Агоп и Аксент Каменаци. Каменецкая хроника.

Библиотека сайта  XIII век

АГОП И АКСЕНТ КАМЕНАЦИ

КАМЕНЕЦКАЯ ХРОНИКА

(107) 1620 (1069) год от Р[ождества] Х[ристова], 11 (1) января, пятница. Прибыли чауши турецкого султана и отправились из Каменца в Варшаву. Были и великие послы татарского хана: один по имени Джан Антон, второй  — Мынтых, а с ними 80 человек. Начальник крепости приставил меня, Аксента, сына Крикора, к этим чаушам сопровождающим и переводчиком, чтобы проводить их к королю. По прибытии в Варшаву как чауши, так и татарские послы нанесли визит королю. Чаушей сразу и очень хорошо приняли и отпустили. Татарских же послов не отпустили, а отослали в какой-то город, что в 20 милях за Варшавой, и там они очень долгое время содержались под стражей. Тогда же Отвиновский был направлен послом от короля к турецкому султану. Его встретили весьма пренебрежительно: паши гнали его с глаз долой и не позволяли увидеться с султаном. Видя такое обхождение и необходимость бежать, он отправился по морю до самой Венеции 1 и лишь через год после этого вернулся к королю.

Одновременно посол Олежко ходил от нашего короля к татарскому хану и был там задержан из-за тех татарских послов, которых задержали в Польше.

(108) О валашском господаре

1620 (1069) г. от Р. X., май месяц. В Валахию прибыли капыджи турецкого султана, чтобы схватить Гавриляшко, сына Симеона, и доставить его в Стамбул, поскольку он был отстранен [от престола]. Господарь Гавриляшко, видя, что они прибыли схватить его, проявил хитрость и согласился отправиться с ними в Стамбул. После сборов, на третий день, он сам, а также его мать и двое [младших] братьев 2 выехали со всем своим имуществом из Валахии, из города Тырговиште. А те капыджи и вместе с ними еще много турок отправились в Стамбул. Валашские бояре и дарабаны провожали господаря до самой границы. А когда они были уже в 6 милях от венгерской границы, господарь Гавриляшко приказал дарабанам перебить тех капыджи и бывших с ними турок, и их поубивали, а нескольких схватили живыми. А после сам Гавриляшко с матерью и братьями ушел в Венгрию и тех капыджи также повел с собой. Он [54] хотел пойти в Польшу, но венгерский князь (король. — Пер.) Бетлен Габор не позволил ему идти дальше, а оставил у себя и поместил под стражу в одной из крепостей.

1620 (1069) от Р. X., август (июль). В Валахию прибыл господарь Радул, который четырьмя годами раньше был господарем Молдавии и Валахии.

(109) 1620 (1069) от Р. X., 10 августа (31 июля), понедельник. Ночью была очень сильная, страшная гроза, такая, что много молний ударило в городе  — и с огнем, и без огня, а те, что с огнем, вызвали пожары в нескольких местах.

1620 (1069) от Р. X., 13 (3) августа. В поле под Ориной прибыли со своим войском польный гетман Колецпольский и князь Корецкий.

1620 (1069) от Р. X., 20 (10) августа. Гетман Конецпольский и князь Корецкий прибыли в Каменец, а потом, выйдя [из города], остановились около него. На третий день лагерь был снят и войско двинулось к Буше, а оттуда, положившись на божью помощь, сразу же направилось в Молдавию.

О расправе над турками.

1620 (1069) от Р. X., 2 сентября (23 августа), четверг. От турецкого султана в Молдавию, а именно в Яссы, прибыли капыджи, чтобы схватить молдавского господаря Каспера Грациани и отослать в Стамбул. Но он почуял неладное; по его приказу капыджи были схвачены и связаны. Был связан и кяхья Искендер-паши. А произошло это в 2 милях от Ясс, потому что господарь стоял в поле лагерем, и всех турок в лагере, сколько их там оказалось, по его приказу уничтожили; затем он сразу же послал в Яссы людей, приказав горожанам казнить всех турок, которые были в городе,  — как купцов, так и других. (110) состоявших на службе. Как только горожане услышали приказ господаря, сразу же стали убивать турок где кого найдут  — в домах, в караван-сарае или в гостиных дворах. Скольких ни нашли, ни одного не отпустили: бывших в городе убили в городе, бывших в лагере  — убили в лагере. А после двоих главных, капыджи-баши и кяхью Искендер-паши, господарь Каспер велел заковать [в цепи] и отослать в крепость Хотин. А сам с войском в количестве 3 тысяч человек прибыл к нашему войску, вошедшему в Молдавию, перешел на его сторону и был принят с великой радостью. Тогда же господарь Каспер преподнес много подарков канцлеру и гетману, а также князю Корецкому и другим господам. Кроме того, тогда же он передал в руки полякам Хотинскую крепость с большими запасами продовольствия и со всем военным снаряжением, которое там было.

О Цецорской битве

1620 (1069) от Р. X., 19 (9) сентября, суббота, Рождество Богородицы. Состоялась битва при Цецоре нашей польской армии с турками и татарами. В этой битве во главе турецкого войска стояли Искендер-паша и Сарымсак-паша, во главе татарского  — калга-султан, брат татарского хана, под началом [55] которого находилось 120 тысяч (111) татар 3. А турок было 8 тысяч 4. А во главе нашего польского войска были канцлер Жолкевский, польный гетман Конецпольский, князь Корецкий и Струсь, у которых было 12 [тысяч] боеспособных людей. А всего было около 20 тысяч человек 5. В тот же день они выступили из укреплений, схватились с турками очень мужественно, так что бились с самого утра и до вечера. Уже опустилась тьма, когда остановились. В этой битве погибло много неверных татар; были погибшие и с нашей стороны. Тогда был убит Ваковский, сын Авака, ротмистр канцлера. А на следующий день молдавский господарь Каспер сговорился с каменецким старостой Калиновским, со своим гетманом Бычко и с другими боярами, чтобы бежать из лагеря. Объединившись, все они   — более 2 тысяч человек 6  — ушли ночью, бросив в лагере все свое имущество. Имея каждый по коню, вошли они в воду, чтобы перейти Прут всем вместе, да так и потопили друг друга. И поверхность воды от людей и лошадей казалась мостом, но из каждых десяти человек спасся только один. Да из тех, кто выбирался оттуда, мало кто спасся, потому что татары, переправившись через реку, хватали их. Но некоторые бежали. Староста Калиновский вместе с конем утонул у берега, потому что берег был обрывистым и невозможно было выбраться. А Бычко, гетмана молдавского господаря, татары схватили и отослали Искендер-паше. Искендер-паша приказал посадить его на кол тут же, (112) перед нашим польским лагерем, чтобы нашим было видно. А господаря Каспера убили молдаване во время бегства. После такого несчастья в том цецорском укреплении наше [войско] просидело восемь дней. Каждый день в бой вступала одна-две роты. Наконец [наше войско] было вынуждено, обороняясь, уйти из Цецоры, поскольку стало не хватать продовольствия. И во время отступления бились в пути каждый божий день, ибо неверные не давали и часа передышки. Черной тучей окружив со всех сторон лагерь, неустанно с четырех сторон атаковали с громкими криками и возгласами  — и во время отхода, и на марше, и на привалах. Однако ничего не могли сделать нашему войску, хотя не было дня, чтобы с их стороны не погибало до тысячи татар. Но вот на расстоянии около полуверсты от Днестра наше войско остановилось на ночлег. Среди наших и казаков вспыхнули распри, стали они нападать друг на друга. А к этому времени неверные татары уже было успокоились и не рассчитывали добиться какого-либо результата, а многие из них даже отстали, только Хантемир-мурза с 12 тысячами татар был поблизости. И когда услышал, что в лагере начались распри, то сразу с теми 12 тысячами напал на лагерь и прорвал его, а затем подоспели и остальные татары. (113) [Наши] в панике стали разбегаться  — и кого зарубили, кого схватили живым, кто утонул в Днестре, а некоторые спаслись. Вот так и перевернули лагерь вверх дном. А канцлеру Жолкевскому отрубили голову. Польного гетмана Конецпольского [56] схватили молдаване и передали Искендер-паше. Князя Корецкого, Фаренсбаха, Струся и с ними сына канцлера, Балабана и Тышкевича  — этих шестерых схватили люди калги-султана и всех шестерых отправили к нему 7. Был в том разбитом лагере также один рыцарь, некто Денхофф, под командой которого были немцы. Так этот Денхофф никак не давался, чтобы его взяли живым, и даже близко к себе никого не подпускал. Но все же был убит вместе с его 14 людьми. И от нашей армянской общины было там 15 человек  — все они попали в плен к татарам. Неверные татары захватили очень много добычи и возвратились назад в очень большой радости. Затем Искендер-паша взял у калги-султана Корецкого и Фаренсбаха и в цепях отослал их своему султану (Осману II. — Пер.). Такова же была судьба и гетмана Конецпольского, и Жолкевского  — сына канцлера. А остальных четверых господ, которые оставались у калги-султана, отослали в Крым. И спустя две недели калга-султан послал 60 тысяч татар на Покутье, которые проникли даже за Львов, дальше чем на 12 миль, и вывели оттуда огромный полон   — более 100 тысяч человек, но, пока дошли до Крыма, из тех 100 тысяч осталось 30 тысяч, так как был голод и сильные холода и многие из них умерли; погибло и много татар, а также их коней. И тогда же они дотла сожгли город Глиняны.

(114) 1620 (1069) от Р. X., октябрь месяц. Из Стамбула в Молдавию прибыл новый господарь по имени Александр.

1620 (1069) от Р. X., сентябрь месяц. Нашли и привезли тело канцлера, но без головы.

1620 (1069) от Р. X., октябрь месяц. Какой-то мужик принес господарю Александру голову Каспера, господаря Молдавии. Этому мужику господарь подарил 15 красных флоринов, а голову отослал в Стамбул.

1620 (1069) от Р. X., ноябрь месяц. Искендер-паша умер своей злой смертью в Аккермане.

О землетрясении

1620 (1069) от Р. X., 6 ноября (29 октября), в день Воздвиженья Святого Креста, в воскресенье, в 21 час произошло очень сильное землетрясение, продолжавшееся четверть часа. Трясло так, что каменные стены сломались и рассыпались. И произошло это не только в Каменце, но было и в Молдавии и в Турции. Люди, которые находились в это время в Турции, рассказывали, что рухнуло довольно много турецких минаретов как в Стамбуле, так и в других местах. Дай Бог, чтобы это знамение оказалось добрым!

1620 (1069) от Р. X., декабрь месяц. В Варшаве состоялся сейм, на котором должность главнокомандующего была вверена [Яну] Каролю Ходкевичу, а польное гетманство  — старосте сандомирскому, сыну Себастьяна Любомирского, Станиславу, а староство каменецкое  — Штефану Потоцкому.

(115) 1621 (1069) от Р. X.. 7 января (28 декабря). Молдавский господарь Александр велел подвергнуть пыткам двух [57] великих бояр и сбросить их в реку. Первый из них, по имени Никорица, был советником двора, а второй, Шаптелич,  — гетманом. Причиной этому было [их] признание, что во время бегства вместе с господарем Каспером Грациани из польского лагеря они собственноручно убили господаря.

Год 1620 (1069). 10 февраля (31 января), воскресенье 8. В Каменец прибыл новый староста Стефан Потоцкий, староста фелинский. Дай ему Господь Бог счастья и удачи! Аминь.

Год 1620 (1069). В октябре 9 в Варшаве произошло жуткое событие. Шляхтич по фамилии Пекарский, не боясь Господа Бога и наказания короля, отважился поднять руку на его величество короля Сигизмунда III. Когда король входил в дверь костела 10, этот Пекарский, подстрекаемый врагом души, неожиданно вышел навстречу королю и ударил его чеканом по голове, так что король покачнулся. И когда он намеревался ударить второй раз, чтобы исправить промах, сын короля, увидев это и выскочив из-за спины короля, вынул саблю, ударил того Пекарского и хотел его там изрубить. Но король, будучи опытным монархом, не позволил его убить, а велел заточить в башню. Затем на следующий день его вывели и спросили, по какой причине он это сделал. Однако он ни в чем не сознался. Потом его отдали в руки палачу, чтобы пытал его. Но и под пытками он не сознался, по какой причине совершил этот злой поступок. Когда же надо было его казнить в соответствии с его поступком, его отдали в руки палачей. И 12 палачей взяли его в свои руки, и на двух санях соорудили помост, и дали в руки Пекарскому чекан, которым он ударил короля, и посадили его на тот помост, и поставили перед ним огонь в жаровне, и пристроили его руку с чеканом над огнем, так что нельзя было ею пошевелить, и рука находилась над огнем до тех пор, пока она с костью не перегорела у локтя и не отпала вместе с чеканом. Затем сделали то же с другой рукой. Потом разрывали его тело раскаленными клещами на том же помосте. И возили тот помост на санях по всему городу, [запряженных] восемью лошадьми, и подвергли его многим пыткам. Потом отпилили ему обе ноги ниже колен. А затем, привязав его к четырем коням, разорвали его на четыре части, и вывезли в поле, и там сожгли его тело, и собрали пепел, и бросили в Вислу. [Да придет] избавление от всех зол!

Год 1621 (1070). В июле пришло 2 тысячи татар. Переправившись через Днестр, они прошли над Мокшей за Дунаевцы, где в поле под Ориной был наш лагерь. Гетман (Ходкевич. — Пер.), получив известие, послал навстречу татарам 1500 человек, и эти 1500 человек пошли и разгромили татар, так что никакой добычи неверные татары не взяли, но сами были разбиты, и кто был захвачен живым, а кто бежал. Бежавших татар сильно били крестьяне, и ловили живыми, и многих поймали, а также отрезали головы и присылали гетману, насадив на кол. Тогда и в Каменце крестьяне насадили на кол (122) на валу [58] против замка четыре головы турок и татар. Приводили и живых.

О татарах

И гетману отослали более чем 50 татар, которых гетман велел заковать [в цепи]. Другие татары побросали лошадей и бежали в лес, где крестьяне вылавливали их поодиночке и убивали в течение двух недель. А еще некоторые, убегая во время погони, вышли к Днестру, и многие бросались [в реку] с лошадьми и тонули. И, таким образом, были рассеяны неверные татары, так что менее половины спаслось, а более половины погибло.

1621 (1070) от Р. X., июль месяц. От молдавского господаря Александра в лагерь под Ориной, где были как коронный, так и польный гетманы, прибыл посол 11. Этого посла задержали и с 200 гайдуками отправили в Каменец.

1621 (1070) от Р. X., 17 (7) июля, в субботу, перед Преображеньем Господним, лагерь снялся из-под Орины, и войско, миновав Каменец, остановилось на Днестре.

(123) 1621 (1070) от Р. X., 13 (3) июля. Кароль Ходкевич, коронный гетман, прибыл с войском в лагерь в поле под Ориной.

В том же июле, 20 (10) дня, во вторник, Кароль Ходкевич, коронный гетман, воевода виленский, с 30 тысячами человек снялся из-под Орины и, пройдя в стороне от Каменца, остановился на Днестре против Хотина с этой стороны.

1621 (1070) от Р. X., 2 августа (23 июля), понедельник. Староста сандомирский, польный гетман, прибыл из лагеря c 300 человек в Каменец и в тот же день снова вернулся обратно.

1621 (1070) от Р. X., 3 августа (24 июля), во вторник, сын короля Сигизмунда III по имени Владислав прибыл во Львов с 8 тысячами человек.

1621 (1070) от Р. X., в августе месяце, в субботу, сын короля выступил из Львова, где был очень хорошо принят горожанами.

В августе месяце, в субботу, Ходкевич, коронный гетман, прибыл в Каменец и в тот же день вернулся в лагерь.

В августе месяце под Хотинской крепостью соорудили мост через Днестр. Польское войско, переправившись по этому мосту через Днестр, разбило лагерь на берегу у Хотина.

(124) Королевич прибыл в Каменец

1621 (1070) от Р. X., 23 (13) августа, понедельник. Сын короля Владислав прибыл со своим войском к Каменцу, разместив свой лагерь под Долушкой. Сам он вошел в крепость и, переночевав там одну ночь, на следующий день со всем своим войском отправился в лагерь под Хотином. Вместе с ним было 8 тысяч немцев и 4 тысячи жолнеров 12. Городские армяне, а также польский епископ и староста Потоцкий проводили его до самых Ходоровиц и торжественно попрощались: и польский епископ, и староста целовали руку сына короля. И возвратились. А было [59] это во вторник. И пошел он с войском и остановился лагерем на ночь на Днестре. В среду в наш лагерь у Хотина прибыло 45 тысяч казаков 13 которые, успешно ведя бои против турок и татар, за полторы недели 14 прошли через Молдавию. В тех боях они убили силистрийского пашу Хусейна выстрелом из ружья в лицо. Тогда же и казацкого гетмана Сагайдачного ранили из янычарки в плечо, но обошлось благополучно 15. Так ничего и не смогли сделать казакам. Однако передовой отряд в 4 тысячи казаков был застигнут врасплох и разбит. О прибытии [турецкого] императора

В четверг 16 сын короля переправился на противоположный берег, к лагерю, а войско переправиться не смогло, так как мост, построенный через Днестр, был разрушен. А переправились пять дней спустя, после восстановления моста.

(125) В тот же день, в четверг, прибыл турецкий султан Осман, сын султана Ахмеда, со своим войском  — 250 раз по тысяче человек и 250 орудий 17   — и разбил лагерь напротив польского войска, очень близко, на расстоянии лишь четверти мили 18, так что из одного лагеря было хорошо видно другой. А среди того количества орудий было 14 [тяжелых] пушек, для перевозки которых [требовалось] по 30 пар волов 19, для остальных   — по 9 — 10 пар, а еще были другие пушки, их везли по 4 пары [волов]. И как только неверные турки подошли и стали лагерем, то в тот же день к вечеру на поле выступили добровольцы с пушками и стали обстреливать польский лагерь. Тогда и наши выступили против них  — несколько эскадронов   — и вступили в бой, но вскоре прекратили сражение. Из числа турок пало около 12 человек, а из наших погибло человек 20, среди которых был Лукаш, сын Михаила, голову которого тогда отрубили и забрали. А это потому, что наши не знали еще тогда обычаев турок, но они узнали их там.

В пятницу прибыл татарский хан со 130 тысячами человек и разместился лагерем позади турецкого войска над Прутом, а Хантемир-мурза с 80 тысячами татар 20 сразу по прибытии переправился через Днестр на эту сторону и остановился лагерем на берегу Днестра, захватив дорогу на Каменец, так что к [нашему] лагерю нельзя было пройти. Как раз в это время сыну короля везли продовольствие и два больших воза с порохом, а неверные татары захватили все целиком и отослали в подарок турецкому императору.

(126) Порохом император оказался очень доволен. И сразу же отдал приказ строить мост 21 через Днестр, так как при нем были мастера. Согласно этому приказу неверного ужасного императора за четыре-пять дней весьма искусно и с великим мастерством они построили мост с прикрытием, с подъемным мостом-воротами, [окованный] железом.

Затем, спустя несколько дней, Хантемир-мурза с 50 тысячами татар двинулся под Замостье и под Люблин, причинил там [60] много вреда, сжег и разорил область и возвратился через 15 дней с большой добычей. Когда же неверные татары с добычей проходили мимо Каменца, то горожане и крестьяне, а также бывшие в крепости немцы  — всего 3 — 4 сотни человек  — объединились, и выступили, и перекрыли татарам дорогу в Долужкинском лесу, и отняли очень много скота и пленных у татар, а их самих разгромили.

Тогда же неверные татары напали и сожгли полностью церковь св. Григора, прекрасной постройки, а также уничтожили окрестные сады, дома в церковном подворье и ограду с балясинами со всех сторон и порушили свинцовый купол на церкви, так что осталось только четыре каменные стены.

Порушили они также и крышу церкви св. Креста, на которой тоже был очень красивый купол. Да отмстит Господь Бог за эти святые церкви неверному, нечистому и фанатичному племени, да [покарает их] мощь Святого Креста, да проклянет их: в своих святых молитвах св. Григор. Аминь. Да будет так!

(127) В субботу 22 неверные турки подошли с пушками и целый день большими силами беспрерывно атаковали казаков. Но ближе к ночи казаки выступили из лагеря и ринулись против; турок, и те, не сумев противостоять, отступили и бросились бежать. Казаки кинулись за ними, громя и круша, и так преследовали их до самого турецкого лагеря, и побили многих неверных, и взяли много добычи. Но вскоре настала ночь, и [поляки] не смогли дать казакам подкрепление. Тем не менее казаки отбили у турок семь пушек, но не смогли [их] забрать, так как: они были прикованы к дубам и друг к другу цепями. Тогда казаки отправились в свой лагерь и, вооружившись топорами, вернулись к пушкам; изрубив на мелкие куски колеса пушек, отволокли две пушки в свой лагерь, из-за чего турецкий султан со своими пашами пребывали в великой печали.

В воскресенье и понедельник 23 никаких стычек не было  — ни: наши не выступали, ни неверные турки, ибо [события] субботы неверным пришлись не по нутру; турецкий император, разгневавшись, освободил от должности агу янычар, велел казнить одного пашу и приказал заковать молдавского господаря Александра. А все из-за того, что обещал [и] императору, что, как только приблизятся к польскому лагерю, в тот же день или на следующий его захватят, но слишком легкомысленно отнеслись и недооценили силу, которую показали казаки в тот день.

(128) Турки взяли редут

Во вторник 24 неверные турки атаковали казаков. Прибыли и другие войска, как пешие, так и конные, и вероломно, во время обеда, напали на польских пехотинцев, 200 гайдуков, которые охраняли редут перед воротами лагеря. Как только пехотинцы заметили наступающих, они бросились бежать из редута назад к лагерю. Неверные турки немедленно ворвались в редут и, где кого из этих гайдуков настигали во время бегства, там и убивали и забирали головы всех [убитых]. Убили также [61] ротмистра и поручика 25, а хорунжего со знаменем взяли живым. Позже [поляки] выступили из лагеря и выбили неверных турок из редута, так что неверные, сразу же обратившись вспять, бежали. Погибло около 30 турок. А из тех польских пехотинцев зарубили около 50 или больше, потому что турок было огромное множество  — 20 тысяч, а во главе их стоял Мустафа-паша, паша Багдада.

О Потоцком

Во вторник, в тот же день, к вечеру, в 23 часа, неверные турки, перегруппировавшись, снова выступили на поле сражения в количестве 15 тысяч и с огромной силой и великим напором направились к воротам польского лагеря, где находился польный гетман, а на турецкую сторону было двое ворот (польского лагеря. — Пер.). (129) У других ворот находился коронный гетман. Там же стояли тогда три эскадрона дневного караула и ничего не подозревали. Увидев, что неверные устремились к воротам польного гетмана, коронный гетман немедленно помчался верхом на коне им навстречу. Тогда эти три эскадрона, видя большое рвение гетмана, не допустили, чтобы он вступил в бой. А прежде всех каштелян Потоцкий и Прокоп Сенявский со своими эскадронами ринулись против врагов, а третьим был эскадрон коронного гетмана, который был в карауле. Эти 300 человек 26 бились с божьей помощью так, что ни у одного из них копье не осталось пустым; к тому же им самим пришлось биться из удобного положения, собственно с флангов поля, а не в лоб; и каждый человек сразил двоих-троих, потому что было тесно. А потом взялись за палаши и побили столько, сколько смогли. Неверные, увидев это, обратились в бегство и стали топтать друг друга. Так наши, рубя и круша, преследовали их до самого турецкого лагеря. А в пана Потоцкого, когда он скакал впереди эскадронов, попало копье; ударившись о край шлема, оно скользнуло и задело голову, только он с коня не упал,; (130) а еще убил нескольких [врагов]. Кроме того, из наших были убиты 2 офицера и 11 рекрутов. Еще неверные турки отняли знамя коронного гетмана. Спустя пять дней пан Потоцкий отдал свою душу Господу; он умер смертью героя, и все войско очень сожалело о нем. Турок было уничтожено около 1200, так что целую ночь турки ходили с фонарями и плошками среди убитых, разыскивая и подбирая мертвых, которые были познатнее, остальных побросали на поле, как собак, а их головы отрезали и кидали через польский вал внутрь [лагеря]. А наши своих хоронили. Вот так безуспешно отступили турки. Неверный багдадский паша Мустафа, который приходил утром, не смог одержать победу и ночью.

Поляки расположились в боевом порядке. В среду все находящиеся в составе войска совершили общую исповедь с причастием и прощением взаимных обид. Потом все вышли на поле, став в боевой порядок, как положено, ожидая, что неверные придут биться. Но неверные не выступили, а [62] притащили большие орудия и, скрытно установив их в лесу, открыли огонь, вызывая наших снова дальше [атаковать] орудия. В тот же день в турецком лагере в янычары было записано 4 тысячи человек из числа секбанов и бостанджи, так как [многие] янычары были убиты и осталось их очень мало.

(131) В четверг наше войско также вышло в поле и стало строем на правой стороне, но турки не выступили, а с тыла из-за Хотина напали молдаване и валахи с татарами и ударили. Но ничего не смогли сделать, так как в лесу находилась наша засада. И в хотинской каменной церкви было 100 гайдуков с гаковницами, и они схватили двоих татар и молдаванина. И еще принесли гетману отрубленные головы, так что с позором возвратились неверные назад.

В пятницу три-четыре раза турки атаковали казаков, но возвращались с позором...

В субботу они снова атаковали казаков.

В воскресенье состоялся крупный бой с казаками, немцами и жолнерами, окрестности лагеря кишели турками, так что и поля не было видно. Со всех сторон били орудия; наши также стреляли из пушек и не давали близко подойти; затем выехали конные и сражались друг с другом целый день; и пешие тоже выступили из лагеря и наступали. В тот же день казаки низложили своего старого гетмана по имени Бородавка, который находился в лагере. А это за то, что он послал в Молдавию 5 тысяч казаков для заслона и они там погибли. А затем избрали между собой гетмана по фамилии Сагайдачный, а того Бородавку отдали в руки Сагайдачному, и этот Сагайдачный держал его при себе, а две недели спустя ночью велел его убить.

(132) В понедельник от турок в наш лагерь к гетману прибыл с посольством Константин, сын Баптиста 27. От имени господаря Валахии Радула он просил и настаивал, чтобы направили посла к великому везиру, и уверял, что господарь Радул приложит все старания для установления мира, пусть только польские послы пойдут к везиру.

Во вторник по просьбе посла наши гетманы направили к туркам послом пана Зелинского и отпустили турецкого посла.

Харахаш-паша

В среду 28 турецкий султан разрешил паше Буды Харахашу испытать свое счастье в походе, поскольку в этот день он прибыл в турецкий лагерь с 4 тысячами человек, и все были весьма достойные. Турецкий султан, который любил пашу и знал его удачливость, одарил его кафтаном и позволил пойти в атаку, дав ему еще 6 тысяч янычар, 12 тысяч сипахиев из Румелии и 5 тысяч сипахиев из Анатолии  — всего, таким образом, 27 тысяч человек. А он поклялся императору (133) в тот же день захватить польский лагерь и, поцеловав руку императора, отправился с войском. И когда пришла пора обеда, этот Харахаш-паша со своим войском ударил с фланга со стороны леса по польскому лагерю; с громкими возгласами и сильными криками они [63] подошли так близко к валу, что и янычары, и конница со знаменами оказались под самым валом. А другие с пушками атаковали казаков и также двинулись со всех сторон на штурм их лагеря. Но наши, положась на Господню помощь, бросились [на врага] все вместе с вала  — и офицеры, и пахолики, и оруженосцы. И еще было много воинов и рекрутов, которые с большим усердием и громкими возгласами ринулись против неверных. Неподалеку находился и пан Вайер, командир немцев, со своим отрядом в 4 тысячи человек, и турки сильно напирали на него и штурмовали с тыла, где, как они были уверены, у него не было ни вала, ни пушек. Однако они (немцы. — Пер.) cразу привели [свои ряды] в порядок и так погнали неверных, что тем пришлось бежать назад; они перебили очень, многих убегающих и захватили у неверных много добычи. Неверный и злосчастный Харахаш-паша был поражен выстрелом из ружья одного немца, так что конь его пал, а он сам был ранен в ногу.

(134) О том, как был убит паша

Затем один сипахи дал ему своего запасного коня, чтобы тот бежал. Он взял коня и хотел сесть, но, как только вложил одну ногу в стремя, тут же другой немец, прицелившись, выстрелил из ружья ему прямо в грудь 29 и свалил его. Неверные турки, увидев такое, подхватили его лежащего на земле и потащили с собой. Забрали и тех знатных убитых, которых смогли. А головы других наши отрезали, приносили и перебрасывали через вал [внутрь своего] лагеря. И еще привели к гетману несколько живых. Тогда турки отступили и стали в лесу. Они послали в турецкий лагерь один отряд и привезли красный рыдван. Уложив в тот рыдван Харахаш-пашу и других, ушли с позором. Вот так сегодня Господь порадовал христиан, а неверных в немалой степени опечалил. Из наших пало 7 человек, а у них погибло 2800 человек, причем все погибшие   — достойные и выдающиеся молодые воины.

Великая скорбь императора

Когда император все узнал, то очень горько плакал и жалел о нем, так как все его надежды были связаны с этим пашой, который должен был по прибытии разрушить польский лагерь; и это [султан] ждал две недели, (135) ибо Харахаш взял много крепостей и городов во времена деда и отца нынешнего императора. Печалился он и о погибших достойных юнаках Боснии, которые умерли-де от гяурской руки. Сказанное истинно и соответствует действительности. Ибо я, Аксент, пишущий это, был там и видел собственными глазами, а чего хорошо не знал и не видел, то, прежде чем писать, хорошо разузнал.

А привел их на штурм один гайдук, который бежал из польского лагеря и предался туркам; он показал то место, где они должны были атаковать, и говорил, что в том месте нет ни бастионов, ни пушек и что их легко можно захватить. И вот что случилось. А сразу после штурма тому гайдуку отрубили [64] голову: это, дескать, за то, что ты привел нас сегодня в пагубное место и мы разбиты.

[Через неделю], в четверг, гетман 30 приказал казакам, чтобы переправились через Днестр и прибыли на эту сторону. Тогда 1200 казаков 31 и 300 гайдуков переправились через Днестр и двинулись по направлению к турецкому мосту. Там находилось 2 тысячи турок, которые охраняли мост, чтобы никто не разрушил [его]. Однако они вели себя беспечно и спали. Было там два паши: имя одного Али-паша, а второй был пашой Кара-Хисара. Казаки неожиданно напали на спящих, одних порубили в шатрах, другие потонули, бросившись в воду, а некоторые сбежали. Убили обоих пашей, забрали очень много добра, а также турецких денег и серебра. А в живых оставили только черного арапа, который был у одного из пашей; [его] привели и подарили королевичу.

(136) О турецкой атаке

В пятницу неверные турки целый день атаковали казаков и наступали на поляков со стороны ворот силами, превосходящими [наши] вдвое. Притащив с собой пушки, каждую при помощи четырех коней, и изготовившись, они открыли огонь, а позже, забрав их, ушли. А наши вышли пешими и бились с ними. В том бою был убит один турецкий знаменосец, и его отрубленную голову вместе со знаменем принесли гетману. Убили и другого знаменосца, но взяли только знамя и принесли гетману. Гетман вознаградил и того, кто принес голову на хоругви, и того, [кто принес знамя].

В субботу, на рассвете, в лагере, поручив свою душу Господу, перешел из этого бренного мира в вечность коронный гетман.

В тот же день турки палили из очень больших пушек по казакам и по лисовчикам.

О добровольцах

В тот же день в турецком лагере было записано 14 тысяч человек, прибывших от двора, которые считаются у турок добровольцами и сорвиголовами; они должны идти в битву первыми, и [притом] пешим строем. И это могут быть какие угодно люди: кто хочет, может записаться, лишь бы было какое-нибудь оружие, и получит плату. Записали их для того, чтобы пошли в наступление на поляков; и если кто проявит особые достоинства, то ему будет пожаловано звание сипахи.

(137) В воскресенье, [после] Воздвиженья Креста Господня, турки переправили по своему мосту 18 пушек, установили на этой стороне против польского лагеря и, как начали бить с утра, так и не унимались до самой ночи. А стреляли по казакам и по лисовчикам. Но те 18 пушек не причинили существенного ущерба, только было убито четыре лошади и два пахолика. И с. другой стороны лисовчиков атаковали как пехота, так и конница турок, но, ничего не добившись, ушли с позором.

В понедельник Константин, сын Баптиста, который приходил [65] с посольством, прибыл вместе с послом, которого посылал гетман по предложению валашского господаря Радула в соответствии с уведомлением этого сына Баптиста. Прибыв, они, по обычаю, нанесли визит польному гетману, так как коронный умер; но неверные турки об этом ничего еще не ведали.

В тот же день турецкий султан отстранил от должности своего великого везира и агу янычар со словами: «Вы не приносите счастья»  — и назначил на их место других.

(138) О последней атаке

Во вторник турецкий султан велел огласить в турецком лагере, что горе тому, кто ест солдатский паек, но не пойдет сегодня в атаку на поляков и казаков, что ни один воин не останется в лагере  — ни из турок, ни из молдаван и валахов, что все пойдут на штурм польского лагеря. А при себе император приказал остаться 2 тысячам солакам, 4 тысячам янычар и балтаджи. Затем приказал переправить на эту сторону Днестра 40 пушек, так что утром пушки были сразу же переправлены, а вместе с ними четыре паши. Когда они прибыли, то установили орудия против польского лагеря, а шатры всех четверых были разбиты позади орудий далеко друг от друга. С этими четырьмя пашами было 3 тысячи конных воинов, ставших лагерем на поле. Было еще 500 янычар, которые, двигаясь вдоль берега Днестра, стреляли по нашим из янычарок и не давали нашим подойти к воде в том месте. Затем их самих прогнали с той стороны от нашего лагеря. Пушки палили по ним без перерыва, и они были вынуждены отступить назад, восвояси. (139) Кроме того, по приказу султана все войско вышло из лагеря для атаки на польский лагерь. Перед обедом оно двинулось на казаков и пошло очень большими силами. Потом напали на лисовчиков и в тот день до ночи атаковали девять раз как пешие, так и конные. А их командиры-паши подгоняли их сзади ятаганами и булавами и гнали в атаку на лисовчиков; также стреляли по ним из пушек. Сам султан сидел на возвышенности за Хотином, называемой Городище. Там был построен трон с балдахином, а напротив на двух слонах четверо музыкантов играли на барабанах и зурнах. Сидя на этой возвышенности, император наблюдал за штурмом, так как [оттуда] было хорошо все видно: и орудия со своей стороны, и куда они стреляли. Неверный султан получил огромное удовольствие, когда пришли с лживым сообщением: «Мы полностью разрушим шатры сына короля и гетманов». Сказали даже: «Мы и сына короля поразили в ногу ядром», но [истина такова], что он не был задет. Кроме того, трижды наступали на поляков и немцев, но ничего не смогли добиться, (140) потому что пехотинцы, выступив из лагеря, отбрасывали их, так что каждый раз они вынуждены были бежать, как собаки; и конные, и янычары удирали, побросав даже свои ружья. Затем, ближе к ночи, пришли снова. Тогда [поляки] в лагере зарядили пушки всяким железным ломом и стреляли. И погибло много людей  — кого разорвало на части, кому [66] оторвало голову, кому руку, потому что оказались слишком близко к лагерю. А были это янычары, которые на животах подползли к самым укреплениям, да многие там и остались. В тот же час убили турецкого знаменосца, забрали его знамя и принесли гетману, а из-за Хотина появились и ударили татары и янычары но ничего не смогли сделать, напротив, много татар погибло, а троих взяли живыми и еще одного янычара, так как, будучи ранен, он не мог бежать и через четыре дня умер в лагере.

О венгре Фекете

Еще был в лагере венгерский ротмистр по имени Фекете, и был он искусным и отважным воином и каждый день первым выходил на поединок, и не было дня, чтобы он не приводил к гетману живого турка либо татарина или по крайней мере не приносил голову. Вот и в этот (141) день он привел и отдал гетману одного янычара и одного татарина с конем и за целый день совершил много достойных поступков; загнав одного коня, оседлал другого. А ближе к вечеру во время гарцевания по полю янычары попали из янычарки ему в локоть, но он не свалился, а приехал на коне в лагерь. Тогда сын короля и гетман приказали, чтобы все, сколько ни есть докторов и ученых цирюльников, осмотрели его, пообещав лекарям хорошее вознаграждение. Однако пулю у него вынуть не сумели, и он должен был умереть неделю спустя. Из-за этого гетман, а также все рыцари очень плакали и печалились, так как покойный гетман благодаря ему хорошо знал о замыслах неверных и о том, что происходит у них.

Еще в тот день наши выдвинули две пушки против пушек неверных и, хорошо прицелившись, ударили так, что их пушкаря разорвало на две части, ядро полетело дальше и попало в шатер одного из пашей. Как только турецкие паши увидели это, сразу же припрягли своих волов, т. е. буйволов, к пушкам и отступили. К двум пушкам они припрягли по 30 волов, т. е. буйволов, а к остальным пушкам  — по 10 пар и по 8 пар; разобрали также шатры и ушли. Ядро от тех пушек не мог поднять с земли ни один человек, потому что ядра были очень большие и предназначались для штурма укреплений.

(142) О величине пушек

И когда стреляли таким ядром из пушки, которая называлась бал-йемез 32, то в том месте оно разрывало землю на 5 локтей в длину и уходило в землю на 2 — 3 локтя, а земля в том месте, в которое воткнулось ядро, становилась как камень, и ее невозможно было проткнуть даже мечом. Короче, эти большие пушки не причинили никакого ущерба. И в результате того, что они, т. е. неверные, в тот день вели штурм в продолжение всего дня с помощью пушек и сабель, из наших погибло в общей сложности [только] 28 человек.

А с их стороны гибли без числа; так, янычар погибло 1400 и сипахиев  — около 3 тысяч (на полях: Более того, пеших валахов [67] погнали на штурм впереди; из них очень много было уничтожено  — несколько раз по 5 — 6 тысяч). К тому же среди них было около тысячи раненых. Тех раненых отправили [в тыл] и знатных убитых тоже. А некоторых мертвых оставили во рвах прикрыв землей, других побросали в воду, а остальных бросили на поле. И так неверные враги с позором отступили. Знать, сам Господь Бог побил неверных, если [они] в таком количестве  — четырежды по 100 тысяч человек  — и [их] 300 пушек (143) ничего не смогли сделать полякам и казакам, но каждый раз сами были биты. А польская армия выдержала и устояла, и прежде всего благодаря могуществу Господа Бога и запорожским казакам, которые были там, в лагере, так как каждый божий день эти казаки выходили против неверных, предлагали им сражаться, побеждали врага и не давали погибнуть [полякам], потому что если бы не было казаков, то Бог знает, каким был бы исход для поляков уже через три-четыре дня.

Поскольку неверные турки знали, что казаки сильны, то всей своей огромной массой и великой мощью они обрушивались на казаков, рассуждая: «Если мы одолеем казаков, то с поляками нам будет намного легче». Но Бог не дал им дождаться такого дня.

Под своим лагерем, внизу, у реки, турки расположили 300 шатров и 2 тысячи человек для охраны большого турецкого лагеря. И вот в одну из ночей 1700 казаков напали и смели их полностью, так что мало кто бежал и спасся из тех 2 тысяч человек; и в ту ночь взяли очень большую добычу  — и коней, и серебра, и одежды. И не было такой ночи, чтобы казаки, пробравшись к турецкому лагерю, не захватывали либо верблюдов, либо буйволов, либо коней; свою добычу они продавали полякам, т. е. жолнерам.

(144) О польских послах

В среду 33 из польского лагеря были отправлены послы вместе с прибывшими в понедельник от них (турок. — Пер.) послами, а именно с посольством отправились пан каштелян белзский и сын пана воеводы люблинского (Якуб Собеский. — Пер.), и вместе с ними пошло 25 человек. Из лагеря послов провожали 200 всадников, все пышно одетые, в леопардовых и тигровых шкурах. Более того, князья и шляхтичи, которые выехали [с ними], надели великолепные наряды. Польный гетман инкогнито проехал немного в их окружении, до того места, где турецкие чауши ожидали польских послов. Турки выехали тоже очень пышно, было 100 чаушей и 300 сипахиев. Прибыв к тому месту, наши передали своих послов туркам и возвратились назад, а они, приняв послов, уехали. Встреча была вблизи турецкого лагеря, так что я, Аксент, пишущий это, приблизившись к тому месту, [все] хорошо рассмотрел.

О Паневцах

Но прежде чем послы отправились, в тот же день неверные послали татар в Паневцы с восемью пушками и 500 янычарами. [68] чтобы взяли крепость. Те по прибытии целый день стреляли по крепости из пушек и янычарок, но смогли погубить лишь некоторое число людей и отступили ни с чем.

(145) Четверг. Пятница. Суббота. Воскресенье. Обе стороны успокоились, и ничего не происходило. Гетман и войско устроили торжество, которое длилось два-три дня и во время которого сын короля даровал жолнерам по 2 1/4 акче и обещал выдать еще больше, ввиду того что кони многих пали: у некоторых было по десять коней, а осталось по двое-трое, а у других не стало ни одного. Более того, было обещано хорошее вознаграждение казакам за их заслуги: хорошо держали свои позиции.

В понедельник прибыл один из наших послов, сын пана воеводы люблинского, вместе с турецким чаушем, а другого посла задержали. Эти двое, придя к гетману, изложили турецкие условия мира и просили полномочий для улаживания дел. В тот же самый день гетман отправил чауша и нашего посла обратно, дав ответ. Под вечер они отбыли в турецкий лагерь.

(146) Во вторник из турецкого лагеря прибыли польские послы, которые ходили с посольством, вместе с турецким чаушем. Они были хорошо приняты [турками]. Согласие было заключено. Они пришли с этими радостными известиями.

В среду турецкий султан под Бугазом отдал приказ, чтобы татары, сколько их ни есть, на этой стороне Днестра, на территории Польши, переправились в Валахию. В четверг турецкий султан послал 500 чаушей и капыджи на эту сторону Днестра, чтобы выгнать [татар] из Польши в Молдавию; из нашего лагеря это было хорошо видно, так как все происходило напротив лагеря.

(147) В пятницу в польском лагере до часу ночи было гулянье: стреляли из пушек и ружей, сколько их ни было, и казаки, и немцы, и поляки воздавали благодарение Богу по поводу примирения. Но я не смог разузнать, какого рода перемирие заключили, ибо это было делом монархов.

В субботу от турецкого войска вместе с чаушем прибыл молдавский боярин. Этому боярину была передана Хотинская крепость, а наши ушли оттуда.

В среду турецкий император свернул свой лагерь, и с войском двинулся назад, и, отойдя на расстояние полумили вниз по берегу Днестра, снова остановился лагерем. Из нашего лагеря было видно, как они разместились на огромной площади, покрыв поля словно туча саранчи.

(148) В понедельник и во вторник польские войска начали переправу через Днестр на другую сторону. Однако польский мост ниже Хотина был разрушен, поэтому они переправлялись на пароме.

О переправе через Днестр

В среду все польское войско, королевич и польный гетман со всем снаряжением снялись с лагеря и двинулись мимо турецкого лагеря, и там, где ранее был турецкий лагерь, все [69] польское войско переправилось через Днестр по турецкому мосту, так как турки позволили пройти по их мосту, не приказав разрушить. И когда мы подходили к мосту, я рассмотрел то место, где стоял турецкий император и вел наблюдение во время сражения и во время штурма. Это место находится на вершине высокого холма, на месте, называемом Городище. Неверные татары хватали [наших] солдат, которые ничего не подозревая, шли в окрестности [нашего] лагеря за дровами и за сеном. (149) Они отсылали и отдавали этих пахоликов императору под видом языков, утверждая, что это сведущие люди. Неверный император допрашивал тех пленных, а после приказывал у него на глазах рубить им головы и сбрасывать убитых с вершины холма. Такова же была судьба тех, кто бежал из польского лагеря, чтобы сдаться туркам. Их тоже допрашивали, а затем казнили. Если кто-нибудь из их лагеря пытался бежать в польский лагерь, чтобы сдаться в плен, и был схвачен, того тоже обезглавливали и сбрасывали с холма, как и пленников. И там мы видели тех убитых; их головы скатились с холма далеко, на дно оврага, а их тела лежали под горой в двух-трех местах, как дрова; в одном месте было больше 100 человек, во втором больше 300 человек и столько же в третьем. Так неверные турки вершили великое злодейство; они совсем не кормили пленных и не оставляли их в живых. А наши, поляки, сколько ни взяли живыми, ни одного из них не погубили, а забрали вместе с собой в Польшу. Тогда же я видел мост неверных, сделанный прочно и с большим мастерством. Но семь недель спустя наступил большой паводок, который нес погибших лошадей и деревья; он разрушил и унес среднюю часть моста.

В четверг королевич и все польское войско переправились через Днестр, подошли и остановились, разбив лагерь под Жванцем.

(150) В пятницу 34 королевич со своим лагерем снялся из-под Жванца, подошел к Каменцу и расположился лагерем в Долушке, а сам вошел в Каменецкую крепость. И польный гетман вошел в город и остановился как гость у армянского войта пана Лукаша. Пробыв в Каменце одну неделю, на восьмой день, в пятницу, вместе со всем войском королевич отправился во Львов. Польный гетман тоже поехал, взяв с собой тело покойного Ходкевича, коронного гетмана, который отдал Богу душу в лагере 35 и которого повезли в его имение. Кроме того, гетман казаков Сагайдачный прошел мимо Каменца с 30 тысячами человек. Сам гетман со [свитой] в 100 человек вошел в город и находился здесь с утра и до вечера, потому что польный гетман пригласил его на банкет в доме армянского войта, а затем к ночи уехал. Со своей дружиной он уехал на окраину, потому что там ему было отведено место для ночлега.

(151)

(152) Когда сын короля возвратился в Польшу со всем своим войском, все воины были очень истощены и утомлены, и [70] больше всего немцы, так что, пока они добирались [от Хотина] до Каменца, больше 100 полегло. Даже те, кто добрались до Каменца, тут и умерли  — как немцы, так и чуры с пахоликами. По 10 — 12 умерших людей грузили на возы, запряженные двумя лошадьми, вывозили на вал и бросали во рвы, ибо горожане выкопали рвы, и отвозили их туда и бросали, и каждый ров наполнился мертвыми доверху. И так умирали каждый день, и перевозка [мертвых] продолжалась три недели. После этого горожане выделили для оставшихся в живых дома за воротами, взяли всех больных, сколько было, уложили их на возы, и вывезли за ворота, и предоставили им уход, пока поправятся. Но мало кто выздоровел. В общем в Каменце умерло 1700 немцев и пахоликов.

(153) А этих немцев, которые находились в польском лагере, было 8 тысяч пеших и 2500 рейтаров с лошадьми. Но рейтаров умерло мало, а из пеших умерло 5 тысяч: одни умерли в лагере, другие  — в Каменце, третьи  — по дороге во Львов. Так что мало кто из тех немцев смог вернуться в свою страну. А это из-за того, что личный состав был очень плох и не крепок. К тому же они прошли весь путь пешком, были истощены и некоторое время в лагере страдали без пищи.

(154) О дороговизне в польском лагере

В польском лагере была дороговизна, а нехватка была из-за того, что турки и татары со всех сторон окружили лагерь так, что не поступала никакая провизия как нам самим, так и нашим лошадям. Я, Аксент, будучи в том же лагере, видел, что почем продавалось, и покупал сам себе. Хлеб, ранее стоивший 1 акче, продавался за 20 грошей, луковица   — за 1 грош, яйцо  — за 1 грош, гарнец меда   — за 24 гроша, кварта водки [стала стоить] 3 флорина, одна сельдь  — 12 грошей, кварта уксуса   — 20 грошей, головка чеснока  — 1 грош, мандрик  — 1 флорин, головка сыра  — 24 гроша, две квасницы  — 1 грош, вилок капусты  — 10 грошей. И все остальные продукты были очень дорогие. А говядина была дешевой. Шрот мяса стоил 3  — 4 гроша, благодаря тому что казаки постоянно добывали, приходили и продавали в польском лагере турецких буйволов и другой скот. Но сначала и у казаков был сильный голод. А после, поднявшись вверх по реке до самого Снятина, [они] добыли хорошую провизию. Они связывали по три-четыре бревна вместе, грузили на них [продукты] и доставляли [их] вниз по реке; так смогли выдержать голод почти пять недель. И тем мы спасались, что хлопцы приносили на своих плечах из Каменца хлеб и водку и продавали в лагере. Объединившись по 100 — 200 человек, они ; добирались лесами в ночное время до самого Званца, но многих из них ловили татары.

(155) А что касается голода в турецком лагере, то лагерь неверных стоял открытым, никто не держал их в осаде, как польский [лагерь]. Прежде молдавский мешок овса стоил 6 красных флоринов, окка сухарей  — 8 акче, окка соли  — 60 [71] акче, один хлеб  — 60 акче, окка риса  — 60 акче, окка изюма  — 50 акче, утка  — 80 акче, яйцо  — 8 акче, луковица   — 5 акче, головка чеснока  — 10 акче, окка сырого меда  — 1 красный [флорин]; окка растительного масла  — 150 акче, и другие продукты у неверных были дорогие. А мясо тоже было дешевым, так как неверные татары пригоняли [скот] из Польши и дешево продавали туркам. А это истинно, и ни по одному из этих пунктов не было иначе, потому что я, Аксент, сын авакереца преподобного Крикора, пишущий это, хорошо осведомлен о том, кто тогда торговал в турецком лагере, и, хорошо разузнав от тех людей и внимательно выслушав, так записал в эту хронику. А отчасти видел своими глазами и хорошо смог присмотреться ко всем этим делам, о которых здесь написано некоторые происходили во все времена   — от самого начала [войны] и до самого конца, до сего дня. И отныне и впредь да будет воля божья! И я, грешный, пишущий это, желаю себе больше не видеть здесь наших врагов.

(156)

(157) Г[ода] б[ожьего] 1621, сентябрь. Его величество король Сигизмунд III прибыл во Львов с 40 тысячами человек, которые пришли на помощь его сыну против неверных, и вместе должно было быть два раза по 100 тысяч человек 36. Но замешкался и не прибыл сразу, так как были причины для задержки. А тем временем сын короля установил мир с турками, и как турки, так и поляки отступили с занятых позиций. По этому поводу король, его отец, услышав о примирении, очень печалился, так как прибыл с большим числом рекрутов, собранных по всей стране. И вся армия жалела, что не смогла сразу прибыть в лагерь к сыну короля. Но произошло все по воле Господней, а надежды монархов и их людей не сбылись. Если кто-нибудь будет читать эту хронику, пусть попросит у Господа Бога, чтобы он со своим Святым Крестом стал против неверных, и защитил верующих в святого Христа, и отвратил глаза их от всех христиан и христианских монархов. И еще да погубит силы, противные нашим монархам, а нашим христианским монархам дарует победоносность, удачу и силу, как Александру Македонскому! Аминь.

(пер. А. Н. Гаркавца)
Текст воспроизведен по изданию: Османская империя в первой четверти XVII века.  М. Наука. 1984.

© текст - Гаркавец А. Н. 1984
© сетевая версия - Тhietmar. 2004
© OCR - Медведь М. Е. 2004
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1984