Книга деда Коркута. Глава II.

Библиотека сайта XIII век

КНИГА ДЕДА КОРКУТА

КИТАБ-И ДЕДЕМ КОРКУТ

ПЕСНЬ О ТОМ, КАК БЫЛ РАЗГРАБЛЕН ДОМ САЛОР-КАЗАНА

Однажды сын Улаша, детеныш птицы Тулу, надежда для нас бедных, *лев племени и рода, тигр черной толпы, ¹ хозяин каурого коня, отец хана Уруза, зять Баюндур-хана, счастье остальных огузов, опора остальных джигитов, Салор-Казан встал со своего места, велел поставить на черную землю свои девяносто златоверхих шатров, велел разложить в девятидесяти местах пестрые шелковые ковры. В восьмидесяти местах были приготовлены кувшины, были поставлены золотые чаши и бутылки; девять чернооких прекраснолицых красавиц, дочерей гяуров, с волосами, ниспадавшими на спину, *с красными сосками на грудях, ² с руками окрашенными хной от самой кисти, с разукрашенными пальцами, подавали кубки бекам остальных огузов. Они пили; после долгого пира крепкое вино ударило в голову сыну Улаша, Салор-Казану; он опустился на свои крепкие колени и сказал: «Внемлите моему голосу, беки! выслушайте мое слово, беки! От долгого лежания заболел наш бок; от долгого стояния иссох наш стан. Пойдемте беки, устроим охоту, станем поднимать птиц, станем поражать ланей и диких коз, вернемся, расположимся в своих шатрах, станем есть, пить и весело проводить время». Сын Кыян-Сельджука ³ удалой Дундаз ⁴ говорит: «Да, хан Казан, так будет хорошо». Сын Кара-Гюне Кара-Будаг ⁵ говорит: «Отец мой, Казан, так будет хорошо». Когда они так сказали, Аруз-Коджа, ⁶ по (широким) устам подобный коню, опустился на свои оба колена и говорит: «Отец мой, Казан! *у прохода в Грузию сидят люди нечистой веры; ⁷ кого ты оставишь над своей ордой?». Казан сказал: «Пусть над моим жилищем останется мой сын Уруз с тремястами джигитов». Он велел привести своего каурого коня и сел на него. На своего саврасого жеребца, с пятном на лбу, сел Дундаз; своего сивого бедуинского коня велел поймать и сел на него брат Казан-бека Кара-Гюне; своего белого бедуинского коня велел привести и сел на него Шер Шемс-ад-дин, победитель врага Баюндур-хана. Со славой покинувший Байбурд, крепость Пара-Сара, ⁸ Бейрек сел на своего серого жеребца. Назвавший попом Казана, хозяин каурого коня, бек Иекенк ⁹ сел на своего гнедого коня. Стану перечислять их, до конца (мне) не дойти; остальные беки огузов сели на коней; на пеструю гору поднялось пестрое войско, (вышло) на охоту.

(Об этом) проведал разведчик гяуров, пошел, принёс весть злейшему из гяуров, царю Шюкли. ^9а Семь тысяч черноволосых гяуров нечистой веры, врагов (истинной) веры, в кафтанах, разорванных сзади до половины, [23] сели на своих пегих коней, *совершили набег; ¹⁰ в полночь они пришли ¹¹ и к орде Казан-бека. Его златоверхие жилища гяуры разрубили, ¹² его дочь-невесту, подобную гусю, заставили кричать, на табуны его быстрых коней вскочили, ряды его красных верблюдов угнали, его богатую казну, его обильные деньги разграбили. Рослая Бурла-хатун и с ней сорок стройных дев были уведены в плен; престарелая мать Казан-бека была уведена, привешенная к шее черного верблюда; сын хана Казана Уруз-бек с тремя стами джигитов были уведены со связанными руками и связанной шеей; сын Илик ¹³-Коджи Сары-Калмаш ¹⁴ пал в бою за дом Казан-бека; у Казана об этих делах вести не было.

Говорят гяуры: «Беки, на табуны быстрых коней Казана мы вскочили, его золото и серебро мы разграбили, его сына Уруза и с ним сорок джигитов мы увели в плен, ряды его верблюдов мы угнали, жену Казана и с ней сорок стройных дев мы захватили; (все) это горе мы причинили Казану». Один из гяуров говорит: «Одно горе нам осталось (причинить) Казан-беку». Царь Шюкли говорит: «Скажи, азнаур, ¹⁵ какое горе осталось (причинить)?». Гяур говорит: «У Казана *внутри ворот ¹⁶ есть десять тысяч баранов; если бы мы увели и тех баранов, мы причинили бы Казану большое горе». Говорит царь Шюкли: «Пусть пойдут шестьсот гяуров, уведут баранов». Шестьсот гяуров сели на коней, отправились в поход за баранами. Ночью *черный пастух ¹⁷ видел черный зловещий сон; он зашевелился после сна, он встал, призвал к себе двух братьев, *Кабан-Кючи и Демюр-Кючи, ¹⁸ закрыл ворота ограды; в трех местах насыпал камней, как холм, взял в руку свою пращу с пестрой рукояткой. Вдруг перед черным пастухом собралось шестьсот гяуров; гяуры говорят: «С наступлением темного вечера начинается твоя забота, пастух, в снег и дождь ты выходишь, ¹⁹ пастух; *много молока и сыру ты приготовляешь, ²⁰ пастух! Златоверхие жилища бека, чье имя Казан, мы сокрушили, на табуны его быстрых коней мы вскочили, ряды его красных верблюдов мы угнали, его престарелую мать мы увели, его богатую казну, его обильные деньги мы разграбили, его дочь-невесту, подобную гусю, мы сделали пленницей, сына Казана и с ним сорок джигитов мы увели, его жену и с ней сорок стройных дев мы увели. Слушай, пастух! подойди на дальнее или на близкое расстояние, опусти голову, прижми (руку) к груди, воздай привет нам, гяурам; (тогда) мы тебя не убьем; мы приведем тебя к царю Шюкли, дадим тебе бекство». Пастух говорит: «Не говори пустых речей, собака-гяур; пьющий из одной чашки с моей собакой мою грязную воду, злой гяур! Что ты хвалишься своим пегим конем, что под тобой? по мне ему не сравниться с моей пестроголовой козой. Что ты хвалишься своим шлемом, что на твоей голове, гяур? по мне ему не сравниться с шапкой, что на моей голове. Что ты хвалишься своим копьем в шестьдесят тутамов, ²¹ поганый гяур? по мне ему не сравниться с моей красной ²² дубиной.Что ты хвалишься своим мечом, гяур? по мне ему не сравниться в моей палкой с изогнутым верхом. Что ты хвалишься девятью десятью [24] стрелами у твоей поясницы, гяур? по мне им не сравниться с моей пращой с пестрой рукояткой. На дальнее или близкое расстояние подойди сюда, узнай, каковы удары джигитов, потом проходи мимо».

Без замедления гяуры ударили коней, выпустили стрелы. *Истребляющий травы ²³ черный пастух положил камень в отверстие своей пращи и пустил им (во врагов); бросая один камень, он сокрушал двоих или троих, бросая два камня, сокрушал троих или четверых. У гяуров от страха затмились глаза; черный пастух камнями пращи повалил на землю триста гяуров. Оба брата его пали, пораженные стрелами. У пастуха истощились камни, без разбора он стал класть в отверстие пращи баранов и коз, пускал ими в гяуров, сокрушал их. Глаза гяуров от страха затмились, земной мир перед ними покрылся мраком; они говорят: «Этот проклятый пастух, не дай бог, истребит нас всех». Так сказав, они не выдержали и бежали. Пастух отдал последний долг своим павшим братьям; из трупов гяуров он насыпал большой холм, ударил по огниву, зажег огонь; из своей шерстяной одежды он сделал повязку, ²⁴ приложил к своей ране. *На крутой дороге ²⁵ он сел, стал плакать и томиться; он говорит: «Салор-Казан, бек Казан! умер ли ты, жив ли ты? Неужели до тебя не дошла весть об этих делах?».

Между тем, хан мой, в ту ночь счастье остальных огузов, зять Баюндур-хана, сын Улаша, Салор-Казан, видел черный зловещий сон; он зашевелился [?], встал и говорит: «Знаешь ли ты, брат мой Кара-Гюне, что я видел во сне? Я видел черный зловещий сон; я видел, что *схватывают качающегося на моей руке моего сокола; ²⁶ я видел, что с неба молния поражает мое жилище с белым верхом; я видел, что мелкий дождь и туман проливаются над моей ордой; я видел, что бешеные волки *направляются к моему жилищу; ²⁷ я видел, что черный верблюд *останавливает моего быка [?]; ²⁸ я видел, что мои черные, *как ворон, ²⁹ волосы распускаются; я видел, что они, распустившись, покрывают мои глаза; я видел, что мои десять пальцев от самой кисти в крови. С тех пор, как я видел этот сон, я не могу собраться с мыслями, прийти в чувство; хан мой, брат, истолкуй мне этот мой сон». Кара-Гюне говорит: «Ты говоришь о черной туче — это твое счастье; ты говоришь о снеге и дожде — это твое войско; волосы — забота, кровь — черное (бедствие); остального истолковать не могу, пусть аллах истолкует». Как он это сказал, Казан говорит: «*Не расстраивай моей охоты, ³⁰ не рассеивай моего войска! Я сегодня *разгневаюсь на ³¹ каурого коня, пройду трехдневный путь в один день, до полудня достигну своего жилища; если найду его целым, невредимым, я до вечера снова приду к тебе; если моя орда не будет целой и невредимой, то заботьтесь о себе сами и (знайте, что) я ушел».

Он пришпорил своего каурого коня; Казан-бек, пришпорив коня, пустился в путь; наконец он доехал до своего жилища, увидел, что *ворон на лету быстро кружится, остается над жилищем. ³² Тут Казан-бек стал расспрашивать свое жилище — посмотрим, хан мой, как он расспрашивал; [25] Казан говорит: «*Хоть тебя не засыпал песок, ты покинуто, мое жилище; ³³ *ты близко к онаграм, ланям и диким козам, ³⁴ мое жилище; откуда к тебе явился враг, мое прекрасное жилище? Где стоял мой шатер с белым верхом, остался его двор; где сидела моя престарелая мать, осталось ее место; где пускал стрелы мой сын Уруз, осталась мишень; где гнали коней беки огузов, осталось ристалище; где стояла черная кухня, остался очаг». Когда он увидел (все) это, глаза Казана, обведенные черной каймой, наполнились кровавыми слезами; кровь в его жилах закипела; его черное сердце задрожало, он ударил каурого коня, направился по дороге, где прошли гяуры, ушел.

Перед ним очутилась вода; Казан говорит: «Вода видела лицо бога; я расспрошу эту воду». Посмотрим, хан мой, как он расспрашивал воду; Казан говорит: «О вода, с шумом текущая со скал! о вода, играющая деревянными судами! о вода, печаль Хасана и Хусейна! о вода, украшение сада и цветника! о вода, забота Айши и Фатимы! Тебя пьют быстрые кони, вода! через тебя переходят красные верблюды, вода! вокруг тебя ложатся белые бараны, вода! Знаешь ли ты весть о моей орде? скажи мне; да будет моя черная голова жертвой, вода моя, ради тебя!». Так он сказал; как могла вода дать весть? Он переправился через воду; на этот раз ему встретился волк. «Лицо волка благословенно, я расспрошу волка», — сказал он. Посмотрим, хан мой, как он расспрашивал; Казан говорит: «С наступлением темного вечера для тебя восходит солнце; в снег и дождь ты стоишь, как герой; черных благородных коней ты заставляешь ржать;. увидя красных верблюдов, ты заставляешь их реветь; увидя белых баранов, ты бьешь их, ударяя хвостом; *ударив их по спине, ³⁵ ты разбиваешь стену крепкой ограды; вытащив жирных баранов, ты, *ударяя окровавленным хвостом, ³⁶ пожираешь их с громким чавканьем. *Твой голос наводит ужас на сильных собак; ³⁷ *выходящих пастухов ³⁸ ты ночью заставляешь бежать. Знаешь ли ты весть о моей орде? Скажи мне; да будет моя черная голова жертвой, волк мой, ради тебя». Как мог волк дать весть? Казан проехал и мимо волка; ему встретилась черная собака черного пастуха; Казан стал расспрашивать черную собаку — посмотрим, хан мой, как он расспрашивал; он говорит: «С наступлением темного» вечера ты громко лаешь; когда проливается горький айран, ты пьешь, громко чавкая; когда приходят воры, ты наводишь на них страх; возбудив в них страх, ты заставляешь их пугаться собственного шума. Знаешь ли ты весть о моей орде? Скажи мне; ради здравия моей черной головы я окажу тебе благодеяния, собака». Как могла собака дать весть? Собака с лаем бросилась под ноги коня Казана, стала скакать; Казан ударил собаку плетью [?]; ³⁹ собака побежала назад по той дороге, по которой пришла; преследуя собаку, Казан встретил черного пастуха. Увидя пастуха, он стал его расспрашивать — посмотрим, хан мой, как он его расспрашивал; Казан говорит: «С наступлением темного вечера начинается твоя забота, пастух; в снег и дождь ты выходишь, ⁴⁰ пастух; внемли моему [26] голосу, выслушай мое слово! Видел ли ты, как прошло тут мое жилище с белым верхом? скажи мне; да будет моя черная голова жертвой, пастух, ради тебя». Пастух говорит: «Умер ли ты, погиб ли ты, Казан? *где ты проходил? что ты делал? ⁴¹ Увы, Казан, не вчера, третьего дня здесь прошло твое жилище; твоя престарелая мать прошла, привешенная к шее черного верблюда; твоя жена, рослая Бурла-хатун и с ней сорок стройных дев прошли здесь с плачем; твой сын Уруз и с ним сорок джигитов с обнаженной головой, с босыми ногами уведены в плен гяурами. На табуны твоих быстрых коней вскочили гяуры; ряды твоих красных верблюдов угнали гяуры; твое золото и серебро, твою обильную казну захватили гяуры». Услышав такие слова, Казан испустил вздох; ум в его голове помутился, весь мир перед его глазами покрылся мраком; он говорит: «Да засохнут твои уста, пастух, *да сгниют (они), ⁴² пастух! да положит всемогущий на твое чело печать гибели, пастух!». Услышав такие слова Казан-бека, пастух говорит: «Что ты гневаешься, бек, отец мой, Казан? Или в твоей груди нет веры? И на меня пришли шестьсот гяуров; двое братьев моих пали, триста гяуров я убил, сражался за веру; не дал гяурам из твоих ворот ни жирных баранов, ни тощих ягнят; в три места я был ранен, моя черная голова опустилась, ⁴³ я остался один; в этом ли моя вина?». (Снова) говорит пастух: «Дай мне своего каурого коня, дай мне свое копье в шестьдесят тутамов, дай мне свой пестрый щит, дай мне свой черный булатный меч, дай мне свой колчан с восемьюдесятью стрелами; дай мне свой крепкий осиновый ⁴⁴ лук; я пойду на гяуров, *возрожусь к новой жизни, убью (врагов), ⁴⁵ вытру рукавом кровь со своего чела; если умру, то умру за твое счастье; если всевышний бог сохранит меня, я выручу твое жилище». Услышав такие слова пастуха, Казан пришел в гнев; он быстро отправился в путь; пастух также пошел вслед за Казаном. Казан обернулся, посмотрел: «Сын мой, пастух, куда ты уходишь?», — сказал он. Пастух говорит: «Отец мой, Казан, ты идешь выручать свой дом, я тоже иду отомстить за кровь моих братьев». Услышав такие слова, Казан говорит: «Сын мой, пастух, мой желудок голоден, нет ли у тебя чего-нибудь поесть?». Пастух говорит: «Есть, отец мой, Казан; прошлую ночь я сварил ягненка; приди, сойдем с коней у подножья этого дерева». Они сошли с коней; пастух вынул мешок, они поели; Казан подумал: «Если я отправлюсь с пастухом, остальные беки огузов будут издеваться надо мной, будут говорить: “если бы с Казаном не было пастуха, он не одолел бы гяуров"». На Казана нашла ревность, он крепко привязал пастуха к одному дереву, повернулся и двинулся в путь; он говорит пастуху: «Слушай, пастух! пока твой желудок не проголодался, пока твои глаза не покрылись черным мраком, вырви это дерево, иначе тебя съедят здесь волки и птицы». Черный пастух сделал усилие, вырвал крепкое дерево с землей и корнем, взвалил его себе на спину, догнал Казана; Казан посмотрел и увидел — приходит пастух с деревом на спине. Казан говорит: «Скажи, пастух, что это за дерево?». Пастух говорит: [27] «Отец мой, Казан! вот какое это дерево: ты одолеешь гяуров, твой желудок проголодается, я для тебя этим деревом буду (разводить огонь и) варить пищу». Казану это слово понравилось; он сошел с коня, развязал пастуху руки, поцеловал его в лоб; он говорит: «Если аллах даст избавление моему дому, я сделаю тебя главным конюшим». Оба вместе выступили в путь. Между тем царь Шюкли весело сидел с гяурами за едой и питьем. Он говорит: «Знаете ли вы, беки, какое горе надо причинить Казану? Надо привести рослую Бурла-хатун, заставить ее подавать чаши». Рослая Бурла ⁴⁶ услышала это; в ее сердце и душу пал огонь; она вошла в круг сорока стройных дев, дала наставление; она говорит: «К кому бы из вас ни прикоснулись, говоря, кто из вас жена Казана? — подайте голос из сорока мест». Пришел человек от царя Шюкли, спросил: «Кто из вас жена Казан-бека?». Из сорока мест подали голос; они не узнали, кто жена, принесли весть гяуру. «К одной из них мы прикоснулись, из сорока мест раздался голос, мы не узнали, кто жена», — сказали они. Гяур говорит: «Ступайте, приведите сына Казана Уруза; повесьте его на крюк, отделите кусок за куском от его белого мяса, приготовьте черное жаркое, поднесите сорока дочерям беков; кто из них станет есть, это — не та; кто не станет есть, это — та самая; ее приведите, пусть она додает чаши». Рослая Бурла-хатун подошла к своему сыну; громким голосом говорит она своему сыну — посмотрим, хан мой, что она говорит: «Сын мой, сын! знаешь ли ты, что случилось? *поговорим; я разведала, одно за другим, дела гяуров. ⁴⁷ Сын, жаворонок ⁴⁸ моего златоверхого жилища! сын, цветок моей дочери-невесты, подобной гусю! Сын мой, сын, кого я девять месяцев носила в своем тесном чреве, кого я через десять (лунных) месяцев произвела на свет; *сын, кого я знала с пеленок, с колыбели! ⁴⁹ Гяуры замыслили злое дело: “выведите сына Казана Уруза из тюрьмы, повесьте его арканом за шею, проколите крюком его оба плеча, отделите кусок за куском от его белого мяса, приготовьте черное жаркое, поднесите сорока дочерям беков; кто станет есть, это — не та; кто не станет есть, это — жена Казана; (ее) приведите, чтобы мы заставили ее разделить с нами ложе, подавать чаши", — сказали они. Поесть ли мне твоего мяса, сын, или разделить ложе с гяуром нечистой веры, разбить честь твоего отца Казана? Что мне делать, сын?». Уруз говорит: «Да засохнут твои уста, мать, да сгниет твой язык, мать! Право матери — право бога; не то я поднялся бы и встал со своего места, схватил бы тебя за ворот и горло, бросил бы тебя под мою сильную пяту, придавил бы твой белый лик к черной земле, заставил бы зажурчать кровь из твоих уст и носа, показал бы тебе сладость жизни! Что это за слово? Берегись, государыня-матушка, не подходи ко мне, не плачь надо мной! Дай им, государыня-матушка, повесить меня на крюк, дай отделить куски от моего мяса, дай приготовить черное жаркое, дай поднести его сорока дочерям беков; пока они будут съедать один кусок, ты съедай два; пусть гяуры тебя не узнают, чтобы тебе не разделять ложа с гяурами нечистой [28] веры, не подавать им чаши, не нарушать чести моего отца Казана; берегись!». От таких слов у нее полились из глаз горькие слезы; рослая, стройная Бурла-хатун схватилась за шею и уши, пала (на землю), стала дергать и раздирать свои алые, как осеннее яблоко, щеки, стала рвать свои черные, как ворон, волосы; приговаривая: «Сын, сын!»; она зарыдала и заплакала. Уруз говорит: «Государыня-матушка, что ты кричишь, стонешь и плачешь передо мной, что ты терзаешь мою печень и мое сердце, что ты напоминаешь мне минувшие дни мои? Слушай, мать! разве там, где арабские кони, не родится жеребенок? разве там, где красные верблюды, не родится верблюжонок? разве там, где белые бараны, не родится ягненок? Будь ты здорова, государыня-матушка, пусть будет здоров мой отец; разве у вас не родится подобный мне сын?». Когда он так сказал, мать его не выдержала, удалилась, вошла в круг сорока стройных дев.

Гяуры схватили Уруза, привели его к подножию места убоя; ⁵⁰ Урус говорит: «Пощадите, гяуры, в единстве божьем нет сомнения! Дайте мне поговорить с этим деревом». Громким голосом он стал говорить дереву — посмотрим, хан мой, что он говорил: «Когда я назову тебя деревом, не стыдись, дерево! От тебя ворота Мекки и Медины, дерево! от тебя посох Моисея, беседовавшего с богом, дерево! от тебя мосты на больших реках, дерево! от тебя суда на черных морях, дерево! от тебя седло Дульдуля, (коня) царя мужей Алия, дерево! от тебя ножны и рукоятка (меча) Зу-ль-фикар, ⁵¹ дерево! от тебя колыбель царей Хасана и Хусейна, дерево! и мужчины и женщины страшатся тебя, дерево! Если посмотрю вверх, не видно твоей верхушки, дерево! если посмотрю вниз, не видно твоего корня, дерево! Меня вешают на тебя, не потерпи (этого), дерево! если потерпишь, да поплатишься ты за мое молодечество, дерево! Ты было нужно в нашем народе, дерево! дал бы я приказ своим черным индийским рабам, разрубили бы они тебя на куски, дерево!». Потом он сказал: *«Жаль табунов моих толпящихся коней; ⁵² жаль моих товарищей, оплакивающих брата; жаль качающегося на моей руке моего сокола; *жаль моих быстрых (ног) и крепких (рук); ⁵³ жаль меня самого, не насладившегося бекством; жаль моей души, не испытавшей молодечества!». Так сказав, он горько заплакал, стал терзать свое горячее сердце.

Тут, султан мой, прискакали Салор-Казан и черный пастух; у пастуха была праща, с ямкой из кожи трехгодовалого теленка, с боками из. шерсти трех коз, с ремнем из шерсти одной козы; при каждом ударе он бросал камень (весом) в двенадцать батманов; ⁵⁴ брошенный им камень не (скоро) падал на землю; когда он падал на землю, он *(вновь) поднимался пылью, вертелся, как очаг; ⁵⁵ в том месте, где камень касался земли и падал, *травы не вырастало; ⁵⁶ *когда там оставались на лето жирные бараны и тощие ягнята, волк, придя (туда), не ел их. ⁵⁷ *Черный пастух щелкнул пращой; из страха перед пращой, султан мой, [29] хоть был полдень, ⁵⁸ мир перед глазами гяуров покрылся мраком. Казан говорит: «Черный пастух, я выпрошу у гяура свою мать, чтобы она не осталась под копытами коней». Нога коня хрома, язык певца проворен; Казан громким голосом стал говорить гяуру — посмотрим, хан мой, что он говорил: «Царь Шюкли, ты унес мои златоверхие жилища; да дают они тебе тень! Ты унес мою богатую казну, мои большие деньги; да будут они тебе на расходы! Ты увел Бурла-хатун и с ней сорок стройных дев; да будут они тебе пленницами! Ты увел моего сына Уруза и с ним сорок джигитов; да будут они твоими рабами! Ты увел табуны моих быстрых коней; да служат они тебе для езды! Ты увел ряды моих верблюдов; да служат они тебе для вьюков! Ты увел мою старуху-мать; слушай, гяур! мать мою отдай мне, без борьбы, без битвы я вернусь назад, уйду, так и знай!». Гяур говорит: «Слушай, Казан, твое златоверхое жилище мы унесли; оно наше. Рослую Бурла-хатун и с ней сорок стройных дев мы увели; они наши. Твоего сына Уруза и с ним сорок джигитов мы увели; они наши. Табуны твоих быстрых коней, ряды твоих верблюдов мы увели; они наши. Твою старуху-мать мы увели; она наша; не отдадим (ее) тебе. Мы выдадим ее за сына попа Яйхана; от сына попа Яйхана у нее родится сын; его мы сделаем твоим должником». ⁵⁹ От таких слов черным пастухом овладел гнев, *он сжал свои губы; ⁶⁰ пастух говорит: «Слушай, гяур без веры, без ума; гяур без чувств, без рассудительности! Лежащие против (нас) снежные черные горы состарились, не вырастет на них трава. Обагренные кровью реки состарились, *не наполнится (от них) сосуд водой; ⁶¹ быстрые кони состарились, не дадут они жеребенка; красные верблюды состарились, не дадут они верблюжонка; слушай, гяур! мать Казана состарилась, не даст она сына. *Если у тебя есть..., ⁶² царь Шюкли, если у тебя есть черноокая дочь, приведи ее, отдай Казану. Слушай, гяур! от твоей дочери пусть у него родится сын, его вы сделайте должником ⁶³ Казан-бека».

Тут пришли остальные беки огузов; хан мой, посмотрим, кто пришел. Прискакал *поражающий мужей ⁶⁴ брат Казан-бека Кара-Гюне, *чья колыбель у входа в черное ущелье была покрыта кожей черного быка, ⁶⁵ кто в гневе обращал черный камень в глину, ⁶⁶ кто привязал себе усы на затылке в семи местах; «ударь своим мечом, брат Казан, я пришел», — сказал он. Вслед за ним, посмотрим, кто пришел. Прискакал удалой Дундаз, ⁶⁷ сын Кыян-Сельджука, сокрушивший и взявший железные ворота *в Дербендском ущелье, ⁶⁸ на острие своего пестрого копья в шестьдесят тутамов заставлявший кричать воина; «ударь своим мечом, отец мой, Казан, я пришел», — сказал он. Вслед за ним, посмотрим, хан мой, кто пришел. Прискакал сын Кара-Гюне Кара Будаг, сокрушивший крепости Хамид ⁶⁹ и Мардин, ⁷⁰ заставивший изрыгать кровь вооруженного железным луком царя Кипчака, ⁷¹ мужественно взявший дочь Казана; ⁷² белобородые старцы, ⁷³ завидя этого джигита, славили его; на нем были шаровары с красными шпорами, *на его коне было [30] украшение из морских (раковин); ⁷⁴ «ударь своим мечом, отец мой, Казан, я пришел», — сказал он. Вслед за ним, посмотрим, хан мой, кто пришел. Прискакал Шер Шемс-ад-дин, сын Гафлет-Ходжи, без разрешения одолевший врага Баюндур-хана, заставивший изрыгать кровь шестьдесят тысяч гяуров, *не дававший растаять снегу на гриве своего серого коня. ⁷⁵ «Ударь своим мечом, отец мой, Казан, я пришел», — сказал он. Вслед за ним, посмотрим, хан мой, кто пришел. Прискакал на сером жеребце Бейрек, со славой покинувший Байбурд, крепость Пара-Сара, заставший (готовым) свой пестрый свадебный шатер, ⁷⁶ надежда семи дев, глашатай [?] ⁷⁷ остальных огузов, помощник Казан-бека. «Ударь своим мечом, отец мой, Казан, я пришел», — сказал он. Вслед за ним, хан мой, посмотрим, кто пришел. Прискакал бек Иекенк, ⁷⁸ сын Казылык-Коджи, *мужеством подобный орлу, ударяющему на коршуна [?], с... поясом, ⁷⁹ с золотой серьгой в ухе; в борьбе с ним один за другим падали с коней остальные беки огузов. «Ударь своим мечом, отец мой, Казан, я пришел», — сказал он. Вслед за ним, посмотрим, хан мой, кто пришел. Прискакал воспитавший ⁸⁰ Казан-бека Аруз-Коджа, (с широкими) устами подобный коню, *с рукой и туловищем длинными как . . ., ⁸¹ с тонкими икрами; шуба из шкуры шестидесяти козлов не покрыла бы его всего [?], ⁸² шапка из шкуры шести козлов не покрыла бы его ушей. «Ударь своим мечом, бек мой, Казан, я пришел», — сказал он. Вслед за ним, посмотрим, кто пришел. Прискакал Эмен из рода Бэгдюр ⁸³ с окровавленными усами; покинув родину, он видел лик пророка; вернувшись, стал его сподвижником среди огузов; когда им овладевал гнев, из его усов сочилась кровь. «Ударь своим мечом, отец мой, Казан, я пришел», — сказал он. Вслед за ним, посмотрим, кто пришел. Прискакал Алп-Эрен, сын Илик-Коджи, ⁸⁴ *с презрением пустивший гяуров вслед за собакой, покинувший родину, ⁸⁵ на коне переплывший через реку Айгыр-Гэзлю, ⁸⁶ овладевший ключами пятидесяти семи крепостей, женившийся *на Чешме, дочери белого царя, ⁸⁷ заставивший изрыгать кровь царя Суну-Сандала, ⁸⁸ закутавшийся в сорок кафтанов, захвативший дочерей-красавиц беков тридцати семи крепостей, одну за другой обнимавший за шею, целовавший в лицо и в губы. «Ударь своим мечом, отец мой, Казан, я пришел», — сказал он. Станешь перечислять беков огузов, до конца не дойдешь; все пришли.

Чистой водой совершили они омовение, приложились к земле своим белым челом, совершили намаз из двух поклонов, воздали хвалу Мухаммеду, чье имя славно, без промедления погнали коней на гяуров, ударили мечами; раздался звук барабанов, затрубили медные трубы *с золотым винтом. ⁸⁹ В тот день герои-джигиты обнаружили свою доблесть; в тот день трусы высматривали скрытое место; тот день был днем страшной битвы, поле покрылось головами; головы были отрублены; *как мяч, ⁹⁰ скакали быстрые кони, их копыта ⁹¹ спадали. Пестрыми копьями кололи, черными булатными мечами ударяли; их острие спадало. Березовые [31] стрелы с тремя перьями выпускались; их железный наконечник спадал. Тот день был подобен дню страшного суда; бек был отделен от своего нукера, нукер — от своего бека. *С внешними огузами ⁹² ударил справа удалой Дундаз. С молодцами-джигитами ударил слева сын Кара-Гюне, удалой Будак. С беками внутренних огузов ударил на центр Казан; он сошелся с царем Шюкли, заставил кричать его, свалил на землю с коня; *не дав ему очнуться, ⁹³ отрубил его черную голову; разрубив (его), пролил на землю его алую кровь. На правом крыле сын Кыян-Сельджука, удалой Дундаз, сошелся с царем Кара-Тюкеном, отрубил ему мечом правый бок, сбросил (его) на землю. На левом крыле сын Кара-Гюне, удалой Будак, сошелся с царем Богачиком, ⁹⁴ крепко ударил его по голове палицей-шестопером; мир перед его глазами покрылся мраком; он обнял шею коня, упал на землю. Брат Казан-бека разрубил мечом знамя гяуров с древком, сбросил его на землю. В ущелье и на холмах гяуров постигло поражение, к их трупам слетелись вороны; двенадцать тысяч гяуров пали от меча; из огузов пятьсот джигитов пали мучениками за веру. Бежавших Казан-бек не преследовал, просивших пощады не убивал. Беки остальных огузов разделили добычу; Казан-бек взял (только) свою орду, своего сына, *свое дитя, ⁹⁵ свою казну, вернулся назад. (Сев) на золотом престоле, он снова поставил свой шатер, черного пастуха сделал главным конюшим. Семь дней, семь ночей они ели и пили; сорок рабов и рабынь он отпустил на волю ради долголетия ⁹⁶ своего сына Уруза, раздал много даров ⁹⁷ молодцам-богатырям-джигитам, дал (им) шаровары, шубы, сукно. ⁹⁸

Пришел мой дед Коркут, сложил песнь, сказал слово; эту былину он сложил и составил: так он сказал: где воспетые мною беки-герои, говорившие: весь мир — мой? Их похитила смерть, скрыла земля; за кем остался тленный мир? Земная жизнь, ты приходишь и уходишь; тебе предстоит неизбежный конец. Я дам прорицание, хан мой: твои снежные черные горы да не сокрушатся; твое тенистое, крепкое дерево да не будет срублено; твоя вечно текущая, прекрасная река да не иссякнет; да не заставит тебя всемогущий бог прибегнуть к злодеям! Пусть твой светло-сивый конь, скача, не устанет; пусть твой черный булатный меч, ударяя, не иступится; пусть твое пестрое копье, поражая, не сломается! Да будет жилищем твоего белобородого отца рай; да будет жилищем твоей седокудрой матери горняя обитель! Да не разлучит их (бог) до конца с чистой верой, да увидят лик (божий) говорящие аминь! Ради твоего белого чела мы совершим молитву из пяти слов; да будет она принята! Да не будет обманута твоя данная богом надежда, да соединится в одно, да стоит твердо! Да простит (бог) твои грехи ради лика Мухаммеда, чье имя славно, хан мой!

(пер. В. В. Бартольда)
Текст воспроизведен по изданию: Книга моего деда Коркута. М-Л. АН СССР. 1962