, которая приятной красотой и яркими украшениями всем представлялась желанной. Ибо uшxaны его были человеколюбивы, судьи справедливы и неподкупны. Купцы возводили и украшали церкви, принимали и ублажали иереев и не оставляли бедных своими милостями и заботами. Торговали честно, обмен товарами происходил без плутовства ¹⁵. Если прибыль получали, давая в рост под проценты, она порицалась, а заказанная [ростовщиками] литургия отвергалась и осуждалась. Повсюду соревновались в благочестии, иереи Арцна были непорочными молитволюбцами, /75/ смиренными служителями церкви. Посему и купцы Арцна благоденствовали и торговцы были как цари над народами ¹⁶. И город наш, весь украшенный и прекрасный, как ясный драгоценный камень, блистал среди прочих городов!

Но с тех пор как в наши церкви проникли секстийцы и пирронии ¹⁷, законы правосудия утратили справедливость, сребролюбие возвысилось над благочестием, Мамона — над Христом. Скромность была поругана, уступила место беспутству. Ишханы Арцна уподобились грабителям и злодеям, стали рабами серебра. Судьи выносили решение за взятки и ради взятки попирали законы. Сирот они лишали правого решения и не уступали правам вдов. Чрезмерные проценты обрели силу закона, умножилась [дурная] пшеница, оскверняющая землю, чрево которой утратило способность вовремя плодоносить для пищи человеческой. Тот, кто обманывал другого, гордился своей сообразительностью, а кто грабил, заявлял: я могуч! ¹⁸. Знатные обирали дома соседей-бедняков ¹⁹, вторгались в пределы их полей, и до слуха их не доходило проклятие божие, записанное Моисеем, служителем божьим:

«Проклят нарушающий межи ближнего своего» (Второзак., 27, 17.). Я промолчу, щадя вас, о гневе великого Исаии, который грозит подобным [людям]: «Горе им, прибавляющим дома к дому, присоединяющим поле к полю, ибо овладевают [достоянием] ближнего. Все [92] это дошло до слуха господа всемогущего» (Исаия, 5, 8, 9) и что далее ио чину. Они не вспомнили о винограднике Набота, об Иезавиле, /76/ разорившем его, и о понесенном последним [наказании], о чем рог трубит и поднесь во всеуслышание. Иереи утратили страх божий и тягу к святости. К алтарю подходят лишь по принуждению и так совершают неизреченное таинство, что не только люди, но и ангелы ужасаются — да и то [совершают] ради серебра, а не с богом. Забыт псалом, возглашающий: «Презренны избранные серебром» (Псал., 67, 31).

Что же сказать мне в порицание женщин? Достаточно реченного Исаией, и нет нужды в наших словах. Ибо так он обличал иерусалимских женщин за их бесстыдное увлечение украшениями, «за то, что дочери Сиона надменны и ходят, подняв шею» (Исаия. 3, 16.). [...]

/78/ Но кто опишет многоразличные тяжкие бедствия, постигшие наш город! Как сказано о содомитах: «Солнце взошло над землею, и пролил господь на Содом огонь и серу и сжег его» (Быт., 19, 23—24.). Так и ныне: когда солнце взошло над землей, полчища нечестивцев, подобных изголодавшимся псам, напали на наш город и окружили его, затем ворвались туда, предали мужчин мечу и выкосили все, подобно сельским косцам, так что город вымер. Скрывавшихся же в домах и церквах безжалостно погубили в огне, сочтя это благим делом, как сказал спаситель: «Наступит время, когда всякий убивающий вас будет думать, что он тем служит богу» (Иоан., 16, 2). И приводит причину: «Но все то сделают вам за имя Мое, потому что не знают Меня» (Иоан., 15, 21).

Даже атмосфера способствовала гибельным событиям этого дня. Сильный порыв ветра раздувал огонь, так что дым восходил до небес, а отблески пламени были ярче солнечных лучей. Там можно было наблюдать горестное, печальное [93] зрелище. Весь город — торговые ряды, тупики, постоялые дворы — все было полно трупов. А кто бы сумел исчислить погибших в пламени? Ибо те, что бежали от сверкающих мечей и пытались порой скрыться в домах, все они оказались в огне. Иереев, схваченных в церквах, сожгли, а найденных вне [храма] перебили. И [трупам] в руки сунули большие куски свинины, дабы оскорбить нас, превратив [жертвы] в предмет /79/ издевательств очевидцев. Мы выяснили, что зарубленных и сожженных иереев — главарей епархий и церквей — было больше 150. Но как подсчитать число пришлых, оказавшихся в то время в Арцне клириков?

Такова твоя история, о счастливый [некогда] и блаженный, славный во всем мире город! Подними же взоры и взгляни на своих сыновей, уведенных в неволю, мальчиков, безжалостно расплющенных о камни, юношей, преданных огню; достопочтенные старцы повержены на площадях, девы, вскормленные в неге и благоденствии, обесчещены и пешими уведены в рабство. Исполнилась на нас пророческая песнь Давидова: «И отдал в плен крепость их и деревни их в руки врагов их» (Псал., 77, 61.) и что далее по чину. Но в отличие от того раза Христос оттягивает пробуждение!

Здесь кончается горестная история Арцна, ибо мы не в силах описать каждое злодеяние, о том же, чего мы не коснулись, любознательный догадается по руинам. Наша печальная история касается лишь двух мест—горы и город а, и мы описали лишь то, что видели своими глазами и что самим пришлось испытать ²⁰. Но как описать бедственные события в других гаварах и городах? Они ждут пространного и долгого изложения, мы же ограничились кратким повествованием в пределах наших возможностей.

XIII

/80/ О ВЕЛИКОЙ БИТВЕ В ДОЛИНЕ БАСЕАНА, В КОТОРОЙ РОМЕИ ПОНЕСЛИ ПОРАЖЕНИЕ

Пророчествуя о разорении египтян, пророк Исаия говорил: «Обезумели князья Цоанские, бывшие мудрыми советниками фараона» (Исаия, 19, 11.), то же приключилось и с нами.

На востоке было значительное количество ромейской конницы, которая защищала страну, — число ее, говорят, доходило до 60 тысяч. Во главе их стояли Каменас, что означает «огонь» ²¹, который правил Арменией, Ахарон, сын Булгара, правитель Васпуракана, и Григор, могучий ишхан армянский, имевший титул магистра. В писании говорится, что от многовластия происходит смятение и неустройство, оно приближает распад — то же случилось и с ними. Им следовало единодушно призвать на помощь господа бога — победителя в войнах, как было принято у воинов в древности, «ибо не силою крепок человек, а Господь стирает препирающихся с ним» (1 Царств, 2, 9—10.). Они же поступили иначе, и тот, кто должен был преступить закон, действительно нарушил его. Хотя они и надеялись погасить то великое пламя средствами, доступными человеку, но втянулись в смуту и перестали внимать друг другу. И бог лишил их разума, ибо они не призвали его, а умоляли Липарита ²² прийти на помощь. Но, как это известно из Деяний, обратившихся к колдунье постиг недуг Савла. Их можно сравнить также с евреями, /81/ которые погрузили на верблюдов свои сокровища и доставили их народу, на помощь которого и не надеялись. И не вспомнили [слова] Давидова, обращенного против холма из мяса, который гневно обличал Израиль — одного камня из его пращи было достаточно, чтобы раскрошить им неразумные головы. Позабыли и Езекию, который только молитвами при посредничестве ангела с невидимым мечом сразил 180 тысяч ассирийцев.

Итак, после долгих уговоров, [получив] щедрые дары, Липарит прибыл, но и он ничего не мог сделать, поскольку [95] между теми не было согласия. И когда завязался бой, сын Булгара со своим отрядом показал спину, что придало врагам большую смелость. Воодушевляя друг друга громкими криками, они окружили Липарита и его храбрецов, часть из них перебили, а его самого схватили, ибо им удалось рассечь мечом нервы [на ногах] его коня ²³. При виде этого прочие войска обратились в бегство. Преследуя их, враги учинили великое избиение, одних сразили мечом, других же сбрасывали с холмов и скал, а время было ночное. Остальные спаслись, но лишились всего и пешими направились кто куда горазд. Неприятель, взявший богатейшую добычу, ликовал, наши же преисполнились скорби. С тех пор и поднесь враги, уподобившиеся гиенам или арабским, волкам, не могут утолить своей жажды христианской крови, пока не кончат всех. И страна наша стала походить на поле, когда поспевает время жатвы — вслед за косцами двигаются /82/ вязальщики, и они оставляют за собой лишь колоски и жнивье для пастьбы скота.

После победы [враги] взяли добычу и пленных и вернулись к себе и заполнили всю свою страну несчетным добром. Грузинского же ишхана доставили к халифу в качестве. самой большой и наиболее желанной добычи. Тот же принял Липарита, облагодетельствовал и, щедро одарив, отпустил с миром в его страну ²⁴. До сих пор [события протекали] так.

XIV

ДО КАКИХ ПОР ПАТРИАРХ ПЕТРОС ПРЕБЫВАЛ В КОНСТАНТИНОПОЛЕ И КАК ВЕРНУЛСЯ

Император принял Петроса с великими почестями, приказал назначить ему щедрое жалованье, но держал при себе три года и не решался отпустить в Армению, ибо опасался, что, вернувшись, он побудит Ани к восстанию. Тогда сын Сенекерима Атом ²⁵ взял его на поруки и доставил в свой город Севастополь ²⁶. Пожаловал ему в качестве местопребывания обитель св. Креста, которую сам выстроил в великой роскоши и пышности. Петрос провел там два года и преставился во Христе ²⁷. Вместо него поставили его племянника [96] по сестре, который уже давно был рукоположен патриархом. Когда император прознал об этом, он послал уполномоченных и приказал доставить к себе как Хачика, так и сокровища [патриаршества]; их нашли и там, и в Армении: ведь Петрос был великим стяжателем, за что многие его порицали. Через три года Хачика отпустили из царственного города, он прибыл в пределы Армении Второй ²⁸, в гавар Тарнтай ²⁹, где и обосновался, ибо там и было назначено ему местопребывание. /83/

Задержали же его в Константинополе, ибо старались вынудить выплачивать подати. Он отказывался, мол, я не согласен [быть в ответе] за то, что произошло до меня. У него же все допытывались и угрожали, мол, не выйдешь отсюда, если не согласишься выполнить наше повеление. А этот блаженный наместник нашего великого Просветителя не страшился их речей и твердо стоял на своем. После этого двое ромеев — один .вельможа, другой монах — выступили вперед и, обязавшись платить налог, потребовали настоятельских прав над [армянской] церковью. Сделали [это, чтобы досадить Хачику, или искренне — не знаю, но оба они погибли жестокой смертью. Тогда император сжалился и отпустил Хачика, не обязывая его платить налог, злато-печатной грамотой подтвердил его нрава на принадлежащие им в Армении земли и дал два монастыря в Тарнтае.

XV

О СТРАШНОМ БЕДСТВИИ, ПОСТИГШЕМ ЦВЕТУЩИЙ ГОРОД КАРС ³⁰

С давних времен этот город был избавлен от бедствий, посему жители пребывали в беззаботности и безмятежности и богатели, накапливая щедроты моря и суши. В великий праздник явления господа нашего, ночью, когда сонм иереев в многолюдном окружении радостными голосами отправлял положенную в тот день службу, отряды нечестивцев совершили неожиданное нападение. Город не выставлял дозорных, поэтому им удалось ворваться внутрь, предать [97] население мечу и всех нещадно перебить — горьких рыданий достойна история эта! В городах принято, чтобы в господние праздники мужчины и женщины, старцы и юноши в меру сил и /84/ возможностей пышно наряжались, напоминая весенний цветник. В таком [обличий] их и застигли, и город неожиданно наполнился криками и плачем. Иереев отвратили от служб, псаломщиков — от псалмов, и замолкла благословенная песнь на устах у чтецов и отроков. Там можно было наблюдать горестное зрелище, которое вызывало слезы и рыдания у камней и бездушных созданий, а тем более у наделенных чувствами живых существ.

Достопочтенные и славные купцы скончались мучительной смертью. Юноши и борцы ³¹ заколоты на улицах. Тут же валяются окровавленные клоки благородной седины старцев... В результате всего этого город лишился жителей — спасся лишь тот, кто успел скрыться в цитадели, что возвышается над городом ³². В течение всего дня [враги] грабили дома, затем подпалили город, а сами, взяв пленных и добычу, вернулись к себе ³³.

XVI

О НАШЕСТВИИ СУЛТАНА ³⁴

После этих событий следующий по нашему летосчислению был год 503 (8 марта 1054—7 марта 1055 г.) В тот же месяц и в тот же день, когда и в первый раз пленили страну, сожгли Арцн, равно как и другие гавары и села, кровожадный, несущий смерть и гибель лютый зверь султан двинулся с многочисленным войском, слонами, колесницами и конями, женами и детьми, с отличным снаряжением. Миновав Арчэш и Беркри, он расположился лагерем вокруг города Маназкерта в гаваре Апахуник ³⁵ и занял всю широкую долину. Он распространял набеги по трем направлениям, на север — до /85/ Апхазской твердыни ³⁶, до горы Пархар ³⁷ и до подножия Ковкаса ³⁸, на запад — до Чанских лесов ³⁹, на юг — до горы, именуемой Симн ⁴⁰. Захватив всю страну, [скосили все], подобно сельским косцам! ⁴¹ [98]  

Кто способен описать бедствия, принесенные им тогда нашей стране, чей разум способен их перечислить! Вся страна была покрыта трупами — заселенные места и безлюдные, дороги и пустыни, пещеры и скалы, дремучие леса и косогоры. В населенных местах дома и церкви были преданы огню, и пламя поднималось выше, чем в пещи Вавилонской! И подобными действиями опоганили всю страну, причем не раз, а трижды подряд возвращались туда ⁴², пока край совершенно не обезлюдел и не смолкли голоса животных!

Видя свершившееся, сокрушенная страна впала в печаль, ибо погибли ее обитатели и радостям повсюду пришел конец. Везде плач и стенания, всюду скорбь и рыдания. [Не слышно] нигде песнопений иереев, не слыхать славословия господу. Книги не наставляют и не утешают слушателей, ибо чтецы убиты на площадях, а сами книги сожжены и обращены в прах. Не слышно свадебных кликов и [радостных] вестей о новорожденном. Не видно на площадях старцев на седалищах, и у ног их не играют дети. Стада не сгоняются на пастбища, и ягнята не резвятся на лугах. Косец не берет более снопов в охапку, он не слышит приветствий прохожих. Житницы не заполняют пшеницей и вино не сливают в сосуды. Уже не услышишь радостных возгласов при сборе винограда, /86/ хранилища не заставляют более винными карасами.

Всему этому пришел конец, погибло все и исчезло. Какой Иеремия сумеет оплакать нашу погибель так, чтобы стенания услышали дороги и горы! Какой Исаия ослушается утешителей, дабы насытиться плачем! Горе мне, я описываю все это как юноша-вениамитянин, но, вестник печали, приношу её не единому селению или единому городу, а всем странам, так [чтобы передавалось] от племени к племени до свершения века ⁴³. Ничто не смягчит нашего горя — ни ни время, ни действие, как предупреждает писание о нечестивце пустыни ⁴⁴.

Что мне делать, оставить ли, сострадая к вам, рассказ о невозможных муках, посланных христианам, или обратить [99] ко всем вам, [невольным] участникам этих мучений, плач и рыдания? Но знаю — вы желаете слышать, посему, одолев нерешительность, последовательно допишу эти страшные бедствия.

Когда вспоминаю Хордзеан и Хандзэт ⁴⁵ и то, что там свершилось, меня душат слезы, сжимается сердце мое, смущается разум, рука дрожит, я не в силах вести изложение далее... Места были укрепленные, поэтому там собралось бесчисленное множество людей из верхних гаваров. Стремительные, словно птицы, лютые, как звери, преисполненные злобной мстительности, нападали на них нечестивцы, настигали их в пещерах и в дремучих лесах и кого находили, безжалостно убивали.

И как весной, когда от жаркого воздуха начинает пробиваться вода, течет ручейками и заливает почву, так было и ныне. Исходящие от убитых кровавые струи стекали /87/ в стремнины и, сливаясь в потоки, насыщали землю.

Вспомни, что было, подумай о сонме оказавшихся там монахов и иереев, о старцах, о многих юношах, ланиты которых, как на прекрасном портрете, украшали молодые бороды, а кудри на челе украшали лицо и сияли, как яркие розы. И вдруг неожиданно сраженные мечом неприятеля, словно побитые градом, они валятся на землю. Вспомни и о детях: вырвав из материнских объятий, их швыряли наземь. Они с плачем искали матерей, но их родных ударами поспешно отгоняли прочь! Чье каменное сердце не захлебнется слезами, слыша все это и [видя] столь великое зло! Девы обесчещены, молодые жены разлучены с мужьями и уведены в рабство. Изобильная, словно многолюдный город, страна в единое мгновение обратилась в необитаемую пустыню, [людей же постигла] двоякая судьба — либо перебиты, либо в плену. О Христос, где было тогда твое милосердие, [тяжки] бедствия наши, мы приговорены к мучительной смерти...

В силах ли кто описать побоище в Дерджане ⁴⁶ и Екелеаце, в [местах] между ними! Так суди же об этом по сказанному мною. [100]

Проникшие в Тайк овладели страной, дошли до большой реки, называемой ⁴⁷ Чорох , и, перейдя ее, повернули и спустились в страну Халтеац. Захватив добычу и пленных, повернули обратно и дошли до бердакалака, именуемого Баберд ⁴⁸. Там повстречался им отряд из /88/ ромейского войска, так называемые вранги ⁴⁹, которые, неожиданно наткнувшись на [врагов], сразились с ними. По милости божьей, ромейский отряд собрал все свои силы, они одолели врагов, убили их предводителя, а с ним и многих других, прочих же обратили в бегство, отняв у них добычу и пленных; но продолжать преследование не решились, ибо боялись встретиться со значительными силами. Освобожденные из плена воздали славу господу и разошлись по домам. Часть [врагов] направилась в Армению, всех захваченных там предали мечу или взяли в плен и, собрав добычу, ушли оттуда. Они дошли до Вананда, и там напали на них храбрые ишханы Гагика, сына Абаса ⁵⁰, нанеся им великий урон. Но их настигло и окружило неприятельское войско, а поскольку в результате долгих боев и великого избиения было много потерь в людях и конях (поэтому-то они и не смогли разорвать заслон неприятеля и выйти из окружения), враги перебили 30 человек из азатов.

А одного азата по имени Татул, мужа могучего и воинственного, захватив, повели к султану. Сын персидского эмира Арсубана был тяжко ранен, поэтому султан, увидя Татула, сказал ему: «Если он выживет, освобожу тебя, если умрет, прикажу заклать тебя ему в жертву», а Татул ответил: «Если мой удар, то не выживет, если же кого другого — не знаю». Через несколько дней тот [действительно] умер. Узнав, что раненый умер, султан приказал умертвить Татула, отсечь правую руку и отнести Арсубану в утешение: мол, сын твой не от слабой руки кончился.

/89/ Но к чему шаг за шагом оплакивать невосполнимую погибель христиан? С нами случилось то же, что и с морем, когда оно возмущено бурными ветрами, а громадные волны и пена повсюду приходят в движение. Внезапно всей страной овладела смута, надежда повсюду была утрачена, ибо [101] великие бедствия убили веру в спасение. Это предсказал еще спаситель, уподобив жестокие бедствия буре на море, когда множество изнемогающих людей от страха и ожидания грядущего не в силах сохранить присутствие духа.

Но отвлекись от этого и подивись безрассудству султана и великой мудрости божьей! Подивись глупости султана, ибо в [воображаемом] всемогуществе он объявил себя сопрестольником бога. Подивись и мудрости божьей, ибо [господь] выставил против султана один лишь город Маназкерт и заставил [его] постыдно вернуться в свою страну. Прислушайся к моим словам! Когда султан в первый раз прибыл с бесчисленным войском и окружил город, осажденным не хватало продовольствия, а скоту — корма. Останься султан на десять дней, он сумел бы занять город. Но господь разгневался не вконец, он не вечно помнит обиды и воздает за прегрешения не по грехам нашим, [потому-то] он внушил султану и прибывшим с ним безрассудную мысль — через три дня султан со своей армией снялся с места и направился к Туарацой Тапу ⁵¹. Оттуда он спустился к широкой долине Басеана и [подошел] к неприступной крепости по названию Авник ⁵². Там он увидел множество людей и скота, но [напасть] не решился, ибо было видно, что крепость неприступна. Минуя ее, он подошел к Басеану, к деревне Ду ⁵³. С немногими людьми он вышел оттуда и оказался на /90/ возвышенности близ Карина. В течение долгих часов он рассматривал прекрасно защищенный Маназкерт и [затем] повернул обратно. А тем временем жители преспокойно вышли из своего города и заготовили в изобилии продовольствие и корм скоту: была пора косьбы. И когда султан, проблуждав, вернулся, горожане уже покончили со своими делами. Он в страшной ярости возобновил осаду Маназкерта. Ишхан же, который осуществлял попечение над ⁵⁴ городом , был муж благочестивый и смирявший себя воздержанием и молитвами. Он призвал на помощь всемогущего бога и, вооружившись этим, укрепился в вере. Читая псалмы, обращался к богу: «Не убоюсь зла, потому что ты [102] со мною, господи!» (Псал., 22, 4.), и другой [псалом]: «Не убоюсь тем народа, которые со всех сторон ополчились на меня» (Псал., 3, 7.) и что следует по чину далее. Воодушевлял горожан и воинов, говоря: «Мужайтесь, сотоварищи мои и братья, мужайтесь и не страшитесь, ибо богу нетрудно [помочь нам]. Они идут на нас верхом и на колесницах, мы же призовем господа, восславим и исповедуемся его имени, дабы он, благословенный присно, придал народу своему мужества и твердости». Этот ишхан побуждал иереев к молитвам и пению псалмов, и они денно и нощно обращали к богу бесконечные молитвенные возгласы; с крестом и жамахаром ⁵⁵, они на крепостных стенах громко взывали к господу прийти на помощь впавшим в беду. Это томило слух султана, он спросил: «Что это за беспрерывный шум», и ему ответили: «Они обращают возгласы к богу».

Целый месяц султан оставался под городом, ежедневно предпринимая по две атаки — когда /91/ занималось утро и вечером. Но обрати внимание на божью мудрость: как он умеет вырвать из рук противника удачу с его же помощью. Пока город переживал смятение и опасность, одному из приближенных к султану ишханов пришла в голову добрая мысль устно или письменно оповещать .город о его замыслах. Множество раз он писал [о них] на бумаге, которую прикреплял к стреле и, приблизившись в ходе боя к стенам, забрасывал ее в город, тем самым знакомил осажденных с военными планами [противника]: «Завтра, мол, так, таков план боя; в таком-то месте ночью намерены сделать подкоп и проникнуть внутрь. Но вы держитесь твердо и в этом месте примите [меры] предосторожности». [...]

Итак, в каком бы месте ни нападали враги, ночью ли, днем ли, осажденные оказывались наготове и вооруженными. Тогда противник установил машины и продолжал осаду при их помощи. А один из наших, старик-иерей, весьма сведущий в [военном] искусстве, установил свой пиликуан ⁵⁶, и, [103] когда враги закладывали камень в трос машины и метали его в город, этот старец направлял свое ядро прямо в камень противника, /92/ дабы оно ударило в камень, идущий из [стана] неверных и свалило его на них же. Нечестивцы повторили эту попытку семь раз, но это ни к чему не привело, ибо ядро старца отбивало их камень.

Тогда [враги] подготовили другое военное орудие, которое они сами зовут бабаном, громадных размеров, говорили, что его обслуживает 400 человек, которые натягивают трос и, заложив камень весом 60 фунтов, выпускают его в город. А перед бабаном возвели стену из кип хлопка и прочих материалов, так чтобы камень иерея не смог попасть в это орудие. А когда все эти приспособления привели в надлежащий вид, выпустили каменное ядро, которое ударилось о городскую стену, разворотило и разрушило ее. При виде этого город охватил трепет, горожане молили бога прийти . на помощь, у неверных же царило ликование. А на следующий день предводитель отрядов дейлемитов ⁵⁷ явился со своими силами и завязал бой с нашими. И поскольку был он муж смелый, то, добравшись до пролома, храбро попытался проникнуть внутрь [городских стен], но неожиданно оступился и упал. А бывшие на стене спустили железный крюк, подцепили врага и втащили внутрь. Видя это, войско неприятеля вернулось в бешенстве в лагерь, а горожане возрадовались.

В то время один из ромейских военачальников приготовил из нефти и серы горючую смесь, запил ее в стеклянный сосуд ⁵⁸, сел на благородного коня и, будучи храбрым и мужественным, прикрыл спину только щитом. Он выехал из городских ворот и вступил в лагерь иноземцев, крича, что он мандатор, то есть гонец ⁵⁹. Он дошел /93/ до бабана, обошел его вокруг и вдруг, подбросив сосуд кверху, разбил его о бабан. В тот же миг вспыхнул огонь, выбилось багровое пламя, а он поспешно вернулся обратно. Увидев это, изумленные нечестивцы вскочили на коней и кинулись вслед, но нагнать не смогли. А он спокойно добрался до города, с божьей помощью избежав ранения. Султан же пришел [104] в великий гнев и приказал перебить стражу [бабана]. [...]

/94/ А ишхан города Васил приказал простолюдинам, находящимся на стене, хулить и поносить султана, который через два дня вместе с войском покинул это место. По пути им попался город Арцкэ ⁶⁰, который омывается Бзнунийским морем ⁶¹, а при нем была могучая, неприступная крепость. Уповая на водную преграду и крепость, горожане Арцкэ не тревожились. Но то ли с чьей-то помощью, то ли благодаря собственной хитрости эти кровожадные звери нашли в море отмель и проникли в город. Они перебили всех [защитников], взяли пленных и добычу и ушли оттуда. Это было по сердцу султану, но в свою страну он вернулся разгневанный, ибо выполнил не все, что желал.

XVII

/95/ КОНЕЦ ЦАРСТВОВАНИЯ МОНОМАХА

Блаженный и божественный Соломон пишет, что «правый царь утверждает землю, а попирающий законы разоряет ее » (Притч., 29, 4.) При Мономахе мы оказались очевидцами того же самого. Царям положено заботиться о мире и благоденствии в государстве так же, как и сам бог печется о всех [земных] созданиях. Этот же был не таков. Он всецело отдался яствам и питью и лишь умножал нечистоты. А богатства, собранные в качестве налога со всех стран, которые он должен был раздавать всадникам, дабы увеличить конное войско, призванное отражать врагов и победой над неприятелем обеспечивать стране мир (как то делал Василий на протяжении 50 лет своего царствования, когда никакой враг не решался вступить в его страну), — эти богатства Мономах тратил на блудниц и ничуть не тревожился о разорении страны. Был он столь распутен и питал такую страсть к непотребным женщинам, что не насыщался жительницами Константинополя, а требовал доставлять ему женщин из дальних стран и весь день проводил с ними. Посему враги [105] осмелели, как голодные волки, которые безжалостно пожирают стадо, оставленное без присмотра, и при нем произошло всеобщее побоище христиан, идущее и с востока, и с запада, как в немногих словах мы изложили выше.

Так-то он прожил жизнь и скончался. Правил же он 13 лет ⁶² и к чему-либо достойному доброй памяти причастным не оказался. А дочь императора Константина Феодора ⁶³ вступила во владение империей, словно то была ее собственная наследственная вотчина, так что /96/ никто не осмелился выступить против нее. Султан тачиков ⁶⁴ отправил к ней послов и составил грамоту следующего содержания: «Либо верни мне города и гавары, отторгнутые от тачиков твоими предками, либо ежедневно уплачивай по тысяче дахеканов». Она же послала ему белых коней и мулов, множество драгоценностей и порфировые одеяния ⁶⁵. Султан, казалось, принял дары [с удовлетворением], но того, кто их доставил, удержал при себе и с ним же направился в Вавилонию ⁶⁶. То был 504 год нашего счисления (8 марта 1055—7 марта 1056 г.).

В тот же год именем султана в Армению вступило персидское войско; говорят, впрочем, что это были воины Апусуара, зятя армянского царя Ашота, который владел Двином и Гандзаком ⁶⁷. Их грабежи заставили людей оставить насиженные места, они стремились собраться в Ани, но не всем удалось войти в город, ибо наступил вечер и городские ворота заперли. Персидский же отряд шел всю ночь и сумел овладеть воротами. Они произвели страшное избиение, и некому было прийти на помощь, Взяли добычу и пленных и вернулись в свою страну.

А в Тарбне ишханом гавара был Феодор, сын Ахарона ⁶⁸, которого персы на своем языке звали Аваном вследствие нехватки письмен ⁶⁹. И вот из Туркастана к нему прибыл отряд, воины которого согласились подчиниться ему и выказать свою верность. Они вторглись в гавар Хлата ⁷⁰, взяли большую добычу и доставили в Тарбн. А войска, сосредоточенные в Персии и Туркастане, направили к Феодору [послов], мол, выдай нам мятежников или мы полоним всю твою страну. [106] Он отказался, тогда они сразились дважды или трижды. Ишхан проявил великую храбрость, но затем его тяжело ранили и через несколько дней он умер. Кончина его достойна горького сожаления — /97/ юношеским станом и прекрасной внешностью он напоминал пророка Давида, храбростью превосходил многих, а скончался безвременно.

Когда наступила зима, в праздник богоявления, войско нечестивцев под покровом ночи подошло к гюлакалаку ⁷¹, который зовется Манкан Гом ⁷². Жителей захватили врасплох: они служили всенощную; предали всех мечу и перебили так же, как и население близлежащих деревень и агараков. Взяли пленных и добычу и направились к деревне Арацани ⁷³, куда и намеревались идти. Добычу вынесли на лед, [туда же выгнали] пленных, но лед неожиданно треснул и поглотил все, что было на нем. Сколь же горек мой рассказ, достойный слез! [...] И если все это постигло нас за грехи наши, то мы несчастнее всех [на свете]. Все человечество пребывает в мире, мы же пленены, перебиты, лишены крова и нашего добра.

Помимо княжества [Давита] Куропалата и территорий, подвластных ромеям, в Армении были четыре царских престола ⁷⁴. Была великая патриаршая власть, вызывающая зависть среди всех народов. Правдивые вардапеты, подобные наставникам древности, проникшие в глубины науки, — их речи усмиряли фаланги еретиков, которые скрывались в подземелье и не решались проникнуть в паству верующих. Их отвергал сам привратник, который знал своих и был признан ими. Церкви были похожи на невест, украшенных со всей роскошью для услаждения желаний бессмертного жениха. А новорожденные младенцы из непорочного чрева матери нашей Сарры были подобны голубиным птенцам, они сбивались в стайки и в полный голос напевали ангельские мотивы.

Вот оно, горькое возмездие, постигшее нас, неутешных! Где царские престолы? Их нет, их не видно. Где многочисленные, как густая туча, воины, которые, подобно вешним цветам сверкают перед нами разноцветными одеяниями? Их нет, их не видно. Где великий и чудесный престол патриарший, который блаженный муж божий, великий Григорий, утвердил [107] на апостольском престоле, после того как, оказавшись в яме, 15 лет подвергался тяжким испытаниям? Сегодня он пуст, его никто не занимает, /99/ он лишен украшений, покрылся пылью и зарос паутиной, а наследник его удалился на чужбину и пребывает там пленником. Смолкла проповедь вардапетов, а еретики, изгнанные их богословскими речами и православной верой, которые, как мыши, скрывались в своих норах, ныне обратились во львов. Они бесстрашно, с разверстыми пастями вылезают из своих логовищ — кого бы поглотить из невинных душ! Что же сказать о церкви, которая в прошлом была украшена так пристойно, плодовитая и блаженная, она бы и пророка восхитила — сегодня посрамлена, лишена убранства, утратила всю красоту, словно бездетная вдова, лишенная великолепия и почестей, сидящая безутешно в лохмотьях. То же самое и здесь. Факелы померкли, огонь погас, перестали дымиться ладан и благовония, венец божественного алтаря покрыт пылью и пеплом. [Вскормленные] же церковью чада, которые [некогда] с грифельными досками в руках распевали в стенах ее песни Давидовы, [ныне] у дьявольского логова, которое зовется мечетью, пляшут, познавая магометанское учение. А скромные и целомудренные женщины, соглашавшиеся на замужество лишь после долгих уговоров, ныне отдались беспутству и развратному соитию.

Но если все, что мы поведали, постигло нас за наши прегрешения, воззовите к небесам, ко всему, что в них и на них! Воззовите к земле и находящимся на ней живым существам! Воззовите к горам и холмам, деревьям и густым лесам, пусть рыдая оплакивают нашу гибель! [...]

XVIII

/101/ ЦАРСТВОВАНИЕ ФЕОДОРЫ, ЧТО В ПЕРЕВОДЕ ЗНАЧИТ БОГОДАННАЯ ⁷⁵

После смерти Мономаха эта львица зарычала в своем логове львиным рыком, подобно той, которая представилась Даниилу в его видении. Она призвала городскую знать и [108] наиболее именитых ишханов и сказала им: «Тот из вас, кто решится выступить с войском на восток, прекратит набеги персов и приведет страну к миру, пусть смело явится и станет императором, ибо по божественному праву он достоин царства. Если же вы отказываетесь, то я в силах занимать это место». Ишханы выслушали ее и, не ответив, удалились в свои дома ⁷⁶.

Щедрыми дарами императрица утолила звериный голод султана, и он перестал помышлять о нападении на нас, а затеял войну в Вавилоне и окружающих областях, /102/ ибо был очень воинствен. А наши соседи, воспламененные жаром [ненависти], и летом и зимой продолжали разорять страну нашу Армянскую. Они засылали лазутчиков и если узнавали о местах, не покинутых жителями, то, подойдя ночью, неожиданно нападали и, подвергнув всех страшным мукам, безжалостно уничтожали. Чувствуя себя в безопасности, они оставались надолго, рыскали по домам, находя что-либо припрятанное, изымали и, совершенно разорив эту местность, взяв добычу и пленных, возвращались в свою страну ⁷⁷.

В гаваре Басеан, у подножия горы Циранис ⁷⁸, был расположен многолюдный и богатый аван Окоми. Нечестивцы подошли к нему ночью, в великий праздник богоявления. Толстый слой льда покрыл равнину, так что руки и ноги человекообразных зверей совершенно одеревенели [от холода]. Но когда они подошли к селению, обнаружили там скирды сена, заготовленного для корма скоту. Они подожгли их, и от яркого пламени равнина осветилась как днем, а они с конями могли согреться. И тогда они натянули тетивы, обнажили оружие и напали на селение, возбужденные, будто дело происходило летом. Предали мечу и перебили до 30 тысяч душ, так что в селении не осталось ни одного жителя, за исключением тех, кто [заранее] куда-либо удалился. [Нечестивцы] оставались там три дня, затем погрузили на волов, ослов и коней запасы пшеницы, всякое добро и некоторые другие полезные вещи, ставшие их добычей, и вернулись в свою страну. Кто опишет многие преступления, которые они там свершили? В результате их действий страна наша обезлюдела, остались в живых лишь те, кто [скрылся] в каком-либо замке. /103/ [109]

Императрица правила два года; достигнув глубокой старости, она заболела, от чего и умерла. Накануне ее смерти к ней явилась городская знать и умоляла ее, мол, пока ты жива, назначь императора, дабы город был избавлен от смуты. Императрица согласилась и приказала привести одного из вельмож города по имени Михаил ⁷⁹, который при ее родителях отправлял какую-то должность при дворце. Был он в преклонном возрасте и весьма богат. С согласия города Феодора провозгласила его императором и через три дня отправилась путем, предуготовленным всем земным существам, туда, где, согласно песне Давида, встречаются цари и бедняки. А все крупные и мелкие ишханы провинций, узнав о его воцарении, прибыли, чтобы выказать ему покорность. Ему бы следовало подчинить их себе ласковыми словами и щедрыми подарками, но он был .жесток и страдал болезнью Ровоама, поэтому некоторых он отправил под стражу, сочтя их недостойными той или иной .должности, а к наиболее знатным обратился с речью, сказав: «Выступите против Персии и избавьте страну от разорения, иначе я причитающуюся вам ругу ⁸⁰ выплачу Персии и тем самым удержу страну в мире». Но ишханы не согласились, они удалились, не дав ответа, затем заключили соглашение, перешли через пролив и, собравшись, образовали бесчисленную рать. Во главе их стояли Комиан, который впоследствии стал императором ⁸¹, и Каменас. Отложившись от императора, они поклялись не признавать его власти. Это было в 506 год нашего летосчисления (7 марта 1057—6 марта 1058 г.), в Х ромейский индикт ⁸².

/104/ О горькая година, о гибельный замысел, погубивший население страны [...] Обезлюдевшая страна в руинах, города разрушены, поля заросли терновником и являют проходящим страшное зрелище. Стаи звонкоголосых птиц, благодаря своей кротости ставшие совсем ручными, [некогда] оглашали воздух /105/ сладкозвучным пением. По утрам они щебетом и громкими трелями, словно [сладким] жалом, пробуждали земледельцев от глубокого сна и ревностно побуждали каждого к его труду. Ныне же селения в развалинах, они опустели и [110] обезлюдели, и жителям некуда приткнуться. Где совьют себе гнезда аисты, где ослабевшие птицы найдут себе пристанище, как говорится в псалме? Где ласточка совьет себе легкое гнездышко, чтобы покойно кормить своих птенцов? Но прервем нашу речь и вновь обратимся к тягостной и горькой истории.

Итак, когда страна греков разделилась надвое ⁸³, тростниковая ветвь, как ассириец оскорбительно называл царство египтян, перебила железную палицу, кипящий котел, который представлялся Иеремии простирающим свои яркие лучи с севера на юг, начал ярко лучиться с юга на север и погубил в пламени род христианский. И оправдался господний завет — разделенное царство не устоит, но погибнет (Марк, 3, 24.). И когда персы прознали об их смутах и взаимной вражде, они многократно обрушивались на нас, чем завершилась гибель нашей страны.

В начале того года, воспоминание о котором вызывает лишь стенания, они уподобились хищным волкам, которые, встретив стадо без пастуха, не удовлетворяются насущной пищей, а хотят перебить всех. Таковым было и прибывшее персидское войско: они не насыщались грабежом, /106/ но жаждали нашей гибели. И действительно, всякий, кто попадался им на глаза, уже не мог вырваться из их рук, ибо [убить кого-либо из нас] они считали благим поступком.

Когда среди ромеев начались междоусобицы, сын Липарита Ивана (которому в качестве местопребывания были пожалованы обширный аван Ерэз, что в гаваре Хаштеанке ⁸⁴, и окружающие его дастакерты), узнав, что страна разделилась надвое, обманным путем захватил крепость Еланц Берд ⁸⁵. Овладев им, он вернулся обратно в гавар Албри, в крепость по имени Хавачич. Жители [этого] города встретили его дружелюбно. Там же находился судья, который осуществлял попечение о востоке ⁸⁶. Когда Иванэ увидел судью, он приказал немедленно взять его под стражу, отобрал у него несметные ценности, коней и мулов — все, что он собрал на востоке, и заточил его в темницу в Елнуте ⁸⁷. Сам же поспешно направился [111] к укрепленному городу Карину. Поначалу он пытался [овладеть им] хитростью, заявляя, что, мол, у меня есть предписание императора, ваш город, мол, принадлежит мне, отворите ворота, чтобы я вошел. Но этим путем ему не удалось склонить горожан, и тогда он начал бой, надеясь в сражении захватить город. А ишхан города спешно известил ишхана, который восседал в Ани, имея титул магистра ⁸⁸. Когда последнему сказали об этом, он отправил против Липарита одного из своих сановников с войском. Липарит, узнав об этом, начал разорять набегами [всю] область, а затем вернулся к себе и отправил [гонцов] в Персию за вспомогательным войском. Это было началом постигших нас страшных бедствий.

Услышав призыв Липарита, полчища нечестивцев известили друг друга о том, чтобы собраться в определенном месте, и затем поспешно направились к Ивана, который при виде множества войска затрепетал. Никто не выступил /107/ против персов, ибо ишхан, ради которого они явились, заслышав шум их приближения, укрепился в огромном замке. Прибывшие же отряды заявили Иванэ: «Укажи нам путь к добыче, не возвращай нас с пустыми руками!» Иванэ пришел в отчаяние, назначил им проводника из своих людей, так что они могли двигаться ночью по безлюдным местам и прибыли к гавару Халтеац. Застав [жителей] врасплох, они в соответствии со своими кровожадными нравами перебили всех мужчин, которые им попадались — до самого леса Хрти в Чанэте. Захватили несметную добычу и пленных и вернулись с великой победой. Явились к проводнику зла и щедрыми дарами воздали ему за сопутствовавшую им удачу, а затем вернулись к себе. Они видели, что страна в беспомощном положении, без защитника, посему эти прислужники зла сразу же совершили еще один [набег]. Они спустились к гавару Мананали и разделились надвое. Одна часть направилась в Екелеац, ночью напала на расположенный там город, оказавшийся неподготовленным и беспечным. Я не в силах передать страшные бедствия, постигшие этот город. Когда наступило достойное слез утро, взорам представилось зрелище смятения, которое способно было вызвать рыдания даже у камней и бездушных созданий. Чье бы [112] сердце не разбилось, чья бы душа не содрогнулась, а очи не затмились густой мглой при виде площадей, домов, обширных пространств, маленьких улочек и огороженных виноградников, усеянных трупами! Почти весь город был окрашен кровью убитых. /108/ Многие же еще не испустили дух; лишенные голоса, они тяжко дышали. У других были тяжелые раны. У тех, [вспоров животы], вывернули внутренности, извлекли печень и сунули ее в рот [жертве], а некоторых заставляли съедать, пока они еще были живы. Где было тогда твое всепрощение, господи! Сколь велики наши бедствия! Уж 13 лет роду христианскому приходится выносить страшные мучения, и не смягчился гнев господний, но поднялась его длань с полной чашей несмешанного вина, чтобы опоить нас горько. Не склонен господь простить нас и смилостивиться, но [помышляет] о том, чтобы наказать своих врагов. Посему город и окружающие его деревни и агараки осаждены, так что спасся лишь тот, кто оказался в цитадели. Неверные же, насытившись добычей, подожгли город, взяли пленных и награбленное добро и ушли. Такова твоя горестная история, о город, — не пристанище, но гибельная пропасть для твоих жителей. А ведь я описал лишь немногие из постигших нас многоразличных бедствий!

Нечестивцы вторглись в гавар Карина и подошли к деревне, которая зовется Блур ⁸⁹. Местные жители окружили Блур стеной, но в основании ее был прах, как говорится в господней притче. И когда нечестивцы, нахлынув, подобно бурному потоку, начали крушить эту стену, она не выдержала и мгновенно рухнула, так что грохот разнесся по всему миру и уже не смолкнет до скончания века. Стена, на которую уповали, которая казалась [надежной] защитой, уподобилась пропасти, несущей гибель. В Блуре сосредоточилось /109/ все население деревень и монастырей по эту сторону Евфрата, многие из авана Арцн. Враги атаковали их и мгновенно разрушили укрепления. Они ворвались в Блур, вид сверкающих мечей и звон тетивы привел всех в страх и трепет, и жители Блура словно оцепенели. Не нашлось властного вождя, который угрозами и призывами пробудил бы в них воинственный дух, воодушевил бы их на подвиг, как это принято среди воинов, [113] и они почувствовали себя покинутыми, утратили волю, оробели от одного вида неприятеля, шум боя привел их в смятение, и они обезумели от ужаса. Каждый отнимал у другого мужество: одни с наступлением ночи вышли через [проломы] в стене и скрылись, другие добровольно сдались. А оставшиеся в Блуре, пренебрегая своими воинскими обязанностями, начали рыть пещеры и скрываться под землей.

Нечестивцы нападали на них и закалывали не так, как водится на войне, но как [закалывают] овец в загоне. Одних, полонив, выставляли вперед и отсекали головы, причем казнили их будто бы дважды: сначала над их головой сверкал меч (что страшнее смерти) и затем только их убивали. Других же настигали с мечом, набрасывались, как звери, и мгновенно кончали, вонзая клинок в сердце. А тучных и полных ставили на колени, вытягивали им руки, [привязывая] к вогнанным в землю колам, и так распинали на земле. Вместе с ногтями зверски сдирали кожу с одной руки и плеча до другого, спереди и сзади, и сняв выделывали тетиву для лука. О, сколь горестна эта история!

Чей слух вынесет [повествование] о новых бедствиях, постигших иереев и монахов! С груди их сдирали кожу, выворачивали наружу с кожей лица и лишь после этих /110/ страшных пыток умерщвляли. Кто представит себе более тяжкие муки — ведь о них не говорится даже в мартирологах святых.

Таким образом погубили всех, даже заживо погребенных вытаскивали пиками и после страшных мук добивали. Общим эхом в горах отдавались стоны терзаемых [жертв]. И когда все были убиты, пропороли трупам бока, извлекли печень, кинули в котлы и приказали нести их пленным женщинам вслед за собой. Этим завершилось наше смертельное пленение. Так мы были отданы в руки страшным, беспощадным врагам. И господь нас покинул, ибо не вняли мы ему, пока пребывали в мире. Через пророка взывал он к нам с мольбой: «Придите и внемлите мне. Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли» (Исаия, 1,18-19). Мы пренебрегли его словами, посему [113] и он не внял нам в дни бедствия, но отвратил от нас свое лицо. Мы во власти наших врагов, нас мучат недруги наши, и стрелы их напоены кровью нашей, а меч пожрал тела наших израненных, сраженных воинов. Так с победой вернулись они к себе. Говорили, что павших и плененных было семь тысяч, из них 60 иереев.

XIX

О РАЗОРЕНИИ МЕЖДУРЕЧЬЯ ⁹⁰ И ТАМОШНИХ ГОРОДОВ И ОБ [УЧИНЕННОМ ТАМ] СТРАШНОМ ИЗБИЕНИИ

Выше я говорил, что, явившись в Мананали, [враги] разделились. О действиях первой [рати] я уже писал. /111/ Вторая же на стремительных конях направилась к Хандзэту и Хордзеану, не отклоняясь ни вправо, ни влево, но была подобна стреле, выпущенной лучником, — она срывается с тугой [тетивы] и попадает прямо в цель. Так и они — без отдыха для глаз и отдохновения для ресниц — ночью, подобно граду, смешанному с камнями, неожиданно напали на жителей Харава ⁹¹. Город не имел укреплений, и жители волновались, как бушующее море, но исхода не находили. О, как ужасно то, что там свершилось! Неверные предавали [всех] мечу, избивая мать на глазах у ребенка и сына на виду у отца! Благодатный город мгновенно превратился в кровавый водоем. При этом неожиданном, стремительном бедствии были забыты любовь к ближним и сострадание к крови. Каждый стремился изыскать средства, дабы самому спастись от гнева воспламененной геенны. Пытались найти убежище в виноградниках, окружавших город, и там укрывались под кустами с плотной листвой. Но нечестивцы, догадавшись, бросались на поиски и закалывали всех пиками, так что виноградные лозы окрасились кровью. Те же, кого пощадили, потом под кустами находили своих близких и предавали их земле. Но виноградники не обрезали и ягод не вкушали, говоря, что [ощущают] вкус человеческой крови. Кончив там резню, нечестивцы вернулись в город, кинулись искать по домам, и если кто спрятал где-либо свое [115] имущество, укрыл его в тайнике, то с большой ловкостью извлекали наружу. Запалив город, погубили его в огне, взяли добычу и пленных и покинули эти места. Так же поступили и с окружающими его /112/ деревнями и аванами — все они были опустошены мечом, огнем и взятием в полон, так что не осталось никого, кто мог бы раскрыть рот и произнести ⁹² звук .

XX

ЦАРСТВОВАНИЕ КОМИАНА

Комиан был щедр и весьма богат; посему он сумел собрать большое войско. Когда император увидел, что Комиану улыбается удача, он начал молить его, отправляя послов, сулил почести и куропалатство на востоке, только бы ты, мол, замирился, ибо мы проливаем кровь христианскую. Но, не доверяя ему, Комиан не согласился, тогда хождения послов прекратились. И приближенные императора попытались сломить его силой. Собрали великую рать, двинулись против него, сошлись, и завязался бой. Было страшное кровопролитие, такого избиения, говорят, в Романии ⁹³ еще не видели. С обеих сторон там пали многие военачальники, но одолело войско Комиана. На его стороне был патриарх, и он объединил вокруг себя городскую знать. Они ввели Комиана [в столицу] и возвели на царство. Михаила же постригли в монахи .и сослали на остров; говорят, впрочем, что он отправился по своей воле ⁹⁴. И все это случилось в [тот] гибельный год ⁹⁵.

(пер. К. Н. Юзбашяна)
Текст воспроизведен по изданию: Повествование вардапета Аристакэса Ластиверци.  М. 1968

© текст -Юзбашян К. Н. 1968
© сетевая версия - Тhietmar. 2002
© дизайн - Войтехович А. 2001