Мирза Абдал'азим Сами. История мангытских государей. Часть 3

Библиотека сайта  XIII век

Ввиду большого объема комментариев их можно посмотреть здесь
(открываются в новом окне)

МИРЗА 'АБДАЛ'АЗИМ САМИ

ИСТОРИЯ МАНГЫТСКИХ ГОСУДАРЕЙ, ПРАВИВШИХ В СТОЛИЦЕ, БЛАГОРОДНОЙ БУХАРЕ

ПИСЬМО ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ХАКИМАМ ШАХРИСЯБЗА О ВЫДАЧЕ ТЮРИ, ОТПРАВЛЕНИЕ [К НИМ] 'ОСМАН-БЕКА-ИШИКАКАБАШИ И УБИЕНИЕ ЕГО ТЮРЕЙ

Да не будет тайной, что христиане после овладения Каршии его разграбления передали область Несеф прибывшим бухарским военачальникам, [а сами] с большой военной добычей /97а/ ушли из Карши.

Его величество также одарил христианских полководцев конями, снаряжением, вещами и, довольных, проводил их, а к хакимам Шахрисябза он написал угрожающее письмо, [в котором] обязывал их схватить тюрю, и отправил с письмом 'Осман-бека-ишикакабаши, брата Мухаммад-Шукур-бий-инака. Йа'куба-кушбеги с находившимся в Карши войском [эмир] направил в Чиракчи 239. Едва только 'Осман-бек-ишикакабаши достиг Чиракчи, цель его поездки стала известна тюре в Ташкургане, и он стал думать о своих делах.

После бегства из Карши тюри и установления там господства христиан у семьи и домочадцев [тюри] не осталось возможности бежать и, оставшись в Каршинском арке 240, все они попали в плен к его величеству.

Для тюри нигде не осталось места, где он мог бы найти покой. Он перестал надеяться на кочевые племена и на помощь от них, вырвал из сердца Бухару и решил [отправиться] в дальние страны. Спутникам, находившимся при его стремени, он предоставил свободу выбора и сказал: «Такова воля всевышнего. Без его желания и воли никакое дело не выйдет из рук человека. Теперь я намереваюсь уйти из этой страны, и пусть вождь предопределения (Т. е. бог.) направляет бразды моей воли в любое царство, где я только найду хлеб насущный. Каждый, кто покинет родину, /97б/ чтобы по доброй воле сопровождать меня, может [сделать это]. А тот, кто из-за привязанности к родине не пожелает [этого], я согласен, пусть он со мной разлучится.».

Сказав это, он предоставил людям свободу выбора. Отделилось [103] две сотни единодушных борцов, крепко ухватились они за его полу и заключили союз о товариществе. Другие разбрелись в разные стороны и попрятались в безопасные места. А тюря с теми двумя сотнями единодушных молодцов, простившись со страной и с любовью к родине, вложил ногу в стремя злосчастья и, склонив голову на лоно безнадежности, отправился из Ташкургана к Шахрисябзу. Как только тюря, проходя вдоль крепостной стены 241 [Шахрисябза], приблизился к Китабу, [туда же] привез письмо от его величества, написанное к правителям Шахрисябза Юсман-ишикакабаши-бек, смертный час которого уже пробил. Встретившись с тюрей, он узнал его, сошел с коня, поздоровался и передал приветствие также и от его величества.

Тюря забрал у него письма, направленные к упомянутым хакимам, прочел и из их содержания узнал об угрозах ему. Разорвав [письма], он казнил упомянутого ишикакабаши вместе с сыном и двумя слугами, забрал их лошадей, снаряжение, оружие и отправился в Катта-Курган.

Когда тюря достиг Джама 242, хакимам сообщили об убиении ишикакабаши. /98а/ Известие о бегстве тюри распространи-  лось в Самарканде и Катта-Кургане. От страха русские стали укреплять валы и башни. Они выставили войска на заставах и старались обезопасить себя. Тюря выступил из Джама, прошел Катта-Курган и достиг Хатырчи. Убив тамошнего хакима Рахматча-бия и Хакима-туксабу — сотника гарнизона 243 [крепости], он взял сколько ему было нужно из их имущества и проехал к Нурата. Хакимом в Нурата был 'Абдалкарим-бек-туксаба, сын Мирзы Бурхан-бия. Благодаря [своей] опытности он приготовил для тюри ночлег и угощение, преподнес достойные его дары и подношения и беспредельно старался услужить тюре и удовлетворить его. Тюря остался доволен его прекрасным обхождением, не причинил ему вреда и приказал, чтобы он приготовил необходимое снаряжение для дороги по пустыне в Хорезм. Туксаба приготовил съестные припасы для людей, фураж для животных [104] наполненные водой бурдюки и погрузил [все это] на верблюдов. Ночь [тюря] простоял в Нурата, а на рассвете выехал из Нура 244, захватив с собой также 'Абдалкарима-туксабу, и направился в Гиждуван через пустыню.

Его величество, получив об этом известие, послал парваначи Рахманкул-бия мангыта с несколькими другими военачальниками и большим войском на поимку его. /98б/Упомянутые военачальники с назначенным войском настигли тюрю в Гиждуванской степи и, несмотря на то что имели возможность захватить его, допустили небрежность: показались сзади, [но] не нашли [в себе] смелости выступить вперед. Тюря же, спокойно продолжая путь, достиг скрещения путей, выехал на Хорезмскую дорогу и, мчась по долине быстроты и несчастий благополучно выехал из населенных мест Бухары. Упомянутые миры вывели тюрю за пределы Бухары и вернулись. Его величество разгневался [на них], конфисковал [имущество] и наказал их.

Когда был удален из страны прах смуты тюри и кочевых племен, то перестал кипеть котел мятежа повстанцев. Для его величества наступил, наконец, покой. Ушедшая вода снова потекла по каналу царствования. [Его величество] въехал в Бухару, сел на престол правления и занялся восстановлением войска и орудий для сопротивления. Он укрепил основу единения с государством христиан и проводил свою жизнь спокойно и беззаботно. Однако мятежники — кунграты из Ширабада и Гиссара — еще скакали на конях по полю мятежа и продолжали волновать области до тех пор,. пока тюря, возвратившись из Хорезма, [не] прошел Чарджуй и [не] ушел в Афганистан.

Вот подробности этого. /99а/ После бегства из Бухары тюря прибыл в Хорезм, [однако] от хана Ургенча 245 он не увидел того благородства и человечности, которые рисовал себе. Несмотря на это, по необходимости, он провел там несколько дней. Отпустив оттуда 'Абдалкарима-туксабу, хакима Нурата, он отправил с ним к его величеству письмо [с просьбой] простить [ему] мятеж и милостиво отпустить его прегрешения. [105] От этого также никакого результата не было: радостная весть от отца о прощении и помиловании [его] за проступки не прибыла.

[Тюря] опять выехал из Хорезма, с небольшим количеством людей перешел реку Джайхун и неожиданно оказался у Чарджуя. Там находились Нураддин-хан-тюря 246, хаким Чарджуя, и Мулла Мухаммади-бий с тысячью сарбазов. Они закрыли подходы к крепости и стали готовиться к сопротивлению, а известие о прибытии тюри довели до высокого благороднейшего слуха [эмира]. Его величество назначил из Бухары на помощь и для охраны Чарджуя войско и артиллерию, и сам также выступил. 'Абдалмалик-хан, несмотря на малочисленность [своих] людей, три дня осаждал Чарджуй. Из туркменских племен никто не прибыл и не примкнул к нему, так как из-за покровительства и помощи христиан [бухарскому] государству люди боялись и не имели желания поднимать смуту и мятеж. Тюря увидел, что этими усилиями и стараниями дело не продвинулось вперед, поневоле ушел из Чарджуя /99б/ и отправился к эрсари. В это время. бухарское войско достигло берега Джайхуна, а его величество следом за войском прибыл в курган Фараб 247.

Когда тюря выступил из Чарджуя, осажденные нукеры с сарбазами и артиллерией вышли следом за ним и стали преследовать [его]. Его величество с бухарским войском направился навстречу тюре с другой стороны реки. Тюря пошел к крепости Парвард, которая находится на расстоянии четырнадцати фарсангов от Чарджуя. Его величество с другой стороны реки также остановился против Парварда и раскинул шатер. Их разделяла река. Ту ночь тюря простоял в Парварде, и, сколько он ни старался, ни один человек из туркмен не пошел к нему на службу. Однако они не поскупились доставить угощение и фураж для животных.

Когда наступил день, тюря решил отправиться к Керки 248, но его величество приказал каршинскому войску [выступить] из Керки и написал угрожающее письмо главарям прибрежных туркмен, предписывая [им] схватить тюрю. Хаким Керки [106] с каршинским войском подошел к местности Астана и преградил дорогу. Тюря, по злосчастью, наперекор [всему] решил идти через пустыню в афганские пределы. Он взял из Пар-варда несколько человек, знающих дорогу, и во время отправления своей рукой на стене михмануйне 249 в Парварде написал:

/100а/

Байт:
В школе моих мокрых глаз ни на мгновение нет перерыва,
Дитя моих слез не знает ни пятницы, ни субботы (Т. е. ни дней отдыха, ни дней занятий)

И после этого он отправился по пустыне, уповая на Аллаха.

Стояли дни тамуза 250, и была сильная жара. В упомянутой пустыне ничего не было, кроме раскаленного песка и шипов колючего кустарника. Когда они удалились от населенных мест, раскаленный воздух начал лизать [их], подобно язычку [пламени] из танура 251. Запас воды, который они имели, был израсходован. Лошади и люди были близки к гибели. Все уже решились умереть. Один человек, который был спутником [тюри] в то время, рассказывал, что, когда из-за жажды дело должно было завершиться гибелью [людей] и закрылся путь к спасению, тюря обнажил свою голову, заплакал и, обратившись с мольбой и рыданиями к божественному чертогу, сказал: «О Аллах, истинный создатель всех дел,—это ты! Судьба и твое предопределение заставили меня блуждать в этой пустыне. Если я достоин наказания, то [хоть] смилуйся над этими глупыми животными и подари им жизнь». Не прошло и немного времени, как по воле всемогущего, всесильного, хранителя нашла туча с бурдюками, полными воды, и полил такой дождь, что с песчаных холмов потекли реки от разлившейся воды, и душа возродилась в телах людей и животных. [В этом] проявился смысл стиха Корана: «Мы произвели всякое живое существо из воды» 252. Люди наполнили водой свои кувшины и сосуды и отправились в путь. /100б/ Пройдя Меймене и Акча 253, [тюря] въехал в Балх 254, [107] "Мать городов". Правитель упомянутого вилайета по необходимости служил ему, оберегал его и, отправив Шир-'Али«' хану 255, государю Афганистана, письмо, он известил его. У Шир-'Али-хана с бухарским эмиром был союз и дружеские отношения. На основании знакомства [с эмиром] [Шир-'Али] считал пребывание тюри нежелательным и считал нужным удалить его, [поэтому] написал письмо [правителю Балха], чтобы тот удалил тюрю из Афганистана.

Бедный тюря впал в отчаяние и прошел отсюда к Гиссару. Племена Гиссара также устранились от помощи ему И не пошли к нему на службу. [Тюря] поневоле, пройдя Каратегин и алайских киргизов, отправился в Коканд, а оттуда прибыл в Кашгар, к Йа'куб-баче 256, тамошнему хакиму. [Йа'куб-бача], дорожа прибытием тюри, выдал за него замуж свою дочь и оказывал ему уважение. Так как основу его державы и фундамент его власти в Кашгаре составляли пришлые люди — на службе у него находилось около сорока тысяч пришлых борцов,— он сделал тюрю начальником над ними и старался оказывать ему почести.

Поскольку мы упомянули о Йа'куб-баче, то небесполезно будет немного написать о его жизни.

Да не останется скрытым, что упомянутый Йа'куб-бача родился в Коканде /101а/ и был в числе эмиров той страны. Прибыв в благородную Бухару, он от Высокого могущества (Т. е. эмира.) в этом владении также получил чин эмира 257. Прожив здесь несколько лет, он услышал, что кашгарская область [находится] без управления, и в его голову запало сильное желание править и быть независимым. Он бежал из Бухары, прибыл в Коканд и, собрав вокруг себя несколько единомышленников, отправился оттуда в Кашгар. Бразды правления Кашгаром находились [в то время] в руках одного ходжи из потомков Афак-ходжи 258. Йа'куб-бача предпочел служить у него и некоторое время оставался при нем, проявляя к нему доброжелательство. Способностями и хорошей [108] службой он приобрел большой авторитет у упомянутого хакима и жителей области и стал угодным войску и народу. Собрав в тамошнее войско много народу из пришлых [сюда людей], он заставил назначить им провиант и жалованье. В это время умер там правитель, а наследника он не имел. Народ той страны пожелал, чтобы правил он (Т. е. Йа 'куб-бача), а пришлые люди, которые считали его своим божеством, помогли ему и возвели его на ханство.

В деле управления страной он также применял похвальные меры и заложил основу [своей] власти.

Из каждого вилайета по милостивому зову [Йа'куб-бачи] /101б/ собралось много ученых, ремесленников и молодых воинов, которые составили приблизительно около сорока тысяч человек. Так как Кашгар был отторгнут у Китая и укрепить его без покровительства какого-нибудь сильного государства было трудно, [Йа'куб-бача] отдал себя под защиту могущества халифа и искал подчинения ему. Он подтвердил это письмом, отправлением даров и подношений. Он ввел в обращение дирхемы и динары с именем султана Рума 259. Таким образом он провел в Кашгаре на троне правления десять лет до тех пор, пока не поднялся китайский государь, претендуя на [Кашгарское] владение, и [не] гослал на него войско. Йа'куб-бача с [твердой] решимостью также выехал с большим войском навстречу и несколько дней разжигал огонь сражения и проявлял мужественное усердие. Однако божественное предопределение вело его господство к концу и к уничтожению. Его усилия и старания не принесли пользы, и он был убит рукою одного из своих приближенных. Страна перешла под власть Китая, люди [Йа'куб-бачи), рассеялись, и ковер его власти свернулся.

После этого события для тюри также не оставалось ничего, кроме бегства, и он со своими сторонниками отправился в Кабул. Когда [тюря] прибыл в Кабул, Шир-'Али его не принял, и он вынужден был уехать также и оттуда. Он решил [109] отправиться в дом божий (Т. е. в Мекку.) и, /102а/ совершив паломничество, повернул обратно и поехал в Пещавер, [где] нашел убежище у английского правительства. От названного правительства ему определили жалованье, и он поселился в Пешавере. От некоторых паломников стало известно, что там он женился на женщине другой религии и имел от нее двух-трех сыновей. [Тюря] в довольстве проводил жизнь, пристрастился к одурманиванию себя опиумом и жил до 1316 (1898-99) года, до времени написания [этих строк].

ОТПРАВЛЕНИЕ ЭМИРОМ ВОЙСКА ДЛЯ ЗАВОЕВАНИЯ ШИРАБАДА И НАКАЗАНИЯ .МЯТЕЖНИКОВ. ВТОРИЧНОЕ ЗАВОЕВАНИЕ ЕГО, А ТАКЖЕ ХИСАР-И ШАДМАНА И ДРУГИХ ОБЛАСТЕЙ

Когда колючка мятежа 'Абдалмалика была удалена из подошвы государства и мятежники исчезли в долине безвестности, его величество, укрепив дружественные отношения с русским губернатором, приступил к уничтожению и истреблению кочевых племен, которые являлись внутренними врагами государства. Его величество сделал хакимом в Карши 'Абдалму'мин-тюрю 260, а в Гузаре — Йа'куба-кушбеги и послал их со снаряженным войском на Ширабад, чтобы наказать непокорных кунгратов и сараев. Знамя независимого правления в Ширабаде из мятежников поднял Астанакул-бий кунсук(?)./102б/ Вокруг него собралось много презренных людей из кунгратов, сараев и из других племен, и он господствовал в Ширабаде и в Дахпаракенте. Хакимом в Бай-суне 261 был Мухаммад-Йусуф-диванбеги тартули 262 кунграт. Он подчинялся [бухарскому] государству.

Йа'куб-кушбеги по высочайшему приказу выступил с войском и артиллерией в Дербент 263 и остановился [там]. У мятежника Астанакула ушла из-под ног твердая почва, и он решил бежать. Его союзники, люди продажные, уползли в [110] угол неудачи. Мятежники Шахмарданкул казаяклы 264, Йадгар-бек вместе с упомянутым Астанакулом, с большой скорбью расставшись с женой и детьми, бежали. Перейдя реку Джайхун, они укрылись в Афганистане. Кушбеги без борьбы и сражения овладел областью, подверг конфискации [имущество] всех провинившихся племен и, собрав с них в качестве штрафа большую сумму аманпули 265, простил им их вину. После овладения Ширабадом и должного наказания мятежников он повел войско на Денау и также захватил его. Оттуда он отправился в Хисар-и Шадман, вторично присоединил к [бухарскому] государству всю Гиссарскую область и рассеял побежденных мятежных хакимов.

Его величество в каждую /103а/ из упомянутых областей назначил [нового] хакима.

В эту пору хакимом в Кулябе и Бальджуане был Сара-хан 266 аталик. Он [также] поднимал знамя непокорности и независимости. Во время смуты тюри и кунгратов [разными] письмами и слухами он способствовал их мятежу и раздувал огонь восстания. Кочевые племена Гиссара по его подстрекательству также подняли голову из оков повиновения власти его величества и изгнали царских хакимов. И когда благодаря лечению исцеляющего врачевателя (Т. е. бога.) из тела государя были удалены разные болезни и он вышел невредимым от влияния всяких [вредных] веществ, тогда стало возможным отомстить этому злодею.

Кушбеги с большим войском пошел на Куляб. Сара-хан из-за своего дурного обращения с населением области боялся, что не найдет силы противостоять и сопротивляться [бухарскому войску], перешел реку Пяндж и бежал в Афганистан. Кулябская область была завоевана со всеми относящимися к ней владениями.

Кушбеги разбил шатер в Тамаша-тепе, {затем] назначил человека для взимания пул-и аман и собрал большую сумму. От августейшего двора /103б/ были удостоены [чести] править [111] Кулябом Наджмаддин-ходжа мир-асад и Бальджуаном — сейид Нийаз-бий киикчи 267. Кушбеги с войском возвратился из Куляба в Гузар и там осгановился.

РАССКАЗ О ПОХОДЕ С НАМЕРЕНИЕМ ВЕРНУТЬ ШАХРИСЯБЗСКУЮ И КИТАБСКУЮ ОБЛАСТИ И ЗАВОЕВАГЬ ЯККАБАГСКУЮ С ОТНОСЯЩИМИСЯ К НЕЙ ЗЕМЛЯМИ

Да не останется скрытым от суждения исследователей настоящих сообщений, что, когда его величество воссел на трон Бухарского царства вместо своего славного отца, в то время по назначению покойного его величества эмира Нас-раллаха 'Ашур-бек-бий был правителем в Аксарае, а Закир-бий-бурбаджал (?)—в Афрасийабе Китаба. Ибрахим-парвана-чи мангыт, который в отношении рассудительности и предприимчивости был выдающимся для [своего] времени человеком и был известен как в городе, так и в стране храбростью и доблестью, правил в раеподобной самаркандской области. Его величество эмир Музаффар неприязненно относился к парваначи. После восшествия на престол он вознамерился совершить поездку в Самарканд и Шахрисябз, выехал из Бухары, прибыл в Самарканд, остановившись на некоторое время в Кокташе, задумал схватить парваначи. [Однако] «убежище власти», везир Шукур-бий-инак, по [своей] доброжелательности сумел приятными сердцу словами отвести высокое лучезарное мнение [эмира] от [мысли] отстранить парваначи от должности и сделал так, что /104а/ [эмир] оставил его в Самарканде и проехал в Шахрисябз.

Пробыв в том владении несколько дней, [эмир] раскрыл для его жителей двери милости. Однако жители области и войско, вскормленные благодеяниями милости и добрыми распоряжениями покойного эмира Насраллаха, получали от того государя большие дары и бесчисленные ласки, а от эмиоа Музаффара таких милостей они не увидели и изменили к нему отношение. [Некоторые] из крупных начальников кенегесского племени, особенно Хаким-бек-бий, Джура-бек-бий [112] и Тугаймурад-бий, не получив удовлетворяющих сердце милостей, как во времена покойного эмира, перестали надеяться [на это] и задумали поднять восстание и выступить [против Музаффара].

Спустя некоторое время его величество выехал из Шах-рисябза и направился в славную Бухару. Приехав в Чирак-чи, он остановился. Нукеры из Шахра и Китаба сопровождали [его] до этого места, а от Чиракчи, получив разрешение, вернулись и стали готовить восстание и средства для него. Как только его величество прибыл в Бухару, он [тотчас же] отстранил от должности в Самарканде Ибрахима-парваначи и вместо него назначил калмыка 'Адила-парваначи, и это дело возбудило мятеж кенегесов.

Раскрыв тайну храброго и смелого сердца, упомянутые начальники выступили все вместе, захватили хакимов Шахра и Китаба, арестовали [их] и овладели областью. Придя к твердому единогласию, Хаким-бий стал хакимом в Акса-рае, Джура-бек-бий — в Афрасийабе Китаба, а Тугаимурзд-бий — в Урта-Кургане 268 дахиак (?). Починив и восстановив крепостную стену и укрепления, /104б/ они стали готовить средства обороны. Таким образом, область, которая досталась [эмиру] тысячами мучений, лишений, затратами золота и военных сил, [снова] была потеряна.

Известие об этом достигло лучезарнейшего слуха (Т. е. эмира.) в Бухаре, и [эмир] стал готовиться к походу, чтобы возвратить владение. Собрав победоносных воинов, он пошел на Шахрисябз. В течение двух месяцев [эмир] осаждал [его], каждый день происходили сражения, и, наконец, потеряв надежду на победу, он пошел на Яккабаг и окружил его. Там был хакимом Мухаммад-Рахим-бек, брат каллиграфа 'Абдаллах-бека и внук Йадгара, правителя 269 авахли (?). Из-за отсутствия у него ума, а также из-за малого количества вооружения и приверженцев он был неспособен оказать сопротивление и бежал. [Эмир] овладел Яккабагом, перебил много [113] людей и сделал там хакимом мангыта Рахманкула-парваначи.

С хакимами Шахрисябза и Китаба он заключил мир, продлив этим [их] господство, и вернулся [в Бухару].

Таким образом, Шахрисябз несколько лет оставался в руках упомянутых хакимов. Между ними (Т. е.'между эмиром и хакимами.) установился волчий мир до тех пор, пока шахрисябзские хакимы по воле Аллаха и по причине истечения срока [божьих] милостей [сами не] стали причиной уничтожения [божьего] благодеяния.   Подробности того, что здесь изложено кратко, таковы.

Упомянутые хакимы по желанию некоторых смутьянов грабителей из племен, которые привыкли грабить и разорять и у которых подлость была их врожденным свойством, стали готовить разрушение /105а/ и смуту. Однако Хаким-бек-бий, человек старый и мудрый, благодаря [своей] предусмотрительности удержал людей от этого дела и мудрыми советами помешал учинить мятеж. По истечении | срока своей здешней временной жизни он умер, и преемником его стал Баба-бек-бий, его сын. В это время мятежники и юнцы, жаждавшие смуты, стали подстрекать и сбили с пути Джура-бек-бия, который, подобно им, был молод, и жаждал раздора. Благодаря стараниям и доводам [Джура-бека] они перетянули к себе также Баба-бек-бия и заставили его решиться на мятеж и восстание. Они отправили в Бухару человека и, прельстив обещанием царства, без разрешения и согласия отца забрали из Джуйбара 270 сына сенида Касим-ходжи, который приходился племянником по сестре эмиру Музаффару, и привезли его в Шахрисябз.

Когда нить мятежа оказалась в их руках, они выступили и, распустив вокруг когти насилия, разграбили Чиракчи и Яккабаг и привели в трепет население той области.

Его величество разгромил семейство сейида Касим-ходжи: казнил [его] самого, его взрослых и малых детей, [114] [свою] сестру, забрал их имущество и после этого двинул войско на Шахрисябз. Два месяца он вел осаду, и ежедневно происходили бои, [однако] победа не удавалась. В конце концов /105б/ дело закончилось миром. Племянник [эмира] — тюря-смутьян бежал оттуда, поехал в Ташкент и нашел убежище у русских властей, Хакимы Шахрисябза, успокоив его величество подношением даров, письмами и согласием повиноваться [ему], вернули его от Китаба обратно.

После этого события его величество задумал [во чтобы то ни стало] истребить хакимов-узурпаторов и мятежников и написал губернатору письмо, ища у него помощи.

Приложив к глазам палец согласия, губернатор в 1290 (1873-74) году 271 отправил на Шахрисябз и Китаб отряд смелых воинов с грохочущими пушками под начальствованием одного из своих генералов. [Губернатор] известил его величество, чтобы [тот] назначил человека для управления упомянутыми областями. Его величество отправил Тохтамыш-бий-инака и несколько военачальников с войском, чтобы они дошли до Чиракчи и остановились, а после победы [русских] по разрешению и по приказу назначенного [губернатором] генерала вошли бы в упомянутую область и овладели [ею].

Христианское войско сначало подошло к Китабу, за три часа овладело им, [затем] прошло к Шахрисябзу и с небольшими усилиями захватило его и разграбило. Обратив в бегство узурпаторов-хакимов, [русские] сообщили [об этом] Тохтамыш-инаку, привезли его, передали ему владение /106а/ и вернулись в Самарканд. Баба-бек-бий и Джура-бек-бий бежали в Коканд, ища убежища у Худайар-хана. Однако Худайар-хан не допустил их в Коканд.

Он отделил нукеров, сопровождающих их, и от Саригсу отправил двух миров в Ташкент к губернатору, приставив к ним человека. Этим была оказана услуга. Губернатор [благодаря своей] дальновидности в интересах своего государства взял их на службу, назначил месячное жалованье [115] и место для постоянного жительства. Он оказывал им покровительство, и до сих пор, когда пишется это сочинение, они находятся в Ташкенте. Вскоре после этого Шахрисябз и Китаб снова вошли во владения бухарского государства. Государство окрепло, и во владениях наступило спокойствие. Между его величеством и русскими установились дружеские отношения, и открылся путь для сообщении и взаимных посещений.

УПОМИНАНИЕ О НАСЛЕДНИКЕ ПРЕСТОЛА ЭМИРЕ 'АБДАЛАХАД-ХАНЕ 272

Да не будет скрытым, что в 1302 (1884-85) 273 году умер русский государь Александр Николаевич, и известие о его кончине и о восшествии на престол его сына [Александра] Александровича 274 достигло лучезарного слуха [эмира]. Из тех соображений, как бы не пригласили его величество на праздник коронации, [Музаффар] задумал предотвратить это, и, чтобы поправить дело, /106б/ он присвоил сейиду Мир 'Абдалахаду титул наследника престола, написал поздравительное письмо [по поводу] восшествия на престол и, выразив в [нем] соболезнование [по случаю смерти], послал в Москву ['Абдалахада], который и отправился, присутствовал на торжестве коронации и возвратился. После этого в месяце сафаре 275 его величество эмир

Музаффар отошел из мира тленного в мир вечный, а его высочество наследник престола вместо отца утвердился на троне царствования.

Между русским государством и благородной Бухарой существовала все та же любовь и дружба, и даже изо дня в день она росла и увеличивалась. Соблюдалось согласие и содружество. В подвластной России Ялте, местности здоровой, свежей, веселой и, приятной для времяпрепровождения, его величество ['Абдалахад] даже приобрел высочайшее имение. Там он возвел прекрасные здания, подобные дворцу Хаварнака 276 и Так-и Кисра 277. Ежегодно безотказно [116] и без опасений он с пятнадцатью-двадцатью слугами отправлялся в тот край и два месяца проводил в саду, украшающем рай, вволю наслаждаясь жизнью и счастьем. Растратив значительную сумму из казначейства <на все то, что требовал его аппетит, и на все то, что нравилось его глазам>, он возвращался. В это время благородная Бухара лишилась чести благословенного присутствия [эмира], а Кермине стал резиденцией [государя].

/107а/ Да не останется скрытым под покровом тайны от внимательных наблюдателей и справедливых людей, что признаки разрушения государства и причины ослабления мусульманской общины, как установлено некоторыми проницательными и опытными людьми, [появились] в этой стране с восшествием на престол эмира Насраллаха. Главнейшей причиной этого они считают [установленный эмиром] порядок покровительства презренным людям и унижения достойных и уважаемых [людей]. Об этом написал историческую книгу Дамулла Сафар-бек. Однако злосчастное дерево упомянутых порядков благодаря орошению и уходу покойного эмира Музаффара окрепло и стало плодоносить, а в спокойную эпоху [нынешнего] высокодостойного государя дало плоды, распространило тень, и [эти порядки] стали привычными.

В пору этого государя из могущественных эмиров-илдаров никого не осталось. Их наследники, которые при [должном] воспитании заместили бы своих отцов, [теперь] потеряли авторитет, некоторые стали наемными рабочими, некоторые пошли обрабатывать землю, а некоторые — нищенствовать по селам. А безродные подонки общества и алчные безнравственные люди достигли и удостаиваются благодаря милостивому к ним отношению и покровительству высоких ступеней почета, благодеяний, начальственных должностей и даже выше этого. /107б/ Они достигают всего, чего домогаются. В особенности презреннейшие шииты 278, которые в прежние времена были подчиненными, низкими людьми и проводили время в службе [117] и угождении жителям этой страны, [теперь] достигли такой степени господства и засилья, выше которой невозможно представить [себе]. Их власть и засилье достигли высшей степени особенно после того, как государь был покорен сильными врагами — русскими. Кроме того, убийство Мухаммад-Шарифа-диванбеги закаватчи 279 рукою некоего Га'иб-Назар-мирахура, гуляма, царского раба 280, послужило причиной укрепления и роста упомянутого господства [русских]. Дело закончилось тем, что государь даже не вспоминал о Бухаре и бразды правления попали во властные и могучие руки других [лиц]. Они делали что хотели. Удивляясь этому, [автор сочинил]:

Байт:
Из-за превратности мира и мятежной судьбы
Вот уже сколько времени, как тяжесть легла на мою душу.
В обращениях к казию города, двум кушбеги и государю
Люди впали в крайность, как отдельные [из них], так и [целые] группы:
Одному в обращении к нему дали прозвище умидгах (оплот надежды),
Другого с блеском назвали caxuб-u давлат (обладатель могущества),
А третьего все жители города называли мавла (покровитель).
Нет никакой разницы в [этих обращениях] ни к одному из них
/108а/
А эти титулы были собственно титулами государей этой  страны.
Почему же эти выражения стали общими для них?
Государь поселился в Кермине,
Почему же он не делает своим постоянным местопребыванием обитель науки — Бухару?
Что стало со смыслом [слов]: "Две сабли не вмещаются в одни ножны"?
А здесь в одни ножны вместилось четверо.
Кто разумом раскроет эту тайну,
Тому я собственными руками вручу отпускную от рабства.

Во время царствования покойного эмира [Музаффара} среди людей распространился ложный слух, будто Мухаммад-Шариф-диванбеги, боясь сурового и кровожадного [нрава] его величества и опасаясь быть убитым, для спасения [118] [своей жизни] принял правильное решение и вместе со [своим] отцом и близкими при содействии русского посольства отдал себя под защиту и покровительство блистательного русского правительства, от которого получил охранную грамоту. По.клевете доносчиков это достигло лучезарного слуха [эмира], и он решил расследовать [дело]. Еще истина не прояснилась, как тот ревностный государь умер и был похоронен, и [все] оставалось скрытым под покровом тайны [до тех пор], когда Га'иб-Назар-мирахур пистолетной пулей нанес рану этому способному и мудрому человеку и отправил, его душу по дороге небытия, а от русского правительства тотчас же прибыл генерал для расследования [дела] и раскрытия намерений. /108б/ После расследования, выяснения [причин] и [доказательства] невинности [убитого] государь по [своей] милости царским приказом назначил его сыну Астанакул-бию-диван-беги должность, чин и службу, какие только тот хотел, и даже лучшие, [чем он хотел]. А ревностного мирахура с его близкими [эмир] передал [Астанакулу], чтобы он самым позорным образом, после примерного позорного наказания, запрещенного шариатом Мухаммада, всех казнил и [тем] утешился.

[Автор связывает эги события с усилением влияния русских чиновников в ханстве и недоброжелательно отзывается о них, называя их действия в Бухаре .преуспеванием небольшой группы бродяг. Он подчеркивает, что все новшества в ханстве, связанные с приходом сюда русских (телеграф, железная дорога и т. д.), появились в правление эмира 'Абдалахада и что сановники государства не только не оказывали никакого сопротивления, но даже способствовали успеху русских].

/109а/ Могущественный государь в 1303 (1885-86) году воссел на трон Бухарского царства вместо своего славного отца и около десяти лет властвовал, подобно своим предкам, на ковре могущества и господства. Большую часть времени. он проводил и жил в Бухаре, в арке и в имениях Ширбадана 281, Гери(?) и в Ситара-и-Мах-и Хасса 282. [119]

Иногда он совершал поездку в Карши и Шахрисябз .для расследования прошений народа. Нукеры, [различные] должностные лица и правители отдаленных владений, до Дарваза и Куляба, прибывали к высокому стремени и, удостоившись царских милостей, возвращались [назад]. Через десять лет [эмир] вдруг пренебрег Бухарой и [своей] столицей сделал Кермине. Он выстроил [там] превосходные здания и не вспоминал о Бухаре и ее жителях. Пять-шесть оставшихся [в Бухаре] нукеров оказались в затруднительном и стесненном положении, жалованья на расходы им не хватает, и они живут, подобно пленникам, с желанием благословенной встречи [с эмиром] и [возвращения] прежних дней. Проливая слезы скорби, они близки к смерти. А после смерти этих трех-четырех нукеров не останется и следа от законов Чингиза и от порядков тимуридского узбекского воинства.

/109б/ Все великолепие царства составляют [сейчас] пять-шесть отрядов сарбазов, большинство которых воры, азартные игроки, пьяницы, одни безумные и сумасшедшие, другие хромые и слепые, никогда не слышавшие ружейного выстрела. Новым изобретением является создание специального кавказского войска, которое назвали государевым личным конвоем 283. Упомянутый отряд составляется из женоподобных мужчин, и отовсюду, где юноша одерживает верх в ссоре и драке, его забирают и присоединяют к кавказцам. На упомянутых сарбазов надели многочисленные разноцветные военные одеяния. Верхом на лошадях различной масти, они звуками своих литавр и труб оживляют базар царствования. Везде, в каждом вилайете, где бы ни попадались в руки воры и разбойники, вместо казни им вручают ружье и вооружение и включают в число сарбазов [упомянутого] войска, потому что грабежа не бывает без армии. Военачальниками сарбазов назначили таких [людей], что стыдно даже водить пером, рассказывая о них. [120]

110а [Сами ссылается на книгу некоего Дамири под названием Хайат ал-хайван ("Жизнь живых существ"), в которой приведен хадис Мухаммада о том, что каждый шестой по счету правитель неизбежно должен быть низвергнут. Сами считает, что это пророчество подтвердилось и на истории Бухары.

110б Далее следуют рассуждения автора о божественном предопределении и высказывается мысль, что приход русских в Бухару также произошел по воле бога.

Сами говорит также о том, что победа даруется только доброму правителю, который справедлив к своим подданным, не мучает и не угнетает их. Автор считает, что некогда мощное бухарское государство на протяжении последнего столетия пришло к полному упадку. Он объясняет это тем, что правосудие и справедливость, которые соблюдались в эпоху эмира Данийала (1758—1785), в правление эмира Насраллаха (1826—1860) были забыты.

111a При эмире же Музаффаре проявления несправедливости становятся еще более частыми. Сами говорит о высокомерии и самомнении Музаффара, о его разнузданном и развратном образе жизни и о жестоком обращении с народом. Это, по его мнению, и привело бухарское государство к гибели.

111б К числу же внешних причин гибели государства автор относит приход сюда христиан, т. е. русских, которые сумели подчинить себе государя и с помощью его сановников теперь устраивают свои дела. Эмир же совершенно потерял власть и у него, по словам Сами, "не осталось другого дела, кроме увольнения и назначения пяти-шести судей, раисов и взимания налогов для внесения в русскую казну".

112а Автор вновь возвращается к упомянутому хадису Мухаммада и-пытается доказать его справедливость на примерах из истории русского государства. Царь Николай [I, считая от Петра Великого, является по мнению Сами, шестым правителем 284, и при ней перестала соблюдаться справедливость в отношении к народу, и потому на государство обрушился “божий гнев" и в стране вспыхнула революция (1905 г.).

112б Автор рассказывает о русско-японской войне и о поражении в ней России.

113а Сами считает, что ослаблению русского государства способствовало то, что еще отец нынешнего императора якобы приказал казанским мусульманам выбросить из Корана стихи о священной войне с неверными и вместо призыва на молитву с минарета звонить в колокола. И, по словам автора, бог покарал за это, — царь, затеявший такое дело, умер, а Россия вступила в войну с Японией.

113б-114б Успех японцев в войне Сами объясняет тем, что они происходят от тех выходцев из Израиля, которые во времена гонения Навуходоносора сумели сохранить истинную веру и переселились, на. Японские [121] острова. Хотя японцы и впали затем в огнепоклонничество, в последнее время они опять обращаются к истинной вере, и даже сам микадо со всеми своими приближенными якобы принял мусульманство. Поэтому, считает Сами, бог и избрал Японию своим орудием для наказания неверных.

115а-115б Затем следуют туманные рассуждения автора о конце мира, о дне воскресения из мертвых, который настанет, когда "появится человек из Кахтана 285 и установит на земле правосудие". Первые признаки приближения дня воскресения — это появление смуты с Востока. Автор предполагает, что “кахтаны — это те же японцы".

116а Далее Сами говорит, что мусульмане должны радоваться победе Японии над русским государством, "которое стремится только к разрушению и уничтожению ислама и к установлению своих порядков и веры". Японцы же до своего выступления были грешниками, но после победы вступили “на путь искания истинной веры".

116б Одновременно Сами превозносит и турецкого султана Абдул-Хамида II 286 как могущественного главу мусульман, постоянно ведущего священную войну с неверными.

117а Затем Сами останавливается на освещении внутреннего положения русского государства после войны с Японией. Он пишет, что про-стой русский народ в войне с Японией перенес много лишений, поэтому восстал против царя и богачей. Весьма примитивно он излагает требования русских революционеров:]

«Нам царь не нужен, потому что когда по злополучию власть находится в руках одного человека, то происходит столько вреда, что [это] становится причиной гибели многих людей, бесчисленной траты казны и постоянного стыда и позора. Известно, сколько убито у нас людей и какое количество народных денег растрачено. Генералы и [вое]начальники получают миллионное содержание из казны, а на поле сражения они стоят позади и выходят здоровыми и невредимыми, подобно золоту из испытательного тигля. А бедные солдаты-мужики гибнут на поле [сражения] за кусок черного хлеба и за кусок постной говядины. /117б/ И теперь, когда на поле сражения умираем мы, а казна [полнится] благодаря нашему земледелию и ремеслам, нам не годится расточительный государь, который расходует деньги из казны, огромное количество золота на себя и своих потомков. [122]

Государство мы сделаем республикой, а для управления страной создадим совет, чтобы решение дел производилось по совещанию и [после] углубленного изучения».

118 а [Описывая революционные волнения, Сами заявляет, что простой народ посредством большого месячного [жалованья и белого хлеба привлек на свою сторону солдат, которые и отказались стрелять в народ.

Поражение России в русско-японской войне и революционные события 1905 года Сами считает верным признаком ослабления "неверных" и «причиной благополучия мусульман". Он высказывает мысль, что “в такое время легко вырвать [у России] и вернуть области, которыми она завладела'. И сетует далее, что .... в отношении этого допускается небрежность и проволочка"..

118б Автор обрушивается на эмира 'Абдалахада за то, что тот покинул столицу ханства и вот уже 10 лет как переселился в Кермине. При этом он приводит довольно туманное сравнение из области шахматной игры.

119а Затем Сами останавливается на том, как повлияли революционные события в России на бухарскую торговлю: бухарские купцы понесли большие убытки, так как вынуждены были не ездить на Макарьевскую ярмарку в Нижний Новгород, где у многих из них были лавки и товары. Эмир 'Абдалахад же отложил свою поездку в Ялту, куда ездил ежегодно.

119б . Далее Сами опять пускается в религиозные рассуждения со ссылками на Коран и говорит о неизбежности страданий и мучений для всех людей, как для шаха, так и для нищего. При этом степень страдания тем выше, чем выше положение страдающих лиц. Так и государь Бухары, по его мнению, "проводит жизнь в уединении на бесплодных и бедных землях" (вероятно, имеется в виду переселение в Кермине), в то время как его сановники строят себе великолепные здания и живут в полном достатке.

120 а Сами подчеркивает, что в это время власть в ханстве забрали в свои руки два человека: “справедливейшей из судей" Мулла Мир Бадраддин и "убежище везирской власти" Астанакул-бий кулл-и кушбеги. Он перечисляет, что входило в обязанности каждого из них:]

В полновластные руки главного судьи было вверено назначение судей и раисов, выдача фетв и обучение, выдача подарков, взимание мазада (?) и аминана 287, распоряжение вакфами, охрана и сбережение 'имущества сирот, [123] постройка торговых рядов, караван-сараев и магазинов, ремонт старых вакуфных зданий и подобное этому, упоминание о котором только удлинит изложение...

Далее, в ведении упомянутого везира [Астанакула-кушбеги] находится заведование [государственной] казной и кладовыми и содержание их в порядке, распоряжение землей, имуществом и [всем] достоянием [государства], взимание налогов и зеката 288 с областей, сбор всего того, что нужно государству, благополучие и неблагополучие власти и мусульманской общины. И ни одно административное и финансовое дело не совершается без его совета и правильного мнения. Могущество его в этой стране в тысячу раз больше, чем власть Джа'фара Бармаки 289 в правление халифа Харун ар-Рашида 290.

120б-121а [Далее автор рассказывает о правлении рода Бармакидов в халифате, о его возвышении и падении, ссылаясь на упомянутое выше произведение Дамири “Жизнь живых существ"].

/121б/ Событие: [Но] при всех обстоятельствах в спокойную эпоху этого государя (Т. е. 'Абдалахада.) страна находится в совершенной безопасности, а народ в полном благоденствии. Исчезли в государстве распри, битвы и смертоносные войны, наступили мир и спокойствие и не происходило событий, которые следовало бы записать, кроме андижанского волнения 291 и разрухи. Его необходимо изложить для назидания [другим].

Подробности этого следующие: в Андижане 292 один человек, расстелив молитвенный коврик шейхова достоинства, сделал своим ремеслом руководство [людьми] и наставление [их] на путь истины. Он втянул в кольцо своей воли и в силок повиновения многих людей из упомянутой области, [а также] из Ферганы, Шаша, Оша 293 и других городов страны. С течением времени по причине большого богатства и [наличия] многочисленных учеников в его голову [124] запало сильное желание объявиться и выступить. Ов решил напасть на христиан, перебить [их] /122а/ и вернуть государство. После того как это намерение окрепло и было установлено соглашение с [его] последователями, он в 1316 году хиджры (1898-99) с большим отрядом напал на железнодорожную станцию Андижана. Они убили несколько человек русских и персиян, разграбили имевшиеся там вещи и имущество, разрушили железную дорогу и на ниве того владения посеяли семена мятежа.

После того как произошло это событие, генерал-губернатор собрал находящееся поблизости русское войско, и, подобно потоку, беда обрушилась на головы тех заблудших. Пламенем гнева и ярости он полностью сжег ту область и для многих людей стал духовным наставником на стезе мученической смерти. Из-за злосчастной смуты того сбившегося с пути претендента на звание шейха, которого прозвали Дукчи-ишаном, было убито много невинных, не причастных [к делу] людей, попавших в сети страдания и бедствия при вращении кривого колеса [судьбы]. И действительно сказано:

Байт:
Если кто-либо из племени совершит бесчестный поступок,
То потеряют честь и большой и малый [в племени].

Начальники христианского войска после истребления и сурового наказания [восставших] усмирили мятеж. Позорным образом в назидание [другим] они повесили повстанцев, и этим блестяще доказали свое христианство. Одним словом, это неуместное выступление, нарушившее фетву о мире, принесло много вреда мусульманам. Последствия его /122б/ распространились на другие города и области. В этом восстании погибло и было уничтожено несколько человек русских подданных, [за что] с мусульман той области стали собирать штраф и аман[пули] 294 в качестве виры. На страх всем взирающим начали собирать большие суммы и с самаркандского населения и прочих подвластных [русским областей], как Шаш, Катта-Курган и Панджшамбе. [126] По поводу неуместных действий шейха-дуктараша 295, [которые] стали причиной волнения и расстройства среди мусульман, ничтожный пишущий испробовал свои [поэтические] способности в написании ma'pихa на это [событие! следующим образом:

Ta'pux:
В эпоху императора, русского царя Александра
296,
Когда благодаря его справедливости в стране установилось спокойствие,
Во времена такого государя, который не обидел ни одного, муравья,
Жители Андижана подняли смуту.
И для наказания их победоносное русское войско
Устроило в той стране смятение, [подобное] дню воскресения мертвых
И действительно, каждый, кто проявит неблагодарность к милости благодетеля,
Где бы он ни был, получит наказание от преддверия справедливости.
Следы даты этого [события] глава летописцев заключил [во фразе]: "слово о победе".
Другой [ma'pux]: "Вырвался из Ферганы дым стенаний".
А третий [ma'pиx] я написал: "Разрушилось Андижанское владение",
"Глава диких, глава бунтовщиков, глава шайтанов, глава мятежа"
297

После того как перестал кипеть котел смуты этого шейха, жители упомянутой области были побеждены христианами, лишены своего достояния и, обманутые [шейхом], были обречены на тяжелые дни.

123а [Упоминая о разрушительном Андижанском землетрясении 1898 года  Сами считает это божественным возмездием андижанцам за восстание.

123б После заглавия: "Событие 1320 (1902-03) года" (год смерти Астанакула-кушбеги) автор останавливается на характеристике его личности. По словам Сами, кушбеги был сыном 'Аббасс-бия, везира эмира Насраллаха. Еще при жизни отца он занимал высокие посты, а после смерти отца при эмире Музаффаре он достиг высших чинов и постов так что некоторые его современники титуловали его ."убежищем надежды", [126] что являлось титулом государей. При 'Абдалахаде он бьц назначен правителем Гиссара (где правил 21 год). Дарваз, Куляб и Каратегин также находились под его властью. /124а/ Сами описывает кушбеги как человека благородного и останавливается на его благотворительных делах.

124б После смерти его тело вывезли из Гиссара и погребли в мазаре имама Абу Хафза 298.

Затем Сами упоминает о смерти в этом же году Мирзы Джалалад-дин-бия-дадха, правителя Керки, который долгое время страдал водянкой. Автор подчеркивает, что народ был недоволен им и, когда разнеслась весть о его болезни, то о нем распевались стихи;

Вестник принес известие о болезни врага.
Да станет душа [наша] его жертвой, если он принесет весть лучще этой (Т. е. весть о его смерти.).

125а Затем следуют рассуждения Сами о поучительности этой смерти для сановников и государственных деятелей, которые не должны возноситься и гордиться, ибо все смертны.

125б Сами упоминает о смерти в 1324 (1906-07) году дочери эмира 'Абдалахада, которая была замужем за племянником сына Сейид Мир-Акрам-тюри, правителя Гузара.

126а Далее автор рассказывает о смерти в этом же году еще одной дочери 'Абдалахада, которая была в браке с Джуйан-ходжой Мазари.

126б Сами рассказывает о смерти Мирзы Гани, дабара (секретаря) верховного судьи Мулла Мир Бадраддина.

127а-127б Затем автор подробно говорит о судьбе сына верховного судьи   Мулла Мир Бадраддина по. имени Мас'уд Кари, который всю жизнь (38 лет) болел падучей болезнью. Отец испробовал все средства, чтобы излечить его, и в конце концов обратился к какому-то медицинскому шарлатану, который своими процедурами привел больного к смерти.

(пер.  Л. М. Епифановой)
Текст воспроизведен по изданию: Мирза 'Абдал'азим Сами. Та'рих-и Салатин-и Мангитийа. М. 1962

© текст -Епифанова Л. М. 1962
© сетевая версия - Тhietmar. 2002
© дизайн - Войтехович А. 2001