Библиотека сайта  XIII век

ВИЛЬГЕЛЬМ АПУЛИЙСКИЙ

ДЕЯНИЯ РОБЕРТА ГВИСКАРА

GESTA ROBERTI WISCARDI

Тем временем, люди народа (т.е.норманы), которым он (т.е.Аргир) правил, связали себя кто с графом Петром, кто с сыном Танкреда Дрого, поскольку последнего брат, Вильгельм, известный как Железнорукий (Железная Рука), умер, увы, молодым. Позволено будь ему жить, никто из поэтов не смог бы воздать ему должной хвалы, столь стоек дух его был, столь было мужество крепко. Все люди Италии Дрого и Гумфрида, брата его, опасались, хотя в это время Петр, их кровный родственник, был их богаче. Он основал город Андриа, также Корато, и укрепил Бишелье и Барлетту, что на морском берегу. Слава его превзошла славу всех прочих графов. Но Гумфрид граф с Дрого, братом своим, гордость его поуняли, ибо, когда он как раз собирался с походом на них, несчастный узрел, как удача ему изменила, был он разбит и пленён. Колесо повернулось фортуны, и начало возносить сыновей Танкреда вверх.

Аргир повиновался. Вернулся в Апулию он, созвал франкских графов и предложил им богатства за то, что покинут Италию те, и переправятся в земли, где осаждённые греки сражаются с персами. Клялся он, что император их с радостью примет, и обещал, что великим богатством означенный (т.е. император) их наделит. Хитрые греков посулы не обманули хитрости этих людей, стремившихся к завоеванью Италии, и отвечали они, что не уйдут из Апулии, пока её всю не захватят, или пока не придёт войско, более мощное, не разобьёт их и не прогонит.

К этому времени умерли Дрого и Гаймар, норманов правители; последний убит был предательски гражданами Салерно, а также своею роднею, а первый убит в Монтилари был людом местным, которому он излишне доверился. Галльский народ оплакивал гибель вождей.

Германцы, длинными космами, внешностью, ростом приметные, всерьёз не приняли норманов, те показались им ростом малы, и отвергли они обращенье народа, сочтённого ими неважным числом, а равно и силой. Они окружили святителя, и призывали надменно: "Вели же норманам покинуть Италии землю, оружие сложат пусть и воротятся домой. Если откажутся, то не нужны нам от них предложения о мире, и обращать никакого вниманья тебе на эти посланья не стоит. Не испытали ещё они наших германских мечей. Коль не уйдут они сами, придётся прогнать их, и вряд ли они устоят перед нашим мечом." Папа, хотя выдвигал противные их хвастовству аргументы, не мог успокоить он души тех гордых людей. Он положился, увы, на людей недостойных, отбросы Италии, люд приграничный (букв. Марки народ-Марка, приграничная область в Северной Италии), низко их чли итальянцы и поделом. Многие из итальянцев тех мужество изображая, страх, дрожь, упадок имели своим естеством, германцев же было не так уж и много числом (среди них). Норманы вернулись огорчены отклонением их предложенья о мире и доложили надменный германцев ответ.

Близилась жатвы пора. Но не успели селяне связать урожай свой в снопы, франки, страдавшие хлеба нехваткой, незрелые зёрна, над пламенем высушив, ели палёными. Так им жилось, потому что мятежные замки во всём помогали германцам, им же не доставляли ни пропитания, ни прочих средств.

Германцев сопровождало немало союзников, так полагались они на помощь трусливых ломбардов, уверены в том, что норманы покажут им спины, или погибнут все в первой атаке уже. Победа в сраженье, однако, решается не числом лошадей ли, людей ли, оружия, но Небесами. Был между германцами и норманскою конницей холм расположен. Первым (т.е. германцам) пришли отовсюду люди на помощь: из Апулии, Вальвы, Кампаньи, Марсии, Кьети. У полководцев германских же, Вернера с Альбертом, было лишь семь сотен швабов. Люди они были гордые, мужества крепкого, но малоопытны в конном бою, биться они собирались мечами, а вовсе не пиками. Править они не умели конями как следует, и потому не могли наносить ран серьёзных копьём; зато уж мечами своими владели они превосходно. Эти мечи были очень длинны и остры, они же, нередко случалось, могли разрубить человека, во весь его рост, пополам. Спешиться и оборону держать на ногах они предпочитали, и смерть бы скорее избрали, чем повернулись спиной к полю боя. Вот какова была храбрость их, так что страшней они были в пешем строю, чем верхом на конях.

Их итальянскими спутниками руководили два брата, графы Атто и Трансмунд, и сыновья из семьи благородной Буррель. Шёл с ним также и Мальфред, из местности Кампомарино, Роффред (сеньор замка Гуардиа), приёмный отец Радульфа из Мулена, и много других людей, чьи имена я не знаю. Римляне, жители Самния (самниты) и капуанцы тоже прислали войска, не отказалась Анкона от предстоящей добычи. Народ из Сполето, Сабины и Фермо к ним тоже примкнул. Счесть не могу я стихами своими как много врагов объявилось, решившись разрушить самое имя франкского рода. Все они лагерем стали рядом с германцами на берегу реки Форторе. Неподалёку был город, названный в честь своих граждан (т.е. Чивитате-Civitate-однокоренное итальянскому слову горожанин, гражданин, в прочем как и слову город, цивилизация и т.д.).

Норманы надежду о мире оставили, но и бежать отказались-некуда было бежать им тогда всё равно. Поднялись на холм они, чтоб осмотреть врагов своих лагерь. Затем они вооружились. Граф Ричард из аверсанцев поставлен был на правый флаг против ломбардов. Командовал первым, отборным отрядом он рыцарей конных. Гумфрид был избран командовать центром, вставшим напротив воинственных швабов. Роберту велено было держать левый фланг со своими людьми из Калабрии, и быть готовым выступить в помощь и в подкрепленье соратникам, когда он сочтёт это нужным. Германцы же правым крылом своим встали против этих двух войск (Ричарда и Гумфрида). Итальянцы столпились все вместе с другой стороны, пренебрегли они встать для сражения правильным строем.

Ричард был первым, кто начал сраженье. И итальянцы, которых он храбро атаковал, были не в силах ему сопротивляться, попятились. Страх их наполнил, они повернулись и побежали по горам и долам. В порыве того отступления многие пали на землю и были убиты, кто пикой, а кто и мечом. Спасались они, словно от ястреба голуби мчатся к скалистой вершине горного пика, но те, кого он настигает уже неспособны продолжить полёт. Так итальянцы бежали от Ричарда, но бегство не помогало тому, кого он сотоварищи настигал. Убил он большое число итальянцев, хотя большинство ускользнуло.

Швабы построились в ряд против оружия доблестного Гумфрида. Первым напал на них стрелами Гумфрид, издалека, и получил атаку ответную вражеских стрел. В конце концов взяли мечи они в руки, и теми мечами удары друг другу они наносили невероятные; там можно было увидеть тела, рассечёные до середины, людей и коней, лежащих убитыми вместе. И Роберт, увидев, что брат атакован врагами жестоко, но не намерен ни пяди им уступать, бросился яростно, гордо в самую гущю враждебных рядов, поддержанный войском графа Герарда, и калабрийцами, коими также командовал он (Роберт). Пикой разил он их, головы сёк им мечом, мощь его рук испускала удары ужасные. Сражался двумя он руками, бил и копьём и мечом, смотря чем сподручнее было добраться до цели. Трижды с коня он был сброшен, но каждый раз силой собравшись, вновь возращался в борьбу с еще большей свирепостью. Ярость его всё росла, как у льва, что рычит, нападая жестоко на слабых животных, встречая же сопротивление, лишь свирепеет сильнее и разгорается злоба его еще больше. Не знает он отдыха, то волочит он добычю, то пожирает её, а что не смог поглотить, то разметает вокруг, смерть приносящий всему. И Роберт так действовал, смерть неся швабам, противостоявшим ему. Отрубал он и ноги и руки, главы от тел отсекал, распарывал клетки грудные, пронзая и тех, кому головы уж отрубил. Так поступая, он рост тех огромных людей делал таким же как свой или меньше, тем утверждал он, что смелость не есть свойство только высоких, но часто находит опору и в том, кто ростом меньше. После сражения стало известно, что больше никто из победителей и побеждённых не наносил таких мощных ударов.

Ричард вернулся, после того как учинил итальянцам ужасную бойню, часть их бежала, а те кто остался, копьём и мечом уничтожены были. Увидев германцев, которые продолжали сопротивленье его соратникам, он воскликнул: "Увы! Мы подумали в нашем бою победив, мы победили в сраженьи, однако победу свою нам ещё предстоит добывать." Без колебаний он ринулся в гущу врагов. Те, не имея надежды на бегство, равно как и на спасение, бились отважно, однако число окруживших их было огромным, и не дало ничего им (германцам) такое упорство. Славная армия Ричарда, победоносно вступившая в бой, была главной причиной вражеской гибели. Мужи несчастные, как они только не гибли, никто из них не уцелел.

Вести об этой великой победе норманов встревожили Аргира сильно, поскольку он понял, ни силой теперь, ни обманом, не сможет исполнить приказ императора он: убедить или принудить всех франков покинуть Италию. Войско, что он имел в своем распоряженьи, было числом недостаточно, чтобы их силой изгнать, как и не мог он их убедить обещаньями новую землю искать или при помощи подкупа как-то на них повлиять. Думая так, покинул он Бари и морем поплыл к своему господину. Он доложил по приказу последнего, как отвечали ему те свирепые люди, и что за деянья они совершили в недавнем сражении против германцев. И Константин отказал в своей милости Аргиру, тот перестал быть, как прежде, советником близким ему. Был он (Аргир) отправлен в изгнанье и долго там в трудности жил; как говорят, умер он, угнетённый страданьями плоти.

Победа весьма подняла дух норманам. И города всей Апулии бунт против них прекратили. Все они подчинились им, дань уплатив. Затем граф Гумфрид начал мстить за убийство своего брата (т.е. Дрого см.выше). Жестоко казнил он участников оного всех; кому-то нанёс он увечья, кого-то на меч насадил, и многих повесил. Помня о гибели Дрого, он отказался помиловать хоть одного. Горе глубокое и жгучее, что овладело им после убийства брата, было по-прежнему сильным, к ущербу для всех. Он подчинил себе множество городов. Жители Трои стали платить ему дань; равно и жители Бари, Трани, Венозы, Отранто и Ачеренцы ему покорились.

Жаловал он своему брату Роберту для покоренья Калабрию. Роберт был юноша к трудной работе привычный, благоразумный и ловкий умом, руку свою приложить к делу любому готовый, вечно искавший успеха и радость свою видевший в почестях и восхваленьях. Был он готов удачу искать равно как хитростью, так же и силой, коль то было нужно, ведь острым умом часто можно такого достигнуть, что силой добиться невмочь. Он отличался весьма красноречьем, когда совещались, давал он ответ свой и быстро, и очень уместно. Если же кто обращался к нему за советом, знал он как мудро ответить. Рад он был дару земли калабрийской. Ведь, было дело, набрал себе рыцарей он, чтобы набеги вершить туда, куда смог бы достигнуть вдаль или вширь, но особенно в области, что его брату подвластны. Всё, что они добывали, он поровну всем раздавал, заботясь о каждом из спутников, те ему тем же платили. Как-то, во время совместного пира, Гумфрид схватил его. Роберт хотел уж на брата своего бросится, меч был в руке, но Иоселин его стиснул и не дал свершиться тому. Был он под стажей какое-то время, потом его брат отпустил, пожаловав область Калабрию с городами и замками, и дав ему конное войско.

Желая завоевать эту область, он проявлял заботу о каждом и всех, не было прежде сеньора приветливей или скромней. Имя норманов повсюду звучало. Но калабрийцы, не испытавшие доблесть их прежде, в ужас пришли по прибытии грозного столь господина. Роберт, имея поддержку немалого войска, приказывал жечь, грабить, опустошать все те земли, куда он вторгался, и делать там всё что угодно, лишь бы внушить населению страх. Воинам брата позволив вернуться домой, остался он с войском, пусть меньшим числом, но довольно воинственным, и продолжало оно досаду творить калабрийцам.

Грабя округу, не мог он однако занять хоть какой - нибудь замок или же город, и вот он к уловке прибегнул, чтобы проникнуть в одно труднодоступное место, где было множество жителей, и жившая там община монастыря не позволяла входить чужестранцам. Коварный (т.е. Роберт) придумал однако ловкую штуку. Велел он чтоб люди его объявили о том, что один из них якобы умер. Положен он был на (похоронные) дроги, как будто действительно мёртв, и был прикрыт, по указанию Роберта, шёлковой тканью, вместе с лицом (как и велит то обычай норманов). На дрогах, под "телом", припрятаны были мечи. "Тело" было отнесено к монастырским воротам для похорон, и эта притворная смерть ввела в заблуждение тех, кого одолеть не умели люди живые. Во время же похорон, когда служба свершалась, человек, которого класть собирались в могилу, вскочил, его спутники тут же мечи похватали и бросились на обитателей этого места, уловкой обманутых. Что могли сделать ошеломлённые люди? Они не могли ни бежать, ни сражаться, и все были взяты в полон. Так, Роберт, впервые ты в крепости свой гарнизон разместил! Но монастырь этот он не разрушил и не изгнал монастырскую общину прочь. Роберт собрал в этом замке могучую силу, и стал ещё больше любимым своими людьми, ведь был он мощным в сраженьи и мудрым в совете. В области этой был назван он графом, и таковым почитался особенно теми, кто сам имел собственных рыцарей. Одного из них звали Торстен, другого-Харенг, и (был там) воинственный Роджер. Им даровал он в той области, данной ему, города.

Папа отправился в Рим, а герцог, с большим конным войском, вернулся к осаде Карьяти, где множество конников, прежде оставленных, верность хранили ему. Люди Карьяти, обескуражены были его возвращеньем и защищаться уже не могли, сдались они сами и город ему свой отдали. Первыми стали те люди из тех, кто назвал его герцогом, и кто приветствовал титулом этим его в Калабрии. Потом посетил он другие места. Могучий Россано, Козенца - воинственный (город), богатый Джераче-сдались ему, и вскоре под властью его находилась почти вся Калабрия.

Роберта слава, столь сильно возросшая, вызвала зависть немалую, вместо заслуженной им похвалы. Приревновали к его добродетелям графы, которые избраны были народом, числом дважды шесть, и заговор злобный вместе составили с целью убить его, как будет случай удобный. Главными лицами этих приготовлений были Жоффруа, Иоселин и Абелард, сын Гумфрида, наследства отца добивавшийся. Герцогу было доложено о графских планах и объявил он войну-столь был он зол на них. Кого-то из них он схватил, кого-то принудил к изгнанью, кого-то подверг наказаниям разным телесным. Боясь его гнева, к грекам бежал Иоселин. Жоффруа, в оцепененьи от страха, укрылся в твердыне Монтепелозо. Не будучи в силах взять эту крепость оружием, герцог взял её хитростью. Он своей лестью купил хранителя крепости, Годфрида, взятки давал он ему и обещал ещё больше, в том числе крепость мощнее чем эта, которой владел он. (Господство Годфрида над Монтепилозо не было единовластным, половину той крепости он уступил Жоффруа). Но герцог ему обещал полную власть над крепостью более славной: Уджано. Желая такого правленья, Роберту дал он совет снять осаду и отступить, но притворно; и как узнает о том он, что Жоффруа отсутствует, пусть возвращается, в крепость войдёт он спокойно, ключи от неё получив. За это и был ему после пожалован замок Уджано. Так свою крепость сдал герцогу Годфрид, и так получил он Уджано, но кто же ему будет верить теперь? Все люди Италии стали его звать предателем. Так проницательный, предусмотрительный герцог хитрость военную в дело пускал для победы, там где не мог одолеть он силой оружия.

Храбро напал он на город. Его населенье, борьбу прекращать никак не желавшее, доблестно сопротивлялось. Тщательно он у ворот подготовил тогда мантелеты (большие щиты), под защитой которых вооруженные люди укрылись в засаде; и деревянную башню поставил он выше стен города, со всех сторон у той башни камнеметатели были, и не забыл об осадных орудьях, которыми стены ломают. Граждане все-таки город свой защищать продолжали, но не скрываясь за укрепленьями только, покинули стены они, чтобы с герцогом биться. И обратили они воинов герцога в бегство, потом их ударами сами повержены были. Как и бывает оно на войне, то гнали врага они, то от него убегли, атаковали и атакованы были, вновь в битву бросались и были биты. Бились они словно два диких борова, наружу клыки, слюной, что течёт из их пастей, друг друга покрыли, точат (о землю) клыки свои, чтоб раны были сильнее, каждый бьёт резко и тяжело, вот голень ранена, вот порван бок, сопротивляются ожесточённо, никто уступать не желает, и так до тех пор, пока кто-то, уставший, израненный, не проревёт, говоря тем, что хочет уйти, и, побеждённый, отступит.

Натиск норманов был яростен, но было не менее яростным и сопротивление граждан. Много различных орудий герцог тогда применил, чтобы стены обрушить и брешь в них пробить, ведь по мосту неширокому, где море с обеих сторон, проход невозможен был. Со стороны суши герцог свой лагерь поставил, а море наполнил судами, чтоб корабли бариотов из порта уйти не могли. Для кораблей своих гавань воздвиг он, и мост, на котором поставил он башню, для жителей вылазку сделать внезапную стало совсем невозможно. Гавань укрыла флот норманов надёжно. Но бариоты сумели и башню занять и разрушить большую часть морского моста. Обороняли они город свой и с суши, и с моря. Когда же отчаялся Роберт взять стены города штурмом, стал он давать обещания щедрые знати, тем кто составил самую видную, самую сильную партию в городе. Он понимал, что, одолев наиболее важных людей, проще потом повлиять обещаньями, подкупом будет на тех, кто был менее значим. Также нередко он прибегал и к угрозам, чтоб в горожанах страх поселился, действовал всеми путями он, лишь бы добиться того, чтоб сдался ему город, который столь сильно желал захватить он.

Слух появился, что с императорским флотом городу в помощь по морю плывёт Иосцелин. Герцог коварный выслал лазутчиков, чтобы схватить его. Стефан, которого звали ещё Патеранос, имперским эдиктом поставлен был городом править, преданный муж, щедрый, достойный любой похвалы, за исключьем того, что пытался подстроить убийство герцога. В Бари был рыцарь один из земель чужеземных, коему герцог когда-то нанёс оскорбленье смертельное, муж ненадёжный, но дерзкий, жестокий, способный ко всякому злу. Стефан велел ему к герцогу в лагерь пробраться обманом, ночью напасть неожиданно и заколоть его насмерть. Золота долю ему обещал он немалую, если покончит тот с герцогом. Жаждуя этой награды, помня обиды свои, рыцарь отправился вечером в лагерь врага, осмотрев всё как следует там, и не встречая препятствий, дошёл до жилища он герцога Роберта, было соломою сверху покрыто оно, стены же были из веток, так укрывался от зимнего холода он (Роберт). Вечер был, ужинал герцог. Видел он (т.е. убийца) место, где сидел герцог за ужином, и, ветки раздвинув, бросил копьё в него. Роберт же, из-за избытка мокроты, нагнулся под стол (чтобы сплюнуть). И цель оказалась непоражённой копьём, удар, нанесённый им, безрезультатным. Рыцарь же прочь убежал. Слух о гибели герцога распространился по всему городу. Граждане веселились и шум ликованья народа до (самых) небес поднимался. Но, когда они так кричали, явился сам герцог, чтоб показать им, что цел он и невредим, и крикнул он горожанам, что песни весёлые зря распевают они. Когда зазвучал его голос, шум вдруг умолк, и слово его положило веселью конец!

Текст переведен по сетевому изданию: The Deeds of Robert Guiscard, by William of Apulia. http://www.leeds.ac.uk/history/weblearning/MedievalHistoryTextCentre/medievalTexts.htm

© сетевая версия - Тhietmar. 2003
© перевод -Стариков И. В. 2003
© дизайн - Войтехович А. 2001