Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Удивительная история прошлого... Год 1205 Ч. 2.

Библиотека сайта XIII век

АБД АР-РАХМАН АЛ-ДЖАБАРТИ

УДИВИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ПРОШЛОГО В ЖИЗНЕОПИСАНИЯХ И ХРОНИКЕ СОБЫТИЙ

'АДЖА'ИБ АЛ-АСАР ФИ-Т-ТАРАДЖИМ ВА-Л-АХБАР

(1806-1821)

Год тысяча двести двадцать первый

(21.III.1806—10.III.1807).

Умер знаток хадисов, отменный правовед, опора верных, последний из старших и опора младших, шейх Сулайман ибн Мухаммад ибн 'Омар ал-Баджирами, шафиит, ал-азхарит. Нисба 218 его восходит к шейху Джум'а аз-Зайди, похороненному в Баджирме. Аз-Зайди происходит от племени Зайда, обитавшего поблизости от населенного пункта Ибн Хасим, и нисба упомянутого шейха Джум'а восходит к Сиди Мухаммаду ибн Ханафийа. Шейх Сулайман родился в деревне Баджираме в ал-Гарбийе в 1131 году (1718-19). Он приехал в Каир несовершеннолетним юношей, его воспитывал родственник — шейх Муса ал-Баджирами. Он изучил Коран, брал уроки у упомянутого шейха и подготовился к изучению наук. Он слушал шейха 'Ашмави, читавшего ас-Сахихайн, а также Абу Да'уда 219 и ат-Тирмизи 220, аш-Шафи' и и ал-Мавахиб 221, у шейх ал-ислама он изучал Шарх ал-минхадж 222, трактаты, составленные ар-Рамли и Ибн Хаджаром 223. Он посещал также занятия шейха ал-Хифии. Затем он был допущен к чтению ал-Маллави 224, ал-Джау-хари 225 и ал-Мадабиги 226. Он слушал Дирби 227 и других, посещал занятия шейха 'Али ас-Са'иди, сейида ал-Балиди. Он был соучеником многих ученых, таких, как шейх Атийат ал-Аджхури и другие. Он был прекрасным человеком с хорошим характером, вел уединенный образ жизни, занятый лишь своим делом и приносивший пользу многим людям. Он ослеп в старости, а было ему свыше ста лет. Его перу принадлежит комментарий на ал-Минхадж и другой комментарий на ал-Хатиба 228 и другие. Незадолго до смерти он поехал в Мастийу, поблизости [84] от Баджирама, и здесь умер в понедельник на рассвете 13 рамадана упомянутого года (24.XI.1806) и похоронен там. Да сжалится над ним всевышний Аллах!

Умер выдающийся ученый, великий знаток, единственный для своей эпохи практический и научный деятель, единственный в своем роде во всех частностях и в целом шейх Мусгафа ал-'Укбави, маликит, родом из населенного пункта 'Укба в провинции Гиза. В ал-Азхар он поступил в раннем возрасте и состоял при сейиде Хасане ал-Бакли, а затем при шейхе Мухаммаде ал-'Аккаде ал-Малики, а впоследствии при шейхе Мухаммаде 'Убада ал-'Адави. Он был их постоянным учеником и проявил большие способности в изучении вопросов познания. Он посещал занятия /25/ известных в то время шейхов, таких, как шейх ад-Дардир, шейх Мухаммад ал-Били, шейх ал-Амир и другие. После этого он сам начал преподавать, принося большую пользу своим ученикам, и стал известным благодаря этому. Он был человеком с хорошим характером, стремился помочь другим и сам легко принимал их помощь. Он не вмешивался не в свое дело. Для своего пропитания он довольствовался тем, что получал из своей деревни. Он был скромным, очень умеренным в своих потребностях, благочестивым, смиренным. Его положительной чертой было то, что он любил просвещать народ: если он даже нанимал осла, то сразу начинал обучать погонщика догматам единобожия и предписаниям религии. Он умер в четверг, 19 джумада ас-санийа (3.IX.1806), и не осталось после него человека, равного ему. Да будет над ним милость всевышнего, и да дарует он ему прощение и свою благосклонность!

Умер уважаемый, достойный шейх 'Али ан-Наджари, известный под именем ал-Кабани, проницательный правовед, благородный и деятельный ученый, принадлежавший к шафиитскому толку. Он родился в Мекке в семье, происходившей из Медины. Он был сыном ученого шейха Ахмада Таки ад-Дина, сына сейида Таки ад-Дина, который по своему происхождению восходит к Абу Са'иду ал-Худри, являвшемуся не кем иным, как Са'дом ибн Маликом ибн Динаром ибн Таййималлахом ибн Са'дом ан-Наджари, принадлежавшим к племени ал-Хазрадж. Происхождение его дядей восходит к сейиду Ахмаду ан-Насику [85] ибн 'Абдаллаху ибн Идрису ибн 'Абдаллаху ибн Хасану ал-Анвару ибн Хасану, внуку пророка, — да будет над ним благо склонность Аллаха всевышнего!

Покойный [шейх 'Али ан-Наджари] родился в 1134 (1721-22) году в Мекке и в 1171 (1757-58) году с отцом и братом своим сейидом Хасаном переехал в Каир. В ночь их прибытия заболел упомянутый брат его и умер на третий день болезни. Отца его охватило сильнейшее горе и скорбь. Он отнесся к этому несчастью как к дурному предзнаменованию и принял решение возвратиться в Мекку, но осуществил это лишь в конце шаввала упомянутого года. Покойный [шейх 'Али] остался в Каире, посвятив себя научным занятиям, покупке полезных книг, их переписке, собеседованиям с шейхами Египта, поучая и учась сам. Вместе с тем он занимался торговлей, продавая то, что ему присылали сыновья его брата из Джидды и Мекки, и закупая для отправки им другие товары. В 1209 (1794-95) году он заболел и больше уже не покидал свой дом, расположенный в квартале 'Абдин 229, поблизости от ханифитской мечети. Это был превосходный, крупный ученый и литератор-поэт. Он получил хорошее образование под руководством своего отца и других шейхов в Мекке и многих шейхов своего времени, таких, как шейх ал-'Ашмави, шейх ал-Хифни, шейх ал-'Адави, и других. Литературе он обучался у своего отца, шейха 'Али ибн Тадж ад-Дина ал-Макки и шейха 'Абдаллаха ал-Атакави и других. Он оставил после себя ряд произведений. Из них наиболее известны богословский трактат под названием Нафх ал-акмам, а также комментарий на ар-Рамли, представляющий собой том 'большого формата, комментарий на его стихи, восхваляющие пророка, озаглавленный Мараки ал-фарадж, — произведение, стоящее на высоком уровне, и, наконец, не очень обширный, в большей части превосходный диван 230 [стихов]. Во время своей болезни он занимался лишь чтением и приобретением редких книг. Он поручил своему сыну сейиду Саламе ведение их торговых дел, а второго сына — сейида Ахмада — оставил при себе, чтобы тот читал ему интересовавшие его книги. Его дом, не переставая, посещали люди. Он умер ночью 27 раджаба упомянутого года (16.IX.1807) восьмидесяти семи лет от роду. [86]

Отпевали его в ал-Азхаре, а похоронили в мавзолее его брата у ворот Баб ал-Вазир 231. Он оставил после себя двух уже упоминавшихся сыновей. Он был человеком общительным, любимым людьми и благочестивым. Да смилостивится над ним всевышний!

Умер наш друг, заслуживающий почитания, прославленный эмир Зу-л-Факар, по рождению и по принадлежности — ал-Бакри. Он был мамлюком сейида Мухаммада, сына Али-эфенди ал-Бакри ас-Сидики. Упомянутый сейид купил его в 1171 (1757-58) году, воспитал его, дал ему образование и, освободив его, женил на своей дочери. Он жил в почете и благоденствии, будучи человеком скромным, хорошего характера и заботливым. После смерти своего господина он очень сблизился с сыном его — братом своей жены сейидом Мухаммадом-эфенди. Они стали словно братья и не могли 'и часа оставаться друг без друга. Они жили вместе в их большом доме в ал-Азбакийе. Когда же сейид /26/ Мухаммад-эфенди умер, покойный эмир Зу-л-Факар продолжал жить здесь один вплоть до вторжения французов. Вместе с другими он тогда оставил Египет и бежал в Сирию. Книги и дом его разграбили, а когда он благополучно возвратился во времена французского владычества, то застал дом свой заселенным французами. Он купил другой дом в квартале 'Абдин и привел его в порядок. Когда произошли известные события 232 между турецкими войсками и мамлюкскими эмирами, вследствие которых Ибрахим-бей и ал-Бардиси и их эмиры вынуждены были покинуть Каир, этот второй дом Зу-л-Факара опять был разграблен, и последний поселился сначала в квартале ал-Азхара, а затем нанял квартиру на улице ас-Саб' Ка'ат 233. Он приобретал много книг, занимался их перепиской, собрал много разрозненных томов истории Мир'ат аз-заман Ибн ал-Джаузи 234, рукописи ал-Макризи 235 и другие, пока не коснулась его рука смерти и он не умер внезапно во вторник, 22 раджаба этого года, перед заходом солнца. Наутро его отпели в ал-Азхаре с большой торжественностью и похоронили в фамильной гробнице ал-Бакри, что находится позади мавзолея имама аш-Шафи'и 236. Это был прекрасный человек, всеми любимый, красивый, преисполненный лучших качеств — [87] жизнерадостный, пылкий, живой, проницательный, наблюдательный, обладавший выдержкой и острым умом, воспитанный, благородный и скромный. От своей жены, дочери его упомянутого покровителя, он имел единственного сына сейида Мухаммада, по прозвищу ал-Газави Счастливый, так как он родился в Газе 237 во время их пребывания в Сирии. Да взрастит его Аллах благовоспитанным и да благословит его!

Умер эмир, прославленный лев Мухаммад-бей ал-Алфи ал-Муради. Его привез в Каир какой-то купец в 1189 (1775-76) году, и он был продан Ахмаду Чаушу, известному под кличкой “Сумасшедший”, и провел в его доме лишь несколько дней. Ему не понравилось его положение там, так как купивший его был циником, легкомысленным шутником. Он попроси л, чтобы его продали, и продали его Салим-аге ал-Газави, известному под именем Тимурленг. Здесь он прожил несколько месяцев, а затем был подарен Мурад-бею 238, который дал за него тысячу ардаббов зерна, вследствие чего его и прозвали ал-Алфи 239. Он был хорош собой, и Мурад-бей полюбил его, сделав его своим джухдаром 240, а затем дал ему свободу и назначил кашифом аш-Шаркийи. Мухаммад-бей построил себе дом в квартале, известном под названием Шайх Далам 241, и воздвиг в этом квартале баню, названную его именем. Он был настойчив, обладал сильной волей. По соседству с ним жил 'Али-ага по прозвищу ат-Таваккули, который как-то обратился к ал-Алфи за содействием в своем деле. Тот с готовностью откликнулся на его просьбу, но не сдержал слова. 'Али-ага вошел к “ему во двор, упрекая его в вероломстве. Мухаммад-бей ответил ему гневно и приказал своим слугам побить его. Те опрокинули его и избили толстыми дубинами, и тот настолько пострадал, что по истечении двух дней умер. На Мухаммад-бея пожаловались его начальству — Мурад-бею, и тот отправил его в ссылку в Нижний Египет. Здесь он стал чинить произвол над городами Фувва, Митубас 242, Барнабал 243 и Розетта, собрав с них дань рисом и деньгами. Пожаловались опять его начальнику, которому эти [его действия] оказались по душе.

В это время в Египте между эмирами вспыхнули разногласия, и Сулайман-бей ал-Ага и брат его Ибрахим-бей и [88] Мустафа-бей 244 были отправлены в ссылку, как об этом упоминалось в своем месте. Мурад-бей приказал Мухаммад-бею сопровождать в Александрию сосланного Мустафа-бея, а затем возвратиться в Каир. Он выполнил это и по возвращении в 1192 (1778) году был назначен командиром санджака. И здесь он прославился своими беззакониями, так что люди боялись его и остерегались его суровости.

У него была многочисленная свита. Он жил в доме в квартале Кусун 245. Когда расширилась его деятельность, он разрушил свой старый дом и начал строить заново, расширяя его. Он купил много мамлюков и сделал некоторых из них кашифами, а те следовали примеру своего начальника в отношении произвола, беззакония и бесчинств. Его жестокость вселяла страх. Ал-Алфи и его мамлюки взяли в илтизам районы Фаршута 246 и других деревень Верхнего Египта и ряд деревень Нижнего Египта, таких, как Махаллат ад-Дамана 247, Малидж 248, Зубар 249 и другие. Он был назначен кашифом провинции аш-Шаркийа, поехал в Бильбейс и захватил здесь земельные угодья и все прочее. Он навел ужас на всех бедуинов и их племена в этой провинции, не давая им нападать /27/ на феллахов, мешая грабить и тиранить их. Многие из этих бедуинов и (кочевых] племен скрывались от него и страшились его. Уловками и интригами он сеял рознь между племенами, сталкивая их друг с другом, арестовал многих вождей племен и выслал их закованными в кандалы, овладевал их имуществом, скотом, облагал их контрибуцией и обязывал поставлять верблюдов. Такое положение вещей и произвол с его стороны не прекращались вплоть до прибытия о Каир Хасан-паши ал-Джаза'ирли 250, когда покойный вместе со своей свитой направился в Верхний Египет и возвратился оттуда в конце 1205 (1791) года после эпидемии чумы, от которой умер Исма'ил-бей 251.

Пробыв в Верхнем Египте свыше четырех лет, ал-Алфи на протяжении этого времени образумился, остепенился и пристрастился к чтению книг. Он заинтересовался специальными науками: астрономией, геометрией, астрологией, предсказанием будущего, гаданием на песке, по звездам, установлением астрономического положения луны и разных других планет. Он искал [89] общения с людьми, владеющими этими науками, чтобы воспользоваться их знаниями. Он приобретал книги по различным отраслям науки и по истории и сидел в своем старом доме, стремясь к уединению, и оставил положение, которое занимал до того.

Он довольствовался сохранением своих мамлюков и принадлежащих ему поместий. Так это продолжалось в течение некоторого времени. Это положение вещей надоело его домашним, и его авторитет стал падать в глазах его хушдашей. Они начали упрекать его, вести себя дерзко по отношению к нему, домогаться всего ему принадлежащего. Самые низкие из них стали выказывать свое превосходство над ним. Это было ал-Алфи тяжело, и он изменил линию поведения. Он жил в доме Ахмада Чауша “Сумасшедшего” у Дарб Са'ада 252 и построил большой дворец в Старом Каире на берегу Нила напротив ниломера 253. Точно так же он воздвиг дворец между воротами Баб ан-Наср и ад-Димурдашем 254 и проводил большую часть времени в этих дворцах. Он стал закупать много мамлюков и платил работорговцам за них большие суммы, давая им деньги вперед. Точно так же он покупал невольниц, так что собралось у него около тысячи мамлюков, не считая тех, что находились в распоряжении его кашифов, которых у него насчитывалось около сорока. Окружение каждого из них равнялось по количеству санджаку прежних эмиров.

Время от времени ал-Алфи женил избранного им мамлюка на подходящей невольнице, снабжал великолепным приданым, селил в просторных домах, обеспечивал их рентой, должностями. Обязанности, связанные с постом кашчфа аш-Шаркийи, он перепоручал некоторым мамлюкам, а сам отстранился от этого, и он приезжал к ним туда как бы на отдых. В окрестностях Бильбейса он соорудил дворец, а другой — в Дамамине 255. Он подавлял сопротивление бедуинов аш-Шаркийи, взыскивал с них [поборы] деньгами и верблюдами, преодолевал их власть, которой они потрясали души и тела феллахов, ослабил их мощь. В аш-Шаркийе он жил по три-четыре месяца, а затем возвращался в Каир.

Ал-Алфи соорудил себе деревянный дом, который [90] разбирался на части, соединяемые при помощи болтов и скрепляющих приспособлений, и который перевозили на нескольких верблюдах. Когда ал-Алфи хотелось где-либо остановиться, то высылали слуг, и они устанавливали этот сборный дом на открытом месте и удобно обставляли его. В него поднимались по трем ступенькам. Дом был убран коврами и подушками. Он вмещал восемь человек, имел потолок и окна с четырех сторон, которые по желанию можно было открывать и затирать.

Было у него два дома в ал-Азбакийе, один из которых ранее принадлежал Ридван-бею Балгийа, а другой — сейиду Ахмаду ибн 'Абд ас-Саламу. Ал-Алфи задумал в 1212 (1797-98) году построить большой дворец, кроме того, который у него уже был в ал-Азбакийе. Он купил у Ахмад-ага Шувайкара дворец Ибн ас-Са'ида Са'уди, расположенный между кварталом ас-Сакин и Кантарат ад-Дикка 256, разрушил его и поставил во главе строительства нового дома своего катходу Зу-л-Факара, прислав ему до своего возвращения из аш-Шаркийи план сооружения, нарисованный на большой бумаге. Возвели фундамент и стены, а в это время прибыл ал-Алфи и обнаружил допущенную по сравнению с планом ошибку. Он пришел в ярость, разрушил /большую часть сооружения и спланировал его заново по собственному разумению. С большим усердием он /28/ отдался строительству, поставив на это дело четырех своих видных эмиров, каждый из которых должен был отвечать за одну из четырех частей сооружения, подгоняя рабочих.

С эмирами здесь находилась большая часть их слуг и мамлюков. Они построили несколько печей для обжига извести, установили мельницу для перемалывания гипса, и все это в непосредственной близости от строительства. Высекали большие камни и перевозили их из Тура на барках к месту строительства в ал-Азбакийе. Затем здесь их распиливали на большие плиты и мостили ими полы и делали из них лестницу и залы. Разнообразную древесину доставляли из Булака, Александрии, Розетты и Дамиетты. Ал-Алфи купил дом Хасан-катходы аш-Ша'рави, выходящий на Биркат ар-Ратли 257. Из-за ветхости его разрушили, деревянные части и щебень перевезли на строительство, а также перебросили отсюда различного рода мрамор [91] и колонны. Так продолжали усердствовать в работе, пока не закончили сооружение в том виде, какой хотел придать ему ал-Алфи.

У этого здания не сделали рельефных выступов и возвышающегося над ним закрытого верхнего этажа, выходов, выступающих над основанием постройки, и слуховых окон, а сделали его простым, стремясь к прочности и долговечности.

Выходы и окна во двор, ведущие к пруду в саду, украсили резьбой, застеклили, сделали к ним наружные ставни. Дворец украсили люстрами, ценными художественными изделиями, подаренными ал-Алфи европейцами. В нижней гостиной устроили бассейн с проточной водой, с большим фонтаном, высеченным из одного куска мрамора. Оттуда била большая струя воды, а вокруг нее били маленькие фонтаны из бронзы. Здесь же соорудили две бани — нижнюю и верхнюю. Вокруг двора высилось несколько многоэтажных построек, возведенных как одно здание и предназначенных для жилья мамлюков.

Когда было закончено строительство здания, побелка его и окраска, его обставили различной мебелью, диванами, подушками, завесами, обшитыми позументом. Позади дворца разбили огромный сад, а в нем построили продолговатый павильон с колоннами и широкими скамьями, который с северной стороны граничит с зданиями, примыкающими к Кантарат ад-Дикка.

Европейцы подарили ему также чрезвычайно большой мраморный фонтан со скульптурой, которая изображает рыб, изрыгающих воду. Он поставил его в саду.

Строительные работы завершились, и в конце месяца ша'бана (19.1—16.II.1798) ал-Алфи вместе со своей семьей и гаремом переселился сюда.

Начался месяц рамадан (17.II—18.III.1798). Во внутреннем и наружном дворах дворца зажгли огни в фонарях, свечи и многочисленные люстры в приемной зале нижнего этажа и стеклянные фонари. Поэты поздравляли ал-Алфи, и наш господин, достойный шейх Хасан ал-'Аттар 258, составил стихи, причем цифровое значение двух строф их указывало на дату сооружения. Их выгравировали золотыми буквами над дверьми залы. Вот они:

[92] “Солнца поздравлений сверкают в зале, и красоты ее увеличиваются в глазах в тысячу раз; на дверях ее радость провозглашает: небо моего счастья обновлено ал-Алфи”.

Выезды эмиров заполнили его двор. Такое положение вещей продолжалось до середины рамадана. Затем оно сменилось поездкой в аш-Шаркийу, и светильники погасли, что было дурным предзнаменованием. И всего-то прожил он здесь шестнадцать дней и ночей. Воистину, мы много говорим об этом здесь для того, чтобы разумные люди могли взять пример — умный человек не станет усердствовать в том, что обречено разрушению. Во время его отъезда в аш-Шаркийу прибыли сначала в Александрию, а затем в Каир французы, и произошло то, о чем упоминалось выше: ал-Алфи вместе со своими приближенными отправился в Верхний Египет. Когда (французы прибыли с запада к берегу Инбабы, в происшедшей битве с египтянами ал-Алфи и его солдаты прекрасно сражались. При этом было убито огромное количество его кашифов и мамлюков. Во время пребывания французов в Каире он не переставал переходить из Верхнего Египта в Нижний, в аш-Шаркийу и ал-Гарбийу 259, устраивая им козни и ловушки и скрываясь от них. Когда в Сирию прибыл со своим войском /29/ везир 260, ал-Алфи отправился к нему, и тот его хорошо принял и наградил. Ал-Алфи привез с собой офицеров-французов, некоторое количество пленных солдат и большого льва, пойманного в степи. Везир его благодарил и наградил дорогим подарком. Ал-Алфи оставался в течение ряда дней с его войском, а затем возвратился в Каир и отправился в Верхний Египет, а потом он опять поехал в Сирию. Французы стали его выслеживать на дорогах, а ал-Алфи ускользал от них и внезапно нападал на них.

Когда везир прибыл в Египет и перемирие было нарушено, а французы осадили египтян и турок в Каире, у ал-Алфи произошло страшное сражение с французами. Он (бежал вместе с Хасан-беем ал-Джиддави 261, прибегнув к хитрости и козням. В этих боях он потерял очень многих, в том числе Исма'ила Кашифа, именуемого Абу Катийа, который вместе со своими солдатами сгорел в доме Ахмад-ага Шувайкара, построенном у [93] Расиф ал-Хашшаб 262. Французы сделали под него подкоп и заложили под стены его порох, о чем никому не было известно. И когда в нем укрепился Исма'ил Кашиф вместе со своими людьми, то французы послали человека, который зажег фитили, и все находившиеся там сгорели и взлетели на воздух.

Когда Мурад-бей 263 заключил перемирие с французами, ал-Алфи не согласился с ним в этом и отрекся от него. Когда же положение между двумя лагерями стало напряженным и пропало варево (Фигуральное выражение, означающее “дело прогорело”), а шансы турок и тех, кто за ними следовал, стали падать, ал-Алфи начал добиваться перемирия между обеими сторонами. Он сопровождал французских парламентеров в турецкий лагерь, чтобы оградить их от враждебных выпадов со стороны солдатского сброда, опасаясь, чтобы не усилилось зло, пока не заключен мир. Ал-Алфи вместе с турками отправился в Сирию, затем он возвратился в район аш-Шаркийи и громил Французов, с которыми сталкивался. Когда же они, собрав войска, шли на него, чтобы сразиться с ним, то не находили его. Он уходил дорогой, что за горами, и благополучно добирался до Верхнего Египта, а французы не знали, куда же он отправился. Затем он появлялся с западного берега и направлялся к востоку, возвращаясь в Сирию. И так он поступал на протяжении года 264, истекшего между двумя перемириями, пока турки не организовали свое дело 265 и не стали сотрудничать с англичанами.

Везир возвратился в Каир, по суше, а капудан-паша в сопровождении англичан — на судах 266. Сюда же прибыли ал-Алфи и остальные эмиры и обосновались в Каире. Англичане остались в Гизе, а французы эвакуировались из Египта. В это время ал-Алфи был озабочен и беспокоился, так как он был дальновидным политиком и правильно оценивал последствия событий. Он был на распутье и даже перестал посещать свой гарем и ночевал в своем доме лишь две ночи в зале нижнего этажа, спал на ковре и подушке без женщин. Ваш покорный слуга отправился к нему однажды во время этих двух дней, застал его сидящим на ковре и час посидел вместе с ним. К нему вошел [94] один из его эмиров, чтобы попросить его разрешения жениться на жене одного из умерших членов свиты. Ал-Алфи пришел в ярость, выругал его и прогнал. Обращаясь ко мне, он сказал:

“Каков ум у этих глупцов! Они думают, что они обосновались в Каире и могут жениться и обзаводиться семьей. А ведь все предшествовавшие события с французами и все прочее гораздо. легче, чем тот тупик, в котором мы очутились теперь”.

Когда везир поручил Ибрахим-бею старшему управление, облачил его в почетную одежду и сделал его шайх ал-баладом х 267, то по обыкновению предоставил ему право издавать за своей подписью и печатью документы о распоряжению поместьями и землями. Это ввело Ибрахим-бея и других эмиров в заблуждение. Приемные домов Ибрахим-бея ал-Муради, 'Осман-бея Хасана и ал-Бардиси были переполнены людьми, и там обменивались суждениями, упоминали о любезности везира, его любви и благосклонном отношении к ним и соблюдении им установившихся у них обычаев. Ал-Алфи тогда сказал им: “Не обольщайтесь. Это лишь хитрость и уловки. Они подделываются к вам, и вы можете попасться на этом. Смотрите и вдумайтесь в то, что может произойти. Из предусмотрительности лучше предполагать худшее”. Его спросили: “А что может случиться и с чьей стороны надо ждать зла?” Он ответил: “Ведь турки уже многие годы, /30/ с древних времен стремятся распространить свое господство и овладеть этой страной. Ушли поколения за поколениями, но с тех пор, как эмиры в Египте подчиняются пм, они ничего не могут добиться, кроме лишь внешнего подчинения, а в особенности при нашем последнем правительстве-Чего только мы с ними не делали — наносили им оскорбления, не выплачивали дань, не подчинялись их указам — все это запало в их сердца. К этому надо еще добавить особенности их натуры, их алчность, коварство и злобность. И вот теперь они проникли в страну, овладели ею таким образом и стали нами командовать. Нелегко им будет оставить страну в наших руках, как это было, и возвратиться к себе после того, как они вкусили ее сладость. Одумайтесь, очнитесь и опасайтесь своей беззаботности!”

Услышав от него это, некоторые согласились с ним, другие [95] сказали: “Это твоя мнительность”, — а третьи заявили: “Невозможно, чтобы это произошло после того, как мы вместе, бок о бок, сражались три года и несколько месяцев, поступаясь нашим благосостоянием и жизнью. Они не знают уклада страны, ее политики, им не обойтись без нас”. Некоторые высказали и иные соображения, а затем спросили ал-Алфи: “А как твое мнение, к чему же сводится твоя точка зрения?” Он заявил:

“Если бы вы ее приняли, то мы все вместе переправились бы в Гизу, там бы разбили свой лагерь и сделали бы англичан посредниками между нами, везиром и капудан-пашой, выработали бы условия, удовлетворяющие и нас и их, — условия, гарантированные англичанами. Мы не стали бы возвращаться на восточный берег Нила и не вступили бы в Каир до тех пор, пока турки не освободят его и не возвратятся в свою страну, оставив тех, кому они поручат управление страной, пост дафтардара и все прочее”. Вот каким было его мнение. Некоторые соглашались с ним, а некоторые нет. Они говорили: “Как же мы вступим с ними в раздоры, когда они не проявили предательства по-отношению к нам, и как же мы отправимся к англичанам — врагам мусульманской религии; улемы тогда осудят нас и объявят нас отрекшимися от мусульманского государства, предающими его. В то время, когда мы увидим, что они имеют дурные намерения против нас, мы сможем все сообща подняться против них, слава богу, у нас достаточно силы. Тогда англичане будут посредниками между нами и турками, и мы будем иметь для этого уважительный предлог”.

Ал-Алфи сказал: “Что касается отчужденности к нам из-за того, что мы прибегли к англичанам, то народ не пренебрегает англичанами и обращался к ним за помощью. Если бы не их содействие в то время, когда нас постигли эти события, то не было бы достигнуто то, что нам удалось, — мы не были бы в состоянии изгнать французов из страны х 268. Мы были свидетелями того, что призошло в прошлом году, когда турки явились сюда без англичан. Однако различие здесь в том, что то было содействием в войне, а это явится посредничеством в заключении мира, и не чем иным. Если же выжидать проявления враждебности со стороны турок, то тогда уже невозможно будет, [96] ничего исправить, после того, что произойдет. Вот оно, мое мнение”.

Они разошлись молча, условившись хранить, в тайне все происшедшее между ними. И так как с точкой зрения ал-Алфи не согласились, то он начал принимать меры к собственному спасению. Он вступил в контакт с Махмудом-эфенди, начальником канцелярии везира, из-за близости его к везиру и питаемого к нему доверия. Он внушил ему дать везиру совет, чтобы тот за большие деньги вручил ал-Алфи управление Верхним Египтом. Ал-Алфи обязался собрать ему огромные суммы за счет наследств состоятельных людей, умерших от чумы в прошлом году, и других, не оставивших наследников, и, кроме того, он обещал собрать деньги и мири из районов, о которых никто, кроме него, не знал. Когда об этом стало известно везиру, то он поспешил с благоприятным ответом на это предложение по двум причинам: во-первых, из стремления получить большие деньги; во-вторых, для того, чтобы вызвать распри среди мамлюкских эмиров, оторвать ал-Алфи от других эмиров, считавшихся с ним в отличие от других мамлюков из-за большого количества солдат, которыми он располагал, и из-за его осмотрительности. Ведь когда ал-Ал'фи отправлялся к везиру, то он чаще всего шел <в сопровождении и окружении всех своих солдат и мамлюков.

Когда везир принял предложение ал-Алфи, то написал ему фирман о передаче ему управления Верхним Египтом, дал ему широкие полномочия, разрешив ему беспрепятственно собирать столько, сколько он сможет. Начальник канцелярии добился цели. Ал-Алфи прибыл, чтобы получить указы, сам надел дарованную ему везиром шубу, попрощался с ним и начальником канцелярии и немедленно отправился в путь. Эфенди — начальника канцелярии — он уполномочил представлять его интересы перед везиром и поселил его в своем дворце.

/31/ Никто не узнал об этом, и никогда больше он не встретился с везиром. Когда же это стало известно, то некоторые лица явились к везиру, протестуя против этой оплошности, и советовали ему отменить его распоряжение. Послали требование ал-Алфи с упомянутым приказом [о возвращении], предполагая, [97] что он задержался, но не настигли его, так как он уже ушел далеко, и возвратились без толку.

Ал-Алфи прибыл в Асйут, начал собирать налоги и послал везиру платеж деньгами, стадами овец, рабами, евнухами и зерном.

И так это продолжалось не более трех месяцев. Отряд англичан направился в Александрию, равно как и Хусайн Капудан-паша. Тогда мамлюкским эмирам устроили западню: капудан-паша потребовал к себе часть из них, стал их истязать, как об этом уже упоминалось, везир же арестовал тех из них, которые находились в Каире, бросил их в тюрьмы, и произошло все то, о чем в своем месте упоминалось. Против ал-Алфи снарядили Тахир-пашу с солдатами. Произошло сражение, в котором многие были убиты, а те, что уцелели, бежали к англичанам. Нагноившаяся рана не заживает. Войска были отправлены в Верхний Египет, и им послали подкрепления. Ал-Алфи выступил против них, и после ряда сражений он дошел до Нижнего Египта, явился к Гизе, а оттуда отправился в ал-Бухайру. Мухаммад-паша Хосров прилагал все усилия, чтобы подготовить против ал-Алфи большую экспедицию, командующим которой назначил своего катходу, а это был Йусуф Катхода-бей. Эта экспедиция известна в народе под названием “поход ослов”, так как собирали необходимое количество ослов, отнимая их у погонщиков, водовозов и частных лиц. Население Булака, Каира и Старого Каира обязали доставить по тысяче ослов. Обходили жителей и силой отбирали ослов, обыскивали для этого дома, забирая то, что находили в них. Некоторые жители оказывали у дворов сопротивление солдатам, иные озорные солдаты подходили к домам и, приблизив рот к замочной скважине, издавали звук зарр, дразня этим ослов, те ревели в ответ, и их забирали. И когда были закончены розыски требуемого количества ослов, экспедиция отправилась в ал-Бухайру, и здесь между солдатами и ал-Алфи произошло большое сражение на виду у англичан. Ал-Алфи одержал победу над турецкими войсками, захватил много пленных и вынудил остальных позорно отступить. Они прибыли в Каир в тяжелом состоянии. Этот разгром послужил причиной неприязни, возникшей между [98] пашой и солдатами. Рассердившись на них, паша приказал войскам оставить Каир, а они потребовали выплаты содержания. Паша им заявил: “А вы и не заслужили оплаты, вы же ничего не сделали”. Солдаты отказались покинуть город. А советником им в этом был Мухаммад 'Али.

Паша хотел поймать его в ловушку, но не смог из-за его большой осторожности. Паша вынужден был дать ему бой, и произошло то, о чем уже упоминалось в своем месте, — паша должен был бежать в Дамиетту. С этого времени появляется имя Мухаммада 'Али — он стал приобретать после этого большую известность. Что же касается ал-Алфи, то он после разгрома солдат направился в сторону Даманхура, а кашифы его и эмиры отправились в ал-Мануфийу, ал-Гарбийу и ад-Дакахлийу, чтобы собрать деньги и налоги, а затем возвратились в ал-Бухайру.

После упомянутого сражения ал-Алфи отправился в Англию вместе с англичанами 269. Он выбрал пятнадцать человек из своих мамлюков, которых взял с собой как свою свиту. В качестве заместителя он оставил одного из своих мамлюков, по имени Бештак-бей, которого называли ал-Алфи младший. Он поставил его над своими мамлюками и эмирами, приказав им повиноваться ему, и дал ему много наставлений, а сам уехал. Он отсутствовал год с месяцем и несколько дней — отправился в середине месяца шаввала 1217 года (25.I—22.II.1803), а возвратился в начале месяца [зу-]л-ка'да 1218 года (12.II— 12.III.1804). За время его отсутствия произошли события, о которых упоминалось раньше и повторять которые нет нужды: Мухаммад-паша Хосров уехал, управление Египтом было передано Тахир-паше, затем он был убит, мамлюкские эмиры вступили в Каир, и власть была передана им в 1218 (1803-04) году, приближенные и слуги ал-Алфи были преобразованы в санджак, и случилось все то, что произошло по воле Аллаха всевышнего, всемогущего и из-за интриг Мухаммада 'Али-паши, его лицемерия и хитрости. Он стремился подорвать власть своего господина Мухаммада Хосров-паши, сговариваясь с Тахир-пашой и его хазандаром — Мухаммад-пашой, комендантом крепости, а затем начал подстрекать против Тахир-паши, пока его [99] не убили. Затем Мухаммад 'Али помог мамлюкским эмирам, /32/ и они вступили в Каир и захватили власть. [Мухаммад 'Али] выказал им полную поддержку, дружелюбие, услуги и помощь. Он использовал оплошности, допущенные мамлюками, в особенности 'Осман-беем ал-Бардиси — человеком лживым, грубым, властолюбивым. Мухаммад 'Али выказывал дружбу, братство и чистосердечие по отношению к ал-Бардиси, пока не достиг своих целей — убийства дафтардара 270, катходы 271 и 'Али-паши ат-Тарабулуси 272, столкновения с Мухаммад-пашой а пленения в Дамиетте его, а в Розетте — его брата сейида 'Али Капудана, для того чтобы все эти действия и мерзости были приписаны мамлюкам.

И когда все это произошло, не осталось никого, кроме ал-Алфи с его приверженцами и ал-Бардиси; [этот последний], который являлся его хушдашем, рассматривал ал-Алфи как своего соперника, тайно ненавидел его, как более достойного [по” сравнению с ним]. Он знал, что по возвращении ал-Алфи затмит его, лишит его славы и отодвинет на задний план. С Мухаммадом 'Али ал-Бардиси тайно беседовал, вел секретные разговоры по поводу ал-Алфи, упоминая о высокомерии его вакила 273 и его хушдашей. Они расторгали то, что он заключал, во; время отсутствия своего начальника, а как же они будут вести. себя по возвращении ал-Алфи! Мухаммад 'Али внушил ал-Бардиси, что он поддержит его и поможет ему, будет вместе с солдатами своего войска служить ему.

Когда прибыл ал-Алфи, то произошло то, о чем уже упоминалось выше, и, спасаясь, он скрылся в хижине бедуина 'Ушайбы в долине. И когда расправились с ал-Алфи и его приверженцами, тогда Мухаммад 'Али обрушился на ал-Бардиси и его приближенных, причинив им то, что уже известно 274. После этого ал-Алфи появился из своего убежища и направился в Верхний Египет вместе со своим мамлюком Салих-беем. Здесь. к нему собрались его эмиры и войска, и он стал приобретать” большое влияние. Он помирился со своими приближенными ж ал-Бардиси, несмотря на то что они таили в своих сердцах. Но от общения с ними ал-Алфи воздерживался. После этого произошло следующее: когда у власти был Хуршид Ахмад-паша, [100] они отправились в окрестности Каира и вступили в бой с солдатами, но их отогнали от города без толку для них из-за соперничества [их предводителей], разногласий во мнениях и неорганизованности, и расчеты их потерпели неудачу. Они отступили в Верхний Египет, а затем возвратились в Нижний после [ряда] сражений и столкновений с солдатами Хасан-паши и Мухаммада 'Али. Затем, когда произошли раздоры между последним и Хуршидом Ахмад-пашой 275 и Мухаммад 'Али прибегнул к поддержке сейида 'Омара Мукаррама — накиб ал-ашрафа, шейха, кади и населения города, начались ужасные стычки между пашой и жителями города, как об этом упоминалось. Мамлюкские эмиры в это время находились в районе ат-Тибин 276, а ал-Алфи был оторван от них и находился в районе ат-Таррана. Сейид 'Омар начал переписываться с ним, обещая и напоминая: “Это восстание из-за тебя. Оно [имеет своей целью] изгнание этих подонков и возвращение власти к тебе, как это было. Мы наметили вас для этого потому, что видим в вас праведного и справедливого”. Ал-Алфи поверил этим словам и оказал содействие [восстанию], прислав деньги на расходы в интересах сражающихся. А Мухаммад 'Али стал [тем временем] тайно подлаживаться к сейиду 'Омару, начал льстить ему, приходя и посылая к нему в середине и к концу ночи, проводя у него большую часть своего времени, пока эта история не завершилась заключением соглашения и ложной клятвой Мухаммада 'Али, что он будет править со всей справедливостью, следовать шариату, что откажется от притеснений и что ничего не будет предпринимать, не посоветовавшись с сейидом 'Омаром и с улемами. Он заявил, что в случае нарушения им этих обязательств они отстранят его и вышлют из страны, а осуществить это в их власти, подобно тому как они делают это и в настоящее время. Адресуя эти слова к сейиду 'Омару, он поставил его в трудное положение, и тот поверил в истинность его заверений и в то, что все пойдет легко и просто, как по маслу, все останется тайной, и никто, кроме них, не узнает об этом. Сейид 'Омар организовал собрание у Мухаммада 'Али, на котором присутствовали шейхи и знать. Он заявил им, что пока это положение и военные действия будут продолжаться и [101] вестись в таком духе, то ничего, кроме провала, не принесут и что необходимо назначить кого-нибудь из местных людей для управления страной. “Поразмыслите, кого бы нам избрать для этого, чтобы он временно выполнял эти обязанности до тех пор, пока не придет назначение со стороны Порты”. Все его спросили, кого он имеет в виду, и он указал на Мухаммада 'Али. Тот сделал вид, что отказывается, и заявил: “Я не подхожу для этого, я не происхожу из везиров или эмиров или высокопоставленных лиц государства”. Но ему сказали [в ответ]: “Мы уже избрали тебя в соответствии с единодушным мнением и желанием, выраженным населением страны”.

Сразу же принесли шубу [почета], облачили Мухаммада 'Али, благословили его, поздравили и объявили о низложении Хуршида Ахмад-паши /33/ и о замещении его Мухаммадом 'Али в управлении Египтом до тех пор, пока Порта не уполномочит последнего выполнять эти функции и не прибудет указ о назначении. В городе объявили о низложении паши и о назначении вместо него Мухаммада 'Али, и затем произошло все то, что было изложено выше.

Когда весть об этом дошла до ал-Алфи — а он находился в это время в Гизе и переписывался с сейидом 'Омаром Мукаррамом, и шейхи с ним переписывались, — то он очень огорчился. Возвратившись в ал-Бухайру, он хотел взять Даманхур, но население его оказало сопротивление, и сражения с ним не привели ал-Алфи к щели. Сейид 'Омар поддерживал и снабжал жителей Даманхура, присылая им порох и прочие боеприпасы. Ал-Алфи стало ясно, что сейид 'Омар Мукаррам вел с ним игру, и вышло, что он усиливал его позиции против себя. Ал-Алфи арестовал посланца сейида 'Омара, посредничавшего между ними, бросил его в тюрьму, избил его и хотел было убить, но потом освободил его. Затем ал-Алфи возвратился в Гизу.

Восстание улеглось, и обстоятельства сложились в пользу Мухаммада 'Али, и его положение упрочилось.

В Абукир прибыл капудан-паша, а силахдар его приехал в Каир и препроводил смещенного [с поста правителя Египта] Ахмад-пашу из цитадели в Булак, чтобы отправить его [в Турцию]. [102]

Мухаммад 'Али запретил сношения с египетскими мамлюками.

Вдоль сухопутных и водных путей он учредил посты, которые следили за теми, кто прибывал от мамлюков или уезжал к ним. Посты задерживали всех, кто возвращался из Верхнего Египта или направлялся туда с вещами, одеждой, оружием и тому подобным. И если у задержанного находили что-либо, то его арестовывали, отбирали все, что было при нем, и наказывали. Категорически запретили купцам, мелким торговцам и прочим отправляться с чем-либо в Верхний Египет.

Ал-Алфи потерял терпение, он прибег к хитрости, послав своего катходу Мухаммада к паше с предложением мира. Тот очень обрадовался, поверил в искренность этого предложения, одарил катходу и осыпал его превосходными подарками для его господина — одеждой, шубами, оружием, палатками, деньгами и всем прочим. И когда катхода завершил свои дела, порученные ему его господином, закупив все необходимое для него и его приближенных и эмиров, он нагрузил судно и легально возвратился к ал-Алфи, и никто не чинил ему в этом никаких препятствий. Его сопровождали силахдар и Муса ал-Баруди.

Затем катхода приехал вторично вместе с сопровождавшими его силахдаром и Мусой ал-Баруди, и они сообщили, что ал-Алфи настаивает на том, чтобы ему были переданы в управление ал-Файйум, Бани-Сувайф, Гиза, ал-Бухайра и двести деревень ал-Гарбийи, ал-Мануфийи, ал-Дакахлийи, раано как и сбор фа'иза с этих мест. В качестве своей резиденции ал-Алфи требовал Гизу. На этих условиях он будет подчиняться паше. Паша не согласился с этим и заявил: “Мы заключили мирное соглашение с остальными эмирами и границей для них установили Джирджу на условиях, нами определенных, и ал-Алфи входит в число эмиров и должен рассматриваться как один из них”. Мухаммад катхода возвратился к ал-Алфи с ответом после того, как он закончил свои дела по закупке необходимого снаряжения, товаров, палаток, седел и всего прочего. Так завершилась уловка ал-Алфи, и он достиг своей цели. Он отправился в Файйум, где его войско сразилось с войском Йасин-бея и нанесло тому поражение. [103]

Затем, спустя несколько месяцев, Шахин-бей ал-Алфи возвратился с многочисленным войском в Гизу, и против него выступил сам Мухаммад 'Али-паша, чтобы сразиться с ним, и победил ал-Алфи. В этом сражении был убит 'Али Кашиф, который был женат на [бывшей] жене Хасан-бея ал-Джиддави — дочери Хасан-бея Шанана. Увидя его красивую одежду, противник вообразил, что перед ним паша, его окружили, взяли в плен, а затем убили.

Паша возвратился в Каир и усердно стал готовить другую экспедицию, но это дело затянулось. В это время умер Бештак-бей, именуемый ал-Алфи младший. Он умер в Верхнем Египте. Затем ал-Алфи в начале мухаррама упомянутого года выступил из Файйума, а Хасан-паша Тахир вместе со своим войском находился в районе Джазират ал-Хава'. Между ними произошло большое сражение, и Хасан-паша обратился в бегство, отступив к ар-Ракаку. Его догнал его брат 'Абдиннбей и расположился вместе с ним у ар-Ракака, как это следует из предшествующего изложения. Ал-Алфи прибыл в район Гизы и Инбабы, и против него выступили солдаты. Произошло сражение у Сук ал-Ганам, и ал-Алфи также одержал победу. Он продолжал свое продвижение по реке, а часть его солдат и войск переправились в ас-Субкийу, захватили там то, что смогли, и возвратились к своему руководителю в ат-Таррана. Затем они переправились в ал-Бухайру, атаковали Даманхур и осадили его, но он был уже очень сильно укреплен, и ал-Алфи не /34/ в состоянии был его одолеть. Он возвратился в район Вардана, затем переправился в район Хуш ибн 'Иса, так как его уже известили о прибытии судов, сопровождаемых Амин-беем, одним из его приближенных. На этих судах находились солдаты низам ал-джадида и несколько англичан, так как, несмотря на частые передвижения и военные действия, ал-Алфи завязал переписку с Портой и англичанами. Он специально послал Амин-бея к англичанам, которые побудили Порту оказать ему поддержку и сами прибыли к нему по его просьбе.

Ал-Алфи устроил им празднество в Хуш ибн 'Иса и направил их в сопровождении Амин-бея к эмирам Верхнего Египта. Когда об этом узнал Мухаммад 'Али, он снесся в [104] свою очередь с эмирами Верхнего Египта, стал им льстить, подлаживаться к ним, послал им подарки и сумел их обмануть, так что они из ненависти к ныне покойному ал-Алфи перешли на его сторону.

Вслед за этим прибыл в Александрию капудан-паша и приехали гонцы с известием о том, что он прибыл и что вслед за ним следует назначенный правитель Египта Муса-паша с амнистией Порты мамлюкским эмирам. Причиной приезда капудан-паши явились письма ал-Алфи к англичанам 277 и переговоры Англии с Портой. Везир ее по имени Мухаммад-паша Силахдар, по происхождению — мамлюк султана Мустафы, не скрывал своей склонности к своим собратьям. Случилось ему поговорить наедине с Сулайман-агой, приближенным Салих-бея ал-Вакила, которого Йусуф-паша назначил силахдаром и послал в Стамбул. Везир спросил его о мамлюкских эмирах и задал ему вопрос о том, остался ли еще кто-нибудь из них, кроме ал-Алфи. Тот ему оказал, что все они находятся в стране, перечислил их и указал, что вместе с мамлюками их насчитывается свыше двух тысяч. Везир заявил: “По моему мнению, их надо вернуть к власти на условиях, которые мы им поставим, а не то затянется борьба между ними и этим выходцем из солдат — человеком неграмотным, но ловким. Нелегко будет заставить эмиров оставить свою страну, детей и жен, расстаться с властью, которую они унаследовали от своих предков. Такое положение вещей затянется надолго. Военные действия между эмирами и Мухаммадом 'Али, необходимость для обеих враждующих сторон набирать солдат и связанное с этим увеличение расходов и трат на провиант вынудят их собирать средства любым способом и отовсюду, а это приведет к опустошению страны. Целесообразнее сместить с поста правителя, одержавшего победу над ними, отозвать его и заменить его другим. Какого ты мнения об этом?”

Сулайман ответил, что у него нет своего мнения на этот счет, так как опасался, что слова везира не соответствуют тому, что он думает. Везир почувствовал это и поклялся ему, что он выразил то, что действительно думает, но при этом непременно нужно учесть интересы имперской казны. Тогда Сулайман-ага [105] сказал ему: “Если это так, то пошли к ал-Алфи с тем, чтобы явился сюда его катхода Мухаммад-ага, так как это человек чрезвычайно пригодный для подобных переговоров”. Так он и сделал.

В скором времени прибыл упомянутый человек, и дело завершилось договоренностью о том, что сумма в тысячу пятьсот кошельков, гарантированная Мухаммадом-катходой через упомянутого Сулайман-агу, будет выплачена капудан-паше по его прибытии. Среди других условий этого соглашения, выдвинутых ал-Алфи, было разрешение покупки и продажи мамлюков и ввоз их работорговцами в Египет, как это имело место в свое время, однако было запрещено на протяжении почти трех лет 278, и другие.

Сулайман-ага Вакил и катхода Мухаммад в сопровождении капудан-паши отправились в порт Александрию. Отсюда Сулайман-ага и катхода Мухаммад в сопровождении силахдара капудан-паши направились к ал-Алфи, с которым они встретились в ал-Бухайре, и поставили его в известность о происшедшем.

Он преисполнился радости и веселья и сказал Сулайман-аге: “Отправляйся к нашим братьям в Верхний Египет и изложи им обстоятельства дела. Не секрет, что у нас теперь три группировки: наш старший Ибрахим-бей со своим окружением, наперсники Мурад-бея во главе с 'Осман-беем ал-Бардиси и я со своими приближенными. На каждую группу приходится по пятьсот кошельков. Если получишь с них тысячу кошельков и возвратишься ко мне, я дам тебе пятьсот кошельков”.

Сулайман-ага отправился к ним, собрал их, поставил в известность о ходе событий, обрисовав им положение, и потребовал от них эту сумму, на что ал-Бардиси сказал: “Если ал-Алфи достиг по своему положению того, что он может разговаривать с державами и империями, переписываться с ними, добиваться от них осуществления своих целей, /35/ назначать и смещать везиров по своему усмотрению и для его нужд посылается капудан-паша, то он в состоянии уплатить и всю сумму полностью. Таким образом, он становится отныне старшим над нами, а все мы — его подчиненными, стоящими теперь ниже его, [106] в том числе и следующие за ним достопочтенный отец наш Ибрахим-бей, 'Осман-бей Хасан и другие”.

Сулайман-ага ему сказал: “Он во всяком случае равный среди вас, один из ваших братьев”. Затем он уединился с Ибрахим-беем старшим и поговорил с ним. Ибрахим-бей сказал ему: “Я согласен войти в любой дом, где я мог бы прожить до конца моих дней вместе со своей семьей и своими детьми под началом кого бы то ни было из наших собратьев, — это лучше той разобщенности, в которой мы находимся, но что я могу поделать с противостоящими друг другу компаньонами! И все, что произошло с нами, — все это результат его плохого управления и его незадачливости. Я и Мурад-бей, мы долго жили вместе после смерти нашего господина, и я не обращал внимания на его поступки и действия его подчиненных, прощал им ошибки, и все это из-за опасений и боязни зла, убийств и вражды, пока Мурад-бей не умер и не заняло его место это сборище сумасшедших, которое возглавил ал-Бардиси. Во время отсутствия его собрата ал-Алфи ал-Бардиси проникся самомнением. Поддерживаемый своими сородичами и их друзьями, питавшими его самообольщение, он порвал отношения с ал-Алфи — своим братом и хушдашем — и сделал ему то, что уже известно. Он не слушался советов других людей ни вначале, ни впоследствии”.

Сулайман-ага в течение этих дней не переставал вести переговоры с ними, пока не договорился с Ибрахим-беем, что тот уплатит половину суммы, а ал-Алфи — вторую половину. Сулайман-ага сказал: “Дай мне эту сумму, я отправлюсь с “ей к ал-Алфи и поставлю его в известность обо всем”. Ему ответили: “Дадим после твоего возвращения к нему, после того как ты дашь ему знать об этом и успокоишь его относительно этого. А то как бы он не захватил деньги и с нас не потребовали еще другой суммы”.

Когда Сулайман-ага возвратился к ал-Алфи и сообщил ему о том, что имело место между ними, тот заявил: “Что касается их слов, что я хочу быть эмиром над ними, то это невозможно даже вообразить — я не могу возвыситься над такими людьми, как мой отец — Ибрахим-бей и 'Осман-бей Хасан. Я не могу возвыситься также над теми, которые являются людьми моего [107] ранга, хотя нет ничего позорного и ущемляющего их достоинство в том, что их возглавляет один из их же среды. Я никогда не представлял себе ничего подобного и очень далек от этого. Пусть они возьмут с меня обязательство, которое я поставил условием самому себе: воистину, если мы возвратимся на свое место, я не стану вмешиваться в их дела и не буду ми в чем спорить с ними, а старшим над нами будет наш отец Ибрахим-бей, как это имело место раньше. Пусть он разрешит мне пребывать в Гизе, и я не стану им противодействовать ни в чем. Я буду довольствоваться доходом, который я получал раньше, мне его достаточно. Они убеждены в том, что я поступлю с ними вероломно, потому что так они обошлись со мной, убив Хусайн-бея 279, моего приближенного, и известно их стремление убить, уничтожить меня и моих сторонников. Но после того, до чего мы дошли теперь, я забыл обо всем этом. Ведь воистину упомянутый Хусайн-бей — лишь мой мамлюк, а не отец мне и не сын по плоти и крови; он мамлюк, купленный мною за дирхемы, как были куплены мной и другие мамлюки, и мамлюки мамлюков. В ходе военных действий у меня убито некоторое количество эмиров и мамлюков, и я считаю его одним из таких. Их судьба и моя судьба будут только такими, как это угодно Аллаху. Однако то, что они сделали со мной, не было вызвано каким-либо моим преступлением или прегрешением по отношению к ним. Мы все были братьями. Напомни им данные мною в прошлом советы о том, что надо прибегнуть к англичанам, и как они сожалели о том, что противодействовали мне, после чего им попало. Они возвратились [тогда] ко мне и единодушно решили отправить меня в Англию, и я подчинился этому 280. Я терпеливо перенес трудности путешествия, рисковал собой и уехал в Англию, претерпев ужасы моря, на год с месяцем, и все ради моего и их спокойствия. Во время моего отсутствия произошли известные события. Они вошли в Каир, /36/ не сообразуясь ни с чем, и стали строить себе дворцы, без всяких оснований доверились своему врагу и стали помогать ему в истреблении своего же друга. Но враг, достигнув своей цели по отношению к ним, вероломно окружил их, изгнал из города, унизил и заставил бежать 281. Вторично он перехитрил их в [108] день открытия плотины 282. Я снова обратил их внимание на его хитрость и послал к ним с советом, а они поступили наперекор, не поверили мне и вновь поддались его уловкам. Многие из них вступили в Каир и были осаждены в его переулках, и произошло с ними следующее: страшное избиение и отвратительные зверства, которых избежали лишь задержавшиеся или те, что шли по другой дороге.

И теперь опять он переписывается с ними, льстит им, задаривает их, пытаясь помириться с ними, и удерживает их от того, от чего зависит их успех. Но я не думаю, чтобы беспечность так глубоко в них внедрилась. Так возвратись же к ним, напомни им о всех происшедших с ними в прошлом событиях, и, может быть, они встрепенутся от своего оцепенения и пошлют две трети или половину, которую обещал дать наш отец Ибрахим-бей. Эта сумма не может вызвать больших затруднений — если они обложат каждого эмира десятью кошельками, каждого кашифа — пятью кошельками, а каждого солдата или мамлюка — одним кошельком, то соберут эту сумму с избытком. Я поступаю подобным же образом со своим народом, и, благодарение Аллаху, ни они, ни я не разорились. Назначение денег — служить удовлетворению наших земных потребностей и тому, что нам необходимо, а в настоящее время мы находимся в наиболее благоприятных для наших интересов обстоятельствах. Скажи им, что лучше подготовиться, чем рассчитывать на удачу, ибо враг осторожен и внимателен. [Ведь] турки — рабы дирхемов и динаров”.

Когда ал-Алфи окончил, Сулайман-ага оставил его и возвратился в Верхний Египет. Он застал группу эмиров, упорствующих в том, чтобы не дать ничего, и Ибрахим-бей присоединился к их словам и точке зрения. Когда Сулайман-ага произнес перед ними все сказанное их собратом, — что он полностью будет в их распоряжении и что он намерен сблизиться с ними, жить в Гизе и все прочее из его слов, — они заявили: “Все это лишь [праздные] слова, для которых нет никаких оснований. Он не забудет прошлого и всего сделанного нами в отношении него и его приближенных. Даже если он отойдет от нас и поселится в крепости Джабал, то все же он остается ал-Алфи, [109] который имеет широкую славу в стране, и Порта переписывается только с ним и ни с кем другим. Мы в его отсутствие не могли сдержать злых духов его, что же мы поделаем, когда он будем вместе со своими демонами? Что же мы сделаем с их раздорами, завистью и злобой, когда их будет направлять [сам] сатана?” Сулайман-ага сказал им: “Покончите сначала с вашими неотложными делами, изгнав внешних врагов, а после этого вы убьете его, чтобы избавиться от него”. Они возразили: “Да разве это возможно после того, как он проявил себя по отношению к нам? Да он уничтожит нас одного за другим. Он нас вышлет из Каира, а затем пошлет убить нас. Хитрость ал-Алфи беспредельна, и мы ему совершенно не можем доверять”.

Враг стал их обхаживать, обольстил их, посылал им подарки: лошадей, седла и ткани. А посланцы капудан-паши стали приходить и уходить с письмами, пока все это не завершилось так, как было изложено выше. В то время капу дан ожидал окончательного ответа. Его силахдар находился у ал-Алфи, который занимал капудана присылкой подарков: овец, запасов риса, зерна, масла, меда и всего прочего. Все это продолжалось до тех пор, пока не возвратился к нему ни с чем Сулайман-ага, грустный, растерянный, озабоченный создавшимся затруднительным положением. Он чувствовал себя как побитый перед капуданом и везиром Порты. Что же сможет он ответить упомянутому везиру и капудан-паше, вдевавшим в одну иголку две нитки, преследуя наибольшую выгоду? Сулайман-ага прибыл к нему и сообщил ему о том, что эмиры Верхнего Египта в состоянии брожения, что они отказываются платить и что ал-Алфи готов уплатить установленную для него сумму, а остальное и то, что накопится в дальнейшем, он будет выплачивать впоследствии. Капудан пришел в ярость и сказал: “Ты что же, издеваешься надо мной и везиром Порты? Мы предприняв этот поход, полагая, что эта группировка единодушна. Если произошло восстание против правителя города и выступление против него, восставшие не располагают достаточной силой для борьбы с ним, то мы решили помочь им войсками низам ал-джадид и другим. Но поскольку они соперничают, враждуют и завидуют друг другу, то от них не будет толку. Одного твоего [110] друга ал-Алфи недостаточно для сопротивления, он нуждается в большой поддержке, а это требует значительных расходов”.

Когда Сулайман-ага увидел гнев капудана и изменение его отношения, то он испугался за себя, опасаясь, что тот расправится с ним. Но он знал, что ему помешает в этом отсутствие силахдара, который находился у ал-Алфи. Капудан спросил его: “А где мой силахдар?” /37/ Сулайман-ага ему ответил, что тот находится у ал-Алфи в ал-Бухайре. Капудан-паша сказал ему: “Отправься и возвратись с ним и сопровождающими его”. А Муса-паша, [назначенный правителем], также присутствовал и подтвердил его слова Сулайман-аге, который было не поверил своему избавлению. Он тотчас же сел верхом и выехал из Александрии. Не успел он далеко отъехать от нее, как встретился с силахдаром, направлявшимся в Александрию. Тот спросил его, куда он едет, и Сулайман-ага сказал: “Твой господин посылает меня по делу, и я скоро вернусь к вам”. Он отправился к ал-Алфи и не возвратился. В течение этих дней ал-Алфи атаковал Даманхур, а Мухаммад 'Али послал против него большую экспедицию, на снаряжение которой он затратил много усилий. В этой экспедиции были собраны все солдаты [корпуса] дулатов, солдаты Тахир-паши и все, кто был с ним из арнаутов и турок, и солдаты-магрибинцы. Ал-Алфи нанес им поражение и основательно разгромил их, так что они вынуждены были броситься в Нил и возвратились в плачевном состоянии. Если бы ал-Алфи отважился преследовать их, то он обратил бы в бегство остальных, находившихся в городе, ,и изгнал бы всех, так как они все как один были охвачены сильнейшим страхом. Но Аллах не пожелал этого, ал-Алфи не осмелился, и после этого не было у него выхода.

Ввиду того что его приближенные отошли от него и не откликнулись на его призыв, все дело пропало. Капудан и Муса-паша покинули Александрию, как уже упоминалось. Ал-Алфи возобновил последнюю попытку — он снесся с англичанами, прося поддержать его и прислать ему отряд английских солдат для того, чтобы, получив подкрепление, разбить врага. Он ходатайствовал об этом, как и в предыдущем году. Англичане извинились и предупредили его, что они в мире с [111] турками.

А, согласно международному праву, если между державами мир, то нельзя нападать на тех, по отношению к которым они дружественны, и поэтому они могут направить солдат лишь с разрешения турок и по их ходатайству об оказании помощи в их делах. Так они и поступили, и произошло то, о чем уже упоминалось. Но на этом дело не кончилось. По истечении некоторого времени после их ответа ал-Алфи между англичанами и турками возникли разногласия 283, и англичане послали к ал-Алфи, обещая прислать ему в помощь шесть тысяч солдат. Ал-Алфи в ожидании их прибытия оставался на протяжении трех месяцев в ал-Бухайре. Это была пора летнего зноя, из-за которого ничего не созрело и не выросло. Положение его войск в этом районе стало затруднительным, а ожидание прибытия англичан затянулось. Собранные ал-Алфи бедуины и другие стали жаловаться ему из-за усилившихся затруднений, голода, а он все время обещал им выход из положения и говорил им: “Потерпите, остается уже недолго ждать”. Но когда у них иссякло терпение, они собрались и сказали ему: “Лучше бы нам переправиться в Верхний Египет. Ведь воистину земля Аллаха обширна. Разреши нам отправиться, чтобы добыть пропитание”. Он был вынужден выехать. Уйдя отсюда, ал-Алфи, опечаленный и огорченный, размышлял о превратностях судьбы, которые не дали ему достичь своей цели: во-первых, уже упомянутый приезд капудана и Муса-паши и их возвращение без всякого толку; во-вторых, то, что он не смог овладеть Даманхуром, тогда как он намеревался сделать его своим опорным пунктом до тех пор, пока не подоспеет подмога; в-третьих, задержка с прибытием помощи до тех пор, пока засуха не вынудила его сняться с места; в-четвертых,— и это самое главное,— все возрастающее отчуждение со стороны его собратьев и приближенных, их отказ присоединиться к нему и поддержать его. И он отправился со своим войском сопровождавшими его бедуинами из ал-Бухайры, и они прибыли в ал-Ахсас.

Мухаммад 'Али бросил клич своим солдатам с призывом к выступлению, и ни один из них не помедлил. Они шли ночью и днем толпами, прибыли в Булак и переправились в Инбабу, расположившись лагерем на ее подступах. Ал-Алфи прибыл к [112] Кафр Хаким во вторник, 18 зу-л-ка'да (27.1.1807), и войска его рассеялись по западному берегу Нила в районе Инбабы и Гизы. Паша и солдаты его выстроились в боевом порядке верхом на своих лошадях с ружьями и [другим] оружием наготове. А [в это время] ал-Алфи со своим многочисленным войском, заполнившим все пространство, торжественно проходил перед ними грозным, прекрасно организованным боевым порядком. Они шли побатальонно, с барабанами; их с большим шумом сопровождали бедуины арабских племен Авлад 'Али и ал-Ханнади 284 и бедуины /38/ аш-Шаркийи.

Паша с войсками стоял, наблюдая их издали. Он был поражен и сказал: “Это выдающееся явление времени”. Затем он обратился к войскам дулатов и к кавалерии, сказав: “Выступите и сразитесь, а я вам даю столько-то и столько денег”, и назвал им огромную сумму, соблазняя их ею, но они не отважились и продолжали удивляться, поражаться и совещаться, что нужно делать,— наступать или отступать? И вот они увидели ал-Алфи своими глазами, а он продолжал двигаться, пока не прибыл к плотине Шубра-Мант. Он поднялся на холм и посидел здесь. В нем усилилась тревога и огорчение. Глядя на Каир, он сказал: “О Каир! Взгляни на своих детей! Они за твоими пределами, разобщенные, разъединенные изгнанники. Заселили тебя неотесанные турки, евреи и подлые арнауты. Они теперь присваивают твой харадж 285 и воюют против твоих сынов, убивают твоих героев, борются против твоих витязей, разрушают твои дома, живут в твоих дворцах, предаются разврату с твоими детьми и женщинами, уничтожают твою красоту и сияние”. Он все повторял эти и подобные им слова, как вдруг его начало рвать кровью. Быстро изрыгнув кровь, он сказал: “Кончилось дело. Я теперь оставил Египет Мухаммаду 'Али, и вряд ли впоследствии кто-нибудь его одолеет и победит. Теперь он может властвовать над египетскими мамлюками. Не думаю, что их знамя когда-нибудь взовьется после сегодняшнего дня”. Он приказал созвать эмиров, назначил Шахин-бея их главой и рекомендовал его своей свите, а ему рекомендовал свиту, и завещал им хранить единство, покончить с соперничеством, которое неизбежно приведет к расколу и неудаче, и [113] предостерегал против хитростей их врага. В случае его смерти он завещал свой прах перенести в Вади ал-Бахнаса 286 и похоронить по соседству с могилами мучеников.

Он умер в ту же ночь, а это было в среду, ночью 19 зу-л-ка'да (28.1.1807) 287. Когда он умер, его обмыли, завернули в саван, совершили над ним молитву, положили его на верблюда и отвезли в ал-Бахнаса, похоронив там поблизости от мучеников. И так закончилась его жизнь. Хвала тому, кто вечен!

Вскоре к Мухаммаду 'Али прибыл гонец с радостной вестью о смерти ал-Алфи. Мухаммад 'Али не поверил этому, пришел в изумление и посадил на четыре дня в тюрьму бедуина, который доставил ему это известие, потому что приближенные ал-Алфи скрыли его смерть и об этом не было известно войскам ал-Алфи. Доставивший эту весть был товарищем бедуина, переправлявшего на верблюдах прах ал-Алфи.

Когда паша удостоверился в его смерти, то преисполнился радости, равно как и его окружающие. Они подняли головы. Привели бедуина, доставившего известие, облачили его в меховую шубу, паша дал ему денег и приказал ему объехать в этом наряде город, чтобы население видело его. Молва о смерти ал-Алфи распространилась со времени прибытия гонца. Однако жители не верили этому известию, говоря, что это одна из хитростей ал-Алфи, так как когда он отправился в Англию, то об этом тоже никто не знал, и о поездке его стало известно лишь по истечении нескольких месяцев. Поэтому-то паша и приказал, чтобы вестник в жалованной одежде верхом объехал город. Тем не менее население продолжало сомневаться в течение двух месяцев, пока это не подтвердилось всем происшедшим после этого.

Когда ал-Алфи умер, то объединившиеся с ним бедуинские племена разошлись, и некоторые из них прислали к паше просить покровительства и тому подобное, о чем мы уже упоминали и что описали выше.

Мухаммад 'Али-паша всегда говорил: “До тех пор пока существует ал-Алфи, я не могу спокойно жить. Оба мы — я и он — уподобились двум канатоходцам, пляшущим на одной веревке, [114] с той лишь разницей, что у него ноги в деревянных башмаках”. Когда прибыл к нему гонец с вестью о смерти ал-Алфи, он сказал, после того как убедился в этом: “Теперь я овладел Египтом. Я никого не принимал в расчет, кроме него”.

Ал-Алфи был великим эмиром, почтенным и уважаемым, дальновидным руководителем, предусматривавшим последствия событий; он был проницательным физиономистом: стоило ему посмотреть на лицо человека, как он угадывал его положение, особенности его характера, и это — при одном лишь взгляде. Он был энергичным, человеком твердой воли и несгибаемого характера. Он был чрезвычайно заботлив по отношению к тем, кто входил в состав его приближенных или принадлежал последним. Он любил величие во всем, так что даже с купцами, с которыми он имел дело по поводу закупок, /39/ он не торговался, не спорил с ними о цене. Купцы проставляли на фактурах товаров цены, какие им заблагорассудится, и писец представлял их ал-Алфи, который, не заглядывая, подписывал их, так как он считал для себя недостойным вникать в подобные вещи или пытаться проверять. Это он считал унизительным для эмира, умаляющим его достоинство. Еще до истечения года купцы получали сполна все им причитающееся и возобновлялся заказ на удовлетворение нужд следующего года. Поэтому купцам, имевшим с ним дело, был обеспечен большой сбыт их товаров, и они много зарабатывали на нем. Несмотря на это, он рассматривал их как своих приближенных и посылал им по случаю праздников зерно и одежды для нужд их домов и семей. Он был ярым поборником интересов своих приближенных и всех тех, кто имел к нему отношение, любил их видеть в лучшем положении по сравнению с другими. Однако, если случалось кому-нибудь из них допустить проступок против чести, ал-Алфи сурово укорял провинившегося, кричал на него. Его кашифы и мамлюки, несмотря на их упрямство, дерзость, силу характера и строптивость, очень боялись его и почтительно внимали его речам. К числу удивительных дел ал-Алфи и заслуг, отличающих его от других, надо отнести его способность держать в подчинении все бедуинские племена [115] Египта, умение использовать их, повелевать ими — они не прекословили ему ни в чем. Он вел по отношению к ним удивительную политику, знал их нравы и обычаи, словно был воспитан среди них или являлся сыном их халифа, повелителем их судеб. Они полностью подчинялись ему, несмотря на то что он конфисковывал их имущество, забирал у них верблюдов и скот, арестовывал и отпускал их на свободу, убивал многих из них. Тем не менее они не питали к нему ненависти. Он брал себе в жены многих из их дочерей и тех, что нравились ему, оставлял у себя до тех пор, пока они удовлетворяли его. Той, которая оказывалась ему не по вкусу, он давал развод и отправлял к ее родным. У него оставалась всегда лишь одна жена, нравящаяся ему, она и пережила его. Когда бедуинам стало известно о его смерти, то их женщины собрались, чтобы оплакать его удивительными причитаниями, переложенными [впоследствии] музыкантами на музыку и распеваемыми под, аккомпанемент музыкальных инструментов. Много песен и много стихов и тому подобного было сочинено о нем. Самое удивительное в нем,— да будет над ним милосердие Аллаха,— то, что, когда ал-Алфи в бытность свою правителем аш-Шаркийи в прошлом ежегодно отправлялся в Бильбейс, он плохо обращался с бедуинами, причиняя им страдания, арестовывая их, заковывая в кандалы, и восстанавливал одни племена против; других. Он забирал у них деньги, лошадей, верблюдов, овец ir облагал их непомерными поборами, запрещал им притеснять-феллахов страны. Затем, когда после его возвращения из Англии против него ополчились ал-Бардиси и солдаты и окружили его со всех сторон, он, спасаясь от них, бежал в Вади к одному бедуину по имени Ушайба, который дал ему убежище, укрыл его и держал в тайне его дело. А ал-Бардиси и те, кто были с ним, усердно искали его и оповестили о том, что они разыскивают его и вознаградят деньгами и выполнят любые желания того, кто укажет местопребывание ал-Алфи или явится с ним. Но бедуины не соблазнились ничем этим и не открыли место его убежища. Они захватили дороги, ведущие к нему, и выставили на них стражу на случай неожиданного появления [чужих]. Все это было столь удивительно, что многие говорили [116] что ал-Алфи околдовал бедуинов и что у него есть волшебная палочка, привораживающая к нему бедуинов. Когда он умер, распалась связь между бедуинскими племенами, и после него никто не сумел их объединить. Они разошлись по своим местам, а некоторые из них попросили у паши гарантии безопасности. Что же касается мамлюков ал-Алфи и приближенных его, то после него они уже не преуспевали. Отправившись к эмирам Верхнего Египта, они нашли, что расходятся с ними в характерах, что не получается с ними единодушия и спокойствия, а это досаждало обеим группировкам. Мамлюки ал-Алфи отделились от них, шока не произошло их примирение с пашой 288, и случилось с ними то, о чем мы расскажем в своем месте, если всемогущий Аллах того пожелает!

Спустя примерно сорок дней после смерти ал-Алфи в Александрию прибыли английские военные подкрепления 289. Они высадились здесь и, узнав о его смерти, не пожелали возвратиться обратно. Они послали гонцов к египетским эмирам, полагая найти здесь признаки мужества и благородства. Они предлагали прибыть и обещали им восстановить их господство и водворить их на прежние места. Мухаммад 'Али находился в это время в Верхнем Египте, ведя борьбу с эмирами. Он запросил у них мира и послал к ним в качестве посредников некоторых богословов ал-Азхара./40/ Перехитрив их, он удержал их, помешав им двинуться на соединение с англичанами. И с ^ отрядом англичан и с мамлюками произошло то, что описано в дальнейшем. Воля Аллаха была непреложной, и осуществилось предначертание Аллаха!

Покойный ал-Алфи имел пристрастие к чтению книг, особенно к наукам необычным, как, например, к предугадыванию будущего, географии, астрономии, астрологии, и тем из наук, которые предсказывают грядущие события. Он знал также положение планет, их названия, а также свойства и положение как пяти блуждающих 290, так и неподвижных светил. Он познал асе это путем умозрения, наблюдений, а также усвоения [практических] способов арабов-кочевников, а не по книгам и не от учителей. Если кто-нибудь в его присутствии читал книгу или вел с ним беседу, ал-Алфи спорил с ним как человек [117] осведомленный.

Он владел также искусством гадания на песке и распознавания тайных мыслей, руководствуясь принципами перестановки букв, и преуспел в этом. Вот что рассказали мне об этом некоторые из его приближенных. Возвращаясь из Англии, ал-Алфи в Александрии нарисовал на песке рисунок и стал его рассматривать, причем лицо его нахмурилось и он сказал: “Я предвижу событие на нашем пути. Быть может, мне придется оставить вас и отсутствовать около сорока дней, поэтому я предпочитаю скрыть свое прибытие и явиться внезапно”.

Но ал-Бардиси уже водворил в Александрии осведомителя, который оповестил бы его о прибытии ал-Алфи. Когда он приехал, то этот осведомитель сразу же послал гонца, и произошло то, о чем мы упоминали в ходе изложения истории о вероломстве ал-Бардиси, убийстве Хусайн-бея Абу Шаши на западном берегу Нила, бегстве Бештак-бея из его дворца и посылке солдат для внезапного нападения на ал-Алфи, с тем чтобы убить его, бегстве последнего, исчезновении его и появлении и соединении со своей свитой по истечении этого или приблизительно этого срока.

И бывало, что покойный, — да смилостивится над ним Аллах,— когда услышит о человеке, сведущем в этих вещах, то пригласит его к себе, побеседует с ним, и если увидит в нем толк или какое-то отличие, то осыплет его милостями, поможет ему, сделает своим другом и приблизит к себе. Со своими собеседниками он держался просто, скромно и не опускался до пустословия и шутовства.

Главным его местопребыванием были дворцы, построенные им в окрестностях Каира. Это большой замок в Старом Каире, расположенный напротив ниломера, и другой дворец поблизости от небольшой мечети ад-Димурдаш или дворец, расположенный у моста ал-Магриби 291 на канале ал-Халидж ан-Насири 292. Выходя из дома и направляясь в один из этих дворцов, ал-Алфи не проходил через центр города. Когда его спрашивали о причине этого, он отвечал: “Я стесняюсь проходить через рынки, чтобы лавочники и прохожие смотрели на меня, а я показывал им себя”. [118]

Столько в жизни ал-Алфи событий и происшествий, что если бы мы стали все описывать, то это составило бы самостоятельный труд, в частности обстоятельства, связанные с его переездами на протяжении трех лет и трех месяцев во время пребывания французов в Египте, и его путешествие после этого в Англию и пребывание там и отсутствие [в Египте] в течение года с месяцем. Он многому научился в Англии. Он познакомился с порядком управления страной и хорошей политикой ее правителей, с ее материальным благополучием и достатком, промышленным развитием, справедливым отношением к подданным и веротерпимостью, увидел, что там нет ни бедных, ни нищих, ни нуждающихся 293. Его одарили там подарками и драгоценностями, астрономическими приборами, инженерными инструментами, астролябией, глобусом и подзорными трубами, в которые, если человек посмотрит в темноте, увидит предмет воочию при свете, как видит это днем. Среди [подзорных] труб была специальная труба для наблюдения за планетами; при помощи ее человек видит маленькие светила большими, а вокруг них известное количество звезд, которые даже острый глаз может не заметить. Ал-Алфи получил также в большом количестве различного рода военное снаряжение, много вещей и музыкальный инструмент в форме сундука, внутри которого имеются различные приспособления, при вращении издающие приятные звуки, различные мелодии и разного рода тоны. В этом инструменте имеются рычажки для перемены тона в соответствии с желанием слушающего и тому подобное. Все это разграбили солдаты, посланные ал-Бардиси для того, чтобы убить ал-Алфи. /41/ Они стали распродавать все это на городских рынках, а большую часть повредили и попортили.

Некоторые из тех, кто вышел встречать ал-Алфи. У Мануф ал-'Алийа, рассказали мне, что, когда он поднялся туда, его встретил Сулайман-бей ал-Бавваб, приготовивший для него баню в эту ночь. До сведения ал-Алфи уже дошли все его проделки в Мануфийе, все чинимые им притеснения и подобные же действия его собратьев в других провинциях. Поэтому ал-Алфи провел с ними эту ночь в беседе относительно справедливости, необходимой при управлении страной. Он привел Сулайман-бею [119] в качестве примера человека, имеющего корову, которая кормит его и его семью молоком, маслом и сыром и с которой ему надлежит хорошо обращаться, задавать ей корм, чтобы она давала в изобилии молоко, масло и все прочее. В противном случае, если он станет морить ее голодом, оставив без достаточного корма, будет обижать ее, заставит трудиться до изнеможения, то не получит ни мяса, ни жира. Мы не считаемся с народом, не заботимся о нем. Сулайман-бей ответил: “Так мы привыкли и так воспитывались”. Тогда ал-Алфи сказал: “Если Аллах дарует мне власть над Египтом и управление этой страной, я приостановлю подобные действия и водворю в стране справедливость, которая приумножит ее благосостояние, приведет к росту ее народонаселения, процветанию страны и спокойствию народа, и Египет станет лучшей из стран Аллаха. Но нет счастья и удачи Египту — население его разнородно по национальному происхождению, чуждается друг друга и разнится по своему характеру”.

Эта беседа продолжалась весь остаток ночи и несколько часов в дневное время, пока его не окружили и ал-Алфи не был вынужден, опасаясь, бежать. Затем произошло то, о чем упоминалось выше, — он скрывался и опять появился и перешел в Верхний Египет, куда против него были направлены войска, что принудило его выступить так, как он выступил, и случилось то, о чем уже сказано (Имеется в виду маневренный характер действий ал-Алфи). Один из тех, кто встретился и беседовал с ал-Алфи в ал-Бухайре, сообщил мне, что тот ему сказал: “Мне приходила в голову мысль о самоубийстве, но это оказалось мне не под силу. Я остался теперь один среди многих тысяч врагов. Они — мой народ и приближенные, и они сторонятся меня и враждебно относятся ко мне, хотя никакого преступления по отношению к ним я не совершал в прошлом и ни в чем не виновен перед ними. Они причинили и мне и себе много страданий. В то же время они выдали страну моему врагу, который является и их врагом. Я стремился и старался [как только мог] дать им удовлетворение и помириться с ними. [120] Я давал им советы, но это вызывало еще большую враждебность и отчужденность. Затем эти солдаты и их начальники, которые проникли в страну, отведали всю прелесть ее, отъелись после своих голодовок и стали благоденствовать, после того как пребывали в ничтожестве, [они] обрушиваются на меня, воюют против меня, строят против меня козни. Этим бедуинам, собиравшимся вокруг меня, я должен льстить, управлять ими, злить их и стараться им угождать. Точно так же и солдаты и мамлюки мои — каждый из них требует от меня руководящего положения, власти, полагая по глупости своей, что страна в моих руках, и они думают, что я ущемляю их в их правах. Иногда я обращаюсь с ними мягко, а иногда сурово покрикиваю на них. Я их жертва, окружающие меня — словно голодные собаки, желающие растерзать и съесть меня. А я не располагаю казной фараона, чтобы хватало на все это сборище, и обстоятельства вынуждают меня нападать на людей, грабить их имущество, поедать их урожай и скот. Но если Аллах судил мне победу, я возмещу им все это и буду милостив к ним, буду входить в их положение. Если же нет и все будет наоборот, тогда,— да будет Аллах милостив к ним и к нам, — они безусловно вспомнят нас и призовут на нас милосердие Аллаха и признают, что наш гнет и насилие более терпимы, чем то, что наступит после нас”.

В общем ал-Алфи был последним из доживших до нас египетских эмиров. Он был доблестным, строгим, проницательным и дальновидным, единственным в своем роде, выдающимся среди своих соплеменников. С его смертью стала падать власть мамлюков, распалось их единение, и их могущество было сломлено, усилилась враждебность между ними, пал их авторитет, и они стали отходить на задний план. Их уделом стало унижение, пренебрежение и ничтожество. После него их стяг уже не поднимался, они стали вымирать и в конце концов были изгнаны на отдаленные окраины страны. Что же касается его мамлюков и санджаков, то они пренебрегли его советом, забыли его завещание и присоединились к своему врагу, подружились с ним и продолжали оставаться при нем. А враг действовал до тех пор, пока он не убил и не изничтожил их [121] до последнего, как это тебе будет ясно из дальнейшего изложения 294.

Ал-Алфи был среднего роста, с белой кожей, румяный, красивый, /42/ с округлой бородой, русыми волосами, тронутыми сединой, красивыми глазами и сходящимися бровями. Он следил за собой, был взыскателен в отношении внешнего вида и одежды. Ал-Алфи много думал, был несловоохотлив, не раскрывал тайн даже своему лучшему другу. Однако судьба была к нему безжалостна и обидела его. Не осуществилась его надежда, наступила его кончина, и время его предало, и он стал сказкой прошлого. Умер ал-Алфи в возрасте около пятидесяти лет,— да простит его Аллах!

Умер 'Осман-бей ал-Бардиси ал-Муради, именуемый ал-Бардиси потому, что он был кашифом Бардиса в Верхнем Египте. Поэтому он и получил такое прозвище. В 1210 (1795-96) году он был назначен эмиром и возглавил санджак. Он женился на дочери Ахмада Катходы 'Али, приходившейся сестрой 'Али — кашифу аш-Шаркийи. Женитьба произошла до того, как ему был дан санджак. Он жил в доме 'Али Катходы ат-Тавила в ал-Азбакийе. Известность он приобрел и выделился из общей группы эмиров при следующих обстоятельствах. Когда был убит при Абукире 'Осман-бей ал-Бардиси ал-Муради и оставшиеся мамлюки возвратились в Верхний Египет, главой мура-дитов 295 был назначен ал-Алфи. Отправляясь в Англию, ал-Алфи назначил ал-Бардиси совместно с Бештак-беем, известным под именем ал-Алфи младший, возглавлять подчиненных ему мамлюков. Когда они прибыли в Каир в [12]18 (1803-04) году, после того как его оставил Мухаммад-паша Хосров и был убит Тахир-паша, к ал-Бардиси примкнул Мухаммад 'Али-паша, стоявший во главе нерегулярных частей. Используя глупость ал-Бардиси, Мухаммад 'Али-паша стал его побратимом и другом. Они поклялись в верности и чистосердечном отношенини друг к другу и заключили соглашение о дружбе, исключающей предательство одного по отношению к другому, и договорились, что Мухаммад 'Али вместе со своими солдатами — турками будет следовать за ал-Бардиси, который станет эмиром — вождем. Таким образом раздулось [122] самомнение ал-Бардиси, так как он был молодым и легкомысленным. Поэтому он был введен в заблуждение поведением Мухаммада 'Али-паши, когда тот сделал свое дело по отношению сначала к своему господину Мухаммад-паше, а затем по отношению к Тахир-паше. Когда Мухаммад 'Али призвал египетских эмиров и ввел их в Каир и примкнул к Ибрахим-бею старшему, который был признанным вождем народа и главой мамлюкских беев, Мухаммад 'Али-паша назначил ему ренту и содержание, словно своему подданному. Он испытывал его и проверял, но Ибрахим-бей старший не поддался уловке, и Мухаммад 'Али-паша увидел, что он дорожит упрочением дружелюбия и единства среди своих приближенных и соплеменников, добивается предупреждения разлада и остерегается всего того, что может повлечь за собой распрю и вражду среди своих. Отчаявшись поэтому в нем, Мухаммад 'Али отстранился от него и присоединился к покойному ал-Бардиси, к которому он относился с пренебрежением. Он завладел его умом, подружился с ним, стал уединяться и пьянствовать и беседовать с ним и выспрашивать его, пока тот не обнаружил перед ним скрытую в нем сокровенную ненависть к своим собратьям-эмирам. Он внушил ал-Бардиси тайную мысль обособиться от них, возвыситься над ними и стать единственным руководителем. Мухаммад 'Али стал укреплять его в этом намерении, усиливая его самообольщение, и обещал ему свою поддержку и помощь в достижении этой цели. И так он не переставал действовать на него, пока в сознании ал-Бардиси не укоренились его советы и убеждение в дружбе Мухаммада 'Али. Все это Мухаммад 'Али делал для достижения своей сокровенной цели — уничтожения всех эмиров. Затем он посоветовал ал-Бардиси возвести башни вокруг своего дома в ан-Насирийе, в котором он жил. После того как это было осуществлено, он разместил в них отряд солдат якобы для охраны его на случай возможного нападения. Затем он выступил вместе с ал-Бардиси против Мухаммада Хосров-паши, находившегося в Дамиетте. Они разбили Мухаммада Хосров-пашу, привели его в качестве пленника и заключили в тюрьму. Таким же образом они поступили с сейидом 'Али Капуданом 296. Затем они таким же способом убили [123] 'Али-пашу ат-Тарабулуси, как это изложено выше. Все эти его действия были приписаны египетским мамлюкам, и не оставалось ничего другого, как только вызвать между ними вражду. За этим последовало прибытие ал-Алфи, и произошло с ним и с его войском то, о чем уже упоминалось. С тех пор эмиры стали терпеть неудачи, враждовать между собой, и резко сократилось их число.

Затем друг покойного ал-Бардиси Мухаммад 'Али посоветовал ему рассредоточить большую часть своих солдат, разместив их в различных пунктах, предназначив некоторых из них для наблюдения за ал-Алфи, поимки его и его солдат, а других — для подавления феллахов в стране. В Каире не осталось никого, кроме ал-Бардиси, Ибрахим-бея старшего и некоторых эмиров. В это время Мухаммад 'Али подстрекнул солдат выступить с требованием выплаты содержания. Беспомощный ал-Бардиси не был в состоянии удовлетворить это требование. Он решил обложить городскую бедноту, следуя совету брата — Мухаммада 'Али. Писцы обходили /43/ улицы и переулки, переписывая имена людей и их адреса. Перепуганное население при появлении солдат поднимало крик, а те заявляли: “Вы нам ничего не должны, и мы недовольны таким обращением с вами. Содержание нам задержали ваши эмиры, а вам мы поможем”. Тогда население восстало, на улицу с бубнами в руках вышли женщины, которые распевали [песенку] “Что ты возьмешь с банкротов, о Бардиси!” Население выражало свое негодование по отношению к эмирам и благосклонность к солдатам, и последние тотчас же окружили дома эмиров. Ал-Бардиси не успел даже оглянуться, как увидел, что солдаты, которые были размещены в башнях, сооруженных вокруг его дома, и которые должны были служить ему для защиты, обрушились и напали на него, решили его убить и забрались к нему в дом. Эмиры ничего не могли сделать и стремились лишь скрыться и убежали, как ящерица из норы. Изгнанный ал-Бардиси, разбитый и осуждаемый, направился в Верхний Египет. Он получил по заслугам, как всякий, для достижения своей победы опирающийся на своего врага и полагающийся на него. Тогда он уподобляется тому, кто выщипывает свои крылья своими [124] же лапами или вырывает свой нос своими же ногтями, и тому, кто ищет свою смерть своими же когтями (В основе этой поговорки — легенда об охотнике, подстрелившем птицу, но не сумевшем сразу добить ее, так как его нож затерялся в песке; нож оказался под лапами птицы, в агонии вырывшей его и тем самым ускорившей свою гибель).

Ал-Бардиси оставался все время в изгнании, все воевал, как это последует из дальнейшего изложения, и не одерживал ни одной победы в сражениях. Он не переставал разжигать вражду к брату своему ал-Алфи и его приближенным, упорствуя в допускаемых им ошибках, из которых самая крупная — в отношеннии капудана и Муса-паши, равно как и другие.

Ал-Бардиси был человеком невежественным, зверским тираном, легкомысленным, он был плохим правителем. Великий Аллах избрал его и сделал причиной заката мощи и господства мамлюков, расстройства их дел, разрушения их очагов, подрыва и гибели их репутации, их уничтожения, распада их сообщества. Ал-Бардиси не переставал злобствовать, пока не заболел. Он умер в Манфалуте, где и был погребен.

Умер эмир Бештак-бей, прозванный ал-Алфи младший. Он был мамлюком Мухаммад-бея ал-Алфи старшего, который возвел его в эмиры и сделал его своим доверенным на время своего отъезда в Англию, а до того он был его силахдаром. Ал-Алфи приказал своим кашифам, мамлюкам и солдатам повиноваться Бештак-бею и подчиняться его указаниям. Вплоть до прибытия мамлюкских эмиров в 1218 (1803-04) году он жил во дворце Мурад-бея в Гизе и вел нехорошую политику — им завладели гордость и высокомерие. Зазнавшись, он возвысил себя не только по отношению к равным, но и по отношению к своим дядям, которые являлись хушдашами его господина, более того, даже по отношению к Ибрахим-бею старшему, который считался как бы его дедом. Мурад-бей — господин его господина [ал-Алфи] — уважал Ибрахим-бея, старался быть почтительным по отношению к нему, целовал ему руку по случаю праздников и говорил, что Ибрахим-бей старший — “эмир над всеми нами”. Точно так же [ал-Алфи] всегда, когда входил к нему, целовал ему руку и усаживался в его присутствии [125] только с его разрешения. Покойный Бештак-бей не следовал в этом своим предшественникам, а усвоил манеру держаться свысока по отношению ко всем, применял произвол в своих "действиях и считал себя выше всех. Если эмиры завязывали какое-либо дело без него, он его развязывал, и, наоборот,— если они развязывали, то он завязывал. Все возненавидели его, а вместе с ним и его господина. В общем он был причиной, вызвавшей неприязнь к его господину и отчужденность по отношению к нему. Когда же возвратился его господин ал-Алфи и появился из убежища после того, как скрывался, и узнал о поведении Бештака, то возненавидел его, отдалил от себя, и Бештак-бей продолжал быть ему ненавистным вплоть до его смерти. Он умер в Верхнем Египте от болезни желудка в этом году (1806-07), [еще] при жизни своего господина.

Кроме этих, умерли следующие, о ком мы упоминаем, как, например, Сулайман-бей, известный под именем Абу Дийаб,— также в Верхнем Египте. Умер также Ахмад-бей по прозвищу ал-Хиндав.и ал-Алфи — он был убит в сражении при Наджиле. Умер Салих-бей ал-Алфи, который во время отсутствия своего господина также был правителем, а после прибытия ал-Алфи из Англии был назначен кашифом аш-Шаркийи, но не явился туда. Он узнал, что против него послана экспедиция, чтобы убить его. В это время он находился в районе Шалшал-муна 297. Бросив свой лагерь, багаж и казну, он скрылся. Когда же разыгрались события между эмирами и солдатами, обращенные в бегство эмиры покинули Каир и ал-Алфи появился из Вади, Салих отправился к нему, снабдил его всеми имевшимися у него деньгами и отправился со своим господином в Верхний Египет, где и оставался вплоть до своей смерти, которая последовала также в этом году. Умерли, кроме этих, /44/ и другие, но их имена и сведения о смерти до меня не дошли.

(пер.  Х. И. Кильберг)
Текст воспроизведен по изданию: Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Египет под властью Мухаммада 'Али. М. Глав. ред. вост. лит. 1963

© текст - Кильберг Х. И. 1963
© сетевая версия - Тhietmar. 2005
© OCR - Николаева Е. В. 2005
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Глав. ред. вост. лит. 1963