Библиотека сайта  XIII век

ИОСАФАТ БАРБАРО

ПУТЕШЕСТВИЕ В ТАНУ

Записки Иосафата Барбаро

В конце XV в. крупный политический деятель Венецианской республики, опытный дипломат Иосафат Барбаро написал сочинение о двух своих путешествиях: в Тану (1436—1452 гг.) и в Персию (1473—1479 гг.).

По древнейшей, сохранившейся до наших дней, рукописи ¹ начала XVI в. произведение Барбаро озаглавлено во вкусе того времени длинной фразой: «Здесь начинается рассказ о вещах, виденных и слышанных мною, Иосафатом Барбаро, гражданином Венеции, во время двух моих путешествий — одного в Тану и другого в Персию» (Quivi comenciano le cose vedute et aldite per mi, Iosaphath Barbaro, citadin de Venetia, in do viazi, che io ho fatti — uno ala Tana et uno in Persia). ²

Хотя труд Барбаро задуман как одно сочинение, он предупреждает, что разделит свое повествование на две части: о Тане и о Персии (dividero il parlar mio in due parte; in la prima narrero el viazo mio dala Tana, in la seconda — quello de Persia).

Первая часть отделена от второй такими словами: «Непосредственно за этим следует — имея свое особое начало — вторая часть с изложением всего того, что относится к моему путешествию в Персию» (Seguita, che — tolto uno altro principio — prenda la seconda parte et metta le cose, pertinente al viazo mio de Persia).

Имеется и особое заглавие «Путешествия в Персию»: «Здесь начинается вторая часть, относящаяся к путешествию в Персию, кудa я, Иосафат Барбаро, ездил в качестве посла» (Quivi comenciа la seconda parte, che apartiene al viazo, che io, Iosaphat Barbaro, feci in Persia, come ambassator).

Из сказанного вытекает, что сочинение Барбаро, будучи единым, все же распадается на две части. На первый взгляд они [6] однородно построены и изложены, но это не так. Между обоими «Путешествиями» есть существенная разница.

«Путешествие в Тану» содержит воспоминания молодого купца, занимавшегося торговлей в Тане и объездившего окрестные области Приазовья, Северного Причерноморья и отчасти Кавказа и Поволжья. Это описание степей и их обитателей, татар, географические и этнографические сведения и наблюдения, частичное отражение политики турок и татар, особенности последних лет существования итальянских колоний в Причерноморье.

«Путешествие в Персию» содержит записи посла Венецианской республики, несомненно опирающиеся на его официальные донесения о своей миссии. Это описание сложного и трудного пути в Персию и обратно, отражение некоторых политических моментов и общения с главой государства, география и экономика ряда стран и городов, воспринятая глазами политика. Задача посла состояла в том, чтобы добиться в переговорах цели своего правительства: двинуть силы Персии против турецкого завоевателя.

Эти, казалось бы, отдельные части труда Барбаро, т. е. сочинения о Тане и Персии, своеобразно друг с другом связаны, а именно — между ними имеется и при чтении легко прослеживается постоянное взаимопроникновение. Каждое из них в полной мере самостоятельно, каждое интересно и содержательно по-своему, но для понимания, как того, так и другого полезно и даже необходимо прочесть и помнить их оба. В «Путешествии и Тану» есть рассказы о Персии, в «Путешествии в Персию» встречаются рассказы о Тане. Иногда эпизод, описанный в первом «Путешествии», получает продолжение во втором. Эта свободная манера изложения сближает обе части, порой оживляет и даже украшает их. Приведем некоторые примеры.

В гости к Барбаро в Тану явился знатный татарин по имени Эдельмуг, родственник хана. Барбаро принял его с обильным угощением и подал много вина. Спустя несколько лет к Барбаро явился его давний знакомец Эдельмуг; он привел сына и в знак дружбы отдал его (символически) венецианскому купцу (в сыновья). ³

Через много лет Барбаро вспомнил о своем приемном сыне при следующих обстоятельствах. В конце 1477 г., собираясь вернуться в Венецию по окончании посольства в Персии при дворе Узун Хасана, Барбаро решил двинуться из Тебриза северным, путем, а именно через Кавказ, Татарию и Польшу. У шедших вместе с ним татарских купцов он осведомился об Эдельмуге, и они рассказали ему, что Эдельмуг умер, а его сын Ахмет жив и достиг высокого положения в Орде. Барбаро не попал в [8] Татарию, но он был уверен, что если бы продолжил туда свой путь, то встретил бы у Ахмета наилучший прием. Так, через 35 лет — Барбаро указывает этот срок, и по нему можно рассчитать, что первое знакомство с сыном Эдельмуга в Тане состоялось примерно в 1442 г., — мог произойти весьма трудно представимый случай: встретились бы венецианец и татарин, отделенные друг от друга необозримыми по тем временам расстояниями. ⁴

Своеобразная и очень живо переданная новелла-вставка из «Путешествия в Тану» отразилась и в «Путешествии в Персию», ⁵ причем автор замечает, что он уже писал об этом случае в первой части своего сочинения. Так переплелись сюжеты обоих «Путешествий».

Подобным же образом переплетаются сообщения о татарах: об их жилищах — войлочных кибитках— и способе их устройства; ⁶ об их обычае обращаться со своими делами к правителю и о церемонии приема таких просителей; ⁷ об их торговле.

В рассказе о несметном количестве лошадей в татарских степях Приазовья, откуда их перегоняли на продажу в Персию, Барбаро выступал как наблюдатель исходного момента этой торговли, когда лошади из степей направлялись на юг (вероятно, через Дербент), и заключительного, когда по приходе в Персию они распродавались. ⁸ Нельзя не поверить тому, что венецианец сам видел эту необычную для обитателя тесного итальянского города картину кочевнической жизни, когда он описывает, как продавцы-табунщики вылавливают арканом из табуна тех коней, которых выбрал покупатель. Купцы, гнавшие свои табуны на продажу в Московское государство, обыкновенно присоединялись на время пути к многолюдным и хорошо вооруженным посольствам. Современник Барбаро, Амброджо Контарини, описал, как татарские купцы, присоединившись к русскому послу, гнали табуны лошадей из астраханской степи в Москву, ⁹ а в русских летописях XV в. ¹⁰ есть запись о татарском посольстве к Ивану III летом 1474 г., когда вместе с послом и его свитой шли татарские купцы «с коньми и со иным товаром... а коней продажных было с ними более 40 тысяч, и иного товару много». ¹¹

Рассказ Барбаро о торговле лошадьми, касающийся главным образом Персии, введен только в «Путешествие в Тану», ¹² но [9] бывали и обратные случаи: рассказ о беседе в Тане с татарским послом, вернувшимся из Китая, Барбаро поместил в «Путешествие в Персию». ¹³

С именем другого собеседника Барбаро, Антония (или Петра) Гваско, ¹⁴ генуэзца и уроженца Каффы, который бежал из Крыма после взятия Каффы турками летом 1475 г., добрался через Кавказ до Тебриза и прожил в доме Барбаро три месяца, связаны два рассказа: один о «потере Каффы», о чем Гваско сообщил Барбаро в Тебризе, другой о событиях в этом городе, происшедших уже после отъезда Барбаро оттуда (весной 1478 г.), о которых Гваско, остававшийся в Персии еще несколько лет, рассказал Барбаро уже в Венеции в декабре 1487 г.

Такова показанная на ряде примеров манера Барбаро связывать между собой достаточно обособленные (и хронологически, и тематически) части своего литературного труда. Он писал его уже на закате жизни, храня в памяти оба свои странствия на Восток. Рассказывая о пребывании в молодые годы в Тане, он кое-что обогащает последующим опытом, полученным в Персии, а повествуя о делах и наблюдениях старого уже человека в Персии, он порой обращается к впечатлениям, воспринятым в Тане. Такая именно связь между обоими «Путешествиями» сама по себе показывает, что произведение Барбаро было создано много позднее его поездок и что в нем целостно, хотя и в разделенном виде, отражена одна из глав долгой и активной жизни автора.

Есть еще один прием в изложении Барбаро, своеобразно объединяющий весь его труд. Это рассыпанные по его страницам сравнения с Италией.

Говоря о найденных при «раскопках» Контебe около Таны крупных «бусинах» (paternostri) из обожженной глины, он указывал на их сходство с подобными предметами, которые в «Марке» (т. е. в области Тревизской Марки) прикреплялись к рыболовным сетям. ¹⁵ Говоря о плодородных почвах и богатых урожаях рпшеницы в степях, он вспоминает известный ему сорт пшеницы, произрастающий в падуанском дистрикте (formento... grande come il padovano). ¹⁶ Рассказывая об обычае мордвы навешивать на священное дерево в качестве даров разные меха, он сравнивает это с христианским культовым применением свечей (come nui offerimo candele). ¹⁷ Бритье головы у грузин с оставлением волос вокруг выбритой середины напоминает ему тонзуры [10] католических аббатов, ¹⁸ а лица представителей одного из северокавказских племен он считает похожими на лица своих соотечественников (hanno volti nostrani). ¹⁹ Реку в Киликии Барбаро приравнивает по величине к Бренте, а развалины античного театра там же — к театру в Вероне. ²⁰ Мечеть в Султании вызывает в нем воспоминания о куполах известной венецианской церкви Джованни и Паоло, огромной усыпальницы многих дожей. ²¹

Интересно объяснение Барбаро своеобразных для европейца обозначений туркменских племенных объединений: «Чернобаранные» — «Кара-койюнлу» и «Белобаранные» — «Ак-койюнлу». ²² Оба союза племен вели ожесточенную борьбу один против другого, один за другим образовали державы: сначала державу Кара-койюнлу (с 1410 г.), а после победы белобаранных султанов — державу Ак-койюнлу (с середины XV в.). К туркменским белобаранным падишахам принадлежал Узун Хасан, с которым Барбаро вел переговоры, приехав в Тебриз в качестве венецианского посла. Барбаро рассказывает о «Туркомании», где оставались в силе «Caracoilu», объясняя, что это значит «черные бараны» (castroni neri), и о Персии, где господствовали (при Узун Хасане) «Accoilu» — «белые бараны» (castroni bianchi). Барбаро пишет: «Эти названия у них являются названиями партий, как сказали бы у нас: белая роза и алая роза, или же гвельфы и гибеллины. . .». ²³

Объяснение путем сравнения, конечно, не может быть точно: племенные союзы и выдвигавшиеся ими династии несравнимы с политическими партиями; однако примечательно старание автора объяснить чуждые итальянцу понятия близкими ему названиями политических объединений.

Итак, приведенные примеры — и «перекличка» между некоторыми сюжетами, и сравнения с Италией — показывают внутреннее единство в двухчастном сочинении.

Установление времени и причины его написания дополняют характеристику всей работы Барбаро.

Вернувшись в Венецию из Персии весной 1479 г., Барбаро приступил к запискам о своих путешествиях лишь спустя несколько лет. Как уже сказано, эти записки о двух поездках на Восток — купцом в Тану и послом в Персию — он объединил в одно сочинение в двух частях и написал обе части сразу, одну за другой. Когда же именно был создан этот труд? [11]

После более чем трехлетнего перерыва, последовавшего за доездкой в Персию, Барбаро получил новую должность от венецианского правительства: с 1482 по 1485 г. он — подестa и капитан города Ровиго и генеральный проведитор области Полeзине. В течение этих лет он, конечно, не мог заниматься своими воспоминаниями. Едва ли мог он писать и в 1486 г.: об этом годе он говорит в «Путешествии в Персию» ²⁴ как о прошедшем, передавая рассказ о походе по Северному Кавказу толпы мусульман-фанатиков, сообщенный ему неким доминиканцем Винченцо, каффинцем по происхождению. Барбаро замечает, что Винченцо уже десять месяцев как уехал из тех мест (в рассказе названы Дербент, Тамань, Черкессия, р. Терек), но что он, Барбаро, только что слышал его рассказ (intesi nuovamente). Затем он прибавляет: «questo fu del 1486», — т. e. относит событие, описанное доминиканцем, к уже минувшему 1486 г.

В самом начале своего труда, в предисловии, предваряющем первую часть записок — «Путешествие в Тану», — Барбаро завершает перечень авторов, оставивших записи о своих странствиях, именем Амброджо Контарини. Это указывает, что введение к «Путешествию в Тану» было написано после выхода в свет сочинения Контарини о Персии; первое издание его труда появилось в Венеции в январе 1487 г. ²⁵

В конце «Путешествия в Персию» Барбаро назвал дату — декабрь 1487 г., ²⁶ — когда он беседовал с генуэзцем Гваско, которого знал еще в Тебризе. Теперь Барбаро, вернувшийся из Персии весной 1479 г., расспрашивал его о «новостях в тех местах», т. e. в Персии, откуда, надо думать, и приехал его знакомец, бывший очевидец падения Каффы, а теперь рассказчик о событиях в Тебризе, случившихся уже в правление наследника Узун Хасана. ²⁷ Беседа происходила несомненно в Венеции. Из сообщения Барбаро вытекает, что он либо писал свое сочинение позднее декабря 1487 г., либо кончил его в декабре 1487 г., когда на последних страницах поместил недавно услышанный им рассказ Гваско.

Рамузио, снабжавший, как известно, тексты издаваемых им сочинений вставками (без всякой оговорки) с собственными пояснениями, приписал в конце «Путешествия в Персию», что труд был закончен 21 декабря 1487 г. ²⁸ Остается пока неясным, откуда взята эта точная дата. Ее нет ни в рукописи Марчаны, считающейся древнейшим списком труда Барбаро, ни в альдовском издании 1543 г. [12]

Казалось бы, что не столь уж важно установление времени написания «Путешествия» Барбаро, что нет особенного значения в том, когда именно Барбаро сел за свое сочинение и когда он его закончил — в 1486, 1487 или даже в 1488 г. Интерес к вопросу возникает в связи с двумя моментами исследования: во-первых, определением ценности и происхождения сообщаемых Барбаро сведений о Московской Руси; во-вторых, попыткой сопоставить факты из разных источников, что порой может обогатить результаты изучения.

Обратимся к последнему, а именно к сопоставлению данных, получаемых, с одной стороны, из русских летописей, с другой — из венецианских анналов и венецианских документов, а также из сообщений самого Барбаро. Такое параллельное рассмотрение трех видов источников представляется полезным.

В «Путешествии в Тану» автор, говоря о русских и о Москве, записал несколько слов о дани (tribute), которую русские, как замечает автор, лет двадцать пять тому назад платили татарам за проход (per el passado) своих судов по Волге и которую теперь не платят, так как подчинили себе город Казань (De presente hanno subiugata una terra, chiamata Cassan). ²⁹ Как известно, Казань была взята в результате осады города русскими войсками, длившейся с 18 мая по 9 июля 1487 г. ³⁰ Здесь же летописец сообщает, что весть о победе под Казанью пришла к великому князю Ивану III 20 июля. Когда же она пришла в Венецию, где об этом мог услышать Барбаро?

К сожалению, в Уваровском списке Московского летописного свода конца XV в. сразу после записи о взятии Казани и об извещении об этом великого князя имеется досадный пропуск: утерян целый лист. Издатель Московского свода, акад. М. Н. Тихомиров, не имел возможности восполнить пробел по позднейшему Эрмитажному списку (он дошел до нас в неполном виде: изложение доведено только до 1477 г.). Но для восстановления утерянного текста может послужить другой русский источник — также конца XV в. Это Сокращенный летописный свод 1493 г., в котором под 6996 г. (=1487/88) говорится, что «послал князь велики Ралевых детей, Дмитрия да Мануила, в Рим, и в Венецею, и в Медиолан», а под 6998 г. (=1489/90), что «приде от Рима на Москву брат великие княгини Софьи, именем Андрей, сын Фомин, деспота Аморейского, да с ним вместе приидоша послы великого князя — Дмитрия (надо: Дмитрий) да Мануйло [13] Ивановы, дети Ралева». ³¹ Таким образом, утерянный лист Московского летописного свода содержал запись о посольстве от Ивана III в три крупнейшие города Италии — Рим, Венецию и Милан — и о возвращении послов в Москву. Поездка посольства в Италию и обратно состоялась в 1488—1490 гг.

В Венеции с большим вниманием отнеслись к посольству хорошо там известного великого князя московского: русские послы в торжественной обстановке, в заседании венецианского сената доложили о взятии Казани. Их выступление состоялось 6 сентября 1488 г., ³² т. е. через год и два месяца после победы над Казанью 9 июля 1487 г.

Красноречивым подкреплением этого сведения, полученного из не изданного пока постановления сената, служит свидетельство хорошо информированного автора «Венецианских анналов», ³³ Доменико Малипьеро (1428—1515), современника событий второй половины XV в.

В сентябре 1488 г. он отметил приезд в Венецию двух послов (в сопровождении двадцати конных солдат) от «короля России» (re de Russia). Послы сообщили о победе русских над татарами, выступавшими с войском из 120 тысяч всадников. С этим же [15] сообщением они собирались ехать к папе. В подарок дожу они привезли три связки собольих шкурок и советникам дожа каждому по одной связке. В связке было сорок шкурок. Русских послов поселили на острове св. Георгия, и синьория преподнесла каждому по платью из вытканной золотом ткани и по сто дукатов. ³⁴ Текст Малипьеро о посольстве Ралевых, хотя и изданный более ста лет тому назад, не был как будто замечен специалистами по истории России XV в.

Прибытие в Венецию двух послов, «Ралевых детей», Дмитрия и Мануила Ивановичей, было заметным событием в жизни республики. О нем несомненно знал и Барбаро; он мог даже присутствовать на их выступлении в сенате, так как сам входил в состав венецианского правительства: в 1488—1489 гг. он был одним из так называемых «savi» или «sapientes», ведавших разными областями деятельности сената и особенно областью международных отношений; кроме того, Барбаро был советником дожа Агостино Барбариго (1486—1501).

Представляется весьма вероятным, что сведения Барбаро о городе Казани на Волге, о взимании казанскими татарами дани с проходивших по реке русских судов, затем о прекращении выплаты дани в связи с победой русских и подчинением им Казани были взяты им из рассказов русских послов в Венеции в сентябре 1488 г. Возможно, что и другие материалы о России, Барбаро получил из того же источника и тогда же, т. е. после сентября 1488 г., включил их в свое сочинение.

Итак, из рассмотрения и сопоставления фактов, подобранных из разных источников, следует, что Барбаро написал свой труд в его окончательном виде в конце 1488 или в 1489 г.

Что же побудило старого дипломата спустя десять лет после возвращения из Персии (весной 1479 г.) все же написать о своих странствиях?

В начале «Путешествия в Тану» Барбаро замечает, что он вовсе не собирался оставлять потомству записи о том, что видел и слышал (le cose vedute et udite) в отдаленных краях, где ему довелось побывать. Автора останавливала мысль, что будущие читатели — по большей части люди, которые «вовек не выходили за пределы Венеции», — сочтут выдумкой, преувеличением и даже ложью многое из того, что он должен был бы написать. Таковы действительно были отклики читателей на повествование Марко Поло. Не вспомнил ли и Барбаро об отношении венецианцев к книге его знаменитого соотечественника? Однако нельзя не признать, что, вероятно, не только представление о судьбе труда, [16] посвященного диковинным вещам и явлениям в далеких странах, но и реальная жизнь и поистине кипучая деятельность купца и политика не позволили Барбаро взяться за перо гораздо раньше, чем он это сделал. Но он все же обратился к этому занятию и даже объяснил причину, побудившую его писать. Он заглянул в труды своих предшественников, как древних — таких, как Плиний, Помпоний Мела, Страбон и др., — так и более поздних, как Марко Поло, и даже современных, как Пьеро Кверини и Амброджо Контарини, венецианских послов, подобных ему самому. Он убедился, что они писали о самых невероятных вещах — и все же писали. Тогда же побудили его и просьбы (preghiere) лица, «имеющего власть ему приказывать»: он написал свое сочинение и убедился, что кроме славы божией, о которой обычно не забывал средневековый человек, оно послужит на пользу другим путешественникам, особенно тем, которые поедут в те самые, описанные им, места и будут там заниматься делами, нужными его отечеству.

Барбаро не называет имени человека, который уговорил его писать. Предположительно этим человеком мог быть кто-либо из братьев Барбариго, ставших дожами один за другим в 1485—1486 и в 1486—1501 гг.

Старший брат, Марко Барбариго, спокойный и добродушный (таким его описал Марино Санудо Младший), ³⁵ правил недолго и едва ли успел себя проявить. Надпись на его портрете в зале Большого Совета гласит, что он охранял родину от чумы, войны и голода, соблюдал правосудие, но «большего дать не смог» (plus dare non potui) (текст надписи составлен от первого лица) Значительно дольше правил его брат, дож Агостино Барбариго, человек властный и жестокий, скупой и неприятный. Малипьеро, записи которого пестрят именами, не назвал имени Иосафата Барбаро ни среди savi (sapientes), ни среди советников дожа, хотя Барбаро был и тем и другим в 1486—1489 гг. Не подразумевал ли Барбаро под лицом, которое могло ему приказывать, того или другого из Барбариго, братьев-дожей? Был ли это бессильный уже старик Марко (обвинивший, как записал Санудо, своего брата в том, что он жадно ждет его смерти) ³⁶ или же самоуверенный и крепкий Агостино? Пожалуй, это был второй брат, так как Барбаро употребил настоящее время глагола — «chi mi puo comandare» — и в числе целей своего сочинения назвал удовольствие, удовлетворение (convento) этого человека, что едва ли могло [17] относиться к умершему. Дож Агостино Барбариго в начале своего правления (надо думать, из политических соображений) побудил, по-видимому, своего советника Иосафата Барбаро написать о двух его путешествиях на Восток — в Тану и в Персию.

Отметим, между прочим, что в сборнике (Viaggi fatti da Ve-netia... 1543 г.), где впервые, как полагают, был издан труд Барбаро, есть посвящение мессеру Антонио Барбариго, сыну Джован Луиджи Барбариго, от издателя сборника, Антонио Мануцио. ³⁷ Так или иначе, но появление труда Барбаро — как в виде рукописи, созданной незадолго до смерти автора, так и в виде напечатанного произведения спустя полвека после его кончины — связано с фамилией Барбариго. Конечно, могла быть и совершенно иная связь, но в таком случае угадать ее посредством исторических сопоставлений невозможно.

Повествование Барбаро в его труде «Путешествие в Тану» не течет с ясной последовательностью, но неоднократно перебивается многими вставными эпизодами и некоторыми отступлениями в сторону местной истории. Тем не менее, при внимательном чтении, — чего неизбежно требует произведение, написанное почти пять столетий тому назад, — вырисовывается план, положенный в основу записей автора.

Находясь в Тане ³⁸ многие годы, Барбаро хорошо ознакомился с окружающим ее краем ³⁹ — и описал его в известном порядке, полагая, что это удобно для читателя. ⁴⁰ Тану он взял за исходный пункт, из которого в своем описании он двигался по двум направлениям, держась берегов сначала Азовского, затем Черного моря; иначе говоря, он шел из Таны налево, в общем к востоку, а потом из Таны направо, в общем к западу. Движение к востоку автор ограничил южными пределами Мингрелии (§ 41), а движение к западу — Днепром (§§ 6 и 45). По этим двум направлениям описаны побережья Прикубанья, Кавказа и Крыма.

К Тане и к Нижнему Дону примыкала степь (la pianura de Tartaria, la campagnia deserta). Ей Барбаро уделил особое внимание, заметное на протяжении всего сочинения.

Тана была связана с Нижним Поволжьем, хотя во времена пребывания Барбаро в Тане ее связи с Астраханью и с Сараем были слабее, чем в XIV в. [18]

Наконец, от Волги, по которой постоянно плавали русские (§ 53), Барбаро сделал переход к рассказу о России и присоединил к своим запискам еще изолированный экскурс о Грузии.

По этим линиям развернут план сочинения; на его канве выделяются главные темы автора и выступает содержание всего труда.

I. — Вступление (§§ 2—3) Барбаро начал с рассуждения о Земле, о ее малом размере по сравнению со Вселенной и о ее чрезвычайной величине по сравнению с человеком. Нет ни одного представителя рода людского, которому удалось бы видеть всю Землю; даже малую ее часть смогли обозреть лишь немногие. Среди этих немногих больше всего купцов (mercadanti) и мореплавателей (homini dati alla marinarezza), а среди купцов и моряков больше всего венецианцев — им и принадлежит первенствующее место в исследованиях Земли. К таким венецианцам — открывателям Земли — автор причисляет себя, признавая, однако, заслуги своих предшественников, имена которых — от Геродота до Контарини — он перечисляет.

II. —Весьма разработана автором тема, касающаяся татар, создающая неотъемлемый от Таны и характерный ее фон (§§ 5, 13—40, 46—50, 52, 57, 59). Помимо описаний религии, суда, способов передвижения и путей, скотоводства, охоты, военного дела, торговли, ремесла, питания и даже (частичного) земледелия, автор оживляет эту тему эпизодами, которые сохранила его память и которые имеют характер новелл — правда, очень коротких, но вносящих черты конкретности и образности. Это рассказ о знакомстве Барбаро с Эдельмугом (§ 23); о нападении татар (с ними был и Барбаро) на черкесов (§ 29); о зажаренном щегле (§ 33); о татарине — нареченном сыне Барбаро (§§ 38—39); об освобождении в Венеции двух рабов-татар из Таны (§ 40). Очень ценны записи о впечатлениях от отдельных проходивших перед глазами явлений, таких, как движение огромной орды около Таны (§§ 19—21), переправа масс татар через Дон (§ 37), прием у татарского царевича (§ 17), татарский лагерь (§ 30), торговля лошадьми, верблюдами, рогатым скотом (§ 34) и т. д. Наряду с этим в данную тему включены рассказы о разных исторических фактах, освещены некоторые моменты истории татар. Это упоминание о Едигее и его сыне Наурузе, о хане Улуг-Мехмеде, о царевиче Кичик-Мехмеде (§§ 13—14); о соперничестве хана с царевичем, окончившемся победой второго, о внуке Улуг-Мехмеда и его орде на Волге (§ 36); о татарском управлении Крымом (§ 46); о событиях, связанных с падением генуэзской Каффы, и о Менгли Гирее (§§ 47—50).

III. —Важной темой являются черты жизни стран вокруг Таны. Барбаро объездил их сам, он приводит — хотя и очень кратко—свидетельства очевидца. Он прекрасно знал Северное Причерноморье, Приазовье, Кавказскую ривьеру (позднее, отправившись из Тебриза на север, он узнал и внутренний [19] Кавказ). К рассказу о поездке по Мингрелии (§ 43) следовало бы присоединить рассказ о Грузии (§ 62), помещенный оторванно от всего сочинения, в самом конце «Путешествия в Тану». Жаль, что Барбаро не отразил в своих записях облика Кафы — крупнейшего итальянского города на Черном море, с сильным местным колоритом. Это отчасти понятно — венецианец сторонился всего генуэзского и всегда чувствовал в генуэзцах своих непримиримых врагов.

IV. Определенно слабо освещена и вовсе не отвечает ни маршруту автора, ни заглавию его произведения тема Москвы в соединении с сухим и минимальным описанием пути оттуда на запад.

Таков план и такова разработка сочинения Иосафата Барбаро.

Мнение Барбаро относительно степени полноты материала и подробности описаний в сочинениях, подобных его запискам, выражено им следующими словами: «Кто пожелал бы отметить полностью все вещи, достойные быть отмеченными, оказался бы перед трудным делом, и ему пришлось бы кое-когда прибегать к речам, которые могли бы вызвать чуть ли не недоверие. Поэтому я отмечу лишь часть [подобных диковин], а остальное предпочту отдать на попечение писателям более прилежным или же исследователям (ad indagatori) более любознательным, чем я, в отношении таких вещей, встречающихся на земле». Так писал Барбаро в своем сочинении «Путешествие в Персию».

Оригинальный итальянский текст «Путешествия в Тану» (Viaggio alla Tana) дается по древнейшей из существующих рукописи обоих «Путешествий» Барбаро. Рукопись хранится в Венеции, в Библиотеке св. Марка (Biblioteca Nazionale di san Marco (сокращенно — Marciana), шифр: Mss italiani, cl. 6, № 210, collocazione 5913).

Рукопись имеет 26 листов (52 страницы) по 20-22 строки на странице. Текст написан мелким, сжатым книжным курсивом, типичным для начала XVI в., и не представляет трудностей для прочтения. Сокращений в письме немного, и они обычны. Переписчик допустил несколько пропусков слов, некоторые описки и пропуски отдельных букв (все это отмечено в подстрочных примечаниях к итальянскому тексту); вообще весь текст написан аккуратно, см. рис.1, 2, 3.

Ввиду того, что Барбаро создал свое сочинение едва ли ранее 1488 г. и, вероятно, не позднее 1492 г., когда, уже больной, он составлял завещание, рукопись Библиотеки св. Марка действительно могла быть первым чистовым списком его труда, сделанным вскоре после написания. Наиболее же ранним изданием, как было сказано выше, считают издание 1543 г. Текст этого издания несколько корректирован по сравнению с текстом рукописи из «Марчаны». [21]

* * *

До сих пор полагают, что впервые сочинение Иосафата Барбаро, «Путешествия в Тану и в Персию», было напечатано в Венеции, в 1543 г., в типографии знаменитых издателей Мануциев. ⁴¹ Других, более ранних изданий пока не обнаружено. Это небольшая книжка, форматом in 8°. На ее титульном листе и на завершающей странице помещены знаки типографии Альда Мануция в виде якоря с обвивающим его дельфином (ancora aldina) и с пятью буквами имени главы поколения Мануциев — Aldus. Дата издания отмечена как на титульном листе (In Vinegia MDXLIII), так и в конце текста (In Vinegia nell'anno MDXLIII nelle case de'figliuoli di Aldo). Шрифт — курсивный, красивый шрифт многих альдовских изданий. Полное ее заглавие таково:

«Viaggi fatti da Vinetia alla Tana, in Persia, in India et in Costan-tinopoli: con la descrittione particolare di citta, luoghi, siti, costumi, et della Porta del gran Turco: et di tutte le intrate, spese, et modo di governo suo, et della ultima impresa contra Portoghesi. In Vinegia MDXLIII».

Книга представляет собой сборник сочинений путешественников-венецианцев; в оглавлении перечислены семь названий. Сначала — раздельные названия двух частей сочинения Иосафата Барбаро: «Путешествие в Тану» и «Путешествие в Персию». ⁴² Вслед за ними помещено сочинение Амброджо Контарини «Путешествие в Персию». ⁴³ Затем следуют путешествия XVI в.: три в Индию ⁴⁴ и одно из Венеции в Константинополь. ⁴⁵ [22]

Описанный сборник «Viaggi fatti da Vinetia» 1543 г. содержит довольно пространное посвящение мессеру Антонио Барбариго, сыну мессера Джован Луиджи Барбариго, от имени издателя, Антония Мануция.

Издание 1543 г. является редкой книгой; ⁴⁶ оно было повторено в 1545 г.

Второе издание сочинения Барбаро появилось в 1559 г., будучи снова включено в сборник рассказов о путешествиях, подобранных венецианцем Джанбаттиста Рамузио (1485—1547); это издание увидело свет лишь после его смерти. ⁴⁷ Впоследствии второй том Рамузиева собрания выходил повторно, несколько раз в XVI и XVII вв.

Издание Рамузио было всегда самым известным, самым популярным и самым доступным в отношении текстов таких сочинений, как «Путешествия» Барбаро и Контарини; их труды, наряду с трудами многих других авторов (Марко Поло, затем Альберто Кампензе, Павел Иовий, Джордже Интериано, Пьетро Квирини и др.), вошли во второй том «Navigationi et Viaggi». Однако, несмотря на увлеченность делом отыскания, изучения и издания произведений, расширяющих познания по географии, Рамузио не отличался — это было в стиле его времени — необходимой осторожностью в обращении с текстами своих авторов (впрочем, бережное отношение к тексту стало общеобязательно не более чем в течение последней сотни лет). Всецело поглощенный культурно-пропагандистскими целями, желанием сделать свои издания доступными и понятными, он вводил в текст издаваемых им авторов — причем без всякой оговорки — свои собственные пояснения и даже добавления, часто заменял диалектные выражения и слова литературными, считая их более понятными широкому кругу читателей. ⁴⁸ Иногда Рамузио вносил поправки явных [24] ошибок, что, конечно, было полезно. ⁴⁹ В альдовском издании и в рукописи текст «Путешествия в Тану» (равно как и «Путешествия в Персию») сплошной, без какого-либо деления. В издании Рамузио этот текст поделен на 13 глав, которые снабжены многословными и не совсем соответствующими содержанию заглавиями. Таким образом, сочинение Барбаро в том виде, в каком оно представлено на страницах второго тома собрания Рамузио, не полностью отвечает авторскому тексту.

Сочинение Барбаро не привлекло внимания издателей после издания Рамузио, так что до сих пор чаще всего пользуются текстом «Путешествий», напечатанным во втором томе «Navigationi et Viaggi».

Переводы трудов Барбаро крайне скудны. В 1873 г. в Лондоне вышла — в серии Общества имени Хэклута (Hakluyt, Society) — книга под названием «Travels to Tana and Persia», содержащая английский перевод произведений Барбаро и Контарини. Вот полное заглавие этого издания: Travels to Tana and Persia by Josafa Barbaro and Ambrogio Contarini. Translated from the Italian by William Thomas, clerk of the Council to Edward VI, and by S. A. Roy, esq. London, 1873. Редакция решила издать труды Барбаро не в современном (XIX в.) переводе, а в своеобразном старинном переводе (the quaint old translation) английского писателя Уилльяма Томаса, умершего в 1553 г. Издатели высоко ценили его хороший английский язык XVI в. Томас долго жил в Италии и там, вероятно, сделал переводы как «Путешествия в Тану», так и «Путешествия в Персию». Свою работу он посвятил английскому королю Эдуарду VI. Перевод Томаса заслуживает похвалы; ⁵⁰ он лучше русского перевода, сделанного в 30-х годах XIX в. В. Н. Семеновым. [25]

Из трудов Барбаро В. И. Семенов опубликовал в своем переводе только «Путешествие в Тану», ⁵¹ приложив к нему итальянский текст этого произведения, перепечатанный из второго тома «Navigationi et Viaggi» Рамуэио, и сопроводив его объяснительными примечаниями. Семенов был довольно своеобразным переводчиком. Он много лет служил цензором в составе так называемого «Ценсурного Комитета» при Министерстве внутренних дел, т. е. действовал в реакционной атмосфере царствования Николая I. Семенов был другом M. П. Погодина и вращался, по-видимому, в интеллигентной среде, ⁵² но едва ли был подготовлен к работе над средневековыми источниками. Сам он так охарактеризовал себя в предисловии к «Библиотеке иностранных писателей о России»: «Поприще историческое совершенно для меня ново... в переводах старался я везде держаться сколь можно ближе подлинника... В исторических же примечаниях, составляющих обыкновенно труднейшую и самую невидную часть творения ученого, заменял я по возможности осторожностью в выборе сообщаемых сведений скудость собственных познаний». Правда, Семенов отмечает (в обращении «К читателям»), что пользовался помощью ученых, ⁵³ которые облегчили ему «тягость исторических изысканий, трудных по существу своему и почти вовсе для меня новых». Эта помощь не спасла работу Семенова от многочисленных погрешностей и ошибок, что, впрочем, мало смущало русских исследователей ряда поколений: они пользовались этим устаревшим, неточным переводом и примечаниями к нему в течение более чем 130 лет, причем не упоминали и не привлекали — хотя бы для сравнения — еще один полный русский перевод «Путешествия в Тану» Иосафата Барбаро, появившийся в печати на пять лет раньше семеновского. В журнале «Сын отечества» (в четырех выпусках, в отделе «Путешествия») был издан анонимный перевод сочинения Барбаро, не сопровожденный никакими пояснениями. ⁵⁴ Этот перевод, местами [26] недостаточно близкий к оригиналу (примеры чего имеются на каждом шагу и у Семенова), сделан все же, вероятно, с текста, напечатанного во втором томе собрания Рамузио; что же касается ошибок и случаев непонимания, то их не меньше, чем у Семенова. ⁵⁵

Ввиду устарелости как анонимного (1831 г.), так и семеновского (1836 г.) переводов нет надобности сравнивать их и решать, который из них лучше. Для научной работы нашего времени ни тот, ни другой не годятся. Однако, принимая во внимание известность и распространение семеновского перевода, который, быть может, не сразу будет заменен ныне издаваемым новым, уместно показать для примера некоторые его недочеты и ошибки.

Семенов нередко опускает то, что представляет для него трудность. Например, Барбаро пишет ⁵⁶ о татарском правителе степной части Крыма, которому платила дань генуэзская Каффа. Степные пространства названы «la campagna». Этим словом генуэзцы и венецианцы обычно называли причерноморские степи. Семенов в переводе просто опустил это слово, что в дальнейшем послужило причиной ошибки у позднейших историков. ⁵⁷

Хорошо известны описания, сделанные и Контарини и Барбаро, ⁵⁸ московского мясного рынка на льду Москвы-реки в пределах города. Здесь в огромном количестве выставлялись на продажу цельные замороженные туши коров и свиней; будучи твердыми, как камень, они стояли на ногах (in piedi). В переводе же [27] Семенова это своеобразное зрелище на рынке приобрело комические черты: «Любо смотреть на это огромное стадо мерзлой скотины, совершенно уже ободранной и стоящей на льду на задних ногах». ⁵⁹ Почувствовав, по-видимому, некоторый недостаток в приведенной фразе (у Контарини), переводчик убрал в соответственном месте сочинения Барбаро (§ 55) смешные слова «на задних ногах» и оставил без перевода слова «messi in piedi». ⁶⁰

Есть у Семенова недочеты и в области исторической географии. В «Путешествии в Тану» «Tumen» он не счел за Тамань, ⁶¹ хотя «Tumen» названа вместе с «Githercan», т. е. с Астраханью, а также с Волгой. Название же «Soria» у Контарини, тоже связанное с «Githercan» — Астраханью, он понял как «Тана» (?), тогда как это — татарская столица Сарай. ⁶² Этими неточностями в переводе Семенова и были закреплены две существенные ошибки.

Неверно понято Семеновым также сообщение Барбаро о Готии в Крыму. Барбаро правильно указал, что «далее за островом Каффы» лежит Готия, которая тянется вдоль берега «Великого» моря. ⁶³ Слово «dreto» ( = dietro — позади, далее за) сказано с точки зрения человека, смотрящего с востока на запад от Керченского пролива. На переднем плане перед ним Каффа и восточная часть всего полуострова, далее тянется по морскому побережью Готия. Соответственно переводу и примечанию Семенова получается, что Готия находится вне Таврики, тогда как крымские готы, образовавшие государство Феодоро, никогда не распространялись даже на крымские степи.

Примеры подобных ошибок и неточностей можно умножить. Отсюда вывод: пришло время заменить перевод Семенова новым переводом труда Иосафата Барбаро.

О нем писали мало; нет монографий, почти нет и статей, ⁶⁴ хотя имя его помещается во всех итальянских энциклопедиях, в работах по истории географии, в обзорах литературы о средневековых путешественниках и их записках.

Более ста лет тому назад издатель донесений Барбаро венецианскому сенату, итальянский ученый Энрико Корне, обратил [28] внимание на какое-то «пренебрежение» (la noncuranza) к Барбаро со стороны историков и пытался объяснить это чрезмерной краткостью и сухой сдержанностью произведений этого автора (la riservatezza usata dal Barbaro). ⁶⁵ Едва ли эта черта в сочинениях Барбаро — если вообще она верно подмечена — послужила причиной малого к нему внимания, но действительно сведения о нем, более или менее систематически изученные, сосредоточены всего лишь в одной статье итальянца Никколo ди Ленна, напечатавшего ее в 1914 г.

Это обстоятельная работа, в которой обрисованы все периоды жизни и этапы деятельности Иосафата Барбаро. Автор использовал данные многих документов (шесть из них он издал в приложении к статье) ⁶⁶ и оба сочинения Барбаро. На них он построил свое исследование. Большое внимание он уделил географическим сведениям из «Путешествий» Барбаро, дав комментарий к географическим названиям, встречающимся в его трудах. Несмотря на ряд неточностей и некоторые ошибки, ⁶⁷ этот комментарий полезен, как полезна и вся статья в целом.

Весьма бедна приложенная к статье библиография. Кроме указания на две рукописи трудов Барбаро (из «Raccolta Соrrеr» и из «Biblioteca Marciana», обе XVI в.) и на два издания XVI в. (издание Антония Мануция 1543 г. и второй том «Navigationi et viaggi» Дж. Батт. Рамузио), перечислены три перевода (латинский 1601 г., французский 1735 г. — оба несовершенные, — и английский XVI в., изданный в 1873 г.) и семь названий книг, в которых говорится о Барбаро (книги напечатаны между 1752 и 1891 гг.). И это все, что мог назвать автор специальной статьи о Барбаро. Теперь, спустя более полувека после появления работ ди Леннa, стало больше соответственных книг общего содержания, ⁶⁸ но специальных исследований не появилось.

Текст воспроизведен по изданию: Барбаро и Контарини о России. М. Наука. 1971

© текст - Скржинская Е. Ч. 1971
© сетевая версия - Тhietmar. 2004
© OCR - bmb52. 2004
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Наука. 1971