КИРАКОС ГАНДЗАКЕЦИ
КРАТКАЯ ИСТОРИЯ
ПЕРИОДА, ПРОШЕДШЕГО СО ВРЕМЕНИ СВЯТОГО ГРИГОРА ДО ПОСЛЕДНИХ ДНЕЙ, ИЗЛОЖЕННАЯ ВАРДАПЕТОМ КИРАКОСОМ В ПРОСЛАВЛЕННОЙ ОБИТЕЛИ ГЕТИК
ГЛАВА 29
О том, как ишхан Аваг был отправлен к хакану (Так в тексте) на Восток
Когда минуло немного времени, [татары] отправили Авага к своему царю, которого называли ханом (Так в тексте), в далекое путешествие на северо-восток, поскольку они делали так со всеми вельможами, которых желали почтить, — посылали к нему, а потом поступали с ним сообразно его приказу, ибо [татары] во всем подчинялись приказу своего царя. Сам шихан тоже, надеясь облегчить участь свою и своей страны, изъявил желание ехать. Все воссылали богу молитвы о [168] благополуч/263/ном возвращении его оттуда, ибо ишхан по природе был добр, а кроме того, они надеялись, что поездка принесет пользу и ям.
А он, поехав, предстал перед великим государем, предъявил ему письмо военачальника их и сообщил о причинах своего прибытия, дескать, прибыл, чтобы служить тебе. Услыхав это, великий государь любезно принял его, дал ему в жены татарку и послал его обратно на родину. [И еще] он предписал своим военачальникам вернуть [Авагу] его страну и с его помощью постараться подчинить всех мятежников, что именно и было сделано.
Как только он вернулся на родину, [татарские] военачальники исполнили повеления своего государя. Тогда им изъявили покорность сын Закарэ Шахиншах, и шихан Ваграм 1,. и сын его Ахбуга, и Гасан 2, коего звали Джалалом, владетель области Хаченской, и многие другие. И каждому из них возвращены были его владения, а также [было сделано] и снисхождение на некоторое время.
Затем стали притеснять их податями, постоянными своими посещениями и требованием [выделить] воинов. И, невзирая на притеснения подобного рода, а также еще более тяжкие, они никого не убивали. А по прошествии нескольких лет [татары] стали особенно притеснять ишхана Авага, так как были они крайне жадны, а [Аваг] не мог удовлетворить желания всех. Они не довольство/264/вались тем, что ели и пили, а требовали еще драгоценной одежды и коней, так как очень их любили. Поэтому они забирали лошадей отовсюду в стране, и никто не решался открыто держать лошадь либо мула — разве только скрывали где-нибудь для отбывания военной повинности. Ибо, где бы ни нашли они [лошадь], отбирали, более того, если на ней оказывался их знак (ведь каждый военачальник клеймил весь свой, а также отобранный [у населения] скот, выжигая на теле [животного] свой знак) и если даже [лошадь] была куплена у них самих, люди из другого отряда отнимали [лошадь] и наказывали [владельца] как вора. И это делали не только высокопоставленные, но и рядовые [татары]; особенно сильно стали они притеснять [местное население] с тех пор, как умер могущественный начальник Чагатай. Его ночью убили мулехиды 3. И по этому случаю была ужасная резня — убивали пленных, находившихся в стане. Муж сей (Чагатай) был другом Авага, и после его смерти множество врагов поднялось против [Авага].
Однажды в доме Авага один из них, не очень уж знатный, пришел в шатер, где восседал Аваг, и когда тот не столь поспешно встал навстречу ему, [татарин] начал бить Авага по голове нагайкой, которая была у него в руке. [169]
/265/ При виде этого служители ишхана, возмущенные оскорблением, нанесенным ишхану, их господину, хотели избить этого человека. Но шихан удержал их, хотя и был разгневан. Человек тот, которого звали Джодж-Буга, ушел, уведя с собой и товарищей своих, намереваясь той же ночью убить ишхана. Узнав об этом, [Аваг] еле убежал к грузинской царице, ибо та еще не покорилась я скрывалась в неприступных твердынях Грузии.
Все эти беспорядки совершались еще и потому, что великий военачальник их по имени Чармагун онемел, одержимый бесом и недугами, но власть все еще оставалась за его домом — страной правили его жена и сыновья вместе с управителями, ибо хакан велел, даже если [Чармагун] умрет, кости его возить вместе с войском, так как муж тот был очень удачливый и даровитый.
Когда Аваг убежал, вельможи приуныли и стали осуждать того человека (Джодж-Бугу), послали вслед за ним нарочных, [прося] не восставать против них, клялись ему не делать ничего худого. И для большей убе/266/дительности его владения передали Шахиншаху, считая его братом Авага. А Аваг написал письмо и послал хакану, дескать: «Я не вышел из повиновения тебе, а просто убежал, чтобы спастись от смерти, теперь жду твоих приказаний».
И пока он мешкал с отъездом и ждал ответа великого государя, эти обнаружили все сокровища, спрятанные им в крепостях, и завладели ими. И из страха перед своим государем снова и снова посылали к Авагу гонцов, прося его вернуться.
И когда Аваг вернулся в войско, тут же пришел приказ хакана своим воинам, предписывавший не причинять Авагу никакого зла, и письмо к Авагу с дарами, [чтобы тот] смело поехал бы к нему и [ничего] не боялся. Тогда, воздав [Авагу] почести и удалив из стана людей, намеревавшихся убить его, послали его, а вместе с ним и некоего начальника, по имени Тонгуз-ага, прибывшего, чтобы взыскать по приказанию хана подати со всего населения, к грузинской царице Русудан с предложением покориться великому государю.
Прибыв к ней, они уговорили ее покориться великому государю и не бояться ничего. И, взяв у нее войска, вернулись к пославшим их с мирным договором на следующих условиях 4: царица вместе /267/ с только что коронованным сыном — мальчиком Давидом — изъявляет покорность, а они не должны нарушать договора. [170]
ГЛАВА 30
О резне в землях Хаченских и о благочестивом ишхане Джалале
Мы уже очень кратко рассказали о том, что сотворили со страной нашей бешеные воины, называемые татарами. Расскажем теперь и о крае Хаченском: о том, что они сделали там. Они совершали набеги по всем направлениям и даже по жребию делили [страны]. Некоторые из их военачальников, с хорошо снаряженным, тяжело вооруженным войском и всем лагерным имуществом вторглись в нее (Хаченскую страну), многих из тех, что жили в открытых местах, убили я угнали в плен. Затем стали воевать с теми, кто убежал, и с теми, кто укрепился в твердынях. Кого обманом, а часть и насильно [заставили спуститься с гор], одних убили, других взяли в плен, однако же большинство укрепилось в надежных местах, которые из-за неприступности своей назывались Хавахахац (В тексте: «***» — букв. «птичий полет»), и, обосновавшись там, считало себя в безопасности. Но так как погром был делом рук господа, татары взобрались тайком и неожиданно вошли в крепости, предали всех мечу, а часть сбросили с вершины скалы. И так много было сброшенных вниз, что трупы покрыли землю, а кровь текла, подобно ручью. Не пощадили никого. И долго еще можно было видеть кости, собранные, подобно камням, в кучи.
/268/ Пошли они и на благочестивого шихана Гасана, прозванного Джалалом. Сын сестры великих шиханов Закарэ и Иванэ, [ишхан Гасан] был человек благочестивый и богобоязненный, кроткий и мягкий, жалостливый и нищелюбивый, неутомимо молящийся, подобно отшельникам в пустыни. Где бы он ни находился, неукоснительно исполнял дневную я ночную службу, как в монастыре. Ночь же на воскресенье проводил [обычно] на ногах в бдении и без сна в память воскресения спасителя. Очень любил священников, был любознателен, с радостью читал божественные заветы.
Благочестивая мать его после смерти своего мужа Вахтанга, называемого также Танкиком, устроив 5 трех своих сыновей — Джалала, Закарэ и Иванэ, поехала в святой город Иерусалим я провела там долгие годы в покаянии 6, чем привела в изумление всех, кто видел или слышал об этом, ибо все, что у нее было, она раздала, подобно Елене 7, жене Абгара, нищим и нуждающимся и кормилась трудом рук своих. Там она и умерла, и бог прославил [эту женщину], [171] прославившую его, — свет в виде свода снизошел над могилой ее, чтобы побудить и других к подобной благотворительности.
/269/ Мудрый ишхан [Джалал], как только узнал о наступлении неверных, собрал всех жителей своей страны в крепость, называемую по-персидски Хоханаберд. И когда [татары] пришли, чтобы осадить ее, и увидели, что взять крепость невозможно, стали предлагать ему заключить с ними дружеский мир. И тот мудро склонился к их намерению. А затем и сам он прибыл к ним с подарками. [Татары], воздав ему почести, вернули ему его владения и даже добавили кое-что, затем приказали ему выходить год за годом вслед за ними на войну 8 и спокойно жить под их властью. А [Джалал] разумно распорядился страной своей: все, что нужно было для нужд гонцов, прибывающих к нему, будь то пища или что иное, он собирал и держал при себе и даже от себя добавлял и отдавал им это, когда они являлись к нему, и [татары] не притесняли [население] страны, а просто приезжали к нему 9. А в других областях не делали этого, поэтому [татары], где только могли, везде притесняли их.
ГЛАВА 31
О церкви, которую он построил
При монастыре, называвшемся Гандзасаром, напротив Хоханаберда, там, где находился их [родовой] склеп, [князь Гасан] построил церковь 10 с прекрасными украшениями — небоподобный храм славы божьей, где все время приносили в жертву агнца божьего, искореняющего грехи мира сего. /270/ Много лет работали над нею. Когда [работы] пришли к концу, было устроено пышное торжество для освящения церкви. Присутствовал там и католикос агванский владыка Нерсес вместе со многими епископами, а также великий вардапет Ванакан и множество учителей вместе с ним. Были там и святые вардапеты Хачена, украшенного богом двумя этими мужами — Григорисом и Егией, состоявшими в родственной связи друг с другом; они преставились [первый (Григорис) — в 687 (1238) году, а Егия — в 698 (1249) году] из этого мира ко Христу и пребывают в сохранности в богом прославленной обители Хада 11. Освятили церковь при скоплении множества священников, и говорят, будто присутствовало там семьсот иереев. Когда же покончили с освящением, [ишхан] созвал пир великий и сам собственной персоной прислуживал восседавшим там и, щедро воздав каждому почести, отпустил [172] гостей. Было это в 689 (1240) 12 году армянского летосчисления, в день великого праздника вардавар.
А жена его, Мамка, возвела чудесную паперть у дверей церкви, а сама, вся отдавшись благочестию, жила подвижнической жизнью; блюла себя в посте и молитвах, много читала и жила по заветам господним днем и ночью, согласно Писанию.
/271/ ГЛАВА 32
Краткое описание внешности татар
Поскольку мы вознамерились оставить грядущим поколениям [наш труд] как память о себе и надеемся избавиться от гнета, довлеющего над нами, опишем вкратце для любознательных читателей внешность и язык их (татар). Внешний вид их был адским и наводил ужас 13. Борода не росла, лишь у некоторых росло несколько волосков на губах или подбородке, глаза узкие и быстрые, голос тонкий и пронзительный. Живут они долго.
Когда бывает, что поесть, они едят часто и жадно и пьют, а когда нет ничего, терпеливо переносят [голод]. Питаются всеми животными без разбора — чистыми и нечистыми, предпочитают же всему конину, которую делят на части и варят либо жарят без соли, затем крошат на мелкие куски и едят, макая в соленую воду. Одни едят, сидя, подобно верблюдам, на коленях, а другие — просто сидя. Одну и ту же пищу подают как господам, так и слугам. Перед тем как пить кумыс или вино, кто-нибудь из них берет большой сосуд в одну руку, в другой держит малую чашу, которой черпает из большой, затем разбрызгивает сначала к небу, потом [в сторону] востока, севера и юга. И только тогда тот, кто брызгал, отпивает немного /272/ и передает [чашу] старшему. Если кто-нибудь приносит им еду и питье, сперва дают пить и есть принесшему, а лишь после этого сами едят и пьют, чтобы избежать отравления.
Они берут столько жен, сколько хотят, однако прелюбодействующих с их женами умерщвляют, а сами, где только встретится, безо всякого разбора живут с иноплеменницами. Воровство же ненавидят, вплоть до того, что жестоко казнят [за это].
У них нет богослужения, они не поклоняются [никому] 14, но божье имя упоминают часто, при любом случае. И мы не знаем, воссылают ли они хвалу богу сущему или призывают [173] другое божество, да и они тоже не знают. Но обычно они рассказывают вот что: государь их — родственник бога, взявшего себе в удел небо и отдавшего землю хакану. Говорили, якобы Чингис-хан, отец хакана, родился не от семени мужчины, а просто из невидимости появился свет и, проникнув через отверстие в кровле дома, сказал матери [Чингиса]: «Ты зачнешь и родишь сына, владыку земли». Говорят, так он и родился 15. Эту [легенду] рассказал нам ишхан Григор, сын Марзпана, брат Асланбега, Саргиса и Амира из рода Мамиконянов, который сам /273/ слышал ее как-то от одного знатного человека, по имени Хутун-ноин, из [татарской] высшей знати, когда тот поучал молодежь. А когда кто-либо из них умирал или если убивали кого, то, бывало, много дней подряд возили [его труп] с собой, поскольку, [как им казалось], бес, вселившийся в него, говорил вздор и долго бормотал. Бывало, что [труп] сжигали, чаще же хоронили в землю, в глубокой яме, я вместе с ним складывали оружие его, и одежду, золото, серебро, и всю его долю [имущества]. А если это был кто-либо из знати, зарывали вместе с ним в могилу слуг и служанок его, как говорили они, для прислуживания ему. [Зарывали вместе с ним] и коней тоже, ибо, говорили они, там происходят жестокие сражения. А когда хотели сохранить память об умершем, распарывали брюхо коня и через это отверстие вытаскивали все мясо без костей, затем сжигали внутренности и кости и зашивали шкуру, как если бы [у него] все тело было [в целости]. Потом, заострив длинный шест, продевали его через брюшину в рот лошади и так поднимали ее на дерево или [водружали на] какое-либо возвышенное место.
Женщины их были колдуньи и гадали об всем; без повеления своих колдунов и кудесников [татары] не пускались в путь — [делали это] только с их разрешения 16.
Язык их дик и непонятен /274/ нам, ибо бога они называют тангри, человека — эрэ, аран, женщину — эме, апджи, отца называют эчка, мать — ака, брата — ага, сестру — акатчи, голову — тирон, глаза — нигун, уши — чикин, бороду — сахал, лицо — йюз, ниур, рот — аман, зуб — схур, сидун, хлеб — отмак, быка — окар, корову — унэн, барана — гойна, ягненка — гурган, козу — иман, лошадь — мори, мула — лоса, верблюда — таман, собаку — нохай, волка — чина, медведя — айтку, лису — хонкан, зайца — таблга, тула, курицу — тахеа, голубя — кокучин, орла — буркуи-гуш, воду — усун, вино /275/ — тарасун, море — наур-тангыз, реку — моран-улансу, меч — иолту, лук — ныму, стрелу — сыму, царя — мелик, патрона — ноин, великого патрона — екка ноин, страну — эл, иркан, небо — гога, солнце — наран, луну — сара, звезды — сарга, хутут, [174] свет — отур, ночь — сойни, писца — битикчи, сатану — барахур, элэп и тому подобные варварские названия, которые в течение многих лет были нам неизвестны, а теперь поневоле стали известны 17.
Вот главнейшие и знатнейшие из них (татар): первый и великий, глава и повелитель всех войск Чармагун-ноин, человек, обладающий судебной властью и судивший. Вместе с ним заседают Исрар-ноин, Гутун-ноин, Тутун-ноин и Чагатай — военачальник, которого убили мулехиды. Много еще было [у них] военачальников и бесчисленное число воинов.
/276/ ГЛАВА 33
О сирийце Рабане 18
Бог-провидец, желающий существования всех [тварей], по человеколюбию своему явил среди них (татар) мужа одного, сирийца по происхождению, человека богобоязненного и благочестивого, которого называли отцом их государя, хакана 19. Собственное имя его было Симеон, но звали его Рабан-ата: рабан по-сирийски значит «учитель», а ата — по-татарски «отец». Узнав о беспощадной резне христиан татарскими войсками, он явился к хакану с просьбой обратиться к своему войску с посланием — не уничтожать без разбора невинных людей, которые не воюют с ними, а оставлять их [в живых], чтобы они служили ему. Тот послал самого [Рабан-ату] с большой и пышной свитой и указом, обращенным к своим военачальникам, который предписывал во всем слушаться его повелений. И, прибыв, он принес много пользы христианам, избавив их от смерти и плена. Построил также церкви в мусульманских городах, где [прежде] люди не осмеливались называть имя христово, а особенно в Тавризе и Нахичеване, где к христианам относились еще более враждебно, так что они не решались открыто по/277/являться или ходить [по улицам], не то чтобы строить церкви или водружать кресты. А он строил церкви, водружал кресты, заставлял бить в трещотки днем и вечером, открыто ходить на кладбище и хоронить умерших, как принято у христиан, с крестами, свечами, евангелием и службой. Сопротивлявшихся он казнил смертью. И никто не осмеливался ослушаться его приказа. Все войско татарское почитало его, как если бы он был их государем: без него ничего не задумывали и не предпринимали.
Его торговые люди, снабженные тамгой, т. е. знаком и грамотой, свободно странствовали по всей стране, никто не [175] осмеливался подойти к людям, которые называли имя Рабана. Все военачальники татарские посылали ему дары из своей военной добычи. Сам [Рабан] был человек кроткого нрава, воздержанный в пище и питье: лишь один раз в день — вечером — он принимал немного пищи. Таким вот образом посетил бог народ свой в бедствии с помощью мужа сего. Многих татар он крестил. Все боялись его и трепетали перед ним из-за его чудесного нрава и прославленного имени.
/278/ Когда писалось это место в моем сочинении, был 690 (1241) год армянского летосчисления, [было это] в период царствования в армянском Киликийском царстве благочестивого Хетума 20, при жизни брата его, военачальника Смбата Храброго 21, и ишханац-ишхана Константина, отца их. В период патриаршества на святом престоле Григора добродетельного старца Константина, восседавшего в крепости Ромейской, и архиепископства владыки Барсега, брата царя Хетума, являвшегося наместником католикосского престола, в период патриаршества в агванском католикосате кроткого и человеколюбивого владыки Нерсеса, восседавшего в те дни в монастыре, называемом Хамши, в гаваре Миапор, и в период архиепископства племянника его, недавно рукоположенного Иованнеса, в период владычества татар над всем миром, в то время, когда мне исполнилось сорок лет или около этого.
ГЛАВА 34
О разорении Феодосиополя
Итак, с наступлением 691 (1242) года армянского летосчисления пришла грамота хакана к войскам и военачальникам, [находящимся] на Востоке, о назначении военачальником и предводителем /279/ вместо онемевшего Чармагуна одного из полководцев, по имени Бачу-хурчи: ему выпала доля быть предводителем, поскольку [татары] руководствовались указаниями волхователей 22.
Когда [Бачу-хурчи] получил власть, он тотчас же собрал войско из всех подчиненных ему народов и пошел на Армению, подвластную ромейскому султану. Дойдя до Карийского гавара, он обложил Феодосиополь, называемый нынче городом Карином 23, и, начав осаду, отправил в город послов с предложением покориться ему 24. Но они не захотели подчиниться, а с презрением отослали посланцев и, поднявшись на [городскую] стену, стали ругать их.
А [татары], видя, что мир не принят, разделили всю [176] городскую стену между начальниками, дабы те разрушили ее целиком. Те с особым рвением [взялись за дело], поставили множество пиликванов, разрушили стену и, войдя в город, беспощадно предали,всех мечу, [потом], разграбив имущество и скарб [горожан], сожгли город. Город в ту пору был весьма многолюден, он был полон христиан и мусульман; кроме того, там собралось население всего гавара.
Было там неисчислимое множество книг Священного писания, как больших, так и малых. Иноплеменники, захватив их, продавали, часто за бесценок, христианам, служившим в войске. /280/ А те с радостью покупали, распространяли по всему гавару, даря церквам и монастырям 25. Было выкуплено также много людей из плена — мужчин, женщин и детей, епископов, священников и дьяконов; [выкупили их] в соответствии со своими возможностями князья-христиане Аваг и Шахиншах, сын Ваграма Ахбуга и сын Допа, богобоязненный Григор Ха-ченеци, [а также] и воины их. Да воздаст им Христос за это. Всех их, [выкупив из плена], отпустили на свободу, предоставив им самим решать, куда идти.
[Татары] разрушили не только город Карин, но также и многие гавары, подвластные ромейскому султану. И султан ничего не мог поделать, а от страха скрывался где-то; говорили даже, будто он умер. Войска же татарские, совершив это, воротились с большой добычей и ликованием в страну Агванк на зимнее стойбище свое — в плодородную и плодоносную равнину, называемую Муганью. И там перезимовали.
ГЛАВА 35
/281/ О войне между султаном и татарами
Пока татарские войска, разместившись, пребывали в безопасности на равнинах по всей Армении и Агванку, прибыл от султана Гиатадина 27
посол с высокомерным и угрожающим, как принято у мусульман, посланием: «Разрушив один город, вы решили, что уже победили меня и сломили мощь мою. Городов же у меня несметное множество, а войскам моим несть числа. Так оставайся на месте и жди, я сам приеду и посмотрю на тебя в сражении». И много подобных хвастливых слов было там. Кроме того, посланец сказал: «Султан собирается перезимовать вместе с женами и войском следующую за этим летом зиму здесь, в Муганской долине».А они, услыхав это, не возмутились и не сказали никаких кичливых слов против [султана], и только глава их, [177] Бачу-ноин, сказал следующее: «Наговорили вы многое, но ведь победа будет за тем, кому бог даст».
Между тем один за другим прибывали гонцы и торопили их на /282/ бой. Но они вовсе не спешили, а спокойно собрали войска свои и [из стран], подвластных им, пришли со всем своим имуществом в Армению, на луга, изобилующие травой, чтобы откормить лошадей своих, а потом медленно двинулись туда, где был раскинут стан султана. Ибо и тот тронулся со своего места и пришел в Армению, находившуюся под его владычеством, подошел к местечку, называемому Чман-Катук; он собрал и привез с собой [туда] бесчисленное множество войск, жен и наложниц, золото и серебро и все, что нужно было для обслуживания его величества. Кроме этого удовольствия своего ради [он привез с собой] откормленную дичь и множество пресмыкающихся и даже мышей и кошек, ибо хотел показать войску, что ничего не боится.
А полководец Бачу очень разумно и мудро разделил свое войско на множество отрядов и подчинил их храбрым начальникам, а пришлые войска, собранные из разных стран, он распределил между ними, дабы не было никакого предательства. И, отобрав из них самых мужественных и храбрых, составил передовой отряд и выслал их вперед. [Отряд] выступил, встретился с войсками султана, разбил и обратил их в бегство 28. Бежал и султан /283/ и еле спасся, оставив там весь свой скарб и имущество. [Татары], преследуя их, жестоко перебили войско, предав его мечу. Затем начали грабить павших.
А когда подошли основные войска, они увидели, что султан бежал, а войско его разбито 29. Тогда [татары] стали совершать набеги по разным направлениям, грабить и разорять многие гавары; собирать золото и серебро, драгоценную одежду, верблюдов, лошадей, мулов и бесчисленное множество скота. Затем пришли и окружили город Кесарию Кап-падокийскую и, окружив, осадили ее, и так как жители не сдались, [татары] силой захватили [город], перерезали жителей, разграбили все их имущество и, превратив город в пустыню, ушли в Себастию. И поскольку жители [этого] города заблаговременно сдались и вышли навстречу им с дарами и приношениями, [татары] не стали их трогать, а разграбили часть богатства города, [затем] подчинили город своей власти, назначили правителя, а сами повернули и ушли [оттуда].
Пришли они к городу Езенка, осадили его и стали совершать вылазки. Жители города нанесли татарским войскам множество ударов. Тогда [татары] стали льстиво, якобы по дружбе уговаривать их выйти из [города], и они, /284/ поверив, вышли, ибо не было у них помощи ниоткуда. Предав их мечу, [татары] перерезали всех — мужчин и женщин, оставили [178] лишь небольшое число детей и девушек, которых угнали в неволю и рабство.
Разграбив и полонив таким образом множество гаваров и областей, пришли [татары] в город Тюрикэ. Жители его, зная, что нет возможности противостоять им в бою, добровольно сдались, и [татары], как следует обобрав их, оставили город, не нанеся ему ущерба, и с большой добычей и великим ликованием вернулись целыми и невредимыми на свои зимовья в Армению и Агванк 30, ибо то господь ниспослал всем народам поражение и истребление. Однако христиане, служившие вместе с ними в войске, многих избавили от пленения — кого явно, а кого и тайно: и священников, и монахов. Особенно много [пленных] в соответствии со своими возможностями [освободили] великие князья Аваг и Шахиншах, Ваграм и сын его Ахбуга, а также хаченцы Джалал Гасан, его воины и родственники, сын Допа Григор, двоюродный брат Джалала по матери, и другие князья и их воины 31. И было это в 692 (1243) году армянского летосчисления.
ГЛАВА 36
Об армянском царе Хетуме и о том, что он совершил
Когда это произошло, царь Хетум, владевший Киликией и тамошними областями, видя, что султан понес поражение /285/ от них (татар), отправил к ним посланцев с богатыми приношениями, чтобы заключить с ними соглашение о мире, и покорился им. [Посланцы], прибыв к Великому двору (Т. е. в ставку хана), благодаря содействию князя Джалала были представлены Бачу-ноину 32
, жене Чармагуна Элтина-хатун 33 и другим великим вельможам. Выслушав посланцев царя [Хетума], приняв дары, [татары] потребовали у него выдачи матери султана, жены и дочери его, убежавших и скрывшихся [в Киликии] 34. Узнав об этом, царь Хетум очень огорчился и молвил: «Лучше бы сына моего Левона они потребовали у меня, нежели их». И так как он очень боялся их, [боялся], как бы это не стало поводом к большому несчастью, то волей или неволей выдал [татарам] их, а также богато одарил тех, кто приехал за ними 35. И они увезли их и явили пред очи Бачу и остальных начальников, которые при виде их обрадовались и оказали большие почести посланцам царя, назначили им и лошадям их содержание на протяжении зимы, дабы с наступлением весны отправиться вместе с ними в страну их. [179][Татары] заключили с царем союз и, по обычаю своему, дали грамоту, называемую эль-тамгой. /286/ И в таком положении они ожидали наступления весенней поры, чтобы еще раз совершить нападение на султана и его страну.
ГЛАВА 37
О Константине, ишхане ламбронском, и о том, что он сделал с Киликией
Когда еще был жив царь Левон 36
, в стране его была неприступная крепость, называвшаяся Ламброном. Князь по имени Хетум, владевший крепостью, восстал против него (Левона). [И Левон] неоднократно пытался, но не мог подчинить себе мятежника. Позже он хитростью (под предлогом сватовства, якобы желая отдать дочь брата своего замуж за его сына Ошина) захватил его, а сыновей его мучил, пока они не отдали ему крепость. И он, взяв крепость, посадил в ней мать свою, царицу цариц, и написал зарок: «Отныне не отдавать [крепость] ни одному князю, она должна принадлежать только короне, ибо из-за ее неприступности владетели ее постоянно восстают».Когда Левон умер и власть в царстве перешла в руки дочери его, Забел 37, ишханац-ишхан Константин, договорившись с католи/287/косом Иованнесом и другими князьями 38, посадил на престол своего сына Хетума в несовершеннолетнем возрасте, женив его на дочери Левона вместо сына принца (Так в тексте), которого захватили и бросили в тюрьму 39.
Желая заручиться поддержкой сына Хетума — своего шурина (В тексте: «***» — «тесть»; здесь имеется в виду «шурин», «брат жены») и тезки (его тоже звали Константином), он вернул ему Ламброн, бывший раньше их собственностью, и сделал его венценалагателем своего сына. А тот спустя несколько дней, по обычаю отцов своих, восстал против своего племянника — царя Хетума. И хотя отец царя Константин и сам царь очень старались, но склонить его к покорности не сумели, ибо он протянул руку ромейскому султану 40 и продолжал оставаться независимым. Когда султан ромейский убежал от татар, царь подчинил своей власти все села и поместья Ламбронские, [Константину] осталась лишь мятежная крепость. Тогда Константин отправил к царю посланцев с просьбой о мире, [предлагал] сыновей своих дать ему в услужение, сам [180] же хотел остаться в крепости. Но царь не согласился. [Константин Ламбронский] дважды или трижды посылал послов, но ни царь, ни отец его не согласились.
После этого Константин поехал в Конию, взял войско у ромейского султана, бывшего в ту пору во враждебных отношениях с царем (ибо последний выдал мать ромей/288/екого султана татарам), внезапно пришел и вторгся в страну, в то время когда царские войска были распущены; разорил и предал огню многие поселки и поместья, погубил и угнал в плен [жителей], множество христиан было перебито и ограблено. И так много бедствий постигло страну из-за мести.
А царь, видя эти бедствия, собрал свое войско и отважно бросился на полчища и всех предал мечу. Лишь мятежный князь и еще кое-кто с ним сумели убежать. И семь раз побежденный [царем], он пробрался в свою крепость и с тех пор не осмеливался ступить ни вправо, ни влево.
ГЛАВА 38
О воцарении Давида
Хитрое и коварное племя стрелков не раз посылало к грузинской царице Русудан [с предложением] явиться к ним или же отправить к ним сына своего, отрока Давида 41, с войском, но она не стала делать этого, а выставила лишь небольшое войско и, поручив его сыну Иванэ Авагу, служившему в войске татарском, послала к ним со словами: «Пока не вернулся посланец мой, отправленный к хакану, царю вашему, я не могу явиться к вам».
[Татары] меж тем разбили ее зятя — султана ромейского 42, захватили многие из его городов, послали к нему ишхана Ваграма убедить его подчиниться им. И он, вернувшись, привез с собой сы/289/на грузинского царя Георгия Лаша 43, брата царицы Русудан, которая выслала его вместе со своей дочерью к ромейскому султану с тайным умыслом, что тот (султан) погубит его, дабы [царевич] не чинил козней царствованию ее; и он находился в заключении у султана 44.
Ваграм привез его и объявил татарскому войску: «Это сын нашего государя, несправедливо лишенный власти». А те наперекор [его] тетке [Русудан] посадили его на престол, приказав помазать на царство по обряду христианскому и чтобы восседал он в Тифлисе, а всем [подвластным] его отцу князьям [приказано было] изъявить ему покорность. Великие ишханы, покорные татарам, — полководец Аваг и сын Закария Шахиншах, Ваграм и сын его Ахбуга — взяли его и поехали [181] в Мцхету, призвали туда католикоса грузинского и помазали его на царство. И было имя его Давид 45.
А тетка его, Русудан, узнав об этом, убежала вместе с сыном своим, также Давидом, в Абхазию и Сванетию и послала послов к другому татарскому военачальнику, которого звали Бату, родственнику хана, командовавшему войсками, находившимися на Руси, в Осетии и Дербенте, предлагая признать свою зависимость от него, /290/ поскольку тот был вторым после хана лицом. И [Бату] велел ей восседать в Тифлисе, и [татары] не стали противодействовать этому, так как в эти дни умер хан.
ГЛАВА 39
О том, как призвали к Великому двору агванского католикоса владыку Нерсеса
Покуда войско татарское отдыхало на зимовье в долинах Армении и Агванка, сириец Рабан, которого мы выше упоминали, услыхал об агванском католикосе и сообщил жене Чармагуна Элтина-хатун, которая правила страной после того, как он онемел, следующее: «Глава христиан этих краев скрывается где-то и не приезжает на свидание с нами». И отправили к нему [людей], дескать: «Что это такое? Лишь ты один не явился к нам. Сейчас же приезжай. И если ты не сделаешь этого по собственной воле своей, мы заставим тебя сделать это насильно, с позором». А он, поскольку жил в это время в монастыре, называемом Хамши, в гаваре Миапор, находившемся во владениях Авага, не осмелился отправиться [к татарам] без его позволения, дабы поездка его не вызвала бы недовольства [ишхана]. Он спрятался от татар, поручив своим служителям сказать, что его нет дома, что он отбыл к Авагу. И [татары] дважды или трижды посылали к нему [гонцов] и с угрозами требовали его к себе.
Позже, получив от Авага разрешение, [католикос] отправился к ним в Муганскую равнину с необходимыми подарками, но с Рабаном он там не встретился, ибо тот уже уехал /291/ в Тавриз. Тогда он поехал к Великому двору, чтобы предстать перед Элтина-хатун, которая любезно его приняла и оказала ему большие почести: посадила выше всех своих вельмож, собравшихся к ней по случаю свадьбы сына ее Бораноина 46 (она взяла в жены сыну своему дочь некоего вельможи, по имени Гутун-ноин, а дочь свою отдала в жены другому вельможе, по имени Усур-ноин). И в эти дни свадебных [182] торжеств был у них большой праздник. Поэтому [Элтина-хатун] сказала католикосу: «В счастливый день ты приехал». А он умышленно ответил: «Ведь я выбрал для приезда именно эти, радостные для вас дни». И в эти радостные дни, пока она была занята заботами по поводу свадеб, поручила [католикоса] и его служителей братьям своим Садек-аге и Горгозу, христианам по вере, недавно приехавшим из своей страны, которые стали оказывать ему большие почести. И когда она немного освободилась от забот, [католикосу] пожалованы были дары и эль-тамга, чтобы никто не притеснял его; приставили к нему также одного мугала-татарина, который сопровождал его при объезде им своей епархии в Агванке, ибо /292/ давно уже ни он, ни кто-либо до него не осмеливались посещать своих епархий из страха перед кровожадными и звероподобными мусульманами. А [католикос Нерсес], обойдя епархию свою, спокойно вернулся оттуда к себе в монастырь Хамши.
ГЛАВА 40
О набегах [татар] на многие гавары Васпураканского края
Опять-таки на второй год после бегства султана Гиатадина [татары] совершили поход на город Хлат в краю Бзнунийском и, взяв его, отдали сестре Авага, Тамте 47, бывшей раньше, пока она была женою Мелика Ашрафа, владелицей этого города. Она попала в плен к хорезмскому султану Джалаладину, оттуда ее взяли снова в плен [татары] и отправили к хану, где она пробыла долгие годы. А когда грузинская царица Русудан отправила послом к хану князя Хамадолу, тот на обратном пути выпросил у хана Тамту и привез ее с собой вместе с указом хана, предписывавшим вернуть [Тамте] все, что принадлежало ей, когда она была женою Мелика Ашрафа.
И они исполнили приказ своего государя: вернули ей Хлат вместе с окрестными гаварами, а сами разбрелись во все стороны, совершая набеги на Сирийское Междуречье, Амид и Урфу, на Мцбин /293/ и страну Шамб и многие другие области. Но вернулись они ни с чем, ибо хотя в бою им никто не оказывал сопротивления, однако из-за летнего зноя умерло от жары много людей и животных.
Вернувшись в свои страны, они перезимовали там. Был дан приказ о заселении города Карина — Феодосиополя. [183] И стали стекаться туда разбежавшиеся, скрывавшиеся и убежавшие из плена. Позвали туда и епископа города тэр Саргиса, которого привез сын Закарэ ишхан Шахиншах. И начали заново отстраивать разоренный и разрушенный город.
ГЛАВА 41
О канонических указах армянского католикоса Константина
А благочестивый католикос армянский Константин, видя разорение страны армян и муки, переносимые [народом] по воле сборщиков податей и татарских воинов, по размышлении понял, что причиной всего этого были грехи, ибо каждый, совершая зло, радел только о своих удовольствиях. Исчез брак по святому обряду, и [люди], как язычники, допускали кровосмешение, сочетаясь браком с родственниками; когда хотели, разводились, когда хотели, женились. Совершенно не блюли /294/ целомудренной воздержанности. Не разбираясь, вступали в брак с язычниками. А также — и это наибольшее из всех зол — епископы за серебро совершали рукоположение, тратя дар божий на недостойных: малолетних и невежд; не умевших даже правильно выражать свои мысли делали посредниками меж богом и людьми. Должность священнослужителей отправляли недостойные священники, а также развратники, открыто назначенные на место; и много было иных зол, творимых людьми от мала до велика, согласно следующему: «И священники и прихожане поглупели сразу, и некому их обличать».
По этой причине [католикос] поспешил написать циркулярную грамоту и всеобщие каноны. И отправил грамоту с одним мудрым и рассудительным вардапетом, по имени Вардан. [Этот Вардан] поехал в качестве паломника в Иерусалим поклониться святым местам страстей [христовых] и, попутешествовав по святым местам, приехал в Киликию к венчанному Христом царю Хетуму и его братьям. Потом он поехал к католикосу, который очень обрадовался ему, продержал у себя долгое время, душою привязался к нему, так что тот и вовсе не хотел уезжать от него. Но ввиду необходимости он отпустил [вардапета Вардана], а вместе с ним и кое-кого из своих служителей, написав во все города, поселки и монастыри к известным людям и славным князьям, /295/ [184] чтобы не оставляли без внимания изложенные установления, необходимые для спасения их душ, и принимали бы вардапета, как его самого, ибо сам он уже стар. И вот что было написано им.
ГЛАВА 42
Циркулярная грамота владыки Константина
«По внушению промысла вседержащего духа господня я, Константин, слуга Христа и милостью его католикос всех армян, написал своею собственной рукою грамоту сию, надеясь в душе на вас, всех жителей Восточных областей Армении. Во-первых, вам, святейшие епископы, а затем небесному сонму обитателей монастырей, обителям христоносных отшельников — служителей Слова, целомудренным духовным предводителям и единодушным братиям; а также вам, христолюбивые ишханы и благородные азаты, и подвластным вам почтенным священникам и возвеличенным Христом прихожанам — мужчинам и женщинам, старцам и юношам — пастве господней всех возрастов, находящейся под властью жезла /296/ святых апостолов Фаддея и Варфоломея 48 и просветителя нашего великомученика Григора, — [всем тем], которых милосердие божье сподобило меня духовно усыновить, даровав их мне в сыновья. Приветствую вас небесными милостями с трижды вожделенным желанием и родительской любовью под сенью надежного попечения святой троицы и могуществом богоприимных святынь и милостей патриаршего престола нашего, а также, взяв с собою в заступники всех святых, умоляю бога избавить вас от повторения всех неприятных случайностей.
Да будет известно вам, что мы денно и нощно заботимся о вас с должным попечением и, согласно обычаю отцов и повелениям святых заветов, участвуем в ваших радостях. С давних пор в соответствии с умножившимися грехами нашими участились и прискорбные удары жезла гнева божьего, и господь дал нам испить зелья одуряющего и слез в меру горя, перенесенного страной вашей: резня, разграбление церквей, духовных сокровищ, домов и имущества мирян, а наипаче — пленение агнцев христовых, утроб и частиц наших, над которыми мы проливаем реки слез во мраке келий, чтобы излить едкую горечь, накопившуюся на ране [души]. И поскольку постигшее нас горе — от господа бога, которого [185] "велико милосердие" (II кн. Царств, 24, 14; I кн. Паралипоменон, 21, 13), и "не по беззакониям нашим /297/ сотворил нам [господь], и не по грехам нашим воздал нам" (Псалт., 102, 10), то милосердие его сохранило нас как остаток просфоры на память, как семена для роста племени армянского, как ветвь благословенную от лоз отчего виноградника — вербы, посаженной Христом. И молва об умножении и развитии оставшихся чад наших, восстановлении и возведении заново разрушенного понемножку облегчает горесть нашу и разгоняет в душе нашей мрак скорби нашей; и, оправившись, мы утешаемся и, поднявшись на ноги, воссылаем хвалу богу, карающей и исцеляющей длани его, благословляя его во веки веков.
Но страх и сомнения за будущее не оставляют меня, ибо та же причина гнева божьего — грехи наши — укоренилась в нас как плод посеянной меж нами жестокой распри — и в церкви, и меж князей, и меж властителей. И живем мы вне канонов — апостольских и патриарших установлений отцов наших. И ради этой нужды великой пожелал я пуститься в путь и приехать [к вам] лично и проявить заботу о пастве своей — порученных мне Христом-богом, прихожанах, чтобы с помощью мольбы ли, анафемы или угроз — каким бы то ни было образом — искоренить из вашей среды один из видов презренного лика зла, т. е. грехи, и напугать вас повторением болей, пока не возникнет образ христов в вас. /298/ Были у меня и другие причины, вынуждавшие меня ехать; я стар и нахожусь у врат смерти; хотелось бы мне под конец жизни увидеть сыновей своих в господе, дать вам последнее благословение и потребовать за это, чтобы вы помолились обо мне и отслужили обедню, когда я пущусь в путь к Христу, чтобы славный образ жизни вашей и безукоризненная вера были бы доброй памятью обо мне перед богом. И поскольку сомнительное и чреватое заблуждениями время не позволило мне приехать и самому исполнить желание мое, то бог иначе укрепил устрашенное сердце мое, и я послал к вам вместо себя достопочтенного вардапета Вардана, ниспосланного мне провидением божьим, направившим его из ваших краев ко мне лет пять назад; увидев и по возможности узнав его, я с помощью божьей приблизил его к своей особе, и он привязался ко мне на жизнь и на смерть великой службой и дружбой навеки.
Что же касается двух великих и необходимых нужд, о коих я написал выше, то, уповая на бога, я послал к вам взамен себя [вардапета Вардана], но не по воле и просьбе его, а склонив его к желанию сердца своего, вынудив повелением своим. [186] И, подобно органу, с болью оторванному от живого тела, он владеет сердцем моим и всеми помыслами моими, [знает] соответствующие заветы /299/ божьи; он приедет и привезет вам извлеченные из канонов и велений святых отцов умеренные и удобоисполнимые установления для нужд духовенства и мирян. Примите с любовью того, о коем я умоляю вас заступничеством [всех] святых и которого я именую заместником своим, [примите] веления священных книг и исполняйте их во имя спасения вашего и оправдания на суде божьем.
А если кто ослушается, не примет и не исполнит [установлений сих], возьмет на себя грех непростительный, с него будет спрошено на страшном и великом суде за кровь его и за гибель страны.
Но в великом уповании «а бога, я думаю, никто во имя жизни своей и спасения не станет возражать [против этих установлений], а каждого, кто согласен [со мной], прошу с мольбой переписать каноническое послание и тщательно хранить на веки вечные; оповестить всех и под посланной мною грамотой подписаться всем епископам и вернуть мне [эту грамоту] через моего вардапета. Пусть ваши святыни, достойные поклонения и обожествления, примут через вардапета Вардана и вас мой низкий поклон и молитвы. Точно так же и вы примите идущие от сердца моего и веры моей переданные устами его молитвы и благословения, которые я с надеждой воссылаю обо всех, от мала до велика, во искупление прегрешений и грехов моих, ибо как отцы обязаны быть в отношении сыновей своих добрыми, благословлять их, так и у сыновей в обычае отдавать долги отцов. /300/ И я, полный надежды, распростерши руки, молю господа при посредничестве животворящих святых и молитв блаженной Богородицы и всех святых, чтобы все богом внушенные благодать, благословение и милости, которые дарует отец небесный с сыном и святым духом стране и церкви и которые переходят от отца к сыну, чтобы все это снизошло бы на души ваши, церковь вашу, страну вашу, государство ваше и на души усопших ваших — на упокой им и на живых — во спасение души и тела их, ради роста и размножения Нового Израиля — христианской паствы — более, нежели звезд на небе, и ярче, чем сияние их. Да будет благословенно небесной благодатью все имущество ваше — движимое и недвижимое, да изобилуют и плодоносят поля ваши и сады ваши, да будут все ваши доходы исполнены росы небесной и благодати божьей и да скажут за это все близкие богу — небесные и земные [создания]: "Да будет, будет!" Будьте здоровы и не хулите меня за некрасивое написание, ибо я страстно желал написать вам собственноручно». [187]
Кроме того, [католикос] написал и другое каноническое послание к духовенству и отправил его вместе с циркулярной грамотой. Вот оно.
/301/ ГЛАВА 43
Канонические установления владыки Константина, католикоса армян
«Я, слуга христов и милостью его католикос всех армян Константин, благословляю, приветствую и с любовью божьей оповещаю все церкви Армении, которым выпала участь находиться под властью жезла святых апостолов Фаддея и Варфоломея, великомученика Григора и меня, несовершенного.
Апостольское повеление требует, чтобы трижды в год предводители церковные на соборах рассматривали порядки церкви и имеющиеся вечные установления, утвержденные святым духом, чтобы восполнить недостающее и выкорчевать появившиеся плевелы. Завет сей долгое время не осуществлялся из-за того, что народ наш разбрелся, расстояния увеличились и дороги стали опасны (
В тексте: «***», «***» — от араб, maxatara — «опасность», «тревога», «несчастье», «бедствие»).Но справедливый и правый суд божий вспомнил о беспорядках и несправедливостях в стране, и после длительного терпения и прощения он дал испить из чаши гнева своего многим племенам и народам, в числе которых были признаны виновными и мы, за что нам воздано было с лихвой: [мы потеряли] родственников, духовных сыновей я дочерей. И страна, полная грехов и несправедливости, исполнилась крови и слез, [покрылась] кучами трупов и костей убиенных — растерзанных зверями; оставшихся же погнали мечом по суровой дороге /302/ к далеким племенам: и изнеженные и свободные чада Сиона — агнцы христовы, равноценные золоту, и серебру, и каменьям драгоценным, превратились в ненужный хлам и падаль, стали презренными и никому не ведомыми. А достойные поклонения и почитания знамения и утварь священные были поруганы руками недостойных при исполнении недостойных нужд, вместе с тем были ниспровергнуты города и опустошены гавары. Все это невозможно правдиво описать и должным образом оплакать.
Но милосердие божье все же оставило в утешение нам в вашей стране Восточной семя жизни и чадо надежды как память благоволения к нам господа за молитвы священных предков наших и ради бесконечной доброты его. И нынче по миновании разнообразных бедствий, перенесенных вами, вы — [188] народоначальники и прихожане, монастыри, города и гавары, на вас — благословение и надежда на рост и достижение прежней славы; вы — порученные нам по духовным надобностям наследники и чада, которыми гордятся Христос и мы сами. Поэтому после обильных слез, пролитых над вами в дни крушения, разрушения и резни греховным мечом, сегодня мы утешаемся вами, выжившими, и благодарим бога, но в то же время живем в постоянном страхе и дрожим от ужаса при мысли о повторении перенесенных бедствий, ибо те же причины гнева божьего можно и сегодня найти у многих, жизнь и нравы [их] выходят за пределы воли божьей и веления обычаев. Поэтому более чем три года назад мы вместе со служителями нашими и епи/303/скопами близлежащих гаваров отправились в страну Киликийскую к Христом венчанному царю нашему Хетуму, по приказу нашему и при споспешествовании его собрали епископов и вардапетов, отшельников и настоятелей монастырей, князей и властителей, именитых мужей, созвали собор великий, обсудили заповеди и повеления божьи и близких к богу апостолов и патриархов и нашли, что мы часто заблуждаемся, достойны осуждения и не несем ответственности. И жалели и оплакивали себя сколько могли. После долгого обсуждения мы с общего согласия и за подписью всех записали установления и каноны, умеренные, удобоисполнимые и осуществимые, собранные и подкрепленные книгами, и дали перед богом, ангелами и людьми обет — всеми силами исполнять принятые установления. Возложили надежды свои на божью помощь и стали ждать времени, авось появится возможность лично поехать к вам и исполнить вожделенное желание повидать вас, а также потребовать у вас, чтобы скрепить, подобно нам, подписью эти установления. И так как возможность не представилась, мы послали эти установленные каноны с кратким письмом к вам и требуем свидетельством божьим, милостью и могуществом апостольского престола нашего, богоприимных святынь, первых святых апостолов и святого просветителя нашего, чтобы вы исполнили невозбранимо [наши установления].
Вот принятые установления:
1. Все рукоположения в церкви, кои являются даром, святого духа достойным, должны совершаться согласно правилам и без серебра, ибо [серебро] есть [все еще] проявляющаяся кое-где из-за нищеты и невежества скверна /304/ иудина и волхователя Симона 49, отвергнутых и не сподобившихся благодати.
2. Отныне лишь достойные и знающие будут получать сан епископа, и то бесплатно, после тщательной проверки, со свидетельства и согласия епархии и в возрасте не моложе тридцати лет. [189]
3. Первый долг епископа — назначение с большим тщанием учителей и наставников церковных школ, дабы у детей были ничем не соблазняемые, знающие и ученые наставники.
4.Затем [учеников], достигших совершеннолетия по возрасту, знаниям и святости, по их собственному желанию и [желанию] их воспитателей [епископ] без серебра возводит в сан иерея — в возрасте не моложе двадцати пяти лет и дьякона — [в возрасте] двадцати лет.
5. Пусть священники натощак венчают и крестят в церкви и причащают; но если над ребенком нависла угроза смерти, пусть священник исполнит [требу], когда нужно и безвозмездно.
6. Всякое священнодействие — крестины, венчание, погребение — пусть совершается со страхом [божьим] — без разговоров и смеха, с великим упованием и молитвами окружающих.
7. Купель должна быть прочной и устойчивой и закрыта занавесом, ибо велико таинство [крещения].
8. Венчание совершать с разбором, чтобы [венчающиеся] были бы на шесть колен далеки друг от друга по кровному род/305/ству и чтобы жених был не моложе четырнадцати лет, а невеста — [не моложе] двенадцати лет.
9. Пусть епископ, вардапет, иерей или какой-нибудь верховный владыка чужой страны не путешествует и не возводит строения на территории другой епархии без позволения, как это подобает, епархиального епископа. Но правым пусть не противятся, а кто осмелится сделать это, да будет проклят.
10. Учителя, обучающие грамоте, должны назначаться по свидетельству многих лиц, дабы были они ученые и образованные, сведущие и опытные во всех отношениях, точно так же и ученики, обучающиеся грамоте, должны выбираться самим [учителем] и с большим тщанием и осмотрительностью.
11. Епископ должен поручить переписку церковных священных книг мастерам [этого дела] — правоверным и знающим.
12. Епископ должен дважды в год обходить свою епархию и навещать свою паству и должен назначать благочестивого и знающего хорепископа, который был бы в состоянии отправлять церковный суд в соответствии с канонами, бескорыстно и со страхом [божьим].
13. Духовниками назначать старых и мудрых [людей], дабы они каждое воскресенье безвозмездно созывали [прихожан] на покаяние в грехах за неделю; и священники по приказу духовников пусть достойных своих прихожан причащают [190] безвозмездно, также безвозмездно [пусть причащают] и больных.
/306/ 14. Пусть не носят к больному причастие без кадила и свечей, [пусть причащают его] со смирением великим. А прихожане не должны быть предоставлены сами себе — к кому захотели, к тому приходу и причислились; должно быть так, как прикажет епископ.
15. Епископы и хорепископы должны проявлять особую заботу по отношению к блудницам и прелюбодеям, колдунам и всяким преступникам, стараясь вернуть их под страхом геенны [огненной] на путь истинный. А некающихся увещевать телесными и духовными наказаниями и накладырать на них пеню, особенно же на тех, которые затесались между мужем и женой либо имеют жену-блудницу, или, оставив законную жену, идут к блуднице, или же без прелюбодеяния оставляют жен своих, [просто] из ненависти к ним. Таковых следует безжалостно наказывать, накладывать на них жестокую пеню. Если же это знатный человек и он станет нагло противиться церковным законам — да накажет его царь за явный (
В тексте: «***», «***», — от араб, alani — букв, «публично», «явно». В рукописях имеется разночтение: «***», что также означает «явный», «известный», «открытый») грех, власть имущие [пусть наложат] епитимью, а если не сделают этого — предавать их анафеме. А если это женщина распутная и обманывает мужчину (женатого или холостого), то ее должен наказать иерей.16. Всякий пост согласно канонам должен соблюдаться без вкушения рыбы, оливкового масла и вина (за исключением случаев болезни): особенно относится это к великому посту, к пятнице и среде — дням страстей христовых; и кто преступит это, с него взыщут пеню и раздадут нищим, а сам он постом воздаст богу.
17. Еще до того, как мы взялись за это, и раньше всего мы были озабочены и добивались пе/307/ред царем Хетумом и отцом его Константином и всеми князьями, помогающими церкви, и наказали всем под страхом отлучения от церкви поставить повсюду: в малых и больших городах, деревнях, крепостях и поселках у ворот старшин, наблюдающих за ругателями, и всех нечестивых ругателей, возбуждающих гнев господень, и некающихся нечестивцев, кои хулят веру, создателя, крещение, ангела, священника, уста, лицо, могилу и тому подобное вновь проявляющееся зло, чтобы таковым отсекали язык или прокалывали его и продевали через [язык] проволоку и стягивали его вовнутрь и так целый день водили бы его с позором напоказ и, взыскав с него пеню соответственно его состоянию, роздали бы ее нищим. [191]
18. Бели же в вышеупомянутые грехи впадает священник, его подвергнуть двойной каре и мучить несмотря на сан.
19. Если священник помимо церковных дел занимается и другими делами — является нотариусом или промышляет охотой, следует у него отнять прихожан; точно так же и у неученых иереев, пока они не выучатся как следует; у недостойных [иереев] тоже следует отнять [приход].
/308/ 20. Священник должен ежегодно собирать в церкви мужчин отдельно от женщин, юных девушек отдельно от мальчиков и, осведомляясь о нраве каждого и наблюдая без конца, должен давать каждому из них нужные наставления с мольбой и угрозами; а если он не в состоянии делать это сам, должен исполнить это через кого-либо другого, как говорит святой Афанасий 50 в своих канонах.
21. Прихожане должны охотно и с мольбой отдавать священникам хас — плоды от каждого корня и установленную часть с жертвенного животного 51, во время венчания — подарки, во время погребения — одежду, а также плату за [службу] часов — плату не за обедню, а на одежду и пищу иерею, за то, что он молится и служит обедню в церкви.
22. Иереи в соответствии с [числом] прихожан должны услужить епископу установленным хасом и приличествующими подарками.
23. Епископы согласно канонам должны услужить патриаршему престолу установленным хасом и достойными подарками, ибо святой Лусаворич писал, что священники должны взыскивать десятину с прихожан, епископы — со священников, а патриарх — с епископов. Так вот, если не делаете этого, взыскивайте хотя бы умеренно, а уменьшенную [повинность], о которой мы писали, отбывайте с радостью как благословение, а не с жадностью, чтобы престолы оставались бы устойчивыми, не нуждались [ни в чем], а церкви блистали, чтобы божья благо/309/дать снизошла на частный доход ваш, ибо то вы богу даете, а не человеку и не ждите благодарности от человека.
24. Те две молитвы, после которых мы [обычно] говорим: «Боже, святый», не завершайте славословием отцу и сыну и святому духу, дабы не упоминать крест после троицы 52; после того как отзвучит глас, следует сказать: «Присно воссылаем всемогущему владычеству твоему, Христос-бог, ныне и присно». Затем в конце «Восхваляем» 53 [следует сказать]: «Да будем мы храмом и обиталищем благодати божьей и с восхвалением восславим тебя, Христос, ныне и присно и во веки веков, аминь».
25. От франков написали нам, мол, почему не исполняете [192] повеление брата господня о благословении больного в час смерти и помазания его елеем («Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров церкви и пусть помолятся над ним, помазавши его елеем во имя господне» (Посл. Иакова, 5, 14)), дабы, если он умрет, это было бы помазанием для погребения, а если выживет, это будет отпущением его грехов и причиной выздоровления. И знайте, что Иоанн Одзнеци 54, который отделил нас от других народов, предписал вам делать то, что вы делаете и что должно делать; так делайте это неукоснительно. Однако священник должен быть осмотрительным и освятить немного елея, чтобы не было избытка его и не заслужил он проклятия божьего и нашего и чтобы не стало это причиной соблазна; мы сочли уместным и нужным и написали об этом в завершение. Будьте здравы в господе.
Кто запишет эти умеренные речения, сохранит, разъяснит и в дело претворит их, да сохранит господь доброту и милосердие /310/ свое к нему; а кто потеряет либо отнесется с пренебрежением, — согрешит перед нами и царем и ответит за все перед судом божьим».
Вардапет Вардан и те, кто был вместе с ним послан католикосом, прибыли на Восток, стали обходить в гаварах Армении епископов, монастыри и ишханов, вручать всем канонические предписания и требовать, чтобы все скрепляли подписью свое согласие с установлениями. И так как все были совращены с пути истины — одержимы пороками алчности и сребролюбия, предписания им не понравились. Однако они не осмелились пренебречь ими, внешне отнеслись с благоговением, дали [скрепленную] клятвами и проклятиями расписку исполнять предписания. [Среди них] епископ города Карина Саргис, епископ анийский — другой Саргис, епископ карсский Иакоб, епископы бджнийские Ванакан и Григор, епископ анбердский Мкртыч, епископ ахпатский Амазасп и другие епископы из разных областей, а также и главные монастыри: Санаин, Гетик, Ахарцин, Кечарук, Хавуц-Тар, Айриванк, Ованнаванк, Сагмосаванк, монастырь Оромоса и другие окрестные [монастыри]. [Одобрили предписания] также католикос Агванка владыка Нерсес, епископ Иованнес, которого называли Туеци, прославленный великий вардапет Ванакан, ишханац-ишхан Аваг и другие князья.
/311/ И мудрый вардапет Вардан, получив эту грамоту согласия, послал ее католикосу Константину в Ромейскую крепость, а сам отправился в Кайенское ущелье в уединенную обитель свою во имя святого Андрея, находящуюся напротив неприступной крепости Кайенской. И, обосновавшись там, стал обучать множество учеников искусству проповедничества.
С наступлением следующего года — то был 696 (1247) год [193] армянского летосчисления — благочестивый католикос Константин, послал церквам Восточной [Армении] через служку своего Теодоса дары: шелковые ткани различных цветов, драгоценные ризы, чтобы служить [в них] божественную литургию в славных монастырях, а также циркулярное письмо о передаче окрестных гаваров и городов в удел гробнице апостола Фаддея, [послал] большое количество золота для строительства паперти, которую после разорения, учиненного тюрками и набегами грузин, должен был возвести вардапет Иовсеп, ибо [гробница] долгое время была пустынна и необитаема.
Иовсеп поехал к одному из татарских военачальников, по имени Анагурак-ноин, летнее обиталище которого в те дни находилось в соседстве с могилой святого апостола Фаддея; по его приказу вычистили церковь и освятили ее, [затем Иовсеп] основал монастырь и собрал в ней множество монахов.
/312/ И татарин этот продолжил дорогу во все стороны, чтобы богомольцы могли без страха проходить через его стан, строго-настрого приказал не беспокоить и не притеснять никого из тех, кто пожелает прийти сюда [на богомолье], и сам охотно склонялся к ним. Многие из [татар] приходили туда и крестили сыновей я дочерей своих, и множество одержимых и хворых были исцелены. И прославлялось имя господа нашего Иисуса Христа.
И вовсе не все воины татарские были врагами креста и церкви, наоборот, [многие] весьма почитали их, подносили подарки, поскольку не питали к ним ни ненависти, ни отвращения 55.
ГЛАВА 44
О сборщиках податей, прибывших от хана
Хан Гиуг 56, став великим государем войска татарского в их стране, тотчас послал сборщиков податей в свои войска, расположенные в покоренных ими различных краях и областях, собрать в них десятую долю добычи войска всякого рода я подать с гаваров и государств, которые были завоеваны ими: с персов, мусульман, тюрок, армян, грузин, агван и всех народов, подвластных им 57. Главными среди этих сборщиков податей были люди жестокие и алчные, одного из них звали Аргуном — он властвовал над всеми, а второго /313/ — Бугой, который был даже зловреднее того Буги 58, который в дни Джафара Измаильтянина пришел в Армению и разорил множество областей. Точно так же и этот Буга: прибыв к [194] татарским войскам, входил в дома старшин и безжалостно отнимал все 59, что нравилось ему, и никто не осмеливался сказать ему что-нибудь, ибо он собрал себе людей среди разбойников из персов и мусульман, совершавших бесчеловечные поступки и особенно враждебно относившихся к христианам. [Эти разбойники] восстановили [Бугу] против благочестивого князя Гасана, называемого Джалалом. Тот схватил его при Великом дворе и в присутствии всей знати подверг разнообразным пыткам, [затем] разрушил неприступные крепости его — ту, что по-персидски называли Хоханабердом, Дэд, Тциранакар и другие его замки. И так сровнял их с землей, что даже следа не осталось, будто вовсе и не было там никогда построек. И, отдав [Буге] много золота и серебра, [князь Джалал] еле спасся от смерти; и высокие сановники [татарские] не могли ничем помочь ему, такой ужас нагнал [Буга] на всех 60.
Вознамерился [Буга] схватить также и ишханац-ишхана Авага, чтобы и его подвергнуть пыткам и издевательствам. Тогда высокородные вельможи подучили его (Авага): «Не бойся, собери все свое войско и так ступай на свидание /314/ к нему; если же случится, что он захочет захватить тебя, ты сам захвати его». Аваг так и сделал — отправился к нему с большим войском. Увидев это, Буга испугался и сказал ему: «Что значит такое множество воинов? Неужто ты восстал против хана и пришел убить нас?» Аваг ответил ему: «А почему ты собрал такое множество злоумышленников из персов и пришел коварно захватить нас?» Когда Буга понял, что ему (Авагу) известны коварные намерения его, стал говорить с ним мирно. Однако он без конца обдумывал и замышлял зло против [Авага], искал удобного случая для претворения в жизнь злой воли своей. И покуда он размышлял об этом злодеянии, настиг его справедливый суд божий: вдруг в горле у него появились язвы и задушили его, и зло было убито злом. Так исчез [с лица земли] нечестивец, и да не увидит он славы божьей.
ГЛАВА 45
О том, как грузинские цари отправились к хану
Царство грузинское, совсем недавно такое могущественное, ослабело и попало под иго татарского войска, находившегося на Востоке, главою которого после смерти Чармагуна стал Бачу-ноин. /315/ И была в ту пору царицей грузинской [195] некая женщина, по имени Русудан, которая скрывалась, укрепившись в неприступных местах Сванетии. К ней прибывали послы с двух сторон: из татарского стана от ближайшего родственника хана великого военачальника Бату, находившегося на севере, который властвовал над всеми, так что без его воли [даже] хан не вступал на престол, и от другого военачальника, по имени Бачу, находившегося в Армении; [оба они] предлагали ей явиться к ним с миром и дружбой и уже с их позволения править царством своим. А она, будучи женщиной красивой, не решалась поехать ни к кому из них, дабы не быть опозоренной, а посадила на престол своего сына Давида 61, совсем еще юношу, и послала его к военачальнику Бату.
А эти начальники, бывшие вместе с Бачу-ноином на Востоке, которые захватили все области Армении и у которых находились князья грузинские, увидев, что царица грузинская не поехала к ним, а послала своего сына к Бату, недовольные положением вещей, послали [людей] к ромейскому султану Гиатадину и привезли оттуда племянника Русудан, сына грузинского царя Лаша Георгия, которого сама Русудан отправила вместе с дочерью своей, женой сул/316/тана Гиатадина, и тот заключил его в темницу, дабы он не злоумышлял против царствования его тещи 62. И эти привезли его оттуда и отдали ему царство отца его и послали к своему государю-хану для утверждения на царство. Сами же посылали одного за другим гонцов к царице Русудан, [предписывая] ей явиться к ним, хочет она этого или не хочет. То же самое и Бату — он отослал ее сына к хану, а сам звал Русудан явиться к нему.
И она, притесняемая с обеих сторон, приняла смертоносное зелье и покончила с жизнью. [А до того] она написала завещание князю Авагу 63, поручила ему сына своего, если тот вернется от хана.
А они (царевичи) поехали к Гиуг-хану, который любезно принял их 64. И предписал им править царством по порядку: сперва [править] старшему из них — Давиду, сыну Лаша Георгия, а затем, после смерти его (если другой останется жив), — другому Давиду, сыну Русудан, тетки его. А сокровища царские [приказал] разделить на три части: великолепный, бесценный трон, дивную корону, подобной которой не было ни у кого из царей, которая, говорят, принадлежала Хосрову, отцу армянского царя Трдата Великого, и, спрятанная там, сохранилась благодаря неприступности места, [затем] досталась царям грузинским /317/и там и оставалась по сей день 65, — вот эти и другие редкостные ценности послать хану, а остальное поделить между собой. И, вернувшись, они так и [196] сделали при посредничестве Авага, сына Ивана. И восседал Давид, сын Лаша, в городе Тифлисе, а другой Давид — в Сванетии.
ГЛАВА 46
О том, как отправились к хану Смбат, военачальник армянский, и сын султана Гиатадина
Армянский царь Хетум, восседавший в Киликии, послал своего брата, военачальника Смбата, с изысканными дарами к хану. И тот, пройдя с миром долгий путь и будучи с большим почетом принят [ханом], вернулся с громкой славой и доверительной грамотой, дарующей ему множество гаваров и ряд крепостей, принадлежавших прежде царю Левону и отнятых у него после его смерти ,ромейским султаном Аладином 66.
Султан Гиатадин умер, и остались [после него] двое его сыновей юного возраста. Между ними возникло разногласие 67, [тогда] один из них поехал к хану, получил от него царство отца своего и вернулся вместе с армянским полководцем Смбатом /318/. Явились они к Бачу-ноину и другим [татарским] вельможам, и те подтвердили приказ государя своего и предоставили войско для сопровождения их в подвластные им страны.
И когда они достигли города, называемого Езенка, услыхали [весть] о том, что брат султана Гиатадина, став зятем Ласкариса, ромейского царя в Ефесе 68, с его помощью сел на султанский престол в Конии, а брат его с сыном — на исконный престол в Алайе. Побоявшись ехать туда, он остановился там, в Езенке, чтобы посмотреть, чем кончится это дело.
А полководец Смбат поехал в свою страну 69, к своему брату, царю Хетуму.
ГЛАВА 47
О резне, учиненной татарскими войсками в Грузии
В то время когда страна немного оправилась от всепоглощающего пожара, зажженного разбойниками и грабителями, и люди стали уповать скорее на них, чем на бога; когда князья притесняли и обижали бедных и на эти поборы покупали драгоценные одежды и одевались, ели и пи/319/ли и [197] чрезмерно кичились, как обычно делают это тщеславные грузины, бог дал им, не наученным прежним [опытом], возможность сойти с высот своих и познать меру слабости своей. Дьявол поднял против них тех, на кого они надеялись: неожиданно все начальники войска татарского собрались на совет, вооружились и приготовились истребить все подвластное им [население] Армении и Грузии под предлогом, мол, царь грузинский вместе со всеми князьями хочет восстать, собирает войско, придет истребить их, поскольку действительно казалось, все князья стягивали войска своя в Тифлис, к грузинскому царю Давиду.
И когда они (князья) выпили вина, то расхрабрились и некоторые из них, недостаточно благоразумные, стали говорить: «Почему это мы повинуемся им, имея такое большое войско? Давайте нападем внезапно на них, разобьем и сотрем их [с лица земли], возьмем в свои руки страну свою» 70. Но великий ишхан Аваг воспротивился этому намерению, а татарские воины, находившиеся в тех местах, услыхали об этом и сообщили [своим] начальникам. И когда воины князей разъехались каждый к себе, тогда они (татары), вооружившись, хотели истребить всех без исключения. И захватили князей, которых обнаружили в их [владениях], а за теми, кого не было на месте, послали гонцов и потребовали их к себе без промедления 71. А милосердный бог не дал исполниться намерению их до конца, помешал им под таким предлогом. /320/ Один из главных начальников, бывший полководцем всего войска [татарского], которого звали Чагатаем, друг Авага, выступил против вооруженного войска и обратился к нему со словами: «Мы не получали от хана приказа убивать тех, кто покорился и подчинился нам и платит дань хану; еще не установлено точно, действительно ли они восстали. Так если вы их умертвите без причины, сами же ответите хану». Услыхав это, [татары] не стали дознаваться истины.
Мать Авага, которую звали Хошак, поехала к ним, она ручалась за верность своего сына им (татарам), говорила, что сам он скоро приедет к ним. И действительно, вскоре приехал ишхан Аваг и доказал им свою преданность с помощью многих свидетелей. Прибыли к ним также царь Давид и другие князья. [Татары], по обычаю своему, крепко связали всем руки и ноги тонкой бечевой и продержали их в путах три дня, издевались над ними и поносили их за надменность и мятежные думы. Затем, отобрав всех коней и [взяв] выкуп, отпустили их, а сами устремились в [разные] концы Грузии, на гавары, и мятежные и мирные, многих истребили, еще больше угнали в плен, бесчисленное множество мужчин, [198] женщин /321/ и детей было брошено в реку. И случилось это в 698 (1249) году армянского летосчисления.
Потом скончался ишханац-ишхан Аваг 72 и был погребен в Пхиндзаанке, в склепе отца своего Иванэ. Владения его были переданы Закарэ 73 — сыну Шахиншаха, двоюродного брата Авага, поскольку у Авага не было сыновей. Была [у него] только малолетняя дочь и от незаконной связи — малолетний сын, о котором лишь после смерти стали говорить, что он — сын его; его (мальчика) взяла к себе сестра его и воспитывала. Позже, отняв у Закарэ [владения эти], передали их жене Авага, которую звали Гонцей 74.
ГЛАВА 48
О Давиде-обольстителе
Приближается конец света, и в связи с этим умножились предтечи антихристовы, как об этом еще искупитель говорил: когда приблизится конец, «восстанут лжехристы и лжепророки и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных» (Матф., 24, 24; Марк, 13, 22).
Итак, в 699 (1250) году армянского летосчисления случилось следующее: распространилась молва о том, что в пределах Хачена выпал град и вместе с градом на землю посыпалось множество рыб длиною в пядень. Мы сами воочию не видели этого, но мно/322/гие уверяли нас, что сами были очевидцами. Вместе с тем рассказывали опять-таки небылицу, что-то вроде сказки, дескать: «На берегу моря Гегамского есть поселок один, называется он Кот; в пределах того селения, возле горы, нашли полузахороненный труп человека-исполина, одетого в новую одежду, в новой обуви; на груди его у сердца зияла дыра, будто от удара копья, а на ней — немного ваты. Когда вату отнимали [от раны], оттуда сильной [струей] била кровь, если снова прикладывали вату, кровь приостанавливалась. Если прикладывали не свою, а другую, новую вату ?кровь текла, пока не прикладывали прежнюю». Так болтали многие, правда это или ложь — мы не знаем.
Но вот что действительно случилось, так это то, что в тот год явился какой-то заблудший, по имени Давид, движимый, подобно обольстителям Иуде и Фавде (См.: Деяния апостолов, 6, 36 — 37), бесовскими духами.
Есть в области моря Гегаркуни, со стороны Хачена, близ [199] крепости Хандаберд, где бьет горячий источник, селение одно, называемое Тцаром, оттуда и был родом этот человек, из среды бедных и неимущих; сторожил тамошнюю мельницу и тем самым прокармливал себя, жену и детей.
Однажды ночью явился ему дьявол в образе света и осмелился /323/ сказать, мол: «Я — Христос и пришел сделать тебя проповедником своим; я приведу к тебе людей со всех концов, и ты смело клади руку свою на [головы] тех, кто придет к тебе за исцелением. И еще возьми бревно из жома селения вашего, сделай из него крест и воздвигни его у врат церкви». И обучил его многим подобным коварным плутням.
И стал тот проповедовать, мол, Христос явился мне и сказал: «Обрати страну сию и совершай исцеления».
Примкнули к нему и другие. Они стали прославлять его, называли Давидом-отшельником и чудотворцем. Насильно отняв у владельца жома бревно, сделали большущий крест и воздвигли его у церковных врат, приносили ему в жертву бычков и раздавали мясо и кости бычка, щепки с креста, зернышки пшеничные с водяной мельницы в качестве просфоры благословения всем богомольцам, прибывающим сюда со всех сторон. Ибо тот же искуситель, который толкнул его на это, побудил [жителей] всех гаваров пойти навстречу молве: шли мужчины, женщины и дети и даже иереи и азаты, шли также все недужные и больные.
Сначала он ханжествовал и «и у кого ничего не брал. Подобно Лжехристу, проповедовал следующее: «Кто я? Нищий и грешный. Но Христос велел мне проповедовать; поститесь в понедельник и не произносите ругательств, приходите лобызайте меня, и будут вам отпущены грехи и ваши, и [всего] вашего рода до седьмого колена».
/324/ А когда приходили одержимые [нечистым] духом, он брал толстую дубину и ею бил немилосердно [одержимого], ногами наступал ему на горло и приговаривал: «Выходи, собака, выходи, собака, — так приказывает тебе Давид отшельник». Затем говорил беснующемуся: «Ну вот, больше не бойся, ты уже вылечился». И тот уходил, унося в себе тот же порок, еще более усилившийся. И куда бы он ни пошел, кто бы его ни расспрашивал, он не осмеливался сказать: «Я не вылечился», поскольку тот приказал ему: «Как только ты скажешь, что не вылечился, сейчас же дьявол начнет тебя терзать». И хотя он не осмеливался сказать, что не вылечился, было ясно видно, что [бесы] постоянно его терзают. Если прежде он переносил муки в месяц раз и в неделю раз, то после посещения [Давида] они мучили его каждый день.
А когда к нему приходили бесноватые-плясуны 75, он говорил: «Веселитесь и танцуйте передо мной». И они охотно [200] делали это, ибо этот род бесов очень любит игры и пляски. Затем он говорил: «Подойдите облобызайте меня и жену мою и уходите, больше не бойтесь». Прокаженным он говорил: «У нас нет разрешения от бога лечить твою болезнь, но я отпускаю тебе грехи твои за то, что ты пришел ко мне». Относительно увечных и горбатых приказывал четверым держать [больного] — двоим за голову, двоим за ноги — и говорил: «Вытяните и выпрямите его». И те тянули с силой и ломали вое суставы, а человек громко орал от боли. [Давид же], встав, топтал спину и мышцы, а болящий становился как труп бездыханный или же на самом деле умирал. И он говорил о тех, кто умер, мол: «Исполнилось вре/325/мя, отпущенное ему на жизнь, и ему уже нельзя было жить; хорошо, что умер и избавился от горя». А о тех, кои жили полумертвыми и не исцелялись, он говорил: «Нет у них полной веры в нас, поэтому и не исцеляются». Об одержимых, которые умирали, когда он наступал им на горло, он говорил: «Этот давно уже мертв, и только бесы заставляли его двигаться, их-то я нынче и изгнал». Слепым говорил: «Что для тебя лучше — чтобы я раскрыл тебе глаза или отпустил грехи твои, я ведь знаю, что тебе [жить] осталось мало и ты скоро должен умереть». Те отвечали: «Если это так, то лучше отпусти грехи мои». И [Давид] говорил ему: «Я отпустил тебе грехи». Таким вот образом он притягивал мысли всех к себе, вплоть до того, что у него места не хватало для людей. И так как пора была летняя, они выходили на луга и в горы и там проводили время и свершали все эти гнусности; и женщины, которые не осмеливались из-за мужей, родителей и детей у себя дома блудить и развратничать, выходили якобы на богомолье и открыто блудили с кем хотели. Также и дурные мужчины — они делали то же с кем хотели. И шли [туда] с большими /326/ приношениями — золотом и серебром, бычками и баранами. И те, кто ходил туда и возвращался, упрекали тех, кто не был там, гнушались ими, как грешниками, недостойными лицезреть его (Давида). Пришли, прельстившись благами, и присоединились к нему также и иереи. Они жили там, прислуживая ему — мыли ноги и той водой кропили себя и собравшихся.
Сам же он, ханжествуя, у кого бы что бы ни брал, брал лишь через священников — прислужников своих. Владелец селения, перс, получал свою долю с вещей, [жертвуемых Давиду], так как [люди] приносили очень много добра и охотно давали ему. А если кто-нибудь из вардапетов или иереев запрещал ходить к нему или мешал этому, то таких ругали и злословили о них как о завистливых и корыстных людях, мол: «Сами они не могут делать то, что делает он, [201] поэтому и не желают, чтобы святой сей делал благие дела». Тогда великий вардапет Ванакан, проживавший в монастыре Хоранашат, что напротив крепости Ергеванк, написал грозное и обличительное послание: «Почему вы, о христиане, почитаете явление дьявола явлением Христа? Ведь и сатана имеет обыкновение принимать обличье посланца света!» И он отлучил от церкви тех, кто вкусил там нечистого мяса или у кого был кусочек щепки и зер/327/нышко: он приговорил их к сорокадневному посту и пятистам коленопреклонениям, и лишь после этого они могли удостоиться святого причастия. Написали и мы [грамоту] с той же угрозой и анафемой и разослали в разные места 76. То же написал и ахпатский епископ владыка Амазасп.
И так как селение это находилось в их епархии, прибыли туда с крестами и евангелиями епископ Дадиванка владыка Григорэс, вардапет Вардан, которого прозвали Ожар-ворди, а также много священников. Начав полунощницу, поставили посередине обольщенного человека того, надеясь, что, может быть, и выйдет из него нечистый дух. И когда спрашивали его: «Что ты видишь?» — он отвечал: «Когда я падаю ниц на землю, он является мне из-под земли и разговаривает со мной».
Затем епископы и иереи собрались свалить крест, воздвигнутый тем заблудшим. Но поднялась огромная толпа с мечами и дубинами и хотела убить их. И они, выйдя вон из толпы, лрокляли ужасными проклятиями сих дерзких. Позже некоторые ;из них, пожалев [о содеянном], пошли к епископу и иереям, умоляли избавить их от пут проклятия. И выдали им того человека. И когда они уводили его, повстречались им уроженцы Гарни, возвращавшиеся от Великого двора. И человек тот стал умолять их вызволить его от епископа, ведь он, говорил [Давид], сородич их, он тоже уроженец Гарни (так как вначале он /328/ говорил народу, дескать: «Я из рода Аршакидов, и сыновья мои должны стать один — царем, другой — католикосом, и видение святого Саака, возможно, исполнится при них»). Затем епископ выдал его им, потребовав с него клятвы не обольщать больше людей. И так еле-еле было потушено проявившееся зло.
ГЛАВА 49
О дьяволе, который, приняв обличье женщины, сошелся с неким мужчиной
Вардапет Иовсеп, тот, что построил в гаваре Артаз после разорения и опустошения его монастырь при гробнице [202] святого апостола Фаддея, рассказывал нам: «Отправился я в Гохтанский гавар по какому-то делу. В одной деревне мне сказали, что есть, мол, здесь человек, у которого жена — дьявол. А мы, отнесясь с недоверием к сказанному, отправились домой к тому человеку, но не увидели дьявола. А когда спросили человека, тот рассказал нам обстоятельно обо всем: "У меня была жена, она умерла и оставила мне малолетних детей; я сидел и плакал, мол, кто мне вырастит их? Вдруг появилась какая-то женщина и говорит: "Не плачь, я буду тебе женой и выращу детей твоих". И с тех пор она постоянно /329/ у меня дома, готовит нам пищу, делает все, что нам нужно. Я исступленно полюбил ее, и она постоянно имеет сношения со мной. Всю неделю она проводит в безделье, а в четверг прядет три литра пряжи".
А когда я спросил, где она сейчас, он показал пальцем: "Вот она, но видна лишь мне и детям моим, а больше никому. Мы уже довольно долго живем вместе".
Я принялся молиться и читать Евангелие, надеясь отогнать греховный и нечестивый дух. А он (дух) и не беспокоился даже, а сидел [спокойно] и смеялся, как рассказывал мне этот человек. И мы так и не увидели его, встали и ушли».
(пер. Л. А. Ханларян)
Текст воспроизведен по
изданиям: Киракос Гандзакеци. История Армении. М.
Наука. 1976
© текст
- Ханларян Л. А. 1976
© сетевая версия - Тhietmar. 2003
Опубликовано
совместно с проектом
"ArmenianHouse.org"