Библиотека сайта XIII век
АБД АР-РАХМАН АЛ-ДЖАБАРТИ
УДИВИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ПРОШЛОГО В ЖИЗНЕОПИСАНИЯХ И ХРОНИКЕ СОБЫТИЙ
'АДЖА'ИБ АЛ-АСАР ФИ-Т-ТАРАДЖИМ ВА-Л-АХБАР
(1798-1801)
Год тысяча двести пятнадцатый
(25.V.1800—13.V.1801).
Месяц мухаррам начался в воскресенье.
5 мухаррама (29.V.1800) шейх ас-Садат был снова переведен в крепость. Еще ранее он отправил высокопоставленным коптам письмо, содержавшее просьбу похлопотать по его делу. Он просил их заложить его илтизамы и уплатить наложенную на него контрибуцию. Ему ответили, что прежде всего необходимо поспешить с уплатой суммы, равной половине причитающегося с него остатка, и что до тех пор ничего нельзя сделать. Что же касается его илтизамов, то он не может ими распоряжаться. После того как его переговоры с христианами и другими лицами не дали результатов, его в третий раз перевели в крепость и запретили общаться с жителями.
В тот же день распространился слух о прибытии в Александрийский порт кораблей и галиотов из Турции. Верховный главнокомандующий Клебер в сопровождении французских солдат, выступил из Каира и отсутствовал несколько дней. Затем он возвратился в Каир. Выяснилось, что для этого слуха не было никаких оснований.
В тот же день начали зачислять в армию коптов. Из них был образован отряд, солдаты которого были одеты во французскую форму. В качестве начальников в отряд были назначены знакомые с военным искусством французы, которые приступили к обучению солдат. Около двух тысяч молодых коптов
[306] были собраны в Верхнем Египте, привезены в Каир и включены в состав французских войск.21 мухаррама (14.VI.1800) шейх Ахмад ал-'Ариши был восстановлен на занимаемой им прежде должности кади. /116/ В честь ал-'Ариши было устроено торжественное шествие в сопровождении барабанов и духовых инструментов, в котором вместе с ним ехали представители французской власти и их высшие военачальники, а также шейхи, купцы и другие знатные лица. Рядом с ал-'Ариши ехал комендант 'Абдаллах Мену 460, командовавший французскими войсками в Розетте. Участники шествия пересекли город и проводили ал-'Арягаи до помещения главного суда.
В тот же день, в субботу, случилось удивительное происшествие. Верховный главнокомандующий Клебер прогуливался с главным инженером в саду своего дома в ал-Азбакийе. В это время в сад вошел один человек, алеппец, и направился к нему. Верховный главнокомандующий знаком приказал ему уйти и, приняв его за нищего, повторил несколько раз: "Ма фиш" (
Египетский диалект: "Нет [ничего]"), Но этот человек не ушел и дал понять, что у него есть дело, которое ему необходимо разрешить. Приблизившись к Клеберу, он протянул ему левую руку, как будто собирался поцеловать руку главнокомандующего. Последний также протянул ему руку. Тогда этот человек схватил Клебера, нанес ему находившимся у него в правой руке кинжалом один за другим четыре удара и распорол ему живот. Клебер с криком упал на землю. Его друг, инженер, стал звать на помощь. Тогда человек подскочил к нему и, нанеся ему также несколько ударов, бросился бежать. Солдаты, стоявшие на часах за воротами сада, услышали крик инженера, быстро прибежали и застали Клебера лежащим при последнем издыхании. Они не нашли убийцу, заволновались и забили тревогу. Прибежавшие тотчас же солдаты разбежались во все стороны в поисках убийцы. Их начальники собрались и, думая, что это убийство является делом рук жителей Каира, разослали солдат по крепостям [307] и к укреплениям, окружили город, зарядили пушки и привезли снаряды. Они говорили: "Нужно истребить жителей Каира всех до последнего". Жители забеспокоились и пришли в стояние сильного возбуждения. Большая часть их еще незнала истинного положения дел.Между тем французы продолжали поиски убийцаы и в конце концов нашли его прячущимся около разрушенной стены в саду, известном под названием Гайт Мисбах, по соседству с домом верховного главнокомандующего. Выяснилось, что задержанный — сириец. Его привели и спросили об его имени, возрасте и месте рождения. Он ответил, что происходит из Алеппо что имя его Сулайман. Его спросили, где он живет. Сулайман: ответил, что он живет и ночует в мечети ал-Азхар. Затем Сулаймана спросили о его вере и ремесле, о его знакомых и друзьях, которые у него могли быть в городе, о его сообщниках и других лицах, которым он сообщил о своем решении совершить преступление и которые его поддерживали или отговаривали, а также о дате его приезда в Каир. Французы пытали Сулаймана до тех пор, пока он не сказал им правды. Когда выяснилась полная непричастность жителей Каира к убийству, французы оставили мысль о наказании горожан. Кроме того, они еще раньше разослали в разные концы и районы города своих доверенных лиц, которые внимательно изучили поведение жителей и не нашли никаких доказательств их причастности к убийству. Они увидели, что сами спрашивали у французов о случившемся, что доказывало их невиновность. Тогда они приказали привести шейхов 'Абдаллаха аш-Шаркави и Ахмада ал-'Ариши — кади, задержали их до полуночи, сообщили им об убийстве, заявив, что убийца признался в своем преступлении, и приказали им привести всех тех, чьи имена упомянул убийца.
Шейхи отправились в сопровождении аги, прибыли в мечеть ал-Азхар и вызвали этих людей.Троих из них нашли, а четвертый скрылся. Ага арестовал их и отвез в дом коменданта в ал-Азбакийе.
Для суда над убийцей французы образовали трибунал, как
[308] они это всегда делают для наказания преступника. Трибунал приговорил к смертной казни убийцу и трех упомянутых лиц. Задержанный Мустафа-эфенди ал-Бурусли, которого убийца не посвятил в свои намерения, был отпущен. Трех вышеупомянутых лиц они приговорили к смертной казни за то, что они — хотя убийца и сообщил им о своем намерении в день убийства утром — не донесли на него французам и, таким образом, оказались соучастниками преступления. На этом заседание трибунала закончилось.Французы расклеили листовки, в которых были изложены все обстоятельства этого дела. Эти листовки они отпечатали во множестве на трех языках — французском, турецком и арабском. Я не собирался приводить текст этих листовок, очень длинных и содержащих неправильные обороты, так как переводчик плохо знал язык, но позднее я увидел, что многие люди очень хотят познакомиться с ними, /117/ ибо они содержат описание событий и дают представление о французском судебном следствии и судопроизводстве, построенных на началах разума и не подчиняющихся законам религии. В этом их значение. В самом деле, какой-то безрассудный искатель приключений совершил вероломное убийство главы и вождя французской армии. Что же они сделали после этого? Они схватили и допросили убийцу, но несмотря на то, что они поймали его на месте преступления вблизи орудия убийства, обрызганного кровью их верховного главнокомандующего и начальника, они не поторопились, основываясь только на показаниях убийцы, казнить его вместе с теми людьми, на которых он указал. Напротив, они организовали трибунал и устроили суд, приведя туда убийцу и допросив его еще несколько раз и простым допросом и под пыткой. Затем они привели в трибунал всех, о ком он сообщил, и допросили их каждого в отдельности, а затем всех вместе. Лишь после этого над ними состоялся суд в соответствии с принятыми у французов порядками и законами. Мустафа-эфенди ал-Бурусли, каллиграф, был выпущен на свободу, поскольку, как это видно из содержания листовок, он не был осужден и не подлежал наказанию. Все это сильно
[309] отличалось от того, что мы увидели позднее, когда солдаты — подонки, считавшие себя мусульманами и утверждавшие, что они ведут священную войну, — убивали людей и разбивали человеческую жизнь исключительно для удовлетворения своей животной прихоти, как мы сообщим об этом в дальнейшем,Вот текст перевода этих листовок:
"Отчет о медицинском осмотре трупа верховного главнокомандующего Клебера.
25 прериаля VIII года Французской республики.
Я, нижеподписавшийся, главный врач и хирург первого класса, ввиду отсутствия главного хирурга исполняющий его обязанности, сообщаю:
Когда в два часа пополудни я услышал барабанный бой и из разговоров жителей узнал о злодейском убийстве верховного главнокомандующего Клебера, я направился в его дом в ал-Азбакийе и застал его в момент агонии. Осмотрев его раны, я удостоверился в том, что удары ему были нанесены острым, режущим оружием. У него были четыре раны: первая — в правой части груди, вторая — ниже первой, близ пупка, третья, сквозная, — в левой руке и четвертая — в правой щеке.
Этот отчет о вскрытии я составил в присутствии начальника канцелярии Сартельона 461, В1месте со мной подписавшегося под этим отчетом для того, чтобы представить его верховному главнокомандующему французской армии.
Составлено во дворце верховного главнокомандующего в упомянутые выше день и год в три часа пополудни. Далее следуют подписи главного врача и хирурга первого класса Касабьянка и секретаря Сартельона.
Описание ранений, нанесенных гражданину Протэну 462, инженеру. Сего числа, 25 прериаля VIII года Французской республики, в три часа пополудни.
Я, нижеподписавшийся, главный врач и хирург первого класса, ввиду отсутствия главного хирурга исполняющий его обязанности, по приглашению секретаря Сартельона составил описание ранений гражданина Протэна, инженера и члена
[310] Египетского Института 463, на которого, так же как на верховного главнокомандующего Клебера, убийца совершил нападение и которому он нанес шесть ударов острым режущим оружием. Вот отчет об этих ранах. Первая — в висок, вторая — в кость пальца, третья — между ребрами левой части грудной клетки, пятая 464 — в челюсть с левой стороны, шестая — в левую половину груди. Рана расположена рядом с артерией.Это удостоверяется в настоящем отчете, подписанном мною совместно с секретарем Сартельоном.
Составлено во дворце верховного главнокомандующего в вышеуказанный день, месяц, год и час.
Далее следуют подписи главного врача и хирурга первого класса Касабьянка и секретаря Сартельоиа. Первый допрос Сулаймана, /118/ алеппца.
Сего числа, 25 прериаля VIII года Французской республики.
В дом генерала Дюма, управляющего делами армии, прибыл един из находившихся в карауле у дома верховного главнокомандующего офицеров. Он привел задержанного им человека, местного жителя, который, как он утверждал, был убийцей верховного главнокомандующего Клебера. Этого человека опознал гражданин Протэн, который в момент совершения убийства находился рядом с верховным главнокомандующим и которому убийца нанес несколько ран тем же самым кинжалом. Упомянутый человек был также замечен в свите верховного главнокомандующего в районе Гизы. Обвиняемый был найден притаившимся в том саду, где произошло убийство. Там же был найден кинжал, которым был ранен верховный главнокомандующий, и несколько принадлежавших обвиняемому предметов. Немедленно в присутствии генерала Мену, старшего из генералов армии, принявшего на себя управление в Египте, начался допрос обвиняемого. Допрос велся с помощью господина Брашвиша, секретаря и переводчика верховного главнокомандующего. Генерал Мену поручил секретарю Сартельону вести протокол допроса обвиняемого.
На вопрос об его имени, возрасте, месте жительства и профессии обвиняемый ответил, что его имя Сулайман, что он
[311] родился в Сирии, что ему двадцать четыре года, что он по профессии арабский писец и жил в Алеппо. [Далее обвиняемый дал следующие показания.] — Сколько времени вы находитесь в Каире?— Я живу в Каире пять месяцев и приехал сюда с караваном Сулаймана Буриджи.
— Какого вы вероисповедания?
— Я мусульманин. Я прожил три года в Каире и еще три года в Мекке и Медине.
— Знакомы ли вы с великим везиром, и если это так, то давно ли вы его видели?
— Я — араб, а люди такого положения, как я, не могут состоять в знакомстве с великим везиром.
— Кого вы знаете в Каире?
— Я никого в городе не знаю и большую часть времени провожу в мечети ал-Азхар. Многие жители меня знают и могут засвидетельствовать мое отличное поведение.
— Были ли вы сегодня утром в Гизе?
— Да, я там был и пытался поступить к кому-нибудь на должность писца, но мне это не удалось.
— Кому вы писали вчера письма?
— Все те, к кому я писал, уехали.
— Как это может быть, что вы не знаете ни одного чело века из числа тех, кому вы писали в прошлом, и как это могло случиться, что все они уехали?
— Я не знаю тех, кому писал, и не могу припомнить их имена.
— Кому вы писали в последний раз?
— Имя этого человека Мухаммад Магриби ас-Сувайси. Он продавец солодового корня. В Гизу я никому не писал.
— С какой целью вы ездили в Гизу?
— Я уже говорил, что хотел поступить на должность писца.
— При каких обстоятельствах вы были арестованы в саду верховного главнокомандующего?
— Я был арестован не в саду, а на дороге.
Тогда обвиняемому объяснили, что спасти его может только
[312] чистосердечное признание, что находившиеся в карауле солдаты схватили его в саду в том самом месте, где был найден кинжал. При этом ему был предъявлен этот кинжал. Тогда обвиняемый сказал: — Это правда, я был действительно в саду, но я не прятался, а находился там просто потому, что кавалеристы преградили путь и невозможно было выйти в город. У меня не было кинжала, и я не знал, что этот кинжал лежит в саду.— С какой целью вы с самого утра следовали за верховным главнокомандующим?
— Я только хотел его увидеть.
— Узнаете ли вы кусок зеленой материи, который, без сомнения, оторвался от вашей одежды и который был обнаружен в том месте, где произошло убийство верховного главнокомандующего?
— Он мне не принадлежит.
— С кем вы разговаривали в Гизе и где провели ночь?
— Я не говорил ни с кем из жителей Гизы, кроме тех случаев, когда покупал необходимые предметы. Ночь я провел в мечети.
— Раны, которые видны на вашей голове, свидетельствуют о том, что вы — тот самый человек, который убил верховного главнокомандующего, /119/ так как гражданин Протэн, находившийся [в момент убийства] рядом с верховным главнокомандующим и опознавший вас, нанес вам удар наконечником своей палки и ранил вас.
— Я был ранен только в момент ареста.
— Имели ли вы сегодня разговор с Хусайном Кашифом 465 или с одним из его мамлюков?
— Я их не видел и не беседовал с ними.
Так как обвиняемый на допросе говорил неправду, верховный главнокомандующий приказал в соответствии с обычаями страны подвергнуть его пытке. Обвиняемого начали пытать и пытали до тех пор, пока он не запросил пощады и не обещал во всем признаться. Тогда ему развязали руки, и начался новый допрос. [313]
— Сколько дней вы находитесь в Каире?
— Я нахожусь здесь тридцать один день. Я приехал из Газы на верблюде, проведя в пути шесть дней.
— Для чего вы приехали из Газы?
— Я приехал с целью убить верховного главнокомандующего.
— Кто поручил вам совершить это убийство?
— Мне поручил это дело ага янычар. Когда турецкая армия возвратилась из Египта в Сирию, турки послали в Алеппо за человеком, который был бы способен убить верховного главнокомандующего французской армией, и обещали всякому, кто сможет выполнить это поручение, продвижение по военной службе и деньги. Я предложил свои услуги.
— Кто руководил вами в этом деле в Египте и кому вы тайно сообщили о своих намерениях?
— Мною никто не руководил. Приехав в Каир, я остановился в мечети ал-Азхар 466 и там встретился с сейидом Мухаммадом ал-Гази, сейидом Ахмадом ал-Вали, шейхом 'Абдаллахом ал-Гази и сейидом 'Абд ал-Кадиром ал-Гази, проживавшими также в упомянутой мечети. Я им сообщил о своих намерениях, и они советовали мне отказаться от них. Они мне говорили, что я не сумею выполнить это поручение и только погибну и что для осуществления этого дела следовало бы послать кого-либо другого. После этого я ежедневно беседовал с ними об этом деле и вчера заявил им, что я готов выполнить свой замысел и убить верховного главнокомандующего. Затем я отправился с этой целью в Гизу. Там я встретил моряков с судна верховного главнокомандующего и спросил у них, не сойдет ли последний на сушу. Моряки спросили у меня: "Что ты от него хочешь?" Я им сказал, что хочу поговорить с ним. Тогда они мне сказали, что верховный главнокомандующий каждый вечер выходит в свой сад. Сегодня утром я увидел, как верховный главнокомандующий вышел к ниломеру, а затем направился в город. Я шел следом за ним до тех пор, пока не улучил подходящий момент, чтобы его убить.
Этот допрос был произведен его превосходительством
[314] генераломМену в присутствии остальных генералов и офицеров в доме верховного главнокомандующего.
Протокол допроса подписали генерал Мену и секретарь Сартельон в день, месяц и год, указанные выше. После этого протокол прочли обвиняемому, и он также подписал его своей собственной рукой по-арабски: Сулайман.
Далее следуют подписи: генерал 'Абдаллах Мену, генерал Дюма, генерал Валтейн, генерал Моран, генерал Мартине, Леруа — секретарь адмиралтейства, секретарь Сартельон, переводчик Лумака, переводчик Ханна Рока, Дамианос Брашвиш — секретарь и переводчик верховного главнокомандующего.
Протокол допроса трех обвиняемых шейхов.
Сего числа, 25 прериаля VIII года Французской республики, в восемь часов вечера.
В дом верховного главнокомандующего французской армией Мену были приведены сейид 'Абдаллах ал-Гази, Мухаммад ал-Гази и сейид Ахмад ал-Вали, обвиняемые в убийстве верховного главнокомандующего Клебера. Верховный главнокомандующий Мену приказал их допросить. Немедленно приступили к допросу в присутствии нескольких собравшихся для этой цели генералов и с помощью переводчика, гражданина Лумаки.
Упомянутый выше сейид 'Абдаллах ал-Гази был допрошен отдельно первым.
— Ваше имя, местожительство, профессия?
— Меня зовут /120/ сейид 'Абдаллах ал-Гази, я родился в Газе и живу в Каире в мечеги ал-Азхар, где я обучаю чтению Корана. Возраста своего я точно не знаю, но думаю, что мне тридцать лет.
— Если вы живете в мечети ал-Азхар, то вы должны знать всех иностранцев, которые в ней останавливаются?
— Я нахожусь в мечети днем и ночью и знаю живущих в ней иностранцев.
— Знаете ли вы человека, приехавшего из Сирии месяц тому назад?
— Я не встречал никого, кто приехал бы из Сирии на протяжении [последних] пятидесяти дней. [315]
— Один человек, прибывший из лагеря везира тридцать дней тому назад, утверждает, что он вас знает, поэтому очевидно, что вы говорите неправду!
— Я постоянно занят своим делом, и я не видел никого, кто прибыл бы из Сирии, но я слышал, что с востока прибыл караван.
— Люди, прибывшие из Сирии, утверждают, что они знают вас и беседовали с вами.
— Этого не может быть, пусть приведут сюда тех, кто на меня клевещет.
— Знаете ли вы человека по имени Сулайман, арабского писца, приехавшего из Алеппо тридцать дней назад?
— Нет.
— Этот человек утверждает, что он вас видел и сообщил вам некоторые важные сведения.
— Этот человек лжец, я его не видел, и пусть я умру, если говорю неправду.
Тогда верховный главнокомандующий приказал ввести Мухаммада ал-Гази, также обвиняемого в убийстве верховного главнокомандующего, и приступить к его допросу.
— Ваше имя, возраст, место жительства и профессия?
— Меня зовут шейх Мухаммад ал-Гази, мне около двадцати пяти лет, я родился в Газе, живу в Каире в мечети ал- Азхар, вот уже пять лет, как занимаюсь обучением чтению Корана, и выхожу из мечети только лишь для того, чтобы купить пищу.
— Знаете ли вы иностранцев, прибывающих в мечеть и останавливающихся в ней?
— Иностранцы иногда прибывают в мечеть, но они имеют дело только с привратником, которому они платят и с ведома которого они проводят несколько ночей в мечети или в доме шейха аш-Шаркави.
— Знаете ли вы человека по имени Сулайман, который приехал из Сирии тридцать дней тому назад?
— Я не знаю этого человека. Я не могу видеть всех прибывающих, так как мечеть очень велика. [316]
— Сулейман утверждает, что он беседовал с вами в мечети. О чем он вам говорил во время этого разговора?
— Я знаю этого человека в течение трех лет. Мне известно, что он ездил в Мекку, но после этого я его не видел и не знаю, возвратился он или нет.
— Установлено точно, что вчера вышеупомянутый Сулайман в течение долгого времени беседовал с вами. Имеются доказательства этого.
— Это правда.
— Почему вы сказали вначале, что не видели Сулаймана?
— Я думаю, что я этого не говорил и что переводчик ошибся.
— Не говорил ли вам Сулайман о своих преступных намерениях? Мы знаем достоверно, что вы пытались его удержать.
— Мне ничего об этом не было известно. Сулайман уезжал из Каира и возвращался несколько раз. В этот раз он находится в Каире около месяца.
— Имеются доказательства того, что упомянутый Сулайман сообщил вам о своем желании убить верховного главнокомандующего и что вы пытались его удержать.
— Я не знаю об этом деле ничего. Сулайман сказал мне вчера, что он уезжает и, возможно, больше не вернется.
После этого ввели 'Абдаллаха ал-Гази и допросили его вторично.
— Почему в ответ на наш вопрос вы утверждали, будто не знаете Сулаймана алеппца, в то время как доказано, что Сулайман находится в Каире в течение тридцати одного дня, что вы встречались с ним много раз и почти ежедневно беседовали с ним?
— Я не знаю этого человека.
— Известен ли вам человек по имени Мухаммад ал-Гази, который, так же как и вы, учит чтению Корана в мечети ал- Азхар?
— Да, известен.
— /121/ Почему вы отрицали свое знакомство с Сулайманом?— Вы запутали меня своими вопросами, но теперь, когда
[317] вы меня спрашиваете о Сулаймане из Алеппо, я признаюсь, что знаю его. — Нам известно, что вы встречались и разговаривали с ним много раз.— Вот уже три дня, как я его не видел.
— Не пытались ли вы помешать ему убить верховного главнокомандующего?
— Сулайман никогда мне об этом не говорил. Если бы он сообщил мне о своих намерениях, я бы воспользовался всеми имеющимися в моем распоряжении средствами, чтобы ему помешать.
— Почему вы не говорите правду, ведь имеются доказательства противного?
— Не может быть никаких доказательств, так как я видел упомянутого Сулаймана лишь в тот момент, когда при встрече здоровался с ним.
— Разве Сулайман никогда вам не говорил о причине свое го приезда в Каир?
— Нет, не говорил.
После этого оба допрашиваемые были уведены и был приведен для допроса обвиняемый сейид Ахмад ал-Вали. Последнему были заданы следующие вопросы:
— Ваше имя, возраст, место жительства, профессия?
— Мое имя сейид Ахмад ал-Вали, я родился в Газе и занимаюсь обучением чтению Корана в мечети ал-Азхар в течение десяти лет. Своего возраста я не знаю.
— Знаете ли вы иностранцев, приезжающих в мечеть?
— Моя обязанность состоит в том, чтобы читать Коран, а не замечать иностранцев.
— Некоторые недавно прибывшие в Каир иностранцы утверждают, что они видели вас в мечети.
— Я никого не видел.
— Не видели ли вы человека, прибывшего от везира из Сирии? Этот человек утверждает, что он вас знает.
— Я не видел этого человека, и, если это возможно, пусть его приведут, чтобы я мог с ним встретиться. [318]
— Знаете ли вы Сулаймана из Алеппо?— Я знаю одного человека по имени Сулайман, который учился чтению Корана у одного эфенди. Этот человек хотел, чтобы его приняли в ал-Азхар, и говорил, что он из Алеппо. Я его видел двадцать дней тому назад и с тех пор с ним не встречался. Этот человек мне сообщил, что везир находится в Яффе и что солдаты покинули его, потому что у него нет денег.
— Не оказывали ли вы этому человеку покровительство?
— Я его не знал достаточно хорошо, чтобы за него поручиться.
— Знаете ли вы двух других обвиняемых и не беседовали ли вы все трое вчера или в какой-либо другой день в недалеком прошлом с упомянутым Сулайманом?
— Нет, но я знаю, что упомянутый Сулайман приходил в мечеть и оставил там много записок, содержание которых свидетельствует о том, что он ревностно служит богу.
— Оставлял ли Сулайман записки в мечети вчера?
— Я этого не знаю.
— Не старались ли вы помешать Сулайману совершить, страшное преступление?
— Я никогда не говорил с Сулайманом на эту тему, но он сообщил мне, что собирается совершить безумный поступок, и я сделал все от меня зависящее, чтобы помешать ему в этом.
— Что это за безумный поступок, который он собирался совершить и о котором он вам говорил?
— Сулайман сказал мне, что он собирается сразиться во имя Аллаха и что это означает, что он хочет убить одного христианина, но он не сообщил мне его имени. Я старался отговорить его от этого дела, объясняя, что господь наш дал французам силу и что никто не может им помешать властвовать в стране.
После этого упомянутый обвиняемый был уведен, и допрос, проходивший в присутствии собравшихся генералов, был окончен. Протокол допроса написан по приказанию генерала Мену
[319] секретарем Сартельоном. Протокол был прочитан обвиняемым и подписан последними по-арабски. Составлен в день, месяц и год, указанные выше. Далее следуют три подписи на арабском языке, подписи верховного главнокомандующего Мену, секретаря Сартельона и переводчика Лумаки.Приказ:
Я, генерал Мену, верховный главнокомандующий французской армией в Египте, приказываю:
1. Учредить трибунал для суда над лицами, виновными в убийстве верховного главнокомандующего Клебера, совершен ном 25 прериаля.
2. Этот трибунал /122/ будет состоять из следующих девяти членов: генерал Ренье, генерал Фриан, генерал Робен, генерал Моран, начальник инженерной службы Бертран, адвокат Рожи-нье, секретарь адмиралтейства Леруа, секретарь Сартельон — докладчик — и адвокат Лебер — прокурор.
3. На заседаниях трибунала будет присутствовать секретарь.
4. Члены трибунала имеют право производить обыск и осмотры и задерживать любого человека по своему усмотрению, если только последний может указать лиц, которые принимали участие в упомянутом преступлении или знали о нем.
5. Трибунал решит вопрос о способе казни убийцы и его сообщников.
6. Упомянутый трибунал будет непрерывно заседать начиная с сего дня, 26 прериаля, и до окончания суда.
Подпись: генерал Мену.
С подлинным верно. Подпись: генерал Ренье, заместитель управляющего делами армии.
Протокол заседания трибунала 26 прериаля VIII года Французской республики.
В соответствии с приказом, изданным сегодня верховным главнокомандующим французской армией генералом Мену, в доме генерала Ренье собрались: генерал Ренье, генерал Робен, секретарь адмиралтейства Леруа, генерал Мартине (вместо генерала Фриана в соответствии с приказом генерала Мену),
[320] генералМоран, майор Жорже, начальник инженерной службы Бертран, майор артиллерии Фавр, адвокат Рожинье, секретарь Сартельон — докладчик, адвокат Лебер — прокурор для суда над убийцей верховного главнокомандующего Клебера.
Заседание трибунала происходило под председательством генерала Ренье.
В соответствии со статьей третьей приведенного выше приказа верховного главнокомандующего Мену адвокат Бине был избран на пост секретаря трибунала. Он принес присягу в соответствии с правилами, а затем приступил к исполнению своих обязанностей.
После этого члены трибунала возложили на генерала Ренье и докладчика, секретаря Сартельона, проведение обысков и арестов, которые будут признаны необходимыми для разыскания соучастников убийцы в соответствии со статьей четвертой приведенного выше приказа. Было принято также решение, чтобы найденный с убийцей в момент задержания последнего кинжал был передан на хранение секретарю, который должен будет его предъявить, когда это потребуется.
Следующее заседание трибунала было назначено на четыре часа утра следующего дня.
Далее следуют подписи членов трибунала и секретаря: председателя Ренье, начальника инженерной службы Бертрана, майора артиллерии Фавра, майора Жорже, генерала Морана, генерала Мартине, секретаря адмиралтейства Леруа, генерала Робена, секретаря Бине.
Показания свидетелей.
Сегодня, 26 прериаля VIII года Французской республики.
Мы, нижеподписавшиеся, секретарь Сартельон, назначенный приказом верховного главнокомандующего французской армией генерала Мену на должность докладчика трибунала, рассматривающего дело об убийцах верховного главнокомандующего Клебера, и гражданин Бине, избранный членами упомянутого трибунала на пост секретаря, допросили в качестве свидетеля Жозефа Бриенна, солдата-артиллериста, назначенного для охраны дома верховного
[321] главнокомандующего.Последний нам заявил, что он и его товарищ, солдат по имени Робер, арестовавшие мусульманина Сулаймана, обвиняемого в убийстве верховного главнокомандующего, нашли его в саду, в котором расположены две французские бани и который находится рядом с садом верховного главнокомандующего. Они нашли Сулаймана, спрятавшегося в развалинах стен сада, причем эти стены были /123/ во многих местах измазаны кровью. Сулайман также был в крови. Они его схватили и для того, чтобы заставить его идти, вынуждены были ударить его саблей. Затем свидетель Бриенн заявил, что через час после того, как был задержан Сулайман, в том месте где прятался последний, он нашел покрытый кровью нож, который и передал на хранение в дом верховного главнокомандующего. После этого мы дали прочесть настоящий протокол свидетелю и спросили его, все ли в нем записано правильно. Свидетель ответил, что все записанное соответствует действительности и что все это он видел своими глазами. После этого он вместе с нами скрепил протокол собственноручной подписью.
Далее следуют подписи Бриенна, Сартельона и секретаря Бине.
После этого был допрошен другой свидетель, гражданин Робер, солдат одной из артиллерийских частей, назначенный для охраны дома верховного главнокомандующего. Он заявил, что, когда он разыскивал убийцу верховного главнокомандующего и вошел в сад, где расположены две французские бани и который примыкает к саду верховного главнокомандующего, он, как и вышеупомянутый Бриенн, увидел там Сулаймана из Алеппо, притаившегося в углу развалившейся стены. Сулайман был в крови, и голова его была повязана синей тряпкой. При виде этого он понял, что перед ним убийца. Кроме того, стены, мимо которых он проходил, были также испачканы кровью. В Момент ареста Сулайман был испуган, а через час после того, как убийца был задержан, они вместе с гражданином Бриенном нашли в том же самом месте зарытый в землю окровавленный нож, который они и передали в дом верховного главнокомандующего. [322]
После этого мы прочли настоящий протокол свидетелю и спросили, все ли в нем записано правильно. Свидетель ответил, что все написанное соответствует действительности и что все это он видел своими глазами. После этого он вместе с нами скрепил протокол своей подписью.
Составлено в городе Каире в указанные выше день, месяц и год.
Подписи: Робер, Сартельон, секретарь Бине.
Я, секретарь Сартельон, докладчик, отправился в дом гражданина Протэна, находящегося в постели вследствие нанесенных ему ранений, и получил от него нижеследующие свидетельские показания:
"Я, Жан Константен Протэн, инженер и член Египетского института, заявляю, что я прогуливался в сопровождении верховного главнокомандующего по большому четырехугольному парку, расположенному в саду верховного главнокомандующего и выходящему на пруд ал-Азбакийи, когда заметил одетого в турецкую одежду человека, который выходил из глубины парка со стороны канала. В этот момент я находился на расстоянии нескольких шагов от верховного главнокомандующего, который позвал стражу. Обернувшись, чтобы посмотреть, что происходит, я увидел, что упомянутый человек ударил верховного главнокомандующего несколько раз ножом. Увидав это, я упал на землю и в тот же момент услышал, как верховный главнокомандующий закричал вторично. Я вскочил и бросился к верховному главнокомандующему. Здесь я увидел человека, который его ударил. Этот человек нанес мне также несколько ударов ножом. Я упал на землю и потерял сознание. С этого момента я ничего не видел, но я уверен, что мы пролежали около шести минут, прежде чем кто-либо пришел к нам на помощь".
Я прочитал настоящий протокол гражданину Протэну и спросил его, все ли в нем записано правильно. Свидетель ответил, что все написанное соответствует действительности. После этого он собственноручно подписал этот протокол вместе с нами.
[323]Далее следуют подписи: Протэн, Сартельон, секретарь Бине.
Подписав свои показания, гражданин Протэн заявил, что он хочет к вышесказанному добавить, что через небольшой промежуток времени после убийства верховного главнокомандующего он увидел Сулаймана-алеппца, который обвиняется в нападении на него и убийстве верховного главнокомандующего, и узнал в упомянутом Сулаймане того самого человека, который нанес верховному главнокомандующему, а затем и ему самому несколько ударов ножом, заставивших его потерять сознание.
Мы прочли гражданину Протэну также эти дополнительные показания. Он подтвердил, что все записано правильно, и подписал протокол вместе с нами.
Далее следуют подписи: Протэн, Сартельон, секретарь Бине.
Сего числа, 25 прериаля VIII года Французской республики.
Я, нижеподписавшийся, докладчик трибунала, образованного для суда над убийцами верховного главнокомандующего Клебера, отправился в сопровождении секретаря Бине к адъютантам упомянутого верховного главнокомандующего, /124/ чтобы выслушать их показания. Адъютанты сообщили нам нижеследующее.
Гражданин Фортюне Деож (
Деош? Возможно, что имеется в виду французский офицер De Hoche), двадцати четырех лет, кавалерийский офицер, адъютант штаба верховного главнокомандующего Клебера, заявил, что 25 прериаля, когда он вместе с верховным главнокомандующим ездил в ал-Азбакийу посмотреть на дом, в котором производились строительные работы, он заметил человека в зеленой чалме и в жалкой накидке, следовавшего за верховным главнокомандующим, когда последней осматривал место работ, и что все присутствовавшие, а в том числе и он, приняли этого человека за одного из рабочих и потому ничего у него не спросили. Позднее, когда верховный [324] главнокомандующий выходил из своего дома в сад, чтобы пройти оттуда в сад генерала Дюма, гражданин Деож вновь увидел этого человека, пробравшегося в свиту верховного главнокомандующего. Он его обругал и выгнал прочь из сада. Через два часа, когда верховный главнокомандующий был убит, гражданин Деож увидел рядом с трупом верховного главнокомандующего накидку, брошенную убийцей. Позднее, когда убийца был схвачен, он признал в нем того самого человека, которого незадолго до этого он выгнал из сада.Настоящий протокол был прочитан гражданину Деожу. Последний подтвердил, что все записано правильно, и подписал протокол вместе с нами и секретарем.
Составлено в вышеуказанный день, месяц и год.
Далее следуют подписи гражданина Деожа, Сартельона и секретаря Бине.
Протокол второго допроса Сулаймана из Алеппо.
26 прериаля VIII года Французской республики.
Мы, нижеподписавшиеся, секретарь Сартельон — докладчик трибунала, созданного для суда над убийцами верховного главнокомандующего Клебера, и адвокат Бине — секретари трибунала, приказали привести Сулаймана-алеппца для того, чтобы допросить его вторично по поводу обстоятельств злодейского убийства верховного главнокомандующего, и задали ему при посредстве гражданина Брашвиша, секретаря и переводчика верховного главнокомандующего, нижеследующие вопросы:
— Каким образом был убит верховный главнокомандующий? — Я прибыл из Газы верхом на дромадере с караваном, везшим мыло и табак. Так как лица, ехавшие с караваном, боялись въехать в Каир, караван остановился в деревне под названием ал-Гайта 467 в районе ал-Алфийи. Там я нанял у одного крестьянина, имени которого я не знаю, осла и приехал в Каир. Ахмад Ага и Йасин Ага, янычарские военачальники, поручили мне убить верховного главнокомандующего, так как мне был хорошо известен Каир, в котором я прожил три года. [325] Они посоветовали мне остановиться в мечети ал-Азхар, никому не выдавать свою тайну, соблюдать осторожность, так как это дело секретное и требующее осмотрительности, и, выбрав удобный для осуществления этой задачи момент, приложить все усилия, чтобы убить верховного главнокомандующего.Однако, прибыв в Каир, я вынужден был открыть en эй секрет четырем шейхам, имена которых я уже сообщил, так как в противном случае они бы не поселили меня в мечети. Ежедневно я беседовал с ними об этом деле, причем упомянутые шейхи пытались заставить меня изменить мое решение и говорили мне, что я не сумею справиться с такой задачей. Я со своей стороны не претендовал на их помощь, так как знал, что они люди не энергичные. В намеченный мною для убийства день я встретился с одним из шейхов — Мухаммадом ал-Гази и сообщил ему, что собираюсь отправиться в Гизу, чтобы убить верховного главнокомандующего.
Далее обвиняемый заявил, что с того момента, как он принял решение совершить этот поступок, он, как ему кажется, лишился рассудка, так как, если бы он был в здравом уме, он не приехал бы из Газы для этого дела. Он сообщил, что на записках, которые он разбросал в мечети, он написал некоторые строчки из Корана, как это имели обыкновение делать арабские писцы, что он ни у кого в Каире не брал денег, так как ага дали /125/ ему их достаточно, что по понедельникам и четвергам он, как обычно, обучался чтению Корана у Мустафы-эфенди, которому не сообщил своей тайны из опасения, что его замысел может раскрыться. Что же касается четырех вышеупомянутых шейхов, то он действительно рассказал им все, так как они его земляки. При этом он заверял их, что собирается совершить подвиг во имя Аллаха.
— Где вы находились в момент возвращения везира из Египта в начале месяца жерминаля, соответствующего мусульманскому месяцу зу-л-ка'да? — Я находился в качестве паломника в Иерусалиме с тех пор как везир занял ал-'Ариш. — Где вы встречались с Ахмадом Ага, который, по вашим [326] словам, поручил вам убить верховного главнокомандующего, и когда вам было дано это поручение? — После своего поражения везир возвратился в ал-'Ариш и в Газу в конце месяца шаввала или в начале месяца зу-л-ка'- да, что соответствует месяцу жерминалю французского кален- даря. Ахмад Ага, о котором я говорил, был одним из военачальников в армии везира. После взятия ал-'Ариша везир пред писал Ахмаду Ага оставаться в Газе. Возвратившись из Египта, везир послал его в Иерусалим к правителю города. В день прибытия Ахмада Ага в Иерусалим я отправился приветствовать его в дом правителя и пожаловался ему на Ибрахим-пашу, правителя Алеппо, притеснявшего моего отца хаджи Мухаммада Амина, торговца маслом, которого он обложил чрезмерны ми налогами, причем один из этих налогов от него потребовали перед отъездом везира из Сирии в Египет, и просил у Ахмада Ага помощи. На следующий день я вновь пришел к Ахмаду Ага, и тогда тот мне заявил, что он друг Ибрахим-паши и что он не преминет походатайствовать перед последним за мое го отца, но при условии, что я убью верховного главнокомандующего французской армией. На третий и четвертый день он вновь и вновь возвращался к этому предложению и, наконец, послал меня к Йасину Ага для того, чтобы последний снабдил меня необходимыми для этого дела деньгами. Через четыре дня после этого разговора я отправился из Иерусалима в ал-Халил 468 и оставался там несколько дней, пока не получил письма от Ахмада Ага. Ахмад Ага со своей стороны послал своего слугу в Газу, чтобы сообщить Йасину Ага о нашем договоре.— Сколько дней вы находились в ал-Халиле?
— Двадцать дней.
— Почему вы находились двадцать дней в ал-Халиле? Разве в этот промежуток времени вы не получали письма от обоих ага?
— Я оставался в ал-Халиле в ожидании каравана, с которым я бы мог уехать, так как дороги небезопасны из-за бедуинов, и я боялся ехать один. В Газу я приехал в конце месяца зу- л-ка'да, соответствующего французскому месяцу флореалю. [327]
— Что вы делали в Газе и что вам сказал Йасин Ага?
— На следующий день после прибытия в Газу я отправился повидаться с агой. Последний мне заявил, что он осведомлен о деле, ради которого я приехал, и что он поместит меня в большой мечети. Йасин Ага неоднократно приходил в мечеть и днем и ночью, чтобы увидеть меня. Он обсуждал со мной все подробности этого дела и при этом обещал освободить моего отца от налогов и в дальнейшем постоянно оказывать ему всяческое внимание и удовлетворять все его просьбы. Он объяснил мне, что я должен делать, как об этом уже говорилось выше. Все эти разговоры мы вели втайне. Йасин Ага дал мне сорок пиастров на дорожные расходы. Через десять дней я уехал из Газы на дромадере, а через шесть дней, как я уже говорил, прибыл в Каир.
Обвиняемый добавил, что он уехал из Газы в начале месяца зу-л-хиджжа, что соответствует середине французского месяца флореаля. Таким образом, до момента совершения им убийства верховного главнокомандующего он находился в Каире тридцать один день.
—Узнаете ли вы испачканный кровью кинжал, которым вы убили верховного главнокомандующего?
— Да, я его узнаю.
— Где вы взяли этот кинжал? Дал ли вам его один из ага или кто-либо другой?
— Мне его никто не давал. Приняв решение убить верховного главнокомандующего, я отправился в Газе на рынок и купил первое попавшееся оружие.
— Не говорили ли вам Ахмад Ага и Йасин Ага о везире и не обещали ли они от имени последнего награду, если вы сумеете убить верховного главнокомандующего?
— Нет, но они сами обещали мне обеспечить меня /126/ всем, в чем я буду нуждаться, если я совершу это дело.
— Верно ли, что везир призывал к убийству французов всюду, где он находился?
— Я не знаю ничего об этом, но мне известно, что везир посылал Тахир-пашу 469 помочь турецким войскам, оставшимся [328] в Каире, но Тахир-паша возвратился, так как встретил их на пути из Египта в Сирию.
— Были ли вы единственным, на кого было возложено это поручение?
— Я думаю, что да, так как переговоры между мной и агой носили секретный характер.
— Каким образом вы должны были сообщить are об исполнении порученного вам дела?
— Я собирался либо сам поехать, чтобы сообщить им об этом, либо отправить к ним посланца.
После окончания допроса протокол был прочитан обвиняемому, и последний поставил свою подпись под ним вместе с докладчиком, секретарем и переводчиком.
Составлено в Каире в вышеуказанные день, месяц и год.
Следуют подписи Сулаймана из Алеппо (по-арабски), докладчика, переводчика и секретаря Бине.
Совместный допрос обвиняемых.
26 прериаля VIII года Французской республики.
Я, нижеподписавшийся, докладчик трибунала, образованного для суда над лицами, обвиняемыми в убийстве верховного главнокомандующего Клебера, приказал привести шейха Му-хаммада ал-Гази для того, чтобы подвергнуть его новому допросу в присутствии Сулаймана-алеппца, убийцы верховного главнокомандующего, и гражданина Бине, секретаря упомянутого трибунала. Вот запись допроса.
Вопрос шейху Мухаммаду ал-Гази:
— Знаете ли вы Сулаймана-алеппца, присутствующего здесь?
— Да, знаю.
Вопрос Сулайману-алеппцу:
— Знаете ли вы шейха Мухаммада ал-Гази, присутствующего здесь?
— Да, знаю.
Вопрос Мухаммаду ал-Гази:
— Не говорил ли вам Сулайман-алеппец приблизительно тридцать один день тому назад, что он приехал из Сирии от
[329] Ахмада Ага и Йасина Ага для того, чтобы убить верховного главнокомандующего, и не вел ли Сулайман с вами ежедневно бесед об этом деле, и не сказал ли он вам в последний день, что он направляется в Гизу, чтобы убить верховного главнокомандующего?— Это совершенно неверно. Когда мы в первый раз увидели, друг друга, мы только обменялись приветствиями. Накануне того дня, когда Сулайман решил отправиться в Гизу, я принес ему бумагу и чернила, и он сказал мне, что вернется только завтра.
— Вы говорите неправду, так как Сулайман утверждает, что он сообщал вам ежедневно о своих планах и что накануне убийства верховного главнокомандующего он сообщил вам, что отправляется для осуществления своего замысла.
— Этот человек лжет.
— Часто ли вы ходили ночевать в дом шейха аш-Шаркави и не ночевали ли вы у него в последние дни?
— С тех пор как французы пришли в Каир, я не ночевал в доме шейха аш-Шаркави ни разу. До их прибытия я ночевал у него несколько раз.
— Вы говорите неправду, так как на вчерашнем допросе вы заявили, что ночевали у шейха аш-Шаркави много раз.
— Я не говорил этого. Вопрос Сулайману-алеппцу:
— Можете ли вы подтвердить в присутствии шейха Мухам-мада, что вы ежедневно говорили ему о своих намерениях убить верховного главнокомандующего и, в частности, что вы говорили об этом накануне того дня, когда произошло убийство?
— Да, могу. Я говорю только правду.
Так как шейх Мухаммад ал-Гази не говорил правду, то мы приказали в соответствии с обычаем страны подвергнуть его палочным ударам. Немедленно приступили к экзекуции и били его до тех пор, пока он не запросил пощады и не обещал все рассказать. Тогда его перестали бить [и вновь приступили к допросу].
[330]Вопрос Мухаммаду ал-Гази:
— Сулайман сообщил вам о своем решении убить верховного главнокомандующего?— Сулайман сказал мне, что он приехал из Газы, чтобы вести священную войну во имя Аллаха и убивать неверных французов. Я пытался помешать ему, убеждая его, что этим он лишь нанесет себе вред. Сулайман сообщил мне о своем намерении совершить убийство верховного главнокомандующего только ночью накануне отъезда в Гизу, а утром он убил его.
— Почему вы не пришли сообщить нам об упомянутом Сулаймане?
— Я никогда не думал, что человек, подобный Сулайману, может убить верховного главнокомандующего, которого сам везир не смог победить.
— Сообщили ли вы /127/ кому-либо из жителей города, и в частности шейху аш-Шаркави, то, что рассказал вам Сулайман?
— Я ничего никому не говорил об этом и не сказал бы подобной вещи даже под угрозой смерти.
— Знаете ли вы кого-либо еще, кроме Сулаймана, кто приехал в Каир для того, чтобы совершать убийства французов, а если знаете, то где он находится?
— Нет, не знаю. Сулайман мне ни о ком не говорил. Вопрос Сулайману:
— Кто ваши соучастники?
— Я никого в Каире не знаю и думаю, что в городе нет никого, кроме меня, кто поставил бы перед собой цель убивать французов.
После этого мы отправили Мухаммада ал-Гази в тюрьму, а Сулаймана оставили для того, чтобы допросить его в присутствии сейида Ахмада ал-Вали, который был для этого немедленно приведен.
Вопрос Ахмаду ал-Вали:
— Знаете ли вы Сулаймана-алеппца, здесь находящегося?
— Да знаю. [331]
Вопрос Сулайману:
— Знаете ли вы сейида Ахмада ал-Вали, здесь находящегося?
— Да, знаю.
Вопрос сейиду Ахмаду ал-Вали:
— Сообщал ли вам Сулайман о своем намерении убить верховного главнокомандующего и, в частности, сообщил ли он вам об этом накануне того дня, когда он собирался совершить преступление?
— После приезда в Каир тридцать один день тому назад Сулайман заявил мне, что он прибыл, чтобы вести священную войну с неверными. Я советовал ему отказаться от своих намерений, так как это дурное дело. Но Сулайман не говорил мне ничего о верховном главнокомандующем.
Вопрос Сулайману:
— Скажите нам, говорили ли вы Ахмаду ал-Вали об убийстве верховного главнокомандующего и сколько дней после этого вы с ним не разговаривали?
— В первые дни после приезда я говорил ему, что прибыл с целью вести священную войну с неверными. Сейид Ахмад не одобрил этого. Спустя шесть дней после приезда я сообщил ему о своем намерении убить верховного главнокомандующего, после чего я более не возвращался к этому разговору. Последние четыре дня перед убийством я с ним не встречался.
Вопрос Ахмаду ал-Вали:
— Почему вы говорите неправду, утверждая, что Сулайман не сообщил вам о своих намерениях убить верховного главнокомандующего?
— Теперь, когда мне Сулайман напомнил, я вспомнил, что он говорил мне об этом.
— Почему вы не донесли на Сулаймана?
— Я не донес по двум причинам. Во-первых, я думал, что Сулайман лжет, а во-вторых, я не считал его способным осуществить подобное дело.
— Не говорил ли вам Сулайман о своих сообщниках и не беседовали ли вы со своей стороны с кем-либо об этом деле, [332] в частности с шейхом мечети, которому вы должны докладывать обо всем, что происходит?
— Сулайман не говорил мне ничего о своих сообщниках, а я не рассказывал об этом деле никому, в том числе и шейху мечети.
— Известен ли вам приказ верховного главнокомандующего о том, что каждый, кто увидит в городе турка, обязан сообщать о нем?
— Я не знал об этом.
— Вы поселили Сулаймана в мечети потому, что последний сказал вам о своем желании убить верховного главнокомандующего?
— Нет, я поселил его в мечети потому, что каждый мусульманин имеет право поселиться в мечети.
Вопрос Сулайману:
— Не говорили ли вы, что шейхи не поместили бы вас в мечети, если бы вы им не сказали о причине своего приезда в Каир?
— Все иностранцы обязаны сообщать о цели своего приезда, и я говорю правду. Не было ни одного шейха, который бы одобрил мое решение.
После этого мы отправили сейида Ахмада ал-Вали в тюрьму и оставили Сулаймана-алеппца для того, чтобы допросить в его присутствии сейида 'Абдаллаха ал-Гази, которого приказали немедленно привести.
Вопрос Сулайману:
— Знаете ли вы сейида 'Абдаллаха ал-Гази, здесь присутствующего?
— Да, знаю.
Вопрос 'Абдаллаху ал-Гази:
— Знаете ли вы Сулаймана, присутствующего здесь?
— Да, знаю.
— Было ли вам известно намерение Сулаймана убить верховного главнокомандующего?
— Я признаюсь, что в день своего приезда Сулайман сообщил мне, что он приехал для того, чтобы вести священную [333] войну с неверными, и собирается убить верховного главнокомандующего. Я стремился его от этого отговорить.
— Почему вы не донесли на Сулаймана?
— Я полагал, что Сулайман отправился сообщить об этом главным шейхам и что последние помешают ему осуществить этот план. Теперь я буду доносить на тех лиц, которые будут приходить с подобными намерениями.
— Известно ли вам, чтобы Сулайман сообщил о своих намерениях еще кому-либо в Каире, кроме вас?
— Мне об этом ничего неизвестно.
— Известно ли вам, чтобы каким-либо находящимся в Каире людям, кроме /128/ Сулаймана, было поручено убивать французов?
— Я не знаю, но я предполагаю, что таких больше нет. Протокол допроса был прочитан четырем обвиняемым: Сулайману-алеппцу, Мухаммаду ал-Гази, сейиду Ахмаду ал-Вали, сейиду 'Абдаллаху ал-Гази, и их спросили, верно ли были записаны их ответы. Все четверо заявили, что их показания записаны правильно, и собственноручно подписали по-арабски протокол в присутствии двух переводчиков и секретаря.
Составлено в Каире в указанные выше день, месяц и год.
Далее следуют подписи обвиняемых на арабском языке, подписи переводчика Лумаки, Дамианоса Брашвиша — секретаря и переводчика верховного главнокомандующего, докладчика Сартельона и секретаря Бине.
После окончания допроса, протокол которого приведен выше, я, докладчик Сартельон, предложил четырем вышеупомянутым обвиняемым выбрать какое-либо лицо в качестве защитника в трибунале. Обвиняемые заявили, что они не знают, кого выбрать. Тогда мы им указали на переводчика Лумаку и посоветовали выбрать его для этого дела.
Протокол допроса Мустафы-эфенди.
26 прериаля VIII года Французской республики.
Мы, Сартельон, докладчик трибунала, созданного для суда над убийцами верховного главнокомандующего Клебера, и
[334] секретарь трибунала Бине, приказали привести Мустафу-эфенди, чтобы подвергнуть его допросу. — Ваше имя, возраст, место жительства, профессия?— Меня зовут Мустафа-эфенди, я родился в Бурсе в Анатолии, мне восемьдесят один год, я живу в Каире, и по профессии я учитель начальной школы.
— Видели ли вы месяц тому назад Сулаймана-алеппца?
— Три года тому назад этот человек был моим учеником. Десять или двадцать дней тому назад он пришел ко мне и у меня ночевал. Но так как я человек бедный, я сказал ему, что бы он ушел искать себе другое место.
— Не говорил ли вам этот Сулайман, что он приехал из Сирии для того, чтобы убить верховного главнокомандующего?
— Нет, не говорил. Он пришел ко мне для того, чтобы приветствовать меня, так как прежде я был его учителем.
— Не сообщал ли вам Сулайман о причине своего приезда в Каир и не спрашивали ли вы его об этом сами?
— Я употребил все усилия, чтобы избавиться от него, так как я очень беден. Однако я спросил у Сулаймана о причине его приезда, и он сказал мне, что приехал для того, чтобы усовершенствоваться в чтении Корана.
— Не знаете ли вы, не посещал ли Сулайман кого-либо из жителей города и в особенности кого-либо из главных шейхов?
— Я этого не знаю, так как видел Сулаймана лишь не продолжительное время, а слабость и преклонный возраст не позволяют мне выходить часто из дому.
— Вы обучаете чтению Корана только своих учеников?
— Да.
— Допускает ли Коран священную войну и предписывает ли он убийство неверных?
— Я не знаю, что это за священная война, на которую указывает Коран.
— Учили ли вы этому своих учеников?
— Такой старый человек, как я, не станет вмешиваться в подобные дела, но мне известно, что в Коране говорится о [335] священной войне и о том, что каждый убивший неверного будет вознагражден.
— Учили ли вы этому Сулаймана?
— Я учил его только письму.
— Ивестно ли вам, что вчера один мусульманин убил при надлежавшего к другой религии верховного главнокомандующего французской армией? Совершил ли этот человек хорошее дело, согласно учению Корана, и будет ли его поступок одобрен пророком Мухаммадом?
— Убийца должен быть казнен. Я думаю, что представление о чести французов совпадает с представлением о чести мусульман. Если Коран говорит по этому поводу что-либо другое, я не имею к этому никакого отношения.
После этого мы приказали привести Сулаймана для допроса в присутствии Мустафы-эфенди. Вопрос Сулайману:
— Много ли раз вы видели Мустафу-эфенди и сообщили ли вы последнему о своем намерении?
— Я виделся с ним только один раз, когда пришел к нему, чтобы приветствовать его, так как он мой старый учитель. Мустафа-эфенди — старый и слабый человек, и я не считал уместным сообщать ему о моих намерениях.
/129/ —Являетесь ли вы сторонником священной войны и раз- решили ли вам каирские шейхи убивать неверных, обещая вам за это вознаграждение на небе и утверждая, что ваша деятельность будет соответствовать желанию пророка Мухаммада?
— Я ни с кем не говорил о своих намерениях вести священную войну, кроме четырех шейхов, имена которых я сообщил.
— Говорили ли вы об этом шейху аш-Шаркави?
— Я не видел шейха, так как он — представитель другого толка. Шейх аш-Шаркави — шафиит, а я — ханифит.
После этого мы прочли Сулайману и Мустафе-эфенди их показания. Они заявили, что все в протоколе записано правильно и они ничего не могут добавить. Затем они собственноручно подписали протокол при нас и при переводчике.
[336]Составлено в Каире в вышеуказанные день, месяц и год.
Далее следуют подписи обоих обвиняемых по-арабски, подписи переводчика Лумаки, Сартельона и секретаря Бине.
Речь секретаря Сартельона, произнесенная 27 прериаля VIII года Французской республики в присутствии всех членов трибунала, образованного для суда над убийцей и соучастниками убийства верховного главнокомандующего Клебера.
Господа судьи! Скорбь, наполнившая наши сердца, и глубокая печаль, охватившая нас, свидетельствуют о тяжести утраты, понесенной ныне нашей армией. Наш верховный главнокомандующий, находившийся благодаря своим победам в зените славы, был неожиданно вырван из нашей среды кинжалом наемного убийцы, ставшего орудием высокопоставленных лиц, способных на предательство и на подлую измену.
В настоящее время я уполномочен требовать наказания убийце и его сообщникам. Но разрешите мне хоть на один миг присоединить потоки слез, текущих из глаз моих, и горе мое к вашим слезам и страданиям, вызванным горестной утратой высокочтимого человека. С чувством безграничного горя и боли я приступлю к выполнению возложенной на меня задачи, чтобы наказание постигло тех, кто его заслуживает и кто повинен в этом страшном преступлении.
Вы только что прослушали чтение протоколов предварительного следствия и других документов, относящихся к этому убийству, и убедились в том, что еще никогда ни одно преступление не выглядело так подло и не раскрывалось так ясно из показаний свидетелей и признаний убийцы и его сообщников, как то, за которое вы сегодня судите.
В самом деле, в этом процессе все факты объединились и бросают яркий свет на это мерзкое убийство, детали которого я изложу вам в общих чертах. При этом я постараюсь в той мере, в какой сумею, сдержать свою ненависть против этих людей.
Пусть знают страны Европы и весь мир, что великий везир турецкого султана и военачальники его армии дошли до такой низости, что подослали бесчестного убийцу к отважнейшему
[337] и умнейшему Клеберу, которого они не сумели победить в открытом бою. Действуя таким образом, они присовокупили к позору своего поражения позор гнусного преступления, совершенного ими перед небесами и землей.Вспомните, господа судьи, что в течение трех месяцев вся Османская империя — от Константинополя до отдаленных земель Турции и Анатолии — сражалась против нас. Чтобы захватить и поработить Египет, под начальство везира была передана вся турецкая армия. Противник требовал, чтобы мы эвакуировали Египет в соответствии с условиями соглашения, которое мы с ним самим подписали, и вместе с тем мешал осуществлению этого соглашения. Везир наводнил Египет и Сирию обращениями, в которых он призывал полностью уничтожить французское войско и заявлял, в частности, что он отомстит французам и убьет их верховного главнокомандующего. Но в то время как жители Египта были введены в заблуждение приближенными везира и лишены какого-либо сочувствия и благожелательного отношения со стороны своего защитника, пленные и раненые турки встречали с нашей стороны хороший прием и самое лучшее обращение, как гости и беспомощные люди.
Везир прибегал к различным средствам, чтобы осуществить давно им задуманное гнусное намерение. Он использовал для этого дела впавшего в немилость и вызвавшего его недовольство агу, обещал возвратить последнему свое расположение и сохранить ему находившуюся под угрозой жизнь, если он выполнит это ужасное поручение. Имя этого человека, которого везир толкнул на преступление, — Ахмад Ага. Этот человек с момента занятия турками ал-'Ариша находился в заключении в Газе, а после поражения везира, в начале месяца жерминаля этого года, отправился в Иерусалим.
/130/ Ахмад Ага расположился в Иерусалиме в доме правителя
города и продумал здесь способ осуществления своего гнусного, с трудом умещающегося в сознании плана. Он попытался привести в исполнение план мести везира. Для этой цели он привлек Сулаймана-алеппца, сумасшедшего молодого человека [338] двадцати четырех лет. Последний был замаран участием в каком-то преступлении. В тот день, когда ага прибыл в Иерусалим, Сулайман посетил его и попросил защитить его отца, купца в Алеппо, от притеснений со стороны алеппского вали Ибрахим-паши. Ахмад Ага приказал Сулайману прийти на другой день. К этому времени он навел справки об этом сумасшедшем молодым человеке и узнал, что последний учился в ал-Азхаре чтению Корана, что в настоящее время он прибыл в Иерусалим для посещения священных мест, а в прошлом совершал хадж в святые места, что его голова полна фанатизма, глупости и невежества и что он думает, что ислам предписывает уничтожение неверных.Когда Ахмад Ага убедился в том, что Сулайман верит во все это, он без колебания изложил последнему свои намерения, обещал ему защиту и награду, дал ему необходимые деньги и через несколько дней послал его к Йасину Ага, одному из военачальников армии везира в Газе. Сулайман, преисполненный коварства, отправился в путь. Он провел в ал-Халиле (Джабруне) двадцать один день, ожидая попутного каравана, чтобы отправиться в пустыню. В первые дни флореаля Сулаймаа прибыл в Газу. Чтобы усилить его рвение, Йасин Ага поместил его в мечети и на протяжении десяти дней виделся с ним много раз и беседовал с ним днем и ночью. Он научил его, как надо действовать, дал ему сорок пиастров, посадил его на верблюда, и через шесть дней Сулайман добрался до Каира. В середине флореаля вооруженный кинжалом Сулайман прибыл в Каир, где он когда-то прожил три года. Он поселился при содействии своих земляков в большой мечети и приготовился совершить преступление, ради которого он был отправлен. Он призвал на помощь бога всевышнего, переписал молитву на бумажки и развесил ее текст на стене мечети, в которой жил. Он подружился с четырьмя шейхами, которые были, как и он, уроженцами Сирии и, так же как и он, учились читать Коран. Сулайман сообщил им о причине своего приезда и все время обсуждал с ними свой план. Но они отговаривали его, ссылаясь на то, что трудно и рискованно осуществить подобное дело
[339] одному человеку. Мухаммад ал-Гази, сейид Ахмад ал-Вали, 'Абдаллах ал-Гази и 'Абд ал-Кадир ал-Гази сочувствоиали намерениям Сулаймана и не сделали ничего для того, чтобы помешать выполнению его плана или донести на него. Они держали его план в тайне, попустительствовали ему и тем самым стали помощниками и соучастниками отвратительного убийцы.Сулайман прожил в Каире тридцать один день, после чего он отправился в Гизу. В день отъезда он сообщил о своих намерениях вышеупомянутым соучастникам. Он счел, что благоприятный момент наступил, и принял решение выполнить свое гнусное дело. В этот день утром верховный главнокомандующий отправился из Гизы в Каир. Сулайман следовал за ним по пятам и приблизился к нему до такой степени, что его были вынуждены несколько раз прогонять. Но этот коварный человек глубоко затаил мысль об убийстве.
25-го числа текущего месяца Сулайман укрылся в саду верховного главнокомандующего якобы для того, чтобы поцеловать ему руку. Верховный главнокомандующий не отвернулся от него, несмотря на его жалкий вид, но когда он протянул Сулайману руку, последний нанес ему три удара кинжалом.
Гражданин Протэн, начальник инженерных войск, близкий друг верховного главнокомандующего, сделал все возможное, чтобы его защитить, но его храбрость не помогла ему, и он в свою очередь упал раненным от руки убийцы, нанесшего ему шесть ударов, и остался лежать без сознания. Гражданин Протэн упал не защищаясь. А он вел себя храбро во время войны и среди опасностей сражения. Он был один из первых, кто стал во главе победоносной армии Французской республики, завоевавшей Египет вторично и отразившей полчища наступавших турок.
Нет возможности выразить словами охватившую меня глубокую скорбь и рассказать о слезах, наполнивших глаза солдат, и безграничном горе /131/ военачальников и генералов, боевых друзей покойного. Вы все оплакиваете его. Он был достоин своей славы.
Убийца Сулайман не смог убежать и был пойман
[340] разъяренными солдатами. Его одежда была забрызгана кровью, а рядом был найден его кинжал. Его возбужденное состояние и беспокойство, написанное на его лице, подтверждали его виновность, причем он сам сознался в совершенном преступлении и назвал имена своих сообщников. Он гордился совершенным им собственноручно злодейским убийством, спокойно отвечал на вопросы, смотрел свысока на докладчика и перенес пытку с высокомерным спокойствием.Соучастники преступника Сулаймана, обязавшиеся хранить в секрете его намерение совершить убийство, которое тем самым явилось результатом их попустительства и молчания, лживо утверждают, будто они не верили, что Сулайман способен совершить это преступление. Они лгут, когда говорят, что если бы они поверили этому сумасшедшему, то они якобы немедленно сообщили бы о его намерениях. Обстоятельства дела свидетельствуют о том, что они говорят неправду, что они встречались с убийцей и, охотно соглашаясь на гибель других, они пытались удержать его от преступления только из боязни собственной гибели. Нельзя ни в какой степени принимать во внимание их попытки оправдаться.
Я не говорю ничего о Мустафе-эфенди, ибо этот старик ни в чем не виновен и не должен быть подвергнут наказанию, которое заслужили преступники. Вопрос о нем вы решите по своему усмотрению.
Согласно данным вам полномочиям, вы должны решать вопрос о характере наказания преступников. Я думаю, что вы должны приговорить их к наказанию, которое обычно полагается в Египте за подобное преступление. При этом вы должны постоянно иметь в виду, что характер наказания должен соответствовать огромной тяжести совершенного преступления. Если вы спросите мое мнение, то я вам скажу, что главный преступник заслуживает быть посаженным на кол, что предварительно ему следует сжечь руку, а когда преступник умрет в страданиях, тело его следует бросить на съедение хищным птицам. Что же касается его сообщников, то они заслуживают смерти без каких-либо дополнительных мучений.
[341]Пусть узнают везир и находящиеся под его властью турки-тираны, какая судьба постигла преступников, которых из бесчеловечной мести они послали, чтобы убить одного из наших храбрых военачальников и причинить тем самым нам огромные страдания. Пусть они не рассчитывают и не надеются на наше снисхождение. Покойный верховный главнокомандующий оставил по себе память как человек, преисполненный храбрости и мужества, как человек с благородным сердцем. Он умело управлял армией победоносной Республики и вел нас к победе. Что же касается лишенных сердца и совести турок, то они должны краснеть за этот акт мести, так же как они должны краснеть за свои поражения, которые навсегда останутся позорнейшими страницами в их истории.
Я предлагаю следующий приговор:
1. Сулайман-алеппец, чье имя вызывает ненависть и который, как установлено, является убийцей верховного главнокомандующего Клебера, должен быть наказан сожжением правой руки, а затем посажен на кол. Его труп должен быть выброшен на съедение хищным птицам.
2. Три шейха — Мухаммад ал-Гази, 'Абдаллах ал-Гази и Ахмад ал-Вали, которые, как установлено, являлись соучастниками убийцы, должны быть приговорены к казни отсечением головы.
3. Шейх 'Абд ал-Кадир ал-Гази должен быть приговорен к тому же наказанию.
4. Приведение приговора в исполнение должно состояться в присутствии солдат и жителей города в момент их возвращения с похорон верховного главнокомандующего.
5. Мустафа-эфенди, виновность которого не доказана, дол жен быть выпущен на свободу.
6. Настоящий приговор и протоколы всех допросов должны быть отпечатаны в пяти экземплярах на французском, арабском и турецком языках и расклеены во всех концах Египта в соответствии с указанием.
Произнесено в Каире 26 прериаля VIII года Французской республики. Подпись: Сартельон.
[342]Приговор трибунала, созданного по приказу верховного главнокомандующего /132/ французской армией в Египте генерала Мену для суда над лицами, виновными в убийстве верховного главнокомандующего Клебера, совершенном 25 прериаля VIII года Французской республики.
27 прериаля VIII года Французской республики члены трибунала собрались под председательством генерала Ренье в доме последнего. На заседании присутствовали члены трибунала: генерал Робен, секретарь адмиралтейства Леруа, генерал Мартине, генерал Моран, майор Жорже, майор артиллерии Фачр, начальник инженерной службы Бертран, адвокат Рожинье, а также докладчик трибунала — секретарь Сартельон, прокурор — адвокат Лебер и секретарь трибунала Бине.
Этот трибунал образован в соответствии с изданным накануне приказом верховного главнокомандующего французской армией Мену, назначившего упомянутых членов трибунала для суда над убийцей верховного главнокомандующего Клебера и для осуждения убийцы по их усмотрению.
Когда члены трибунала собрались, председатель трибунала генерал Ренье приказал зачитать упомянутый выше приказ верховного главнокомандующего Мену. После этого докладчлк зачитал протоколы следствия по делу обвиняемых: Сулаймана-алеппца, сейида Абд ал-Кадира ал-Гази, Мухаммада ал-Гази, 'Абдаллаха ал-Гази, Ахмада ал-Вали и Мустафы-эфеяди.
После прочтения этих протоколов генерал Ренье приказал ввести обвиняемых. Стража ввела обвиняемых, причем руки последних не были связаны. Двери зала заседания были открыты для всех желающих войти. После того как обвиняемые были приведены, генерал Ренье и остальные члены трибунала задали им при посредстве переводчика Брашвиша ряд вопросов, причем те ответили то же самое, что они уже говорили во время следствия. Генерал Ренье спросил их, не желают ли они что-либо сказать в свое оправдание. Обвиняемые ничего не ответили. Генерал Ренье немедленно приказал отвести их под стражей в тюрьму и спросил мнение членов трибунала по поводу молчания обвиняемых. Затем он приказал
[343] присутствующим зрителям покинуть зал заседания, для того чтобы члены трибунала могли посовещаться между собой без свидетелей.После этого он задал членам трибунала следующие вопросы:
1. Сулайман-алеппец, двадцати четырех лет, уроженец Алеппо, обвиняется в том, что 25-го числа текущего месяца он убил генерала Клебера и ранил инженера гражданина Протэна в саду верховного главнокомандующего. Виновен ли он?
Члены трибунала ответили утвердительно.
2. Сейид 'Абд ал-Кадир ал-Гази, преподаватель чтения Корана в мечети ал-Азхар, уроженец Газы, проживающий в Каире, обвиняется в том, что он не донес на Сулаймана, тайно сообщившего ему о своем намерении убить верховного главнокомандующего, и бежал. Виновен ли он?
Члены трибунала ответили утвердительно.
3. Мухаммад ал-Гази, двадцати пяти лет, уроженец Газы, проживающий в Каире, преподаватель чтения Корана в мечети ал-Азхар, обвиняется в том, что он не донес на Сулаймана, ранее сообщившего ему о своем намерении убить верховного главнокомандующего и вновь поставившего его об этом в известность в момент, когда он собирался совершить это убийство. Виновен ли он?
Члены трибунала единодушно ответили утвердительно.
4. 'Абдаллах ал-Гази, тридцати лет, уроженец Газы, пре подаватель чтения Корана в мечети ал-Азхар, обвиняется в том, что он не донес на Сулаймана, хотя и знал о намерении последнего убить верховного главнокомандующего. Виновен ли он?
Члены трибунала единодушно ответили утвердительно.
5. Ахмад ал-Вали, уроженец Газы, преподаватель чтения Корана в мечети ал-Азхар, обвиняется в том, что он не донес на Сулаймана, хотя и знал о намерении последнего убить верховного главнокомандующего. Виновен ли он?
Члены трибунала единодушно ответили утвердительно.
6. /133/ Мустафа-эфенди, уроженец Бурсы в провинции Анатолия, восьмидесяти одного года, проживающий в Каире,
[344] преподаватель начальной школы, не знал о намерениях Сулаймана убить верховного главнокомандующего. Виновен ли он?Члены трибунала единодушно ответили отрицательно и дали приказ об его освобождении.
Затем прокурор потребовал, чтобы они вынесли смертный приговор вышеуказанным признанным виновными лицам, и члены трибунала начали совещаться. После того как был прочитан пятый параграф приказа верховного главнокомандующего Мену, коим трибунал учреждался для расследования и вынесения смертного приговора тем, кто принимал участие в убийстве верховного главнокомандующего Клебера, члены трибунала начали обсуждать вопрос о способе казни каждого из указанных выше преступников. Они вынесли единогласное решение о наказании каждого обвиняемого соответственно его вине и приговорили Сулаймана-алеппца к тому, чтобы сжечь ему руку, а затем посадить на кол, причем он должен был оставаться на колу до тех пор, пока хищные птицы не растерзают его труп. Казнь должна была состояться на холме, который называют Талл ал-'Акариб, за пределами квартала Касим-бей, сразу же после погребения тела верховного главнокомандующего Клебера, в присутствии всех солдат и жителей, находившихся в мечети.
К смертной казни приговорен также сейид 'Абд ал-Кадир-ал-Гази, признанный, как это указывалось выше, также виновным. Все имущество его конфискуется в пользу казны Французской республики. Копия этого приговора должна быть вывешена над дверью его дома.
Мухаммад ал-Гази, 'Абдаллах ал-Гази и Ахмад ал-Вали также приговорены к смертной казни, головы их должны быть отрублены и насажены на палки, а тела сожжены. Все это должно произойти в вышеуказанном месте в присутствии Сулаймана-алеппца, приговор над которым должен быть приведен в исполнение после их казни.
Этот приговор, так же как и другие документы этого процесса, должен быть отпечатан на турецком, арабском и французском языках, в количестве пятисот экземпляров на каждом
[345] языке, а затем расклеен во всех общественных местах. Выполнение этого приказа возлагается на докладчика трибунала.Составлено в городе Каире в вышеуказанный день, месяц и год.
Далее следуют подписи членов трибунала и секретаря.
Настоящий приговор, прежде чем быть приведенным в исполнение, был прочитан и переведен приговоренным при помощи переводчика гражданина Лумаки. Приговоренные заявили, что им нечего прибавить к данным ими раньше показаниям. Немедленно после этого приговор был приведен в исполнение. Это произошло 28 прериаля в 11.30 дня.
Составлено в Каире 28 прериаля VIII года Французской республики.
Подписали: секретарь Сартельон и секретарь Бине.
С подлинным верно. Подпись: Бине, секретарь".
Вот все то, что было написано, отпечатано и официально объявлено в связи с этим делом. Я ничего не изменил, а лишь переписал текст слово в слово. Я не исправил также имеющиеся в оригинале ошибки. Аллах знает лучше, он самый мудрый.
После того как с судом над убийцами было покончено, французы занялись похоронами убитого верховного главнокомандующего. Как уже говорилось, он был похоронен через три дня после смерти. На его место был назначен 'Абдаллах Жак Мену.
На четвертую ночь после убийства Клебера, — это была ночь на вторник, 25 мухаррама (18.VI.1800), — в городе было объявлено распоряжение почистить и помыть улицы, расположенные по соседству с правительственными учреждениями и полицией.
На следующее утро состоялось огромное похоронное шествие, в котором приняли участие французские солдаты, высшие военачальники и высокопоставленные лица из числа французов, а также копты и сирийцы. Одни из них шли пешком, другие ехали верхом на лошадях. Прах Клебера был положен в свинцовый покрытый крышкой гроб. Этот гроб был
[346] поставлен на повозку, а на крышку гроба были положены шапка и сабля генерала, а также кинжал убийцы со следами крови убитого. На углах повозки были установлены четыре черных флажка. Барабаны были задрапированы в черную материю, а барабанщики выбивали на них иную, чем обычно, дробь. Солдаты несли ружья, опущенные вниз, и каждый из них обвязал руку куском черного шелка. Гроб был покрыт /134/ черным бархатом с серебряным позументом. Когда похоронная процессия тронулась с места, был дан залп из многочисленных пушек и ружей.Участники процессии вышли из дома в ал-Азбакийе, прошли через Баб ал-Харк 470, а затем по улице ал-Джамамиз до квартала ан-Насирийа и достигли Талл ал-'Акариб, где была расположена построенная французами крепость. Здесь был произведен артиллерийский салют из многих пушек. Еще ранее сюда был привезен Сулайман-алеппец и трое других осужденных. После того как приговор был приведен в исполнение, похоронная процессия двинулась дальше и достигла Баб Каср ал-'Айни. Здесь гроб был поднят и опущен в выкопанную в земле яму. Над ямой было сооружено деревянное строение. Вокруг могилы установили ограду, а "ад ней натянули навес из белой материи и посадили несколько кипарисов. Около дверей были помещены два солдата с ружьями. Они должны были поочередно днем и ночью охранять могилу. На этом все кончилось.
Вместо Клебера пост верховного, главнокомандующего занял комендант 'Абдаллах Жак Мену, бывший с момента прибытия французов правителем Розетты. Было известно, что он принял ислам, стал именоваться 'Абдаллахом и женился на мусульманке. На должность коменданта был вместо него назначен Бейар 471.
На следующее утро комендант и ага прибыли в ал-Азхар, вошли в мечеть и обошли в сопровождении шейхов все ее закоулки, общежития студентов, галереи и места, предназначенные для молитвы.
В четверг в ал-Азхар прибыли верховный
[347] главнокомандующий 'Абдаллах Жак Мену, комендант и ага и снова обошли все здание. Они даже собирались раскопать в некоторых местах землю и поискать там оружие и так далее. Однако они ушли, ничего не сделав.Студенты начали освобождать риваки, переселяться за пределы мечети и переносить туда свое имущество и находившиеся в мечети книги. Были составлены списки студентов, и им было строго приказано не пускать к себе ночевать посторонних и не предоставлять им жилья. Студенты-турки были изгнаны из ал-Азхара.
После полудня шейхи аш-Шаркави, ал-Махди и ас-Сави отправились к французскому главнокомандующему Мену и попросили у него разрешения закрыть мечеть и запереть ее. Несколько присутствующих при этом разговоре коптов сказали шейхам: "Это неправильно... Так не полагается делать". Тогда шейх аш-Шаркави в сильном гневе крикнул им: "О копты, достаточно вы причинили нам зла своими интригами!" Действуя таким образом, шейхи стремились устранить какие-либо подозрения, так как ал-Азхар — огромное здание, и нет возможности знать всякого, кто туда входит. Таким образом, враг может в своих целях направить кого-либо якобы для ночлега, чтобы расправиться с мусульманами и улемами как им заблагорассудится, причем предотвратить это не будет никакой возможности. Французский главнокомандующий разрешил запереть ворота ал-Азхара, так как это совпадало с его тайными целями. На следующее утро двери мечети были заперты со всех сторон.
В конце месяца собрали солдат янычарских корпусов и приказали им сдать имеющееся у них оружие. Они принесли кое-что, но власти требовали, чтобы они сдали остальное. Они заявили: "У нас нет ничего, кроме того, что мы сдали". "Где же то оружие, — спросили французы, — которое мы у вас видели и которое сверкало на солнце около ваших укреплений?" Те ответили, что это было оружие турецких солдат и мамлюков и что последние увезли его с собой.
Месяц сафар 1215 года начался во вторник (24.VI.1800).
[348]В начале этого месяца некоторые знатные лица — шейхи и другие — уехали в провинцию вместе со своими женами и детьми. Другие отправили с уехавшими свои семьи, а сами остались в Каире. Так, например, шейх Мухаммад ал-Харири увез семьи шейха ас-Сахими и своего зятя шейха ал-Махди, Жители, увидев, что знатные лица покидают город, решили последовать их примеру и двинулись в путь на лодках, верблюдах и так далее. Когда это стало известно, французы издали приказ и распорядились объявить его на улицах. Жителям запрещалось покидать Каир, а уехавшие должны были вернуться не позднее чем через пятнадцать дней. В противном случае их дома должны были подвергнуться разграблению. После этого большая часть жителей возвратилась, а те, кто собирался выехать, вынуждены были отказаться от своих намерений. Покинуть город могли только высокопоставленные лица, получившие на то письменное разрешение, или лица, имевшие серьезный предлог для отъезда, например те, которые отправлялись по делам, вызванным их службой, или в связи со сбором поземельного налога или зерна со своего илтизама.
В это время город был обложен новым четырехмиллионным налогом, /135/ причем каждый миллион был равен 186.000 французских реалов. Между тем жители еще не выплатили полностью предыдущей контрибуции и не оправились еще от всех тех несчастий, которые они перенесли и которые невозможно описать. Многие из них умерли в тюрьме и под пытками, другие бежали в деревню. Теперь на город обрушилась новая беда.
Недвижимая собственность и дома были обложены налогом в 200.000 французских реалов, мултазимы — 160.000, купцы — 200.000, зажиточные члены ремесленных цехов и корпораций — 60.000. Общая сумма налога была снижена на 100.000 в счет конфискованного имущества. Город был разделен на восемь районов, и каждый из них был обложен налогом в. 25.000 реалов. Сбор этих налогов был поручен шейхам кварталов, а также некоторым высокопоставленным лицам этих кварталов. Например, мухтасиб руководил сбором налогов в [349] районе ал-Ханафи 472 и 'Омаршаха 473, небольшого рынка ас-Сабба'ин 474 и улицы ал-Хаджар, Зу-л Факар Катхода — в районе мечети ал-Хусайни, Хан ал-Халили, ал-Гурийи, ас-Санадикийи и ал-Ашрафийи 475, Хасан Кашиф — в районах ас-Салиба и ал-Халифа и расположенных там кварталов, переулков и домов. Было приказано обложить этим налогом жилые дома и прочие строения, разделив их на три категории: высшую, среднюю и низшую. С домов первой категории взимался налог в размере шестидесяти реалов, со второй — сорока и с третьей — двадцати. Съемщики домов платили ту же сумму, что и владельцы. Если какой-либо дом оказывался запертым, а владелец его отсутствовал, то вместо него налогом облагалась соседние дома.
26 сафара (19.VII.1800) шейх ас-Садат был выпущен на свободу после того, как он заплатил наложенную на него контрибуцию. Он отправился к себе домой. Его имущество и земельные наделы были конфискованы. Он был лишен всех доходов. Конфисковано также было имущество его жены, а также имущество, доходы с которого были переданы его предками в вакфы. Шейху ас-Садату было запрещено встречаться с жителями и выходить из дома без разрешения французских властей. Ему было предписано вести скромный образ жизни и уменьшить свиту.
Месяц раби' ал-аввал 1215 года (23.VII.—21.VIII.1800).
В этот месяц было объявлено, что жители, покинувшие город из страха перед налогами и по другим причинам, должны возвратиться не позднее чем через тридцать два дня с момента объявления этого приказа. В противном случае дома их будут разграблены, имущество конфисковано, а сами они будут считаться преступниками.
Положение жителей в этот период стало совершенно невыносимым. Они страдали от всяческих притеснений. По малейшему подозрению дома их подвергались разграблению. Никакие их жалобы не принимались, а жаловавшегося никто не слушал. Верховный главнокомандующий уединился от всех, не встречался с жителями и не принимал никого из мусульман. [350]
Так же поступали другие высокопоставленные французские военачальники. Вдобавок к этому французы стали относиться к мусульманам еще с большим презрением и неприязнью. Жителям приходилось выносить различные унижения и оскорбления. Французы и их помощники и сторонники — местные христиане: копты, сирийцы и греки — унижали и оскорбляли их. Они заставляли жителей вставать при своем приближении и дошли до того, что когда кто-либо из высокопоставленных французов проходил по улице и какой-либо житель не вставал, то помощники высокопоставленного лица возвращались к этому человеку, хватали его, отводили в крепость, в тюрьму, в течение многих дней держали его там, избивали, а освобождали лишь по ходатайству знатных лиц.
В этом месяце Мустафа-паша был выпущен из тюрьмы. Ему сделали подарки и отправили его в Дамиетту, где он прожил некоторое время, а затем умер, да смилостивится над ним всевышний.
Месяц раби' ас-сани 1215 года (22. VIII — 19. IX. 1800), В этом месяце строгости при сборе налогов еще более усилились. Для этого дела был назначен христианин-копт по имени Шукраллах. Невозможно описать, как жесток он был по отношению к жителям. Он приходил в дом какого-либо жителя в сопровождении французских солдат и рабочих, которые несли с собой топоры, и требовал уплаты налога. Если владелец дома не вносил установленный налог без опоздания, Шукраллах приказывал рабочим ломать его дом /136/ и совершал другие жестокости.
(пер. И. М. Фильштинского)
Текст воспроизведен по
изданию: Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Египет в
период экспедиции Бонапарта. М. Глав. ред. вост.
лит. 1962
© текст
- Фильштинский И. М. 1962
© сетевая версия - Тhietmar. 2005
© OCR -
Петров С. 2005
© дизайн
- Войтехович А. 2001
© Глав.
ред. вост. лит. 1962