О наступлении правителя Бадахшана и правителя Хисара Шадмана для оказания помощи Дин-Мухаммад-султану

Рассказ об этом событии следующий. Дин-Мухаммад-султан, чтобы выйти из такого бедственного положения, все время посылал человека к Баба-султану, к правителю Бадахшана Шах-Сулайману и правителю Хисара Хашим-султану. [154] Он просил у них помощи. Согласно его просьбе Шах-Сулайман и Хашим-султан, забыв о предусмотрительности, благоразумии, с огромным войском, с не поддающейся определению, многочисленной [ратью] выступили против его величества [Абдулла-хана], прибыли в Хульм ³⁰² и остановились в той местности. Они назначили в авангард отряд кровожадных храбрецов, бесстрашных смельчаков, которые были зачинщиками мятежа и смуты и [были] одержимы страстью к упрямству, к мятежу, и послали [их] в разные стороны для совершения набега. Этот отряд дошел до окраин Сияхджирда ³⁰³, который входит в состав земель, подвластных Балхскому вилайету, и вступил на путь грабежа и захвата добычи. Они забрали весь скот, который нашли в этих краях, и повернули поводья назад.

Когда весть об этом случае дошла до благословенного слуха хакана [Абдулла-хана], у которого звезда счастья ярка, как солнце, он вызвал столпов государства и вельмож и советовался об устранении этого бедствия. Некоторые имели честь заявить следующее: “Представляется правильным оставить [хану] нескольких братьев с отрядом эмиров вокруг крепости, а самому [собственной] благословенной особой идти на отражение врага”. Другие из ханских эмиров, украсив речь похвалой его величеству могущественному государю, [произнесли]: “Государь, величественный, как Искандар, а да будет он повелителем мира /188а/ и могущественным владыкой [различных] категорий людей, [весть] о достоинстве и величии [Вашем] дошла до макушки Сатурна. Слава о державе Вашего величества донеслась до слуха сидящих в [отдаленных] уголках [отшельников] на земле и до находящихся в небесных кельях [ангелов].

Стихи

Нет необходимости [государю] направлять поводья, покоряющие мир, ко всякой битве для восстановления мира. Выполнение такого рода дел, устранение трудностей следует поручить нижайшему слуге, который допускается к приему во дворце, имеет доступ ко двору. Надлежит издать непреложный приказ о том, чтобы благодаря силе могущественной державы, благословению светлых дней в покорении и истреблении врагов державы, в наказании врагов страны и народа было приложено такое старание, чтобы это навеки запечатлелось на челе луны и солнца и память об исключительной преданности того [лица] сохранилась бы на лике времени до исчезновения мира”.

Поскольку это заявление было принято [ханом], последовал ханский приказ, которому повинуется [весь] мир, чтобы Аким чухра-агаси с [воинами] — чухра правого крыла, которые в проявлении мужества и отваги были выдающимися в [свое] время, единственными [в эту] эпоху, взялся за исполнение этого важного дела. Согласно приказу эмир Аким приготовил военное снаряжение и оружие и с тремястами всадников-меченосцев и воинов-копьеносцев пошел на истребление вероломного [вражеского] войска.

Когда враги случайно узнали о наступлении победоносного войска, от растерянности, в смущении они поневоле оставили коров и овец, которых захватили в Сияхгирде, и поспешили в долину бегства.

После того как [Аким] чухра-агаси прибыл в Сияхгирд и узнал о бегстве врагов, он, уповая на помощь милости предвечного [бога], надеясь на силу [155] счастья могущественного [Абдулла-хана], помчался в погоню за толпой несчастных [врагов]. До наступления утренней зари он догнал этот храбрый отряд, это мстительное подразделение [вражеского войска]. Блестящим мечом он смыл со страниц вечности письмена о существовании многих из них. Изложение этого события в краткой форме следующее. В то время, когда победоносное войско, мстительный [отряд] войск [Абдулла-хана] направился к той несчастной толпе [врагов], тот [вражеский] отряд спал беспечным сном, отдыхал на подушке спокойствия на берегу Аму. Узнав о прибытии войск, подобных небу, ввиду сильной растерянности /188б/ они в тревоге проснулись ото сна и, прилагая последние усилия, находясь напротив него, вооружились и оснастились. Аким-бий тотчас же тронул коня, [несущего] бедствие [врагу], повел наступление и вступил в битву с ними (т. е. врагами).

При [виде] исключительной храбрости, мужества и отваги победоносного войска врагов обуял страх, от сильного испуга, ужаса, безмерного смятения сердца врагов охватило волнение и растерянность. Несмотря на то, что несчастные враги, проявляя мужество, сражались, вели бои по всем правилам, стояли твердой ногой на стоянке битв и побоищ, многие из этих несчастливцев, у которых в голове был ветер кичливости, свалились с ног и сложили головы в земле уничижения. Наконец от страха перед храбрым войском они направились в долину бегства, тронули коней бегства и вступили на путь отступления, рассеялись, словно буквы алфавита. Некоторые [из них] были сожжены огнем смерти, некоторые бросились в реку и утонули в пучине небытия.

Месневи

Сердцами врагов овладел беспредельный страх и ужас, [несмотря на то, что у них] было много снаряжения и оружия и они обращались за помощью [к своим союзникам]. [Увлеченные] пустой фантазией, они считали себя борцами на поле брани, единственными на ристалище битв и сражений. Эта несчастная толпа врагов потерпела поражение. Отказавшись от кичливости и самомнения, ухватилась за подол отступления и бегства, избрав путь бегства по пустыне бедствия, по страшной степи, растерянные, они посыпали голову [своей] судьбы прахом поражения и пошли по пути бегства.

Когда войско врагов потерпело поражение, было разгромлено, решительно обратилось в бегство, победоносное войско [Абдулла-хана] наподобие утреннего ветра пошло преследовать врагов, многих из них они убили безжалостным мечом. Они захватили огромное количество пленных и привели [156] их к подножию трона, достойного халифа. По исключительному милосердию его величество [Абдулла-хан] отпустил пленных, одарив халатами. /189а/ По [своей] исключительной благожелательности [хан] отличил почетным халатом и золотым поясом великого, храброго Аким чухра-агаси, который на поле битвы снискал славу, обласкал его огромными милостями, повысил в должности.

В то время, когда войска Бадахшана и Хисара Шадмана, растерянные и взволнованные, отступили, поспешно прибыл из Самарканда Абу-л-Хайр-султан для оказания помощи войску могущественного [Абдулла-хана] Он был встречен с полным почетом его величеством. [До этого] его воины, избрав путь мятежа, смут, упрямства и упорства, идя шагами господства по пути обмана, подняли руки грабежа и захвата в некоторых пригородах Балха. Несмотря на эти недостойные поступки, на непристойные дела, его величество [Абдулла-хан] оказал царские милости Абу-л-Хайру, наделил [его] царскими дарами, разрешил вернуться [к себе] и отправил в Самарканд.

О том, как из крепости Хиндуван выступили пехотинцы и как они были взяты в плен воинами чухра-агаси

Правитель Бадахшана Шах-Сулайман, а также Хашим-султан с прочими [воинами] из Хисара отступили. Они отказались от мятежа и сражения и поспешили в долину бегства. После этого победоносные воины несколько раз приходили ко двору [Абдулла-хана], подобному небу, и, преклонив колени учтивости к земле покорности, [обращались] со следующей просьбой: “Со всех сторон обрушимся на крепость и цитадель и, вцепившись в подол башен и стен крепости, поднимемся на крепостной вал и зубцы крепостных стен”. Его величество [Абдулла-хан] по исключительному милосердию, состраданию и человечности, которые были заложены в нем, не соглашался с этим. Каждый раз, удерживая их, он с настойчивостью, [свойственной] государям, и терпеливостью, языком красноречия [заявлял]: “Не торопитесь, быть может, эти безумцы отрезвятся от [опьянения] вином беспечности, войдут через двери просьбы о прощении и извинении и согласятся сдать город слугам нашего двора. В настоящее время осада города затянулась, захват крепости оказался в сфере промедления не из-за нашего бессилия и недостатков, а в интересах благополучия подданных и /189б/ государства. Если [город] будет взят насильно, то, согласно стиху Корана: „Цари, когда входят в селение, грабят его и делают славных из его жителей униженными" ³⁰⁴, как бы этот вилайет окончательно не разрушился. От ударов победоносного войска населению будет причинен ущерб”.

Что же касается жителей крепости, они обрадовались прибытию войск из Бадахшана и Хисара Шадмана. Получив новые силы, они стали смелыми, посыпав голову державы прахом ничтожества, они настояли на вражде. Время от времени, поднявшись на стены и башни крепости, они сбрасывали много камней, словно капли дождя, на победоносное войско. Победоносные воины государя — покорителя мира языком стрел доводили до слуха врагов содержание [стиха]: “Захватит вас смерть, если бы вы были даже в воздвигнутых башнях” ³⁰⁵. Изредка выступали из крепости всадники и пехотинцы и завязывали битву. Победоносные храбрецы [Абдулла-хана], вступив на путь смелости, отражали нападение врагов.

Невзгоды жителей крепости достигли крайней степени, бедственное положение людей дошло до предела. [157]

В четверг 20-го раби' I ранним утром Джамшид-солнце тронул пегого коня небосвода, одержав победу над войском темноты, он рассеял полчища звезд.

Стихи

тогда триста храбрых копьеносцев, воинов-меченосцев, вооруженных для битвы, сошли [с коней] и с внутренней стороны крепости открыли ворота Чахартак. Они выступили с намерением приобрести некоторое количество овец и направились в долину захвата. Подняв копья мести, [положив] на плечи мечи, поднимающие мятеж, не обращая внимания на натиск войска [Абдулла-хана], многочисленного, как звезды, они пошли, [чтобы, прибегнув] к хитрости, совершить воровство.

Когда воины [Абдулла-хана], подобные небу, узнали об этом, из их числа Назар чухра-агаси, который в проявлении мужества и отваги, по [своему] уму и проницательности не имеет себе равных в эту эпоху, надел кольчугу решительности, подняв могучие руки, тронул коня, объехавшего пустыню, с намерением воевать, с решимостью сражаться. Он пошел в погоню за врагом. Победоносное войско настигло врагов еще до того, /190а/ как те, совершив налет, успели вернуться назад, войти в крепость и ввести в сферу обладания некоторое количество [угнанных ими] овец. [Стороны] обрушились друг на друга и стали поражать друг друга мечом.

Месневи

Страх, [испытываемый] в тот день, скорбь [при виде] этого события, раздирающая душу, были такими, что солнце от страха перед мечом храбрецов покрыло голову щитом. От удивления, [вызванного] этой битвой, от величия этого сражения взволновалось и растерялось небо. Зажегся огонь битвы и сражения, [взлетели] искры войны, разгорелся сильный [огонь]. Лязг блестящего меча, звуки ударов, наносимых сверкающим копьем, свист стрел, пробивающих кремень, вознеслись к апогею вращающегося неба.

Солнце господства врагов с центра неба счастья и благоденствия сошло вниз, закатилось. Эта несчастная толпа отступила с поля битвы, разбитая, потерпевшая поражение, расстроенная, униженная, поспешила в крепость. [158] Тайный, но несомненно существующий глас донес до отрядов вражеских войск раздирающий душу крик: “Смерть, смерть!” Разрушающая [все] наслаждения [смерть] передала в руки этой бесславной толпы чашу смерти.

Месневи

Победоносные воины предали грозному мечу многих из этой мятежной толпы. Они взяли в плен около ста человек и привели [их] к подножию трона, подобного Сатурну. Его величество [Абдулла-хан] приказал убить эту несчастную толпу мечом мести. Он одарил храброго господина Назар чухра-агаси, который на том поле кровавой битвы, /190б/ на страшном поле сражения показал образцы смелости и отваги, исключительное мужество и героизм. Он обласкал его безграничными милостями, одарил безмерно.

Это событие, это бедствие сильно взволновало жителей крепости. От боязни [навлечь на себя] царский гнев [Абдулла-хана и подвергнуться] наказанию они почувствовали страх и ужас. Они приказали закрыть все ворота, чтобы больше никто не выходил из крепости для битвы.

В это время на помощь победоносному войску прибыл из Хисара от Хашим-султана его аталык Абдал-бий кушчи с многочисленным войском. Он был удостоен чести поцеловать порог его величества. Преклонив колена, [Абдал-бий кушчи] имел честь доложить и просить [о следующем]: “После молитвы [за Вас] наш султан выражает сожаление и раскаяние за совместные [действия] с бадахшанским войском. По этой причине, уповая на милость его величества, он просит простить свои грехи”. Его величество [Абдулла-хан] по своему милосердию, заложенному в нем [природой], счел это событие как бы не происшедшим и обнадежил его царскими милостями, подолом царского милосердия прикрыл его проступки.

[О том, как жители крепости] отправили его святейшество, идущего по пути истины, совершеннейшего исследователя, превосходного искателя истины Камал ад-дина ходжу Мухаммад-Тахира просить о мире, [о том, как они] обрадовались по случаю заключения мира

Так как осада затянулась, а продолжалась она [уже] более девяти месяцев и достигла десяти месяцев, то от крайней нужды жители крепости дошли до отчаяния. От отсутствия воды огонь охватил [их] души. Не стало людей в достаточном количестве, чтобы охранять крепость. По этой причине от крайнего бессилия и полной растерянности они поднялись на стены и башни крепости, [159] плач и покорную мольбу сделали средством избавления. Ухватившись рукой покаяния и раскаяния за подол просьбы о прощении, крик о пощаде они возвели до чаши вращающегося неба.

По просьбе правителя города [Балха] поспешно выступил из крепости высокодостойный, благородный [ходжа], прибежище наставничества [на путь истины], счастливый ученый, поборник веры, лучший среди благородных людей, путеводитель ученых в мире, величественный внешностью, то есть солнце общины и веры ходжа Мухаммад-Тахир, /191а/ да простирает Аллах великий сень пользы от него! Он облачался в почетные одежды благородного происхождения, в дорогой наряд учености и адаба, владел огромным, доставшимся по наследству имуществом, являлся средоточием всех областей заданий, обладал различными похвальными качествами. При всем том умственные способности его в постижении тонкостей наук достигали совершенства, здравый ум его в выявлении истин, постигаемых умом и знаниями, похитил мяч проницательности у подобных [себе мужей]. Ученые и улемы, умные и прозорливые [мужи] отдают ему предпочтение по сравнению с собой, соглашаются с ним, выражают [ему] покорность.

По просьбе Дин-Мухаммад-султана он еще раньше изволил прибыть из Бухары в Балх и провел [там] несколько дней. Он преподавал на кафедре многим студентам в медресе полюса благочестивых, доказательства для набожных Ходжи Мухаммада Парса, да ниспошлет великий Аллах покой его душе! По просьбе правителя [Дин-Мухаммад-султана] он поспешно вышел из города, прибыл в ставку [Абдулла-хана], подобную небу, и обрел счастье от встречи [с ним]. Он исполнил все условия по отношению к нему, связанные с посланием. Ухватившись за подол заступничества [ради жителей крепости], он заложил основы мира и заключил мир.

От исключительной любви и расположения, какие испытывал его величество к этому благородному сонму [ходжей], он оказал внимание и уважение его святейшеству прибежищу, приносящему пользу, [Мухаммад-Тахиру], выслушал слова его святейшества ушами согласия.

На следующий день выступили из крепости Кучим мирахур и Джахан-шах бакаул. Они достигли счастья, поцеловав ноги его величества могущественного [Абдулла-хана]. Языком беспомощности и смирения, устами, выражающими скорбь и нужду, они заявили следующее: “Наш султан говорит: „Если на протяжении долгого времени, многих дней из-за самообмана и дьявольского наваждения я находился на пути заблуждения, отступил с верного пути, то теперь я следую за путеводителем изумленного ума. Я раскаиваюсь в [своих ] действиях, для себя твердо решил следующее. Если его величество украсит страницы моих грехов нарядом прощения, перечеркнет пером рукопись моих проступков и грехов, я буду ступать только шагами верности по пути повиновения и служения [его величеству] и не потеряю путь покорности и смирения"”. После того как [Дин-Мухаммад]-султан попросил [хана] простить свои грехи, он просил [посланцев] также заступиться /191б/ за Факир-султана.

В тот же день эмиры обеих сторон посетили друг друга и решили следующее: Дин-Мухаммад-султан отдаст [Балхский] вилайет приближенным двора [Абдулла-хана], хаджибам [его] двора, а его величество [Абдулла-хан], оказывая милость его высочеству [Дин-Мухаммад-султану], наделит его иктой. На основании этого [решения] на следующий день Дин-Мухаммад-султан отправил своих младших братьев Падишах-Мухаммад-султана и Шах-Мухаммад-султана со всякого рода подарками и различными красивыми и приятными вещами к великой ставке [Абдулла-хана], которая да [160] будет кыблой для различных племен! Его величество положил руку милосердия на голову каждого [из них], одарил их халатами из золотой парчи и поясами, украшенными золотом. Он удостоил их царскими дарами, государевыми милостями и отправил их в крепость.

На следующий день Дин-Мухаммад-султан, уверенный в милосердии могущественного хакана [Абдулла-хана], уцепившись рукой упований за подол достижения цели, оставил крепость. С большим количеством сокровищ, с неисчислимым накопленным [богатством] он вышел [из крепости] и передал страну приближенным его величества. Ступая ногой по пути согласия и повиновения [хану], с сердцем, полным надежд и страха, он пошел к хану, достойному уважения и почитания. После того как он удостоился чести и счастья поцеловать руку справедливого, правосудного государя, он пошел шагами старания и усердия по пути покорности и повиновения [Абдулла-хану]. Его величество со своей стороны, закрыв глаза на все эти недостойные действия, обласкал [султана] великолепными дарами, он вселил в него надежду, [подарив] город Шахрисябз, и отпустил [его] в Мавераннахр.

Он упрекнул Факир-султана за недостойные поступки, однако не подверг [его] наказанию. Несмотря на [все] эти действия, достойные порицания, он оказал ему царские милости. По приказу его величества Шах-Мухаммад-мирза мангыт стал его попечителем.

Величественный и не имеющий себе равного государь [Абдулла-хан], со счастьем и блаженством, во [всем] величии и с решительностью [вошел] в Балхскую крепость и остановился в его высоком арке, который был резиденцией великих и славных хаканов. Он оказал большую милость жителям той страны, осветив их очи надежд пылью, [поднятой] его победоносным войском. Он обласкал щедростью жителей, которые в течение долгого времени находились в когтях трудностей и мучений. Он опрокинул знамена /192а/ ереси и тщеславия, которые были водружены до этого. Сильно оживился базар правосудия, и пошли в обращение наличные деньги из казны заботы о подданных, упорядочились дела, [касающиеся] веры и государства, царства и народа. Были сожжены в огне гнева, в пламени возмущения [хана] Кучим мирахур и Джаханшах бакаул вместе с другими эмирами, которые находились в [крепости] и проявили исключительное старание в оказании сопротивления и в отражении нападения победоносного войска [Абдулла-хана]. Одни [из них] были повешены, другие погибли в мучениях и страданиях, иные, покинув родину, отправились в Индию и, пока они там жили, находились в крайнем унижении.

Что же касается Факир-султана, то он в силу [своей] исключительной гнусности и крайней жестокости милость его величества принял [как должное, так, как понимают стих]: “„Будь!" — и оно бывает” ³⁰⁸. Не поставив в известность [хана], однажды он вступил на путь бегства вместе с Абдал-бием кушчи и направился в Хисар. От поступка этого несчастного край сердца его величества вновь покрылся пылью. После этого случая, куда бы ни пошел [Факир-султан], дела его не имели успеха.

Словом, его величество [Абдулла-хан], Джамшид по достоинству, воссел на трон власти, на престол величия. Тогда старец со светлым умом, мунши, подобный Меркурию, маулана Хайдар-Мухаммад написал [реляцию] об этой славной победе пером, благоухающим мускусом. Подобно водолазу он вывел из моря ума сверкающие ночью жемчуга [слов] и жемчужную раковину мыслей. Великие таваджии донесли до слуха обитателей мира весть об этой большой радости. Слух о победе и могуществе, слава о храбрости и завоевании [161] стран его величеством [Абдулла-]ханом разнеслись во [все] концы мира. Рассказ о доблестных деяниях могущественного повелителя, счастливого, как Фаридун, распространился по всем землям и морям, вознесся выше голубого неба и созвездия Близнецов. Со всех концов [света] улемы разных стран и другие великие и благородные мужи направлялись к порогу [Абдулла-хана], словно для паломничества в Каабу. После того как они удостаивались чести получить аудиенцию, все единодушно раскрывали уста для поздравления и благословения [хана].

Месневи

Его величество со своей стороны оказывал всякого рода милости, [раздал] различные дары знатным и простым людям, /192б/ благородным и людям низкого происхождения, молодым и старым, богатым и бедным. Каждого, кто присутствовал [при этом], согласно положению и достоинству он наделил новыми дарами и безграничными милостями. Он одарил дарами всех, знатных и простых людей, как благодатный [дождь] из облака. Он оросил уста надежд и упований обитателей мира шербетом милости и [водой] из Земзема щедрости и благодеяния.

Месневи

О том, как его величество [Абдулла-хан] устроил пир и сидел на пиру веселья и увеселения, [о том, как] он снялся [с лагеря], поднял знамена возвращения, [и о том, как] он утвердил за эмирами власть над [Балхским] вилайетом вместе со всеми подвластными землями

Благословенный государь [Абдулла-хан] со счастьем и блаженством утвердился на высоком троне в этом вилайете. Благодаря беспредельному источнику божьей помощи он чистой водой божьей милости очистил [свое] сердце, огромное, как море, от пыли и грязи, [нанесенной] врагами. После этого в течение нескольких дней, сопутствуемый счастьем, он устраивал веселый, чудесный пир, [вселяющий] исключительную радость и веселье. Он провел [время] весело, радостно. Звуки руда ³⁰⁹, чанга и уда ³¹⁰ донеслись до неба, до чертога Юпитера. Всякая прекрасная картина, которая появлялась в зеркале мыслей, на скрижалях сердца [Абдулла-хана], осуществлялась наилучшим образом на этом прелестном пиру, на этом веселом пиршестве. [162]

Месневи

На этом благословенном пиру [Абдулла-хан] отличил разными царскими милостями, всякого рода царскими дарами величайшего нойона Назар-бий наймана, который имеет честь быть аталыком его величества. /193a/ Он передал ему власть над этой страной (Балхом), в которой в течение многих лет правили великие государи. Он дал ему полную власть и свободу распоряжаться богатством [той страны].

Месневи

[Управлять] другими вилайетами [Балха Абдулла-хан] назначил других влиятельных военачальников и славных участников битвы. Так, вилайеты Меймене и Гарджистан он передал храброму эмиру Али-Мардан бахадуру, Андхуд отдал высокодостойному эмиру Джултай-бию, местность Айбак пожаловал распорядительному эмиру Шах-Са'ид-бий карлуку, местность Хульм — Дустим-бию чашм ва абру и направил свои помыслы на оказание им почестей. Таким же образом он назначил во все земли правителей, достоинство их возвысил до самой высшей точки вращающегося неба. Он обласкал каждого приятными советами, полезными увещеваниями.

Раскрыв уста красноречия, он изложил мысль о том, чтобы они согласовывали условия господства и удержания власти с нуждами подданных, внешность и помыслы украсили бы нарядом справедливости и обеспечения спокойствия подданным, относились бы к подданным благожелательно, с милосердием, [так, чтобы те] благодарили их и поминали бы добром; довольство великого, достойного [поклонения бога], желание удовлетворить [его] они видели бы в обеспечении нужд народа, в снискании расположения бедных и немощных людей вилайета.

Высокие помыслы его величества освободились от устройства дел и улаживания всех вопросов, касающихся народа. Устройство важных дел в стране и вилайете завершилось. Тогда [Абдулла-хан] направил знамя, подобное солнцу, в стольный город Бухару, которая является центром величия и славы, средоточием счастья и благоденствия. Сначала он отправился шагами решительности [163] в паломничество к священной могиле, к почитаемому саду его святейшества Али ибн Абу Талиба ³¹¹, да будет доволен им великий Аллах, [того, кто был] доблестным имамом, вождем всех людей, руководителем знатных и простых людей, обладающим похвальными качествами, достойными похвалы чертами характера, победителем, Львом Аллаха ³¹².

Исполнив обряд посещения могилы, он раздал бедным и нуждающимся много милостыни, бесчисленное множество [даров по] обету. Высокое звание, великое достоинство /193б/ шейх ул-ислама, шейха и попечителя той благословенной местности, священного сада он пожаловал прибежищу накибства, путеводителю дома святых, лучшему в роде благородных и идущих по пути истины, то есть Хасан-ходже накибу, да продлится слава о нем, [как живущем] в уединении и независимости! Все доходы от гробницы, прибежища ангелов, он присоединил к его остальным улуфа и икта.

Здесь он вновь послал в Шибирган к Узбек-султану Суундук пахлавана. Сообщив о победе, [хан] соизволил сказать следующее: “Несмотря на то что по твоей вине (букв. “с той стороны”) произошли все эти неприятности, мы простили это (букв. “уничтожили их”). Что было, то прошло. Мы отдали ему Несеф вместо Шибиргана. Пусть он немедленно переправится через Джейхун и сдаст Шибирган нашим посланцам”.

[Узбек]-султан поневоле оставил Шибирганский вилайет, взяв [свое] имущество, переправил [его] через Джейхун с целью [доставить] в Несеф. Он отпустил с почетом Джан-Даулат-бия, которого некоторое время держал при себе в оковах.

В эту благословенную местность, озаренную лучами, прибыл посол из Хисара от Хашим-султана. Он доставил его величеству, подобному Искандару, [Абдулла-хану] животных, необходимых для охоты, хороших коней и другие подарки. Выразив верность [хану], он молил о каплях дождя милости и о дожде извинения за грехи и ошибки свои и Факир-султана. Его величество по обыкновению принял [во внимание] его рассказ, обласкал его многочисленными милостями и великолепными дарами. Для правителя Хисара он послал поздравления и подарки.

[Затем] он огласил вращающийся купол [неба] торжественными звуками барабана возвращения и поднял счастливое, благословенное знамя, [направляясь] в сторону стольного города.

Когда войско августейшего [хана] переправилось через реку Джейхун, слух о прибытии победоносного знамени разнесся и распространился по всему Мавераннахру.

Месневи

Его величество [Абдулла-хан] придал блеск очам жителей страны сурьмой из праха, [поднятого его] славными войсками. Он озарил лучами солнца щедрости, осветил лучами радости и веселья сердца и души великих и малых. Совершая переход за переходом, /194а/ развлекаясь охотой, он величественно остановился на подступах к Несефу. Воздух той земли от пыли, [поднятой] победоносным войском, стал предметом зависти высочайшего рая и дарящим сущность хотанскому мускусу и китайскому мускусу. [164]

В этой благословенной местности встретился с хаканом [Абдулла-ханом], не имеющим себе равных, его святейшество высокодостойный ходжа, прибежище, приют для людей, место нисхождения лучей откровения и вдохновения, потомок великих [ходжей], господин обитателей мира Ходжа Са'д ад-дин Абу Бакр, известный как Ходжа Калан-ходжа, да осеняет всегда Аллах сенью его милости головы обитателей мира!

После счастливой встречи, рассыпания драгоценных камней, поздравлений с благословенным прибытием [хана ходжа] преподнес [хану] подобающие подарки, достойные дары. Его величество со своей стороны представил пред светлые очи благословенного ходжа-заде несметное, несчетное число даров и подарков, ибо питал исключительную любовь, дружбу, искренние чувства по отношению к великому роду, к этому высокому дому [ходжей] и [оттого, что] ходжа-заде обратился [к хану] с большой просьбой.

Отсюда [хан] вместе [с ходжа-заде] и с победоносными войсками бросил сень прибытия на земли Бухары, да сохранит [ее Аллах] от бедствий и несчастий!

В последних числах [месяца] джумада II упомянутого года победоносный государь [Абдулла-хан] своим прибытием, вселяющим радость, осчастливил трон власти, престол державы. Он начал создавать [условия] для благоденствия подданных, заботиться о всех простых людях [в стране]. Великие, знатные люди, торговцы и прочие категории [населения] поспешили к высокому порогу [хана] и крики “Да будет благословен!” вознесли выше семи небес. Они преподнесли [хану] бесчисленные подарки, рассыпали много драгоценных камней.

Месневи

Прибытие послов из различных стран и больших городов ко двору, достойному халифа

Когда победоносный государь, достигнув желаний, счастливый, во всем величии и великолепии прибыл в стольный город славы и благоденствия, с различных сторон прибыли благословенные послы ко двору, [вокруг которого] делали обход, как вокруг Каабы. Через посредство великих эмиров и благородных правителей они обрели счастье, поцеловав ноги хакана, величественного, как небо, и гордились [этим]. Так, например, прибыли к высокому двору [хана] из Ташкентского вилайета /194б/ от Дарвиш-хана Джан чухра-бий кушчи, из Самарканда от Джаванмард-хана Килдиш-бий кушчи, из Андижана — Чакир-бий тугдак, из Бадахшана — Абд ар-Рахман-бий, сын Тулак-бия. В маджлисе, [устроенном] по случаю встречи [с послами], последние, почтительно преклонив колени, читали послания, которые v них были, у подножия трона, осеняемого небом, излагали [свои просьбы]. Содержание посланий было следующее: “Мы опоясали души поясом покорности, [165] [обвели] кольцом служения и повиновения. Во всем, что он прикажет, мы [выражаем] покорность, мы — рабы. Уповаем на милость его величества, иа то, что он будет ласковым по отношению к рабам [своим], приподнимет завесу ссор и откроет ворота дружбы, сделает открытым, проторенным путь для посланий и переписки, благодаря чему друзья смогут быть довольными. [Просьба], чтобы государь не обращал внимания на слова корыстолюбивых.

Стихи

[Они просили хана] не отказать [в просьбе] и назначить их на подходящую службу, с тем чтобы они во всем проявили верность и покорность его воле.

Его величество милостиво расспросил каждого и удовлетворил их просьбы, обласкав всех обильными дарами, отправил по своим вилайетам.

Рассказ о причинах, побудивших его величество могущественного [Абдулла-хана] двинуться к Хисарскому вилайету

Говорит посланник Аллаха [Мухаммад], да благословит его Аллах, да приветствует: “Поистине сердца государей — сокровищницы Аллаха иа земле!” Смысл чудесно нанизанных слов его святейшества пророка, привет ему, следующий: “Сердца государей, могущественных, как Джам, мысли величественных султанов являются сокровищницей божественных тайн, сокровищницей перлов безграничных милостей [бога] на земле”.

Когда благоухающее мускусом перо извечной воли, пишущее мускусом перо предвечной воли [бога] начертывает какой-нибудь приказ, то в сердце, сверкающем, как солнце, в мыслях, ярких, как солнце, могущественного государя времени, повелителя эпохи появляется стремление тотчас же осуществить это по мере сил.

Цель написания вышеизложенных [слов], объяснения этого положения [заключается] в следующем. С самого начала было суждено истребление государства Хисара, письмена о том, что эта цветущая страна будет завоевана счастливым хаканом [Абдулла-ханом], были запечатлены [на страницах судьбы]. Поэтому в то время со стороны правителя его (т. е. Хисара) было совершено несколько недостойных проступков, /195а/ которые послужили веским основанием, основной причиной похода его величества на его (т. е. правителя Хисара) вилайет. Объяснение этих слов следующее.

Когда государь, подобный Искандару, [Абдулла-хан], освободившись от завоевания крепости Хиндуван, утвердился в стольном городе, он послал людей в разные концы [страны] и приказал военачальникам различных округов и гордым мужам разных стран повиноваться своей воле. В частности, он отправил в Хисар Ахмад-ходжа аталыка, послал [с ним] славное письмо, послание [с выражением] дружбы. Он высказал следующую мысль:

“Если он хочет, чтобы не порывалась цепь родства с помощью ножниц ссор и не разрушались бы основы согласия от землетрясения вражды, он должен выполнить три условия. Первое. Пусть он приготовится к битве (букв. „заткнет за пояс подол храбрости") с правителем Бадахшана Шах-Сулайманом, [166] который издавна проявляет вражду [к нам], но по требованию времени считает себя находящимся в числе [тех, кто] выражает согласие. [Нужно] избрать путь вражды [с ним], подняв руку храбрости, погнав коня ссор, все время нападать на его вилайет. Второе. Надо гнать из своего вилайета Факир-султана, который неоднократно был удостоен царских милостей и государевых даров, но, несмотря на это, отвернувшись от нас без всякой причины, поспешил на ту сторону (т. е. к противнику). Из-за того, что открыто были совершены им эти скверные поступки, нужно низвергнуть его с апогея счастья и благоденствия на дно унижения и презрения. Третье. Чтобы впредь он не пускал в свой вилайет Араб-бия кушчи. Из поколения в поколение [его род] и он были окружены всевозможными заботами, [отмечены] разными милостями этого [ханского] рода. Благодаря исключительной милости, все увеличивающейся благосклонности этого [ханского] рода он был превознесен среди близких и возвышен среди подобных себе [людей]. Несмотря на то, что он видел по отношению к себе исключительное уважение, великий почет, он сошел с пути искренности, верности, со стези исполнения [наших] приказов и оказался на пути мятежа и смуты, на дороге бунта и возмущения. По этой причине мы удалили его от нашего порога, подобного Каабе, удалили из очей внимания, словно капли слезы. Теперь дошла до [нашего] слуха [весть], что он нашел приют в той стране и хочет там обосноваться. Просьба [наша] заключается в том, чтобы он (т. е. Хашим-султан) придал свежесть и сочность лугу повиновения, цветнику покорности водой из источника искренности, из родника единодушия и исполнения обязанностей, начертал на страницах верности письмена благосклонного доверия. Пусть [Хашим-султан] передаст в длань грабежа бедствий достояние его (т. е. Араб-бия кушчи). /195б/

Стихи

Пусть он (т. е. Хашим-султан) знает, что, если он не внемлет смыслу того, что указано [ему] (букв. „что раскрыл лик"), очень скоро он станет точкой [в центре] круга горя, центром круга бедствий”.

Посол его величества [Абдулла-хана] поспешил в Хисарский вилайет, имел встречу с Хашим-султаном, доложил цель своей посольской миссии, изложил свой рассказ, Хашим-султан из-за [своего] крайнего злополучия, несчастливой звезды возгордился многочисленностью своих слуг, войск, и солнце его разума оказалось в путах сомнений, особа его благоразумия в пустыне размышлений сбилась с правильного пути и пошла совершить опасное дело. По побуждению и подстрекательству группы льстецов, некоторых воинствующих мятежников, которые опасались его величества [Абдулла-хана] из-за своего скверного образа жизни, он, [Хашим-султан], предался несбыточным мечтам. Отказавшись вдеть голову в ярмо покорности и повиновения [Абдулла-хану], он пошел шагами усердия по пути вражды. Он послал нелепые ответы, неприемлемые извинения для доклада [Абдулла-хану].

Ахмад-ходжа бахадур повернул поводья возвращения из Хисара, поспешил к порогу [Абдулла-хана], прибежищу святости, и обрел счастье, поцеловав ноги [хана].

Когда луч рассказа его (т. е. Хашим-султана), который по содержанию был далек от искренности, коснулся лучезарных мыслей победоносного [167] хакана он разжег у его величества [хана] огонь негодования, огонь гнева и недовольства. Он тотчас же вызвал своих вельмож и столпов государства и избрал путь совещания с ними относительно освобождения Хисара и похода на ту страну.

Месневи

Когда [у хана] прошел приступ [гнева], он твердо решил идти [походом] на Хисар. Он отправил таваджиев, подобных Бахраму, в разные концы [страны], чтобы собрать войска, [многочисленные], как звезды. [Он приказал], чтобы победоносное войско во [всем] величии собралось в условленном месте сбора в местности Несеф.

Стихи

Творящий чудеса султан весны стянул войска зелени и пахучих трав к [своему] лагерю — степям и садам. Тираны полчища зимы вдели ноги решительности в стремена отбытия и обратились в бегство.

Месневи

И тогда с разных сторон последовательно, одно за другим собрались победоносные войска у подножия трона, подобного небу, [Абдулла-хана]. Его величество твердо решил направиться в Хисар. Он поднял походное знамя, направляя [его] в тот вилайет. Он послал храброго эмира Гандж-Али-бия бахадура в Самарканд к Джаванмард-хану с просьбой [прислать] войско. Сам [хан] выступил с победоносным войском, пыль от движения которого поднималась до высшей точки Симака, стук (букв. “движение”) подков его коней нанес сотни ран в спину Рыбы ³¹⁶. [168]

Стихи

Стихи

Когда распространился слух о походе его величества [Абдулла-хана] на Хисар и о том, что величественное и славное войско [его] поспешило местность Несеф, Хашим-султан от исключительного бессилия и /196б/ растерянности поневоле вновь послал Баки-бия наймана к ставке [Абдулла-хана], подобной Каабе, с выражением повиновения [хану], сообщил о полной покорности и подчинении. О [своем] промедлении [в выражении] повиновения и покорности и [выполнении] приказов [Абдулла-хана], о чем было написано ранее, он говорил, [ссылаясь] на непреодолимые препятствия, и привел рассказы, не заслуживающие того, чтобы их слушали.

Его величество [Абдулла-хан] не принял во внимание его необоснованные извинения. Взяв с собой Баки-бия, в сильном негодовании он направился к Хисару.

После того как его величество [Абдулла-хан] твердо решил [направиться в Хисар] и рассказ о его походе дошел до султанов Хисара, Факир-султан, Абу-л-Касим-султан, Мухаммад-Касим-султан сразу же повернули поводья бегства из Хисара. Отказавшись от владений, с горечью оставив страну, с предельной скоростью они поспешили в Кулябский вилайет.

Хашим-султан с некоторыми братьями и родственниками, такими, как Мухаммад-Шариф-султан, вознамерился окопаться [в крепости], рассчитывая на прочность Хисара. Прочно укрепив башни и стены крепости, он всюду поставил по нескольку стрелков из лука, которые в темную ночь [одной стрелой поражали] сердце муравья и глаз змеи. Жители крепости, решившись [169] на гибель, также стали готовиться к битве. Опоясавшись поясом храбрости, облачившись в халат вражды, приготовив колющее и рубящее оружие, они приготовились [воевать].

Крепость Хисара — это твердыня, очень известная, упоминаемая всеми, [прославленная] своей прочностью и исключительной твердостью. По высоте она такая, что возвышается от центра земли до апогея заоблачного неба, новый месяц виден [лишь] на зубцах ее. Высота ее такая, что по сравнению с ней высшее небо кажется низким, как земля. Смута и мятеж были бессильны достичь [даже] подножия ее вала.

Месневи

В 982 году в первых числах месяца сафара, да закончится он добром и победой, победоносное знамя [Абдулла-хана] /197а/ достигло [Хисара]. [Хан] тотчас же превратил берег крепостного рва в лагерь благословенных палаток, купол [своей] ставки, подобной небу, он возвысил против стоянки солнца и башни луны.

Согласно приказу [хана] победоносные войска окружили [крепость], словно сферы небес — центр земли. Окружив Хисар кольцом, они обвели ее, [словно] ореолом луну.

Месневи

С той стороны жители крепости днем и ночью, несмотря на беспредельный страх и ужас, поднимались на стены [крепости], подобной небу, и [170] поднимали до высшей точки неба крики: “Будь готов!” Выпуская пули из ружья, обстреливая из занбурака, они не давали людям [возможности] подойти к крепости. Искры огня битвы, языки пламени сражения доходили до высшего неба, до круглого шара [солнца]. Шум от наступления храбрецов, крики сражающихся слышали уши ангелов.

Месневи

Победоносное войско перед каждым отверстием [в стене] крепости поставило по несколько юношей, стрелков из лука. Все время когтями возмездия они выпускали орлов — [стрелы], — раздирающих душу, многим храбрецам ломали клетки тел и развязывали ноги птицам душ (т. е. убивали).

Уважаемые эмиры, стремящиеся к битве бахадуры с разных сторон все больше подступали к крепости, прилагая все старание к освобождению ее. С утра до вечера, с вечера до утра они были заняты [приготовлением] средств для захвата крепости.

Устад Рухи, уцепившись рукой за подол битвы, сильно прославился [в бою]. Метанием камней он опрокинул на землю большую часть крепостных стен и башен. Крепостные зубцы, которые по [своей] исключительной высоте доходили до крыши неба, он сровнял с землей. /197б/

Рукн ад-даула Кулбаба кукельташ, который является [одним] из передовых лучей солнца победоносной державы [Абдулла-хана] и находится у победоносного стремени [хана], прилагал все старание, чтобы привести в порядок орудия и все необходимое для завоевания крепости. Несмотря на то, что этому господину присвоено высокое звание кукельташа, [вверено] управление высоким диваном, он, [охваченный] желанием воевать, с утра до вечера готовил все необходимое для нанесения удара мечом и копьем и поднял руку для сражения. Усердие [этого] счастливого господина в завоевании крепости, подобной Сатурну, достигло того, что могущественный хакан [Абдулла-хан] языком, рассыпающим перлы [слов], много раз говорил: “Любой [государь], у которого был бы второй такой Кулбаба кукельташ, благодаря его стараниям и усердию мог бы завоевать [всю] обитаемую четверть земли”.

В те дни по воле злосчастной судьбы природой его величества благословенного, счастливого хана овладела сильная болезнь. Благословенный [хан], лицом подобный луне, оказался в плену темного периода между старой и новой луной, [вызванного] болезнью. Солнце жизни Йусуфа [171] из Мисра оказалось закрытым покрывалом лишений и [затмилось] от бедствия, [вызванного] утомлением от лихорадки. Его благородная натура, нежная природа направила поводья от высшей точки здоровья к пропасти слабости и болезни. Источник живой воды жизни [хана] замутился от бедствия лихорадки и немощности.

По просьбе его величества [Абдулла-хана] для устранения болезни [его] прибыл господин, творящий чудо, обладающий дыханием Исы ³²¹, благословенный маулана Абд ал-Хаким, сын покойного, прощенного богом маула муллы султана Махмуда табиба. По познаниям в анатомии, в устройстве человеческого организма он похищал мяч первенства и превосходства у исцелителей эпохи. В течение нескольких дней он был опоясан поясом усердия, указал на порядок [приема] пищи, питья, составил лекарство и промыл желудок. Он [вступил] на широкую дорогу лечения, сел на трон укрепления здоровья [хана]. Наконец благодаря [его] мерам и молитвам великих и малых, юношей и старцев силы (букв. “человеческие силы”), которые начали было убывать и уменьшаться, вновь вернулись к нему и [восстановилось] полностью его здоровье. Матери [четырех] стихий, которые считают себя хранителями и правителями стран всего сущего, вступили на путь согласия, союза и единодушия, хотя они были отклонены от пути единодушия и из-за отсутствия согласия между ними было нарушено равновесие в законах природы и противоречили друг другу законы, относящиеся к людям. [Матери стихий], /198а/ которые насильственно овладели державой здоровья, вновь оставили [ее в покое]. Они стали шествовать по пути согласия, любви и помощи. Его (хана) природа, подобная солнцу, вновь взошла в апогей неба здоровья, засверкали лучи света величия, высоко поднимаясь к выздоровлению.

Современники с исключительной искренностью, с невыразимой мольбой, [обращенной к богу], повторяли следующие слова, запечатленные на скрижалях [своего] воображения:

Когда бог, велик он и славен, оказал милость, полностью восстановив его здоровье, столпы государства и вельможи его величества раздали отшельникам несчетное количество милостыни. Многих рабов заставили пройти мимо изголовья его величества и поставили их в ряд с благородными людьми. В числе их обогнул изголовье его [величества] высокодостойный Рахман-Кули-мирза, [кто] по приятной внешности был счастьем для [всего] мира. Благодаря добронравию и исключительной любви к его величеству он считал себя жертвой за него. Великий бог, велик он и славен, благодаря безмерной искренности [Рахман-Кули-мирзы] избавил его [величество] от этой гибели. Поэтому его величество [Абдулла-хан] поднял выше Плеяд степень его достоинства и его положения, довел [его] до полного счастья и блаженства. Его величество в благодарность [богу] за свое выздоровление одарил муллу Абд ал-Хакима всевозможными дарами, отличив его своими милостями, он полностью удовлетворил его.

Несмотря на то что по воле судьбы-мучительницы в течение нескольких дней его величество одолевала такая слабость, он сразу же с победоносным [172] войском, поддерживаемым [божьей] помощью, поднял руку силы и могущества. Лик величия он направил для завоевания Хисара и зажег огонь битвы и сражения. Пламенем сверкающего, как молния, меча, блеском яркого, как огонь, копья он сжег гумно существования несчастных врагов.

В особенности устад Рухи с помощью благородного эмира Кулбаба кукельташа, да будет долгой его жизнь, метая камни, разбил большинство башен и стен [крепости], которые притязали быть равными высшему небу, и свалил [их] на землю. Основание стен [крепости], которые по прочности, силе и твердости поднимали вершины выше Эльбурза, /198б/ стрельбой из ружей он превратил в осиное гнездо.

Стихи

Жители крепости поняли, что воевать с ханским войском, с армией могущественного [Абдулла-хана], поддерживаемого помощью полчища счастья с небес, выше сил и возможностей человека. Поэтому они отказались от кичливости и самомнения, рукой раскаяния и покаяния они ухватились за подол просьбы о прощении. Однако поскольку они с самого начала отказались вдеть голову в кольцо повиновения, не захотели обвить шею кольцом покорности [хану], то извинение их никоим образом не было им выслушано. Его величество, опираясь на помощь милости великого бога, велик он и славен, приказал, чтобы великое и славное войско, победоносное войско приложило все старание для завоевания крепости и, вступив энергичными шагами на вал крепости, силой открыло бы ее ворота.

В то время, когда бесчисленные войска милосердного хакана [Абдулла-хана] одно за другим направлялись с разных сторон для завоевания той неприступной крепости, среди эмиров внутри крепости вдруг возник большой разлад. Некоторые из столпов государства [Хашим-султана], которые были осью в кругу султанства, как, например, Абдал-бий кушчи и другие, со стены крепости бросились к подножию [ее] вала и прибегли к покровительству его высочества наместника (навваб) Ибадулла-султана, подобного Искандару, у его высочества нашли приют и убежище.

Словом, от великолепия и величия государя [Абдулла-хана], подобного Джамшиду, боязнь, страх, беспредельный ужас овладели сердцами жителей крепости так, что чуть не повлекли за собой смерть.

В ночь на пятницу 10 [числа] месяца раби' I кутваль ³²² этой [небесной] крепости бирюзового цвета на башнях и стенах крепости зажег огонь неподвижных звезд и планет, искрами огня звезд сжег скопление чертей и полчища проклятых. Тогда согласно высокому приказу [Абдулла-хана] отряд победоносного войска, взяв тура и чапары, повел наступление на крепость. Пуская быстрые стрелы, стреляя из ружей, изрыгающих огонь, они вытеснили воинов из башен и со стен Хисара.

Когда забрезжило утро счастья с востока благоденствия, внезапно закончилась темная ночь на горизонте ожидания, /199а/ он (т. е. этот отряд) вступил на крепостной вал и приставил лестницы к стенам крепости. Наподобие принятой [богом] молитвы [воины] поднялись вверх, сверху они спустили [173] веревки и подняли [ими] на стену крепости многих храбрых воинов, целый отряд мстителей. Некоторые из этих людей пошли к воротам и ударом секир сбили на них замки. Так, [проявив] лишь небольшое старание, они завоевали такую крепость, башни которой поднимались выше Сатурна, а очи неба, очи звезд и ангелов, глядя на них, выражали удивление и изумление.

Стихи

С неизмеримой, безграничной помощью бога, благодаря силе безмерного счастья [Абдулла-хана] была завоевана такая страна, которая претендовала на подобие райского сада. Его величество в благодарность за то, что была [дарована ему] такая милость, положил земные поклоны великому богу. Он приказал, чтобы мунши с благословенными помыслами, [маулана Хайдар-Мухаммад], который своими стопами знаний вступает на небо, нанизал бы на нить изложения и описания, [употребляя] красивые слова, изящные выражения, победу, торжество и счастье, которые сопутствовали [хану] во время похода в ту страну, и отправил их в разные стороны через добрых вестников.

Сам [Абдулла-хан] с другими счастливыми братьями вошел в крепость, поднялся на трон счастья стопами блаженства и оперся спиной величавости о трон власти, о престол величия.

Хашим-султан и Мухаммад-Шариф-султан оказались в руках пленения. Хаджи Мухаммад-султан, сын Тимур-хана, который в этом походе был в составе свиты его величества [Абдулла-хана], у его величества попросил Хашим-султана, чтобы отомстить [последнему] за кровь своего отца, и сразу же он (т. е. Хаджи Мухаммад-султан) убил его мечом мести.

Его величество [Абдулла-хан] передал Хисарский вилайет его высочеству благословенному Узбек-султану. Счастливый и торжествующий, с победой и счастьем, он направился в стольный город величия, в Бухару. В начале лета высокий кортеж во всем великолепии прибыл в стольный город. Резиденцию славы, величия, великолепия и счастья он сделал еще более славной, оказав честь своим прибытием.

Рассказ о походе победоносного хакана [Абдулла-хана] вместе с Джаванмард-ханом /199б/ против Баба-султана и о заключении мира между ними

Мунши помощи бога, велик он и славен, украсил великое знамя его величества [Абдулла-хана] славной тугрой [из слов]: “Мы возвышаем степенями тех, кого желаем” . Его (хана) высокие помыслы никоим образом не были устремлены на подражание людям, сидящим в уголке, чтобы обрести все необходимое для [личного] счастья, или людям, стремящимся к покою и отдыху, ищущим удовольствия для тела, удовлетворения плотских вожделений, устраивающим пиры и увеселения. Действительно, Джамшид-солнце [174] стопами величия поднялся на [трон] небесных владений и достиг апогея славы оттого, что он весь день не переставал вращаться. Новый месяц от стремительности в перемещении достигает состояния полнолуния по той причине, что от появления вечерней зари до наступления утренней зари не снимает пояса стремлений, кольца тягот и трудностей.

Цель изложения этих мыслей, написания этих слов заключается в следующем. Когда хакан, подобный Искандару, достигнув желаний, счастливый [оттого, что одержал] победу справа и слева, вернулся из Хисара, он стопами величия взошел на престол счастья в стольном городе. В это время вновь пришел человек из Самарканда от Джаванмард-хана. Он сообщил следующее: “Правитель Туркестана Баба-султан снова вознамерился бунтовать, задумал проявить высокомерие. По наущению дива заносчивости он позволил проникнуть несбыточным мечтам в [самую] черную точку своего сердца. Наподобие тех, кто опьянен вином зла, он избрал путь мятежа и смуты, стезю возмущения и восстания”.

Стихи

Он не знал, что сражаться с быстрым крокодилом, вступать в единоборство с храбрым леопардом далеко от законов ума, от стези мудрости.

Месневи

Стало известно, что [Баба-султан] с отрядом отважных неверных прибыл к своему брату Дарвиш-султану и они мечтают объединиться [против Абдулла-хана]. Несмотря на покровительство [им] со стороны [Джаванмард-хана], они не пренебрегут воспользоваться случаем отправиться в ту сторону с огромным войском, /200а/ бесчисленной ратью.

В связи с этим событием в печи рвения его величества [Абдулла-хана] воспламенился огонь возмущения, запылал огонь негодования. Последовал приказ, которому повинуется [весь] мир, чтобы всадники войска, вельможи двора, которые были рассеяны по разным странам, областям и большим городам, немедленно собрались под сенью победоносного знамени, под тенью анамени величия и славы [хана]. [Сам хан] во всем величии, несказанном [175] великолепии из стольного города Бухары изволил направиться в Самарканд. Он отправил вперед человека известить Джаванмард-хана о своем прибытии.

[Стихи]

Когда правитель Самарканда узнал о походе войска, [многочисленного], как звезды, он вызвал к себе Абу-л-Хайр-султана, своего старшего сына, и приказал [ему], чтобы тот вместе со всеми братьями, столпами государства, вельможами, казнями, саййидами, с простыми и знатными людьми, великими и малыми поспешил встретить [хана].

Благословенные султаны в окрестностях Самарканда подошли к победоносному знамени [Абдулла-хана] и исполнили обряд рассыпания драгоценных камней. [Абу-л-Хайр-султан] проявил все старание в преподношении подарков и даров и удостоился чести и счастья поцеловать кончики благословенных пальцев [хана]. Соответственно [своему] состоянию [им] были произнесены следующие слова.

Месневи

На следующий день его величество [Абдулла-хан] вошел в высокий арк Самарканда и произошла встреча его с Джаванмард-ханом. От слияния этих двух морей султанства, казалось, осуществилось [то, что сказано в Коране] : “Слияние двух морей” ³²⁴.

Джаванмард-хан выполнил условия почитания, восхваления [Абдулла-хана], как следует. Соблюдая обычаи гостеприимства, он устроил пир, как следует и как подобает. После трапезы они беседовали о важных делах страны, государства, обо всем необходимом для султанства. Было решено совместно выступить против злого врага с войском, более многочисленным, чем песчинки в пустыне. С этим условием они заключили договор и поклялись, подкрепили союз [клятвой] о верности.

Весной 983 года они выступили для истребления врагов и направились к ним шагами старания. /200б/ В пути на зеркало сердца его величества [Абдулла-хана] села пыль неприязни, и оно потускнело из-за великого и славного эмира Тардика-хана. Вследствие этого упомянутый эмир испытал мучение и страдание. Причиной этого было следующее. В то время сначала Абу-л-Хайр-султан, не испытывая страха и унижения, каждый день являлся к свите хакана, покорителя мира [Абдулла-хана] и пользовался исключительным почетом и [испытывал] счастье. Однако впоследствии в течение нескольких дней он с опаской подходил к стремени могущественного государя [Абдулла-хана] , словно дикая антилопа, которая всегда бежит в страхе от льва, и [быстро] возвращался. [176]

Когда его величество понял перемену в его поведении, он послал [к нему] человека спросить о причине этого. Из его неискреннего ответа выяснилось, что Тардика-хан запрещал ему, [Абу-л-Хайр-султану], идти ко двору [Абдулла-хана], подобному небу, и начертал на скрижалях его сердца письмена страха и ужаса перед его величеством. Когда заявление его (т. е. Абу-л-Хайр-султана) было доложено у подножия трона, достойного халифа, [Абдулла-хана], он возмутился (букв. “частицы возмущения пришли в движение”). Он приказал, чтобы эмира [Тардика-хана] стащили с коня власти и вывели бы на путь небрежения на несколько дней. Он вызвал к себе Абу-л-Хайр-султана и обласкал его блеском благосклонности, осчастливив его, он очистил скрижали его сердца от пыли смущения водой милости.

Словом, когда войско августейшего [хана] дошло до местности Ходжент, оно разбило палатки величия на берегу реки [Сейхун].

Баба-султан со своей стороны вместе с Дарвиш-ханом тоже собрал бесчисленное войско, бессчетную рать от отдаленных пределов Акси и Андижана до границ Сабрана ³²⁵ и Туркестана. Он прибыл на берег реки Сейхун и воздвиг палатки кичливости, зонт величия до высшей точки неба. От слияния этих двух морей войск получилось [нечто, напоминающее стихи]: “Он разъединил моря, которые готовы встретиться” ³²⁶.

С обеих сторон войска забили в боевые барабаны, затрубили в трубы, [призывая] к битве, торжественные звуки наступления возвели до чаши вращающегося неба. Звуки барабана и трубы, крики молодых и старых оглушили ангелов на небе. С обеих сторон всадники на конях, подобных урагану, одетые в кольчугу и биктар, произвели смотр войск. Все равнины (букв. “равнина на равнине”) были наполнены кольчугами и латами. Весь мир (букв. “мир на мире”) казался [состоящим] из шлемов, хафтанов, стрел и копий. От блеска [их], сверкающих, как китайское зеркало, казалось, что со всех сторон /201а/ сияло солнце, от сверкания их египетских мечей всюду [был] блеск, словно ослепительная молния.

Месневи

Самаркандское войско оказалось перед войсками Ташкента, Андижана, Ходжента. Его величество [Абдулла-хан] вместе с некоторыми братьями и сородичами расположился напротив правителя Туркестана Баба-султана и вступил на путь храбрости.

Как войско врагов ни стремилось переправиться через реку и иметь преимущество, это [ему] никак не удавалось: все время леопарды чащи храбрости, крокодилы моря смелости были готовы к битве и сражению, были готовы к боям. Наблюдая за состоянием дел у врагов на берегу реки, они [177] мешали им совершить переправу. Наконец сам Баба-султан подошел к берегу реки и расположился [лагерем]. Соединив суда крюками, он сделал мост, чтобы легко можно было переправиться оттуда и, переправив огромное войско, безграничную рать, вступить на путь битвы, сражения и побоищ.

Лучи этого известия засверкали в зеркале лучезарных мыслей благословенного государя [Абдулла-хана], он узнал о том, что враги сделали мост и намереваются совершить переправу. Тогда он послал к врагам отряд могущественных храбрецов, пользующихся почетом воинов, чтобы они принесли достоверные сведения [о том, действительно ли сделан мост]. Однако [это] не удалось, ибо от страха перед многочисленностью врагов и незначительностью победоносного войска, с точки зрения близоруких, казалось бессмысленным воевать. Сильный страх, невыразимый ужас охватил сердца. Поэтому никто не был в состоянии проникнуть в эту толпу [врагов] и принести достоверные сведения, рассказать [о них] с предельной точностью.

Наконец распорядительный эмир Шахим-бий аргун, который по храбрости превосходил сверстников, по смелости и мужеству отличался среди подобных себе, пришел к высокой ставке [Абдулла-хана] и заявил: “Если его величество направит в ту сторону свои благословенные помыслы и проявит исключительную милость ко мне, то возлагая всю надежду /201б/ на божью помощь, на силу счастья могущественного [хана], я приложу большое старание, чтобы осуществить это важное дело, опоясавшись поясом усердия, приложу все усилия, чтобы осуществить это намерение”.

В то время ни у кого не умещалось в воображении, весы природы ни единого проницательного [мужа, у которого] наличные деньги высокой пробы, [не определили] мысль о том, чтобы кто-либо, переправившись через реку, мог бы проникнуть к ним (т. е. к врагам) и, получив от них верные сведения, вернулся бы обратно. [Объяснялось это] тем, что величие и сила их были такими, что Джамшид-солнце, который является владыкой на четвертом [небесном] троне, от испытываемого страха перед этим неисчислимым войском дрожал бы так же, как его отражение в воде, и сгорело бы сердце у Овна.

Словом, [настала] ночь, когда могущественный владыка-солнце [сошел] с трона, украшенного золотом, и грациозно направился к покоям на западе; свою красоту, украшающую мир, он спрятал под покрывалом стыдливости; прозорливый хитрец ума оказался бродящим в равнинах изумления, быстрый вестник воображения оказался в изумлении и растерянности в пустыне смущения, в долине тьмы.

Месневи

Великий и славный эмир [Шахим-бий аргун], возлагая всю надежду на Творца всего сущего и надеясь на силу счастья величественного и высокодостойного хана, после смены ночного караула соорудил плот и с небольшим отрядом, но с большой надеждой переправился через реку. [С ним были] такие, как его высочество храбрый Турум-мирза аргун, его сын смелый эмир-заде Надир курчи.

Бесчисленное количество людей из храбрецов эпохи, [смелых] воинов в день битвы стояли всюду на берегу той бушующей реки. С оружием на плечах, одетые в шлемы, они несли караульную службу. Никто не допускал и мысли о переправе через реку. [178]

В ту ночь у палатки [Баба-султана] находился один из мстительных воинов, борцов, которому было поручено нести караул. Они подошли [к палатке] и взяли его в плен. [Шахим-бий аргун], не испытывая страха в сердце перед величием врагов, не [чувствуя] боязни в мыслях от [много]численности их, повернул поводья и дошел до середины реки. Врагам стало известно о случившемся. Вспыхнул огонь страха внутри их, [как] в печах, запылал огонь так, что всей толпой они бросились на берег реки и повели а наступление. Шум и крики их охватили землю и мир, /202а/ оглушили Сатурн. Как ни стремились они, оказывая сопротивление, освободить из оков своего попавшего в плен [человека], они ничего не смогли сделать. Таким образом его высочество эмир [Шахим-бий аргун] переправил через реку того взятого в плен человека и доставил к подножию трона хакана, покорителя мира. За это чудесное дело, необыкновенный случай он везде прославился смелостью и храбростью.

В связи с этим событием в войске злого неприятеля возникло волнение, напоминающее величайший страх и сумятицу, [какие будут] в долине в день Страшного суда. Полная растерянность, неописуемое расстройство овладели этой несчастной толпой.

Словом, его величество [Абдулла-хан] вызвал пленного, расспросил о положении дел у врагов, узнал о состоянии дел и наступлении той толпы, достойной порицания. Он одарил [пленного] халатом и отпустил. Он украсил прямой стан эмира Шахима почетной одеждой и раскрыл перед судьбой его ворота милости, двери щедрости.

[О том, как] его величество [Абдулла-хан] узнал о хитрости и обмане величественных врагов и по необходимости заключил мир

В течение многих дней, долгого времени эти два неисчислимых, несчетных войска стояли друг против друга. Ни враги не одержали победы над победоносным войском [Абдулла-хана], ни у победоносного войска не появилось страха перед той мятежной толпой [врагов]. Поэтому с обеих сторон начали ходить благожелательные люди, стремящиеся заключить мир. Они начертали картину мира, на ковре времени рассыпали нарды вражды. С обеих сторон повернули поводья с целью отступления, ногами старания и усердия направились в стольный город величия, в резиденцию счастья.

Однако веской причиной возвращения государевых войск послужило следующее [обстоятельство]. В те дни, когда эти два войска стояли друг против друга, все время бодрствующий ум его величества великого и славного [Абдулла-хана] озаряли лучи следующих мыслей, постоянно приходили к нему [люди и] в подтверждение этих мыслей заявляли: “Абу-л-Хайр-султан по одобрению своего отца, Джаванмард-хана, хотя внешне выражает единодушие, единомыслие [с Абдулла-ханом], но по существу на скрижалях своих мыслей чертит письмена вражды. Много раз по ночам он ходил на берег реки, чтобы выразить сочувствие Баба-султану, и приподнимал покрывало скромности с лица вражды”.

Когда его величество [Абдулла-хан] узнал об этом, учитывая время, /202б/ он не пожелал предать это огласке, чтобы не всплыла на поверхность вражда. Чтобы скрыть это дело, он по отношению к самаркандцам держал себя милостиво. [179]

Словом, когда [Абдулла-хан] подобрал поводья возвращения и остановился в местности Туфранди ³²⁷, в эту местность пришел [один] из караульных победоносного войска [хана] и сообщил следующее: “Около двух тысяч воинственных храбрецов, воинов, возбужденных, с криком, с ног до головы одетых в кольчугу и биктар, сидящих на конях, [быстрых], как резкий ветер, готовых к бою и сражению, вступили в Хас ³²⁸. Вслед за ними пришли отряд за отрядом, полк за полком [воины], вооруженные и оснащенные для битвы и сражений. Представляется целесообразным, чтобы его величество назначил отряд мужественных, храбрых, отважных людей, и [пусть] он (т. е. отряд) будет тверд и приложит усилия для отражения их (т. е. врагов)”.

В связи с этим последовал приказ благословенного [Абдулла-хана], чтобы Шахим-бий повел войска левого фланга против врага. Этот эмир, уповая на помощь милости всепрощающего господа, выступил с победоносным войском, в котором каждый [воин] был сжигающим огнем или красиво протекающим ручьем на поле брани, резким ветром во время верховой езды, терпеливой землей при совершении самоотверженного поступка. Рассыпающие огонь мечи [их] были привязаны к поясу мести, а копья [их, несущие] бедствие врагу, лежали на шее, между ушами коней.

На следующий день, когда появились передовые отряды утренней зари, на окраинах Хаваса ³²⁹ произошла встреча двух жестоких и отважных войск.

Сила и величие врагов, многочисленность вражеских войск заставили бледнеть смелых воинов [Абдулла-хана]. По причине малочисленности людей [Абдулла-хана] в зеркале воображения многих мужей не показалась картина встречи [в бою с неприятелем].

Однако распорядительный эмир Шахим-бий, уцепившись за непоколебимую опору [Абдулла-] хана, не имеющего себе равных, сделав предметом устремлений [своего] чудодейственного взгляда великий коранический стих: “Сколько небольших отрядов победило отряд многочисленный с дозволения Аллаха!” ³³⁰, вместе с остальным войском, покорителем стран, тронул боевого коня.

Месневи

Марс-кровопиец под этим голубым небом от страха перед этой битвой, перед яростью борьбы и сражения бросил в сторону проливающий кровь меч. [180] Симак-и Рамих ³³¹ от безмерного страха и ужаса расколол на мелкие куски [свое] блестящее копье. Блеск мечей и пик, сверкание копий и мечей во время нанесения удара в пыли битвы казались вспышками молнии среди черных туч. Кончики копий в руках воинов напоминали сверкающий метеор.

Наконец Шахим-бий, который является чудом [в проявлении] храбрости, повестью на страницах мужества, со всем войском и гордыми мужами царского двора вновь совершил нападение на злосчастных врагов. Одной смелой атакой, одной вылазкой он обескровил все вражеское войско. Враги, пока могли, твердо стояли ногой упорства на поле брани, гнали боевых коней и бросали себя в пучину гибели. Наконец они дружно избрали путь отступления, сошли с пути борьбы и пошли по пути бегства. Много людей попало в плен. В частности, был взят в плен Тукай мирахур — убийца покойного, прощенного богом Хусрав-султана.

После такой настоящей, бесспорной победы победоносное войско [Абдулла-хана], возблагодарив бога за милости и безграничные дары, подобрало победоносные поводья. С победой и торжеством [воины] поспешили к прославленному смелостью хакану и обрели счастье, припав к ногам [хана]. Они привели пленных пред светлые очи [хана] и по [его] приказу отрубили им головы.

После этого великого события его величество [Абдулла-хан] одарил царскими милостями и дарами тех эмиров и всех тех мудрых воинов, которые в столь опасном месте жертвовали жизнью и мстили [врагам]. Он повысил их положение до зенита неба, до высшей точки Сатурна.

Отсюда победоносный и торжествующий, очень счастливый [Абдулла-хан] отправился в столицу державы. В конце лета, когда степи и сады были украшены цветами и пахучими растениями, [Абдулла-хан] величественно прибыл в славную, благословенную столицу.

Стихи

Рассказ об обрезании благословенного шах-заде Абу-л-Фатх Абд ал-Му'мин-султана осенью, в дни Михригана ³³²

Великий и славный [Абдулла-]хан провел зиму в этом году, то есть в 985 году, в благословенном стольном городе [Бухаре]. В конце [месяца] Хут ³³³ во всем величии и великолепии он направился в Несеф. Преисполненный счастья от победы и радостный, хан охотился всю весну, когда зефир старался оживлять [людей], подобно дыханию Исы, а ветер [в месяце] фарвардине ³³⁴ разукрашивал зелень и пахучие растения, [уподобляя их] китайской галерее. После того как он освободился от охоты на птиц, летом, когда жара достигла высокой силы, он вернулся и остановился в стольном городе Бухаре. В это время в великом сердце государя [Абдулла-хана], повелевающего, как Искандар, возникла мысль об обрезании благословенного шах-заде. Он послал добрых вестников в разные концы [страны] для приглашения высокодостойных султанов, высокопоставленных эмиров, могущественных князей. Он отправил человека в Несу ³³⁵ и Баверд ³³⁶ за достойным султанской власти, [181] величественным потомком султанов времени Абул-Мухаммад-ханом ибн Дин-Мухаммад-ханом, который был дядей со стороны матери благословенного хан-заде [Абд ал-Му'мина]. Намерение, которое таилось в ярком сердце [хана], раскрыло лик перед правильным мнением его (т. е. Абул-Му-хаммад-хана).

Когда упомянутая счастливая весть распространилась, разнеслась во все стороны мира и слух об этом празднике дошел до высшей точки неба, военачальники стран на суше и на море, гордые мужи всех городов и областей тотчас же направились с надеждой ко двору [Абдулла-хана], прибежищу мира, они отправились в путь шагами старания и усердия. В особенности [это относится к] Абул-Мухаммад-хану. Столпы [его] государства препятствовали поездке его и заявили: “Не следует идти: до сегодняшнего дня ни один из наших султанов не склонил голову покорности перед ханами Мавераннахра”. Несмотря на это, он (т. е. Абул-Мухаммад-хан) не слушал их заявления ушами согласия. Уповая на помощь счастья могущественного [Абдулла-хана], он решил встретиться [с последним]. Когда пришла весть о его прибытии, его величество [Абдулла-хан] послал навстречу [ему] всех эмиров и везиров.

На следующий день по ходатайству света очей благородных, отмеченного милостью бога его святейшества Ходжи /204а/ Калана, да будет долгой его жизнь, который из поколения в поколение с мольбой клал земные поклоны роду его (т. е. Абдулла-хана), состоялась встреча между ними (Абдулла-хана с Абул-Мухаммад-ханом). Последний представил пред светлые очи благословенного [Абдулла-хана] дорогие подарки, славные дары, он подарил ему несколько раз по девять легких боевых коней, которые во время бега оставляли позади Рафрафа ³³⁷ и Борака ³³⁸, в доспехах, украшенных золотом, с чепраками, вышитыми золотом, а также быстрых верховых животных, цепь верблюдов. [Он преподнес] и другие подарки, какие только можно вообразить. Его величество [Абдулла-хан] нежно заключил его в объятия любви, с большой милостью расспросил его о делах и удовлетворил его желания, он назначил ему место остановки, снабдил его провиантом и всем необходимым.

Стихи

Как будто серебряный шарик яблока был выращен под сенью золотого листа, кончики разноцветных ветвей взяли за образец ямки на прелестном подбородке возлюбленной и розовые ланиты красавиц.

Стихи

Ветви померанца стали рассыпать золото, завитки гранатового дерева — [рассыпать] амбру. Золотистые круглые шкатулки цитрона и айвы казались золотым шаром средь листвы цвета динара ³⁴¹.

Стихи

[В это время] благословенный хакан, августейший государь [Абдулла-хан] приказал совершить обрезание дорогого, благороднейшего сына. [Это соответствовало] требованиям учения пророка, великой сунне избранника [бога Мухаммада], благословение и приветствие [Аллаха] над ним, и является установленным законом и обычаем. [Царевич] был заглавным листом упований, прекрасным украшением счастья, фруктом для сердца, плодом власти.

Стихи

Он — свет очей знатных людей, тот, к кому направлен милостивый взор всемилостивого [бога], свет в саду страны, солнце на небе счастья, полная луна на небе величия и славы, жемчужина в шкатулке господства, жемчуг в раковине безграничных милостей [бога], помощник веры и мира Абу-л-Фатх Абд ал-Му'мин-султан, да исполнит Аллах сокровенные желания его, да устроит великие дела его! Он является радостью сердца, душевным покоем, усладой очей, силой для раненой души, покоем для души, победой эпохи, плодом жизни, орбитой дел. Поистине благодаря источнику проницательности дерево власти не приносило еще плода лучшего, чем он. В объятиях страны мать времени не родила еще такого, как он, ребенка. [183]

Стихи

Последовал непреложный приказ, чтобы в Баг-и шахр ³⁴², построенном его величеством, приготовили все необходимое для праздника. Что за сад! Это место, подобное уголку в райском саду, где ветерок наполнял душу благоуханием амбры. Радующие душу просторы его напоминали чудесные сады рая. Казалось, что ангел, стоящий у врат рая, спустил на землю с горнего рая райский сад.

Воздух его, вселяющий радость, чище, чем источник света, просторы его, изгоняющие тоску, более красивы (букв, “украшены”), чем лик райских красавиц. Коранический стих: “Сады Эдема, из-под которых [текут] реки” ³⁴³, характеризует его. Сказанное [в Коране]: “Сады вечности с открытыми для них вратами” ³⁴⁴, является [одним] из его признаков.

Стихи

Высокий дворец его возвышался над чартаком ³⁴⁶ седьмого айвана [неба]. Собственными глазами [люди] видели в нем то, [о чем говорится в Коране]: “Ирамом, обладателем колонн, подобного которому не было создано в странах” ³⁴⁷. Вогнутый чертог его соединялся с согнутой дугой [чертога] Сатурна. Зубцы его высокого дворца касались пояса Юпитера. Прекрасны галереи его [дворца], красивы великолепные суфы вокруг него. [Имеются] чудесные балконы, откуда открывается вид, успокаивающий душу, сторожевые башни. Под этими высокими куполами, возвышенным сводом, которые являются предметом зависти верхних помещений небесного храма и высокого неба, находятся каменные колонны и прочные выступы. Наружные стены [дворца] украшены различным образом, расписаны золотом и ляпис-лазурью, отделаны золотом.

Касыда

В этом саду, подобном райскому, являющемся предметом зависти высочайшего рая, проворные фарраши, опоясавшись поясом служения, вступив на путь служения, разбили палатки на сто, на восемьдесят человек. Палатки из тонкого сукна и шелковые зонты поднимались до Капеллы.

Стихи

Пир дружбы и веселья, торжество ликования и безмятежности были разукрашены наподобие благоухающего рая. Были смешаны фимиам амбры и мускуса, мир наполнился [ароматом] смеси амбры и алоэ. Земля словно открыла мускусный мешочек.

Виночерпии, [лицом] напоминающие луну, наполняя до краев чаши и кубки с вином, более чистым, чем прозрачная вода, множили веселье, /205б/ закрыв двери печали и горя, они открыли врата веселья и радости для веселых, ликующих людей. Прозрачное вино казалось чистым яхонтом, расплавленным рубином. Изысканность и исключительная приятность [его были таковы, что] взор был бессилен представить это.

Месневи

Приятноголосые певцы перед этим благословенным, как Фаридун, государем пели песни, ласкающие душу. Чарующими звуками они удаляли со скрижалей сердец надписи о терпении и терпеливости. Чанг, похожий йа новый месяц, в объятиях у музыкантов, подобных луне, казался стариком с крашеными волосами, излохмаченным подолом, [казалось также], что это красавица с черными благоухающими локонами, стоящая вниз головой.

Месневи

Уд, вселяющий радость, в такт танцорам зажигал огонь в сердцах опечаленных возлюбленных, разгонял печаль в беззлобных сердцах страстно влюбленных. Песнями в [разных] тонах, дарящими покой, прелестной мелодией, прогоняющей грусть, [певцы] приводили опечаленных страстно влюбленных в состояние душевного равновесия: нежностью звуков доводили до ушей души слушателей радость вечной жизни.

Месневи

Поднимающие дух, высокие и низкие [звуки] флейты, чарующие мотивы давали пищу для жизни. При каждом [музыкальном] образе в сердца людей вселяется новый дух. Все тело [становится] глазом, но лишенным зрачка. Песни в ладу /206а/ Дауди ³⁵¹, [выводимые] рудом, в тысячу раз приятнее, чем пение соловья.

Месневи

Удивленный бубен, [постоянно] переворачиваясь в руках музыкантов, издавал громкие стоны, как помешанный от любви, издавал вопли, доходящие до высшей точки шарообразного неба, до макушки огненного шара [солнца], как страстно влюбленный, оглашал криками и стонами [все] семь небес.

Месневи

Согласно приказу слуги украсили шатрами с двух сторон улицу, ведущую к саду, и привели [все] в порядок. Около сада все украсили франкской тканью и разноцветным шелком. Они раскрыли врата радости и ликования перед веселыми людьми, пришедшими [на пир]. Представители различных искусств, изобретатели и красноречивцы в тех областях искусства, ремесла, которыми они владели, с исключительной тщательностью, неподражаемым искусством продемонстрировали редкое мастерство, невиданное умение. Все, что было [у них] в сокровищнице воображения, в сокровищнице мысли, они показали миру.

На протяжении нескольких дней сердца и мысли великих и малых пожелали радоваться, веселиться, ликовать. [В течение нескольких дней] устраивали веселые пиры, на которых не знали печали, [празднества], более прелестные, чем высочайший рай, наилучшие из всего, [что существует]. Везде радостные люди устраивали веселые пиршества наподобие рая, райского сада. Виночерпии, лицом напоминающие райских красавиц, видом похожие на ангелов, для зажигания огня у опьяненных вином держали в руках, подобных серебру, золотые чаши. Наполнив чистым вином, золотистым напитком китайские и алеппские хумы ³⁵², они приготовили [их для раздачи]. Возбужденные крики [пирующих] поднялись выше чертогов Сатурна. Для этого благословенного праздника стольники приготовили не поддающиеся счету и определению различного рода кушанья, разнообразные напитки. /206б/ Приготовив китайские столы, полные разнообразных яств, они представили перед [гостями, и все это согласовалось со стихами]: “Обходят их мальчики, вечно юные, с чашами, сосудами и кубками из текучего источника — от него не страдают головной болью и ослаблением — и плодами из тех, что они выберут, и мясом птиц из тех, что пожелают. А черноокие, большеглазые, подобные жемчугу, хранимому” ³⁵³.

В последний день [пиршества Абдулла-хан] вызвал великих и знатных людей, предводителей войск различных стран и областей: из числа ходжей — Калан-ходжу, махдум-заде мира и обитателей мира, выдающегося среди великих людей эпохи, а также высокодостойного, благородного шейх ул-ислама Хан-ходжу, доказательство шариата и веры, и других. Из великих султанов [он пригласил] султана, подобного небу, Абу-л-Фатх Ибадулла-султана и жемчужину в шкатулке ханства, яркую звезду в зодиаке султанства, помощника бога Джалал ад-дина Абул-Мухаммад-султана. Он устроил [187] большой пир. Почетное место собрания было украшено присутствием сына ходжи мира, перстня в [духовной] цепи [ордена] Ходжаган ³⁵⁴ [Калан-ходжи]. Земля, удостоившись чести быть в соседстве [с ним], подняла макушку гордости до самой высшей точки неба счастья.

Согласно высокому приказу в тот день из великих [мира сего] эмир-заде Мухаммад-Баки-бий, сын эмира Турума дурмана, Мухаммад-Али оглан ибн Хакк-Назар оглан, а также другие, [всего] девять человек, на том достойном пиру, на празднестве, [устроенном], как подобает, держали в руках золоченые жезлы и, сидя на конях, быстрых, как ураган, исполняли службу ясаула.

Были раскрыты двери удовольствия и милосердия перед знатными и простыми людьми. Счастливого шах-заде [Абд ал-Му'мин-хана], достойного короны и трона, подвергли обрезанию по законам шариата пророка, по религиозному обряду избранника [бога Мухаммада]. Благодаря исполнению этого приятного обряда, похвального обычая успокоились сердца восседающих на священном троне.

В этот день представили пред светлые очи присутствующих [в качестве дара] славных коней, быстрых верховых животных, халаты из золотой парчи, кошельки с золотом, связки из нескольких нитей рубина и жемчуга. Султаны, пользующиеся почетом, правители, приказы которых исполняются, благородные в султанстве, эмиры, столпы великой державы, знать и простой народ, стар и млад согласно их положению и достоинству были отмечены и осчастливлены великолепными дарами, огромными милостями. Получив в очень большом количестве достаточную долю царских даров и государевых милостей, они превзошли [в этом] подобных себе [людей].

Абул-Мухаммад-султана [Абдулла-хан] удостоил прекрасными царскими подарками, исключительным вниманием. Он оказал [ему] милость, снабдив [его] всем необходимым для султанства /207а/ и всем тем, что нужно для величия и высокого положения, и выделил его среди подобных [ему]. Он подарил ему ожерелья, жемчуга, рубины, редкостные вещи, украшенные рубинами, много денег и золота, неисчислимое количество тканей, посуды и другие редкостные вещи, великолепные товары и отпустил его в его вилайет.

Этот великий праздник, большой пир состоялся в месяце ша'бане упомянутого, [985] года. Мисра: Слава Аллаху, этот пир прошел весело!

О некоторых причинах, которые послужили основанием для похода победоносного хакана [Абдулла-хана] на Самаркандский вилайет, похожий на рай, и об освобождении его от могучей руки самоуверенной толпы, коварного сборища

Из всех милостей господних, даров божьих, которые проявляются в зависимости от выражения преданности обладателю счастливого сочетания светил [Абдулла-хану, заслуживает внимания] следующее. Всякий, кто рукой надежд крепко [хватается] за подол вечной власти хана, подобного Искандару, и, опоясав душу поясом покорности, вдевает голову в ярмо повиновения, невеста счастья и власти, красавица счастья и блаженства того всей душой будет ожидать [прибытия] его кортежа, вприпрыжку побежит исполнять его приказ. “И это — великий успех!” ³⁵⁵. Всякий, кто отворачивается от порога, от дворца августейшего [хана, чье] счастье увеличивается с каждым днем, и, движимый любовью к необычайным мечтам и по наущению шайтана и дива заносчивости, выказывая непослушание [хану], став неблагодарным, [188] проявляет вражду [к нему], которую он таил в сердце, тот в скором времени станет мишенью стрел поражения, будет ранен мечом вражды и ненависти.

Стихи

Цель изложения этих мыслей, написания этих слов заключается в следующем. Мятежный хан Джаванмард-хан в течение долгого времени, многих дней при его величестве [Абдулла-хане] внешне ухаживал за цветником дружбы и единодушия, увлажнял [его] водой из источника преданности; луг, покрытый цветами верноподданства и [исполнения] обязанностей, сад единодушия и дружбы он освежал лучами искренности и прекрасными цветами единодушия. Но в действительности по наущению группы людей, избравших путь мятежа и смуты, насилия и бунта, готовых поднять пыль мятежа и /207б/ [разжечь] огонь смут, сделавших [своим] занятием пролитие крови и подстрекательство к мятежу, [Джаванмард-хан] сошел с пути справедливости и предал ветру измены прежние договоры [о покорности Абдулла-хану]. Он загрязнил воду источника чистоты пылью злобы и свирепости.

Время от времени признаки вражды и отсутствия единодушия [с ханом], которые были скрыты в черной точке внутри его сердца, запечатлевались на скрижалях сердца и на заглавном листе души его величества. Счастливый хакан по [своей] стойкости и невозмутимости никак не давал знать об этом. Ввиду исключительной благосклонности и беспредельного великодушия, заложенных в природе его величества, он по-прежнему выражал единодушие с ним (т. е. с Джаванмард-ханом), проявлял искренность [к нему].

Абу-л-Хайр-султан, выступая против отца, постоянно вел переписку с его величеством, всячески выражая повиновение, верноподданнические чувства, покорность [его] приказам. Благодаря своей обходительности, умению [оказать] всякого рода помощь, [проявить] расположение он стал избранником [Абдулла-хана] и счастливцем. Внешне [Абу-л-Хайр-султан] сделал душой своей судьбы преданное служение [Абдулла-хану], выражение покорности и единодушия. Зная, что его счастье и судьба зависят от могущественной власти [этого хана], прежнюю верную службу он счел нужным соединить с приятными дополнениями преданности. По требованию времени [Абу-л-Хайр-султан] был вынужден объяснить отцу, что, если он желает, чтобы основы власти и здание султанства его не были поколеблены, [чтобы] землетрясение смут не разрушило бы [их], он должен совершенно отказаться от мыслей о смуте, от мечты о бунте, на которых по настоянию группы злосчастных мятежников он сосредоточил все свои помыслы. В противном случае, если он не послушает этого [совета] ушами согласия, впоследствии может возникнуть такая смута, что руки разума никак не дотянутся до подола принятия мер, и появятся такие беспорядки в делах управления страной, что картина устранения их не предстанет перед зеркалом воображения.

Несмотря на [такие предупреждения], Джаванмард-хан не придавал никакого значения советам сына и не слушал его увещеваний.

[Джаванмард-хан], испытывая страх, оттого что [сын его] выражает верность его величеству шаханшаху [Абдулла-хану], тайно открыл врата переписки с султанами Ташкента, правителями Туркестана, Ходжента и [189] главным образом с Баба-султаном, который был крайне мятежным, как пламя огня, и усердствовал в ссоре, в [проявлении] вражды к его величеству. Он вступил в союз [с Баба-султаном], стал на путь единодушия [с ним].

В [месяце] мухарраме 986 года, когда его величество /208а/ [Абдулла-хан] изволил находиться в Балхе, Музаффар-султан с одобрения своего отца Джаванмард-хана, по подстрекательству зачинщиков смуты, например, Шах-Саййид оглана, который в то время исполнял должность аталыка его, [Музаффар-султана], отправился в Ташкент. Он не принял во внимание мнение своего старшего брата [Абу-л-Хайр-султана].

Когда произошла встреча [его с ташкентскими султанами], он сказал: “Мой брат Абу-л-Хайр, вступив на путь вражды, медлит исполнить приказ отца [и прибыть сюда]. Постоянно он вдевает голову покорности в кольцо повиновения его величеству победоносному [Абдулла-хану], выказывает ему безграничную преданность, усердно служит ему.

[Месневи]

Цель [изложенного состоит] в том, что если и впредь проявлять беспечность в этом деле, то из-за него поднимется такая великая смута, такой яростный бунт, огонь которого затем не удастся быстро потушить, и будет нелегко устранить это бедствие”.

А у Баба-султана как раз такой характер, что в вопросах о мятеже он и не нуждался в этой просьбе. Днем и ночью он думал о том, какой бы ему поднять мятеж, чтобы создать в стране беспорядок. В воде и в зеркале он искал картины смуты, во сне и наяву он стремился к мятежу. Когда представился такой случай, он, сочтя момент благоприятным, позвал своих сановников и совещался с ними. [Его] мысль остановилась на следующем: “Пока могущественный [Абдулла-хан] находится в Балхе, следует крепко проучить Абу-л-Хайра, ибо ясно, что, когда его величество переправится через Амударью, даже и думать и мечтать об этом не придется”.

Поскольку волею господней создалось такое положение, что дела в странах Самарканда, Ташкента, Туркестана, Ходжента из-за мятежей находились в упадке, Баба-султан поддался на уговоры их (т. е. вельмож). Он отобрал тридцать тысяч вооруженных людей и четырех великих эмиров. Одного из [своих] мстительных сыновей, по имени Латиф-султан, он присоединил к Музаффар-султану. Он приказал [им]: “Если Абу-л-Хайр-султан выразит безоговорочное подчинение, повиновение своему отцу, /208б/ вы обходитесь с ним мирно и вернитесь назад. В противном случае, если он не сойдет с пути непослушания, высокомерия, гордости и упорства, выступайте против него. Присоедините к своим войскам войска Самарканда, совершите и на Мианкаль. Высунув руку грабежа из рукава вражды, поднимите голову величия. Когда это случится, я [сделаю] все что [в моих] силах и с войском Туркестана, с армией Отрара и Сабрана, с безграничным полчищем, с большим числом [людей] устремлюсь вслед [за вами]”. [190]

Согласно этому решению названные султаны из-за крайнего высокомерия со всем этим огромным войском в безмерном великолепии пошли походом на подобный раю Самарканд.

Когда тревожная весть о Музаффар-султане и о поездке его в Ташкент подтвердилась и дошла до слуха Абу-л-Хайр-султана, [этот] победоносный султан в силу необходимости написал челобитную с жалобой [на Музаффар-султана] и послал в Балх, купол Ислама, его величеству [Абдулла-хану], подобному Искандару. Сообщив об упомянутых событиях, он просил о следующем: “Будет хорошо, если его величество обратит свои [лучезарные], как солнце, мысли [на то, чтобы] помочь в осуществлении желаний этого ничтожного верного слуги, и, переправившись через Джейхун, направит своего Рахша для охоты у этой реки. Если после встречи моего брата Музаффар-султана с правителем Туркестана Баба-султаном возникнет мятеж, смута, бунт, не произошло бы разорение больших городов и областей, сильное ухудшение положения подданных”.

В это время его величество могущественный [Абдулла-хан], снарядив войско, хотел совершить поход на Бадахшан [по следующей причине].

О правителе Бадахшана Шахрух-мирзе ибн Ибрахим-султане ибн Шах Сулаймане приходили вести, что он по [своей] порочной природе, отвратительному характеру рисует картину завоевания мира. Возгордившись многочисленностью, величием [своего войска], на страницах своего воображения он рисует картину независимости. По подстрекательству шайтана, от страха за себя он отвернулся от покорности и повиновения [Абдулла-хану] и шествует по равнине мятежей и смут. Ввиду чрезмерной непокорности и вражды он снимает с себя кольцо служения и ярмо повиновения [хану].

Месневи

Когда [Абдулла-хан] услышал об этом, он посмотрел оком уважения на посла шаха Бадахшана, который доставил письмо, содержащее выражение полного повиновения, изъявления верности и одобрения его приказов. Он одарил [посла] почетным халатом. Считая милостью прощение за проступки, признавая [это] достойным похвалы качеством, похвальной чертой, по исключительной милости он выслушал его извинения за недостойные поступки. Без промедления он повернул поводья назад и поехал по направлению к Джейхуну.

Когда знамена благословенного [хана] достигли берега реки и [хан] перешел [ее] у переправы Келиф ³⁵⁶, вновь пришел человек от Абу-л-Хайр-султана и доложил: “Музаффар-султан с огромным войском только что переправился через Сейхун и с предельной быстротой направляется в эту страну (Самарканд).

Месневи

Если его величество направится сюда побыстрее, возможно, удастся погасить огонь их мятежа”.

После получения этого известия [Абдулла]-хан, славный, как Искандар, погнал с предельной быстротой коня, подобного горе.

Когда местность Киз-худуги ³⁵⁷ стала местом расположения палаток победоносных войск [хана], снова пришел гонец Абу-л-Хайр-султана и доложил: “Войска Дашта остановились в Ширазе ³⁵⁸. Джаванмард-хан послал к ним человека и побуждал [их войти] в город”.

В ту же местность пришел гонец и от Джаванмард-хана и предложил лучезарным помыслам [Абдулла-хана] следующее: “Абу-л-Хайр-султан выказывает сильную вражду [к отцу], а о Музаффар-султане и обо всех отправившихся в Ташкент мы не располагаем никакими данными. Если его величество обратит внимание на то, чтобы примирить братьев, это послужит причиной создания безопасности в стране и на дорогах”.

На следующий день еще пришел человек от Абу-л-Хайр-султана и доложил: “Выступил Джаванмард-хан с огромным войском на помощь войску Туркестана. Он разбил войско [Абу-л-Хайр]-султана и направился в город [Самарканд] ”. Разъяснение этого следующее. После того как войско Дашта расположилось в местности Ипар куруги ³⁶⁰, Билал-ходжа, садр Баба-султана, с некоторыми другими эмирами поспешил на встречу с Джаванмард-ханом. После обмена мнениями [с ханом] ввиду своих крайне злых намерений и низких целей [Билал-ходжа] нарисовал картины лжи, обмана, хитрости и коварства и сказал [хану]: “Поскольку всей природой Абу-л-Хайр-султана овладела мысль о мятеже, правильнее будет стать [нам] на путь обмана.

Поступая благоразумно, прибегая к хитрости, мы нападем на него и на некоторых его спутников. Вместе отправившись к нему с таким намерением, мы захватим его. Возможно, что корень мятежа и бунта, дерево зла и смуты, которое пустило ростки на поверхности его сердца, он уничтожит топором [принуждения] к повиновению и покорности, вденет голову в кольцо послушания и будет покорным”.

Когда эта весть дошла до слуха Абу-л-Хайр-султана, немедля он вышел из города с семью сотнями храбрецов. [Было это] в ночь на среду 25-го [числа] упомянутого месяца [мухаррама].

Стихи