Компилятивная часть памятника была достаточно подробно рассмотрена выше. Оригинальная часть, как она рассматривалась, видимо, и самим автором, представляет собой продолжение труда мирзы Мухаммад-Хайдара Дуглата. Причем, по всей вероятности, продолжение было написано без привлечения каких-либо исторических источников, на основе изустной традиции, переплетавшейся с рассказами участников и очевидцев описываемых событий и наблюдениями и впечатлениями самого автора.

Оригинальный характер “Хроники” подтверждается последовательным сравнением рассказов второй части труда с соответствующими местами Бахр ал-асрар фи манакиб ал-ахйар ² его предшественника Махмуда б. Вали, составленного, включая дополнения, около 1050/1640-41 г. Завершающая часть второго раздела (рукн) VI тома (муджаллад) этого труда посвящена Чагатаидам — преемникам Султан-Са'ид-хана, правившим в Могольском государстве. Исторический материал, помещенный в разделе, доведен до событий 1047/1637-38 г. Таким образом, Махмуд б. Вали почти на столетний период продолжил труд мирзы Мухаммад-Хай-дара, на который он опирался.

Сравнение материалов, приведенных в Бахр ал-асрар с середины XVI в. по конец 30-х годов XVII в., с соответствующими рассказами “Хроники” показало их совпадение. Но [114] известная близость этих сведений совершенно не означает, что “Хроника” как более поздний источник построена на материалах Бахр ал-асрар. Материалы обоих источников совпадают в общей последовательности событий (исключение составляют два-три случая) и в хронологии правления представителей династии, но рассказано ими об этом периоде истории Могольского государства с разных позиций и в резко отличающейся друг от друга манере изложения. Иными словами, оба труда совершенно независимы один от другого и сведения одного из них дополняются сведениями другого ³. Данный случай не может не представлять известного интереса для исследователей истории Восточного Туркестана, а также Киргизии и Казахстана — оба источника дают в их распоряжение материал, который в одно и то же время совпадает и отличается как деталями и второстепенными подробностями, так и степенью полноты в их передаче; наконец, они написаны независимо один от другого, что подтверждается сравнением любого эпизода, освещенного ими обоими. Подобное совпадение в изложении событий у двух авторов, второй из коих не пользовался трудом своего предшественника, может говорить только о том, что они оба располагали надежными источниками информации.

Вместе с тем при сопоставлении этих рассказов обращает на себя внимание та деталь, что в “Хронике” наряду с освещением событий внешнеполитического характера много места уделяется внутренней жизни Могольского государства, в то время как в Бахр ал-асрар превалирует внешнеполитический аспект. Это различие, видимо, можно объяснить разными целями, стоявшими перед авторами. Если Махмуд б. Вали писал всеобщую историю, что в известной степени объясняет его преимущественное внимание к вопросам внешнеполитическим, то Шах-Махмуд, составляя локальную историю, не мог оставить в стороне события внутренней жизни страны, хотя взаимоотношениям с соседями он также уделяет немало внимания ⁴.

Отметим также, что значительное сходство наблюдается не только в общей канве рассказов, но проявляется в деталях .и подробностях тех эпизодов, в которых говорится об участии в событиях чурасских беков и эмиров, особенно в описании борьбы между преемниками Мухаммад-хана и Абд ар-Рахим-хана, где совпадают не только имена этих эмиров, но города и поселения, где они были хакимами, а также чис^ ленность отрядов, находившихся под их командованием. Такое совпадение, по нашему мнению, связано с тем, что одним из основных информаторов Махмуда б. Вали ⁸ был активный участник этих событий хаким Уча и Аксу чурасский бек мирза Латиф, изгнанный в Балх около 1040/1630-31 г., а наш автор использовал в своих рассказах воспоминания и свидетельства других чурасских эмиров, принимавших не менее активное участие в тех же самых событиях. Устный компонент информации Махмуда б. Вали подтверждается также и тем, что все его информаторы появились в Балхе вскоре после смерти 'Абд ал-Латиф-хана, вследствие чего события 1042—1047/1632—1638 гг. изложены им весьма схематично, в них отсутствует столь характерная для него по предыдущим рассказам осведомленность.

“ХРОНИКА” И АНОНИМНАЯ “ИСТОРИЯ КАШГАРИИ”

Сразу заметим, что логика этих доводов убедительна только в одном аспекте, а именно когда речь идет о том, что анонимный тюркский историк сделал сокращенный перевод “Хроники” Чураса и включил его в свое сочинение. Между тем упомянутые нами исследователи говорят только, что он пользовался историческим сочинением Шах-Махмуда, мимо которого, как своего предшественника-компатриота, он, естественно, не мог пройти. Его работа, как это видно при сопоставлении обоих трудов, свелась к следующему ¹⁶: анонимный автор обработал, значительно сократив, а иногда просто опустив, многие рассказы Шах-Махмуда. Ряд материалов он включил в свое сочинение в пересказе, в некоторых случаях весьма близком к переводу (например, эпизод о столкновении Мухаммад-хана с Шах-ханом, ср.: “Хроника”, л. 516, и “История Кашгарии”, л. 68б—69а; также описание судилища, практиковавшегося 'Абд ал-Карим-ханом, ср. л. 49а и лл. 65б—66а соответственно). Придерживаясь канвы повествования Шах-Махмуда Чураса (на что также указывает и порядок глав в сочинении анонимного историка), он лишь в двух-трех случаях сделал композиционную перестановку рассказов своего первоисточника, дополняя сведения Чураса новыми данными, что естественно, поскольку он писал позднее, частично уточняя их и лишь в единичных случаях расходясь со сведениями “Хроники”. Словом, его обработка очень напоминает ту работу, которую проделал сам Шах-Махмуд с Тарих-и Рашиди мирзы Мухаммад-Хайдара, использованной им в компилятивной части своего труда.

а. Рассказы о правлении 'Абд ал-Карим-хана:

эпизод с написанием бейта в порицание отцеубийства по требованию 'Абд ар-Рашид-хана (“Хроника”, л. 48а-б, и “История Кашгарии”, л. 64б); сцена предсказания Мирзы Зирака 'Абд ал-Кариму и последующие события, включая вступление последнего на престол и сцену встречи с другим претендентом, Суфи-султаном, в покоях Чучук-ханым (лл. 48б—49а и лл. 65а-б, 66б соответственно); описание ханского судилища (л. 49а и лл. 65б—66а); рассказ о самодурстве Суфи-султана, проявленном в отношении Мирзы Зирака, и проклятие последнего (л. 52а-б и л. 67а-б).

б. Рассказы о правлении Мухаммад-хана:

ходжа Мухаммад-Исхак Вали и Мухаммад-хан (лл. 49б— 50а и л. 68а-б); эпизод о столкновении Мухаммад-хана, в ту пору правителя Аксу, с Шах-ханом — правителем Чалыша и Турфана, вызванном неудачной попыткой первого похитить дочь Шах-хана (л. 516 и лл. 68б—69а); рассказ о строптивости, проявленной хакимом Кашгара мирзой Тенгри-Берды барласом (л. 53а-б и л. 69а-б); поход узбеков на Могольское государство и его результаты (лл. 53а—54б и лл. 69б—71а); рассказ о Мухаммад-хане, Хаджжи Мураде и хадже последнего в Мекку и Медину (лл. 54б—55а и л. 72а-б).

в. Рассказы о Шах-Шуджа' ад-Дине Ахмад-хане: эпизод о конфликте Мухаммад-Хашим-султана с 'Абд

ар-Рахим-ханом и гибель первого (лл. 56б—57а и лл. 83б— 84а); заговор против Шуджа' ад-Дина Ахмад-хана, описание убийства, рассказ о битве 'Абд ал-Латиф-хана и его сторонников с заговорщиками (лл. 62а—64а и лл. 74б— 78а).

Таким образом, исходя из вышесказанного, мы не видим необходимости подвергать сомнению вывод, сделанный еще на первом этапе исследования памятника.

Конечно, в связи с введением в научный обиход “Хроники” — основного первоисточника “Истории Кашгарии” — научная ценность последнего несомненно снижается, поскольку зависимость его автора в изложении более ранних событий от Шах-Махмуда Чураса не вызывает каких-либо сомнений. Значение же первоисточника “История Кашгарии” сохраняет в своих заключительных главах, посвященных событиям конца XVII — начала XVIII в. ²⁰

***

В целом “Хроника” дает нам сравнительно полную картину политической истории государства, которая рисуется под углом зрения действий того или иного династа, а ее ткань соткана из рассказов о жизни правящей феодальной верхушки. Сведений же социально-экономического порядка, хотя бы слабых намеков на жизнь простого народа, составлявшего основную массу населения страны, в ней не содержится. В этом отношении труд Шах-Махмуда ничем не отличается от аналогичных произведений феодальной историографии.

Несколько слов о социально-политической структуре Мо-гольского государства. Материал “Хроники” дает возможность составить более или менее полное представление о структуре государства в целом, хотя на этом вопросе автор нигде не останавливается специально. Судя по всему, это было типично феодальное государство со всеми присущими ему атрибутами и институтами, которое весьма походило на государство Шейбанидов, а затем Аштарханидов в соседнем Мавераннахре. К сожалению, нам неизвестно, какую роль сыграли кочевые традиции в сложении и развитии государственных учреждений, поскольку имеются основания предполагать, что эти учреждения складывались постепенно, по мере консолидации государства. В Могольском государстве была сохранена система удела, обычная для соседних с ним государственных образований, при которой вся территория страны была разбита на отдельные владения и распределена между представителями ханской семьи или влиятельными могольскими племенами и родами. Владетели уделов правили в них практически независимо и бесконтрольно, что в некоторых случаях специально оговаривалось ²³. Наш автор не отмечает ни одного факта смены уделов племен и родов, но им фиксируются случаи перевода представителей династии из одного удела в другой.

Опираясь на сведения “Хроники”, мы можем прийти к заключению, что в Могольском государстве действовал сравнительно налаженный и достаточно разветвленный административный аппарат центрального управления. Подавляющее большинство должностных терминов в том виде, в каком приводит их наш автор, известно по историческим источникам, составленным в Мавераннахре, а именно: вазир, мухрдар, аталик, ишикага, мирахур, бахши, кушбиги даруга, бакавул, йасавул, шигавул, мираб, амир ал-умара', тагарчи и пр.

Вместе с тем мы не можем с уверенностью сказать, что функции и прерогативы лиц, занимавших перечисленные должности, полностью совпадали с функциями и прерогативами их носителей в государстве Шейбанидов или Аштар-ханидов, так как Шах-Махмуд только называет эти административные (и отчасти военные чины), не давая каких-либо пояснений (все эти термины детально рассматриваются в комментарии к переводу, поэтому здесь мы не будем их разбирать). Можно только высказать общее предположение, что, видимо, прерогативы и обязанности этих чиновников совпадали в известной мере, но они должны были безусловно трансформироваться в согласии с местными условиями и под воздействием значительного кочевого элемента в составе Могольского государства. Заметим, что к числу наиболее значимых в системе военно-административной иерархии относились должности хакимов — военных губернаторов Яркенда и Кашгара, которыми могли быть только аталыки хана и наследника престола соответственно. Интересно, что только для Яркенда отмечает наш памятник наличие органов гражданского управления.

* * *

Таким образом, труд Шах-Махмуда Чураса является также первым сочинением, написанным в Восточном Туркестане и посвященным черногорским ходжам с целью их прославления и апологии. Естественным продолжением материалов “Хроники” о ходжах является другое, на этот раз агиографическое сочинение нашего автора — Анис ат-талибин (мы приводим в “Приложении” его заключительную часть). Словом, материал, который собрал и последовательно изложил во многих рассказах на страницах “Хроники” Шах-Махмуд, мы ни у кого в подобном объеме не находим.

К сожалению, в “Хронике” мы не нашли сведений о политических противниках черногорских ходжей — о белогорских ходжах. Это наименование закрепилось за преемниками и сторонниками Мухаммад-Амина, известного как Ходжа Калан, брата ходжи Исхака, основателя ветви белогорских ходжей (так называемой 'ишкийе) в рамках суфийского ордена накшбандийе-ходжаган. Его преемники осели в Кашгаре и обладали там довольно весомым влиянием, особенно возросшим при жизни ходжи Хидайаталлаха (Ходжа Афак), внука Ходжи Калана. Политическая борьба между этими двумя сектами ходжей официально прикрывалась лозунгами религиозного расхождения, по существу ничтожными и касающимися главным образом толкования ряда моментов из повседневной практики дервишизма ²⁶.

* * *

Значение “Хроники” как исторического источника далеко не исчерпывается содержащимся в ней надежным и исключительным по важности материалом, посвященным собственно Восточному Туркестану, истории двух государственных образований на его территории и их правителей из дома чагатайских ханов, а также обосновавшимся там черногорским ходжам. Повествуя о событиях, сотрясавших Моголь-ское государство, рассказывая о внешнеполитических акциях его владетелей, Шах-Махмуд Чурас сообщает новые и до сих пор неизвестные сведения о соседних народах и государствах, которые открывают для нас еще одну страницу их истории и на которых мы кратко остановимся ниже ²⁷.

В дальнейшем отношения между двумя сторонами, видимо, оставались прохладными и натянутыми, хотя о каких-либо конкретных враждебных действиях источники ничего не сообщают. Правда, Аштарханиды, сменившие вскоре после отмеченного похода Шейбанидов, не закрывали дверей перед изгнанными из Могольского государства как мятежными представителями династии, так и отдельными эмирами и охотно предоставляли им убежище либо в Балхе, либо в Мавераннахре ³⁰. В то же время они никак не реагировали на два грабительских набега 'Абдаллах-хана на Андижан. Под конец своего правления 'Абдаллах-хан в ответ на посольство 'Абд ал-'Азиз-хана из Бухары послал ко двору этого аштарханида, судя по описанию Шах-Махмуда Чураса, пышное посольство, за которым последовал еще один обмен посольствами. Однако, по всей видимости, эта обоюдная инициатива установить или наладить отношения не принесла сколько-нибудь осязаемых результатов ³¹.

2. Когда 'Абд ар-Рашид-хан разорвал казавшийся прочным традиционный союз с казахами и объединился с Шейбанидами, цели, которые он преследовал этим актом, можно объяснить тем, что он решил воспользоваться серьезным ослаблением объединения казахских племен и если не присоединить к своему государству территорию западного и центрального Моголистана, то распространить на эту область свое преобладающее влияние. Видимо, в проведении подобной политики он добился положительных результатов, так как источники донесли до нас сведения о его успешных [127] походах в Моголистан, но закрепиться там он не сумел, потому что не располагал необходимыми для этого силами. С другой стороны, ему удалось на определенное время обезопасить границы своего государства и временно приостановить продвижение киргизских родов и племен в юго-западном направлении. Вместе с тем его действия на длительное время (вплоть до восшествия на престол в 1048/1638-39 г. 'Абдаллах-хана) определили отношения моголов как с казахским союзом в целом, так и с отдельными группировками внутри него.

Сложившаяся ситуация особенно наглядно иллюстрируется эпизодами борьбы между правителями Яркенда и Турфана, в которой на стороне последних принимали весьма активное участие казахские ханы и султаны. Так, Худабанде-султан б. Курайш-султан, воспользовавшись неопределенной обстановкой, которая сложилась в стране со смертью 'Абд ал-Карим-хана (конец 999 или начало 1000/1591 г.) и отсутствием Мухаммад-хана, ушедшего еще до смерти брата в поход на киргизов в местность, расположенную между реками Чу и Талас, захватил Чалыш и Турфан с помощью казахского хана Тауке (= Тевеккель) ³². Несмотря на помощь этого хана, который, кстати, вскоре ушел из Чалыша, Худабанде-султан не смог удержать власть и в 1004/1595-96 г. потерпел неудачу, разбитый 'Абд ар-Рахим-ханом, которому Мухаммад-хан пожаловал эти области в удел уже после того, как там обосновался Худабанде-султан. В споре, решенном оружием, последний потерпел поражение, а удел достался 'Абд ар-Рахиму. В событиях, развернувшихся в пределах Чалыша и Турфана, особо примечателен факт помощи, оказанной Тевеккель-ханом. По существу это было вмешательством во внутренние дела Могольского государства и прямая поддержка выступления, направленного против центральной власти. Кроме того, эта помощь подготовила почву для последующего участия казахских ханов и султанов во внутренней междоусобной борьбе. Это участие не было случайным или единичным актом, оно носило характер явной закономерности, и в этом смысле можно весьма определенно ставить вопрос о существовании договоренности о совместных действиях между казахскими ханами и правителями Чалыша и Турфана против преемников Мухаммад-хана, правивших в Яркенде. Показательно, что в критические [128] моменты упорной сорокалетней борьбы, которую вел 'Абд ар-Рахим-хан, опираясь на Чалыш и Турфан, против правителей Могольского государства, на его стороне всегда выступали казахи. Однако следует заметить, что поддержку ему оказывала одна из соперничавших группировок внутри казахского союза, поскольку известно, что казахский хан Турсун-Мухаммад, правивший в Ташкенте и признававшийся ханом значительным числом казахов в начале 10-х годов XVII в., установил тесные контакты с яркендскими правителями, а его сестра Ханым-падшах была замужем за сыном Мухаммад-хана Шах-Шуджа' ад-Дином Ахмад-ханом (1018—1028/ 1609—1618) и приходилась матерью младшего сына последнего, 'Абд ал-Латифа, будущего Афак-хана (ум. ок. 1040/ 1630-31). Примечательно, что сын Турсун-Мухаммад-хана после гибели отца, последовавшей в 1038/1628 г., бежит из Ташкента в Яркенд, где находит себе приют. Отмеченное выше открывает совершенно новую, доселе неизвестную страницу в дипломатических и военных взаимоотношениях между казахами и правителями Яркенда.

Союз, заключенный между 'Абд ар-Рахимом и Ишим-ханом, видимо, не распался с их смертью, и их сыновья — 'Абдаллах-хан, ставший в 1048/1638-39 г. полновластным правителем всего Могольского государства, и Джахангир-хан — поддерживали добрососедские отношения и обменивались посольствами. Например, Шах-Махмуд Чурас замечает, что во главе одного казахского посольства стоял сын Джахангира, знаменитый впоследствии Тауке-султан, а во главе другого — старший его сын Апак-султан. Он же сообщает, что дочь Джахангир-хана была выдана замуж за сына 'Абдаллах-хана Йулбарс-султана. По всей видимости, эта дипломатическая активность между соседями была вызвана значительным усилением экспансии калмаков, что представляло собой серьезную угрозу для обоих государств ³³.

Нетрудно заметить, что некоторые рассказы “Хроники” о казахах перекликаются и совпадают с сообщениями Бахр ал-асрар Махмуда б. Вали, расходясь в деталях и второстепенных уточнениях и подробностях. Но в то же самое время они дополняют сведения, приведенные Махмудом б. Вали, интересными данными, которые полнее освещают некоторые эпизоды из взаимоотношений казахского союза и Могольского государства.

Бесспорно, давлению киргизов на Могольское государство в немалой степени способствовало то, что его правители сосредоточили все свое внимание, силы и средства на борьбе с владетелем Чалыша и Турфана 'Абд ар-Рахим-ханом. Все известные нам источники обходят молчанием вопрос об участии киргизов в этой борьбе. Утверждения же К. И. Петрова о том, что “... в Аксу-Турфанском районе... они (киргизы. — О. Л.) поддерживали другого брата Мухаммад-хана, Абд ар-Рахима” ⁴⁰, согласовывали с ним свои действия, привлекали вместе с 'Абд ар-Рахимом казахов, не говоря уже о том, что “Абд ар-Рахим и киргизы склонили на свою сторону нового правителя Аксу” ⁴¹, ошибочны и вызваны неверным пониманием материала использованных источников.

Конечно, киргизские роды и племена, осевшие в Могольском государстве, признавали власть его верховных правителей. Мы не знаем, поскольку в источниках об этом ничего не сообщается, как распространялись на них налоговые и податные обязанности и какие они несли государственные повинности. Во всяком случае, одну из них, а именно воинскую., они несомненно несли, и киргизские отряды входили составной частью в армию хана, за что их предводители получали должности и чины. Известно, что 'Абдаллах-хан (1048—1078/1638—1668) придерживался весьма агрессивной политики в отношении своих северных соседей и неоднократно ходил походами на Ош, Андижан и в Аксай, где ему главным образом противостояли родоплеменные объединения тянь-шаньских киргизов. Характерно, что Шах-Махмуд Чурас, говоря о втором походе хана на Андижан, замечает, что “хан, взяв с собою всех киргизов и моголов, выступил в поход”. Ниже из его рассказа выясняется, что принявшие участие в походе киргизы были представителями родов чон-багыш и кипчак, а с ними сражались киргизы Буте-Кара ⁴⁸. Однако следует признать, что эти походы хана не принесли ему славы, успехи его были временными, и он в основном терпел неудачи. Например, после удачно сложившегося для самого 'Абдаллах-хана похода на Ош его эмиры при возвращении были наголову разбиты, а из двухтысячного отряда едва спаслось 150 человек. Экспедицию 'Абдаллах-хана на Аксай также трудно признать полностью успешной, хотя в решительном сражении он сумел взять верх над Койсары-бием и Йол-Булды. Во время первого похода на Андижан хан добился победы, а после второго вернулся ни с чем ⁴⁹.

Несомненным отражением той роли, которую во все возрастающем объеме начали играть киргизы в жизни страны, явилось увеличение их веса и влияния при ханском дворе во второй половине XVII в. Отмечая этот факт, все же следует помнить, что определенную помощь им в этом отношении оказали недоверие и подозрительное отношение хана к окружавшим его представителям военно-кочевой знати могольских племен и родов, о чем сообщает наш автор ⁵¹. По всей видимости, 'Абдаллах-хан, стремясь ослабить ее могущество и влияние, решил противопоставить ей тех киргизских, биев, кому он в ту пору доверял, что он и сделал, назначив ряд из них на крупные государственные и военные должности. Например, после провалившейся попытки могольских беков и эмиров склонить его к добровольному отказу от престола в пользу Йулбарс-хана 'Абдаллах-хан назначил Идрис-бека бакавулом, а затем хакимом Каргалыка, Сатим-бека — эмиром, а впоследствии хакимом Янги-Хисара, Хушай-бека — есавулом центра армии, Кепек-бека — есавулом при старшем эмире левого крыла ⁵². Эти примеры можно было бы умножить, но, на наш взгляд, они достаточно определенно показывают наметившуюся тенденцию хана опираться главным образом на киргизских биев. К концу правления 'Абдаллах-хана многие провинциальные и столичные административные должности принадлежали киргизам ⁵³, а их отряды составляли основную военную силу хана.

Вместе с тем, опасаясь чрезмерного усиления киргизских биев и ловко пользуясь при этом недовольством могольской знати и кочевых феодалов, 'Абдаллах-хан дважды отдавал приказ о физическом уничтожении наиболее влиятельных из них. В первом случае он подверг избиению племя булгачи, осевшее к северу от Янги-Хисара, и его предводителей, когда, по сообщению Шах-Махмуда Чураса, было в конечном счете уничтожено около 10 тыс. человек ⁵⁴.

Йулбарс-хан внял совету отца и на некоторое время покончил с преобладающим влиянием киргизов и калмаков в Кашгаре ⁵⁵.

Значительное влияние приобрели киргизы в Кашгаре, где в самом городе и его округе обосновались такие родовые подразделения, как кушчи, чон-багыш и кипчак. Шах-Махмуд Чурас отмечает, что в период кратковременного правления в Кашгаре другого сына 'Абдаллах-хана, Нур ад-Дина, киргизские бии практически держали власть в Кашгаре и Аксу в своих руках. По их рекомендациям Нур ад-Дин-хан отдавал приказания об истреблении различных лиц, в результате они перебили около двух тысяч влиятельных и богатых людей ⁵⁶.

Интерес вызывает вопрос взаимоотношений киргизов с белогорскими и черногорскими ходжами. Киргизские бии Кашгара, видимо, с самого начала поддерживали утвердившихся в городе потомков Ходжи Калана. Естественно, что они всегда держали сторону тех претендентов на престол Яркенда, чьими союзниками выступали белогорские ходжи, как это произошло в случае с Йулбарс-ханом ⁵⁷. Лишь немногие киргизские бии, стоявшие со своими отрядами в Яркенде, после бегства 'Абдаллах-хана в Индию и восшествия Йулбарс-хана на престол ушли в Аксу к Исма'ил-хану и черногорскому Ходжам-Падшаху ⁵⁸. Более поздние источники также подтверждают, что и в дальнейшем симпатии киргизов всегда находились на стороне белогорцев и что они постоянно конфликтовали с последними яркендскими ханами и их союзниками — черногорскими ходжами ⁵⁹.

4. Немаловажное значение имеют материалы “Хроники” и для истории калмаков, или ойратов, особенно в плане их расширявшейся экспансии начиная с 40-х годов XVII в. в западном — на Северный Тянь-Шань и юго-западном — на Восточный Туркестан направлениях. Как известно, процесс проникновения калмаков в Восточный Туркестан до его окончательного подчинения и пути, которыми шел этот процесс, практически не изучены ⁶⁰. Как среднеазиатские источники [136] XVII—XVIII вв., так и местные сочинения не уделили движению калмаков достаточного внимания, а сами сведения, которые мы находим в них о калмаках, отличаются редкой скудостью подробностей и фактов. Единственным до сих пор исключением является наш памятник, ценность сообщений которого многократно увеличивается еще и потому, что почти весь описываемый процесс происходил на глазах у нашего автора: он был очевидцем ряда событий и принимал участие в них. Рассказы эти немногочисленны, но чем ближе подходит Шах-Махмуд Чурас к концу своего труда, тем чаще в описываемых им событиях фигурируют калмаки, что, по нашему мнению, косвенно отражает рост могущества Джунгарского ханства.

Впервые Шах-Махмуд упоминает калмаков в оригинальной части “Хроники” в связи с рассказами о Шах-хане, сыне и преемнике Мансур-хана, правившем в Чалыше и Турфане (949—978/1542—1570) и активно продолжавшем политику своего отца и деда в отношении калмаков. Он успешно провел целую серию походов против них, пока в последнем не нашел свой конец ⁶¹, что, согласно китайским источникам, имело место в 1570 г.

В дальнейшем “Хроника” своими рассказами наглядно иллюстрирует, как калмакские феодалы выступали в качестве наемников со своими дружинами на стороне различных правителей, сидевших в Чалыше или Турфане, принимая участие в их междоусобной борьбе ⁶². Характерно, что в тех эпизодах, описание которых мы встречаем в сочинении, калмаки не очень спешили поддержать пригласившего их на помощь правителя, а выжидали момент, когда чаша весов склонится на чью-либо сторону, чтобы получить максимум выгоды вне зависимости от того, кому из соперников сопутствовал успех ⁶³.

“Хроника” показывает нам, как с ростом могущества и силы Джунгарского ханства калмакские набеги постепенно сменялись все более настойчивым вмешательством калмаков во внутренние дела Могольского государства, что в дальнейшем по мере увеличения междоусобий, фактически приведших к распаду государства, завершилось потерей независимости. Пройдет еще каких-нибудь шесть лет, после того как Шах-Махмуд Чурас закончит свой труд, и калмаки полностью подчинят себе Могольское государство, превратив его ханов-правителей в своих вассалов. Таковы в общих чертах те материалы, которые содержатся в “Хронике” Шах-Махмуда Чураса и которые в первую очередь привлекают внимание своей оригинальностью.