ВВЕДЕНИЕ
«Летопись Картли» является частью известного свода средневековых грузинских летописей «Картлис цховреба» 1. Очевидно, еще первые составители свода 2 (не позже XII в.) включили в него этот памятник грузинского летописания.
«Летопись Картли» начинается с рассказа о погибших в борьбе с арабами наследниках «царя картлийского» Арчила (VIII в.), на которых безымянный автор проецирует взаимоотношения Картли с хазарами. Историк говорит об этом предельно лаконично, но видно, что он вполне реально представлял себе сложность и противоречивость указанных взаимоотношений, имевших место за три века до него. Затем столь же кратко повествует аноним о росте военной экспансии арабов и ослаблении персов, которых он именует по названию династии Хосроидов, в чем, очевидно, проявилась его зависимость от исторической традиции древней Грузии.
Завоевание арабами Закавказья в середине VII в. окончательно довершило падение в Картли древнегрузинской династии Фарнавазианов. В описании обострившейся в этой связи феодальной усобицы автор «Летописи Картли» проводит идею родства и преемственности современных ему Багратидов, апологетом которых он является, с древнегрузинской династией. И этот, составленный в стиле устных традиций рассказ, как выясняется, вполне вписывается в историческую реальность.
Содержание текста «Летописи Картли» показывает, что ее автор находился в гуще современных ему исторических [6] событий, являлся их активным участником и был, как и многие передовые люди его времени, горячим поборником объединения Грузии в единое государство. Центробежные силы пока еще не были до конца преодолены, борьба против них не всегда бывала успешной. Прогрессивным деятелям, естественно, подчас было трудно разобраться в злободневных общественных проблемах, их неясном и противоречивом характере. Но они в общем находили правильный путь для своей практической деятельности и в соответствии с этим давали оценку происходившим событиям и главным действующим лицам эпохи.
«Летопись Картли» написана простым, ясным и деловым языком, свободным от замысловатой риторики, столь характерной для средневекового летописания; при описании событий и характеристике героев автор не злоупотребляет метафорической фразеологией и мифологическими образами, чем так увлеклись последующие летописцы, жившие в пору расцвета грузинской феодальной монархии в XII — XIII вв. («Жизнеописание царя царей Давида», произведения историков царицы Тамар и др.).
"ЛЕТОПИСЬ КАРТЛИ" И НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ИСТОРИИ ПОЛИТИЧЕСКОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ ГРУЗИИ
Основную тему своего произведения — историю политического объединения Грузии — автор «Летописи Картли» начинает с повествования об объявлении в конце VIII в. владетелем Абхазского княжества Леоном II с помощью хазар независимости от Византии и возникновении под его главенством Абхазского царства 3.
Вторым по значению событием после образования Абхазского царства на раннем этапе объединительного процесса Грузии автор летописи считает возвышение в Юго-Западной Грузии Тао-Кларджетского княжества во главе со скрывавшимся от преследований арабов картлийским эриставом Адарнасе потомком владетельного князя (мтавара) Стефаноза I, в роду которых никогда не угасала идея независимости Картлийского государства. Начало расцвета Тао-Кларджети автор связывает с именем сына Адарнасе Ашота. В связи с культурным и политическим ростом названной части исторической Грузии в [7] «Летописи Картли» не забыто и о выдвижении княжества Кахети.
Это наиболее раннее сведение о данном этно-политическом образовании, игравшим видную роль в событиях не только своего региона, но и за его пределами.
Вот все те три основные этно-политические единицы исторической Грузии, владетели которых, движимые легитимными претензиями, вели отчаянную междоусобную борьбу, лишь через полтора века завершившуюся образованием политически объединенного феодального Грузинского царства.
Автор «Летописи Картли» хорошо представляет реальную расстановку сил, отводя таким политическим образованиям, как Эрети и Тбилисский эмират, если не второстепенное, то, безусловно, подчиненное место в описываемых им событиях. Политический вес эмирата и Эрети во многом зависел от привлечения их в качестве союзников основными противоборствующими феодальными владетелями.
Главным объектом борьбы в IX — X вв. была Картли. Она представляла собой стратегически и экономически важную область, и тот, кто завладевал ею, мог рассчитывать на значительные преимущества не только в собственно Грузии, но и в значительной части всего закавказского региона 4. Когда с IX в. в эту, по определению автора летописи, «борьбу из-за Картли» активно включились армянские правители, она приняла общекавказские масштабы. «Летопись Картли» посвящена описанию преимущественно этого процесса, проходившего в сложной внутренней и международной обстановке.
Начав историю объединения грузинских земель с образования Абхазского царства, автор «Летописи Картли» не оставляет сомнения в том, что в данном акте необходимо видеть объединение западногрузинских земель. Это был один из этапов консолидации картвельских племен. Данное обстоятельство способствовало тому, что Абхазское царство с момента своего возникновения долго оставалось главной силой в движении, приведшем к объединению отдельных грузинских этно-политических единиц в единое феодальное государство 5 и поэтому в определенный период даже находилось в авангарде борьбы за политическую гегемонию в Закавказье. В конце IX — первой половине X вв. оно достигло своего расцвета. Энергичный Георгий II (ум. 957) усилил контроль над Картли, сделав своего старшего сына Константина ее эриставом, а свою дочь Гурандухт выдал замуж за правители северной части Тао (в
[8] Юго-Западной Грузии) Гургена; именно от этого брака и родился будущий первый царь объединенной Грузии Баграт III. Одновременно с активизацией фамильных связей с правителями Юго-Западной Грузии Георгий II распространяет свое влияние и на Северный Кавказ; его деятельность получает признание и в международных отношениях того времени и т. д. В период правления его ближайших преемников в Абхазском царстве наступил династический кризис. Георгий II, предвидя распри между своими сыновьями, двух из них — Феодосия и Баграта — отправил в Византию. Однако уже в период правления Деметрэ III (967 — 975) оппозиционно к нему настроенная часть феодалов призвала из Константинополя Феодосия. В затянувшейся борьбе Деметрэ одержал верх: он обманным путем схватил Феодосия и по византийскому обычаю ослепил брата. После смерти Деметрэ враги его сумели взять реванш: они посадили на престол Абхазского царства слепого Феодосия и тем самым фактически освободились от жесткой регламентации со стороны центральной власти. Это обстоятельство усугубило феодальный партикуляризм и политический разброд в масштабах всей Грузии и поставило часть местной общественности, заинтересованную в централизации власти, перед необходимостью принять решительные меры.Описания событий данного времени в «Летописи Картли» легли в основу современной концепции истории формирования единого Грузинского феодального государства. Отправным моментом этой концепции, впервые сформулированной И. А. Джавахишвили 6, является рассказ о том, как в 975 г. сторонник единодержавной власти картлийский эристав Иоанн Марушис-дзе, получивший этот сан из рук правителя Абхазского царства, обратился к «великому царю Давиду куропалату» (ум. 1001) с предложением, или присоединить Картли к своим владениям, или пожаловать ее своему воспитаннику Баграту — сыну правителя северной части Тао Гургена и дочери царя абхазов Георгия Гурандухт. Таким образом, возникла возможность объединения Грузии, в ходе которого воссоединение Картли и Тао-Кларджети объективно становилось начальным этапом данного процесса.
Против Иоанна Марушис-дзе выступили — и довольно успешно — владетели Кахетского княжества, имевшие собственные виды на Картли. В возникшей схватке Иоанну Марушис-дзе удалось отстоять лишь центр Картли Уплисцихе, которую он отдал Давиду куропалату, а этот, в свою очередь, передал ее Баграту. Давид созвал картлийских вельмож-азнауров, которых он обязал подчиниться Баграту как [9] наследнику Тао, Картли и Абхазии 7. Именно таким образом, согласно «Летописи Картли», и основанной на ее данных концепции И. А. Джавахишвили, произошло воцарение в Картли Багра-та — первого государя объединенной Грузии.
Эта концепция подверглась обстоятельной критике со стороны Г. А. Меликишвили. Он отрицает установившуюся в грузинской историографии, с его точки зрения, преувеличенную оценку Тао-Кларджети в исторических событиях периода объединительного движения в Грузии в IX — X вв. Г. А. Меликишвили считает, что это мнение грузинских историков связано с недостаточной разработанностью истории социально-экономического развития отдельных этно-политических областей средневековой Грузии, нивелировкой их общественного уклада и прежде всего Абхазского царства, Картли и Тао-Кларджети 8.
Согласно Г. А. Меликишвили, процесс образования грузинской феодальной монархии в IX — X вв. проходил не по инициативе Тао-Кларджети, а в соответствии с планами правителей Абхазского царства. Данному обстоятельству, подчеркивает Г. А. Меликишвили, способствовали прежде всего различные уровни социально-экономического развития указанных этно-политических образований на территории Грузии.
В сравнении с развитыми областями Восточной Грузии низменные районы Колхиды, ввиду ряда внешних и внутренних причин, в социально-экономическом отношении стояли на значительно более низком уровне. Это отставание усугублялось разорением равнинных областей Колхиды в период римско-понтийских войн (I в. до н. э.). В результате еще в первые века нашей эры племена горной Колхиды получили почти неограниченные возможности для набегов по всей территории Восточного Причерноморья. Потеснив местное население, горцы установили над ним гегемонию, начался процесс варваризации [10] социально более развитых, но экономически уже разорившихся и переживших политический кризис равнинных областей. Эти племена омолодили колхское общество, укрепили прослойку местных свободных общинников, а аборигенное население в свою очередь подняло пришельцев до уровня раннеклассового общества 9.
Известно, что «господство над покоренными несовместимо с родовым строем» 10. И действительно, уже на рубеже I—II вв. на территории Колхиды, вдоль всего восточного Причерноморья одно за другим возникают раннегосударственные образования во главе с правителями местного происхождения (царство Лазика, полугосударства абазгов и апсилов). В условиях низкого социально-экономического уровня эволюция названных этно-политических образований была задержана под воздействием внешних факторов, в частности, длительных войн между Ираном и Византией в VI—VII вв. Когда эти государства пришли к взаимному ослаблению и затем были подвергнуты опустошительному разорению арабами, на политическую арену Закавказья выступило Абхазское царство, образование которого, судя по «Летописи Картли», произошло весьма стремительно 11.
Г. А. Меликишвили указывает, что в отличие от Картли и Тао-Кларджети, где феодальные отношения были достаточно развиты, а местные феодалы вели ослаблявшие центральную власть междоусобицы, сравнительная недифференцированность социальной организации Абхазского царства была основой его политической силы. Здесь пока еще не было крупного землевладения, а представители господствующей прослойки находились непосредственно на царской службе. Поэтому Абхазское царство, по существу, не знало внутренних центробежных процессов, раздиравших Картли и Тао-Кларджети. Это обстоятельство и явилось залогом монолитности, политической целостности Абхазского царства и дало ему возможность стать гегемоном в объединительном движении в масштабах всей Грузии в IX—X вв. 12. [11]
Г. А. Меликишвили утверждает, что характер взаимоотношений между Византией и Тао-Кларджети вызывает сомнения относительно самостоятельной роли последней в ходе объединительного движения в Грузии 13. Тао-Кларджетское княжество «фактически было креатурой Византии и возникло под ее покровительством» и, наоборот, образование Абхазского царства (т. е. процесс объединения Западной Грузии) было актом, направленным против Византии и по существу являлось отторжением от нее 14.
Вместе с тем, несмотря на такую, казалось бы, независимость в силу правителей Западной Грузии, нельзя не заметить, что автор «Летописи Картли» постоянно подчеркивает их привязанность к правителям Тао-Кларджети и ведущую роль последних.
О возникновении Тао-Кларджетского княжества («Картвельское царство») Сумбат Давитисгдзе пишет следующее: Ашот «обосновался там (в Артанудже — Г. Ц.) и ниспослал господь ему победы, и сделал его государем в Шавшет-Клар-джети. И дал господь и утвердил царствование его по воле греческого (византийского) царя» 15. Из приведенного текста исследователи обычно выделяют указание на «волю греческого царя» и оставляют без внимания слова о «ниспослании» Ашоту побед «по всевышнему промыслу». Но если перенести эту сакральную часть сведения на историческую реальность, воссоздаваемую первоисточниками, то она вполне вписывается в общий смысл сообщения. По свидетельству Сумбата Давитис-дзе, Ашот ведет в Тао-Кларджети довольно успешную вооруженную борьбу против гбсподствоваших в Восточной Грузии арабов; еще более успешно проводит он мероприятия по обновлению своего обширного края: возрождает древнегрузинский город Артану-джи и делает его своей резиденцией; организует культурные очаги (монастыри, церкви и т. д.). Судя по сведениям источников, он удачно использует международную обстановку 16. Словом, правитель Тао-Кларджети добивается того, что данную ему императором номинальную власть он, явно вопреки планам своего сюзерена, постепенно наполняет реальным содержанием. Г. А. Меликишвили выражает сомнение относительно [12] peальности присвоенных картлийским эриставом Иоанном Марушис-дзе прав самолично распоряжаться данным ему в управление владением 17. Но описанный в «Летописи Картли» случай, как факт проявления тенденции картлийских эриставов-наместников к партикуляризму, не был единичным. Иоанн Марушис-дзе имел несколько прецедентов, в том числе и пример Константина, выступившего против своего могущественного отца 18. Стремление к автономии в Картли со временем должно было развиться, а в период правления в Абхазском царстве слепого Феодосия этот «партикуляризм» принял принципиально иные качества. Иоанн Марушис-дзе, как мы уже говорили и как это хорошо известно, выступал не за автономию Картли, а за воссоединение ее с остальными грузинскими землями, о чем в источнике сказано довольно ясно. Другое дело, что автор летописи недостаточно обстоятельно обрисовал ситуацию в Картли того времени, составив лишь схему сложившейся обстановки.
Г. А. Меликишвили подчеркивает, что условия феодальной дифференциации Тао-Кларджети, равно как и зависимость от иноземной державы, лишали ее значения ведущей силы в процессе политического объединения Грузии IX — XI вв.
Действительно, вассальную зависимость Тао-Кларджети («Царства Картвельского») от Византии отрицать не приходится 19. Но, как известно, при многообразии своих форм вассалитет не обязательно предполагает безоговорочного и абсолютного подчинения сюзерену. В отношении Грузии, и, в частности, Тао-Кларджети это особенно можно проследить, например, по византийским источникам. Так, одним из условий «благорасположения» византийских императоров к правителям Тао-Кларджети было воздержание последних от попыток переступать через свои рубежи с целью проводить самостоятельный [13] внешнеполитический курс 20. В данном случае правители Тао-Кларджети предупреждались в том, чего не без оснований ждали от них византийские императоры. Важная роль Тао-Кларджети заключалась в том, что именно в нем в сложный период господства арабов и борьбы против них были сохранены и получили дальнейшее развитие этническая самобытность и культура населения древней Грузии. В процессе этого развития (IX — XI вв.) в Тао-Кларджети были созданы политическая традиция, материальные и духовные ценности, которые в дальнейшем (XII— XIII вв.) легли в основу грузинской государственности с центром в Тбилиси.
* * *
Ведущая роль восточногрузинского («картвельского») элемента в объединительном движении грузинских племен IX— XI вв. была вполне закономерной и своими корнями уходила в отдаленные от этого периода времена.
Уже на рубеже нашей эры активная интеграция картвельских (грузинских) племен насчитывала не одно столетие 21. Особенности внутреннего развития и ряд внешних факторов стали причиной того, что картвельские племена консолидировались вокруг Картли-Иберии и Лазики-Эгриси (соответственно Восточная и Западная Грузия). Превращение христианства в господствующую религию в течение IV—VI вв. свидетельствовало о новом этапе процесса консолидации единой древнегрузинской народности и открывало этому процессу новые перспективы. Вместе с тем известно, что ведущее место в нем принадлежало Восточной Грузии. Об этом свидетельствует не только зафиксированная в КЦ историческая традиция — об этом говорят и иноземные источники. Однако окончательное сближение двух названных объединений грузинских племен было задержано в значительной степени из-за внешних причин (вооруженное вмешательство Ирана, Византии и др.). Установление в Закавказье в VII—VIII вв. арабского господства задержало дальнейшее развитие грузинской народности. Окончательное утверждение арабов в Картли было оформлено образованием здесь эмирата с центром в Тбилиси, и с этого периода начался было процесс культурной «денационализации» основного ядра древнегрузинской народности. Но на данном этапе борьба за [14] независимость грузинских земель, объективно приводившая к их объединению, переместилась в Южную Грузию, в Тао-Кларджети. То обстоятельство, что Тао-Кларджетское княжество как политическая единица было создано «с благословения» константинопольского двора, не исключало обострения традиционной враждебности византийцев к грузинам, рассматривавших последних (наряду с другими православными народами) как объект ромеизации. Наоборот, их территориальная близость и стремление византийских политиков и духовенства к подчинению окружающих империю стран и народов к безоговорочной гегемонии над ними обостряли эту враждебность. В период ослабления арабского господства в Закавказье (VIII — IX вв.) началась новая эпоха борьбы грузин против великой державы за собственную этническую самобытность 22. На этот раз грузины вели борьбу, наученные опытом сопротивления персидско-арабской экспансии в предшествующий период. В дошедших до нас литературных памятниках, таких, как «Мученичество Шушаник» (V в.), «Мученичество Евстафия Мцхетского» (VI в.), «Мученичество Або Тбилисского» (VIII в.) и др. приведены яркие свидетельства о характере и движущих силах освободительной борьбы грузин против иноземного засилья. Высокий уровень этнической консолидации, которого грузины достигли в раннем средневековье, создание письменной литературы различных жанров и т. д. 23 свидетельствовали о высоком общественном развитии и политической жизнеспособности грузинской народности после ликвидации персами в Картли государственности (VI в.) и накануне арабского нашествия (середина VII в.). [15]
Грузины, как и все народы, исторически примыкавшие к византийскому культурному миру (армяне, болгары, русские и др.), брали из культурного арсенала Византии лишь в меру нужд их самобытного развития. Такой отбор объективно был направлен прежде всего против стремления византийцев к гегемонии во всех сферах духовного развития христианских народов. В итоге происходил процесс непрерывного интеллектуального сопротивления, успех его способствовал и во многом предрешал исход борьбы против того политического деспотизма, который характеризовал Византию в течение всей ее тысячелетней истории, особенно в отношении малых стран и народов, а культурное развитие последних становилось часто единственным средством сохранения и этнической их самобытности, и в значительной мере политической независимости. Естественно, в сложившихся условиях менялась специфика борьбы: если прежде (против персов и арабов) она проходила под девизом защиты христианства, то отныне борьба велась за отвоевание самостоятельного места и равные с византийцами права в христианском мире в соответствии с «апостольскими учениями».
Уже один тот факт, что византийцы отказывали грузинам в праве излагать и толковать на своем языке «божественные писания», свидетельствовал о реальности острого соперничества грузин с византийцами на восточной окраине православного мира. Это обстоятельство приводило нередко, а в описанные в «Летописи Картли» периоды в особенности, к существенным изменениям процесса этнической эволюции и культурного развития в смежных с Византией восточных областях именно благодаря культурной гегемонии Тао-Кларджети в этом регионе средневекового мира 24. [16]
В Тао-Кларджети сконцентрировались все общественно-политические и культурные силы Восточной Грузии. Здесь укреплялась та духовная основа феодальной грузинской народности, которая была заложена еще в середине I тыс. н. э. Именно здесь, в Тао-Кларджети в IX — X вв. окончательно оформилась идея единства грузинской народности, основанная прежде всего на общности языка и духовной культуры. Здесь же эта идея вылилась в известную формулу: «Картлией считается обширная страна, именно (вся та), где на грузинском языке служат обедню и совершают всякую молитву» 25. Это определение, уже давно ставшее предметом многочисленных комментариев, свидетельствует о том значении, какое имело для судеб объединения разрозненных картвельских племен историческая Картли, вокруг которой стягивались также различные этнографические группы неродственных грузинам кавказских племен и народов и традиции которой в полной мере были продолжены и развиты в Тао-Кларджети.
Методы борьбы грузин против византийцев в IX—XI вв. в основном укладывались в старые формы, испытанные в ходе сопротивления иноземному засилию в предшествующую эпоху. Поэтому не случайно, что именно у деятелей Тао-Кларджети в IX—XI вв. особенно обострился интерес к памятникам письменности раннего периода, связанных с освободительным движением против персов и арабов.
В период своего расцвета Тао-Кларджети дала мощный импульс грузинскому церковному колонизационному движению далеко за пределами собственно Грузии. Из Тао-Кларджети в IX—X вв. грузинские монастырские колонии рассеялись в различных частях известного в ту пору культурного мира. Деятельность грузин на Синае, Черной горе (близ Антиохии), на Афоне, в Ерусалиме, Болгарии и т. д. была органически [17] связана с культурной жизнью в самой Грузии и отражала реальную действительность не какой-либо одной ее части, а страны в целом. Все это является надежным свидетельством монолитности (мыслимой в условиях феодальной формации) грузинской народности того периода и в конечном счете именно в Тао-Кларджети окончательно оформился термин «Сакартвело» (Грузия), «по смыслу означающий национально-культурную Грузию» 26.
Борьба грузин за культурную независимость (будь то против византийцев, арабов, персов и пр.) носила в конечном счете политический характер. В древнегрузинской литературе нет, пожалуй, ни одного памятника (где бы он ни был создан — собственно в Грузии или далеко за ее пределами), который не представлял бы собой повествования о борьбе за независимость и в котором не давались бы свидетельства о тех или иных конкретных ее результатах. Наиболее сконцентрированно идея общности грузинской феодальной народности и степени ее политической независимости представлена в «Гимне грузинскому языку», автор которого Иоанн-Зосим (X в.), — глава зарубежной монастырской колонии грузин — принадлежал к культурным деятелям кларджетской школы 27. Именно в Тао-Кларджети на рубеже IX—X вв. возникла легендарная генеалогия грузинских Багратидов, возводящая их к библейскому Давиду 28. Библейская «родословная» грузинских Багратидов являлась своеобразной санкцией политических претензий [18] правителей Тао-Кларджети, закрепившей за ними право представлять объединенную Грузию.
Правда, в сложной титулатуре грузинских монархов нa первом месте стоял «царь абхазов», под которым подразумевалось население Западной Грузии в целом, а уж затем следовало: «царь картвелов», т. е. населения в целом Восточной, Грузии. Кроме того, центром (столицей) Абхазского царства был город Кутатиси (совр. Кутаиси), в котором находилась резиденция правителя объединенной Грузии в течение более чем одного века. Отсюда они, опираясь на внутренние силы Абхазского царства, вели длительную и тяжелую борьбу за присоединение собственно Тао-Кларджети 29.
Не подлежит сомнению, что автор «Летописи Картли» (как и грузинская историческая традиция вообще) считал, что образование Абхазского царства (т. е. объединение Западной Грузии) было первым актом в ходе собирания грузинских земель в единое государство. Именно этим обстоятельством и определялось прежде всего, по мнению автора «Летописи Картли»“ значение Абхазского царства в истории формирования общегрузинского культурно-исторического единства, и в этом древнегрузинские летописцы не сомневались.
В том факте, что Кутатиси (Кутаиси) становится столицей Абхазского царства, мы видим не только закономерный итог внутреннего (экономического и политического) развития Западной Грузии; здесь, на наш взгляд, явственно прослеживается культурно-политическая тенденция всей истории объединения (консолидации) грузинских земель, «восточная» направленность этого процесса, реализовавшаяся в XI в. объединением Грузии, полное завершение которого следует связывать с ликвидацией Тбилисского эмирата и превращением города Тбилиси в столицу единой Грузии (1122 г.).
Политическое развитие Абхазского царства, естественно, не осталось вне этого культурного движения. Наоборот, стремление местных правителей подчинить своей гегемонии все остальные грузинские земли не только предопределяло — оно свидетельствовало о тенденции его культурного развития. Та решимость, с которой Леон II двинулся на восток, была закономерным явлением, подготовленным всем предыдущим ходом-истории Абхазии. В период становления Тао-Кларджети, как об этом свидетельствует такой безупречный источник, как известный труд Георгия Мерчуле (X в.), проявилось стремление именно культурных его деятелей углубить в Абхазском царстве основы общегрузинской культуры. [19]
Сохранились литературные и эпиграфические памятники, которые свидетельствуют, что данный процесс проходил в русле выработанных в Тао-Кларджети норм. Еще на ранних этапах объединительного движения грузинских земель на территории собственно Абхазии эпиграфическими памятниками зафиксированы факты культурного строительства грузин 30, что могло проходить лишь исключительно в условиях общности политических и духовных интересов предков современных абхазов (в данном случае апсаров и родственных им племен) и грузин перед лицом общего неприятеля — Византийской империи. Кроме того, эти надписи, исполненные грузинским заглавным письмом (асомтаврули) по своему совершенству можно отнести к лучшим образцам древнегрузинских лапидарных памятников, что указывает на длительность традиции грузинской письмен-ной культуры на территории собственно Абхазии. Представителями именно Тао-Кларджети в борьбе против Византии в X—XI вв. особенно плодотворно были использованы также аргументы и такого вида источника, как древнегрузинская версия легенды о миссионерской деятельности апостола Андрея Первозванного среди скифов и соседних с ними на-родов 31. Основная идея этой легенды — защита независимости (автокефалии) грузинской церкви от великодержавных притязаний византийского духовенства, а это, естественно, было существенной стороной общеполитического движения. И в этой острой в то время борьбе представители Тао-Кларджети выступили в авангарде общегрузинских интересов теперь уже в связи с Абхазией, под которой, как это свидетельствует сочинение известного грузинского писателя и ученого XI в. Ефрема [20] Мцире, подразумевалась вся Западная Грузия (Абхазское царство) 32.
Автор «Летописи Картли» не идеализирует Давида куропалата и не завышает места Тао-Кларджети в процессе собирания грузинских земель 33. В действительности видная роль Давида куропалата в истории не только Грузии, но и всего Кавказа, а также в смежных областях Малой Азии отмечена различными историками (Асохик, XI в., Аристакэс Ластивертци, XI в., , Скилица, XI в. и др.), а не одним лишь автором «Летописи Картли». С именем Давида куропалата связывает важные начинания на поприще общегрузинской культуры такой достоверный автор, как Георгий Святогорец (Мтацминдели) (ум. 1028). Причастность к окружению Давида куропалата является в его глазах высшей аттестацией того или иного грузинского деятеля 34. Давид куропалат рисуется этим автором как государь, огромное политическое влияние которого учитывалось и в Византии. Симптоматично следующее обстоятельство. В начале правления Василия II (976—1025) против него вспыхнуло грозное восстание Варды Склира — одного из могущественных представителей малоазийской знати. Склир склонил на свою сторону почти всю Малую Азию и значительную часть вооруженных сил империи. Для подавления восстания имперские власти использовали все возможности 35. Сохранился комплекс сведений, говорящих о критическом положении империи в период войны со Склиром, носившей сложный внутриполитический характер, что, между прочим, отразилось и на источниках, дающих о событиях этого времени порой противоречивые сведения. Важное значение для освещения этого периода истории имеют и сведения древнегрузинских авторов 36. По словам [21] Георгия Святогорца (Мтацминдели), в самом же начале мятежа Склира при дворе императора воскликнули: «Несть опричь Давида куропалата у нас пособника» 37. В данном случае не важно, были ли произнесены именно эти слова. Главное здесь то, что современники Давида куропалата не без оснований относили его к тем деятелям, которые в описываемой в «Летописи Картли» ситуации оказались в гуще событий и были способны оказать на них значительное влияние. Такое отношение к Давиду куропалату было бы немыслимо в отрыве от его значения как крупнейшего деятеля общегрузинского масштаба. Реальность этой оценки «одного из могущественных династов Закавказья» 38 может быть гарантирована хотя бы тем, что она была дана в кругу тех грузинских подвижников, которые оказали самоотверженное сопротивление византийским экспансионистам, и потому оценки их не только эмоциональны, но и близки к истине.
Отношения с Византийской империей, в каких бы дипломатических рамках они не проходили, всегда были чреваты вооруженными столкновениями. А для открытой борьбы с Византией сил в Тао-Кларджети было недостаточно. Однако культурному фактору в этом процессе суждено было сыграть не меньшую роль, чем победам на поле битвы. Недостаток вооруженных сил был компенсирован идейно-политическим и культурным содействием процессу объединения грузинских земель в единое царство, и в этой области Тао-Кларджети проявила себя в полной мере и сыграла решающую роль 39.
Грузинская культура — литература, историография, научная и философская мысль, строительное искусство — с самого начала своего возникновения была следствием систематизации установившегося этно-культурного самосознания грузинского этноса. Хотя Грузия в рассматриваемое время делилась на отдельные этнографические области и различные политические [22] образования, грузинская культура в силу внутренних (непрерывной этнической и политической консолидации) и внешних (необходимость общего, противостояния постоянной угрозе извне) причин формировалась как органически единое целое. В этом отношении очень показательно, что сразу же после возникновения в исторической Картли грузинской письменности и литературного языка в их развитии еще в раннем средневековье начинают принимать активное участие все картвельские племена, и они в целом вносят в единую грузинскую культуру больший вклад, чем, собственно, картлийцы (в узком понимании данного этнонима 40). Эта культурная интеграция не была только следствием создания грузинской письменности. Наоборот, сам факт возникновения грузинской письменности являлся одним из показателей процесса интеграции картвельских племен, истоки которого уходят в глубь веков.
Мы с полным правом можем утверждать, что культурное единство было не только одним из важнейших следствий консолидации грузинской народности, но и одним из главных факторов и одной из предпосылок создания единой грузинской государственности в феодальную эпоху (IX—XIII вв.).
ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ «ЛЕТОПИСИ КАРТЛИ»
Источниковедческие проблемы «Летописи Картли», в частности ее место в своде грузинских летописей, использованные автором источники и их характер до сих пор обстоятельно не разработаны. Поэтому не удивительно, что в научной литературе на этот счет высказаны многочисленные, часто взаимно несогласные мнения и общие гипотезы. Мы не беремся дать в кратком введении обстоятельный анализ стоящих перед исследователями «Летописи Картли» указанных проблем и ограничимся лишь некоторыми частными вопросами.
Метод составления свода КЦ был продиктован стремлением дать по возможности систематизированное изложение многовековой истории грузинского народа. Составители КЦ располагали отдельными разрозненными историческими произведениями. Чтобы изложить в хронологической последовательности ход описываемых событий и одновременно придать своду характер непрерывного исторического повествования, его составители искусственно подгоняли друг к другу начала и окончания написанных в разное время и разными лицами исторических трудов. В результате такого «редактирования» были уничтожены названия почти всех, вошедших в КЦ, историко-литературных памятников, а также и сведения об их авторах. [23]
Этой участи, естественно, не избежала и «Летопись Картли». Ныне принятые ее название и объем впервые условно установил И. А. Джавахишвили 41. Главным ориентиром ему послужил один контекст из «Жизнеописания царя царей Давида» 42, в котором автор, обрушиваясь на вельможных противников централизаторских акций Давида Строителя, говорит: «Род грузинский изначально по природе своей двурушничает по отношению к владыкам своим, ибо, возвысившись и утучкив себя, обретя сан и покой, он начинает злословить о них, как повествует о том старая летопись Картли (дзуели ма-тиане Картлиса)» 43. В приведенных словах И. А. Джавахишвили обнаружил, во-первых, текстуальное сходство с аналогичной характеристикой вельмож в предыдущем разделе КЦ, который представлял собой самостоятельное историческое сочинение, и, во-вторых, увидел прямое указание на название того произведения, которое именовалось в тексте КЦ как «Летопись Картли» 44. И несмотря на то, что И. А. Джавахишвили не исключал возможность иного решения вопроса, указанные выводы имеют важное значение для истории грузинского летописания XI в., хотя некоторые исследователи и подвергают их сомнению.
В частности, К. С. Кекелидзе в специальной работе 45, посвященной атрибуции ранних частей КЦ, отверг предположение И. А. Джавахишвили. К. С. Кекелидзе указал, что определение «матиане Картлиса» («летопись Картли») было расхожим в дрезкегрузинском летописании, оно широко распространено в ссылках ряда древнегрузинских авторов на различные синхронные или более древние произведения. Так, автор мартиролога Раждена (1-я половина XI в.), говоря о персидском происхождении своего героя, писал, что «осведомляют о том старые летописи (дзуелни матианени)» 46. Далее К. С. Кекелидзе указал, что «старые летописи» (дзуелни матианени) в древнегрузинской литературе соответствовали определению «истории картлийцев» (картвелта цховребани) и заключил, что «старая летопись Картли» в устах историка Давида [24] Строителя обозначала свод исторических трудов Леонтия Мровели и Джуаншера Джуаншериани 47.
Однако обращает на себя внимание следующее обстоятельство. Во всех приводимых К. С. Кекелидзе случаях речь идет о старых летописях (дзуелни матианени), т. е. в источниках говорится не о каком-то определенном произведении, а вообще о литературных источниках, в то время как автор жизнеописания Давида Строителя ссылался на одно определенное сочинение — «старую летопись Картли» (дзуели матиане Картлиса) 48. Обнаруживается закономерный факт: когда древние авторы делали «беглую» ссылку на свои источники, они, действительно, следуя обычной авторской логике, называли их во множественном числе, а вполне конкретный источник должны были указывать, естественно, в единственном числе.
В этой связи можно привести также пример из декларации, созванного в начале XVIII в. грузинским царем-просветителем Вахтангом VI «совета ученых мужей» для реставрации свода грузинских летописей. Текст декларации составлен архаичным языком, и потому его использование для интересующего нас вопроса может быть вполне уместным. В этом документе говорится, что Вахтанг VI среди различных материалов собирал и «истории Грузии» (здесь употреблено мн. ч.: Картлис цховребаеби), чтобы восстановить разрозненные «в смутные времена» «Картлис цховреба» (здесь употреблено ед. ч.) 49. Не приходится сомневаться, что форма множественного числа применительно к «Картлис цховреба» свидетельствует о том, как, кроме различных списков свода, «советом ученых мужей» были использованы различные сочинения, а конкретный свод «Картлис цховреба», который восстанавливал Вахтанг VI, назван, как и следовало ожидать, в единственном числе.
Вопросу о составных частях свода КЦ — одному из наиболее сложных в текстологии древнегрузинской литературы— посвящена специальная работа А. А. Богверадзе 50. Автор отстаивает мнение, согласно которому начальные части свода КЦ состоят из двух произведений. Первое из них посвящено [25] истории Грузии с древнейших времен до VIII в. (с включением повествования о нашествии арабов) и его автором, но не редактором, как это предполагает некоторая часть современных грузиноведов 51, является Леонтий Мровели 52. Общепринятый текст «Летописи Картли», по определению А. Богверадзе, является «вторым» сочинением, вошедшим в свод. Оно, пишет автор, было создано одновременно с трудом Леонтия Мровели и имеет с ним существенно общие черты. По словам А. Богверадзе, «...нет смысла искать какое-либо определенное название для этой летописи, которая объединена с первой летописью общим названием» 53. На этом основании К. Г. Григолиа выдвигает предположение о принадлежности Леонтию Мровели вообще всей ранней части КЦ, включая и текст «Летописи Картли» 54.
К. Г. Григолиа прежде всего не только разделил, но и попытался усилить сомнение И. А. Джавахишвили относительно им же введенного наименования «Летопись Картли» («Матиане Картлиса») и, повторив вышеприведенные доводы К. С. Кекелидзе, пытается подтвердить их материалами из сочинения анонимного грузинского летописца XIV в. (Жамтаагмцерели).
Рассказывая об известном в средневековой Грузии феодальном роде Багваши, безымянный автор XIV в. ссылается на «книгу царей из рода тех Багвашей» 55. К. Григолиа не сомневается, что в данном контексте анонимной летописи XIV в. имеется прямое указание на «Жизнь картлийских царей» Леонтия Мровели и таким образом якобы выясняется непрерывность повествования от первых страниц КЦ до выделенной И. А. Джавахишвили и его последователями «Летописи Картли» включительно 56. При этом К. Григолиа опирается также на заявление Леонтия Мровели, что он описывает «жизнь картлийских царей от начала и до поры нашей» 57, т. е. до XI в. Стремясь обосновать свою точку зрения, К. Григолиа должен был объявить «несущественными» такие важные для источниковеда и [26] общеизвестные в грузинской историографии истины, как различие в языке, стиле, манере описания исторических фактов и событий в пределах этой обширной части КЦ, свидетельствующие о составном характере и принадлежности ее разным авторам.
При наличии убедительных фактов, противоречащих точке зрения К. Григолиа, нет надобности подробно рассматривать мнение уважаемого исследователя. Остановимся лишь на терминологической стороне вопроса. К. Григолиа считает, что упоминаемая в летописи XIV в. «книга царей» адекватна «Жизни картлийских царей» 58. Однако в терминологии древнегрузинского летописания термины цховреба — «жизнь», «житие», «жизнеописание», «история» и «цигни»—«книга» не смешивались. Словом цховреба обозначалось обычно сочинение исторического жанра, будь то история целой страны, народа или биография отдельной личности. В таком значении слово цигни — «книга» не употреблялось 59. Слово цигни в контексте анонимного историка XIV в. могло означать писание, под которым можно подразумевать всякое историческое повествование.
Следует обратить внимание также и на то, что анонимный летописец XIV в. говорит не просто о «книге царей», а о «книге царей и рода Багвашей». Произведение же, которое именуется «Жизнь картлийских царей», даже в мыслимых А. Богверадзе и К. Григолиа пределах ни в коей мере не является «книгой о роде Багваши», история которых в КЦ, строго говоря, занимает эпизодическое место. Не исключается вероятность существования, особого сочинения о феодальном роде Багваши и их взаимоотношениях с грузинскими монархами, о которой упомянул попутно летописец XIV в., повествуя о соответствующих событиях 60.
Поэтому предполагаемые А. А. Богверадзе и К. Г. Григолиа объяснения и толкования упоминания в КЦ «Летописи Картли» малоубедительны. Словом, нет оснований сомневаться в том, что упоминаемая в «Жизнеописании Давида [27] Строителя» «старая летопись Картли» (дзуели матиане Картлиса) представляет собой, как это предполагал И. А. Джавахишвили, вполне конкретное произведение. При установлении несохранившегося названия «Летописи Картли» мы оказываемся перед необходимостью исходить в своих суждениях из содержания самого памятника и возможного упоминания его в другом источнике. Такой прием в аналогичных случаях применялся неоднократно и вполне себя оправдал.
Однако в последнее время возник вопрос о том, как подавать русскому читателю оригинальное название «Матиане Картлиса». М. Д. Лордкипанидзе предлагает сохранять форму подлинника в русской транскрипции и при этом ссылается на такие прецеденты, как использование в русском востоковедении арабских и персидских источников в их подлинном наименовании: «Худуд ал-алам», «Джами ат-таварих» (кстати, это заглавие больше известно в переводе: «Сборник летописей»), «Сиа-сет-намэ» и др. 61 Хотя автор ссылается на такой установившийся в советской медиевистике факт, как использование русскими учеными названия свода грузинских летописей «Картлис цховреба» в его грузинском оригинале, мы не можем согласиться с мнением относительно неправомерности . перевода термина «матиане». При этом ссылка на арабско-персидские средневековые произведения не совсем оправдана; использование «Карт-лис цховреба» в русской исторической науке стоит особняком, является исключением, не влияющим на правило 62. Здесь же уместно вспомнить, что названия всех остальных грузинских исторических сочинений обычно переводятся на русский язык.
В процессе изучения и издания грузинских литературных памятников на русском языке развилась традиция, отличающаяся от той, которая сложилась в процессе введения упоминаемых персо-арабских сочинений. И если уж возникла необходимость обращаться к параллелям, то следовало бы прежде всего иметь в виду русские переводы армянских историко-литературных памятников и грузинские переводы иноземных древних и средневековых сочинений. Именно этой, более близкой нам традиции необходимо следовать, когда мы грузинское слово матиане переводим столь же емким, колоритным и близким по значению русским словом «летопись». [28]
Еще более сложен вопрос об имени автора «Летописи Картли», следы которого столь тщательно стерты, что установить его вряд ли когда-либо удастся. Можно говорить лишь в общих чертах о его личности, основываясь на имеющиеся в произведении более или менее определенные намеки.
По предположению И. А. Джавахишвили, автор «Летописи Картли» мог быть только картлийцем. Это предположение основано прежде всего на том, что, повествуя о Картли, летописец пользуется притяжательным местоимением. В частности, в тех случаях, когда речь идет о нашествии неприятелей на Картли, автор указывает, что они «ступили сюда» (в значении «к нам»). Кроме того, когда он пишет о Картли, его повествование пестрит различными, порой мелкими деталями, топонимическими и другими подробностями; за пределами же Картли описания носят уже значительно более общий характер 63. Однако текст «Летописи Картли» свидетельствует, что такое суждение ученого не может быть принято без оговорки, хотя против картлийского происхождения автора летописи нет оснований возражать — такое предположение представляется вполне естественным. Прежде всего отметим, что сведения «Летописи Картли» о различных областях и племенах за пределами Картли нередко также носят обстоятельный характер и, что самое главное, вполне согласуются с исторической реальностью и свидетельствами иных источников. Что же касается действительно более подробного описания событий в Картли, то оно объясняется не только лучшей осведомленностью автора летописи с этой областью Грузии и ее историей, но и особым значением Картли в исторических событиях IX—XI вв. Даже тот факт, что автор летописи, наиболее полно выразивший идею общегрузинского этно-политического единства, был выходцем именно из этой части Грузии, может быть немаловажным тому доказательством.
Установлено также, что автор летописи был современником царя объединенной Грузии Баграта IV (1027—1072), к которому он, несмотря на характерную для него сдержанность, проявил определенные симпатии. Его жизнь прервалась, видимо, в период правления Георгия II 64. [29]
«Летопись Картли» знаменует собой новый этап в истории древнегрузинской исторической литературы. Если непосредственные предшественники ее создателя (авторы «Жизни картлийских царей», «Жизнеописания Вахтанга Горгасала») повествовали об исторических событиях в полубеллетристической манере и относить их труды к чисто историческому жанру можно условно 65, то «Летопись Картли» — это уже произведение подлинно исторического жанра, лишенное каких-либо отвлекающих от основной темы беллетристических отступлений. Это, разумеется, не дает повода умалять литературные достоинства «Летописи Картли». Наоборот, ее автор предстает перед нами как талантливый писатель, а его произведение занимает значительное место в истории древнегрузинской литературы.
До сих пор остается малоразработанным вопрос об источниках «Летописи Картли». Высказаны предварительные, пока еще недостаточно аргументированные предположения об использовании автором летописи ряда как древнегрузинских, так и иноземных литературных памятников, в частности византийских. Существует мнение об использовании в «Летописи Картли» отдельных литературных памятников агиографического жанра, а также не дошедшего до нас исторического повествования об Абхазском царстве (по определению М. Д. Лордкипанидзе — «о деятельности Баграта III») 66. Особенно выделен исследователями вопрос о месте в «Летописи Картли» сочинения Сумбата Давитис-дзе «История и повествование о Багратионах» (предположительно было завершено в 30-х гг. XI в.) 67. Мнение К. Г. Григолиа о том, что «Летопись Картли» была использована Сумбатом Давитис-дзе для своего сочинения 68, не может быть принято по хронологическим причинам. Против предположения о том, что автор «Летописи Картли» пользовался [30] трудом Сумбата Давитис-дзе выступил в свое время И. А. Джавахишвили, который считал, что наш летописец вообще мог не знать «Истории и повествования о Багратионах» 69.
Более приемлемым может оказаться мнение, согласно которому автор «Летописи Картли» пользовался трудом Сумбата Давитис-дзе. У начала этого мнения, пользующегося признанием ряда современных исследователей, находится Е. С. Такайшвили. В частности, он указал на совпадение в КЦ «Списка царицы Марии» «в рассказах о войнах греческих императоров Василия и Константина с грузинскими царями Георгием I и Багратом IV» 70 из сочинения Сумбата Давитис-дзе с соответствующим местом из текста впоследствии выделенной «Летописи Картли». Но имеем ли мы здесь факт использования автором «Летописи Картли» непосредственно труда Сумбата или объяснение этому совпадению следовало бы искать в недошедшем до нас протографе? Даже априорно можно утверждать, что бурные события, связанные с войнами Василия Болгаробойцы против грузин, не могли не отразиться в трудах историков и писателей того времени, сочинения которых в подавляющем большинстве бесследно исчезли вместе с именами их авторов. Следует также учитывать, что автор «Летописи Картли» всегда охотно ссылается на отдельные произведения, попадавшие в поле его зрения. Это, можно сказать, один из его авторских методов. В таком случае он вряд ли не упомянул бы столь важный источник по истории и генеалогии Багратионов, одного из главных сюжетов создаваемого им произведения.
Кроме того, один лишь факт упоминания того или иного литературного памятника в летописи, без наличия конкретных его следов, еще не может быть основанием для утверждения его использования в качестве источника. Использование, того или иного письменного памятника в качестве источника предполагает более широкий аспект внедрения его во вновь создаваемое произведение, а не беглая на него ссылка. Наоборот, последняя даже может быть вызвана стремлением автора не повторять рассказы о хорошо известных событиях или отдельных фактах (неоднократно зафиксированная в древнегрузинских исторических сочинениях авторская манера!). Поэтому просто упомянутое сочинение, естественно, не может считаться источником, ибо в таком качестве в летописи оно не использовано. Именно это можно было бы сказать по поводу мнения, согласно которому автор «Летописи Картли» якобы пользовался древнегрузинским агиографическим сочинением Стефана Мтбёвари [31] «Мученичество святого мученика Гоброна» (нач. X в.). Это сочинение автором нашей летописи не было использовано, на него читателю было лишь указано.
Высказано также мнение об использовании в «Летописи Картли» сообщения византийского историка Скилицы, в частности, при описании византийско-грузинской войны 1021 — 1022 гг. Предполагается, что именно из этого источника заимствовано сведение об участии Георгия I в заговоре против Василия II Болгаробойцы. Считают, что сочинение Скилицы было источником осведомленности нашего летописца при описании помощи Липарита Багваша византийцам в борьбе против сельджуков 71. Это мнение тоже не может быть надежно аргументировано какими-либо данными, если не сослаться на то, что и в византийском источнике и в «Летописи Картли» говорится об одном и том же событии 72. Но параллельное упоминание одного и того же факта в двух (или более) исторических повествованиях еще недостаточно для утверждения, что какое-то из них было привлечено в качестве источника другого произведения. Кроме того, в данном случае не может не обратить на себя внимание и такая немаловажная деталь, как отсутствие в сочинении византийского историка подлинно родового имени Липарита — Багваши. Что же касается общих соображений, то автору «Летописи Картли», по нашему мнению, не обязательно было прибегать к иноземному источнику для описания современных ему событий, к тому же имевших место в стране, в которой он проживал, и к представителям высших властей которой он, по всей вероятности, был близок.
* * *
Как известно, у исследователей до сих пор еще нет общего мнения о характере и ходе начального этапа образования Абхазского царства (объединения Западной Грузии). «Летопись Картли» на этот счет сообщает, что, воспользовавшись ослаблением [32] византийцев, «отложился от них эристав абхазский Леон, племянник эристава Леона, коему Абхазия была дана в наследство. Сей Леон II был сыном дочери хазарского царя и с его помощью он (Леон II) и отложился от греков, овладел (*** — даипкра) Абхазией и Эгриси до самого Лихи и нарекся царем абхазов, ибо был мертв Иован и состарился Джуаншер» 73.
Основываясь на «Летописи Картли», С. Н. Джанашиа считал, что в «конце VIII в. владетельные князья (мтавары) Абхазии одним ударом сокрушили Эгрисское Царство» 74. В грузинском тексте «Истории Грузии» С. Н. Джанашиа пользуется термином первоисточника *** (даипкра) 75, а в русском переводе той же работы находит ему эквивалент «присоединил» 76, что без специального разъяснения не воспринимается адекватно. Против толкования древнегрузинского источника, как якобы свидетельствующего о «насильственном завоевании» Леоном II Эгрисского царства, высказался П. И. Ингороква 77. 3. В. Анчабадзе полагает, что слово даипкра, «в зависимости от контекста, может быть переведено с древнегрузинского и как «завладел», и как «завоевал» 78. В данном случае, считает 3. В. Анчабадзе, акт «овладения» Леоном II Эгриси «мог произойти тем более безболезненно, что Леон Абхазский, как мы знаем, находился в родстве с царским домом Арчила, правившим в Эгриси» 79. Но в заключение 3. В. Анчабадзе пишет: «Тем не менее недостаток источников не позволяет нам категорически утверждать, что объединение Абхазии и Эгриси в одну политическую единицу было осуществлено только мирным путем при отсутствии какого-то ни было насилия со стороны абхазского владетеля» 80.
Между тем «Летопись Картли» не дает никаких оснований для вывода о завоевании Эгриси. Слово даипкра в равной мере относится не только к Эгриси, но и Абхазии, тем более, что оно и стоит-то перед ее названием, но вряд ли кто-либо будет [33] считать, что Леон II завоевал свое наследственное владение. Сообщение летописца, что Леон «завладел» Абхазией и Эгриси до Сурамского хребта и нарекся царем, потому как Иован помер, а Джуаншер состарился, может указывать лишь на наличие у абхазского владетеля законных наследственных прав как на Абхазию, так и на Эгриси. Тон рассказа летописца может быть свидетельством того, что у Леона не было никаких соперников на права единоличного правителя Абхазского царства.
Для истолкования термина «завоевал» древнегрузинского оригинала, вызвавшего столь многочисленные суждения о характере объединения Абхазии и Эгриси в конце VIII в., как нам кажется, можно привлечь древнеармянский перевод КЦ 81, в котором интересующий нас контекст звучит следующим образом: «А некто Левой, сын дочери царя Хазарии, возложив (на себя) корону, присвоил (*** —унер) Апхазет и Эгрис до самого Лих-а» 82. Таким образом, в данном случае грузинскому слову даипкра в древнеармянском тексте соответствует унер, что означает «заимел», «взял», «присвоил». Грузинскому же слову даипкра в значении «завоевал», «завладел» (исключительно силой), в армянском тексте КЦ соответствует калан (***). Так, в рассказе о захвате правителем Абхазского царства Георгием в середине X в. Картли в древнеармянском тексте КЦ читаем: «В то же время Георгий — царь апхазов, и Деметрэ — зять Левона, — вступили и захватили (калан) Картли» 83. В первом случае автор древнеармянского перевода КЦ явно избегает мысли о насильственном захвате Леоном II Эгриси, проявляя при этом не только тонкое знание грузинского языка, но, что важнее, описываемой исторической ситуации; во втором же случае, при списывании хорошо известного в литературе факта, он пользуется словом калан («захватил», «завоевал») , которому в древнегрузинском оригинале также соответствует даипкра.
Все, что нам известно об объединении Абхазии и Эгриси в единое Абхазское царство, исключает всякое предположение о каком-либо насильственном характере возникновения этого [34] государственного образования. В частности, у нас нет даже намека на существование какого-либо движения в Западной Грузии против «насильственного захвата» Абхазией Эгриси. А если бы такой захват имел место, то, естественно, он не мог бы не вызвать ответной реакции со стороны Эгриси в той или иной форме и в целом это не осталось бы вне поля зрения какого-либо источника. Поэтому описанное в «Летописи Картли» событие следует квалифицировать как акт мирного воссоединения Абхазии и Эгриси. И свершилось оно, по всей видимости, еще в 80-х гг. VIII в. (до образования собственно Абхазского царства!). Об этом может свидетельствовать такой надежный первоисточник, как сочинение Иоанна Сабанис-дзе «Мученичество Або Тбилели» (VIII в.), согласно которому Абхазия простиралась «до рубежей Халдии, где Трапезунт» 84.
* * *
Составители КЦ, естественно, предполагали, что текст свода будет читаться в целом. Такой замысел, как мы уже отмечали, привел к деформации начала и конца искусственно подгоняемых друг к другу исторических сочинений. Это обстоятельство делает необходимой при отдельном издании «Летописи Картли» также и публикацию непосредственно предшествующей ей в своде части, которая с ней логически тесно связана.
«Летопись Картли» следует в своде за приписываемым Леонтию Мровели небольшим повествованием агиографического характера «Мученичество царя Арчила», которое композиционно представляет как бы эпилог «Жизнеописания Вахтанга Горгасала». В свою очередь объем последнего вряд ли соответствует тому, в котором оно предоставлено в традиционно установившемся тексте. По нашему мнению, текст, следующий за смертью Горгасала 85, не является частью посвященного ему труда, а представляет собой самостоятельное и к тому же многослойное, принадлежащее, скорее всего, разным авторам произведение. Его можно было бы расчленить на две части. Первая-из них — это описание жизни преемников Вахтанга Горгасала и событий до нашествия на Грузию арабского полководца Мер-вана ибн-Мухаммада (начало 30-х гг. VIII в.). Это был период [35] распада созданного при Вахтанге Горгасале фактически объединенного Грузинского царства и вместе с тем начало нового этапа в истории страны с центром в городе Тбилиси.
В наиболее ранних списках КЦ («список царицы Анны» — XVI в.; «список царицы Марии» — 1634—1645 гг. и некоторые другие), присовокупления к «Жизнеописанию Вахтанга Горгасала» часть написана сплошным текстом. Впоследствии (в XVIII в.) она была разбита на отдельные главы, связанные с именем того или иного правителя Картли, и дополнена многочисленными «вставками», извлеченными из различных памятников средневековой грузинской литературы 86, за некоторым исключением, когда «вставки» составлены редакторами КЦ. Вместе с тем выясняется, что монолитность этой части также является иллюзорной. Есть основания считать, что узловым моментом этой части интересующего нас повествования является выдвинутая картлийскими эриставами не позже середины VII в. идея пожалования персидским царем Хосровом, данниками которого эриставы Картли стали в первой декаде VII в., грамот о наследственных правах их на свои княжества 87.
Однако дальнейшее развитие Грузии создало условия для аннулирования подобных «грамот». Наступление центральной власти на сепаратизм эриставов было столь решительным и необратимым, что апелляция на какое-либо оправдание независимости феодалов (к тому же идущее извне) теряло реальную силу. В таких условиях и возникла легенда о «реформах» царя Арчила, суть которой заключалась в том, что Арчил якобы еще в VIII в., следуя заветам своего брата и соправителя Мира, выдал его дочерей за эриставов и в качестве приданого отдал им в общем половину всей Грузии. Таким образом, на сей раз эриставы стали аппелировать уже не к грамотам чужеземного сюзерена (персидского царя), а к завещанию своего царя, потомка Вахтанга Горгасала, наследие которого считалось законной собственностью грузинских династов из рода Багратионов 88. Исследователи не без оснований считают, что эта легенда возникла в кругу грузинских эриставов и была направлена против той ожесточенной борьбы, которую вела централизованная [36] власть против сепаратистских феодалов за создание единой монархии в X—XI вв. 89.
Таким образом, «Мученичество Арчила» могло возникнуть не ранее IX в. и являлось своего рода реакцией на политические претензии децентрализующих сил внутри страны в начальный период объединительного движения в Грузии.
Две эти легенды, созданные разновременно, преследовали одну и ту же цель, но историческое развитие Грузии противопоставило их друг другу. Включены они в две различные части текста, лежащего между описанием смерти Вахтанга Горгасала и (не считая «Мученичества Арчила») «Летописью Картли». Именно ко второй части указанного текста, которая начинается с повествования о походе Мервана ибн-Мухаммада и через «Мученичество Арчила» восходит начало «Летописи Картли», прерванное на описании событий, связанных с нашествием арабов.
Но в таком случае может возникнуть вопрос — не является ли вся эта вторая часть послевахтанговского повествования органически принадлежащей «Летописи Картли»? Как бы ни решился этот вопрос, нельзя не считаться с тем, что автор «второй части» не является сторонником нарождавшейся в Грузии самодержавной монархии. Во всяком случае автор «Летописи Картли» куда лучше представляет преимущества «единодержавия», чем автор «второй части». Кроме того, обращает внимание, что последний лучше знаком с обстановкой в Западной Грузии, чем автор «Летописи Картли», хотя осведомленность и этого автора в делах Абхазского царства не так уж «ничтожна», как это до сих пор склонны думать исследователи.
Ниже мы приводим основной текст (без поздних «вставок») второй части послевахтанговского повествования и «Мученичества Арчила, царя Картли», служащие как бы прологом «Летописи Картли».
* * *
Подступил к Картли агарянин амир, коего звали Мурван Глухой, сын Момада и коего отправил (в Картли) Эшим, Амирмумл Багдадский, сын Абдал-Мелика Багдадского из того же племени. Потому-то и было дано ему второе имя Глухой, что не считался он со словом рассудительным.
И все мтавары и питиахши, потомки эриставов и вельмож бежали в горы Кавказа и скрылись в лесах и пещерах. Обошел Глухой все земли Кавказа, захватил Врата Дариала и Дарубанда и сокрушил все города и большинство крепостей в пределах Картли. [37]
И узнавши, что цари картлийские со всей родней ушли в Эгриси, а оттуда скрылись в Абхазию, стал преследовать их по пятам и сокрушил все города и крепости страны Эгрисской. Разрушил трехстенную крепость Цехе-Годжи, разгромил и прошел порубежную стену Клисуры. А (в пору) нашествия его католикосом был Табор.
И как только прошел Глухой Клисуру, которая была в ту пору рубежом между Грецией и Грузией, разгромил город Апшилети Цхуми и подступил к крепости Анакопии, в которой пребывает нерукотворный, свыше начертанный образ всесвятой Богородицы и о котором неведомо, кто явил его на вершину той горы, граничащей на юге с морем, а на севере с лесами многоводными. В ней (Анакопии) пребывали тогда цари картлийские Мир и Арчил. Отец же их помер и был погребен в Эгриси. А эристав кесаря Леон находился в крепости Согбиси, расположенной на Осетском перевале. И никто не мог противостоять Глухому, ибо были войска его более и многочисленнее лесов Эгриси.
Говорил тогда Арчил брату своему Миру: «Обречен сей город-крепость на погибель. И уж коли схватят они нас, разведают они о сокрытых в земле нашей сокровищах, коих стяжали богомудрые цари Мириан, а затем Вахтанг (Горгасал) и все дети их, что породили нас. Да потребуют и то, что сокрыл царь Ираклий, полную опись чего положили мы заодно с обоими изумрудными багряно-яхонтовыми венцами, которых отец наш — великий царь Вахтанг (Горгасал) — вывез из Индии и Синдии; сокрыли мы их в Уджарме, близ и промеж двух беззащитных там башен. И все то описано в памяти моей. И забери ты оба те венца, золотой и ониксовый: один царя Мириана и другой Вахтанга (Горгасала), что пожаловал ему персидский царь заодно со златом и серебром, которыми он навьючил пятьсот животных и две тысячи пеших (людей). Ты и отец наш положили все это в Кутатиси и Цихе-Годжи. Я же те венцы мои и грамоты, скрепленные свинцом, положил отдельно. И если уж ныне помрем, то все те сокровища останутся неведомыми, и с приходом греков да разыщет их кесарь в пользу рода нашего и даст ему царство и сокровища те. И не станем мы отныне причиной, разорения Картли и Греции, но уйдем и будем сражаться на этой стороне приморья. Да ежели будет воля господня, (то) один прогонит тысячу, а двое — десяток тысяч».
И пришли пред святым образом всесвятой той Богородицы, поклонились ей и припали и говорили: «Уходим в уповании на сына твоего и господа нашего, что рожден тобою, будь ходатаем пред ним за нас и сопроводи нам милость твою». И было при них немногое число тадзреулов и родни эриставов и питиахшей около тысячи (человек), а из бойцов абхазских — две тысячи. И еще до рассвета навел господь на сарацин жестокий зной юга и поразил их кровавым поносом. И явился Арчилу в ту ночь ангел божий, который и сказал ему: «Идите и нагряньте на агарян, ибо ниспослал я на людей тех и твари их недуг изничтожающе жестокий. Выступайте и услышьте исходящие из лагеря их скорбные звуки стенаний. Вы же будьте отважны и обретайте мощь в уповании на господа». И с наступлением рассвета стали исходить из лагеря их плачевный глас и причитания.
И, уповая на бога, вышли на битву с ними. Сразились, и ниспослал [38] господь мощь малому люду христианскому; погибло от недуга тридцать пять тысяч сарацин, от меча же три тысячи. И был ранен Мир копьем в пах. Христиан в день тот было убито человек шестьдесят, а кони сарацин пали, словно леса, и вышвырнули их всех в море (В данном случае, как и во всем рассказе приводимого древнегрузинского источника, мы имеем свидетельство о важной роли грузин в том, что арабы (впрочем, как и персы до них), несмотря на длительное и упорное стремление, так и не утвердились в южной и юго-западной частях бассейна Черного моря. Исследователи это приписывают обычно заслугам лишь византийского оружия (см. В. В. Бартольд. Ислам и Черное море. — В кн.: В. В. Бартольд. Соч., т. VI, М., !966, с. 659)).
Тогда явилось некому агарянину видение, которое якобы вещало словно пророк их: «Ниспослал господь победу на нас до скончания десяти царей, как пророчествовал господь Аврааму и в Агаре вы же берегитесь святых церквей и людей богослужителей, как о том поучал я в Коране моем». Спешно снялись и бежали вспять по своим же следам. Минуя Цихе-Годжи, разбили лагерь между двумя смежными реками. И грянул дождь суровый и поднялись (воды) рек безмерно: и полилась меньшая из рек на войска абашей и утопила из них тридцать три тысячи пеших; большая из рек хлынула на всадников, лагерь которых был разбит в лесистой местности, и некоторые из них разбежались в разные стороны, некоторые спаслись, взобравшись на деревья, и забрала река тридцать тысяч лошадей и с тех пор стала именоваться одна из них Цхенис-цкали, а другая-Абаша. И двинулись отселе и прошли дорогу Гурийскую, прошли дорогу Сперскую, а на численности их не было видно убыли. Но прежде поотрубали они хвосты коням своим, потому как тяжело было (лошадям) от прилипшей (к хвостам) грязи (Аналогичный факт описан и в сочинении арабского историка Табари в связи с походам арабов в Беленджер в 732/3 г. «Поход этот называется Грязным походом, — пишет Табари, — вследствие множества дождей, лишивших в продолжение всей кампании, так что Мерван принужден был приказать отрезать хвосты у лошадей, потому что к ним прилипала грязь» (Дорн, с. 86; М. И. А рта ман о в. История хазар, с. 218)).
А в пору ту остались разоренными земли Картли, Армении и Рана, и нельзя было сыскать нигде ни строения, ни пропитания для людей и животных. И отправили Мир, Арчил и Леон — эристав абхазский — посланника к царю греческому и поведали ему обо всем, что сотворили они по воле господней и своими руками. А тот передал им два венца и грамоту Миру и Арчилу, и начертал им, а именно: «И царство Картли, и в ней отвага и мудрость были с вами. А ныне хотя мы заодно с вами преследуемы за служение кресту и обращение наше (в христианство), как заповедовал нам то господь, с нами заодно возвеличьтесь. Но вместе, с тем оставайтесь в твердынях ваших до истечения трехсот лет; ибо на двухсот пятидесятом году расчленится царство их, а по истечении трехсот лет обретет силу царство наше, и сокрушим мы агарян, и падут все возвышенные ими, и вознесутся славившие нас». [39]
А Леону начертал следующим образом: «Мы понесли страдания во всех пределах Картли, а от царей ее мы познали содействие и пользу. Ныне же они положили третью службу и помощь нашему престолу царскому: спервоначала получили они свет из рук наших; затем спасли от сокрушения великий град понтийский и сотворили мир между нами и персами. Потому как тот же царь Вахтанг стал посредником и мечом своим вернул царству этому Палестину и обе части Джазиры. И если бы ныне господь с помощью их не воспрепятствовал бы этим злостным супостатам, достигли бы они самого Константинополя; и между потомками Неброта господь сделал славными этих, ибо не убавилось в роду их мудрецов истинных и бойцов, как о том повествует начертанная нами грамота, в которой описаны цари, знатные своими племенами и землями. А тебе же я повелеваю быть эриставом Абхазии, тебе и детям твоим и будущему твоему (потомству) во веки, веков. Но уважь добром царей и народ их картлийский и не посягай отныне на них и пределы их эгрисские, покуда пребудут они там или отбудут оттуда».
Но Мир был отягчен смертельными ранами и говорил брату своему Арчилу: «Ну, вот брат, я и отхожу к пращурам нашим; однако забери ты меня и погреби среди могил праотцов наших. И поведаю я тебе о местах, в которых сокрыты сокровища наши. И не наследует мне сын, ибо народилось у меня семеро дочерей, и потому отныне ты и есть наследник царский из дома нашего царя Мириана. И тебе самому ведомо, что деву, дитя наше, не (следует) выдавать в супруги (кому-либо) из эриставов наших, ко выдадим за царя или если кто явится из рода персидских царей, подобно Перозу, коему царь Мириан выдал в супрги дочь свою. А мы ущерблены, ибо ты неженат, а я без сына (наследника). Ну а поскольку отцы наши приводили себе в супруги дочерей эриставов наших, выдадим им дочерей моих и поделим им земли, картлийские: половину тебе, да половину им. Однако бывшую у меня долю главы рода я отдаю тебе, да пусть она пребудет у тебя в качестве (также) доли главы рода нашего: Эгриси, Сванети, Таквери, Аргвети и Гуриа. А Кларджети и среднюю Мтиулети отдай дочерям моим и да пребудут в них во все время наше злое. И отец наш помер в пору этой смуты, и не смогли перенести его в Мцхета, забери останки его и погреби в церкви Кутатисской, чтобы явилось то свидетельством нашего владычества, а ты же оставайся тут и дружи с греками покуда не рассеется тьма сущая».
И помер Мир, забрали (прах) его в Мцхета и погребли в верхней церкви у входа на пороге.
Арчил же призвал эриставов картлийских и выдал им (в супруги) племянниц своих (Дословно: «детей брата своего»): одну выдал за племянника отца своего, сына Гуарама куропалата, что владел Кларджети и Джавахети; вторую — за питиахша из рода Пероза и который господствовал в Тр'иалети, Ташири и Абоце; третью — за Нерсе Нерсиана из рода знатных (вельмож) царя Вахтанга; четвертую — за Адарнасе Адарнасиана и обоих их наделил Верхней Землей, [40] которая есть Картли; пятую — за Варазмана и отдал (во владение) от Котмана до Куртского ущелья; сей Варазман был из рода персидского эристава бардавского, что был отцом матери Вахтанга Горгасала; шестую выдал за Джуаншера Джуаншериани, что был из рода царя Мириана, одного из потомков Рева, и отдал им Джвари и Херки и всю Мтиулети, Манглиское ущелье и Тбилиси.
Доля Арчила представляла собой половину всех этих хеви (округов). Когда же те узрели, что Джуаншеру выдал он наиболее (значительную) часть, то это их несколько удручило. И отпустил мтаваров этих совместно со своими супругами по своим местам.
Арчил же призвал Леона и сказал: «Будь же благословен господом, ибо проявил доброе радение (за время) гостевания нашего я защитил нас миром на земле твоей. Но ныне известно, что восстановлены владения наши выше от Клисуры. Пойду и устроюсь в Цице-Годжи в Кутатиси. Теперь же требуй от меня, чего бы тебе было угодно, в награду за добрую службу твою».
На что Леон ответствовал: «Дал мне кесарь страну сию в наследственную (собственность) ввиду доброй отваги вашей. Отныне же дана она мне в вечное владение от Клисуры до реки Великой Хазарети, к которой примыкают отроги Кавказа. Присовокупи меня к числу рабов твоих, к тем, коих удостоил ты быть сыновьями и братьями твоими. Не нужен мне удел твой, но пусть и мой пребудет твоим».
Тогда выдал он Леону в жены племянницу свою от брата (которую звали) Гурандухт, и венец, что был дан греческим царем Миру. И дали (друг другу) обещание и клятву твердую, дабы не быть вражде меж ними, но повиновался Леон Арчилу во все дни свои.
Пришел Арчил и утвердился в Эгриси до (самого) Шорапани. Управил все крепости и города и построил крепость на рубеже Гурии и Греции. Прошло с тех пор двенадцать лет, и начала строиться Картли. Мцхета же стал непригодной для пребывания (в ней). Пришел Арчил из Эгриси и сел в бывшей крепости Хидра.
Тогда же явился к нему мтавар, некий потомок пророка Давида по имени Адарнасе, племянник Адарнасе Слепого по брату и отец которого был породнен с Багратионами, а греками посажен эриставом в области Армении. В пору пленения (Картли) эмиром Глухим ушел он к сыновьям Гуарама куропалата в Кларджети и оставался там. Просил он Арчила и сказал: «Коли изволишь и превратишь меня в наследника своего, дай мне земли», И дал ему Шулавери и Артани.
Вслед за этим пришел Арчил в Кахети и всем служилым своим даровал он Кахети, сделал их азнаурами, воздвиг церковь в Садзмори. Женился на дочери Гуарама куропалата, что был потомком одного из детей царя Вахтанга, рожденных женой-гречанкой. И осел в Цукети, построил Касри, а в ущелье Лакуасти воздвиг крепость. И застал в Цукети мтаваров, которым Цукети был дарован царем Вахтангом; а тушами, хунзами и всеми язычниками тех мест правил эристав Абухуасро, и не изъявил (Арчил) желания изъять у него Цукети. И построил в междуречье город-крепость [41] Нухпати. Нухпатийцы же были язычниками и природы хищной, но Глухой посек их множество. И силой крестил их Арчил.
Усилились сарацинцы на земле Рана. Завоевали Газир и Армению. А Маслама воевал с греками. Племеянники же Адарнасе Слепого, трое братьев, что выжгли глаза брату отца своего, прибыли из Тарона в Шаких и обосновались там по велению Арчила, ибо все пределы Кавказа до Рана были обезлюдены. Эрети же и Кахети превратились в леса дремучие. И утвердились трое братьев там до самой Гулгулы.
В ту же пору некоторых питиахшей не впустили в Кларджети и они завладели скальной местностью в Тао, которая называлась Калмахи и построили там крепость. (Другая же) половина явилась в Кахети к Арчилу. За одного выдал замуж (женщину) из рода Абухуасро, потому как была та вдовой и не имела мужа, и даровал им Цукети заодно с крепостью и Касри. В ту пору, на пятидесятом году после ухода Глухого, пытались сарацины вторгнуться в Картли. До сей поры они не вторгались, но получали: дань от эриставов.
И было у Арчила двое сыновей: Джуаншер и Иован, да четверо-дочерей: Гурандухт, Мария, Мирандухт и Шушан.
* * *
Финал этой части КЦ, сшитого с текстом «Жизнеописания Вахтанга Горгасала», послужил безвестному автору «Мученичества Арчила, царя Картли» источником для начала своего сочинения. Не являясь в строгом смысле продолжением предыдущего текста, это произведение, о чем мы уже говорили, как бы продолжает готовить читателя КЦ к пониманию того, с чего начинается «Летопись Картли». В таком же плане составлено и начало названной летописи. Поэтому есть осования полагать, что в каждом из приведенных случаев зачин обоих произведений принадлежит не создателям их первоначальных текстов, а составителям КЦ, выработавшим общий метод компановки разновременных, принадлежащих различным авторам сочинений.
МУЧЕНИЧЕСТВО АРЧИЛА, ЦАРЯ КАРТЛИ
(Последнее критическое издание данного произведения опубликовано: Памятники древнегрузинской агиографической литературы, т. II (XI— XV вв.), Тбилиси, 1967 (на груз. яз.))
И по прошествии пятидесяти лет вновь явился Чичнаум, сын Мохаммеда, опустошил и сокрушил все строения Картли и затем обратился в Кахети, дабы и ее разорить и сделать безлюдной. И обуял страх великий царей и мтаваров и всякий люд и никто не был в силах противостоять. Ибо даже по прошествии с миром долгих лет после разорения страны нашей (эмиром) Глухим, она не вернулась уже на стезю свою.
Но святой Арчил порешил разумом своим и доблестью сердца своего» [42] придти и узреть и просить у него мира для страны (своей) и защиту неприкосновенности церквей и не преследовать за верность собственной вере. В уповании на бога избрал он (себе в удел) положить главу свою и душу во искупление христиан; встал и пошел к Чичнауму, коего звали Асим.
Он же, узнав о приходе его, с радостью вышел навстречу, и приветствовал его с великим почтением. День этот провели совместно. Похвалял он доброту (Арчила), возлюбил почтенный возраст его, а более всего благоразумие его. Дней через малость завел лицемерные речи; сулил даров и призывал оставить веру Христову и обратиться в сарацины. Но святой Арчил не поддался обольщению и в твердом разуме ответствовал и говорил: «Не будет. Хотя я и выслушал слова твои, не оставить мне Христа господа животворящего, который и есть истинный бог, претерпевший убиение плоти своей во спасение наше. Я выслушаю тебя, но знай, что умру я смертию мучительной вовеки. И ежели умертвишь меня, я воскресну, как господь наш и подобно ему вознесусь».
Выслушав все это и видя твердость его незыблемую, неверный весьма изумился и повелел схватить его и заточить в темницу, дабы силой обратить его (в мусульманство); ибо не хотел его заклать ввиду благообразия его и почтенности возраста. И как только заточили его в темницу, благословлял он бога и просил его поспешания, дабы милостью его сопричисляться ко всем святым в вечном сиянии, принятием смерти за бога, обретшим бессмертие.
Тогда же встал пред Асимом некий мтавар из Гардабана, обращенный в сарацины, дядю которого по отцу убили :цанары, а убийц его с миром отпустил дед Арчила царь Адарнасе. И решив отомстить за это, гардабанец сказал Асиму: «Не ведаешь, кто есть сей Арчил? Он есть сын Стефаноза, из колена великого царя Вахтанга, что был из колена Мириана, сына Касрэ. И он был при отце своем, когда тот утаивал сокровища Картлийского царства; он ведает и о том, где царь Ираклий утаил сокровища свои, ибо Ираклий (сам) показывал тот тайник».
Услышавши обо всем этом, Асим призвал вновь Арчила и сказал: «Давеча ты ввел нас в заблуждение благонравием своим, ибо ты действительно весьма благороден. Но ныне мне поведали о тебе, что ты потомок царей Хосроидов. Однако этим ты лишь возрос в глазах моих и потому выслушай меня. Владей царством своим и сокровища отца твоего я дарую тебе. Но прежде укажи мне сокровища царя греческого, обратись в веру мою, сделайся сарацином, я же сделаю тебя спасаларом в стране твоей Картлий-ской, царем и владыкой над народом картлийским».
Тут ответствовал святой Арчил и сказал: «Знай твердо, был я несовершеннолетним, когда прошел эту страну царь Ираклий. Отец же мой и брат изъяли все сокровища крепости той, которую покинул эмир Глухой и ныне владеют греки. Я же не отрекусь от бога моего и не променяю беспредельность величия его на быстротечность преходящего».
Асим ответствовал и сказал: «А был ты в Абхазии в пору нашествия на нее сарацин?»
Сказал святой Арчил: «Я был там в пору, когда господь низверг их».
«Какой бог низверг сарацин?» [43]
Ответствовал святой Арчил и сказал: «Господь животворящий, который и есть создатель неба и земли, явленный свыше нам во спасение рода человеческого и смертью своей поднявший нас и давший нам бессмертие. Он низверг их и унизил».
Сказал тогда Асим Святому Арчилу: «Надлежит умереть тому, чей смертен бог и кто на смертного бога уповает в надежде».
И повелел казнить и отсечь голову Святому Арчилу и не пощадил (Асим) добродетелей его и не смутила высота благородства его. И вывели (Арчила) во двор и отсекли ему голову в месяц миркан, что есть март, в двадцатое его число. И отдал душу свою создателю. Избрал он смерть, приносящую бессмертие и сменил кратковременность царства быстротечного на радость вечную. И сподобился предстать пред богом в сонме воинствующих святых и доблестных мучеников и вкупе с ними венценосный ликует пред святою троицею.
По скончании святого мученика явились Годерзиани из Тбети и вместе с ними прочие азнауры Мамеаны и похитили тело Святого мученика Арчила, взяли его и насмиренного с великими почестями погребли в Ноткаре в им же воздвигнутой церкви. А супруга его поднесла им, принесшим прах святого Арчила, в наследственное владение деревни в Кахети.
* * *
Подводя итоги нашему обзору, мы вправе отметить, что «Летопись Картли» является первоклассным историческим источником. В ней прежде всего верно передан политический климат описанной эпохи в период складывания Грузии в объединенное и независимое государство. Главную роль в этом событии, определившим историческую перспективу грузинского народа на много веков, сыграло его внутреннее экономическое, политическое и этно-культурное развитие. Но вместе с тем в нашем источнике по праву говорится и о той роли, какую сыграли в ходе объединения Грузии соседние с нею народы. Международная ситуация, которую великие державы (Иран, Византия, халифат) стремились всегда приспособить, к своим гегемонистским, захватническим интересам, обычно складывалась в ущерб малым народам и странам. Грузины, армяне, албаны, народы Северного Кавказа находились под постоянной угрозой. В такой обстановке непрекращавшегося столкновения с внешней опасностью интересы народов Кавказа объективно нередко совпадали.
В «Летописи Картли» даны верные и яркие оценки историческим событиям, классам и социальным группировкам, а также отдельным историческим личностям, в той или иной мере влиявшим на ход политических событий своего времени.
Ценность сведений «Летописи Картли» о различных народах нашей страны (и не только кавказского региона!) дает ей [44] право занять заслуженное место в ряду тех исторических памятников, которые намечено включить в издаваемый Институтом истории СССР обширный корпус «Древнейшие источники по истории народов СССР» 90.
Существуют два полных перевода «Летописи Картли»: французский 91 и русский 92. Не вдаваясь в общую их оценку, необходимо, однако, отметить, что уже имеется научная литература о русском переводе «Летописи Картли» 93.
Наш перевод «Летописи Картли» выполнен в качестве плановой работы в 1972 году в Институте этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая АН СССР. При подготовке работы к печати нами были приняты во внимание прежние переводы летописи и учтена литература, существующая о русском переводе памятника, а также соблюдены нормы, установленные «Правилами перевода памятников грузинской исторической литературы на русский язык» (сост. Р. К. Кикнадзе. Тбилиси, 1977).
В заключение я приношу благодарность доктору исторических наук, профессору В. К. Гарданову, рецензентам — кандидатам исторических наук О. К. Жордания и 3. П. Папаскири за помощь, которую они оказали при подготовке рукописи к печати, а также кандидату исторических наук С. Я. Серову, прочитавшему рукопись перевода «Летописи Картли» и предложившему ряд ценных корректив.
* * *
В основу предлагаемого перевода положен текст по изданному С. Г. Каухчишвили своду КЦ. На полях перевода указаны страницы в соответствии с пагинацией в названном издании.
Текст воспроизведен по изданию: Летопись Картли. Тбилиси. Мецниереба. 1982
© текст
-Цулая Г. В. 1982
© сетевая версия - Тhietmar. 2003
© OCR - Загребнев В. 2003
© дизайн
- Войтехович А. 2001
© Мецниереба.
1982